Чудесный генератор

8. СИЛЫ ОКОНЧАТЕЛЬНО РАСПРЕДЕЛЕНЫ

— Уважаемые товарищи! Сегодня мы с вами остановимся вкратце на одной из областей использования ультракоротких волн, лишь на одной, повторяю. А именно — использовании УКВ для воздействия на живых существ.

Мистер Питерс сделал паузу и оглядел аудиторию. И во время этого он так мотнул головой, что старый Андрей Антонович аж хмыкнул: по его мнению, невежливо было до такой степени копировать профессора Терещенко. Тем временем, Мистер Питерс сунул левую руку в карман, а правой оперся на стол.

— Ну и лектор из него, — прошептал Анне Даниил Яковлевич.

— Прошу внимания, товарищи, — строго продолжал Мистер Питерс. — Скажем так. Ультракороткие волны вышли теперь окончательно из лабораторий радиотехники, лабораторий связи и заняли почетное место в биологии. Это не значит, что они потеряли свой вес в отрасли связи; наоборот, их использование для связи все время увеличивается. Однако, мы будем говорить сегодня, как я уже сказал, об УКВ в биологии. Собственно говоря, до открытия современных УКВ ученые мало обращали внимания на высокочастотные токи, на их влияние…

— Простите, а д’Арсонваль?.. — не выдержала Рая, что давно уже с неудовольствием наблюдала обмен дружескими взглядами между уважаемым лектором и неизвестной ей черноокой девушкой по имени Анна.

— Что же д’Арсонваль? — вспыхнул Мистер Питерс. — Он делал не совсем то. Конечно, д’Арсонваль еще в 1891-го года объявил результаты своих опытов по воздействию высокочастотными токами на организм человека. Однако — какие это были волны, я вас спрашиваю?.. Это были почти длинные волны. С таким же успехом, можно вспомнить и диатермию. Нет, уважаемая товарищ, это были не УКВ. Здесь надо сказать, что впервые влияние УКВ на живые организмы было замечено лишь тогда, когда генераторы ультракоротких волн уже стояли в лабораториях радиотехников-связистов. И замечено был это влияние на собственных организмах. Вот что. Разве я не помню сам, как у меня во время работы с УКВ появлялась головная боль, как у меня повышалась температура, и прочее?.. А я тогда еще не знал ничего о влиянии УКВ на живые организмы. Итак — все это родилось в радиотехнических лабораториях. И д'Арсонваля нечего здесь вспоминать.

Сокрушив попытку вмешаться в сферу, которая была сейчас исключительно в его компетенции, Мистер Питерс успокоился.

— Наука зарегистрировала, в первую очередь, те явления, о которых я упомянул. Лица, работавшие рядом с генераторами УКВ, систематически испытывали головные боли, у них повышалась температура тела. Это были первые признаки долгого воздействия ультракоротких волн. Далее, у экспериментаторов замечены были такие последствия влияния УКВ, как: повышенная сонливость, или, в зависимости от индивидуальных свойств человека, наоборот, состояние повышенной возбужденности. Все это заставило биологов заинтересоваться ультракороткими волнами. И вот, впервые настоящие научные опыты в этой области поставил в Вене ученый Шлифаке; он пользовался генератором УКВ, который специально для этого построил венский профессор физики Эзау. Вот кто — Шлифаке и Эзау, а не д’Арсонваль, уважаемая товарищ! — строго закончил свой исторический экскурс Мистер Питерс.

Аудитория сосредоточенно слушала. И наивнимательнейшими слушателями были, безусловно, неофиты этого дела — Анна, Татьяна и Даниил Яковлевич.

— Мощность генератора Шлифаке и Эзау была очень небольшая. Но результатов они достигли, на то время — чрезвычайных. Мухи, внесенные в поле конденсатора колебательного контура, сразу же, как только включали генератор, падали замертво, словно сраженные молнией. Мыши, внесенные в поле, погибали за несколько секунд, а крысы — за четыре-пять минут…

— Вот бы наших крыс так… — мечтательно проговорил Даниил Яковлевич, — может, ты бы у нас что-нибудь такое сделал?

— Охотно, — усмехнулся Мистер Питерс, — для этого мне надо очень мало. Пожалуйста, приносите мне крыс — и я их буду убивать с помощью моего генератора еще быстрее, чем Шлифаке и Эзау.

— Поймав крысу, я уже и сам как-нибудь убью ее, — не унимался Даниил Яковлевич, — ты сделай так, чтобы их не ловить…

— Пока что не могу. И, вообще, прошу не мешать мне посторонними разговорами. Я продолжаю. Опыты Шлифаке и Эзау повторили советские ученые Шерешевский и Плотников. Плотников, например, работал с волнами от 12,5 до 50 метров длиной. Он установил, что сильнейшими были лучи с длиной волны от 14,5 до 30 метров. Облученные такими волнами клопы и носатики… или как их называют?..

— Долгоносики, — отозвалась Анна.

— Ага, долгоносики. Так вот, клопы и долгоносики умирали в зависимости от длины волны за время от нескольких секунд до одной минуты. Таких же результатов достигли, повторяя опыты, и другие советские ученые, Церветинов и Гильдебранц. Теперь, уважаемые товарищи, я на несколько минут передам слово нашему уважаемому товарищу Роме, чтобы он рассказал о влиянии УКВ на различные вещества. Это его отрасль. Прошу внимания.

Рома не умел принимать эффектные позы. Даже сейчас, он не смог воспользоваться таким признанием своего научного веса, — даже сейчас, когда ему так хотелось завоевать чувства некоторых присутствующих. Рома сказал просто:

— Я не задержу вас долго. Вот главные из тех, кто проводил опыты в этой области: Шлифаке, Эзау, о которых уже упоминалось, затем Коварчик, Радовиц, Рейнболт и Гессель. Они установили, что растворители вообще не нагреваются в поле высокой частоты, то есть, под воздействием ультракоротких волн. Зато сильно нагреваются растворы. Например, чистая дистиллированная вода не нагревается совсем. Но, если к ней добавить немного соли, сделать раствор, то такая соленая вода нагревается достаточно сильно.

— Почему? — спросил Даниил Яковлевич.

— Этого мы еще точно не знаем. Далее, целые куски угля или других веществ почти не нагреваются. Но, если растереть их в тонкий порошок, — они нагреваются сильно. Некоторые сложные вещества под воздействием УКВ просто распадаются. Например, ртуть-оксид под воздействием УКВ распадается на чистую ртуть и кислород. И главное, что на разные вещества наиболее эффективно влияют лишь отдельные волны различной длины. Мы можем, например, положить на стол различные вещества. Изменяя длину волны, по нашему желанию, мы подвергнем распаду только нужные нам вещества, оставляя неизмененными остальные.

— Достаточно, — сказал Мистер Питерс. — Теперь мы попросим товарища Раю рассказать нам об особом воздействии УКВ на животных. Она специалист в этой отрасли.

И он вежливо поклонился Рае, которая немного покраснела, когда на ней сосредоточились все взгляды. Однако, Рая достаточно хорошо знала свое дело, чтобы сказать самое главное быстро:

— Первым, кто проводил опыты такого характера, был профессор Елинек, — начала она, — этот ученый облучал ультракороткими волнами мышей. И он установил, что шерсть облученных мышей была лучше, гуще и длиннее, чем у непросвеченных.

Андрей Антонович прикоснулся к своей облученной голове. Кожу немного саднило, как обожженную. Но пальцы его ощутили приятные на ощупь мягкие волосики на бывшей лысине — и он удовлетворенно улыбнулся: что там мыши, мол, вот у меня какая история получается… Но своих мыслей Андрей Антонович никому не открыл. А заметив, как посмотрел на него Рома, — старик быстро спрятал улыбку, делая вид, что он внимательно слушает.

— Подвергутые облучению мыши, — продолжала Рая, — росли значительно быстрее, чем контрольные, не облученные. Они набирали вес процентов на двадцать быстрее. Из облученных яиц во время опытов Елинека цыплята вылуплялись значительно раньше обычных…

— Слышите, товарищ Анна? — сказал ей Мистер Питерс, — а вы еще осмеливались высказывать сомнения относительно ваших кур.

Анна пожала плечами:

— Увидим…

Рая, закусив губу, подождала, пока не закончился этот обмен репликами, и спокойно, с явной иронией спросила:

— Позволите продолжать? Конечно, если это не помешает вашей беседе…

Мистер Питерс нахмурился, но ничего не ответил. Однако, Рая и не ждала ответа. Она нанесла последний удар:

— А впрочем, я считаю, что самое главное я уже сказала. Мы работали с этой отрасли вместе с Олесем. Итак, пусть он дополнит. Олесик, помоги, пожалуйста.

И она одарила Олеся такой лучистой улыбкой, таким очаровательным взглядом, как будто они с ним только что вернулись с самой приятной прогулки. Даже Рома, погруженный в свои мысли, заметил это. Он с отчаянием покрутил головой: черт побери, сколько счастья всем, кроме него… А Олесь уже встал. Он немного растерялся — никак не ожидал он такого проявления доброжелательства от коварной предательницы.

Некоторую напряженность состояния Олеся заметил и Даниил Яковлевич, вполне, как мы знаем, постороннее лицо. Он скосил одну бровь и прислушался: ну, что?..

— Собственно, по моему мнению, следует сказать еще о влияние ультракоротких волн на бактерии, — произнес Олесь, глядя только на Даниила Яковлевича, как на наинейтральнейшее лицо, — потому что о бактериях здесь еще не упоминалось. Я скажу только об опытах наших ученых Ойвина и Лауфера. Они изучали влияние УКВ на так называемую кишечную палочку — достаточно распространенный вид бактерий, а так же и влияние на «инфузорию туфельку». Были получены интересные результаты. «Туфельки» погибали очень быстро, за время от минуты до трех. Вода, в которой они находились, нагревалась за это время до пятидесяти пяти градусов. Бактерии держались значительно дольше — от девяти до десяти минут. Однако, это можно объяснить тем, что Ойвин и Лауфер пользовались генератором, который не мог давать волны меньшей длины, чем четыре метра. Из этого ясно, что на бактерии следует влиять значительно более короткими волнами. Ведь колебания различной частоты по-разному влияют на объекты. Отсюда вытекают огромные возможности для медицины.

Олесь остановился. Он заметил удивление в глазах некоторых слушателей.

— Да, да, для медицины, — повторил он. — Представьте себе такую картину. Перед нами больной какой-нибудь опасной болезнью. Лечить его обычным способом мы почему-либо не можем. Ну, например, больной туберкулезом легких. Чтобы его лечить, — надо давать больному много жирной, хорошей, сытной пищи. А у него, допустим, еще и желудок плохой, не может переваривать все это. Что делать?.. Мы знаем, что ультракороткие волны способны убить возбудителей туберкулеза — «палочку Коха». Но — какие волны, какой длины, в условиях какой именно экспозиции?.. Делаем опыты с культурой туберкулезных палочек. Устанавливаем, что их, за мгновение, убивают волны, допустим, в пять сантиметров длиной. И эти же волны никак не влияют вообще на организм…

— Ну, этого не может быть, — заметил Мистер Питерс, — какой-то вид воздействия должен быть.

— Да, это я слишком упростил, — согласился Олесь. — Эти волны воздействуют непосредственно и на организм больного, но как? Они, в условиях краткосрочного облучения, на несколько минут снижают способность белых кровяных телец, лейкоцитов, противостоять инфекционным возбудителям. Ну, так что же из этого?.. Мы облучаем больного нужными нам волнами, сразу убиваем в его организме все «палочки Коха» — а потом выдерживаем человека определенное время в стерильных условиях. И все, готово. Человек выздоровел, в нем не осталось ни одной «палочки Коха». Разве это не чрезвычайно важно для медицины? Надо только изучить влияние различных волн на различные бактерии, различных возбудителей болезней…

— Для чего у нас теперь есть все основания, ол фьюндаментс, — громко закончил за Олеся Мистер Питерс. — У нас есть наш новый генератор — и мы работаем с ним. Итак, общую часть нашей беседы считаю оконченной. У кого есть вопросы? Кто хочет что-то спросить? Прошу.

Вопрос был только у Даниила Яковлевича. Он сказал:

— Хотелось бы узнать, чего вы уже достигли с помощью этой вашей новой машины?

Мистер Питерс улыбнулся:

— Еду себе на столе лучами поджаривали. Палец профессору Терещенко обожгли — и, вместе с тем, ухо нашему уважаемому Ивану Петровичу Антохину, правда, совершенно случайно. Людей на улице останавливали, автомобили задерживали, драной кошке язвы залечили и шерсть новую вырастили… многого добились… правда, не достаточно, я бы сказал, систематизировано и научно, однако, убедительно.

— Так, так, — отозвался Даниил Яковлевич, — не совсем систематизировано. Я же говорил, фокусы-покусы делали. Нет, это мне не нужно. У нас здесь другая цель. Так и Иван Петрович мне писал. Вот только о шерсти… не верится мне, что это так. Откуда возьмется новая шерсть?..

— Выросла новая шерсть, — сказал Мистер Питерс.

— Хм…. — выразил сомнение Даниил Яковлевич. — Странно… что-то оно не того… может, она, как раз, линяла тогда, эта ваша кошка?

Рома почувствовал в его тоне недоверие. Он поднялся во весь свой рост. Пошатываясь от волнения, он грозно спросил:

— Вы думаете, что она линяла? И что это не было влияние нашего излучателя? Что это случайное стечение обстоятельств?

Даниил Яковлевич отметил:

— Думается мне, что так…

Тут Рома не выдержал. Он поднял руку, словно собираясь что-то схватить в воздухе, и спросил еще:

— Ладно, а если бы вам показали новую, так сказать, растительность на существе, которому точно не свойственна линька, тогда бы вы поверили?..

— Хм… тогда, конечно, что скажешь…

Аудитория с интересом слушала. Она увидела, как Рома после этих слов Даниила Яковлевича порывисто протянул свою длинную руку над головами Олеся и Татьяны Гавриловны. Татьяна отшатнулась с перепугу:

— Ой!..

Но рука прошла мимо ее головы. Рука на мгновение повисла над головой Андрея Антоновича, как коршун упала вниз, схватила в свои когти знаменитую меховую шапку, которую никогда не снимал дед, — и подняла ее вверх. Андрей Антонович побледнел. Он схватился обеими руками за голову, словно пытаясь прикрыть ее, и ахнул:

— И что ты делаешь?..

Было уже поздно. Победный голос Ромы звучал в стихшей комнате.

— Так вот, уважаемый Даниил Яковлевич, вы имеете перед собой живое существо, которому отнюдь не свойственно линять. Вот он перед вами. Наш старый знакомый Андрей Антонович, который до сих пор лишь мог претендовать на звание лучшей модели для рекламы типа «я был лысым». Приходилось ли вам, товарищи, видеть когда-нибудь более безнадежную лысину? Это же была настоящая Сахара, а не голова. И вот — смотрите!

Рома почти силой отвел в сторону руки Андрея Антоновича, который продолжал стыдливо закрывать голову. А, так как Андрей Антонович сопротивлялся, Рома ласково произнес:

— Ничего, ничего, Андрей Антонович. Вы теперь все равно есть научный объект. Ничего не поделаешь. Зато результаты какие сказочные. Смотрите, товарищи, на эту бывшую пустыню Сахару.

Да, это было действительно новостью не только для неофитов, как Даниил Яковлевич, Анна или Татьяна Гавриловна. Нет, удивление охватило всех без исключения. Рая поглядывала то на голову Андрея Антоновича, то на Рому, словно не веря своим глазам. Олесь открыл рот и так застыл. Мистер Питерс подошел ближе и присматривался, еле сдерживая в себе желание потрогать этот новый объект рукой.

И действительно, здесь было на что посмотреть.

Бывшая лысина Андрея Антоновича изменила цвет. Она сделалась коричневой. И на ней, закрывая ее словно ровным густым газоном, кучерявились новые волосы около полсантиметра длиной. Это был уже не пушок, какой Рома видел утром; нет, это были волосы, настоящие густые новые волосы. Рома вскрикнул:

— Ох, как выросло!..

Мистер Питерс не сдержался. Он осторожно прикоснулся пальцем к роскошной молодой шевелюре и повернулся к Ромы:

— И скажи ты, когда это получилось? Что за секреты?

На Роме собрались все взгляды — удивленные и заинтересованные. Но пыл уже покинул Рому. Он почувствовал неловкость, слова начали путаться в его рту:

— И это мы сегодня… Андрей Антонович очень просил… ну я и облучил его лысину… вот и все…

— Утром? Сегодня? — переспросил Даниил Яковлевич.

— Ага, — смущенно согласился Рома.

— Ну, так… это так… — не нашел слов директор.

Но Мистер Питерс не мог не использовать такое явление.

Он подвел итоги всему этому:

— Поскольку, уважаемый Даниил Яковлевич не отрицает, что Андрею Антоновичу не свойственна линька как таковая, ему придется признать и предыдущее: новая шерсть на кошке выросла, как результат облучения. Только здесь мы имеем значительно более эффективный пример. Потому что эти новые волосы выросли в течение всего одного дня. Рома, можешь взять патент на мощнейшее средство лечения облысения. Это ты правильно вспомнил про рекламу «я был лысым». Андрей Антонович, поздравляю вас. Вы стали объектом очень интересного открытия. Ваше имя с почетом и благодарностью отныне будут вспоминать миллионы лысых всего мира. А за то, что мне, в свое время, так же придется воспользоваться вашим способом, заранее выражаю мою искреннюю благодарность.

И Мистер Питерс важно пожал руку Андрею Антоновичу. Старик слабо сопротивлялся, бормоча:

— И чего вы все прицепились… да ну вас…

Но лицо у него было радостное и счастливое. Он радовался, как ребенок, которому подарили новую игрушку.

Даниил Яковлевич осмотрел комнату. Он заметил, как улыбается Мистеру Питерсу черноокая Анна, заметил злое лицо Раи. И, в то же время, он заметил и то, какими глазами смотрит на Рому Татьяна. Наверное, в воображении этой женщины Рома был магом и волшебником… Даниил Яковлевич заговорил:

— Ничего не поделаешь, ребята, действительно в вашем распоряжении — большая сила. Так вот, начинайте работать. Зерно мы в основном уже облучили, теперь очередь за скотом. Ты говоришь, Мистер Питерс, что бригадами будете работать?..

Рая прислушалась повнимательнее: о бригадах она до сих пор ничего не слышала.

— Ага, — ответил Мистер Питерс. — Бригадами будет лучше. Сейчас мы окончательно утвердим их состав. Так вот, бригада, работающая с коровами — Рома и Татьяна Гавриловна. Нет возражений?

^{…Бригада около коров — Рома и Татьяна Гавриловна.}

Какие возражения? Рома окончательно выдохся во время своего зажигательного выступления. Он беспомощно взглянул на Татьяну — и встретил там такое выражение надежды, такие полные лаской глаза, что казалось странным, как они вместили столько ласки. Итак, Рома молчал.

— Вторая бригада — Олесь. Он будет работать с… кем именно, Олесь?

Олесь засмеялся:

— А у меня нет никого. Мне рабочих надо будет выделить.

— Хм… — Мистер Питерс задумался. — А впрочем, пусть. Если нужен будет кто-то, скажешь. Третья бригада — мы с товарищем Анной работаем с птицами. Нет возражений?

^{— Третья бригада — мы с товарищем Анной…}

Собственно, возражать могла бы только Рая. Но она гордо молчала. Оскорбленные чувства заставляли ее не говорить ни слова.

— Да, — продолжал Мистер Питерс, — именно так. Ну, и, наконец, Рая. Ей, сколько мне известно, помощников не надо. Итак, пусть она пользуется услугами уважаемого Андрея Антоновича. И, конечно, заведующего кролиководством. Правильно, Даниил Яковлевич? Ол райт!

Даниил Яковлевич не имел ничего против. И дело можно было бы считать вполне законченной, если бы не слова Раи:

— Я думаю, что лучше будет, когда мы некоторое время будем работать с Олесем. У него сейчас работы будет немного, с зерном он почти закончил. А у меня есть некоторые вопросы, их он сможет решить в полном объеме. Так вот, мы с ним немного поработаем… если он ничего не имеет против.

Олесь согласился — правда, несколько удивленно. Он был единственный, кто до сих пор не понимал нового соотношения сил. А впрочем, это его мало интересовало. Он был рад самому факту примирения с Раей.

Так закончились своеобразные организационные сборы, которые выявили окончательную расстановку сил вокруг чудесного генератора. Даниил Яковлевич уже надел свою неизменную фуражку, собираясь выходить вместе со всеми из комнаты, как в комнату вбежал запыхавшийся рабочий. Он остановился в дверях и запричитал:

— Даниил Яковлевич… там такое…

— Что такое?

— В наши ловушки попались такие крупные крысы, каких мы и не видели никогда. Как кошки… нет, почти с собаку ростом.

Лицо Даниила Яковлевича посерьезнело. Он надвинул фуражку:

— Пойдем, покажешь.

Они вышли. Мистер Питерс взглянул на Рому, на Олеся. Потом он поманил их пальцем к себе:

— Слушайте, — сказал он шепотом, — не произошло ли это вследствие того, что крысы нажрались облученного зерна?..

— Не может быть, — возразил Рома, — так быстро?

— А кошка?.. А лысина Андрея Антоновича? Ведь мы ничего еще не знаем о сроках начала воздействия нашего излучателя.

Рома и Олесь молчали. Хуже всего чувствовал себя Олесь — именно он, в конце концов, был виноват в том, что крысы получили возможность кушать облученное зерно.

— Пойдем, — распорядился Мистер Питерс строго.

— Куда?

— Посмотрим на крыс. Может, это еще не то, о чем мы думаем. Рая, — громко позвал он, — если хотите, пойдемте с нами. Мы пошли смотреть на крыс, это интересно.

Но Рая не захотела:

— Я не переношу даже упоминания об этих мерзких животных. Нет, не пойду…

Приятели нашли Даниила Яковлевича возле ловушек. Действительно, крысы были очень крупные. Конечно, рабочий в запале несколько преувеличил. Можно было говорить только о величине большой кошки, а не собаки. А впрочем, и этого было достаточно. Крысы были около тридцати сантиметров в длину, — и почти на столько же тянулся длинный облезлый хвост. Рома даже съежился от отвращения:

— Бр-р… — пробормотал он, — не переношу такую гадость.

Мистер Питерс внимательно наблюдал за происходящим. Он услышал, как распоряжался Даниил Яковлевич поставить еще ловушек, как приказывал завтра же поехать в город и привезти сильно действующего яда, чтобы как следует заняться истреблением крыс. Конечно, так и должен поступать директор. Мистер Питерс отошел в сторону.

— Нет, — сказал он приятелям, — нет, это не то. Это просто большие крысы, и более ничего. Пойдем. Это не наше дело.

Однако, уходя, он еще раза два оглянулся; и шел угрюмый и погруженный в свои мысли. Все-таки у него не было уверенности в том, что большие крысы — «дело рук» генератора. Попрощавшись с Ромой и Олесем, Мистер Питерс пошел не в свою комнату, а в лабораторию. Там он запер за собой дверь, разложил на столе бумаги, привезенные с собой, и углубился в них.

Это были сложные, запутанные схемы каких-то аппаратов. Опытный глаз радиолюбителя узнал бы в них знакомые черты генераторов, приемников, телевизоров. Мистер Питерс что-то искал. Наконец, он стукнул кулаком по столу:

— Все равно, будет по-моему. Я докажу, докажу. И никакие крысы не помешают мне сделать это.

Больше он не проронил ни слова. Он работал, обволакивая бумаги, и самого себя, и все вещи в лаборатории облаками ароматного дыма из трубки.