Чтобы не было в море тайн

ИЗУЧЕНИЕ АКУЛЫ

Филипп Кусто продолжает:

В морской лаборатории на мысе Хейз во Флориде доктор Юджини Кларк провела опыт, чтобы выяснить, можно ли приучить акул реагировать на сложные стимулы. (Почти десять лет спустя, находясь на борту «Калипсо», доктор Кларк осуществила следующую фазу экспериментов.)

В первом опыте изучались представители двух видов – две лимонные акулы Negaprion brevirostris (самец и самка длиной около метра) и три акулы-няньки (все самцы, такого же размера). Лимонных акул поймали в мае 1958 года, за пять месяцев до эксперимента, они хорошо освоились в заточении, были вполне здоровы, вели себя активно. Остальные, хотя и не такие подвижные от природы, тоже были здоровы. Эксперимент проводился в загоне из деревянных брусков, вбитых через каждые пятнадцать сантиметров в грунт на мелководье. Площадь огороженного участка составляла примерно 12×21 метр; кроме акул здесь же содержалось несколько крупных морских черепах.

Пока шел опыт, акул кормили пять раз в неделю, с понедельника по пятницу включительно, в одно и то же время – 15.15. Прежние опыты показали, как важно кормить животных регулярно. Поэтому в течение полутора месяцев, что продолжался эксперимент, точно в установленный час в бассейн погружали белый квадрат из фанеры со стороной 37,5 сантиметра. После кормления квадрат вынимали, никогда не оставляя его в воде. Он крепился на деревянном брусе так, что его можно было поместить в нужной позиции у самой поверхности, при любом уровне воды. За квадратом, в пяти сантиметрах под водой, помещался звонок. Если нажать на фанерную мишень, звонок срабатывал, и сигнал продолжался все время, пока мишень оставалась в этом положении.

Как только давление на белый квадрат прекращалось, упругие ленты возвращали его в исходное положение.

В первые два дня опыта – 22 и 23 сентября 1958 года – корм бросали в воду все ближе и ближе к квадрату. На третий день корм подвесили на короткой, слабой леске в центре мишени. Теперь, чтобы взять его, акулы должны были нажимать рылом на белый квадрат. В первую неделю сигнал звучал очень тихо, зато на вторую неделю раздавался так громко, что его было слышно даже над водой. Корм был уже на месте, когда квадрат опускали в воду загона; как только акула съедала его, сверху к центру мишени спускали на проволоке другой кусок рыбы.

В течение второй недели длительность кормления сократили с сорока до двадцати минут; этот срок затем выдерживался до конца тренировки или, вернее, обучения.

Чтобы оценить эффективность системы и проверить результаты, в начале седьмой недели квадрат опустили без приманки, а когда акула нажимала на него достаточно сильно, чтобы сработал звонок, сверху к белой мишени опускали кусок рыбы. Акуле давалось десять секунд на то, чтобы взять награду. Если она за это время не успевала схватить рыбу, корм извлекали из воды. Это делалось, чтобы в памяти акулы звонок сочетался с кормлением. С каждым днем корм опускали чуть дальше от мишени.

Что же показал эксперимент? Если первое время акулы пугались, когда в воду опускали квадрат, то вскоре они к нему привыкли. За полтора месяца лимонные акулы брали корм и нажимали звонок пятьсот двадцать два раза, нажимали звонок и не взяли приманку сто шестнадцать раз. Всего лимонные нажали звонок шестьсот тридцать восемь раз. Акулы-няньки взяли рыбу и нажали звонок семьдесят девять раз, не сумели взять приманку десять раз. Благодаря тому что они лучше умеют стоять в воде на одном месте, акулы-няньки ухитрились семьдесят пять раз схватить рыбу, не нажимая звонка.

К концу обучения, 3 ноября 1958 года, квадрат опустили в воду без приманки. Меньше чем через тридцать секунд лимонная акула (самец) пошла к мишени с открытой пастью. Подойдя к квадрату, она замедлила ход, сомкнула челюсти и коснулась рылом мишени, однако недостаточно сильно, чтобы сработал сигнал. После десяти попыток она наконец надавила на фанеру так, что раздался звонок. Тотчас в воду был брошен кусок рыбы. В конце первой недели этого цикла обе лимонные акулы научились включать сигнал нажатием рыла на пустой квадрат и подходить за наградой. Акулы-няньки устремлялись к белому квадрату после того, как появлялась приманка; со второго раза они стали красть вознаграждение у лимонного самца. В ходе первого такого опыта, длившегося сорок минут, акулы-няньки присвоили три порции рыбы, и даже удары по голове сверху их не останавливали.

Весь ноябрь и первые две недели декабря, как только в воде появлялась мишень, лимонные подходили и нажимали на квадрат. Потом температура воды упала ниже двадцати градусов, и они отказались от еды. Это продолжалось два с половиной месяца.

Подводя итог, можно сказать, что в описанном эксперименте акулы-няньки не проявили склонности связывать мишень с кормом. Самец лимонной стремился первым подойти к мишени; часто самка, даже находясь вблизи от белого квадрата, не прикасалась к нему, пока самец не съедал три-четыре куска рыбы. Более чем в девяноста процентах случаев акулы уходили от мишени по часовой стрелке. Поскольку корм опускали слева от квадрата, быстрее всего схватить его можно было бы, повернув влево, против часовой стрелки. А пока акула заходила с противоположной стороны, другие часто успевали перехватить корм. Самцу поворот влево как будто давался легче.

9 февраля 1959 года температура воды поднялась до двадцати двух градусов, и 18 февраля акулы снова начали брать корм. 19 и 20 февраля опыты были возобновлены, и акулы сразу же вспомнили старые навыки. За два дня лимонный самец надавил на белый квадрат двенадцать раз, самка – четыре. После краткого похолодания, когда они опять отказались от пищи, эксперимент продолжался до середины лета. Когда доктор Кларк разъединила мишень и звонок, акулы после некоторого замешательства снова стали нажимать белый квадрат и получать привычное вознаграждение. Это позволяло заключить, что отсутствие звукового стимула не влияло на их реакции, можно было обойтись без него.

Эксперимент показал, что при описанных выше условиях можно научить лимонных акул связывать нажатие на мишень с получением корма. В очень редких случаях первый звонок немедленно привлекал лимонную акулу, плавающую в другом конце бассейна. Иногда лимонный самец, нажав на мишень недостаточно сильно, разворачивался и снова шел прямо на квадрат. На этот раз, конечно, звонок срабатывал, после чего акула спешила туда, где опускали в воду корм.

Тот факт, что самка, прежде чем самой подходить к мишени, выжидала, пока самец несколько раз возьмет корм, позволяет предположить, что они общаются между собой каким-то неизвестным нам способом.

Обычай некоторых акул во время охоты тереться головой о плавающие предметы – причем таким предметом может быть и человек – можно объяснить описанной мной выше удивительной способностью акулы воспринимать вкус объекта через прикосновение к нему. Не исключено, что именно поэтому подопытные акулы сравнительно легко научились связывать мишень с кормом.

Приведу, наконец, один факт, который вроде бы плохо согласуется с легендами, посвященными этим морским чудовищам. Похоже, что акулам не чуждо понятие игры. Насытившись, подопытные экземпляры порой принимались плавать туда и обратно, нажимая на мишень, но вовсе не стараясь схватить брошенный им кусок рыбы. В ряде случаев самец нажимал квадрат, а вознаграждение оставлял самке. Мне это кажется самым поразительным во всем эксперименте: у такого убийцы и вдруг джентльменские повадки.

Следующий цикл опытов доктора Кларк был призван выявить, позволяет ли зрение акулы различать неоднородные мишени. Этот эксперимент мы и собирались провести на «Калипсо», причем на свободно плавающих акулах.

И когда мы 23 сентября 1967 года вышли из Джибути, Юджини Кларк находилась на борту «Калипсо». Мы взяли курс на север, к островам Суакин у берегов Судана; тамошние акулы нам уже были знакомы.

Судно бросило якорь посередине пролива между островком Даль-Гхаб и маленьким, не помеченным на картах рифом, которому мы присвоили имя Калипсо. Открыли мы его чисто случайно, и это открытие могло скверно кончиться для нас, ведь мы чуть не пропороли себе днище, но в итоге все обернулось как нельзя лучше. Риф Калипсо служил естественной преградой против сильного наката с юго-востока, получилась зона почти полного затишья: и стоянка хорошая, и можно использовать все лодки, и даже самую хрупкую технику. Предстоящий эксперимент должен был стать заключительным и самым важным на этом этапе экспедиции. Обстановка для работы была почти идеальная. Последние несколько дней стояла исключительно благоприятная погода; отсутствие ветра и волнения на море позволило воде достичь чуть ли не кристальной прозрачности.

Я часто замечал: чем чище вода и чем дольше держится штиль, тем интенсивнее и ярче жизнь рифа. Можно подумать, что волны относят несметные полчища робких рыбок прочь от их коралловых убежищ. Почти всем обитателям рифа нужна, чтобы выжить, какая-нибудь норка, щелка, трещина или ветка в этом каменном лесу. Мелкие твари, не столь быстрые и не так хорошо вооруженные, как более крупные хищники, всецело зависят от расстояния, которое отделяет их, с одной стороны, от пасти преследователя, с другой – от убежища среди камней или кораллов. Когда враг приближается, мелюзга жмется к своим норкам, чтобы успеть юркнуть внутрь раньше, чем ее схватят.

Кальмары сбиваются в плотную массу, черные пятна – глаза, тела почти прозрачные

Когда море неспокойно, каждая волна рождает какие-то неожиданные течения, и мелкие рыбки предпочитают не уходить далеко от укрытий, поэтому риф не производит такого оживленного, красочного, яркого впечатления, как в штиль. Несомненно, рыбы отлично приспособились к среде, они знают, что в плохую погоду с их запасом силенок лучше не рисковать, и по-настоящему активно ищут себе корм на склонах рифа, лишь когда царит полное затишье. Правда, действие волн сильно сказывается только на глубинах до десяти-двенадцати метров, а глубже этот фактор уже не играет такой роли.

Намеченный нами эксперимент как раз и должен был происходить в десятиметровой зоне. Благодаря устойчивой хорошей погоде жизнь в коралловом царстве била ключом. Из более глубоких вод поднялись хищники и занялись обычным промыслом. Естественно, акулы были тут как тут, готовые в любую секунду молниеносно схватить раненую или зазевавшуюся рыбу.

Доктор Кларк подготовила снаряжение для экспериментов, которые так удались с акулами в неволе. Но теперь ей предстояло работать с вольными акулами в их родной среде; совершенно отпадали такие факторы, как поимка, непривычное заточение, принужденное голодание, которые могут отразиться на поведении. Мы тщательно продумали каждую деталь, и нам не терпелось приступить к делу.

Из пластика вырезали два жестких квадрата, которые раскрасили желтыми и черными полосами шириной два с половиной сантиметра. Получились одинаковые мишени, но одну из них мы собирались повернуть так, чтобы полосы шли горизонтально, другую – вертикально. Квадраты прикрепили на концах двухметровой деревянной рейки. Посередине горизонтальной мишени поместили маленький шкив, и соединили его прозрачным найлоновым шнуром с поплавком на поверхности. Шнур, невидимый в воде, предназначался для того, чтобы подавать вниз приманку в виде кусков свежей рыбы на кольце из гальванизированной проволоки. Это устройство позволяло нам опускать приманку точно в центр мишени. Рейку с квадратами мы намеревались прочно закрепить в подводной части кораллового барьера – ее еще называют основанием рифа, – которая представляет собой стену, обрывающуюся отвесно вниз на глубину до трехсот метров. У внешней стороны рифа обитают глубинные хищники, они поедают организмы, населяющие коралловое плато, которое простирается вровень с поверхностью моря.

Похоже было, что акулы, ходившие вблизи рифа, оседлые. Если так, наши шансы на успех намного возрастают. Работая изо дня в день с одними и теми же особями, можно будет обучить их и подтвердить гипотезу доктора Кларк. Большой стальной болт со скобой и короткий железный прут – приспособление для звукового сигнала. Как только акула схватит приманку в центре горизонтальной мишени, аквалангист ударит прутом по болту; этот звук должен сочетаться в мозгу акулы с представлением о пище.

Но на сей раз эксперимент отличался от проведенного во Флориде наличием двух мишеней; мы хотели определить, смогут ли акулы различать их. Прежде акулу обучали только нажимать на квадрат, чтобы получить корм, и выяснилось, что некоторые виды без труда усваивают урок. Теперь же акулам надо было научиться не просто нажимать на горизонтальную мишень, но и выбирать между двумя квадратами: ведь если они нажмут на вертикальную мишень, никакого вознаграждения не последует.

Первый этап опыта должен был проходить так: в центре горизонтальной мишени помещаются куски свежей рыбы, после чего аквалангист звонит в импровизированный звонок. Мы рассчитывали, что акула научится связывать с кормом рисунок на квадрате и звуковой сигнал. Второй этап: горизонтальная мишень без приманки. Акула должна нажать на квадрат, после этого аквалангист ударит по звонку, и она будет вознаграждена куском рыбы. Если акула нажмет не тот квадрат (то есть с вертикальными полосами), звукового сигнала не последует, и награды не будет. Словом, был задуман довольно сложный эксперимент с двумя стадиями обучения.

Через два дня после прибытия «Калипсо» к рифу все было подготовлено, мы с Каноэ погрузили снаряжение в одну из лодок и отправились искать наиболее подходящее место для опыта. Требования были довольно жесткие: во-первых, нужен такой участок рифа, чтобы можно было как следует закрепить мишени, во-вторых, рядом должно быть надежное укрытие в виде расщелины. Мы пошли на разведку без аквалангов; нас страховал Хосе Руис на «Зодиаке».

Под водой нам открылась удивительно прекрасная и внушительная картина. Кромка плато, вдоль которой я шел, воспринималась мной как рубеж между двумя мирами. Слева простиралась тревожная, загадочная пучина, со всеми оттенками синевы, от голубого до почти черного. Там ходили очерченные серебром силуэты, одни побыстрее, другие совсем медленно. Это были тунцы, здоровенные, могучие, все в метинах от былых схваток. Подгоняемые любопытством, они из глубины направлялись к нам. Приблизятся, остановятся в нерешительности и снова уходят. Не знаю почему, но это сочетание мощи и безмолвия неизменно чарует меня. В уме возникает давняя и, я бы сказал, несколько ребяческая мысль о том, что волей природы эти великолепные рыбины годами непринужденно плавают и яростно сражаются в этом мире, где я только временный неуклюжий гость. Меня кольнула не то зависть, не то ревность, и я свернул в сторону, чувствуя себя этакой косолапой лягушкой.

Справа была совсем иная картина. Лучезарный мир, полный жизни и красок. От полчищ копошащейся мелюзги в воде стоял непрерывный шум, подобно тому, как насекомые наполняют леса Амазонки своим вездесущим стрекотанием. Поглядишь – мир света и безмятежных мистерий, а ведь на самом деле здесь идут схватки не менее жестокие и яростные, чем те, которые развертываются в пучине. Край головокружительного обрыва прямо передо мной был окаймлен коралловой бахромой, и казалось, над пучиной из массива плато торчат огромные окаменелые цветы. Снующие над каждым выступом стайки робких рыбок напоминали марево над дорогой в жаркий день.

Каноэ сделал мне знак, и я тотчас подошел к нему. Он медленно кружил над вертикальной впадиной в ровной поверхности скалы. Глубина этого желоба не превышала трех, ширина – двух метров, а вверху его словно окаймляли две толстых каменных губы. Изборожденный внутри извилистыми трещинами, этот желоб мог служить отличным укрытием для человека. Упруго изогнувшись, Каноэ нырнул и быстро пошел вниз вдоль уступа. Около торчащей ветви коралла остановился, показал мне знаком, что это место вполне подойдет, и не торопясь вернулся к поверхности.

Участок в самом деле отлично подходил для наших целей, и мы тотчас приступили к работе. На глубине около восьми метров прочно укрепили мишени, а выше и правее мишеней приготовили укрытие для Каноэ, которому предстояло непосредственно вести эксперимент. Я должен был снимать и не мог себя связывать каким-то одним убежищем. В крайнем случае что-нибудь найду.

Как только все было сделано, Каноэ подстрелил чересчур любопытного каранга. И тотчас явились акулы, словно материализовались из пустоты. Как всегда, это было похоже на чудо: внезапно в воде рядом с нами стремительно пронесся сперва один, потом второй зловещий силуэт. Эта кажущаяся игра природы в какой-то мере объясняется серо-голубой окраской акул, которая совершенно сливается с цветом воды. Вероятно, они давно незримо для нас ходили поблизости, наблюдая за нами, а подошли только после того, как уловили вибрации от предсмертных судорог каранга. Это были две белоперые Саrcharhinus albimarginatus, быстрые и дерзкие. Одна длиной около трех метров, другая намного меньше, от силы полтора метра, зато куда более нервная. Им явно не стоило большого труда отыскать рыбу, которую мы поместили в центре мишени, но прошло три часа, прежде чем они взяли приманку. Древний инстинкт предписывал им осторожность, наше присутствие еще больше их настораживало, наконец, сервировка отнюдь не свидетельствовала об изысканности нашего вкуса. Им не нравились краски, не нравилась вся обстановка.

Все время, пока они примерялись, мы с Каноэ не покидали своих постов. Акулы уходили и пропадали из виду, иногда надолго, но все же возвращались и снова принимались ходить перед мишенью. Внезапно на сцене появилась третья акула, чуть побольше второй. Это заставило самую крупную решиться. Она круто развернулась и пошла прямо на мишень. Я нажал спуск камеры, но явно поторопился: в метре от квадрата акула опять свернула в сторону, на миг словно призадумалась, потом снова начала лениво плавать туда и обратно перед нами. Сдается мне, акул сбивал еще с толку запах других кусков рыбы, которые мы поленились убрать в плотный мешочек; он мешал им взять точный прицел на приманку. Как бы то ни было, вскоре ожидание кончилось. Самая большая акула, которую легко было опознать также и по плавнику, разорванному чуть ли не пополам в какой-то давней потасовке, пошла на цель и на этот раз почти с ходу схватила приманку. Звук нашего самодельного «колокола», в который Каноэ принялся бить, как только хищница схватила добычу, явно никак не повлиял ни на эту акулу, ни на двух других, подошедших вплотную к мишени, едва первая взяла приманку.

Дальше за два часа та же акула четыре раза схватила рыбу и столько же раз промахнулась. Самая маленькая акула взяла только одну порцию, третья – ни одной. После шести часов утомительного наблюдения мы вышли из воды усталые, но довольные. Начало положено!

На следующее утро операция была повторена, но с меньшим успехом. Правда, сеанс начался довольно бурной сценой. Когда Каноэ подстрелил намеченную нами для приманки рыбу, большая акула с рваным плавником тотчас явилась из пучины и торпедой пошла на моего товарища. Он отступил в разведанное нами укрытие. Тогда чудовище рывком изменило курс и с открытой пастью ринулось ко мне. Здоровенная акула шла на уровне моей головы, а я не мог ни отступить назад, ни отойти в сторону. Сжавшись в комок, я попробовал отбиться кинокамерой. Последовал сильный толчок, внезапным завихрением воды у меня сорвало маску с лица, и камера выскочила из рук. Прижатый к коралловой стене, без маски, я силился различить могучую тушу, которая должна была находиться где-то передо мной. Я чувствовал, что акула повторит атаку. И только, когда размазанный силуэт впереди приблизился ко мне вплотную, я узнал Каноэ. Он подобрал мою камеру и принял на себя вторую атаку. Ему удалось увернуться, затем он нашел мою маску и подал ее мне. Я мигом надел маску и выдохом освободил ее от воды. Теперь я снова видел все отчетливо. Акула неторопливо ходила в метре-двух от нас, играя роль равнодушного наблюдателя.

Каноэ вернулся на свой пост около мишеней, я проверил камеру. Только бленда пострадала, так что можно было продолжать эксперимент.

Нас удивило поведение этой акулы, уж очень оно было непохоже на то, к чему мы привыкли. Я ни разу не видел, чтобы акула тотчас повторно атаковала цель, по которой только что промахнулась. К тому же ей как-никак достался сильный удар камерой. И мне снова вспомнились слова моего отца в книге «В мире безмолвия»: «... чем ближе мы знакомимся с акулами, тем меньше знаем о них... никогда нельзя предугадать заранее, как поведет себя акула».

Эксперимент продолжался несколько дней, и хотя первые результаты показались нам очень многообещающими, пришлось все-таки его прервать. Радиограмма из Парижа сообщила, что прибывает новый врач и еще два члена команды, поэтому мы вынуждены были сняться с якоря и взять курс на порт Массава на берегу Эритреи.

Подводя итоги, следует сказать, что в конце опыта акулы регулярно подходили за кормом к мишени с горизонтальными полосами. За все время я ни разу не видел, чтобы акула касалась вертикальной мишени. Если сравнить эти итоги с результатами прежних экспериментов доктора Юджини Кларк, похоже, что акулы на воле – во всяком случае Саrharhinus albimarginatus – обучаются быстрее, чем их сородичи в неволе.