Чудовище

8

Начиная с этого дня, проведенного на кладбище, жизнь Ульвара резко изменилась.

Он все слышал! Ах, как много нового и увлекательного ему удалось услышать! Как много знала Малин! И она никогда не рассказывала ему об этом. Проклятая, чертова Малин, почему она ничего не говорила ему? О предках Людей Льда и всем том, что они делали.

Но она сказала, конечно, далеко не все.

Он знал, что он меченый, и гордился этим. Но теперь он узнал, что до него были и другие.

Он хотел знать больше!

Но к Малин или Вильяру он не мог обратиться, зная по опыту, что они ответят уклончиво. Он сомневался в том, что Хеннинг много об этом знает, во всяком случае, от него он никогда не слышал даже намека на это.

Белинда ничего не знает, она просто дура. И он совершенно уверен в том, что Марко ничего об этом не слышал. Они с Марко привязаны друг к другу братской дружбой. Они даже угадывают мысли друг друга.

Он думал об этом день и ночь.

От кого она могла так много узнать о своих предках? От Вильяра? Ни черта!

И когда все были заняты чем-то — в хлеву, в школе, в других местах, Ульвар рыскал повсюду от подвала до чердака.

Он знал, что в спальне Вильяра есть аптечка с лекарствами. Но лекарства его не интересовали, ему нужно было другое.

Он слышал о том, что есть что-то такое мистическое и таинственное, что они прячут от него.

Однажды он случайно услышал слово «сокровища» — и он не забывал об этом.

Но из чего бы ни состояли эти сокровища, он знал наверняка, что находились они не в поместье Липовая аллея.

Он просто помешался на этих сокровищах, он готов был поклясться, что они имели к нему самое прямое отношение.

И неведение терзало его душу.

Да, превосходный был спектакль, когда сгорел дом Йонсена вместе с хозяином и всем содержимым! Ульвар удовлетворенно хмыкнул. Он был мастером по части пожаров, он проделывал это уже не в первый раз. Этот Йонсен собирался разрушить могилы Людей Льда. Он не имел на это никакого права. В тот день на кладбище Ульвар понял, что между ним и теми, кто покоился там, существовала связь. Он должен был попытаться вступить с ними в контакт. Ведь он же не раз видел духов, хотя и не мог вызывать их по своему желанию.

Ему не хватало каких-то знаний. Ах, дьявол, ему не хватало чего-то, что сделало бы его ужасающе сильным!

Может быть, ему не хватало этих сокровищ?

Как узнать об этом наверняка?

Одно имя врезалось ему в память на кладбище: Тенгель Злой.

Он и раньше слышал, как его произносили шепотом.

Это было святое для Ульвара имя.

Тенгель Злой был его героем, в этом нет сомнений.

При мысли о нем по телу его пробегали приятные мурашки.

Настоятель церкви тоже чуть было не сгорел. Он немного опоздал и явился, когда ужe вспыхнуло великолепное пламя над домом Ионсена.

Так что он видел все своими глазами.

Но он не видел Ульвара.

К счастью для себя.

Чуть было не увидел его. Только Ульвар отошел на безопасное расстояние от пожара, когда этот дуралей явился.

Взрывным пожаром назвал настоятель церкви то, что увидел.

Потом туда явились эксперты и прочие специалисты, но никто из них так и не смог выяснить причин пожара. Никто ничего не обнаружил. Поговаривали о прорвавшихся из-под земли газах.

Люди могли говорить о чем угодно. Это его не волновало.

Да, много нового и увлекательного рассказала Малин на кладбище!

Меченые не виноваты в том, что у них такая судьба. Эти слова не для него, лично он гордится тем, что он меченый. К тому же, как сказала Малин, среди них часто встречались сильные личности.

Да, об этом надо бы разузнать побольше! Есть ли на земле более великие личности, чем он сам? Да, возможно, Марко, но ведь они же близнецы.

Что же касается Тенгеля Злого… Вот бы ему встретиться с ним!

Он должен узнать все, должен, должен!

Колгрим тоже был интересен ему. Орудие зла, один из действительно проклятых, несчастье для окружающих на протяжение четырнадцати лет! Ульвар собирался, естественно прожить больше, чем четырнадцать лет, но и четырнадцать для него было пока еще много.

И еще этот Ульвхедин. Меченый, представлявший собой нечто интересное в самом начале. Но потом Элиза сделала из него человека.

Он должен разрушить могилу Элизы, должен!

И Хейке! Хейке, пересиливший проклятие! Он не заслуживал того, чтобы жить… нет, он болтает чепуху: он не заслуживал того, чтобы иметь такую роскошную могилу!

Ульвара воодушевляли собственные мысли. Да, эту могилу он должен разрушить. Осквернить ее, нагадить на нее!

Куда больший интерес вызывала у него другая персона. Суль, ведьма! Она должна была быть просто великолепной! На Липовой аллее висел ее портрет, очень старый, плохо сохранившийся портрет. Ульвар никогда не находил времени получше разглядеть его. Теперь же он сотрет с картины пыль и посмотрит, не скажет ли ему что-нибудь Суль.

И о призраках ему нужно узнать больше. Кое-что он узнал о них из историй о привидениях, которые рассказывали в округе. Жаль, черт возьми, что серый народец прогнали из Гростенсхольма! И это сделала Сага, его собственная мать!

Ха, он не испытывал никаких чувств по отношению к своей матери. Никаких! Какая-то старуха ему однажды сказала, что он явился причиной гибели матери. Она, что, думала, что он почувствует угрызения совести? Она плохо знала его.

Он знал, что Марко тосковал по матери. Он часто думал о ней, спрашивал у всех, какой она была. Но Марко был доволен ими, как Малин, так и Белиндой, хотя и та, и другая были просто дерьмом, как и Вильяр. И Хеннинг ничего из себя не представлял.

Все они были дерьмом. Все, кроме Марко.

И снова Ульвар почувствовал свое бессилие, свою беспомощность. Он должен все узнать! Но кто ему расскажет об этом? Все избегали говорить об этом, переводили разговор на что-то другое.

Теперь этот чертов парень, который был с Малин на кладбище, занял место Йонсена, чем был очень доволен. Впрочем, Ульвар ничего не имел против Вольдена, пока тот не трогал могилы. А он открыто заявлял об этом, теперь они собирались делать кладбище в лесу, у подножия холма. Но этот глупый Вольден взял туда с собой Малин, чтобы показать ей план и посоветоваться с ней. Ему, видите ли, интересно было знать ее мнение! Чертов идиот, он теперь дважды в неделю прибегает к ней и тащит ее с собой!

А Малин, нечего сказать! У нее явно не все дома! Куда подевались ее обычные черные платья с белыми воротниками и всем прочим? Теперь она рядится во что попало! И что хорошего во всей этой пестроте? Но выглядит она теперь намного моложе и стала намного добрее, это ясно. Теперь на него не ворчит, когда он отправляется в свои походы. «Вечером придет Пер», — говорит она, и глаза ее начинают сверкать, как маленькие солнца, а вид становится совершенно глупым. Пер — это Вольден.

И пока она из-за него такая добрая, Ульвар не будет считать его своим врагом. Но, если он задумает такую глупость, что заставит ее забыть о своих обязанностях на Липовой аллее или увезет ее отсюда… Тогда он ему покажет! Ульвар никому не позволит отнимать у него его служанку и рабыню! Белинда не может одна справляться с домашними делами, от нее только суета. Она постоянно забывает, как долго нужно варить яйца для Уль-вара, постоянно дает ему не ту одежду и задает массу глупых вопросов о том, куда он собирается или где он был.

Дерьмо!

Все они дерьмо!

Через год Пер Вольден посватался к Малин.

Она предполагала, что это произойдет, и была готова к этому. Тем не менее она, заикаясь, стала объяснять ему, что, к сожалению, пока не может ответить согласием. В ней нуждаются на Липовой аллее.

«Этот дьяволенок?» — подумал Вольден, но не сказал об этом вслух. Он знал, что Малин питает глубокое уважение к покойной матери двойняшек. Сам же он разделял точку зрения большинства в округе: этого мальчишку следует держать под замком.

Но в течение последнего года он вел себя смирно. Большую часть времени он проводил в лесу или в другом безлюдном месте, где он никому не мог причинить вреда. Конечно, он очень сожалел о том, что многое у него не получалось. Но и того, что он делал, было достаточно.

Весь округ ненавидел его. Обитатели Липовой аллеи не могли больше скрывать то, что у них дома живет очень опасный тип. И не то чтобы он мучил кого-то из людей, а тем более — животных, но от него всего можно было ожидать. Ему нравилось дразнить и обижать других детей, которых он встречал, он проделывал злые шутки с крестьянами и служащими контор, в которые ему был открыт доступ, он вытворял такое, за что, собственно, не мог понести наказания, но что находилось на грани терпимости и приличия. Он спускал штаны в присутствии знатных дам, бросал в трактире соль в кофе, связывал людям шнурки, так что те спотыкались и падали, выпускал коров на поля, приставал с бесстыдными предложениями к маленьким девочкам и разрушал у мальчишек их игрушечные постройки.

Он мучил и изводил всех, и Вильяру не раз ставили ультиматум. К нему приходили целые делегации, намеревавшиеся взять мальчика силой, в том числе и полиция, но ни у кого ничего не получалось. С Ульваром шутки были плохи. Встречая на своем пути сопротивление, он становился действительно опасным. Его не смогли одолеть четверо сильных мужчин.

И еще на помощь ему приходили эти волки. Иногда волк был один, иногда их было два, но больше трех никогда не было. Значит, их всего и было три. И поскольку повод для легализации охоты всегда можно было найти, каким бы неубедительным он ни казался, на этих волков были организованы облавы. Каждый понимал, что это были опасные звери. Собиралось множество народу, люди приезжали из Кристиании с ружьями за плечами, перьями на шляпах, в закатанных поверх сапог штанах, собирались крестьяне со всего округа со своими старинными, заржавевшими ружьями, и к ним присоединялись все остальные, кто мог ходить и носить оружие. У некоторых ружья были заряжены серебряными пулями, и было много таких, кто считал, что во всем этом замешана нечистая сила. Другие же, мыслящие более трезво, презрительно фыркали по поводу таких предрассудков и уже готовили место в гостиных для волчьих шкур. Ведь такие огромные шкуры следовало вешать на стену, чтобы всем хвастаться.

Но охотники не увидели ни одного волка. Они не обнаружили даже волчьих следов. Казалось, эти звери вообще были чьей-то выдумкой.

Эти волки никого не убивали, если не считать того первого человека, который погиб из-за сердечного приступа на пороге своего дома, но причиной этому могла быть болезнь. Нет, волки эти явно имели отношение к Ульвару с Липовой аллеи, и появлялись всегда при каких-то странных обстоятельствах. Люди считали, что нельзя было называть несчастного ребенка Ульваром[1], поскольку это имя созвучно слову «волки». Называть так ребенка — плохая примета, это должно было иметь свои последствия. В особенности если ребенок этот был от дьявола.

Вот почему Малин вынуждена была ответить пока отказом на предложение Пера Вольдена, хотя ей самой это было не по душе. Он напомнил ей о том, что они оба не такие уж юные и что поэтому им следует поторопиться, чтобы успеть завести детей. А детей от Малин он хотел.

— Я знаю, знаю… — озабоченно говорила она, стиснув пальцы. — Сама-то я хочу этого, но как мне все это удастся? Я не могу оставить их одних на Липовой аллее, они сами не справятся, мне это хорошо известно. Как часто бедняжка Белинда плакала в бессилии из-за его злодейских, «забавных» проделок, сколько раз уже Вильяр и Хеннинг пытались убедить его в том, что он приносит зло окружающим! Но именно зло-то ему и нравится, вот в чем дело. Он сознательно все делал. Но пока его выходки можно терпеть. А ведь мальчишке всего десять лет! Пройдет еще много лет, прежде чем он сможет жить самостоятельно — если это вообще будет возможно.

— Мы могли бы взять его к себе, — смиренно предложил Пер Вольден.

— Нет! — воскликнула Малин с такой горячностью, что сама испугалась. — Нет, еще не хватает, чтобы ты страдал из-за него! Ведь в тебе он будет видеть соперника, как ни странно это звучит, потому что меня он вовсе не любит. Он уже считает тебя своим конкурентом, ты должен был заметить это. И еще хуже будет, если у нас появится ребенок. Я бы вообще не решилась на это. Он может убить его, Пер.

— Но если он настолько опасен…

— Я знаю. Его следует держать под замком. Но я не могу причинять зло сыну Саги. И никто не имеет такой власти над ним, чтобы посадить его под замок.

— Даже его брат?

— Марко не захочет лишить Ульвара свободы. Марко — единственный, кто относится к нему с пониманием и выдержкой. Он бесконечно терпелив к своему брату. И еще одну вещь следует принимать во внимание: несмотря на то, что я на двадцать лет старше Ульвара, мы с ним являемся представителями одного и того же поколения. Так что у меня может родиться меченый ребенок. Сможешь ли ты это вынести?

Вольден не ответил прямо на ее вопрос.

— Я не уверен в том, что Ульвар ненавидит меня, Малин, — сказал он. — Помнишь прошлогодний пожар? И того волка, который прогнал нас обратно? Ты же знаешь, что в этот раз волк спас нам жизнь.

У нее на сердце потеплело от его слов.

— Значит, ты тоже думал об этом, — сказала она. — Я не осмеливалась говорить об этом тебе, зная, что ты человек реалистически мыслящий. Но осмелимся ли мы на это?

— А что, если спросить об этом самого Ульвара?

Спросить Ульвара? Такая мысль никогда не приходила ей в голову. Ведь она знала мальчика лучше, чем Вольден.

— Можно попробовать, — неохотно произнесла она.

Ульвар сидел среди ветвей невысокого дуба, росшего сзади домов на Липовой аллее. Прислонясь спиной к стволу и согнув в коленях костлявые ноги, он напоминал лесного тролля или, скорее, черного эльфа. Волосы торчали во все стороны, широкий рот растянут в злобной усмешке.

Он с презрением смотрел на тех двоих, что стояли внизу.

— Какого черта я буду перебираться к тебе, мерзкая, толстая Малин, и к твоему никудышному бездельнику? Думаешь, я не знаю, чем вы занимаетесь наедине? Тебе нравится, я знаю, когда этот убогий Пер щекочет твои дряблые прелести. Наверняка этот парень сделал тебе ребенка, так что вы вынуждены теперь пожениться!

Покраснев, Малин сказала:

— Вовсе нет, Ульвар, мы не позволяем себе ничего неприличного. Мы хотим у тебя по-дружески спросить: ты хочешь жить с нами? Мы сами этого очень хотим. Хочешь быть нашим сыном?

— Сыном этого кастрированного козла? Нет, я останусь здесь. Мы с Марко останемся здесь.

— Мы еще не спрашивали об этом Марко, мы хотели сначала услышать твое мнение. Его жуткие глаза недоверчиво сверкнули.

— Значит, ты собралась разлучить нас!

— Послушай, Ульвар, — угрожающе произнес Пер Вольден и сделал вперед несколько шагов. — Не смей так разговаривать с…

Глаза Ульвара сверкнули зеленым, и в ботинок Вольдена воткнулся острый нож. Но нога осталась неповрежденной.

— Будь осторожнее… — пробормотала Малин. — Послушай меня, Ульвар! Если Марко переедет к нам, ты согласен тоже переехать?

С подозрительной враждебностью глядя на них, он сказал:

— Посмотрим.

После этого он закрыл глаза в знак того, что аудиенция закончена.

— Возьми свой нож, — спокойно сказал Пер, протягивая ему клинок. Ульвар схватил нож, но Малин заметила по выражению его лица, что ему понравилось то, что Вольден не конфисковал у него нож. Другой бы на его месте так и сделал.

Они ушли. Желая успокоить Малин, Пер пожал ее руку.

— Все не так уж плохо, как видишь. И, кстати, по поводу твоего прежнего замечания: у меня нет ни малейших колебаний по поводу того, иметь ли от тебя детей или нет. Я готов иметь даже меченого.

— Спасибо! — прошептала она.

Прищурив глаза, Ульвар смотрел им вслед, пока они не исчезли за поворотом.

«Чертовы идиоты, — презрительно думал он. — Ничего они не понимают в жизни! Как они могут быть, к черту, так дьявольски глупы, что приглашают меня в свою занюханную счастливую жизнь? Но давайте, действуйте! Спите вместе и рожайте детей, и вы увидите, какой яркий фейерверк вас ожидает! Да, у вас впереди большие хлопоты! Я не дам вашим соплякам жить спокойно. Я обсыплю их блохами, я подпалю их шкуру, изнасилую их, выколю им глаза! Вот черт, как забавно будет все это!»

Его мечты о будущем были прерваны чьим-то мягким голосом.

Под деревом стоял Хеннинг, высокий и сильный, с добрыми голубыми глазами.

— Ульвар, не будешь ли ты так добр помочь мне сдвинуть один камень? — спросил он. — Мне нужно увеличить вес бороны, а то она слишком легкая.

Ульвар ползком спустился с дерева, словно огромный уродливый паук.

— Какого черта я должен помогать тебе, вонючая рохля? — сказал он, но все же пошел за ним, что-то ворча себе под нос.

Хеннинг не обращал внимания на его выпады, поскольку они каким-то парадоксальным образом понимали друг друга, хотя чаще всего были друг с другом не согласны.

Возможно, это молчаливое приятие Хеннинга объяснялось тем, что однажды ему и Марко в торжественной обстановке, перед камином, рассказали о той ночи, когда они появились на свет?

Разумеется, Вильяр ничего не сказал о черных ангелах и о том, кто был их отцом, но в остальном же он рассказал им все, и Хеннинг лишь уточнил некоторые детали. Он сказал, что Сага очень горевала о том, что умирает, оставляя своих новорожденных одних, и что он пообещал ей позаботиться о них. «И это оказалось не трудно, — сказал он, ласково улыбнувшись обоим слушающим его мальчикам. — Потому что вы так много значите для меня, вы оба!»

Может быть, поэтому Ульвар ограничивался только бранью в адрес Хеннинга?

Разумеется, мальчики знали о Саге. Им было известно из расказов Малин, что Сага приехала из Швеции и что ветвь рода Людей Льда, к которой принадлежала она, служили роду Оксенсштерн с 1600-х годов и что теперь эта традиция нарушена.

Малин получила письмо от графини Лоттен Оксенштерн, которая спрашивала, не сможет ли Сага вернуться обратно, потому что у графини теперь четверо детей и им нужна гувернантка. И Малин пришлось ей сообщить о трагической смерти Саги и о том, что она оставила после себя двух маленьких сыновей. В ответном письме графиня выразила свои соболезнования и приглашала обоих мальчиков в Швецию. Малин поблагодарила, написав, что будущее покажет, как поступить с мальчиками. А пока им и так хорошо живется у родственников.

Но она знала наверняка, что Ульвара они никогда не пошлют в Швецию. Они не желали зла семье графини, которая всегда так дружески относилась к Людям Льда.

Сама же она поддерживала добрые отношения со своими родителями, Кристером и Магдаленой. Они по-прежнему находились в услужении у рода Поссе, только с той разницей, что после того, как дочь Аренда Морица Поссе Шарлотта вышла замуж за камергера Адама Дидрика Рейтерскьоль-да, потомки Людей Льда стали служить роду Рейтерскьольдов.

Родители Малин хотели, чтобы она снова вернулась в Швецию. Но она была влюблена и хотела быть там, где был Пер Вольден.

Марко было нетрудно уговорить перебраться в будущий дом Малин. Как оказалось, он понимал, в чем состояла проблема: Белинде и Вильяру будет слишком трудно самим нести ответственность за Ульвара, хотя Хеннинг и находил с ним общий язык. Марко отлично понимал также личные проблемы Малин и обещал не спускать глаз с брата. Но ведь он большую часть дня проводил в школе…

Ульвара все ненавидели, а Марко любили и хотели быть в его обществе.

Безвестные поклонницы подбрасывали ему в школе записки, он был любимцем учителя, и даже мальчишки восхищались им. Он вел себя одинаково по отношению ко всем: спокойно, дружелюбно, с немыслимым для десятилетнего мальчика достоинством. И при этом он никогда не выпячивал свое «я», всегда держался в тени. «Этот мальчик не от мира сего», — вздыхали женщины, не подозревая о том, насколько они правы.

У Хеннинга сложилось определенное мнение о мальчиках.

— Марко не теряет времени даром, — постоянно говорил он. Он знал, что оба мальчика были предназначены для свершения каких-то дел. У каждого из них была своя цель. Хеннинг часто размышлял об этом. Но, как он ни бился, он не мог представить себе ту цель, устремляясь к которой Ульвар мог бы принести людям пользу.

Но вскоре у Хеннинга появилась новая тема для раздумий, на этот раз более личного характера.