С самого своего пробуждения этим утром Мортимер Байлисс чувствовал себя подавленным и раздраженным. Вчера, воткнув лопату на место, он несколько раз копнул клумбу, а сегодня у него разломило поясницу, отчего жизнь мгновенно сделалась не мила. Вновь ему напомнили, что он не так молод, как бывало, а ему хотелось по-прежнему видеть себя ладным юношей.
Когда он стоял в галерее, смотрел на творение зрелого Сидни Биффена, в голове его внезапно всплыли печальные строки Уолтера Севиджа Лэндора:
У жизни грелся, как у очага;
Он угасает – я готов к уходу.[38]
И вдруг он понял, что не вынесет еще дня в обществе Роско Бэньяна.
Дела, связанные с Бэньяновским собранием живописи, привели Мортимера Байлисса в Шипли, теперь дела закончены и ничто не заставляет его делить кров с человеком, которого он недолюбливал мальчиком и еще сильнее не любит теперь, когда излишне терпимый мир позволил ему дожить до тридцати одного. Все в Роско оскорбляло престарелого хранителя: его лицо, его двойной подбородок, его речь и манера разделываться с невестами и экс-дворецкими при помощи частных сыщиков.
Потому что теперь, когда нашлось время подумать, Мортимеру Байлиссу стало ясно: за вчерашним вторжением в Лесной Замок кроется Роско Бэньян. Сперва его озадачило, зачем усатому мародеру рыться в гостиной у Кеггса, если, конечно, он не любитель аквариумных рыбок и «дружной семейки». Однако все встает на свои места, стоит предположить, что он подослан Роско Бэньяном с целью похитить контракт.
Роско, чувствовал Мортимер, человек, в чьем присутствии порядочному искусствоведу невозможно больше дышать, поэтому он взялся за звонок, намереваясь позвать Скидмора и немедленно приступить с сборам, но тот как раз появился сам.
– Простите, сэр, – сказал Скидмор. – Вы примете мистера Кеггса?
Сморщенное лицо Мортимера Байлисса на мгновение зажглось интересом. Огастес Кеггс – один из тех немногих, чье общество он был способен сейчас выносить. Им много что следовало обсудить.
– Он здесь?
– Он приехал на своей машине час назад, сэр, с леди и джентльменом.
– Тогда пришлите его сюда. И уложите вещи.
– Сэр?
– Мои вещи, дубина.
– Вы уезжаете из Шипли-холла, сэр?
– Да. Он ужасает, я готов к уходу.
Вошел Кеггс с котелком в руках, и вид его физиономии сразил Мортимера Байлисса наповал. Страдание любит общество; он уже предвкушал беседу с недужным другом и взаимные жалобы. Кеггс разочаровал его совершенно – он так и лучился здоровьем, можно сказать, цвел.
– Похоже, вы оправились после вчерашнего, – сказал Мортимер Байлисс. – Я-то думал, у вас будет болеть голова.
– О нет, сэр.
– Неужели не болит?
– Не болит, сэр, спасибо. Я прекрасно себя чувствую.
– Жалко. Ух!
– Вам нездоровится, сэр?
– Спину разломило. Радикулит.
– Неприятно.
– Еще как. Но не обращайте внимания. Кому какое дело до бедного старого Мортимера Байлисса. Если бы горилла-убийца медленно отрывала мне руки-ноги, и двое моих знакомых случились рядом, один сказал бы: «Знаешь, горилла отрывает Мортимеру Байлиссу руки-ноги», а тот бы ответил: «Ты совершенно прав», и оба пошли обедать. Так что вас привело, Кеггс? Вчерашние события?
– Да, мое посещение связано с ними, сэр.
– Полагаю, вы очнулись от обморока, обнаружили пропажу конверта и поняли, что красавчик свистнул его по поручению Роско Бэньяна?
– Мгновенно, сэр.
– И теперь пришли воззвать к его совести, чтобы он уделил вам хоть немного от своих щедрот? Безнадежно, Кеггс, безнадежно. Совесть не заставит Роско расстаться и с никелем.
– Я это предвидел, сэр. В мои намерения не входило взывать к лучшим чувствам мистера Бэньяна. Я сопровождал сестру и ее мужа, они сейчас с мистером Бэньяном в курительной. Лорд Аффенхем посоветовал привезти их сюда. Они – родители молодой женщины, с которой мистер Бэньян был до недавнего времени помолвлен. Моей племянницы Эммы.
– И что они, по-вашему, сделают?
– Его милость уверен, что визит возымеет желаемое действие.
Глаз за черным роговым моноклем принял доброе, почти нежное выражение. Мортимер Байлисс тихо жалел человека, явно утратившего всякую связь с реальностью.
– Кеггс, – произнес он с той просительной ноткой, которая появляется в голосе, когда мы урезониваем дурачка, – подонок, который выкрал у вас контракт, выкрал и письма, в которых Роско обещал жениться. Ни вам, ни девушке ничего сделать не удастся.
Кеггс покачал головой. Сделай он это до визита к розендейл-родскому кудеснику, она бы раскололась надвое и выстрелила в потолок.
– Его милость думает иначе. Он считает, что Уилберфорс…
– Кто?
– Мой шурин, сэр. Его милость считает, что Уилберфорс доходчиво объяснит мистеру Бэньяну, что его долг – загладить свою вину перед Эммой. И он не ошибся. Когда я уходил минуту назад, мистер Бэньян склонялся к мысли о немедленном бракосочетании.
Читать уже знает, как непросто поколебать монокль в глазу Мортимера Байлисса, но при этих словах стеклышко вылетело и закачалось на веревочке, словно разыгравшийся по весне ягненок.
– Склонялся к мысли о немедленном бракосочетании? Он женится?
– По специальному разрешению.
– Хотя и получил назад письма?
– Все так, сэр.
Мортимер Байлисс подтянул веревочку и вставил монокль на место. Сделал он это почти рефлекторно, поскольку был ошарашен.
– Похоже, ваш шурин очень красноречив, – сказал он.
Кеггс улыбнулся.
– Я бы так не сказал, сэр. Он почти не открывает рта. За обоих говорит моя сестра Флосси. Просто Уилберфорс был когда-то профессиональным боксером-тяжеловесом.
Тьму, окружавшую Мортимера Байлисса, прорезал луч понимания.
– На ринге он выступал под именем Боевой Билсон. Сейчас он немного постарел, но крепости не утратил. Он держит пивную в Шоредиче; ближе к закрытию его посетители, как это свойственно представителям ист-эндского рабочего класса, начинают буянить. Сестра говорит, Уилберфорсу ничего не стоит кулаками утихомирить пяток, а то и больше торговцев рыбой или матросов, и не было случая, чтобы он с ними не справился. Насколько я понял, левый хук у него все тот же, что в молодости. Уверен, на мистера Бэньяна подействовал один его вид.
– Здоровенный, да?
– Еще какой, сэр. Если вы простите мне такое выражение, у него внешность громилы.
На Мортимера Байлисса снизошла тихая радость. Много лет, говорил он себе, Роско Бэньян напрашивался на что-то подобное, и вот, наконец, получил.
– Так свадебные колокола зазвонят?
– Да, сэр.
– Когда?
– Немедленно, сэр.
– Что ж, замечательно. Поздравляю.
– Спасибо, сэр. Сам я никогда не любил мистера Бэньяна, но приятно знать, что будущее моей племянницы обеспечено.
– Сколько, по-вашему, у Роско? Миллионов двадцать?
– Думаю, около того, сэр.
– Хорошие деньги.
– Очень хорошие, сэр. Эмме приятно будет ими распоряжаться. И еще одно.
– Что же?
– Я составил новый контракт вместо похищенного из моей квартиры. Когда я выходил из комнаты, Флосси как собиралась обсудить его с мистером Бэньяном и к настоящему времени, уверен, сумела преодолеть его нежелание. Быть может, вы соблаговолите пройти в курительную и засвидетельствовать, как в первый раз? Возможно, – добавил Кеггс, упреждая очевидный вопрос, – вы думаете, что контракт теряет смысл, поскольку мистер Бэньян женится и автоматически выходит из тонтины. Однако у меня есть предложение, которое, надеюсь, удовлетворит обе заинтересованные стороны.
– Вот как?
– Да, сэр. Почему бы мистеру Бэньяну и мистеру Холлистеру не поделить выигрыш в тонтине пополам, независимо от того, кто женится первым?
Мортимер Байлисс повел себя, как звездочет, на чьем небосводе внезапно явилась новая планета. Он вздрогнул и еще минуту просидел в молчании, смакуя услышанное.
– Мне такое в голову не пришло, – сказал он.
– Насколько я понимаю, мистер Бэньян вынужден будет согласиться. Как бы ни стремился мистер Холлистер к скорейшему браку, он едва ли откажется повременить несколько дней до свадьбы мистера Бэньяна. На это можно указать мистеру Роско.
– Я сам и укажу.
– Оба джентльмена могут без труда заключить контракт.
– Запросто.
– И оба найдут его одинаково выгодным. Такой план представляется мне безупречным, сэр. Похоже, он разрешает все затруднения.
– Конечно! Вы сказали, ваши близкие в гостиной?
– Да, сэр.
– Так идемте к ним! Мне не терпится увидеть вашего шурина, который одним своим видом загипнотизировал нашего мистера Бэньяна. Господи!
– Сэр?
– Я только что подумал. Раз он женится на вашей племяннице, ему придется всю жизнь называть вас дядя Джо или как там?
– Дядя Гасси, сэр.
Мортимер Байлисс восторженно вскинул руки. От резкого движения что-то хрустнуло в пояснице, но он не обратил внимания.
– Всех-то дней, – воскликнул он, – этот день веселее! Я верю в фей! Верю![39]