Глава 7 ХОД ВРЕМЕНИ

Когда Микаэла вернулась в этот вечер домой, дети уже спали. На столе для нее был оставлен ужин, а в камине дотлевали последние угли— к этому времени осенние вечера уже ощутимо похолодали, — однако гостиная маленького деревянного дома казалась пустой и одинокой.

Доктор Майк поставила свою сумку и опустилась в кресло-качалку. Разговор с Дороти утомил ее больше, чем весь прошедший день.

Легкий вздох заставил ее насторожиться. Она поднялась и прошла в угол комнаты, где занавеской был отгорожен закуток для умывания. Именно оттуда исходили эти звуки. Она отвела занавеску в сторону и увидела перед умывальным комодом Колин. Обнажившись по пояс, та перетягивала грудь бинтами, взятыми в больнице Микаэлы.

Вначале Микаэла опешила и не знала, что сказать.

— Колин, ради всего святого, что ты здесь делаешь? — вырвалось у нее.

— Я не хочу, чтоб она у меня была, — ответила девочка, продолжая затягивать бинт. — Она у меня больше, чем у остальных девочек в классе, и все мальчишки дразнятся из-за этого.

Доктор Майк растерялась.

— Но, Колин… — Она запнулась. — Это же обыкновенное телесное развитие. У всех девочек когда-то вырастает грудь.

Долго копившиеся слезы хлынули из глаз Колин.

— Но хотя бы не росла так быстро! — воскликнула она. — Мальчишки все время пялятся на мою грудь. А сегодня нарисовали на доске ужасную карикатуру на меня.

Микаэла нежно обняла девочку за плечи и вывела ее в гостиную, усадив на кровать и устроившись рядом с ней. Потом немного ослабила бинты, чтобы девочка могла хотя бы свободно дышать.

— Понимаешь, это у мальчишек такая фаза. Я бы даже сказала, что они не виноваты, это происходит помимо их воли. В сущности, они делают это лишь потому, что находят женскую грудь очень красивой, но не решаются это признать.

Колин всхлипывала.

— Я не верю, что они находят ее красивой. Они считают, что она выглядит по-дурацки. И я сама себе кажусь уродом.

— Ах, Колин, очень многим приходилось и приходится так же, как тебе, — ответила Микаэла и погладила девочку по белокурым волосам. — Большинству девочек хочется выглядеть как-нибудь иначе. Я, например, в твоем возрасте мечтала о кудрях.

Колин робко засмеялась.

— Ты и кудри? — Она окинула взглядом волосы Микаэлы. — Я даже представить тебя не могу другой.

— Я тоже не представляю тебя другой. Ты хороша такая, как есть, — ответила доктор Майк. — Когда-нибудь ты будешь гордиться своей фигурой.

— Волосы— это совсем другое дело, — упорствовала Колин. — А вот когда они пялятся на мою грудь, мне так стыдно, — продолжала она. — У меня такое чувство, что все остальное во мне они просто не воспринимают.

— Это не твоя вина, Колин… — Микаэла подыскивала слова утешения, — И уж наверное не все ведут себя так.

— Все! — Колин вздохнула. — Я ведь тоже думала, что хотя бы Джеред не такой, как остальные. Я думала, что он действительно интересуется мной. Но я ошиблась в нем.

В сознание Микаэлы закралось подозрение.

— Колин, расскажи, что произошло? Я должна знать всю правду. Этот мальчик подошел к тебе слишком близко? Может, он дотронулся до тебя?

— Нет. — Колин потупила взор. — Но он попытался.

— Боже мой! — Доктор Майк вскочила, как от удара током. — Я поговорю с его преподобием. И потом с матерью мальчика.

— Нет, прошу тебя, только не это! — вскричала Колин. — Ты сделаешь только хуже! Я тогда провалюсь сквозь землю от стыда.

— Но такие вещи нельзя допускать, — заявила Микаэла, негодующе уперев руки в бока.

— Я их и не допущу. — Колин закусила губу. — Прошу тебя, мама, я все улажу сама.

В ее темных глазах уже снова собрались слезы.

Микаэла задумчиво посмотрела на свою приемную дочь. Ну, разве не сумасшедший этот мир? Чего бы сейчас не отдала миссис Дженнингс за то, чтобы поменяться с этой юной девушкой!

На следующее утро Салли помогал Роберту в кузнице. Кузнец как раз ковал полозья для колыбели, а эта работа требовала дополнительной пары рук. Хорес сделал кузнецу изрядный заказ, хотя до родов Майры было еще очень далеко.

И тут в мастерскую вошла Дороти Дженнингс.

— Доброе утро, Роберт, — поздоровалась она с кузнецом, а затем обернулась к Салли — Можно вас на минутку, мне надо поговорить с вами.

Мужчины, переглянувшись, прервали работу, и Салли вышел вслед за миссис Дженнингс, которая остановилась в сторонке.

— У меня есть к вам одна просьба, — начала она, нервно сцепляя пальцы. — Я знаю, что все свои рекомендации Микаэла дает из самых добрых побуждений. Но есть какие-то вещи, которые человек должен решать только сам, единолично.

Салли отвел со лба прядь волос.

— Да, разумеется. Такие случаи бывают.

— Вы знаете доктора Майк лучше, чем кто бы то ни было из нас. Прошу вас, скажите ей, что я благодарна ей за помощь. Но мне не хотелось бы оправдываться перед ней за мое решение. Я приняла его: пусть все остается так, как есть. Не смогли бы вы все это уладить?

Салли кивнул.

Видимо, у этой изящной женщины камень свалился с сердца.

— Благодарю вас. Но все это может показаться довольно странным, ведь я даже не назвала вам причину своего столь необычного поведения.

— А это и не требуется, — успокоил ее Салли.

Для него этот разговор действительно был странным и в известном смысле неприятным. Тем не менее он видел, что Дороти сняла с себя огромное, гнетущее ее напряжение.

— Понимаете, доктор Майк очень беспокоится за меня. Она боится, что у меня рак. И она советует мне сделать операцию. — Голос миссис Дженнингс начал дрожать. — Операцию, в которой я должна лишиться какой-то части себя, то есть потерять часть своей личности. А эта мысль для меня нестерпима.

На последней фразе Салли нежно взял ее за плечо. От этого прикосновения Дороти начала успокаиваться.

— Только вы сами можете решить, что для вас лучше, — поддержал он ее. — И Микаэла примет ваше решение, каким бы оно ни было.

Немного спустя Салли нашел Микаэлу в больнице, чтобы выполнить обещание, данное им Дороти. Прежде чем заговорить, он долго смотрел на свою невесту. На лбу ее обозначилась вертикальная складка, очень хорошо знакомая Салли, хотя он предпочел бы видеть ее на лице Микаэлы пореже. Она появлялась всегда, когда Микаэла сердилась или была чем-то озабочена. На этот раз Салли знал причину.

— Ты беспокоишься за Дороти, — начал он. Доктор Майк изумленно взглянула на него.

— Откуда ты знаешь?

— Она мне рассказала, — ответил Салли. — Микаэла, я прекрасно понимаю, насколько это трудный для тебя случай. И не потому, что речь идет, возможно, о смертельной болезни, а потому, что Дороти— твоя подруга.

Доктор Майк смотрела на него с недоумением.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты объяснила ей, какие у нее есть возможности. И она выбрала одну из них. Как врач ты обязана принять ее решение.

Взгляд Микаэлы потемнел.

— Значит, она выбрала для себя смертельный исход. И этого я не могу допустить. Ты прав: она не только пациентка, но и моя подруга. И пусть она знает, что есть человек, который готов вместе с ней бороться против болезни, и не только в медицинском аспекте.

— Но Дороти как раз не хочет бороться, — объяснил Салли. — Она принимает свою участь такой, как есть.

— А я считаю, что нет оснований сдаваться судьбе. Как врач и как подруга я хочу, чтобы Дороти была жива.

С этими словами Микаэла подобрала свои юбки и выбежала мимо Салли из больницы.

Запыхавшись, она ворвалась в лавку Лорена Брея.

— Дороти! Вы не должны так легко сдаваться! — умоляюще обратилась она к подруге, которая как раз работала у печатного станка.

Дороти спокойно повернулась и твердо посмотрела доктору Майк в глаза.

— Я готова умереть, если мое время пришло. Я отказываюсь от операции, и это мое твердое решение, — ответила она с безразличием.

— Но я не согласна с ним, — настаивала Микаэла на своем. — Вы можете вести счастливую полноценную жизнь еще много лет, если согласитесь на операцию.

— У каждого свое представление о счастье, — ответила миссис Дженнингс и снова повернулась к печатному станку.

В этот момент к ним подошел Лорен. Видимо, он слышал их разговор.

— Дороти, — начал он, охватив ладони свояченицы, — давай закроем эту лавку. Ты ведь не против? Поедем с тобой в Нью-Йорк, посмотрим, как там живут люди. Я поведу тебя в лучшие рестораны, куплю тебе красивые платья и туфли, — пытался он увлечь Дороти. — А потом возьмем извозчика и поедем в «Нью-Йорк таймс», чтобы ты посмотрела, как работают крупные издательства. А потом…

— Лорен, — перебила Дороти своего зятя, и на губах ее заиграла радостная улыбка, — все это звучит, как в сказке. Это так трогательно, я благодарна тебе за это предложение. Но я ничего не хочу, кроме одного: просто жить, как жила. Я не буду считать дни, которые мне остались. Я хочу жить так, как будто ничего не случилось.

Доктор Майк смотрела на свою пациентку и качала головой. Как это возможно, чтобы человек мог до такой степени не считаться с реальностью?

Это противостояние с Дороти только рассердило ее. По дороге назад в больницу глаза Микаэлы наполнились слезами. Она с облегчением увидела через окно, что Салли все еще ждет ее возвращения.

— Салли, я больше не могу! — Она упала в объятия любимого человека, и его руки в этот момент казались ей незыблемой твердыней, как скалы в прибое ее чувств и слез. — Ведь я всего лишь врач, — продолжала она сквозь слезы. — Иногда так и хочется все бросить. Ты думаешь, это легко, первой узнавать, что скоро потеряешь родного человека? Или делать вид, что ничего не случилось, зная при этом, что положение безнадежно. Как бы мне хотелось быть просто человеком! Почему я не могу быть просто подругой Дороти и сказать ей, как я за нее боюсь и печалюсь?

Салли нежно гладил ее волосы, успокаивая и утешая.

— Что же тебе мешает быть ею?

Микаэла всхлипнула и подняла к Салли лицо, залитое слезами.

— У меня ничего не получится. Ведь я есть я. А я ВРАЧ.

В течение лета в Колорадо-Спрингс так повелось, что по воскресеньям после церковной службы община оставалась на совместный пикник. Теперь уже никто не мог вспомнить, с чего это началось. Но начинание встретило всеобщую поддержку. И его преподобие тоже горячо одобрял такую форму общинной жизни. С одной стороны, он видел в этом удачное продолжение христианской традиции совместной трапезы и преломления хлебов; с другой стороны, это давало ему самому возможность не ломать голову над тем, где пообедать, поскольку кафе Грейс, где он обычно обедал, по воскресеньям не работало.

В этот день Микаэла заметила, что Лорен Брей появился один, без Дороти. Ее это очень опечалило, и не только потому, что с наступлением осени оставалось все меньше воскресений, когда можно было провести пикник под открытым небом. Гораздо больше ее страшило то, что Дороти уже начала избегать общества.

Но мысли ее резко переключились на текущие события, когда Колин вдруг поднялась с подстилки, на которой устроилось семейство доктора Майк, и целеустремленно направилась к группе мальчиков, которые дурачились в сторонке. Микаэла уже обратила внимание, как ребята выпячивают грудь, гордо вышагивая с ней, а потом корчатся от смеха. Однако смысл или бессмыслицу этого повторяющегося действия она не могла разгадать.

И вот Колин взяла за рукав одного из мальчиков, который, судя по всему, и был инициатором этого представления, и отвела его в сторонку.

— Хватит, Джеред. Идем, мне надо с тобой поговорить!

Группка сама по себе распалась, мальчики разбрелись кто куда. Джеред сразу почувствовал себя не так уверенно.

— Ну что? О чем говорить-то? — спросил он.

— Прежде всего я хочу, чтобы ты взглянул на меня. Смотри мне в глаза! — настаивала Колин.

— Ну, чего тебе? — Мальчик покраснел. Он действительно старался смотреть ей в глаза. Но взгляд его то и дело соскальзывал вниз, на тело девочки.

— Перестань меня перебивать и выслушай меня наконец. — Колин повысила голос. Она заметила, что по мере их разговора в ней накапливается все больше злости. И эта злость придала ей сил. Она уперла руки в бока. — Я состою не из одной только груди! Еще у меня есть ум, сердце и готовность прийти на помощь. И я намерена сделать в жизни кое-что побольше, чем просто выйти замуж. Я хочу учиться и стать врачом. Но я вижу, что все это тебя вообще не интересует. Тебя интересует только моя фигура. И мне это очень горько, потому что я думала о тебе лучше. Я даже хотела дружить с тобой, но боюсь, что ты этого не стоишь!

Джеред оробел. Он смотрел то в лицо Колин, то в землю.

— Колин, я… я тоже хотел дружить с тобой, — еле слышно выговорил он.

— Спасибо, теперь я обойдусь, — ответила Колин и скрестила на груди руки. А потом повернулась и зашагала прочь.

— Постой, Колин, подожди! — Джеред побежал за ней и робко поймал ее за рукав. — Мне очень жаль… мне стыдно за все, что я сделал. Может быть, ты дашь мне еще один шанс?

Он посмотрел Колин в глаза.

Колин шумно вздохнула, отвела глаза в сторону и немного подумала.

— Тогда нам придется все начать сначала, — сказала она наконец. Потом еще немного поразмыслила. — Ну хорошо. — Она протянула мальчику руку и представилась — Меня зовут Колин Купер.

Мальчик переступил с ноги на ногу, потом схватил за руку и затряс ее.

— А я Джеред Мак-Алистер, — торжественно сказал он.

Доктор Майк могла проследить ход их беседы только по жестам. Но ей было ясно, что собеседник Колин и есть тот самый мальчик, о котором она рассказывала. Микаэле радостно было видеть, что Колин, судя по всему, удалось отстоять чувство собственного достоинства. И она гордилась тем, как независимо и прямодушно повела себя ее приемная дочь в такой сложной ситуации. Но с другой стороны, эта сцена опечалила ее тем, что Колин, как видно, уже вошла в возраст, когда человек решает свои проблемы самостоятельно.

Улицы Колорадо-Спрингс словно вымерли. В городке царил воскресный покой.

Дороти медленно раскрыла дверь лавки и вышла на веранду. Ее освежило прохладным ветерком, и табличка «Закрыто», покачавшись, несколько раз стукнула о простое стекло двери. Она постояла немного, спустилась по ступенькам с веранды и направилась к церковной площади.

Участники пикника, расположившиеся в своих ярких нарядах на лугу, походили на поздние осенние цветы. До Дороти доносились оживленные голоса и смех, радостный визг детей, а также энергичные крики матерей, призывающих потомство к порядку. Над всей этой картиной простиралось небо такой прозрачной синевы, какая бывает только осенью.

Его преподобие снял шляпу, завидев Дороти.

— О, миссис Дженнингс! Какой сегодня чудесный день, не правда ли?

— Да. — Дороти кивнула и обежала взглядом всю площадь. — Вы правы, действительно чудесный день.

— Дороти, как мне вас не хватало! — крикнула ей издали Грейс— Я принесла свой новый сидр. Первые яблоки этого урожая! Вы должны непременно отведать. Мне кажется, это лучший сидр, какой у меня когда-нибудь был.

И она протянула миссис Дженнингс стакан.

Дороти попробовала напиток. Он был такой сладкий и ароматный, какого ей действительно еще никогда не доводилось пить.

— Спасибо, Грейс, и впрямь очень хороший, — сказала она, улыбаясь и возвращая чернокожей женщине стакан.

— Добрый день, миссис Дороти! — обронил Брайен, пробегая мимо и даже не взглянув на нее, поскольку не мог оторвать взгляда от земли.

— Ты что-то ищешь, Брайен?

— Да, вот это. — Он раскрыл грязную, липкую ладошку, которую, судя по всему, уже давно держал зажатой.

— Да это желудь, — удивилась Дороти. — Что ты собираешься с ним делать?

— Я его посажу и проращу. Потом вырастет дерево, такое же большое, как вон то. — Он указал на развесистый дуб, укрывающий своей тенью изрядную часть луга.

— Но, Брайен, чтобы выросло такое дерево, понадобится сто лет. Вряд ли кто из нас доживет до того времени, — ответила Дороти.

К ним незаметно подошла доктор Майк и положила руку на плечо Брайена.

— Я считаю, что посадить дуб все равно надо, — улыбнулась она Брайену. — К тому времени, когда ты сам вырастешь и заведешь свою семью, он уже хорошо подрастет, и ты с женой и детьми будешь устраивать в его тени пикники. И, может быть, еще поможешь своим внукам устраивать под ним игрушечный дом.

— Но этого так долго ждать, — задумчиво сказал Брайен.

— Да, мы не в силах повлиять на ход времени. Но зато мы можем повсюду оставлять знаки жизни, — ответила Микаэла. Она повертела желудь на ладони Брайена. — Вот ты сейчас держишь в руке целое столетие. И от тебя зависит, как ты им распорядишься. Брайен напряженно раздумывал.

— Тогда я сейчас же закопаю этот желудь, — решительно заявил он.

— Салли тебе поможет, — поддержала своего приемного сына Микаэла. И потом мягко отпустила его из рук, и он убежал.

— Дороти, я хотела бы вам кое-что сказать, — повернулась она к своей подруге. — Мне очень жаль, что я так докучала вам. Я приму ваше решение, ведь это ваша жизнь, а не моя. Врачебный долг требует от меня сохранять жизнь. Но я не могу делать это против воли пациента. Однако не менее тяжело мне потерять вас как подругу.

Она заглядывала в глаза Дороти, ища в них понимания.

Но подруга отводила взгляд.

— Этот день сегодня я проживаю, словно последний, — ответила она. — Еще никогда я не видела столько радостных лиц, обращенных ко мне. Еще никогда осенний день не казался мне таким чудесным, и еще никогда я не принимала дары природы как нечто бесценное. Если бы мне пришлось умереть сегодня, я ушла бы полностью примиренной. — Она смолкла. И затем подняла глаза на доктора Майк. — Но сегодня же я впервые поняла, какой чудесный дар жизнь. И я хотела бы его сохранить. Микаэла, если в моей болезни имеет значение быстрота вмешательства, то я попрошу вас что-нибудь предпринять.

Доктор Майк смотрела на Дороти в полной растерянности.

— Вы хотите сказать… Вы согласны оперироваться? Дороти кивнула. В ее светлых глазах блеснула решимость.

— Да, и сегодня же.

Известие, что миссис Дженнингс внезапно ложится на операцию, не терпящую отлагательства, разнеслось по городу с быстротой молнии.

Колин прикрыла рот и нос пациентки платком, смоченным в эфире, и пока эфир не подействовал, Микаэла выглянула за окно и увидела там целую толпу. Она знала, что люди собрались не ради любопытства, а из сострадания и в надежде, что все кончится благополучно.

Доктор Майк отошла от окна и взялась за скальпель. Она взглянула на Колин, которой уже не раз приходилось ассистировать ей во время операции, и кивнула. Затем глубоко вздохнула и поднесла лезвие к намеченному месту.

Среди ожидающих находился и Лорен Брей, и по нему было видно, как он волнуется. Он ходил взад и вперед, не зная, куда спрятать глаза, на которые то и. дело наворачивались слезы.

Наконец старика обнял Салли.

— Все будет хорошо, — ободрил он его. Лавочник посмотрел на него с надеждой.

— Ты-то можешь понять, как это тяжело. Наверное, ты сам пережил этот страх, когда Абигейл боролась за жизнь вашего ребенка. Я привязан к Дороти, хоть и редко говорю ей об этом. Я не хотел бы ее потерять. И не важно, как она будет выглядеть после этой операции, я все равно буду ее любить.

Но всего этого не слышала доктор Майк, занятая операцией. Она радовалась, что у нее такая надежная ассистентка, как Колин. Одного взгляда доктора было довольно, чтобы Колин подготовила следующую фазу операции, подала тампоны и инструменты.

— Колин, как я рада, что ты мне помогаешь! — сказала Микаэла, когда самое трудное осталось уже позади. — Я немного боялась того, что нам предстояло, но твое присутствие придавало мне силы и уверенности.

Колин покраснела и отвернула лицо.

— Я тоже рада, что хоть таким образом могу немного помочь миссис Дороти. Я сама себе кажусь теперь такой дурой. Еще несколько дней назад я все готова была отдать, чтобы у меня не было груди. А теперь мне так жаль миссис Дороти, что она лишилась своей груди. Как ты думаешь, она сильно будет страдать из-за этого?

Микаэла кивнула.

— Да, будет. Но мы постараемся помочь ей. Для этого достаточно будет просто находиться рядом, прислушиваться к ней и ободрять ее. Она должна понять, что не только грудь делает женщину женщиной.

Колин кивнула.

— То же самое только другими словами ты говорила и мне несколько дней назад.

Наложив швы и перевязав рану, доктор Майк вышла на порог больницы.

— Лорен? — подозвала она лавочника. — Теперь можете к ней подойти.

Лорен Брей секунду поколебался. И потом ринулся мимо Микаэлы в больницу.

Доктор Майк хотела последовать за ним, но тут заметила в толпе Салли. Он вопросительно смотрел на нее издали, и она ответила на его взгляд, легким кивком дав понять, что операция прошла успешно.

Колин не только заботилась о том, чтобы в процессе выздоровления у Дороти было что есть и пить, но и как можно чаще приносила ей букеты свежих астр и ставила их на стол в маленькой палате на втором этаже больницы.

— Ты очень внимательна, Колин, — сказала Дороти еще слабым голосом, когда девочка принесла ей кувшин свежей воды.

— Мне приятно это делать, — скромно ответила Колин.

— Знаешь, у меня такое впечатление, что ты за последнее время очень повзрослела, — продолжала пациентка, разглядывая Колин с головы до ног. Ее взгляд был благожелательным и дружелюбным.

Колин покраснела и пожала плечами.

— Я помню, как мне было стыдно когда-то в девочках, что у меня растет грудь. Это было так странно и так пугающе, что мое тело изменяется, а я ничего не могу с этим поделать, — говорила миссис Дженнингс.

— Я тоже иногда этого стесняюсь, — тихо сказала Колин.

Дороти слабо засмеялась.

— Но потом, в девушках, я очень гордилась своей фигурой. А как это было прекрасно— кормить грудью детей. — Она вздохнула. — Вот уж не думала, что моему телу суждено будет пережить еще одну разительную перемену.

Девочка села на край кровати больной.

— Миссис Дороти, вы ведь знаете меня уже очень давно. Год назад я была все та же Колин, а ведь за это время у меня выросла грудь. Как вы думаете, сегодня я все та же Колин?

Миссис Дженнингс опешила:

— Ну конечно же! А ты разве считаешь иначе?

— Вот видите, и вы всегда будете все та же миссис Дженнингс, независимо от того, как изменится ваше тело.

— Ах, Колин!

В глазах больной стояли слезы, когда она нащупала руку девочки.

— Я думаю, пора менять повязку. — В дверях появилась доктор Майк, держа в руках поднос с инструментами.

Колин сразу все поняла.

— До свидания, миссис Дженнингс, я скоро опять приду.

— Буду рада видеть тебя, Колин, — с улыбкой ответила Дороти.

Микаэла поставила поднос на ночной столик рядом с кроватью больной.

— Вы можете закрыть глаза или смотреть в сторону, когда я буду менять повязку, — посоветовала она и уже разрезала ножницами верхний слой бинтов.

Но Дороти отрицательно покачала головой.

— Нет, отворачиваться я не буду. Я хочу смотреть правде в глаза, — добавила она слегка дрожащим голосом.

Доктор Майк приостановилась и недоверчиво посмотрела подруге в глаза своим проницательным взглядом.

— Вот этого бы я вам не советовала. Подождите пару недель, пусть хотя бы рана заживет.

— Нет! — Тон миссис Дженнингс не терпел возражений. — Прошу вас, дайте мне зеркало. И оставьте меня одну.

Микаэла немного поколебалась. Но потом подала больной ручное зеркало.

— Как врач я должны считаться с вашими желаниями, — сказала она. — Но как подруга я позволю себе остаться на это время рядом с вами.

И она снова принялась за бинты. Руки ее дрожали тем больше, чем меньше бинтов оставалось на теле Дороти. И вот наконец она убрала последнюю полосу марли.

— Как врач вы довольны состоянием раны? — спросила Дороти, не поднимая зеркала.

Доктор Майк кивнула.

— Да, я довольна. Я думаю, она очень скоро зарубцуется.

Дороти Дженнингс медленно подняла зеркало. Вначале в нем отразились ее рыжие волосы и бледное лицо.

Она медленно опускала зеркало, разглядывая свою шею и обнаженные плечи.

Когда она увидела рану, у нее вырвался всхлип. Но она быстро взяла себя в руки.

— Пора привыкнуть к тому, что в течение жизни наше тело меняется. Таков уж ход времени, — прошептала она. — И мы можем предпринять против течения времени только одно: повсюду оставлять знаки жизни.

Она нащупала руку подруги, и та обхватила ее ладонь крепким и оберегающим пожатием.

Загрузка...