Чужеземные тропы, незнакомые моря

На край света

Где-то уже с доисторических Бремен человек делает открытие за открытием — сначала осторожной, боязливой ощупью разведывает ближайшее жизненное пространство, позже смелыми далекими походами, претерпевая всяческие неудачи и жестокие удары судьбы, овладевает миром и все же не может проникнуть в таинственные полярные области планеты. Ледяная чадра до самого последнего момента мешает ему заглянуть в загадочное лицо полюса. Может быть, это и не так уж удивительно — ведь человек прежде всего начал разведку и исследование тех районов земли, где он жил еще с первобытных времен.

Как ни трудны были условия жизни в девственных тропических лесах, в пустынях или в горах, как ни скудны были оторванные от мира острова, тундры и степи, всюду человек сумел приспособиться к окружающей его природе. Куда бы ни заносила исследователя или купца изменчивая фортуна, всюду находил он населенные места, а значит, и сам мог обживать вновь открытые земли.

Всюду? Исключая, конечно, полярные зоны, эти грандиозные холодильники планеты, где — как мы сегодня знаем — делается погода всего земного шара. Здесь человеческая жизнь встретила почти непреодолимый барьер. В южном полушарии планеты, уже за 56° ю. ш., человек попадает в районы с очень суровым климатом, где не то что жить, но и оставаться более или менее длительное время совершенно невозможно.

Если вспомнить, что примерно на такой же широте северного полушария расположены Москва и Копенгаген, а еще севернее — в Канаде, Скандинавии и Сибири — раскинулся благодатный край, то станет очевидным, что формальная ссылка на широтные градусы может ввести в заблуждение. Арктика не так сурова, как Антарктида. Так, Исландия, расположенная на 10° ближе к Северному полюсу, нежели Огненная Земля к Южному, была населена уже 1000 лет назад. Поселок Упернивик в Гренландии расположен на 75° с. ш., а там живет 1200 человек. Но дальше этой зоны на севере тоже начинается район вечного молчания, куда только изредка в летние месяцы проникают кочевые группы эскимосов — убедительнейший пример человеческой приспособляемости.

Каждый, кто пытается проникнуть в полярные районы, должен подчиняться беспощадному закону, карающему всякого, кто не обладает необходимой настойчивостью, выносливостью, силой воли и осмотрительностью. Недостаток опыта, опрометчивость, небрежность — если даже это всего лишь забытая коробка спичек, — едва ли могут в других районах мира повлиять на успех предприятия. Но здесь они приводят к гибели.

Вот почему поверхность планеты довольно точно исследована уже в сравнительно давнее время, а ледяные поля Арктики и Антарктики, как и в глубокой древности, продолжали хранить свои тайны. Вплоть до наших дней наиболее недоступные территории, прежде всего в Антарктике, удалось, несмотря на величайшие усилия ученых многих стран мира, исследовать лишь в общих чертах. Только Международный геофизический год (1957/58), продленный по инициативе Советского Союза до 1959 года, позволил сделать решающие успехи главным образом в изучении Антарктики[374]. Исследование полярных зон было и остается предприятием несравненно более самоотверженным, дорогостоящим, унесшим больше человеческих жизней, нежели освоение всех остальных районов нашей планеты[375]. Этого нельзя забывать, рассказывая о героизме людей, пытавшихся приподнять белую завесу с полярных областей Земли.

…Высоко поднят корпус корабля, ничто не скрывает от глаз его плавные очертания от бушприта до кормы, от киля до фальшборта. Но судно не плывет по волнам, оно лежит килем на бетонном постаменте. Нет, не на верфи; бетонное основание — цоколь памятника. Это особенный корабль, знаменитый первооткрыватель, он так известен, что его название можно прочесть в любом словаре на любом языке. Норвегия, чей флаг этот корабль пронес по морям, объявила его национальным памятником. Тщательно обработанный специальными составами, он будет вечно храниться для потомков в музее близ Осло-фьорда, недалеко от места, где начиналось его героическое плавание.

Читатели, очевидно, давно уже догадались: это «Фрам» («Вперед») — «Санта-Мария» нашего времени. Но эпохальные плавания «Фрама» не были результатом случая, как это было с каравеллой Колумба. Да и сам «Фрам» не был дитя случая. Ведь до 1492 года, когда Колумб отплыл в Америку, его судно было обыкновенным каботажным фрахтером. На «Фраме» же каждый шпангоут, каждая линия обводов, каждая деталь внутреннего устройства были заранее запроектированы его создателем — великим исследователем Арктики Фритьофом Нансеном — так, чтобы судно способно было выдержать длительное путешествие в суровых условиях полярного Севера. Так же, как почти все суда известных первооткрывателей в прошлом и в более позднее время, «Фрам» со своими 800 тоннами водоизмещения, при длине 35 метров, — в сущности, довольно маленький кораблик. Но зато его обшивка выполнена из каменно-твердого дуба и имеет толщину не менее 80 сантиметров, а корма и нос еще к тому же усилены железными листами. Корпус корабля изогнут так, что при сжатии льдинами он выскальзывает из их объятий и оказывается наверху.

Поднявшись по трапу на палубу этой трехмачтовой шхуны, мы застаем здесь все в таком же виде, в каком оно было когда-то: мачты, ванты, кабестан, динамо-машина, здесь же подвешены и восемь шлюпок. Каюты производят такое впечатление, будто экипаж только что покинул их. Кругом одежда, обувь, инструменты, оружие… И они многое могли бы рассказать!

Пахнет ветром и смолой — извечными спутниками приключений. Фантазия разыгрывается. Кажется, будто слышишь глухие удары льдин, каждую минуту ждешь возгласа: «Свистать всех наверх!»

В углу стоит лыжа. Конец отломан, вся она покрыта таким множеством шрамов, что едва можно догадаться о ее назначении. И все же этот изувеченный обломок ясеневого дерева является документом, свидетельствующим о первом серьезном наступлении на Северный полюс, которое, хотя и закончилось неудачей, останется в анналах исследования Арктики великолепным примером самопожертвования во имя высокой цели.

…В 1892 году — ровно через 400 лет после того, как Колумб отправился, возвещая новую эру, на запад, — в Скандинавии при большом стечении народа сходил со стапелей «Фрам»[376]. А в июле 1893 года корабль с членами экипажа и запасом провизии на пять лет под командой Фритьофа Нансена покинул гавань Осло. Через три месяца «Фрам» без особых трудностей достиг 78°50' с. ш. и 133°37' в. д. на северо-западе Новосибирских островов и был затерт паковым льдом. Так, как это и было предусмотрено планом Нансена. Началась большая, тщательно подготовленная эпопея…

Дерзкий замысел Нансена основывался на результатах печально известной экспедиции «Жаннетты». Американец Де-Лонг[377], финансированный любителем сенсаций газетным издателем Беннеттом — тем самым, кто снаряжал в свое время экспедицию Стэнли на поиски Дэвида Ливингстона, — отправился в 1879 году на «Жаныетте» в Северный Ледовитый океан, чтобы отыскать норвежца Норденшельда, пропавшего без вести во время попытки обойти Азию Северо-Восточным путем[378]. Но в то время как сам Норденшельд после удачно проведенной зимовки вернулся на родину, экспедицию «Жаннетты» постиг трагический конец. В районе Новосибирских островов судно было затерто льдами и получило пробоину, экипаж вынужден был оставить корабль и, дойдя до материка, погиб близ устья Лены от голода и истощения.

Через несколько лет после этого в паковом льду у гренландского побережья были найдены обломки корабля. Оказалось, что это «Жаннетта». Значит, обломки были занесены к Гренландии неизвестным полярным течением через весь Центральный бассейн Ледовитого океана, быть может, даже через Северный полюс. Это стало сенсационной новостью, заставившей предположить, что в противоположность Антарктике на Северном полюсе нет сколько-нибудь заметных скоплений суши.

На этом Нансен и построил свой план. Если справедливо, что некое загадочное морское течение пронесло обломки «Жаннетты» через весь полярный бассейн, то и «Фрам» должен быть Подхвачен все тем же течением и, быть может, без особых трудностей достигнет Северного полюса.

Отчаянно смелая мысль! Дрейф и сжатие льдов, этих зловещих могильщиков кораблей, Нансен задумал сделать своими союзниками и с их помощью открыть великую тайну, скрытую за тысячами миль пакового льда.

Но для осуществления своей идеи Нансену нужны были еще и другие помощники. Их он выбрал по своему вкусу: 12 закаленных и испытанных в полярных плаваниях матросов во главе с капитаном Отто Свердрупом, твердо решивших дойти с ним до края земли. Не последним помощником был и корабль, которому, быть может, на годы суждено было стать их единственным пристанищем в ледяной пустыне. Потому-то он и был построен так прочно, чтобы противостоять любому натиску льдов.

Последующие месяцы стали для затерянных во льдах полярников тяжелым испытанием. «Фрам», закованный льдами, правда, постоянно менял снос местоположение, но настолько беспорядочно, что через год они оказались всего в 150 километрах от исходной точки дрейфа. Следовательно, приходилось опасаться, что такое плавание продолжится много лет…

К началу 1895 года ситуация стала просто тревожной. Ломавшиеся с оглушительным грохотом льдины сжимали корабль со страшной силой. Это были те самые роковые «объятия севера», раздавившие борта «Жаннетты» и погубившие другие корабли. В лихорадочной спешке экипаж перенес все предусмотренное для такого случая снаряжение и имущество на расположенную в 500 метрах ледяную возвышенность. «Фрам», зажатый по самые поручни, лег на бок. Выдержит ли крепкая дубовая обшивка корабля такое страшное давление?

5 января началось светопреставление. Беспомощные среди хаоса сваленной на лед провизии, одежды, нарт и научных приборов, окруженные испуганно воющими собаками, люди вынуждены были бессильно наблюдать, как массы льда с громоподобным треском снова и снова атакуют корабль, грозя раздавить его, как скорлупу ореха. Исход этой жуткой сцены, разыгравшейся на глазах экипажа в бледных сумерках полярной ночи, решал вопрос об их жизни и смерти. Если судно погибнет в этой титанической схватке, то им придется пройти 400 километров по льду до ближайшей земли. Да и будет ли это спасением? Кто может предсказать? Перед их глазами была судьба группы Де-Лонга.

Внезапно стало тише. Казалось, будто силы льда иссякли… Прочный корпус корабля пришел в движение и, невредимый, снова занял исходное положение. Отчаяние людей сменилось бурным ликованием: их славный корабль выдержал ледовое крещение…

На следующий день определили местонахождение судна, оно оказалось рекордным — 83° 24' с. ш. Но, с другой стороны, стало очевидно: если не наступит решительной перемены, то дрейф пронесет их в нескольких сотнях километров южнее полюса. Однако Нансен предусмотрел и такую возможность. Хотя ему было всего 32 года, он обладал уже солидным полярным опытом. Ведь семь лет назад с несколькими спутниками, в том числе и с Отто Свердрупом, он первым пересек Гренландию. Тогда Нансен пришел к убеждению, что этот самый большой остров нашей планеты покрыт сплошным льдом толщиной от двух до трех тысяч метров. В подходящий момент Нансен решил, что ему лучше всего оставить судно и добраться до полюса по льду. Разве путешествие через всю Гренландию на санях и лыжах не было подготовкой к этому решающему марш-броску?

Сопровождать его должен был лейтенант Иогансен.

Два смельчака были экипированы самым тщательным образом. У них в числе прочего были нарты с собачьими упряжками, лыжи и два каяка: в случае нужды они могли бы на обратном пути добраться до Шпицбергена по открытой воде.

Это было невероятно смелым предприятием! Тем не менее особых шансов на то, что Нансен и его спутник первыми в истории дойдут до полюса, не было. Ведь «Фрам» находился всего на 84° с. ш.

Впрочем, с другой стороны, ни одна экспедиция не располагала таким далеко выдвинутым вперед форпостом.

После нескольких разведочных вылазок 14 марта 1895 года настал, наконец, день расставания с «Фрамом». Сопровождаемые салютом из ружей и винтовок, оба норвежца двинулись навстречу своему великому подвигу. Но пусть дневник Нансена — этот несравненный документ человеческой преданности науке — сам расскажет о том, как протекала их отчаянная схватка с природой.

Меж строк чувствуется, как тяжко Нансену отказаться от последней решающей попытки. Он потратил годы жизни, чтобы подготовить эту экспедицию, а затем еще два года провел на борту «Фрама» в надежде, что дойдет до цели. Но изменчивая, полная неожиданностей Арктика не оправдала его ожиданий. И все же было сделано очень много: наконец-то в этом мире вечного безмолвия была пробита первая брешь. Никогда еще прежде человеку не удавалось пройти так далеко на север, до 86° 41' с. ш. До полюса оставалось 450 километров, всего каких-то 15 дней пути, но пришлось повернуть обратно.

Лето застигло этих несгибаемых людей врасплох, прежде чем они добрались до суши, хотя земля — они, конечно, этого не знали — была уже почти рядом. Разгар лета в Арктике — это снег по колено, смешанный с водой, километры озер и коварные трещины, в которых затаилась все та же ледяная вода. Прочно сколоченный зимней стужей мир трещит по швам, опасности подстерегают путников на каждом шагу. Двигаться дальше — еще больший риск, поэтому разумней дождаться более благоприятного момента для последнего рывка на какой-нибудь прочной льдине. К тому же необходимо пополнить запасы пищи. Охота на тюленей, медведей, на всякого рода птиц заняла томительное время ожидания. Четыре недели они отдыхали, пока первые заморозки короткой осени не укрепили льды настолько, что можно было трогаться в путь.

Надежда оказалась обманчивой. Паковый лед у западного берега Земли Франца-Иосифа уже 28 августа начал снова уплотняться. Дальше плыть на каяках стало невозможно. Но и на суше ущелья и изрезанный трещинами глетчер на отвесном берегу тоже были непроходимыми. Полярникам пришлось примириться с третьей зимовкой. Что толку, если бы они из последних сил пробились на несколько сот километров к югу, а затем, совершенно неподготовленные и обессиленные, были бы врасплох захвачены зимой?

Шансы норвежцев пережить еще одну зиму были невелики. Вместо теплой уютной каюты на «Фраме» они вынуждены были соорудить себе из камней, мха, моржовых костей и медвежьих шкур примитивное убежище. Лопатой им служила плечевая кость моржа, а мотыгой — клык этого животного. Ей-богу же, бедняга Робинзон находился в лучших условиях, нежели Нансен! Единственным питанием оставалась только медвежатина, а жалким источником тепла и света — вонючий тюлений жир. Так они прожили девять месяцев в условиях, в которых вряд ли жили даже люди ледникового времени.

Но у Нансена и его спутника были железные нервы и непоколебимое здоровье. После долгой полярной ночи они вновь увидели над горизонтом солнце. Береговой лед распался и очистил путь на юг. Это было 19 мая 1896 года…

Несколько раз моржи пробивали клыками их утлые каяки, и путешественники чудом спасались от гибели. Через четыре недели упорные норвежцы, перенеся неслыханные лишения, пробились почти до самой южной оконечности островного архипелага. И тогда произошло то, что едва не стоило им жизни. Нансен и Иогансен поднялись на возвышенное место, чтобы в хаосе льдин отыскать проход к свободной воде, каяки же оставили на краю льдины, привязав их к лыжным палкам, воткнутым в лед. Вдруг… Но пусть об этом расскажет Иогансен.

Это был эпизод, какой в других районах не имел бы такого большого значения, но в Арктике граница между жизнью и смертью всегда пролегает на острие ножа. Готовность к действию, выносливая натура Нансена помогли и на этот раз счастливо избежать опасности. То было их последнее тяжелое испытание! Через несколько дней оба норвежца случайно встретили английскую экспедицию Джексона[379]; очень хорошо оснащенная, она зимовала у южного берега Земли Франца-Иосифа и дожидалась судна, которое должно было доставить ее на родину.

Какое счастливое совпадение! В гостеприимном лагере англичан Нансен и Иогансен смогли, наконец, прийти в себя и снова превратиться в цивилизованных людей. Все последующие события развивались для норвежцев с кинематографической быстротой. 18 июня они встретили своих спасителей, а 26 июня их приняло на борт экспедиционное судно «Виндворд». Шпицберген, куда им пришлось бы добираться несколько месяцев по полному опасностей открытому морю, остался далеко позади. 13 августа 1896 года «Виндворд» бросил якорь в северной норвежской гавани Вардё.

А что же случилось с «Фрамом»?

«Фрам» со всем своим экипажем возвратился на родину буквально через 6 дней после того, как туда прибыл Нансен. Чудесный корабль вырвался из ледовых объятий у Шпицбергена как раз в тот день, когда Нансен ступал на землю Норвегии…

За 1055 дней дрейфа был почти полностью пройден Восточный бассейн полярного моря, причем «Фрам» не дошел до 86° с. ш. всего на 4 минуты. Это был рекорд, перекрытый лишь в 1939 году советским ледоколом «Георгий Седов», добравшимся до 86° 39,5' с. ш.[380]

Что же было достигнуто за время нансеновской одиссеи? Своей экспедицией Нансен разрешил загадку центральной части Ледовитого океана. Если до Нансена полагали, будто Внутренняя Арктика представляет собою мелководный бассейн с сушей в центре, то теперь выяснилось, что глубины там доходят до 3–4 тысяч метров и никакой суши там нет. А предсказанное Нансеном направление движения льдов с востока на запад блестяще подтвердилось историческим дрейфом «Фрама». Кроме того, впервые в Центральной Арктике были сделаны ценные океанографические, метеорологические и биологические наблюдения.

…Нансен не добрался до полюса. Но не это существенно. Своим смелым маршем он указал путь полярным исследователям. Мы еще вернемся к ним. Но раньше вспомним тех выдающихся людей, которые еще до Фритьофа Нансена немало сделали для исследования Арктики и в конечном счете подготовили успех его необыкновенного предприятия.

Вспомним первобытного торговца каменного века, с которого мы начали свой рассказ. Вспомним царя Соломона, который вместе с финикийским царем Хирамом организовал экспедицию за золотом в далекую страну Офир. Греки, карфагеняне, римляне посылали свои корабли в чужеземные страны и отправляли в походы солдат, чтобы овладеть новыми странами. Позже, через тысячу лет, на поиски новых земель отправлялись португальцы и испанцы. Но, какой бы пример мы ни взяли, всегда экономические и политические мотивы были главной движущей силой экспедиций в неизведанные дали, в незнакомые моря.

Как известно, папской буллой от 1494 года мир был разделен таким образом, что испанцам досталось западное, а португальцам восточное полушарие. На долю Англии и Голландии, крепнувшим в то время морским державам, доступ к сокровищам далекой Индии и Восточной Азии остался либо в объезд Африки, либо в обход недавно открытой Америки. Англичане и голландцы стали высматривать новые пути. «Почему бы, — говорили они, — нельзя обойти Европу и Азию с севера и таким образом войти в Тихий океан и добраться до южно-азиатских земель?» А так как после открытия Америки представление о шарообразной форме Земли все больше овладевало умами людей, то крепла и идея о новом пути не только в объезд Азии, но также и в противоположном направлении — севернее Америки. Так возникли проблемы Северо-Восточного и Северо-Западного путей.

В ту пору, на исходе века новых открытий, области высоких широт северного полушария были еще неизвестны. Не знали, соединятся ли где-нибудь Азия с Америкой, в этом случае проезд в Тихий океан Северным путем был бы невозможен.

Правда, норманны уже в эпоху раннего средневековья объездили северные моря и, как известно, не только открыли Исландию, Гренландию и Лабрадор, но и обогнули Скандинавию с севера. Однако после норманнов суда дальше 70° с. ш. не ходили. Зловещее ледовитое море и полярные страны, большую часть года покрытые льдом, долгие столетия не привлекали внимания людей[381].

Северное побережье Сибири в XVI столетии уже вовсю посещалось русскими рыбаками, охотниками за пушниной и купцами; на утлых своих суденышках они спускались вниз по великим сибирским рекам, а в летние месяцы, охотясь за пушным зверем, отваживались выходить в море, покрытое дрейфующим льдом. Они селились на морском берегу и предпринимали оттуда дальние поездки на Новую Землю, на Груманд — Шпицберген и другие острова.

О сибирском побережье, наконец, услышали и в Западной Европе. В 1525 году русский посланник при римском дворе сделал сообщение о своей стране и о возможности судоходства в Индию вдоль северного берега Сибири[382].

Это сообщение послужило толчком к тому, что к сибирским берегам стали посылать экспедиции. Вначале это были англичане и голландцы, первыми рискнувшие заняться проблемой освоения Северного пути, которым ходили русские ладьи. Но без достаточного опыта плаваний в полярных широтах и без хорошего снаряжения большинство из этих экспедиций погибло при трагических обстоятельствах.

В 1553 году британские купцы организовали для разведки нового торгового пути «Общество путешествующих первооткрывателей»[383]. Первым отправился в путь Уиллоуби, как говорилось в грамоте английского короля Эдуарда IV, «доблестный муж Вилибей». Но он погиб в ту же зиму у берегов Мурманска, затертый льдами. Это была первая в истории зимовка на Крайнем Севере. До Архангельска добралось только судно Ричарда Ченслера; оттуда он поехал в Москву и завязал торговые сношения с Россией.

…Во второй половине XVI века более подробно была разведана Западная Сибирь. Это сделали русские казаки и служилые люди — стрельцы, которые в постоянных схватках с давними врагами — татарами уходили все дальше и дальше в сибирские просторы. В 1581 году казацкий атаман Ермак Тимофеевич[384] перешагнул Урал и завоевал столицу Сибирского ханства — город Искер на Иртыше. Богатства вновь открытой страны способствовали ее быстрому заселению и освоению. Вскоре один за другим здесь вырастают города Тюмень, Тобольск, Томск, Енисейск, Якутск.

Вслед за англичанами на поиски Северо-Восточного прохода двинулись в конце XVI века и голландцы. В период 1594–1597 годов голландская экспедиция под командой Виллема Баренца, или Барентса[385], сделала попытку проникнуть в Северный Ледовитый океан. После открытия островов Шпицбергена и Медвежьего экспедиция высадилась у северного мыса Новой Земли, где Баренц после мучительно проведенной зимы — по-настоящему первой зимовки в истории Арктики — умер. Его спутники, претерпев огромные лишения, пробились к Кольскому полуострову. Составленный Баренцем доклад, а также остатки его лагеря были найдены через 274 года (1871) норвежскими охотниками за моржами.

Семен Дежнев[386], русский казак, проплыл в 1648 году от устья реки Колымы, вокруг восточной оконечности Азии в Анадырский залив в Тихом океане и таким образом доказал, что Азия отделена от Америки морским проливом. Это важное открытие было, однако, забыто, и когда царь Петр I в 1725 году выслал экспедицию для подробной разведки Сибири, он повелел руководителю экспедиции морскому офицеру Витусу Берингу[387] — датчанину на русской службе — в числе прочего выяснить: соединяется ли Азия с Америкой перешейком?

Чтобы разведать Восточную Сибирь, Беринг сначала отправился трудным сухопутным путем на Камчатку. Затем он пошел на парусах вдоль восточного берега на север и добрался до названного впоследствии его именем пролива. Он установил вторично после Дежнева, что берег Азии отклоняется к западу, и доказал таким образом окончательно, что Старый и Новый Свет между собой не связаны.

В 1741 году Беринг, принимая участие в русском предприятии — Великой Северной экспедиции, разведал побережье Аляски и посетил несколько Алеутских островов. На одном из них Беринг погиб от цинги.

Тем временем другие разведывательные группы Великой Северной экспедиции сделали важнейшие открытия в Сибири и на побережье Ледовитого океана. Не менее 570 русских и иностранных ученых, разбившись на пять групп и работая в разных местах побережья и континента, составили в 1733–1743 годах основную карту северного и восточного берегов Сибири.

Великая Северная экспедиция считается в истории открытий одной из наиболее удачных и хорошо организованных. Составленные ею карты береговой линии от Архангельска до северных островов Японии оказались настолько точными, что съемки позднейших исследователей внесли лишь небольшие поправки. При этом, правда, с сожалением пришлось констатиравать, что из-за огромных ледовых полей Северный морской путь не может быть судоходным…

У Алеутов, цепи островов, связывающих Азию с Америкой, побывал в 1778 году также Джемс Кук, когда он совершал свое третье кругосветное путешествие[388]. Он составил карту северо-западного берега Америки вплоть до Аляски и полностью уточнил очертания Берингова пролива, впрочем, районов, уже открытых Чириковым, Берингом и другими. На берегу Аляски у мыса Ледяного Кук дошел до 70° 41' с. ш., но затем паковый лед вынудил его повернуть обратно…

После того как Фробишер[389] и Девис[390], а через несколько десятилетий после них Гудзон[391] и Баффин[392] попытались отыскать Северо-Западный проход в Тихий океан, прошло два столетия. И только благодаря тому, что англичане стремились найти более короткий морской путь в Австралию, проблема Северо-Западного пути после долгого затишья снова стала актуальной.

В 1819 году эту задачу попытался решить Джон Росс[393]. Он дошел до пролива Смита, где живут самые северные жители земли — эскимосы. Следующую серьезную попытку найти Северо-Западный проход предпринял Вильям Парри[394]. В 1819–1820 годах он прошел под парусами через пролив Ланкастера до архипелага Мелвилла и, таким образом, дошел до моря Бофорта, примыкающего к Берингову проливу. Здесь его корабли в течение 10 месяцев были затерты льдами. За это время экипаж предпринял многочисленные вылазки. В числе других был открыт большой остров — Земля Банкса. Сам того не зная, Парри открыл значительную часть Северо-Западного прохода. Но дальнейший путь на запад был закрыт мощными ледовыми полями…

Джемс Кларк Росс[395], племянник старого Джона Росса, в 1831 году на 70°5' с. ш. открыл Северный магнитный полюс.

Самым трагическим и в то же время самым крупным полярным предприятием того времени, несомненно, была последняя экспедиция испытанного полярного исследователя сэра Джона Франклина[396], который в прошлом уже побывал у берегов Аляски. В мае 1845 года он ушел в море на двух кораблях, «Эребус» и «Террор», до этого бывавших в южных антарктических морях, с экипажем из 129 опытных моряков. Через несколько недель, 26 июля, эти корабли видели в последний раз в заливе Мелвилл, у западного берега Гренландии. С тех пор никаких известий о них больше не поступало.

Поиски пропавшей экспедиции Франклина были самыми крупными из известных в истории открытий. Начиная с 1848 года и по 1889 год для этой цели было снаряжено более 40 спасательных и поисковых экспедиций, но Франклин и разделившие с ним участь спутники найдены не были… И все же эти попытки были очень плодотворны в другом отношении. Географически наиболее важной из них был рейд Мак-Клура[397]. Из Берингова пролива через море Бофорта он доплыл до Земли Банкса, а затем на санях двинулся дальше на восток к проливу Мелвилла, тому самому, куда Парри дошел в 1820 году с востока. Таким образом, Мак-Клур разведал последний отрезок водного пути между Атлантикой и Тихим океаном. Северо-Западный проход, который искали в течение нескольких столетий, был, наконец, найден; но вместе с тем было окончательно установлено, что из-за мощных скоплений льдов он не имеет практической ценности. Так закончилась многовековая эпопея Северо-Западного прохода…

Следы же экспедиции Франклина были найдены только в 1859 году на острове Кинг-Вильяма. Выяснилось, что корабли провели первую зимовку —умерло всего три человека — в проливе Барроу, у юго-западной оконечности острова Девон. В следующем году они дошли до северной оконечности острова Кинг-Вильяма (около 70° с. ш.), где зазимовали снова. Там в 1847 году Франклин умер от цинги вместе с несколькими другими матросами. Примерно через год 105 уцелевших членов команды оставили суда, чтобы добраться до Американского континента. Часть из них, несмотря на нечеловеческие лишения, действительно дошла до устья реки Бакс, но ни один не покинул «бухты смерти» — Бакс — и не добрался до далеко выдвинутых на север станций «Компании Гуд-зонова залива». Все погибли от голода и цинги…

Что же касается Северо-Западного прохода, то лишь самому знаменитому исследователю Арктики первой половины нашего века Руалу Амундсену[398] с шестью спутниками удалось ценой трех зимовок (1903–1906) пройти на маленькой моторной яхте «Йоа» водоизмещением 47 тонн все расстояние от Атлантики до Берингова пролива. Ему мы обязаны также более точным определением положения Северного магнитного полюса на 70°30' с. ш. и 95°30' з. д., то есть несколько северо-западнее точки, определенной Россом. И только в 1944 году канадская полицейская шхуна «Св. Рох» повторила путь Амундсена, правда, впервые пройдя весь проход без зимовки. Но это дела не меняет, Северо-Западный путь пока еще не имеет практического значения…

После широких научно-исследовательских работ Великой Северной экспедиции на сибирском побережье оставалось выяснить только некоторые подробности. В 1820–1824 годах к Новосибирским островам направился Врангель[399]; один из этих островов сегодня носит его имя. Важное открытие сделала в 1873 году австрийская экспедиция Пайера[400], неожиданно попавшая в ледяной плен в Карском море. Льды унесли ее к берегам неизвестного, покрытого большими глетчерами островного архипелага, получившего название Земли Франца-Иосифа.

Хотя интерес к Северо-Восточному проходу благодаря открытию Суэцкого канала (1869) временно затих, но уже через 10 лет норвежец Норденшельд[401] снова сделал попытку пройти его на «Веге». Перезимовав у северного выступа Чукотского полуострова, он успешно выполнил свою задачу и, войдя в Берингов пролив, тем самым одолел, наконец, Северо-Восточный проход, покорение которого велось уже несколько столетий.

Несмотря на этот временный успех, попытки пройти Северным морским путем не часто удавались и в течение последующих десятилетий все еще считались рискованным предприятием. Лишь Советский Союз, соорудив на полярных островах и вдоль всего сибирского побережья метеорологические станции и базы, используя новейшие технические средства, прежде всего ледоколы и разведывательные самолеты, сумел создать предпосылки для регулярного судоходства в течение летних месяцев. Это имеет огромное значение для освоения природных богатств Сибири.

Советскому ледоколу «Сибиряков» в 1932 году впервые удалось пройти весь этот путь в одну навигацию, то есть без зимовки[402].

Длительные самоотверженные поиски обоих сквозных путей несколько отодвинули проблему исследования полюсов на задний план. Более двух веков «полюсный» рекорд все еще принадлежал англичанину Гудзону, дошедшему в 1607 году до 80°23' с. ш. Это хорошо показывает, как мало делалось для исследований в полюсном направлении. Но до изобретения самолета на «макушку» Земли мог взобраться разве что только тот, кто использовал опыт великого первопроходца Центральной Арктики Фритьофа Нансена.

…С высокого ледяного тороса смотрел Роберт Эдвин Пири[403] вслед уходившим людям до тех пор, пока последний человек не исчез за южным горизонтом.

Со вспомогательной группой капитана Бартлетта, проложившей ему дорогу, ушел последний белый. Так было условлено. Взор Пири обратился на север: до полюса осталось 246 километров. Никогда еще этот человек не был так близок к цели, хотя стремился к ней почти целую четверть века — 23 года; почти все эти годы он провел в покрытой льдом Арктике. В поисках подходящей отправной точки Пири разведывал северное побережье Гренландии, а затем Землю Гранта — крайний, скованный льдом форпост Американского континента, отстоящий на 766 километров от полюса. Так, в 1902 году он добрался до 84° 17', а в 1906 году — даже до 87° 6' с. ш. Таким образом, хотя он и побил рекорд Нансена почти на целый градус, он тоже понес поражение и вынужден был повернуть обратно, когда широкие полыньи во льду сделали дальнейшее продвижение невозможным. Но вот настал 1909 год. Гоняясь за полюсом, Пири состарился — ему минуло 53 года. Если не удастся и на этот раз дойти до «верхушки», то не удастся никогда. Но почему же не удастся? Разве не сделано все, что в человеческих силах? Разве не все подготовлено самым лучшим образом? Да и сам он тоже разве не прожил на Севере для тренировки долгие годы, как живут эскимосы? В случае нужды он тоже может питаться одним только сырым моржовым мясом! Право же, он приспособлен к жизни в Арктике лучше любого человека его расы!

…Пири взглянул на оставшихся спутников: четверо отобранных им эскимосов сидели у снежной хижины — иглу — со спокойствием детей природы, невозмутимо пережевывая пищу. С ними был гигант Метью Хенсон, здоровяк Хенсон, сильный, плечистый негр, мастер на все руки, постоянно сопровождавший Пири в его походах в высокие северные широты. По своему богатому арктическому опыту негр не уступал эскимосам — этим истинным сынам Севера, — не уступал ни в знании капризных льдов, ни в обращении с собаками и нартами, ни в чем… Собаки, штук сорок, были самые лучшие и сильные из всей стаи. И наконец, продуктов и горючего было запасено на 40 дней.

Все вместе взятое составляло «машину» путешествия Пири. В наш век железных дорог и автомобилей такая «машина» кажется примитивной, и все же в этих широтах она прошла испытание веками, и ничем лучшим заменить ее не смогли.

Сюда, до далекого 88-го градуса северной широты, вспомогательные группы экспедиции везли на своих санях большую часть грузов и выполняли самую трудоемкую работу. Прокладывая путь, они уходили вперед и заранее готовили остальным товарищам теплые иглу для отдыха. Теперь шесть человек, ушедших на последний штурм полюса, остались одни, предоставленные самим себе. Но зато они почти так же свежи, какими были на старте. Теперь выяснится, правилен ли был расчет. А расчет был простой. Они будут стараться ежедневно проходить по 50 километров, и если это удастся, то через 6 дней окажутся на полюсе. Просто?.. Но разве можно сказать что-нибудь о месте, куда еще не ступала нога человека? Кто может предвидеть, какие сюрпризы уготовила природа по ту сторону горизонта? Что, если земная ось «погружена в воду» или вознесена на вершину высоченной горы?

По мере того как Пири, разведывая дорогу, уходил вперед, его фантазия рисовала все новые и новые трудности, которые могли бы свести все прошлые усилия на нет. Движения Пири были нервно-торопливыми, и странным образом его торопливость возрастала тем больше, чем дальше он продвигался к полюсу…

Три дня миновали с тех пор, как вспомогательная группа капитана Бартлетта повернула обратно. Поверхность льда была довольно ровной, и лишь изредка ее гладь вспучивали торосы; в самом деле, Пири и его спутники ежедневно покрывали от 45 до 50 километров и уже перешагнули 89° широты. Спали они в быстро сооружаемых иглу, всегда только по нескольку часов, а затем снова устремлялись вперед. Даже эскимосы, эти закаленные, обычно равнодушные люди, тоже заразились «полярной лихорадкой» начальника. Правда, ими руководили другие соображения. То обстоятельство, что им удалось забраться в такую глухомань, куда даже медведь Нанук не ходил, они приписывали, как сами говорили, исключительно тому, что злой дух либо спит, либо у него неприятности с женой. На всякий случай они сочли за благо поторапливаться, чтобы уйти из его ревностно охраняемых владений…

Но, по-видимому, 4 апреля, незадолго до окончания марша, почти у цели, злой дух все же вмешался. Во всяком случае, наивные эскимосы в этом были твердо убеждены. Поперек пути неожиданно разверзлась почти стометровая полынья, покрытая лишь тонкой коркой льда. С подобными явлениями Пири сталкивался часто. Он знал: тут можно либо умереть от голода, оставаясь на месте, либо утонуть, двигаясь дальше. Арктическая заповедь гласит, что нельзя дожидаться, пока ледовые условия станут лучше. И Пири решил идти.

…Широко, как медведь, расставляя ноги, чтобы распределить вес на возможно большую площадь, Пири двинулся первым. Лед угрожающе потрескивал, и провожатые каждую минуту ждали, что Пири провалится. Наконец, он ступил на прочный лед. Собак с нартами пустили одних. Это был наиболее опасный момент переправы, потому что если бы хоть одни нарты (из пяти) провалились со своим тяжелым грузом, то катастрофы можно было бы избежать, разве что только немедленно повернув обратно. Своим верным инстинктом собаки чувствовали опасность и двигались ползком, как кошки, быстро перебирая лапами. Полоз одних нарт даже провалился сквозь тонкий лед, но быстрая реакция животных предотвратила самое худшее. Последними, местами тоже ползком, двинулись привыкшие ко льду эскимосы. Когда все было позади, усталые люди, едва разбив бивак, погрузились в тревожный сон. Но сам Пири находился в состоянии, когда сон приносит только страдания. Обессиленный, как и остальные, не доев ужин до конца, он тоже погрузился в тревожный сон, но скоро его спугнули злые видения. Пири выбежал из иглу, вскарабкался на ближайший торос, вглядываясь в даль на север, будто уверенный в том, что обнаружил впереди какое-то непреодолимое препятствие. О сне нечего было и думать, и скоро вся колонна устремилась вперед.

Температура вблизи полюса устойчиво держалась на — 40°, и даже закаленные эскимосы с трудом переносили лютый мороз. Но. ледовые условия, не считая отдельных высоких торосов, были в общем неплохие, так что за каждые 12 часов группа действительно проходила по 50 километров.

6 апреля в 10 часов утра, после продолжительного марша, Пири приказал остановиться. По его расчету, они должны были находиться у самого полюса. До смерти уставший, он все же немедленно принялся определять широту. Вычисления показали 89°57' с. ш. Это была победа! «Макушка» Земли была в пределах видимости, едва ли не в пяти километрах.

Американец был слишком измучен, чтобы полностью насладиться заслуженным триумфом. Неделя стремительных маршей, сон урывками и пытка постоянным страхом за успех дела измотали его силы. И все же после короткого сна он снова взялся за работу. Оставалось сделать еще много, чтобы закрепить успех. На легких нартах в собачьей упряжке Пири в сопровождении двух эскимосов прошел 18 километров, чтобы сделать еще одно проверочное определение. Оказалось, что он прошел дальше той точки, куда сбегаются все меридианы планеты. И собственно, только тогда до его сознания дошло, как здесь, у полюса, все относительно. В то время, как первые километры этого последнего марша он прошагал на север, дальше, не изменив направления, он уже двигался на юг. Там, где он стоял, день и ночь составляли год; сто таких дней и ночей — столетие! Если бы он пришел сюда на время долгой арктической зимы — целых шесть месяцев! — то мог бы наблюдать, как звезды северного полушария постоянно кружат на одинаковом расстоянии от горизонта, а Полярная звезда светила бы, как центр мироздания, в зените.

Эскимосам, напротив, самая северная точка Земли принесла лишь одно разочарование. Куда бы ни проникал взор, нет ничего, кроме ледовых полей, прерываемых иногда нагромождениями спрессованного льда. Пустынный ландшафт, как и на берегах Гренландии, их родины. Они не понимали этого европейца, который, чтобы добраться сюда, сотни раз рисковал и своей и их жизнями.

Вез больших торжеств был поднят флаг. Под флагом Пири уложил бутылку с двумя запечатанными в них документами и пожал каждому спутнику руку. Но зловещий ландшафт создавал угрюмое настроение. Сознание, что населенный мир находится так далеко, не способствует веселому настроению. Опасности обратного марша острым мечом нависли над ними в морозном воздухе.

7 апреля, после 30 часов, проведенных на полюсе, экспедиция покинула самую северную точку Земли. Чувства Пири раздвоились:

За истекшее время ледовые поля пока что стояли на месте, так что отважная шестерка могла возвращаться назад по своим следам и снова пользоваться старыми иглу. Благодаря этому сэкономили много времени и сил.

Сознание, что с каждым шагом они ближе к Земле Гранта, помогало преодолевать трудности. Уже 9 апреля экспедиция благодаря попутному ветру, позволившему собакам бежать коротким галопом, перешагнула через 88-ю параллель. Пири рассказал об этом несколькими словами:

Так продолжалось и дальше. Утром 23 апреля Пири и его храбрые спутники, радостно встреченные оставшимися товарищами, добрались до мыса Колумбия на Земле Гранта — исходного пункта их дерзкого похода. Громадное расстояние в 1500 километров до полюса и обратно было преодолено за 53 дня, причем обратный марш был сделан за фантастически короткий срок — 16 дней!

Но радость была омрачена. Росс Марвин, провожавший Пири в качестве начальника вспомогательной группы до 86° с. ш., утонул в ледяной полынье. После того как к концу лета лед взломался, экспедиционное судно «Рузвельт» вошло в начале сентября 1909 года в гавань Индиан-Харбор. Телеграмма сухо сообщила о триумфе Пири:

Пири тогда еще не знал, что несколькими днями раньше весь цивилизованный мир был взволнован другой телеграммой. Ее отправителем был Фредерик Кук, тоже достаточно известный исследователь Арктики[404]. Согласно этой телеграмме Кук якобы открыл полюс уже 21 апреля 1908 года, придя к нему со стороны Земли Акселя Хейберга.

Спор о приоритете кончился тем, что лавры открытия Северного полюса были все же присуждены Роберту Эдвину Пири. Эксперты Копенгагенского университета, которым была доверена проверка материалов Кука, пришли к выводу, что на основании этих материалов нельзя сделать убедительного вывода, будто бы Кук действительно был на полюсе. При последующем доследовании один из эскимосов, сопровождавший Кука, показал, что последний во время своего марша от пролива Смита до Земли Акселя Хейберга и далее — само по себе великолепное достижение — вообще не повернул к полюсу, а оставался все время в пределах видимости берега. Но и подробное рассмотрение записей Пири тоже заставило усомниться, добрался ли он действительно до самого полюса. Весьма вероятно, что вследствие ошибки в определении широты он на три километра не дошел до полюса.

То обстоятельство, что Пири в решающей фазе своего похода отправил обратно последнего белого спутника, вызвало толки, будто он не желал ни с кем делить славу первооткрывателя полюса. Пири старался опровергнуть этот упрек и доказывал, что так, и только так он мог поступить. Как бы то ни было, но почему бы этому неутомимому и упорному покорителю полюса наряду со своими незаурядными положительными качествами не быть еще и чуточку честолюбивым?..

Хотя результаты последней экспедиции Пири были с научной точки зрения в целом довольно скромны, но благодаря единственной в своем роде и неповторимой деятельности этого неустрашимого покорителя полюса выяснилось следующее: Северный полюс расположен не как его южный антипод на материке, а представляет собой точку посреди покрытого дрейфующим льдом моря глубиною не менее 2750 метров. Загадка самой северной точки Земли разрешилась очень просто, и все фантастические домыслы по этому поводу были буквально обращены в ничто. Но тайны, которые еще продолжала хранить закованная в лед часть нашей планеты, оказались далеко не раскрытыми, хотя самый полюс как географическая точка больше не представлял такого интереса.

Лишения, связанные с походами по ледовому морю, сопряженные с ними опасности и не в последней степени громадные расходы по организации экспедиций — все это ни в коей мере не оправдывалось достигнутыми результатами. Должно было наступить новое время с более развитой техникой, чтобы исследования Центральной Арктики дали какие-то практические результаты…

…Шестнадцать лет прошло с тех пор, как Пири стоял на полюсе, и первобытное молчание Центральной Арктики вдруг нарушилось ревом мотора. 9 мая 1926 года самолет американца Бэрда[405] кружил над Северным полюсом и после 16-часового полета возвратился обратно к месту старта, на остров Шпицберген. А еще раньше, в 1914 году, над полярными районами летал русский летчик Нагурский[406].

Собачьи упряжки, каяки, лыжи, единственные во времена Нансена и Пири средства передвижения среди хаоса льдин, утратили свою главенствующую роль. Новую эру в исследовании Арктики открыл самолет.

Фритьоф Нансен, как никто другой, хорошо понимал примитивность прежних способов покорения севера. Горький личный опыт превратил его в ревностного поклонника всего нового. В 1926 году он основал «Аэроарктик», общество, поставившее себе целью освоение Арктики с воздуха[407].

Трамплинами для полетов к полюсу стали Кингс-Бей и остров Шпицберген. Вскоре после удачной попытки Бэрда с двумя гидропланами стартовал Руал Амундсен и достиг 87°44' с. ш. А еще через год Амундсен полетел на дирижабле «Норге», которым управлял итальянец Нобиле[408]. После того как воздушный корабль пролетел над полюсом, он, сильно поврежденный, приземлился на Аляске, но впервые весь Северный полярный бассейн был пересечен по воздуху.

В 1928 году последовала злосчастная экспедиция Нобиле на дирижабле «Италия». Было задумано на короткое время высадить несколько человек на полюсе, но сделать это не удалось. На обратном пути произошло несчастье, повергшее на несколько недель в волнение весь мир. Вследствие большой утечки газа и поломки руля высоты «Италию» бросило на лед, причем гондола оторвалась и 9 человек экипажа, в том числе и сам Нобиле, очутились на льдине. Остальные 6 человек были унесены дирижаблем и пропали без вести. Группа из 8 человек благодаря самоотверженным действиям советского ледокола «Красин» и летчика Бориса Чухновского была спасена. При спасении экспедиции Нобиле погиб выдающийся норвежский полярный исследователь Руал Амундсен, вылетевший на самолете искать Нобиле[409].

После смерти Нансена в 1930 году президентом «Аэроарктик» намеренно был выбран доктор Гуго Эккенер — командир дирижабля «Граф Цеппелин». Со своим дирижаблем Эккенер еще в 1929 году, вылетев из Фридрихсхафена, обошел за 12 летных дней весь земной шар, совершив только три посадки — в Токио, Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Однако репутации полярника он еще не приобрел. От него, как от наследника знаменитого норвежца, ожидали, что он поведет дирижабль на Крайний Север. Так и случилось. Летом 1931 года «Граф Цеппелин» с целой коллегией известных на весь мир специалистов, возглавляемой советским исследователем Арктики Самойловичем, стартовал из Фридрихсхафена на север[410].

Целью экспедиции был уже не только полюс. Речь шла о том, чтобы в районах Новой Земли, Земли Франца-Иосифа и открытой лишь в 1913 году и почти совсем не изученной островной группы Северной Земли сделать ряд ценных наблюдений: метеорологических и аэрофотографических, по изучению земного магнетизма Арктики.

Особой сенсацией этого полета оказалась встреча дирижабля с советским ледоколом «Малыгин» в районе острова Гукера — в архипелаге Земля Франца-Иосифа — далеко за 80° северной широты[411].

Выполнив свою задачу, дирижабль благополучно возвратился в Берлин. Весь полет с короткими посадками занял всего семь дней. Чтобы достичь таких же результатов с помощью старых, традиционных методов, несомненно, потребовались бы годы: ведь «Цеппелин» всего за 105 часов 17 минут преодолел расстояние в 10 700 километров и одновременно провел обширные научные исследования.

Таким образом, было наглядно доказано, что наряду с самолетами для исследования полярных областей земного шара могут быть использованы и дирижабли.

Но, как бы высоко ни расценивалось все, что сделали арктические исследователи, начиная с Амундсена и кончая Эккенером, этого было явно недостаточно для подробного исследования Арктики. Только когда с помощью самолетов стало возможно в любой точке Центральной Арктики высаживать исследовательские группы, появилась реальная возможность приступить к настоящему исследованию арктических просторов.

…Мы уже говорили, что в изучении ледовых условий, существовавших в районе сибирского побережья, больше всех был заинтересован Советский Союз. Расстояние от Мурманска до Владивостока вдоль сибирских берегов равно 6 тысячам морских миль, через Суэцкий канал — 13 тысячам. Эти цифры красноречиво уясняют экономические выгоды северного морского варианта. Но ледовые условия на всем протяжении Северного морского пути определяются климатическими явлениями в Центральной Арктике. Таким образом, исследования Северного полярного бассейна перестали быть погоней за рекордами и сенсациями, а превратились в жизненно важную, насущную необходимость[412]…

После основательной и продуманной подготовки 21 мая 1937 года советская отечественная машина АНТ-6 стартовала с острова Рудольфа — самый северный остров Земли Франца-Иосифа — в направлении к Северному полюсу. Пилотировал самолет испытанный арктический летчик Михаил Водопьянов. На борту находилась группа ученых под руководством полярного исследователя И. Д. Папанина[413]. Через несколько часов тяжелая машина с красными звездами на крыльях благополучно совершила посадку на большую льдину в непосредственной близости от полюса. За нею последовали другие самолеты, груженные предметами снаряжения, продуктами питания и научными приборами. А через несколько дней в самом сердце Арктики возник маленький уютный поселок, снабженный всем, что было необходимо для длительной работы исследовательской группы.

Впервые в истории был на деле осуществлен дерзкий и смелый план покорения Центральной Арктики.

В одиночестве, за тысячи километров от цивилизации, четыре человека проделали то, о чем Нансен и Пири могли лишь мечтать и к чему стремиться всю жизнь. Во время долгой зимней ночи Полярная звезда в зените оставалась их ориентиром в сердце ледяной пустыни; а движение льдин, игра морских течений и ветров — смертельный враг первооткрывателей Арктики — стали теперь главными объектами исследования…

После дрейфа, длившегося 274 дня, папанинская группа оказалась у восточного побережья Гренландии, где была принята на борт ледоколов «Таймыр» и «Мурман». От льдины, первоначальная длина которой составляла 3–4 километра, после дрейфа протяженностью свыше 2 тысяч километров сохранился только жалкий осколок. Остальное растаяло. Фантастический на первый взгляд проект дрейфующей станции «Северный полюс-1» превзошел все ожидания…

…С высоты кажется, будто повертывается не самолет, а сама земля. В поле зрения, сменяя друг друга, появляются леса, скалы, озера и кое-где маленькие городки и селения, и чем дальше к северу уходит самолет, все реже и реже они показываются под крылом краснозвездной машины…

Полдень. Валерий Чкалов[414] уже восемь часов сидит за штурвалом. Давно улеглось одолевавшее его утром волнение, оно сменилось хладнокровной собранностью и вниманием. Позади колдует над своими приборами, постоянно сверяя курс, Саша Беляков. Егор Байдуков спит глубоким сном.

Валерий начинает понемногу уставать, слипаются веки, болят натруженные руки. Пора сменяться. Он будит спящего, и скоро управление самолетом берет на себя Егор. Валерий ест, запивая горячим кофе из термоса. Затем устраивается на койке. Спать, спать!.. «Стоп, ведь я не сделал записей в бортовом журнале», — вспоминает Валерий. И вот они появляются.

Валерий прислушивается. Ему кажется, будто мотор изменил свой ритм… Предостерегающе вскрикивает Байдуков. Валерий вскакивает, бросается вперед, и через секунду ему становится все ясно: пропеллер и крылья покрылись льдом. Как бы сопротивляясь непривычной нагрузке, сильнее вибрирует мотор.

— Включи антиобледенитель! — кричит Егор. Чкалов включает насос. На стекла и на пропеллер хлынул поток спирта. Лед постепенно исчезает, и сразу же прекращается вибрация. На лицах летчиков облегчение. Начинает смеркаться. Впереди надвигается черная грозовая стена облаков. Становится заметно холоднее, термометр показывает минус 24°, и в кабине, несмотря на отопление, не очень весело… Чкалов выпивает кружку горячего кофе и снова садится за штурвал. Самолет делает крен вправо, чтобы обойти циклон. Увы, в стене глухой облачности просвета не видно. Валерий оборачивается. Друзья озабоченно смотрят на него. Черная стена все ближе и ближе. За штурвал садится Байдуков.

— Мы должны прорваться, Егор. Другого выхода нет…

Байдуков молча кивает. Его лицо полно решимости. Он дает обороты мотору, и машина стрелой несется в грозу. Воздушный вихрь швыряет самолет во все стороны. Выдержит ли АНТ-25?

Во мраке черной ночи гаснет свет. Все чувства обострены до предела, летчики стараются понять, что же происходит снаружи; они буквально слышат, как самолет покрывается коркой льда.

Чкалов садится рядом с Байдуковым и, действуя насосом, поддерживает давление в антиобледенителе — самое главное, чтобы не образовался лед хотя бы на пропеллере. Машина мчится сквозь мрачные глыбы облаков…

Саша Беляков в это время занят другим. Он внимательно вслушивается в эфир — сплошной треск разрядов! — и ловит едва слышимые сигналы пеленга: они позволяют ему прокладывать курс в кромешной тьме. Только что он передал в Москву по радио: «Борт РД — 22 часа. Находимся над Землей Франца-Иосифа. Все в порядке».

Все в порядке, это верно. Мотор уже 18 часов работает как часы, и с каждой минутой самолет на несколько километров ближе к цели. Но разве можно короткой фразой «все в порядке» передать то, что волнует сердца летчиков, удаленных на сотни километров от человеческого жилья и летящих к «ничейной»- земле? Люди, тепло…

Здесь, где-то внизу, может быть как раз за тем большим облаком, должен находиться остров Рудольфа, откуда четыре недели назад вылетела к полюсу папанинская четверка. Вероятно, товарищи пытаются связаться с ними. Беляков возится со своим аппаратом. Если бы не этот оглушительный треск разрядов! Постепенно его лицо светлеет. Он толкает сидящего впереди Байдукова и, когда тот оборачивается, кричит, поднимая палец кверху:

— Они приветствуют нас и желают удачи!

Последний, далеко выдвинутый вперед форпост пройден. Как неустанный робот, все время следуя 58° долготы, самолет идет курсом на полюс…

Наступает 19 июня. Вверху лазурный свод неба, внизу, насколько хватает глаз, окоченевший, безжизненный мир ледовых полей. После короткого сна Чкалов вновь берет управление. Оба его товарища освежаются кислородом. Они долго летели на высоте более четырех тысяч метров; чтобы жить на такой высоте, им необходим кислород, много кислорода…

Пройден 87° широты. Здесь в 1925 году вынужден был капитулировать Амундсен. Загадочная Арктика! Чкалов вспоминает слова, которые написал однажды этот великий полярный исследователь: «Что сделала ты с отважными героями, схватив их в свои ледяные объятия? Куда они девались? Ни следа, ни знака, ни памяти, ничего, кроме белого безмолвия!..»

…Амундсен! Полагал ли он, что его самого постигнет такая же участь?..

Чкалов очнулся от глубокого раздумья. С теплым чувством радости думает он уже о другом: теперь ничто не помешает, скоро полюс… Но отвлекаться нельзя: по одному из последних сообщений, до полюса остается лететь всего 200 километров.

Егор, исполнявший в течение последних четырех часов обязанности Саши, окликает Чкалова:

— Пора сменяться!

Валерий уступает ему место и уходит встряхнуть Белякова.

— Вставай, соня! Проспишь полюс!

Саша вскакивает. Он совершенно бодр и сразу же начинает вычислять местоположение самолета. Друзья напряженно следят за выражением его лица.

— Еще несколько минут, и все в порядке! — объявляет тот с сияющим видом.

Взволнованно всматриваются Егор и Валерий в бесконечное ледовое поле, а Саша тем временем определяет очередные позиции самолета. Итак, этот хаос взгромоздившихся друг на друга ледяных глыб, трещины и разводья и есть «край Земли» — мечта и цель стольких поколений людей!

Три друга наслаждаются минутой своего триумфа, все трудности забыты!..

Хронометр показывает 5 часов 10 минут. Беляков радирует: «На борту все в порядке. Прошли полюс. Ветер попутный. Под нами льды с трещинами и разводьями. Настроение отличное. Высота четыре тысячи метров».

Летчики почти смущены. Все кажется им поставленным с ног на голову: только что они летели на север, а вот теперь, не меняя направления, летят уже на юг. Но полюс — это только первый этап. Их курс — теперь уже вдоль 123-го меридиана — ведет в такие места, которых никто не видел и куда не ступала нога человека…

После многочасовой борьбы с циклоном, с постоянной угрозой обледенения, летчики, наконец, снова обрели видимость. «Земля, земля!» — прозвучал радостный крик. Бесконечная белизна на горизонте переходила в черную зазубренную полоску берега — долгожданные коричневые хребты гор. Эта оторванная от мира глушь — остров Банкса, он расположен у североамериканского побережья. Безмолвные хмурые горы вызывают у отважной тройки такое ощущение, будто, пройдя сквозь белое Ничто, они вновь обретают привычную землю… Теперь ими снова овладевает прежняя уверенность. В радостном возбуждении они хлопают друг друга по плечам. Оптимизм и уверенность в победе помогут теперь преодолеть все трудности полета, которые им еще предстоит испытать.

Прежде всего благодарить нужно Сашу, который, несмотря на помехи близкого Магнитного полюса, несмотря на многочасовой слепой полет и вопреки всем прочим отклонениям, все же сумел рассчитать правильный курс. Теперь будет легче, теперь снова можно следовать привычной земной карте…

Около 18 часов второго дня они пересекают Большое Медвежье озеро в Северной Канаде. Его покрытые льдом бухты причудливо и глубоко врезаются в берега. Кругом ни малейших признаков жизни, ни лесов, ни какой бы то ни было растительности. Вынужденная посадка в этих краях не менее опасна, чем на льдинах полярного океана. Но на борту об этом никто не думает. Как и в первые часы полета, мотор уверенно поет свою победную песню. Через два часа они уже над рекой Макензи. Заметно, что машина входит в более теплую зону. Но впереди уже маячат длинные горные цепи, вершины которых укутаны облаками. Это предвещает плохую погоду.

— На нас валятся все шишки! — кричит Чкалов сидящему рядом Егору. Тот только отмахивается:

— Как-нибудь!

Он знает, что будет нелегко: ведь за этими высотами, медленно поднимаясь, тянутся вверх гигантские Скалистые горы, вершины которых достигают почти четырех тысяч метров.

— Ложись, Егор, тебе еще придется повозиться, — говорит Чкалов. — Когда нужно будет, я разбужу…

Егора поражает не сам смысл слов, а та теплая, участливая интонация, с какой Чкалов это произносит. Он понимает, что необычный перелет объединил их еще больше, чем раньше.

Впереди, как дамоклов меч, нависли без конца и края предвещающие беду тучи. Егор полагает, что они долетят до них через два часа. Не мешкая, он достает Саше из резинового мешка шоколад, сухари и какую-то еще попавшую под руки снедь, а затем немедленно ложится спать.

Перед командиром экипажа серьезная задача. Они уже двое суток в полете, а спали за это время совсем немного. Свирепый холод, необходимость быть постоянно готовыми к действию изнурили летчиков. Может ли он, командир корабля, рискнуть начать борьбу с двумя такими мощными противниками — с грозовым фронтом и с вершинами, которые заставят их подняться на предельные высоты? Он оборачивается к Саше, который с бледным от переутомления лицом сидит позади. Саша считает, что разумнее отклониться к югу и обойти ураган по большой дуге. Конечно, это будет стоить драгоценных часов, а значит, и невозместимого бензина, но Чкалов решается: он направляет машину в обход грозового фронта. Правда, там горы поднимутся еще выше к небу, выше, чем на ранее предусмотренном маршруте, но так все же лучше.

Байдуков сменяет Чкалова. Теперь они летят сквозь плотные массы облаков на высоте 5500 метров, где-то под ними высится их второй коварный враг — горы. Жуткое предчувствие, что с минуты на минуту налетишь на острую гору, усиливается из-за заметной нехватки кислорода. Все трое тяжело дышат. Несмотря на шум мотора, слышно, как стучит в висках тяжелая кровь. Невыносимая головная боль почти лишает сознания…

Саша низко склоняется над картой. Ценой крайнего напряжения ему удается кое-как разобрать, где они находятся, но точно установить местонахождение самолета он не в состоянии. А это очень опасно! Горы здесь уже выше 5 тысяч метров, значит, выхода нет, придется подняться еще выше. Валерий трогает Егора за плечо и показывает вверх. Тот понимает. Медленно ползет стрелка альтиметра: 5800–5900–6000! Тяжело дыша, Егор просит сменить его и с бледным, землистого цвета лицом, шатаясь, тянется к баллону с кислородом. Прижимает маску к лицу и жадно дышит. Однако досыта надышаться он не смеет. В единственном оставшемся баллоне — весь запас кислорода, да и того осталось мало. Он чувствует некоторое облегчение, но тут видит, как с приступом удушья борется Саша. Егор быстро передает ему маску.

С перекошенным от удушья лицом ведет машину Чкалов. 6100 метров, регистрируют приборы, выше нельзя, иначе гибель… Внезапно Валерий чувствует что-то теплое на верхней губе. Из носа течет кровь, тысячи раскаленных игл пронзают сердце, грудь. «Только бы не потерять сознание», — стучит в голове…

Но подходит Байдуков и сменяет его. Из последних сил Валерий ползет в хвост машины. Несколько глотков живительного кислорода немного освежают его, и он осознает драматичность положения, в котором они оказались. У них нет больше кислорода! Без кислорода экипаж не выдержит на такой высоте и пяти минут. Они должны снизиться! Но что, если горная цепь еще не пройдена? Облачная завеса непроницаема… Чкалов с трудом ползет обратно к своему креслу. Егор освобождает ему место. И он и Саша едва держатся на ногах…

Чкалов рискует! Медленно, очень медленно он снижает машину, и едва не погубившее их удушье начинает ослабевать. Грудь дышит свободнее, сердце укрощает свой неистовый бег…

Четыре часа шли они слепым полетом, и только теперь в облаках показался едва различимый просвет и можно взглянуть вниз. Вода! Неужели это?.. Чкалов продолжает снижаться и на высоте 4000 метров окончательно пробивает облачный покров. Да, они победили! Под ними голубеет бесконечный и великий Тихий океан… За спиной Чкалова обнялись два друга.

…Ночь. Четыре часа длилась титаническая схватка над Скалистыми горами. Летчики еще не знают, как далеко позади остался берег.

Самолет описывает крутую кривую и берет курс на юго-восток. Под ними неясно вырисовывается мыс. Саша бросает быстрый взгляд на карту.

— Северные берега островов Королевы Шарлотты! — кричит он срывающимся от радости голосом.

Снова штурвал в руках Байдукова. Он ведет самолет вдоль побережья и зажигает бортовые огни. На земле тоже мерцают огни города… После долгого перерыва это первые признаки присутствия человека.

…Мучительно хочется пить. Как долго они не пили? Воды нет… Но ведь и лед утоляет жажду.

Беляков возится со своей аппаратурой. Ему кажется, будто все американские радиостанции работают на полную мощность. Он не может ответить на бесчисленные вызовы. Он настраивает приемник на волну Сиэтла и узнает, что они его уже прошли. Слева мерцает одинокий огонек. Это маяк Портленда. Его позывные помогают летчикам сориентироваться. На востоке горизонт начинает розоветь. Чкалов смотрит на часы. Они в воздухе уже 62 часа. Бензин кончается, нужно садиться.

Склонившись над картой, они показывают Егору: возле Ванкувера находится военный аэродром. Егор спускается ниже. В неясных сумерках он узнает узкую посадочную дорожку и ангары, но сигналов нет никаких. Кажется, будто все здесь спит глубоким сном.

Тем временем пока Байдуков готовился к посадке, Саша убирал кабины самолета, как будто то, что сейчас происходило, самое обычное дело: простая посадка самолета, каких немало было в их жизни…

Колеса мягко касаются земли, после небольшого пробега машина останавливается. Захлебнувшись, глохнет мотор. Он тоже устал, ведь он работал без перерыва 63,5 часа. Первым прыгает из машины Валерий. Трудно поверить, но они в Америке! Он делает несколько неуверенных шагов и закуривает сигарету. А тем временем аэродром начинает оживать. Прибегают солдаты, американские летчики, удивленные так, как если бы с нёба упал метеор. Затем слышится первое знакомое слово, дружеское: «Здравствуйте!» Это офицер, говорящий по-русски.

Америка получила еще одну мировую сенсацию. Через несколько часов ротационные машины выплеснут эту новость под аршинными заголовками. Целый поток телеграмм поступает из Америки, из Европы, с Родины. Одна из них особенно волнует друзей. Она от правительства и начинается словами: «Сердечно поздравляем с блестящей победой. Успешное окончание героического беспосадочного дальнего полета Москва — Северный полюс — Соединенные Штаты Америки вызывает любовь и восхищение трудящихся всего Советского Союза».

63-часовым беспосадочным перелетом на расстояние 9605 километров русские летчики связали Советский Союз с Соединенными Штатами Америки по маршруту, считавшемуся до тех пор трудным и невыполнимым. Они пересекли почти неизвестную зону земного шара и прошли над Северным и Магнитным полюсами. Не говоря уже о большом техническом и спортивном достижении, осуществленном на одномоторной машине советской конструкции, был найден новый путь общения между континентами и странами. Если сегодня самолеты летают по расписанию над полярными районами, кратчайшим путем связывая Европу, Азию и Америку, то этим мы обязаны подвигу Чкалова и его товарищей. Им принадлежит решающая заслуга в том, что Арктика стала центральным пунктом северного полушария…

…Непредвиденный случай помог советским исследователям Арктики добиться дальнейших успехов. В октябре того же 1937 года советский караван судов был затерт паковым льдом в море Лаптевых и стал дрейфовать. Через 10 месяцев корабли были освобождены старейшим ледоколом советского флота «Ермаком». Но полярный пароход «Георгий Седов» из-за поврежденного рулевого устройства пришлось оставить на 83° широты. Однако его экипаж из 15 человек под командованием капитана Бадигина[415] добровольно остался на корабле, чтобы заняться научными наблюдениями.

Пройдя в дрейфе 6100 километров, «Седов» и его отважный экипаж в январе 1940 года был освобожден мощным ледоколом в Гренландском море. В чрезвычайно трудных ледовых условиях эти люди выполнили совершенно новую для них задачу и собрали ценные сведения, кроме того, сохранили судно и своим ходом пришли на нем в Мурманск. Так как дрейф «Седова» частично совпал с дрейфом «Фрама», проведенным 45 лет назад, только проходил он на этот раз несколько севернее, то интересное сопоставление ледовых условий за полвека позволило утверждать, что климат Арктики стал теплее[416].

После перерыва, вызванного второй мировой войной, Советский Союз продолжил экспедиции из серии «Северный полюс». Даже в самых недоступных районах, обозначенных на картах недавнего времени «белыми пятнами», природа Арктики была исследована по всем правилам новейшей науки. А весной 1963 года стартовал «Северный полюс-12»[417].

Итак, выросло новое поколение полярных исследователей, которые, используя предпосылки, созданные социалистическим обществом Советского Союза, и опираясь на высокоразвитую технику Страны Советов, укротили, насколько это в человеческих силах, стихию Арктики. Самолеты, вертолеты, радио и вездеходы сократили гигантские расстояния. Радио, электрический свет, пианино и литературные вечера ныне принадлежат к числу само собой разумеющихся и необходимых элементов культуры даже близ 90° с. ш. А воздушное сообщение с Родиной постоянно поддерживается по расписанию, невзирая ни на яростные бури, ни на лютый мороз, ни на длинные ночи арктической зимы.

В 1950 году Михаил Сомов, руководитель экспедиции «Северный полюс-2», в районе полюса относительной недоступности открыл подводный горный хребет, подымающийся с глубины 400 метров на 3 километра, при длине в 1800 километров[418].

Пролегая между Новосибирскими островами и Землей Элсмира, хребет связывает через полюс Азию и Америку и разделяет Северное полярное море на два бассейна. Вероятно, этот же хребет являлся причиной наблюдавшихся в течение столетий необъяснимых магнитных отклонений — некоторые ученые даже склонны были считать, что здесь налицо… второй магнитный полюс. Тысячи глубинных промеров ощупали рельеф морского дна, а запущенные в стратосферу баллоны обследовали воздушные пространства Арктики. Стало, например, известно, что возникающие в Центральной Арктике циклоны уносят огромные воздушные массы в умеренные зоны и таким образом влияют на погоду всего северного полушария. Непроницаемая ледяная чадра, еще 80 лет назад скрадывавшая крайние северные районы земного шара, была отброшена неутомимым исследовательским духом человека и растаяла прежде всего благодаря работам советских ученых.

Открываются великолепные перспективы! Ведь эта мертвая область находится на пересечении трех континентов, и на мирной земле она может стать связующим их мостом. Она станет поистине одной из оживленных точек планеты…

В средние века бытовало древнее предположение, скорее легенда, миф, что где-то далеко-далеко на юге существуют неизведанные сказочные земли. Это предположение подтвердилось открытием Австралии. Но в результате второго кругосветного путешествия Кука (1773–1775), когда он побывал в высоких южных широтах, окончательно рухнула древняя легенда о том, что будто бы есть еще какая-то другая загадочная Terra Australis, страна изобилия и невиданных сокровищ.

Непроходимые поля пакового льда и гигантские айсберги позволили настойчивому «Резолюшн» только два раза перешагнуть за Южный полярный круг. Известно, какой подвиг совершил Кук, когда он за 70° ю. ш. добрался до мощного ледяного барьера, сковывающего континент непреодолимой броней. Впервые люди почувствовали враждебную реальность Антарктиды: сокрушительные ураганы, неслыханно жестокие холода, коварные поля дрейфующего льда и бушующие прибои — и все это у высоко вздыбленных стен глетчеров. Хотя порой многим казалось, будто видны какие-то далекие вершины гор, но, вероятно, это были всего лишь айсберги. А то, что действительно было сушей, — Южная Георгия и внушающие ужас рифы островов, названных Куком Южными Сандвичевыми, — это, не считая удивительно забавных неуклюжих пингвинов, было так бесконечно грустно, так безнадежно уныло и пустынно, «что ни один человек никогда не решится проникнуть на юг дальше, чем это удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы…».

Таково было мнение бесстрашного, привыкшего к лишениям Джемса Кука. Для своего времени он, пожалуй, был прав. Не мог же он в то время предвидеть того стремления к знаниям и исследованиям и того, наконец, честолюбия и алчности, которые охватили будущих искателей приключений. И в самом деле, исследование Южного полюса началось довольно поздно. Первыми осмелились двинуться на юг мужественные охотники за китами и тюленями, охотничьи угодья которых у берегов Восточной Гренландии и Шпицбергена в то время из-за хищнического лова стали резко сокращаться. Плавая в описанных Куком южных полярных водах, они не могли не обратить внимания на покрытые льдом скалистые острова.

Именно так в 1819–1821 годах двое английских охотников за тюленями, Уильям Смит и Джордж Пауэлл[419], открыли в Западной Антарктиде скопления островов, названные ими в честь родины Южными Шетландскими и Южными Оркнейскими островами…

России, которая начиная с Петра I довольно энергично начала интересоваться открытием новых земель, принадлежит заслуга в снаряжении первой хорошо оснащенной южнополярной экспедиции с широкими научными полномочиями. Морской офицер Беллинсгаузен[420] — участник первого русского кругосветного путешествия под командой Крузенштерна[421] в 1803–1806 годах — еще ближе подошел к Антарктиде, нежели это сделал Кук, и пробился далеко на юг. И это ему легко удалось. Шесть раз суда Беллинсгаузена — «Восток» и «Мирный» («Мирным» командовал Лазарев[422]) — проникали за Полярный круг.

В январе 1821 года из-за туманной дымки ледового пояса отчетливо обрисовались темные скалы[423]. На 68°47' ю. ш. был открыт остров, названный именем Петра I. Только через 106 лет сюда придет следующее судно — норвежское… Через несколько дней показался длинный горный хребет. Впервые у моряков были основания полагать, что они воочию увидели загадочный материк Антарктиды. Он был назван именем царствовавшего тогда Александра I. Правда, позже, 125 лет спустя, выяснилось, что это был лишь гигантский остров, отделенный от континента тонким, как ниточка, проливом. Впрочем, существует ли этот пролив на самом деле, ученые спорят и по сей день…

В 1831 году капитан Джон Биско, состоявший на службе у торговой и охотничьей лондонской фирмы «Братья Эндерби», открыл неизвестное, изрезанное ущельями горное побережье, названное им Землей Грейама. Защищенная бухта маленького островка позволила Биско высадиться на берег, где он нашел удивительные растительные окаменелости, повергшие потом европейских ученых в крайнее изумление: кто бы мог ожидать, что во льдах хранятся следы существовавшего некогда на ледяном континенте растительного царства?[424] В поисках крупных морских млекопитающих, которых из-за разбойничьего промысла становилось все меньше и меньше, Биско обнаружил на 120° восточнее Земли Грейама низкий берег, названный им Землей Эндерби. Таким образом, не зная того, он отметил первую точку на континенте Восточной Антарктики[425].

Годом позже капитан Кемп, тоже из фирмы Эндерби, охотясь за тюленями на судне «Магнит», открыл к востоку от «острова» Эндерби сушу, названную им Землей Кемпа, с вершинами более двух тысяч метров. В 1838 году другой случайный открыватель, английский китолов Джон Баллени, увидел новые побережья к югу от Новой Зеландии. Это произошло, когда он первым в местных широтах направил свое судно против ветра на запад. Он назвал их Берегом Сабрины в память о своем спутнике — судне «Сабрина», бесследно исчезнувшем вместе с экипажем в ледяных лабиринтах…

Эти случайные открытия, сделанные плававшими на примитивных парусниках мужественными китоловами и охотниками за тюленями, заставили обратить на себя внимание ученых. Выяснилось, что уже обнаружено несколько точек на карте, подчас удаленных на тысячи километров друг от друга. Но удивительное дело: все открытые к тому времени земли оказались расположенными кольцом вокруг Южного полюса, и это выглядело так, будто внутри Южного полярного круга находится гигантская, почти круглая масса суши. Повеяло настоящей сенсацией. Но лишь изучение проблем земного магнетизма, начатое в середине прошлого столетия, дало толчок систематическому исследованию Южного континента.

…Научный мир был потрясен, когда в 1831 году старый Джон Росс и его впоследствии прославившийся племянник Джемс Кларк Росс обнаружили Северный магнитный полюс, который оказался почти на 20° широты удаленным от полюса географического. Знаменитый Александр фон Гумбольдт и геттингенский физик Гаусс[426] рассчитали вероятные координаты Южного магнитного полюса. Изобретенный Гауссом в 1833 году магнитометр быстро добился всеобщего признания в обсерваториях мира, так как позволил значительно улучшить навигацию. Используя магнитные станции, можно было бы помочь мореходам и в южном полушарии. Для этого нужно было предварительно исследовать магнитные явления в Антарктике, а точнее — определить местоположение Южного магнитного полюса. К этому призвал не кто иной, как сам Александр фон Гумбольдт, авторитет которого был очень высок. И случилось так, что в годы с 1838-го по 1843-й почти в одно и то же время в Антарктику отправились сразу французская, американская и английская экспедиции. Однако из политических и национальных соображений они действовали раздельно друг от друга.

…Французский капитан Дюмон-Дюрвиль[427] был, правда, образованным и сведущим в естественных науках морским офицером, но он все же не был тем человеком, который мог бы выполнить поставленную задачу. Попытка Дюрвиля пройти паковые льды, сковавшие море Уэдделла[428], чтобы таким путем добраться до материка, особого успеха не имела. Ценой неимоверных усилий ему удалось выбраться из льдов и дотянуть до открытой воды: с поврежденными кораблями и экипажем, страдавшим от цинги, он еле добрался до Тасмании. Там капитан Биско рассказал ему о сенсационном открытии Баллени. И снова Дюмон-Дюрвиль отправился на юг, на этот раз прямо к Магнитному полюсу.

…Чудовищные столовые айсберги преградили путь кораблю уже на 64° ю. ш. У ледяных гор были резкие, острые и сверкающие грани, а это значит, что они только-только образовались где-то поблизости, не успев даже оплавиться. Вмерзшие в лед щебень и галька тоже говорили о том, что где-то близко должна быть земля. А в январе 1840 года команда увидела поднявшийся на высоту около 1200 метров обледеневший и покрытый снегом берег. Медленно, почти ощупью, пробирались корабли между грозными ледяными сциллами и харибдами. Совершив опасную высадку на берег, Дюрвиль поднял на высоком глетчере трехцветный флаг родины. Новый открытый район в непосредственной близости от Магнитного полюса был назван в честь жены командира эскадры Землей Адели.

…Американцы предоставили в распоряжение картографа морского министерства лейтенанта Уилкса[429] пять парусников и снабдили его необходимым снаряжением. Ему тоже надлежало пройти до моря Уэдделла и далее до Земли Эндерби. Но он успел еще меньше, чем Дюмон-Дюрвиль. Кроме того, выяснилось, что его слишком легкие парусники были для такого плавания совершенно непригодны.

Следующим летом Уилкс со своими плохо отремонтированными кораблями отплыл из Австралии и на 160° в. д., у Земли Адели, дошел до сверкающей ледовой стены. Американец к тому времени уже потерял три судна, но не повернул обратно. Он заставил свои скорлупки пройти в трудных ледовых условиях еще на запад, где по другую сторону 98° в. д. его остановило громадное ледяное поле — как он предположил, прибрежный глетчер.

В течение всего рейса Уилкс вынужден был держать суда на почтительном расстоянии от пакового льда, не обнаруживая никаких признаков близкой земли. Однако он был твердо уверен, что позади бесконечной, высоко вздымающейся ледянок стены должна простираться суша до самой Земли Эндерби. Высокий горизонт, покрытый темными облаками, прямо указывал на это. Уилкс оказался прав. Береговая линия между 160 и 100° в. д. была в его честь названа Землей Уилкса…

Гораздо больше шансов на успех было у английской экспедиции. В лице Джемса Кларка Росса, открывшего Северный магнитный полюс и восемь раз зимовавшего в Арктике, экспедиция приобрела очень опытного полярного руководителя. Когда Росс со своими тщательно подготовленными, обшитыми медью кораблями «Эребус» и «Террор»[430] пришел летом 1840 года в Тасманию, он узнал, что именно отсюда успешно отправились на юг Дюмон-Дюрвиль и Уилкс. Вместе с Россом впервые в Антарктику ушли суда, конструкция которых действительно отвечала условиям борьбы с паковым льдом.

Росс приказал двигаться строго вдоль 170° в. д., и скоро подтвердилось, что он действовал правильно. Хотя по другую сторону 66° ю. ш. суда натолкнулись на хаотическое скопление ледяных масс, «Эребус» и «Террор» держались прекрасно и, ко всеобщему удивлению, скоро снова добрались до открытой воды.

Росс шел юго-западным курсом к Магнитному полюсу, когда внезапно показалась ясно видимая, покрытая льдом и снегом гора, с которой спускался огромный глетчер. Бушующий прибой препятствовал высадке. Поэтому Росс удовлетворился тем, что дал горе высотой 3000 метров имя Сабин, а северной оконечности материка — мыс Адэр. В 900 километрах позади этих мест в глубине материка находился Магнитный полюс. Так рассчитал Росс…

На берегу маленького острова Поссешен (Владение) был поднят английский флаг. Лежащую против острова горную страну Росс назвал именем молодой английской королевы — Землей Виктории.

Туманы, штормы и снежные бури долго сдерживали корабли, но в конце концов им все же удалось продвинуться дальше на юг. Все выше и выше вздымались ледяные горы — Росс полагал, что их высота доходит до 3000 метров, — как вдруг члены экспедиции стали свидетелями удивительного зрелища. Среди окоченевшего мира к небу поднимались клубы дыма и играли отблески огня. Так был открыт в Антарктиде действующий вулкан высотой свыше четырех тысяч метров, названный Эребусом[431]. Рядом находится его потухший «близнец», вулкан Террор…

Экспедиция продолжала плыть на юг, пока дорогу окончательно не преградил нескончаемый ледяной барьер высотой 50–60 метров. Несмотря на ревущий прибой и ежеминутно обламывающиеся и сползающие в воду громадные айсберги, Росс продолжал поиски места, куда можно было бы проскользнуть, чтобы обойти эту преграду. Flo барьер — его назовут барьером Росса — тянулся еще на целых 750 километров и сливался с гигантским глетчером где-то у будущей Земли Короля Эдуарда VII.

Наконец корабли дошли до 78° 09'30”. Так далеко на юг не забирался еще никто. Море Росса открыло ворота к Южному полюсу. Таким образом, Джеймсу Кларку Россу удалось сделать крупнейшие для того времени открытия на Южном континенте. Кстати, помимо всего прочего, он доказал, что на хорошо построенных и оснащенных судах, владея достаточным опытом плавания в полярных водах, можно успешно исследовать Антарктику,

К сожалению, после возвращения Росса на родину в 1843 году исследование ледового континента опять заглохло на долгие годы. Еще ничья нога не ступила на этот упорно сопротивляющийся континент, но его береговые линии были к тому времени в общих чертах установлены. Поле деятельности снова было предоставлено охотникам за тюленями, которые в погоне за добычей забирались иногда довольно далеко и продолжали совершать случайные открытия.

…Летом 1894 года норвежское китобойное судно «Антарктик» бросило якорь в гавани Мельбурна, чтобы запастись провиантом. Находившийся в Мельбурне молодой норвежский биолог Карстен Борхгревинк[432] воспользовался предоставившейся ему возможностью попасть в Антарктику и нанялся на корабль матросом. В поисках китов «Антарктик», к неописуемой радости Борхгревинка, дошел морем Росса до 74°. У мыса Адэр он обнаружил свободную ото льда прибрежную полосу и сумел, несмотря на связанный с этим смертельный риск, настоять на том, чтобы его высадили на берег. Он первым ступил на Южный континент (23 января 1895 г.)[433] и нашел там скудные признаки жизни: мхи и даже бивший из земли ключ.

Эти сенсационные находки — образцы мхов — он привез в Лондон на VI Международный конгресс географов. 1500 ученых мужей с удивлением слушали его сообщение. И оно действительно стало толчком к новым исследованиям Антарктики…

Знаменитым кораблестроителем Колином Арчером, построившим нансеновский «Фрам», был создан и «Южный Крест», на котором Борхгревинк с коллективом ученых в 1898 году снова ушел в море к мысу Адэр. Здесь из 31 человека команды должны были впервые остаться зимовать на Антарктическом континенте 10 человек[434]. Была построена хижина, оставлены припасы, и, поскольку еще позволяла погода, разведана окрестная ледовая пустыня. Затем на целые месяцы храбрецов окружила долгая полярная ночь. Страшные, неслыханной мощи бури бушевали над утонувшим в снегу жильем. Случайно эти люди выбрали для зимовки самую ветреную часть континента…

Южным летом 1899/1900 года Борхгревинк, продвигаясь вдоль ледового барьера Росса, открыл на 78° 35' ю. ш. удобное место, где можно было пристать к берегу. Отсюда он предпринял путешествие на санях и лыжах, приведшее его к 78° 50' ю. ш. Этим первым в Антарктике путешествием по суше Борхгревинк на 72,5 километра перекрыл рекорд Росса. Попутно выяснилось, что исследования можно перенести из прибрежных вод на почву Антарктического материка. Исследователям Антарктики открылось несказанно трудное, огромное поле деятельности. Многие вопросы требовали ответа…

Представляет ли собой Южный полюс точку, окруженную множеством покрытых льдом островов полярного моря или же он расположен в самом центре материка? Это была одна из важнейших проблем. Чтобы ответить на вопрос, в 1895 году VI Международный географический конгресс в Лондоне, а через четыре года следующий — в Берлине приняли решение атаковать континент сразу в нескольких направлениях. Четыре экспедиции одновременно должны были предпринять географические, геомагнитные и метеорологические наблюдения.

…Немецкая полярная экспедиция под командой Эриха Дригальского[435] на «Гауссе» открыла в 1901–1903 годах в Восточной Антарктике так называемую Землю Вильгельма 11. Шотландец В. Брюс разведал море Уэдделла и определил очертания берега, названного им Землей Котса по имени одного из устроителей экспедиции.

…Драматично протекала шведская экспедиция, которая отправилась на Землю Грейама во главе с Отто Норденшельдом[436], племянником известного покорителя Северо-Восточного морского пути. Когда его судну «Антарктик» (на нем плавал и К. Борхгревинк) угрожало быть затертым льдами, Норденшельд, недолго думая, с пятью отважными спутниками высадился на маленьком острове Сноу-Хилл (у 65° ю. ш.). Перезимовав на этом «Снежном холме», шведы предприняли ряд далеких и изнурительных рейдов, в результате которых установили, что Земли Луи-Филиппа и Грейама соединяются. Короткое полярное лето окончилось, но «Антарктика, который должен был вызволить их из ледового плена, не появлялся. Пришлось зимовать еще раз. Чтобы отыскать судно, Норденшельд следующей весной с двумя спутниками отправился в опасный путь к острову Поулет, где, по его предположению, мог бы находиться «Антарктик». По дороге в ледяной пустыне они встретили троих своих совершенно истощенных товарищей с «Антарктика»; минувшим летом их высадили на западном берегу с заданием пройти через горы Земли Грейама до Сноу-Хилла. Застигнутые зимой, они претерпели нечеловеческие страдания и лишения. Группа Норденшельда и спасенная ими тройка вернулись обратно на Сноу-Хилл. Там они совершенно неожиданно застали товарищей с потерпевшего прошлым летом аварию «Антарктика» и поэтому зазимовавших на соседнем острове.

После робинзонады, продолжавшейся два с половиной года, храбрецы были, наконец, взяты на борт посланного на их розыски аргентинского судна.

…Британской экспедицией руководил англичанин Роберт Скотт[437]. С побережья Южной Земли Виктории он прошел вдоль барьера Росса и, постоянно борясь с ураганами и снежными бурями, пробился до рекордной по тому времени широты — 82° 17'. После двух зимовок на «Дискавери» к востоку от моря Росса он открыл Землю Короля Эдуарда VII.

С двумя спутниками Роберт Скотт прошел вдоль 164° долготы вверх по мощному глетчеру Феррера до южной Земли Виктории. Кроме того, он установил, что похороненный подо льдом материк в третичном периоде был покрыт зеленым ковром растений. Таким образом, британская экспедиция по своим научным результатам оказалась намного успешнее других…

Во всех этих опасных и самоотверженных походах пытливый ум и непоколебимая вера отважных людей не уступили сопротивлению гигантского холодильника Антарктики. История исследования последнего континента планеты близилась к своей трагической кульминации — атаке полюса.

…Первым был англичанин Эрнест Шеклтон[438], участник антарктической экспедиции Скотта. Он намеревался, опираясь на приобретенный опыт, добраться до полюса на выносливых маньчжурских пони. В 1908 году он был уже у ледяного барьера Росса, и в течение первого лета ему удалось подняться на вулкан Эребус высотой 4023 метра. После зимовки в проливе Мак-Мердо группа начала свое хождение по мукам. 22 дня шла она по коварному шельфовому леднику Росса. Так как пони скоро погибли от бескормицы, люди вынуждены были на себе тащить сани. Еще 25 дней продолжалось покорение 750-километрового ледника Бирдмора. Борясь с леденящими ветрами, экспедиция Шеклтона дошла почти до полюса, оставалось всего каких-то 187 километров — пять дней пути. Но люди уже настолько обессилели, а продуктов осталось так мало, что каждый шаг вперед грозил гибелью. И где-то на широте 88° 23' был поднят английский флаг. Затем Шеклтон скрепя сердце отдал приказ повернуть обратно.

Они не дошли до полюса, но сделали много. Маршем протяженностью в 2750 километров они не только одолели один из самых гигантских ледников нашей планеты, но — самое главное — дали убедительный ответ на вопрос о строении Центральной Антарктики: Южный полюс находится на покрытом глетчерами высокогорье, в центре огромного континента…

Еще одним достижением экспедиции Шеклтона было открытие Южного магнитного полюса, расположение которого определила группа Дейвида и Моусо-на; он находился на 72° 25' ю. ш. и 155° 16' в. д., то есть недалеко от точки, предсказанной математиком Гауссом.

После того как американец Пири в том же году открыл Северный полюс, Южный оставался последней еще не открытой географической точкой планеты. Но человек уже готовился к ее штурму.

…15 июня 1910 года английский пароход «Терра-Нова» вышел из лондонского порта Кардиффа и взял курс на Антарктику. Начальник экспедиции Роберт Фалкон Скотт уже был известен своими первыми путешествиями к берегам ледового континента, и теперь он намеревался возместить неудачу Шеклтона и водрузить на полюсе английский флаг…

А шесть дней спустя из гавани Осло вышел знаменитый «Фрам»: Руал Амундсен, открывший Северо-Западный проход и выдвинувшийся в ряды полярников первого ранга, одолжил исторический корабль у своего земляка Нансена. Перед ним стояла трудная задача — еще раз оправдать славу этого испытанного судна новым подвигом…

Северный полюс уже завоеван, остается только Южный полюс, но к берегам ледового континента уже спешат англичане — довольно серьезные и опытные конкуренты. Но… будь что будет!

В сентябре 1910 года «Фрам» неожиданно появляется в гавани Фуншал на Мадейре, чтобы взять на борт свежие продукты. Весь мир изумлен, на палубе толпятся журналисты. Амундсену приходится отвечать на тысячи вопросов, а в конечном счете на один вопрос: что привело «Фрам» так далеко на юг, если речь идет всего лишь о дрейфе к Северному полюсу? Но Амундсен, прошедший сквозь огонь и воду, умеет отвечать на вопросы. Разве нельзя к Северному полюсу плыть через мыс Горн?..

Наконец корабельный колокол, некогда напутствовавший Нансена, заставил всех посторонних удалиться. Амундсен стоит на мостике, экипаж из 19 человек собрался на палубе. В их числе Гансен и Линдстрем, прошедшие вместе с Амундсеном Северо-Западным морским путем, и Иогансен, сопровождавший еще Нансена в мучительном походе к 86°, остальные тоже опытные моряки. Они уже давно догадывались, что командир имеет в виду совершенно другое, нежели Северный полюс. И они не ошиблись!

Капитан честно заявляет, что намерен плыть на «Фраме» не к Северному, а к Южному полюсу. Северный полюс открыт, Южный же свободен, и его открытие не является чьей-либо монополией. Кто первый это сделает, тот победит…

— Мы идем к полюсу вместе с англичанами, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы не посрамить Норвегию!

Желающих вернуться назад не нашлось, моряки слишком хорошо знали Амундсена, чтобы не верить в успех предприятия. Итак, победа или поражение! Гонка к Южному полюсу, о чем англичане еще не догадываются, началась…

После того как «Терра-Нова» прорвалась сквозь паковые льды, в начале января 1911 года она вошла в море Росса у пролива Мак-Мердо, в 22 километрах от старой зимовки Скотта. Уже при выгрузке одни новые моторные сани проломили лед и ушли на дно. Пони, на которых Скотт так надеялся, после долгого пребывания на борту совершенно вышли из повиновения, и заставить их работать можно было только путем огромных усилий.

Когда зимний лагерь был готов, экспедиция направила все силы на то, чтобы продвинуть как можно дальше на юг склады с провиантом. В то же время это должно было послужить генеральной репетицией марш-броска к полюсу. Но репетиция протекала не очень-то успешно. Пони страдали от холода, на каждом бивуаке приходилось сооружать снеговые валы, чтобы защищать их от ледяных, пронизывающих ветров. На это уходило много времени и сил. Даже с полупустыми санями маленькие лошадки пробивали подковами затвердевшую корку фирна[439] и далеко не всегда справлялись с дневным заданием. Зато прекрасно оправдала себя единственная упряжка собак. Они обыкновенно трогались на несколько часов позже, но затем, охваченные охотничьим азартом, уже к обеду догоняли лошадей. Это заставило Скотта задуматься. Но он не такой человек, который сразу делает необходимые выводы, впрочем, другого выхода у него, собственно говоря, и нет. Чтобы решительно изменить план, нужно иметь гораздо больше собак…

14 февраля, дойдя до 79° 28' ю. ш., Скотт и его люди окончательно выбились из сил. Животные совершенно обессилели, да к тому же термометр почти все время показывал минус 30°. Каждый шаг мог стать для участников экспедиции последним. Скотт вынужден был дать сигнал к отступлению…

А когда 22 февраля Скотт добрался до одного из своих резервных лагерей, его ожидало известие от капитана экспедиционного судна Кэмпбелла. Он сообщил, что, исследуя ледовый барьер Росса, он в 700 километрах от главного лагеря экспедиции встретил «Фрам». Так Скотт узнал, что у него появился соперник! Взвешивая свои шансы, он записал в дневнике:

Увы, было уже поздно. Скотт понял, что в шахматном дебюте на незнакомом поле Антарктики он успел потерять несколько фигур, и отсиживающиеся на зимних квартирах в заливе Мак-Мердо 65 человек его экспедиции чувствовали себя не слишком уверенно.

Через несколько дней после того, как «Терра-Нова» пришвартовалась у мыса Эванса, «Фрам» вошел в Китовую бухту. Правда, большому отряду англичанина противостояло всего девятнадцать норвежцев. Но зато какие это были люди! Почти все они провели долгие годы на Севере и теперь были готовы к встрече с Антарктикой. С одной стороны, это был небольшой дружный коллектив людей с сильными характерами, руководимых личностью незаурядной и целеустремленной, с другой — чуть ли не военный отряд, составленный по принципу четкой субординации. Уже из-за одной своей многочисленности группа Скотта не могла быть так тщательно подобрана, как это сделал Амундсен.

В то время как огромный обоз британцев миля за милей пробивался к югу, чтобы заложить запасы провианта, норвежцы на лыжах, большей частью буксируемые нартами, быстро продвигались по ледовому плато Росса, зачастую проходя вдвое большее расстояние по сравнению со своими соперниками. И вот 82° ю. ш. Здесь, приблизительно на 270 километров ближе к полюсу, чем Скотт, Амундсен заложил свой самый южный склад. Затем рекордными маршами по 50, 70, а иной раз и по 100 километров в день они двинулись назад к «Фраму».

Попутно они запасли 60 тонн тюленьего мяса, так что их стая из гренландских собак, к тому времени 116 штук, была обеспечена кормом на всю зиму. Какое это неоценимое преимущество по сравнению с громадным запасом сена, которое требовалось оставшимся у Скотта 11 маньчжурским пони!

После долгой' полярной ночи, использованной соперниками для проверки и ремонта снаряжения, 24 августа 1911 года солнце вновь показывается на горизонте. Но термометр еще на минус 50°.

8 сентября Амундсен, а с ним восемь человек и 72 собаки берут старт. Однако скоро он понял, что время еще не настало. Природа не дает себя перехитрить. Дойдя при 56° мороза до 80° широты, он поворачивает обратно. Однако и из поражения Амундсен умеет извлечь пользу. Восемь человек — слишком много! К полюсу с ним пойдут только Хансен, Вистинг, Бьяланд и Хассель. Остальные должны тем временем исследовать Землю Короля Эдуарда VII. Только не нервничать… Не опоздают ли они? Что делает Скотт? Может быть, он уже в пути? Но Амундсен не теряет спокойствия. По мере того как солнце поднимается все выше, спадает и температура. 20 октября по «весеннему морозцу» в 20 с небольшим градусов полярная группа с четырьмя нартами и 52 собаками начала гонку. Группа Амундсена стартовала раньше других. Шеклтон в свое время двинулся в путь только 29 октября. А сколько будет выжидать Скотт со своими нежными лошадками?..

Прошло 22 невозвратимых дня, прежде чем 11 ноября англичанин мог отдать приказ об отправлении в путь. Каково было бы Скотту, если бы он знал, что норвежец уже перешагнул за 83°!

Разумеется, Амундсену и его людям нелегко использовать преимущества своего раннего старта. Очень холодно. Неожиданно пал туман, и путевые знаки, предусмотрительно поставленные с интервалами в 5 километров, пропали из глаз. Это какое-то проклятое место, кругом бездонные трещины и обрывы. Не обходится и без неприятностей: провалились нарты Бьяланда. Он едва удерживает тяжелый груз на весу. С визгом скрываются в трещине несколько собак, другие в смертельном страхе цепляются за лед. Секунды кажутся вечностью, сил больше нет… Но вот подоспели товарищи. Все удалось спасти! Сумели вытащить даже собак, к счастью, удержавшихся на ледяном выступе.

Такие случаи нередки. Но это никого не выводит из равновесия. Напротив, все видят в этом желанный повод показать свою силу, выносливость и отвагу. Амундсен вынужден порой укрощать задорных парней.

Смелость и решительность, хладнокровие и коллективизм помогли преодолеть все трудности. В конце ноября пятеро норвежцев прошли опасный глетчер. Несмотря на крутой подъем, туман, снежные бури и опасные лавины, группа ежедневно проходила не менее 18, а однажды даже 31 километр. И вот пятерка отважных на высоте 3300 метров над уровнем моря, на краю пустынного и неизведанного плато, которое простерлось перед ними как ландшафт далекой планеты.

До полюса еще 500 километров! Амундсен осматривает горизонт. Где теперь англичане? Сумели они обогнать его? Едва ли! Но все же лучше спешить. Даже собаки охвачены полярной лихорадкой и пожирают пространство. Эти бестии только жрут, спят и мчатся в диком беге, в этом весь смысл их жизни. За день пройдено 40 километров…

Сорок километров за один день! Скотт едва ли смеет мечтать о таком. Его колонна с трудом пробивается к цели, но все еще находится в 170 километрах от глетчера Бирдмора. Уже давно моторные сани валяются бесполезным металлическим ломом на льду, а оставшиеся пони почти совсем обессилели. И все же Скотт не решается отказаться от первоначального плана идти к полюсу с группой из 12 человек.

В нарты должны впрягаться люди и расходовать на это последние силы. Мороз и свирепые бураны делают каждый шаг пыткой. Вечером Скотт подводит грустный итог:

Тем временем счастливые соперники легко и быстро подвигаются вперед. При выходе на плато Амундсен приказывает убить 24 собаки. Люди жалеют их, но это жестокая необходимость. На обратном пути такой запас мяса придаст свежие силы и людям и животным. Остаются три упряжки, по шесть собак в каждой.

Однако иной раз остановки неизбежны. Целых пять дней сокрушительный ураган заставлял норвежцев укрываться в палатке. Пришлось смириться, каждый шаг мог привести к гибели всю экспедицию. Но на шестой день люди уже не могли оставаться в бездействии. И хотя все окутал густой туман, а острые, как ножи, кристаллики льда до крови изранили лица, они вновь двинулись вперед, подгоняемые одним-единственным желанием хотя бы на километр быть ближе к полюсу.

Амундсен, шагающий с компасом впереди, часто останавливается. Каждый раз в завывании ветра чудится ему лай чужой своры. Вот сверкает на горизонте завеса снежной пыли — не от упряжек ли Скотта? Иллюзия, мираж! Против этого существует только один рецепт: вперед, вперед, 200–100–50 километров, и тогда все выяснится…

14 декабря они где-то на подходе к полюсу. Расчет показал, что 89° широты остался далеко позади. Гордо реет на ветру норвежский флаг. В палатке в торжественном молчании слушают люди гудение примуса. До цели, за которую велась жестокая борьба, рукой подать… Но пусть лучше о событиях 15 декабря 1911 года расскажет нам дневник Амундсена.

Пятеро закоченевших на морозе рук подняли древко с норвежским флагом на самой южной оконечности Земли. Победители драматической гонки пожали друг другу руки. Руал Амундсен совершил для своей маленькой родины еще один великий подвиг!

После того как на следующий день норвежцы для верности большим кругом обогнули расчетную точку, экспедиция двинулась в обратный путь. Черная палатка на полюсе осталась одиноким свидетелем их победы.

…А в это самое время Скотт и его спутники, обремененные тяжелыми санями, с трудом продвигаются вверх по леднику Бирдмора. Вспомогательная группа с собаками давно уже повернула обратно, а последних пони зарезали у подножья глетчера. Наконец 22 декабря высота была взята, но после перенесенных мучений все были до предела изнурены. Некоторые уже не могли тащить тяжелые сани. Только теперь, и слишком поздно, Скотт решился уменьшить свою группу. Те, кто ослабел больше других, должны были остаться; дальше со Скоттом пошли только Бауэрс, Эванс, Отс и доктор Уилсон.

Скотт знал, что ведет борьбу не на жизнь, а на смерть. Но сдаваться не хотел. Он никому не хотел уступать возможного триумфа, прежде чем не сделал все возможное. Но если бы он знал, что давно уже проиграл!..

Упорно бредут по снежному плато, преодолевая немилосердный встречный ветер, совершенно измученные люди. С тех пор как группа стала меньше, груз на санях пришлось увеличить. И все же провизию приходится экономить.

Жесткий наст тормозит, как песок. Сани часто останавливаются, сдвинуть их с места можно только общими усилиями. Так проходит день за днем, неделя за неделей, и только неукротимая воля гонит людей дальше. Но движутся они слишком медленно. Что значат 20 километров в день, если до полюса их осталось сотни? И кроме того, боязнь, что они придут слишком поздно, лишает людей сна…

В сумерках 18 января 1912 года настает решающий день. Надежда придает силы смертельно уставшим людям, еще несколько часов, и тогда… Неожиданно зоркие глаза Бауэрса разглядели что-то черное, чужое на фоне столь монотонного и однообразного ландшафта. Молча идут они к этому «чужому» и видят: на подпорке от нарт реет на ветру норвежский флаг. Какое ужасное разочарование после стольких тягостей и лишений! Мысль о возвращении — теперь уже без окрыляющей надежды на успех — нависла над людьми тяжким бременем, парализовала их последние силы.

Все же они делают необходимые измерения. Черная палатка Амундсена по расчетам Скотта стояла в 2700 метрах от полюса. В палатке англичане нашли два письма: одно Скотту и одно королю Хаакону. Если на обратном пути Амундсен погибнет, пусть Скотт переправит письмо в Норвегию.

Счастливый Амундсен! К этому времени плоскогорье уже осталось далеко позади, и он вышел из зоны свирепых ураганов. С радостным ощущением победы люди идут, как в бурном охотничьем азарте. И даже частые туманы не доставляют им больших затруднений. Заранее сооруженные из снега путевые знаки надежно указывают дорогу к дому, на север.

А 26 января их уже встречают на «Фраме». Товарищи поражены; им непонятно, почему пятерка так скоро возвратилась обратно. С тревогой смотрят они на истерзанные морозом лица: успех или поражение? Но на лицах товарищей улыбки — сомнения рассеяны. «Да, да, мы были на полюсе! Первые!» 99 дней жесточайшей схватки с природой, и убийственные 2800 километров пути остались позади. Все благополучно возвратились назад. Теперь покорители полюса по-настоящему могут насладиться своим триумфом…

Спешит обратно от полюса и Скотт со своими товарищами. Каждый день они делают по 30–35 километров. Это не так уж плохо. Но смогут ли они выдержать такой темп? Вот Эванс отморозил руки, капитан Отс ковыляет с поврежденной ногой позади, он тоже не способен ни на какую работу. Трое оставшихся должны сами тащить сани. Так они борются, с трудом добираясь от одного лагеря к другому. Но резервные рационы там так невелики, что их не хватает: люди не могут поесть досыта. Их работоспособность резко падает, и назначенное на день задание не выполняется. Паек приходится урезать все больше и больше. Порочный круг, из которого нет выхода!

В начале февраля группа из пяти человек, шатаясь от слабости, спускается с глетчера. Его склоны — это десятки и десятки километров, предательские трещины, острые пики, зияющие пропасти. Туманы, густые туманы и трескучие морозы… Однажды вся группа вместе с опрокинувшимися санями рухнула с высоты вниз. С трудом люди заставили себя подняться на ноги. Но здоровяка Эванса это сразило окончательно — у него сотрясение мозга, теперь он только тень самого себя. 18 февраля он надломился. Далеко по ту сторону 83° ему приготовили во льду последнее упокоение, ледяной саркофаг. Быть похороненным в самой южной могиле земли — слава трагическая…

Быстро катится лавина несчастий, ежечасно грозя захлестнуть маленькую экспедицию. В запасниках ничтожно мало масла, от мороза бидоны стали протекать. Скотт уже и раньше сталкивался с подобным явлением, но нужных мер не предпринял. Такая ошибка может дорого стоить. День без теплой пищи при таком морозе погубит ослабленный организм. Гонка к полюсу обернулась для проигравших соперников трагической борьбой за жизнь. И они чувствуют, что борьба безнадежна.

11 марта исчерпались силы Отса. Чтобы не обременять товарищей, он ушел в ледяную ночь и не вернулся. Пора поговорить друг с другом начистоту. Обманывать себя бессмысленно, всем ясно, что надежды на спасение нет. Скотт раздает каждому по 30 таблеток опиума. Это самый трудный час в жизни Роберта Фалкона Скотта. Его верные друзья, которых он намеревался прославить, сжимают в руках яд…

В это самое время Руал Амундсен переживает самую счастливую пору своей жизни. «Фрам» прибыл в Хобарт на Тасмании. Телеграмма сообщила всему миру о его подвиге. Со страниц мировой прессы не сходит имя бывшего матроса, охотника на тюленей. Но какая страшная трагедия заключена в сопоставлении этих событий!

Скотт подвел последний итог:

Эти километры решают все. И вот последний акт героической драмы.

Агония группы Скотта продолжалась еще несколько дней. Наконец…

Исходя из времени, которое понадобилось вспомогательной группе, проводившей Скотта, для того чтобы прийти обратно в главную квартиру, англичане рассчитали, что Скотт с товарищами должны прийти к лагерю между 3 и 10 марта. Там их ожидали так несправедливо недооцененные собачьи упряжки — единственное оставшееся у экспедиции средство передвижения. Но 10 марта вышедшая спасательная группа вынуждена была из-за погоды и нехватки продуктов вернуться назад.

Ураган, решивший судьбу группы Скотта, помешал всем дальнейшим попыткам спасти их. Смертельное дыхание полюса загнало людей на зимние квартиры базового лагеря…

И только 8 месяцев спустя, 11 ноября 1912 года, спасательная группа нашла в 18 километрах от последнего лагеря, где находилась тонна провианта, палатку несчастных. Доктор Уилсон и Бауэрс лежали в закрытых спальных мешках, Скотт отбросил клапан своего мешка и расстегнул мундир, дожидаясь смерти. Под головой у него лежала маленькая сумка с потрясающими документами, повествующими о последних днях экспедиции.

…19 ноября 1913 года «Терра-Нова» вместе с оставшимися участниками экспедиции покинула злосчастные берега Антарктики. Вслед за ликующим сообщением Амундсена мир узнал о трагическом конце героического марафона дистанцией в 2600 километров.

Если упорному норвежцу удалось быть на Южном полюсе первым, то на противоположном конце земли он потерпел неудачу. И даже два раза. В 1909 году его опередил Пири, а в 1926-м…

Конечно, в этом году проблема заключалась уже не в вопросе: маньчжурские пони или гренландские собаки? Речь шла о другом: самолет или дирижабль?

Пока Амундсен и финансировавший его Элсуэрт дожидались прибытия из Рима дирижабля «Норге», на Шпицбергене появился американец Ричард Бэрд. Не теряя времени, Бэрд распаковал свой самолет, сделал несколько пробных вылетов и, как мы уже знаем, отправился 9 мая на север. Через несколько часов американец добился того, на что 17 годами раньше его земляк убил целых два месяца: над Северным полюсом Бэрд сбросил в честь Пири амулет, который тот носил в 1909 году, и после этого благополучно приземлился в Кинге-Бее на Шпицбергене. Избалованному победами норвежцу оставалось только поздравить Бэрда. Во время беседы Амундсен спросил:

— Итак, что же теперь, Бэрд?

Недолго думая, полусерьезно-полушутя тот ответил:

— Южный полюс!

Амундсен не удивился. Для него, всю свою жизнь поделившего между Арктикой и Антарктикой, такой ответ был совершенно логичен.

Южный полюс… Мысли Амундсена невольно перенеслись за тысячу миль, на другой край земли: Китовая бухта, бесконечный глетчер, продуваемое всеми ветрами плато на полюсе — нелегкое это было дело, почти невозможное… Но как мало еще известно о самой коварнейшей из всех частей света! Только несколько одиноких троп в бесконечных просторах — крошечные камушки в гигантской мозаике антарктического ландшафта.

Скоро все будет проще: ледяной континент с его плоскогорьями, горными массивами и исполинскими глетчерами разведают и исследуют с помощью самолетов. Так или приблизительно так говорил знаменитый норвежец молодому американцу. И с тех пор эта мысль не покидала Бэрда.

…Миновало три с половиной года. Над Китовой бухтой раскинулось необыкновенно ясное небо. Там, где когда-то Амундсен снаряжал для путешествия к полюсу свои нарты, теперь стоит сверкающая на солнце металлическая птица. Вокруг снуют механики, ведрами по длинной цепочке заливают горючее в баки, широко раскрытый люк жадно глотает ящики, мешки и узлы. Короче говоря, едва ли кто-нибудь из 42 человек, населяющих сейчас Антарктический континент, сидит без дела. Командор Бэрд, уже одетый в меховой комбинезон, внимательно наблюдает за оживленной суетой у самолета. «За моим «Флойдом Беннеттом»[440] ухаживают лучше, чем за самой породистой лошадью», — смеется он. Но ведь и в самом деле это так. Долгими полярными вечерами решал Бэрд с товарищами трудную задачу, как приспособить машину к условиям полета в Антарктике. Это долго не удавалось. Ведь Амундсен определил высоту перевала в 3200 метров, и, чтобы не разбиться вдребезги на вершине глетчера Акселя Хейберга, на ту же высоту должен подняться тяжело груженный самолет.

Значит, нужно свести до минимума снаряжение, но и пренебречь им нельзя. Провизии нужно взять с собой не менее чем на два месяца: это на случай вынужденной посадки, чтобы даже с самой отдаленной точки можно было бы дойти на нартах до склада у подножия ледника Лив[441]. На 12 часов полета нужно запасти 3540 литров бензина; здесь тоже экономить нельзя.

Но как бы то ни было, на бумаге все проблемы решены. Теперь факты покажут на деле, верны ли расчеты.

В то утро 28 ноября 1929 года в библиотеку, где находился Бэрд, стремительно вошел главный метеоролог:

— Нужно вылетать немедленно, такая возможность больше не повторится!

Бэрд отдал приказ готовиться к старту.

В 15 часов 29 минут тяжелая машина взвилась над ледяным плато. Бернт Балкен ложится на курс, на тот самый курс, которым его земляк Амундсен шел 18 лет назад. Для самолета не существует препятствий, которые с таким неимоверным трудом пришлось преодолевать Амундсену.

Бэрд сидит у навигационного столика с картами, Харальд Джун поддерживает радиосвязь со станцией, а Мак-Кинли непрерывно кочует со своей аэрофотосъемочной камерой между правым и левым бортом, запечатлевая на пленке серию картографических снимков. На севере исчезают с горизонта радиомачты, а вместе с ними скрываются из глаз привычные очертания Литтл-Америки, городка-разведчика, выросшего среди вечных льдов. Впереди простирается бесконечная ничейная земля…

Полет над постепенно повышающимся плато Росса моторы одолевают без особого напряжения. Какое великолепное творение природы представляет собой эта ледяная плита! Ее длина 750 километров, толщина в районе Литтл-Америки 75–90 метров, под ней 500 метров морской глубины…

На льду выделяются два темных пятна. Это выдвинутые далеко вперед к основанию глетчера палатки группы разведчиков. Медленно опускается почтовый парашют. Похожие на крохотных муравьев, бегут к нему товарищи. Покачивая крылом, шлет им «Беннетт» привет, а четверо на борту обмениваются понимающим взглядом — рев моторов заглушает любое слово.

Но вдруг дело принимает серьезный оборот. Впереди вырастает сине-зеленый поток глетчера. «Беннетт» собирается с силами, нужно подняться. Подняться! Балкен снова сменил Джуна. Бэрд сидит позади пилота, ему предстоит принять важное решение. Полетят ли они маршрутом Амундсена и пройдут над глетчером Акселя Хейберга или же изберут путь через соседний ледник Лив? Первый известен по описаниям норвежца, про второй никто толком не знает ничего. Неизвестно, как высоко находится здесь перевал и можно ли проскользнуть между его вершинами? Полная неизвестность. Но она-то все и решает. «Беннетт» берет курс на Неизвестность…

Пока Мак-Кинли с одержимостью охотника, почувствовавшего редкую дичь, щелкает затвором камеры, Джун сливает горючее из запасных канистр в главный бак. Бесполезные пустые жестянки кувырком летят через люк на землю. Из застывшего ледяного потока грозно тянутся ввысь острые вершины гигантских гор: слева гора Нансена, справа — массивные мраморные фланги горы Фишера. Где-то между ними должно быть ущелье, через которое откроется путь к полярному плоскогорью. Альтиметр указывает 2900 метров. Этого недостаточно. Уже стали ощутимы вертикальные воздушные течения, все сильнее отжимают они нос самолета книзу. Балкен как бы сросся с машиной. Поворачивая то влево, то вправо, он чуть ли не физически чувствует зоны спокойного воздуха. Проступая в морозной дымке, впереди показывается горный перевал. Как и следовало ожидать, он тесен. Машина еще не набрала нужную высоту и, несмотря на все усилия Балкена, не хочет подыматься выше: груз слишком велик, а воздух слишком разрежен. Машина мчится к губительному столкновению. Пока еще проход достаточно широк, еще можно повернуть обратно, но скоро это станет невозможно. Нужно немедленно решать. Самолет угрожающе близко подошел к похожей на стиральную доску поверхности глетчера. Джун кладет руку на спускной клапан главного бака и вопросительно смотрит на Бэрда. Тот кивает в знак согласия, и 2700 литров бензина — намного больше, чем тот резерв, которым они запаслись в последний момент на старте, — полились вниз. Тяжелая жертва![442] Она может стать чрезвычайно опасной, потому что уже теперь становится ясно: без промежуточной посадки возле запасного склада у глетчера самолет обратно не долетит. Впрочем, там тоже запасы невелики. Но и этой жертвы еще недостаточно. Балкен машет руками и кричит:

— За борт сто килограммов, за борт! Обратно пути нет. Теперь перевал уже слишком

тесен, чтобы повернуть. Мак-Кинли подтаскивает к люку мешок, и он летит за борт. Машина вздрогнула и немного подскочила вверх, но тотчас же попала под тяжелые удары еще более сильных нисходящих ветров. Четыре пары глаз смотрят на приближающуюся со зловещей скоростью черту. Вонзится ли в нее машина? Балкен пытается любым способом выиграть хотя бы 20 метров свободного пространства, но это не удается.

— Еще один мешок за борт! — кричит он.

Мак-Кинли схватил второй мешок; всего продовольствия хватило бы на то, чтобы в течение месяца прокормить четырех человек. С треском рассыпаются драгоценные запасы на поверхности ледника. Машина буквально подпрыгнула. Балкен ликует: они прошли перевал. Ставка была высокой, но игра выиграна. Под ними расстилается бесконечная белизна горного плато. До полюса 500 километров, добрых три часа полета…

Теперь у летчиков есть время, чтобы полюбоваться великолепным и жутким ландшафтом. Как застывшее озеро, лежит вечный снег, окаймленный рваными краями громадных горных цепей. За ними тянутся на восток и юго-восток вершины и хребты горных массивов, которых никогда еще не видел ни один человек.

Мак-Кинли переживает свой большой день. Куда бы ни направлял он объектив своей камеры, всюду неоткрытая целина, и он использует единственный шанс своей жизни. Он, фоторепортер XX века, привезет домой репортаж о ледниковом периоде, оставившем у Южного полюса гигантский след первобытной эпохи…

Пока машина на высоте 3500 метров летит к полюсу над едва понижающимся к югу плоскогорьем, Бэрд думает о своем. В этом мире целыми месяцами шли уже однажды Шеклтон, Скотт и Амундсен, не имея, по существу, ничего, кроме необыкновенной силы воли и неукротимой энергии. Они были рады, если проходили за день 30 километров — скорость улитки в сравнении с «Беннеттом», покрывающим такое расстояние за несколько минут. И все же, несмотря на свою скорость, машина более уязвима. Люди, если нужно, ведут в бой только самих себя, а на самолете даже пылинка, попавшая в карбюратор, может вызвать вынужденную посадку, и тогда…

Едва Бэрд подумал об этом, как вдруг стал давать перебои правый мотор. У летчиков замерло дыхание. Балкен, только что громко распевавший в предчувствии победы, готовится спланировать и лихорадочно ищет подходящую площадку на изрытой поверхности льда. Но, к счастью, Джуну удается быстро привести мотор в порядок. Напряжение спадает, лица снова проясняются, и каждый опять занимается своим делом. Приборы Бэрда показывают, что до полюса осталось 103 километра — полчаса полета. За это время можно легко закусить морожеными бутербродами и горячим кофе.

Но вот где-то в районе полюса стали сгущаться тучи, видимость резко ухудшилась, надвигался шторм. Видно, обратный полет превратится в гонку с непогодой. Победит тот, кто раньше достигнет ледника — выхода с плато…

Однако полет не был прерван, и скоро самолет оказался над той точкой, где разбил свою палатку Амундсен и где через 34 дня после этого, опустив голову, стоял Скотт. Ничто на бесконечной белой дали не указывает на то, что здесь когда-то были люди. Прошедшие 28 зим соткали над этим местом тяжелый ковер изо льда и снега. Через люк самолета выкидывается вниз почетный флаг с завернутым в него камнем с могилы Флойда Беннетта, летавшего с Бэрдом к Северному полюсу. Вслед за ним падают флаги Норвегии и Англии.

Здесь, где время как бы застыло в вечном сне, люди в самолете должны считать минуты. Нужно опередить ураган, который, выслав вперед свой черный форпост, грозит нагнать их на обратном пути. Но счастье и здесь улыбается экипажу. Балкен нашел устойчивый попутный бриз, и «Беннетт» со скоростью 200 километров в час проносится над плато…

Моторы выводят победную песню: домой, домой! Вдали на горизонте встает гора Нансена, обнадеживающий ориентир в жутком однообразии ландшафта. Другие вершины выглядывают из-за снежной завесы. С их помощью Бэрд может точнее ориентироваться по карте Амундсена. Как это неоценимо в таких условиях! Наконец показался перевал, но над вершинами уже сгущаются облака. От непогоды не скрыться.

— Полный газ, Балкен, полный газ! Мы должны опередить туман!

Порыв ветра подхватывает самолет и бросает его из стороны в сторону. Это первый удар шторма. Но, прежде чем последует второй, машина стрелой проносится в узкие ворота ущелья ледника Хейберга. Они вырвались буквально в последнюю секунду.

Перелет над плато продолжался ровно 145 минут…

На запасной базе у подножия ледника самолет приземлился: пришлось заправиться горючим — долгожданная возможность немного размяться, — затем «Беннетт» начал заглатывать остальные 650 километров.

29 ноября в десять часов восемь минут утра четыре человека, совершенно обессиленные, но счастливые, приземлились в Литтл-Америке. Полет к полюсу продолжался 18 часов 39 минут. Амундсен был в пути почти столько же недель!

…Итак, время рискованных экспедиций в Антарктике окончательно миновало. Век техники произвел революцию в методах исследований и дал ученым самое лучшее вооружение, способное покорить наиболее недоступные бастионы ледяного континента.

Цели исследований расширились. Речь шла уже не о том, чтобы только пополнить географические сведения; появилась уверенность, что глубоко подо льдом загадочной Южной земли хранятся громадные запасы сырья…[443] Давно миновала эпоха обмена каменных топоров на янтарь, мирру, слоновую кость и черных невольников; миновала и «золотая лихорадка» эпохи Колумба. Но движущие силы остались те же. Закон, тысячелетиями гнавший людей в далекие края, остался прежним.

Паролем капитализма стали теперь железо, уголь, медь, нефть, урановая руда — волшебные слова, сулящие сегодня власть и богатство. Однако финансовый мир мало склонен помещать капиталы в сомнительные предприятия. Ричард Бэрд, которому пришлось в буквальном смысле слова попрошайничать, по крохам собирая средства для своей первой антарктической экспедиции, почувствовал это и в 1933 и 1939 годах, когда он готовил свою вторую и третью экспедиции[444]. Ему принадлежат слова, сказанные после многочисленных и бесполезных попыток раздобыть деньги в Соединенных Штатах: «Наука должна стать деловой женщиной». Он попал в самую точку. Однако, несмотря на трудности, обе экспедиции дали хорошие результаты. На самолетах, на санях и тягачах, визуально и методом пеленгации было осмотрено и обмеряно более 1 миллиона квадратных километров — территория, примерно вдвое большая Пиренейского полуострова, из которых около 750 тысяч квадратных километров до того времени еще не видел ни один человек. Какой огромный труд скрывается за этими цифрами, можно понять, если взглянуть на карту путешествия Генриха Барта по Сахаре; тот мог отметить только то, что видел по обе стороны дороги…

…В 1946 году США отправили в Антарктику под командованием уже адмирала Бэрда — человека, награжденного всеми высшими орденами США, — 13 кораблей. Но то не были старые корыта типа «Джекоба Рупперта» или «Элеоноры Боллинг», которые когда-то Бэрд отыскал для своих первых экспедиций чуть ли не на судовом кладбище. На этот раз в распоряжение «ледового адмирала» Бэрда предоставлены военные корабли, авианосцы, ледоколы, подводные лодки, оснащенные богатейшим арсеналом суперприборов, начиная от радара и кончая радиозондом. Экипажи были укомплектованы армией в 4000 человек, в числе которых было 400 ученых и научных сотрудников. Помимо мощной оснащенности экспедиции, уже само ее название — «lghjump Operation» — «Высокий прыжок» указывало на то, что наряду с научными целями преследовались еще и цели военные….

Вторая мировая война значительно изменила соотношение политических сил на планете; достаточно принять во внимание, что в мире появился мощный лагерь социалистических стран. Лагерь капитализма готовился начать «холодную войну» против молодых стран народной демократии. И началась она едва ли не на ледовом континенте с пресловутой операции «Хайджамп». Именно здесь готовилось испытание рядового состава и материальной части для арктического театра военных действий. На это не жалко было тратить огромные денежные средства. И парадоксально, ими распоряжался Ричард Бэрд, который когда-то с миру по нитке собирал деньги у капризных меценатов на оснащение своих первых экспедиций.

Операция началась сразу с трех сторон. Штаб-квартирой для своих главных сил Бэрд снова избрал Китовую бухту, классические ворота в Антарктику. Группа «Восток» обследовала побережье Земли Мэри Бэрд и достигла Берега Принцессы Астрид. Группа «Запад» исследовала Землю Уилкса вплоть до Берега Принца Улафа. Таким образом, за исключением участка протяженностью всего в 1000 километров, весь континент был обойден вокруг. В каждом удобном месте побережья поднимались в воздух самолеты, некоторые из них проникли далеко в сердце континента. Группа Бэрда концентрировала свой главный удар против полюса. При жгучем морозе минус 40° 16 февраля 1947 года над ним пролетели две машины…

Помимо огромного опыта военно-стратегического значения, запрятанного в архивы Пентагона[445], были также достигнуты значительные успехи научного характера. Всего самолеты облетели круглым счетом 2,6 миллиона квадратных километров неизведанных районов и сфотографировали шестую часть континента. Его 14 миллионов квадратных километров составляют почти такую же территорию, как Европа с Австралией, вместе взятые. Открыты незнакомые горные хребты и вновь измерена четвертая часть прибрежной линии[446]. Карта, отражающая все это, впервые дает приблизительное представление о характере Антарктического континента, очертания которого скрыты под трехкилометровым ледовым панцирем.

…Чужеземные тропы, неизвестные моря! Из мрака истории встают перед нами черты торговца каменного века; страшась Неведомого, он все же упорно шел в неизведанную даль.

Затем следы приводят нас к Нехо, Ганнону и Александру Великому. Принеся торжественные жертвы в священных храмах, они вопрошали богов: суждена ли им удача в походе на край Земли?

Гиппарх, Эратосфен, Птолемей… Достигнув своего расцвета, античная наука погрузилась затем в Глубокую ночь раннего средневековья. Мрак отчасти рассеяли арабские ученые…

Не обремененные опытом и суеверием древности, уходили в море отважные викинги. Путь к далеким берегам им указывали лишь звезды да примитивные навигационные приборы.

Васко да Гама, Колумб, Магеллан… Крест на парусах каравелл, гороскоп в левой и астролябия в правой руке… Мистика в путаном сплетении с туманными географическими представлениями древности. Но они ищут и отыскивают дорогу к сулящему славу и богатство Эльдорадо Нового Света, не получая за это ничего, кроме неблагодарности и смерти…

Тупая мистика гороскопов и суеверий все больше отступает пред совершенствующимся арсеналом навигационных приборов. Контуры нашей планеты обрисовываются четче и дают почти полную картину планеты. Но и в век специализированной науки познание Земли долгое время остается делом одиночек. Исследуя неизвестное, они бросали на чашу весов свое состояние, а порой и свою жизнь…

Однако и это время окончательно миновало. Хотя поле исследований уже много раз перепахано вдоль и поперек, плоды нового познания планеты по-прежнему растут только на вершинах, и достать их оттуда уже не могут отчаявшиеся одиночки. Эта задача по плечу только целым нациям и даже всему человечеству. Такое новое понимание природы вещей пробивает себе дорогу. Мы находимся не в конце, а в начале переворота в истории исследований…

Осенью 1954 года в Брюсселе ученые 40 стран приняли решение объединиться для общего сотрудничества в рамках третьего Международного полярного года, или Международного геофизического года[447].

После тщательной подготовки 1 июля 1957 года около 20 тысяч ученых из 54 стран принялись за работу. От Северного до Южного полюса Землю во всех широтах покрыли станциями наблюдения. Теперь наша старая планета основательно прощупывается. Исследования охватывают не только поверхность Земли, но и ее недра, океаны и воздушную оболочку. Одним только исследованием излучений в воздушных слоях ионосферы заняты 200 станций, и 140 морских экспедиций прочесывают моря и океаны.

Но по-прежнему твердыми орешками остаются заполярные области планеты. На них теперь концентрируется главный удар. В районе Северного полюса большую программу выполнили дрейфующие станции Советского Союза и Соединенных Штатов. Антарктика, куда 12 наций направили свои экспедиции, оказалась населенной более чем когда-либо за всю свою историю. Более 350 ученых и специалистов Советского Союза составили на ледовом континенте один из самых крупных отрядов. Большую экспедицию снарядили в Антарктику и США. В общем деле участвуют также Англия, Франция, Норвегия, Бельгия, Австралия и Япония. Распределившись по всему Южному континенту, оснащенные самым современным оборудованием и приборами, эти научные предприятия дали великолепные результаты.

…Бэрд полагал, что он точно установил, будто между морями Росса и Уэдделла никакой связи не существует, а значит, весьма вероятно, что континент состоит из сплошной суши. Но уже в начале Международного геофизического года выяснилось, что такое предположение сомнительно. В то время как британская экспедиция под руководством геолога Вивиана Фукса, перейдя полюс и пройдя всео Антарктиду, сообщила, что на всем пути не установила ни одной точки, где скрытая льдом суша лежала бы ниже уровня моря, советские ученые, напротив, при замерах в Центральной Антарктике часто под толстым покровом льда никакой суши не обнаруживали. Михаил Сомов, руководитель Первой антарктической Советской экспедиции[448], высказал гипотезу, согласно которой Антарктика образована гигантским блоком льда, покоящимся большей частью на морском дне небольшой глубины и на островах[449].

…Мы находимся на пороге нового века открытий. Современная техника и техника ближайшего будущего позволят осуществить то, что не смогли сделать поколения исследователей. Атомная энергия революционизирует науку и технику в невиданных масштабах и на пользу человечеству. Мы еще не можем в деталях предвидеть, как это новое повлияет на освоение земли и всех ее несметных сокровищ, но ясно одно: оно освободит человека от заботы о будущем.

Возможно, что в областях, покрытых сегодня вечными льдами, разовьется деятельная жизнь, а огромные засушливые районы нашей планеты когда-нибудь станут цветущим краем, как это можно уже в наши дни видеть на примере Советского Союза.

Чужеземные тропы, неизвестные моря… Чтобы овладеть земным шаром, человек тысячелетиями неуверенной поступью, ощупью, вопреки неудачам решался на все более и более смелые путешествия. Теперь же задача заключается в том, чтобы стать хозяином гигантских сил, скрытых в недрах планеты, и разумно направить их на удовлетворение мирных потребностей человечества.