Что-то не так

8

На следующий день Джордж, шестой виконт Аффенхемский, посеявший ночью ветер, пожинал бурю. Он тщетно бился над фразой «При дурном правлении беднеет наказ», когда в кабинет вошла племянница. Опытный лорд с ходу определил, что она кипит от гнева и, если хотите, зла, как мокрая курица.

– Дядя Джордж, – сказала она, и ее мелодичный голос ему не понравился, – это ты нарисовал усы Обнаженной?

Она весьма удачно сформулировала вопрос. Теперь лорд Аффенхем мог ответить с чистой совестью. Мы помним, что усов он не рисовал, только бородку.

– Конечно, нет, – произнес он с достоинством, которое так ему шло. -Даже и не думал.

– Кроме тебя, некому.

– Смешно!

– Кто еще мог?

– Э?

– Не притворяйся, что впал в транс. Ты слышал, что я сказала.

– Да, слышал, и глубоко потрясен. Давай разберемся. Ты говоришь, кто-то пририсовал усы Женскому Дню в Турецкой Бане. Прекрасно и замечательно. Именно их и не хватало. Но если ты думаешь, что это я…

– Думаю.

– Тогда задай себе один вопрос.

– Какой?

– Сейчас скажу. Спроси себя, может ли человек, разрывающийся между сотнями дел, бегать по округе и рисовать всякие усы… Лопни кочерыжка, ты еще скажешь… Не знаю, что ты скажешь… – Лорд Аффенхем беспомощно развел руками. – Вот, лучше ответь: у меня в кроссворде написано «При дурном правлении беднеет наказ». Что бы это могло значить?

– Я не предлагала сменить тему.

– Ладно, продолжай, хотя я и сомневаюсь, что мы куда-нибудь придем. По мне, только время потеряем. Как Твайн? Огорчился?

– В бешенстве, – сказала Джейн и устыдилась легкого недовольства, которое возникло при воспоминании, как истошно тот вопил. Стэнхоуп Твайн в горькую минуту – зрелище не из приятных.

– Понятно, но незачем валить все на меня. Это, наверное, детишки, -сказал лорд Аффенхем тоном доктора Ватсона, говорящего: «Холмс, это совершил ребенок!» – Их там трое. Каждый способен нарисовать сотню усов. Пусть Твайн поищет улики. Не найдет, конечно. Дело совершенно темное. Как можно обвинять меня?!

Именно этот вопрос и повергал Джейн в растерянность и досаду. Она чувствовала себя сыщиком, твердо знающим, что именно профессор Мориарти подсыпал мышьяк в суп руританскому[17] послу, но не способным убедить в этом присяжных. В подобных случаях сыщик морщит лоб и кусает губы; и Джейн наморщила лоб, прикусила губу. Мгновенное желание огреть дядю кофейником накатило и прошло. В таких-то случаях и сказывается воспитание.

Однако у нее было в запасе другое оружие.

– Я тебе не говорила, что плита испортилась? – небрежно спросила она.

– Не говорила.

– Завтракать будешь сардинами.

Лорд Аффенхем воинственно фыркнул. Сознание моральной победы придало ему сил.

– Провалиться мне со всеми потрохами! Какие сардины?! Знаешь, что я с тобой сделаю? Возьму в Лондон и до отвала накормлю у Баррибо. Гульнем! А потом можешь закатиться на Бонд-стрит, потыкаться носом в витрины ювелиров.

Он не мог бы вернее успокоить разгневанную племянницу. Джейн редко выпадала такая радость, как завтрак у Баррибо, в этой Мекке техасских миллионеров и заезжих махарадж. Больше же всего на свете она любила глазеть на витрины. Она сразу перестала быть гувернанткой, распекающей малолетнего преступника, и поцеловала лорда Аффенхема в лысую макушку.

– Замечательно. Только я вернусь пораньше. Дора Уимпол пригласила меня в гости. Ладно, сочтем, что усы пририсовала международная мафия.

– Да, она такая. От нее жди.

Довольный счастливым завершением эпизода, который грозил вылиться в серьезные неприятности, лорд Аффенхем вернулся к «Таймс», но, обнаружив, что в по горизонтали стоит «Над неоконченным храмом строители воздвигли полку», а по вертикали «В амбаре на мельнице содержится резон», что не по зубам даже Кеггсу, выбросил все это из головы и приготовился беседовать дальше.

– Что ж теперь Твайн?

– Трет ее скипидаром.

– Думаешь, ототрет?

– Он надеется, что да.

– Ототрет, конечно… Бедные детишки! Столько стараний, и все зазря.

– Мы, кажется, договорились, что это мафия.

– Ну да, бедная мафия. Старалась, старалась – и все зря. Значит, он в вопит? Кажется, я слышал. Думал, поросенка режут. Поистине, все его неисчислимые недостатки меркнут в сравнении с голосом. Не понимаю, как ты его выносишь, а тем более – хочешь за него замуж.

Обыкновенно, если разговор доходил до этого вопроса, Джейн отвечала со свойственной ей прямотой, но перспектива позавтракать у Баррибо заметно ее смягчила, и она кротко заметила, что не стоит возвращаться к теме, которую обсуждали сто раз.

Лорд Аффенхем не сдался. Он считал себя чем-то вроде родителя и заботился о ее счастье.

– Очень даже стоит. Хочу тебя спасти. Да и себя. Меня тошнит от одной его физиономии! Ладно, выходи замуж, но хоть за человека, с которым можно выкурить трубочку. Вроде молодого Миллера. Нашла же твоя сестра! Я то и дело к ним захаживал, до сих пор горюю, что они свалили в Америку. Недостает мне Уолтера.

– Джефа.

– Его зовут Джеф?

– По крайней мере, так он представился.

– Да, конечно, Джефа. Вечно я путаю. Помню, в двенадцатом году некая Китти дала мне от ворот поворот, потому что я начал письмо словами: «Дорогая моя Мейбл». Но я говорил… Что я говорил?

– Чтобы я вышла за хорошего человека.

– Вот-вот. Казалось бы, немного. И что же? Ты прибегаешь, кладешь мне на коврик этого каменотеса и радостно кричишь: «Эй, все сюда!». Могла бы и о других подумать.

– Не для того выходят замуж, чтобы угодить дяде. Думать надо о себе.

– Вот как? Да и вообще, возьми меня. Разве я думал о себе? Нет! Я сказал себе: «Он не понравится твоей племяннице. Выбрось ее из головы, Аффенхем, выбрось из головы».

– Дядя Джордж!

– Э?

– О ком ты говоришь?

– О моей невесте.

– О ком, о ком?

– Лопни кочерыжка, ты знаешь, что такое невеста. Ты сама невеста, прости Господи. Теперь, когда все позади, я могу тебе рассказать. Недавно я обручился с билетершей из «Риволи», ну на Эрн-хилл. Ее зовут Мадлен. Потом я понял, что вы не поладите, и разорвал помолвку.

Здесь лорд Аффенхем позволил себе маленькую вольность. Помолвку разорвала невеста, которая (надо сказать – к радости престарелого пэра) встретила разъездного торговца, видом, платьем и общей бойкостью дававшего ему сто очков вперед.

Впрочем, пэр совсем не считал себя престарелым. Если забыть редкие приступы ревматизма, настигавшие его суровым английским летом, он чувствовал себя тем же веселым молодым повесой, что и в 1912. Смутили его не прошедшие сорок лет, а чересчур роскошные замашки избранницы. Когда живешь на скромную годовую ренту, трудно являться через день с флакончиком духов или коробкой шоколада. В таких обстоятельствах слушаешь голос бережливости и вдумчиво киваешь.

– Мда, – подытожил он, – вот так. Тебе бы она не показалась, и я принес себя в жертву.

Джейн стояла с открытым ртом.

– Ну и ну! – произнесла она наконец.

– Истинная правда, – сказал лорд Аффенхем тоном Сидни Картона[19]. -Пришлось перешагнуть через себя. Noblesse oblige. (положение обязывает (фр.))

– Вот что бывает, если на минуту оставить тебя без присмотра! Придется водить на поводке. В твои годы…

– Что значит «в мои годы»?

– …шляться невесть где…

– Мне не нравится слово «шляться».

– … и делать предложения билетершам.

– Все лучше, чем принимать предложения от скульпторов.

– Как тебя угораздило отмочить такую глупость?

Вообще-то на предложение руки и сердца его толкнула давняя привычка свататься, едва разговор поугаснет и надо заполнить паузу. Это и прежде доводило его до беды, особенно в 1912, 1913, 1920 и 1921 гг., и сейчас он видел, как сильно ошибался. Однако он не стал говорить этого Джейн, поскольку увидел возможность ответить веско и к месту.

– Я тебе объясню, как меня угораздило. Это – первая миловидная особа, которую я встретил с тех пор, как мы сюда переехали. Вот она меня и сразила. Как говорится, колос под ее серпом. В точности то же произошло с тобой. Ты бы на этого Твайна второй раз не поглядела, не окажись ты в Лондонском предместье.

– Чепуха, – отвечала Джейн, но отвечала неуверенно. Лорд Аффенхем, как опытный военачальник, продолжал наступление. Нотка неуверенности не ускользнула от его внимания.

– Я тебе докажу на жизненном примере. Помнишь свою двоюродную бабку Анну? Нет, она умерла за три года до твоего рождения, так что вряд ли вы вообще встречались. Она жила в глухой деревне на границе Уэллса и Шропшира, папенька отправил меня к ней на лето. Сказал – погляди, может чего выгорит. Ничего не выгорело, она все завещала Распространению Евангелия в Заморских Странах, но я вот к чему: не прошло и недели, я обручился со свояченицей некой миссис Послтвайт, она еще разводила сиамских кошек. Просто от скуки, чтобы как-то убить время. С тобой приключилось ровно то же самое, и мой долг тебя предупредить. Не вздумай выходить от скуки за этого не разбери поймешь! Горько разочаруешься, – и, завершив лекцию, лорд Аффенхем вернулся к тайне слов «Купец разложил на прилавке конус»; а Джейн, видя, что до него теперь не достучаться, пошла к себе выбирать платье, которое не уронило бы честь семьи.

Вид у нее был такой, словно она получила пищу для размышлений.