Чужими руками

ГЛАВА 5 ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ ТИБЕТА

Эти девочки не имели никакого отношения к легендарным шерпам, с риском для жизни очищавшим Джомолунгму от гор скопившегося там мусора. Или к гордым женам тибетских партизан, которые десятилетиями сражались с китайскими властями. Здешние девочки казались нежными и ласковыми, их кожа и волосы были всех цветов радуги, а глаза сияли неподдельным восторгом. Они искренне вас любили — все оплаченное время. Чего еще желать усталому путнику?..

По правде сказать, не все они были девочками. Не в том смысле, что среди них затесались и мальчики. Бывшие — вполне возможно… В земных путан порой превращались жаждущие острых ощущений инопланетные туристы или готовые на самопожертвование исследователи с другого конца галактики. Хомологи шли на это, дабы прочувствовать земную жизнь во всей полноте, взглянуть на нее изнутри, проникнуть за парадную витрину в самую сердцевину пыльной подсобки.

Приобрести идеально сложенное женское тело в самом расцвете лет — не проблема. Но ведь его начинка останется прежняя. В результате возникают весьма удивительные гибриды. И, представьте себе, находятся любители подобной экзотики, которые специально выискивают среди «ночных бабочек» причудливые творения биопластики и готовы заплатить за одну ночь с ними большие деньги. Возникла даже небольшая, но доходная индустрия по производству и распространению сексуальных гибридов. Так называют добровольцев этого преступного промысла.

Платон со студенческих лет не терпел никаких извращений, и эти штучки были не для него. Он надеялся встретить в тибетской глубинке что-то особенное, архаичное, пахнущее ныне утраченной красотой любви. Любви, которую столь тщательно культивировали на древнем Востоке. Увы. В Лхасе правил бал общемировой стандарт. Разве что одежда была стилизована под древнетибетскую, но и то не слишком умело. Уж лучше бы и не пытались.

«Пагода любви» снаружи казалась обычным трехэтажным домом, который был построен еще в девятнадцатом веке. Она не слишком хорошо сохранилась: фруктово-ягодная лепнина из крашеной известки местами осыпалась, обнажив деревянный каркас; карнизы были покрыты толстым слоем голубиного помета; в рамах нескольких окон вместо выбитых стекол вставили пластмассовые щиты. Резные колонны у парадного входа, делавшие «пагоду» похожей на особняк небогатого купца, заметно покосились.

Археолог раздвинул бамбуковую занавесь и вошел в освещенный масляными светильниками зал. На фоне красных с золотом гардин блестели многочисленные статуэтки богов. Боги занимались любовью. Бронзовый фонтанчик выбрасывал к потолку струю шампанского. На крутоногих диванчиках с грудами атласных подушек восседали жрицы любви, невероятно размалеванные и засупоненные в сорок одежек. А Платон-то рассчитывал увидеть на них лишь расшитый бисером лифчик и полупрозрачные шальвары!

Рассольникова тут же заметили. Ради посещения «пагоды любви» археолог достал из походного уплотнителя материи свой выходной белый костюм, соломенную шляпу с вентилятором и бамбуковую трость. Не забыл он вдеть в петлицу извлеченный из капсулы цветок кактуса — символ неутолимой страсти.

Залетная пташка — завидный клиент, с которого можно содрать втридорога, — сия нехитрая мысль читалась на лице низенького существа неопределенного пола и возраста. Лицо было расплывшееся и безволосое. Одето существо было в изукрашенный причудливым орнаментом красно-синий халат и единственное в «пагоде любви» казалось выходцем из глубины веков. Собранные у глаз морщины создавали иллюзию вечной улыбки. На самом деле существо не было ни добрым, ни веселым — но такая маска лучше всего подходила его работе.

— Здравствуй, мил человек, — писклявым голосом произнесло существо и покатилось навстречу Платону. Покатилось в прямом смысле слова: вместо ног у него были маленькие колесики, как от детского самоката. — Далеко ли путь держишь?

— И ты здрав будь. Мир твоему дому, — в тон ему ответил археолог. Ему стало смешно: эти речения были совсем из другой оперы.

Существо подъехало к Платону. На археолога дохнуло имбирем, лавандой и хорошо очищенным опием.

— По Западу грезишь? Тибет тебе глянулся? Шамбала? Или Астрал? Нирваны жаждешь или Курукшетры? — деловито перечислило существо варианты обслуживания.

— А все сразу получить нельзя? — хитро прищурившись, осведомился Рассольников.

— Может, еще и за полцены? — Восхищенно хлопнуло в ладоши существо. — Ты — большой шутник, однако.

— Тогда кого-нибудь поживее. Не терплю сонных мух, — раздраженным тоном произнес археолог.-Даже в Тибете, — добавил с дежурной улыбкой.

— Боюсь, тебе не угодишь, — обидевшись, проворчало существо. — Смотри сам.

Оно щелкнуло пальцами, подав знак застывшим на диванчиках красоткам. Они казались статуями или большими фарфоровыми куклами, однако по команде существа одна за другой, не сходя с места, начали исполнять танец живота или принимать соблазнительные позы.

Платона подобные ужимки и прыжки вгоняли в сон. Его охватила тоска, но он покрутился на каблуках, оглядывая предложенное ему «воинство», и выбрал ту, что кривлялась меньше других.

— Я так и знал, — произнесло существо. — Я сразу понял, что ты — хороший знаток. Это Юйхе. Она совсем недавно перебралась сюда из Синина. Там у нее возникли какие-то разногласия с коллегами.

«Зачем он мне это рассказывает? — с удивлением подумал Рассольников. — Может, цену набивает?..»

— У Юйхе сильный характер и гибкое тело, — продолжал хозяин «пагоды любви». — Ты не пожалеешь…

— Сколько стоит вечер и ночь? — перебил археолог.

— Тысяча двести кредитов.

— Договорились, — скрипнув зубами; согласился Платон. Он терпеть не мог торговаться, хоть и приходилось порой. И в преддверии хорошего куша, который он отхватит, продав клад Шеффера, можно разок шикануть.

В комнате, куда их провел служитель-андроид, стояла квадратная тахта под шелковым балдахином с длинными кистями. Стены были покрыты потускневшими от времени коврами. На полу стояли четыре позеленевших бронзовых светильника, которые имели форму танцующих индианок. В дальнем углу была дверь в умывальную комнату.

Служитель заученно поклонился, получил чаевые и исчез. Девочка осталась неподвижно стоять посреди комнаты, словно спала. Под толстым слоем румян и грудами золотых украшений трудно было разглядеть, что на самом деле представляет собой строптивая китаянка Юйхе. И китаянка ли она вообще?

— Раздевайся, сними с себя побрякушки и смой эту гадость с лица, — усевшись на край тахты, распорядился Платон. Он почувствовал себя султаном, к которому привели новую наложницу. Юйхе не пошевелилась. — Ну, чего ждешь? Раздевайся. Пожалуйста, — добавил Рассольников, и волшебное слово разом подействовало.

Пока девочка стаскивала с себя многочисленные одежки, снабженные десятками пуговиц и крючков, Платон даже вздремнул. Наверняка в этой процедуре должен был активно участвовать вожделеющий посетитель. Изнемогая от желания, он бы часами боролся с непокорным нарядом…

Вконец запутавшаяся в застежках девочка всхлипнула и тихо попросила на пиджин-инглиш:

— Помоги. Там четыре крючка на спине. Мне не расстегнуть.

Открыв глаза, археолог с готовностью ей помог. У черных археологов — умелые и нежные руки. Материальная культура требует деликатного обращения.

Тело Юйхе оказалось стройным и хрупким. «Каково ей приходится под таким грузом?» — удивился Платон и тотчас обнаружил под самой нижней, кисейной рубашонкой тоненький антигравитационный поясок. Он рассчитан на пятьдесят килограммов и больше похож на украшение, чем на транспортное средство.

— Ты прекрасна как цветок лотоса, — сорвалось с уст Рассольникова.

И, как ни странно, эта банальная фраза возымела действие — девочка начала оживать прямо на глазах.

Юйхе расправила плечи, подняла тонкие руки и, повернувшись к небольшому зеркалу в фигурной бронзовой раме, стала расплетать мелкие косички и расчесывать свои чудесные черные волосы. Острые грудки ее приподнимались и опускались, так что у археолога сладко защемило сердце. Он чувствовал, как приливает его мужская сила.

На сей раз Платон не стал торопить Юйхе. Он любовался, и радость его была тиха — жажду истинной красоты быстро не утолить. В долгом походе у него было время соскучиться по женским прелестям.

— Ты очень спешишь, господин? — вдруг обернулась Юйхе.

Карие миндалевидные глаза светились как две редкостные жемчужины. На китаянку она была похожа не слишком — разве что на жительницу Гуандуна.

— Поспешай не торопясь, — ответил старинной поговоркой Рассольников. — Я подожду. Надеюсь, мы вместе примем ванну.

— Здесь нет ванны, — сказала девочка, поразив его в самое сердце. — Только тазик и кувшин с водой.

— Хорошо, я тебя обмою, — произнес Платон и, поискав глазами, обнаружил кнопку вызова.

Кибернетический слуга явился на зов минут через пять. Остановился на пороге, низко поклонился и спросил равнодушным синтезированным голосом:

— Чего изволите, белый господин?

«Полное смешение стилей», — в очередной раз отметил археолог и распорядился принести все необходимое для умывания. Прислужник стал много проворней, надеясь на щедрые чаевые, и не ошибся.

— Самые важные вещи у меня в сумочке, — забравшись в таз, Юйхе указала на большой кожаный кошель красного цвета, расшитый золотыми драконами.

— Хорошо, — машинально ответил Рассольников, не обративший на слова девушки никакого внимания. Его мысли были заняты другим.

Это случилось в самый разгар мытья — когда Платон ласково протирал мокрой губкой ее упругие белоснежные грудки с маленькими розовыми сосками. Юйхе вдруг задрожала и выскользнула из рук. Она не сбежала от него, она по-прежнему стояла в медном тазу, но больше не была стройной симпатичной девушкой, похожей на горную козочку. Перед Рассольниковым теперь стояла самая настоящая серая мышь — только гигантских размеров.

Животное повернуло мордочку, внимательно посмотрело на него, пошевелило носиком, словно унюхало сыр, и кое-как угнездилось в тазу. Часть воды выплеснулась на клетчатый линолеум.

Платон опешил. Так славно начинавшийся вечер был испорчен. Девушка заражена изменкой, и теперь придется требовать замену. А ведь он успел полюбить Юйхе, и ему не нужна была никакая другая. Лучше уж уйти отсюда и напиться в каком-нибудь ресторанчике с живой музыкой и перманентным танцем живота.

Рассольников вспомнил последние слова Юйхе — они явно не были случайными. Он заглянул в ее сумочку. Там, наряду со всякими женскими мелочами, лежала жесткая щетка и сложенная вчетверо записка. На белом листе бумаги каллиграфическим почерком было выведено: «Когда меня трут, я могу превратиться в мышку. Не бойтесь — это ненадолго. Только, пожалуйста, почешите мне спинку. И посильней — кровь плохо поступает в это неудачное тело».

Она была права: по закону сохранения массы новое существо должно быть почти человеческого размера, а тело мыши не приспособлено для жизни с такими габаритами.

Человеком, зараженным изменкой, овладевает реактивная мутация. Он может измениться за считанные секунды — превратиться в маленького слоника или позеленеть и покрыться колючками. Вам, похоже, смешно? А заболевшему и его родным и близким — не очень. Зачастую мутация на время отнимает у человека разум, и он действительно становится животным, растением, камнем или морской раковиной. Вирусу все равно, в какую сторону менять молекулы человеческого тела, ему главное — менять.

Порой изменка течет, словно маятник качается: больной то надолго возвращается в норму, обретая надежду на чудесное выздоровление, то неделями остается в чужом облике. А толчком для повторения мутации может стать все, что угодно: тополиная пушинка, залетевшая в окно, птичий крик, запах ландышей, вспышка на солнце, увиденная телепередача… Увидел, нюхнул — и привет.

И вот уже Рассольников энергично тер серую шерстистую спину, а мышь сладостно вздыхала и едва поводила лопатками. «Давай-давай, деточка! — мысленно поторапливал он Юйхе. — Возвращайся ко мне, милая. Я тебя жду».

Платон не боялся заразиться: изменка от человека к человеку не передается — даже половым путем. У вируса был какой-то другой носитель, но никто не знал, какой именно. Правда, власти с таким тезисом вряд ли согласятся: иначе им пришлось бы распахнуть двери карантинных изоляторов, больше похожих на концлагеря.

В бронзовой раме посреди мутного зеркала вдруг возникло испуганное личико хозяина «пагоды любви». Изображение было четким, а испуг непритворным.

— Ах, какая досада! Приношу вам мои искренние извинения, — зачастило существо. — Во имя Просветленного будьте к нам снисходительны. Мы возьмем с вас только половину денег и немедленно предоставим любую другую девочку.

Существо ждало ответа, а Платон пришел в бешенство: «Всюду глаза и уши! Они следят за каждым нашим движением! Мерзавцы!» Пауза затягивалась, и хозяин все сильнее волновался.

Глубоко подышав и успокоившись, археолог произнес зловещим шепотом:

— Я не стану менять Юйхе. Она меня устраивает. И я даже заплачу вам сполна. Но при одном условии! — Платон зловеще замолк, и острые ушки хозяина встали торчком. — Вы оставите меня в покое. Немедля отключите телекамеры и микрофоны. Иначе я всех вас сдам Карантину! — последняя фраза вырвалась против воли. Но без нее, похоже, хозяин его бы не понял.

— Мы ведем наблюдение ради вашей же безопасности, — с долей обиды проговорило существо. — Хорошо, я все отключу. Но тогда пеняйте на себя. Кстати, вы застрахованы от ущерба, который могут нанести больные изменкой?

— Не твое дело, — буркнул Рассольников. — Я жду.

Хозяин укоризненно покачал головой, и экран погас. Юйхе по-прежнему оставалась предельно мышастым созданием. Платон даже пожалел, что отказался от замены. С остервенением он накинулся на грызуна, надраивая волосатую спину. Мышь пискнула от боли, вцепившись лапками в края таза. На ее гладкой шерстке Рассольников увидел кровь и тотчас отдернул руку. — Прости, — обратился он к девушке, почти уверенный, что она не понимает человеческого языка. — Бес попутал.

Мышь повернула голову и быстро лизнула его руку длинным теплым язычком.

Закончив процедуру, Платон прилег на тахту, закутал ноги краем шелкового одеяла, больше похожего на простыню, и закрыл глаза. Глядишь, и обратное превращение подоспеет. Через минуту он почувствовал, как у него под боком начинает гнездиться кто-то большой и жаркий. Мышь! Грызуну ведь не объяснишь, что постель не предназначена для хвостатых, когтистых тварей. Пришлось потесниться, и Юйхе прикорнула рядом. Горячий мышиный бок чуть колебался в такт дыханию. Такая близость в холодную тибетскую ночь оказалась даже приятной. Если, конечно, не открывать глаза. Археолог быстро согрелся и задремал.

…Платона разбудили. Открыв глаза, он обнаружил, что над ним склонилось обнаженное женское тело. Прекрасное тело, о котором Рассольников так долго мечтал. Терпение его было вознаграждено сторицей. Юйхе была как сама жизнь — нежная и страстная, ласковая и обжигающая.

И еще она была голодна, словно дюжина нищих кули. Превращения требуют массу энергии, которую нужно возместить — и как можно скорей. Платон заказал в номер жареного молочного поросенка, обложенного пучками целебных трав, казанок золотистого плова, вазу со спелым инжиром и бутылку текилы — для себя. Мужчина и женщина перекусили и снова занялись любовью. Час следовал за часом, а жажда по-прежнему не была утолена. Юйхе знала замечательные тибетские рецепты, которые даже мертвеца поднимут из могилы и заставят отбивать чечетку на столе. А Рассольников был отнюдь не мертв — даже напротив.

Где кончается благодарность и начинается любовь? Где кончается истинная страсть и начинается высокий профессионализм? Вопросы праздные, хоть их и задает себе каждый мужчина, посетивший настоящую «пагоду любви», если, конечно, это не был дешевый притон. Платон Рассольников давно дал ответ как истинный мудрец: «Не знаю и знать не хочу». Надо жить одним днем — лишь тогда чудесное мгновение может растянуться на целую жизнь…

Пошатываясь от сладкой усталости, Платон выбрался из «Пагоды любви» и отправился в ближайший бар с истинно непальским названием «Лучезарная вершина» . Надо было, не медля ни минуты, раскислить кровь. От выпитой в номере текилы и следа не осталось.

Воспоминания об этой чудесной ночи еще долго бы грели сердце археолога, но кого-то всегда бесит чужое счастье. Как видно, Рассольников слишком сильно излучал его, излучал всем своим существом — и доизлучался. К стойке подошли двое. Кто это был, археолог разглядел уже потом — когда дело было сделано. А пока чья-то преступная рука опрокинула непочатую Платонову стопку. Водка выплеснулась на деревянную стойку, обрызгав рукав выходного костюма.

Рассольников взъярился. Он, не глядя, махнул стоящей у ног бамбуковой тросточкой и попал точно в цель. Неприятель взревел, схватившись за расквашенный нос. Всем в баре было ясно: сейчас последует страшная месть.

Но нападавшие двигались слишком медленно — ведь в драке участвовал непревзойденный фехтовальщик на тросточках. В каждый удар Платон вложил всю свою силу, и через пару секунд оба бузотера оказались на полу в состоянии грогги. Они были похожи на туристов, которые из века в век ищут на Тибете «настоящие мужские приключения».

Посетители зааплодировали победителю и тут же вернулись к своим рюмкам и пиалам. Хозяин бара, смуглый большеглазый индус, вдруг расщедрился и выставил вторую бутылку за счет заведения. Рассольников редко отказывается от даров и подношений.

…«Лучезарную вершину» Платон покинул ранним утром — дело не ждет. Толпящиеся у дверей велорикши при виде его зашумели, задвигались — даже начали толкаться, чтобы отобрать заказ у конкурентов. Археолог демонстративно выбрал самого робкого и под обиженные возгласы остальных роботов взгромоздился в повозку.

— Отель «Дежюнг», да поживей! — барским тоном распорядился Платон и откинулся на спинку сиденья.

Рикша несколько раз оттолкнулся правой ногой от тротуара, вскочил в седло и яростно завертел педалями. Хоть повозка и отапливалась термоэлементом, археолог совершенно задубел на ледяном ветру, да и псевдокожа робота-рикшы была покрыта инеем. Едва поднявшееся солнце еще не успело прогреть вымерзший за ночь воздух. Как-никак высота — три с половиной километра.

Отпустив велорикшу за пару кварталов от отеля, Платон пробежался, чтобы согреться. Шумно дыша и раскрасневшись, он влетел в пыльный вестибюль «Дежюнга».

Нанятые Рассольниковым охранники исправно выполняли свою работу. Один строго по графику обходил периметр отеля, другой маячил у стойки портье, третий торчал на лестничной площадке, а четвертый подпирал стенку у дверей номера. Электронная система защиты дверей и окон бодро доложила об оперативной обстановке: ни малейшей попытки проникновения. Все спокойно. Даже местные воришки на сей раз не беспокоили — охрана распугала.

Его же собственная защитная система долго и тщательно проверяла Рассольникова и только через минуту пропустила внутрь. Платон миновал прихожую, пересек гостиную, подходя к спальне, где было сложено Шефферовское барахло и находился сейф с самыми ценными артефактами.

На пороге Рассольников остолбенел. Посреди комнаты возникла черная воронка размером с круглый обеденный стол. У ее неровных, словно бы рваных краев, была размытая, дрожащая граница.

Скользя по ковру и сцепляясь покоробившимися от времени углами, к воронке ползли драгоценные баулы, ящики и чемоданы. Платон вцепился в самый большой и тяжелый ящик — тот рванулся из рук, как живой. Археолог тянул что есть силы, но воронка была сильнее и начала втягивать его вместе с ящиком.

— Трево-ога!!! — прокричал Рассольников вмиг осипшим голосом. — Сю-уда-а!!!

Вшитый в лацкан пиджака микрофон передал команду охранникам. Тот, что стоял в коридоре, первым ворвался в номер. Не растерявшись, андроид тоже вцепился в уплывающий ящик. На какое-то время силы уравнялись. Ящик замер в метре от воронки — ни туда и ни сюда.

Остальные емкости продолжали двигаться, один из баулов, приблизившись к воронке, вдруг подпрыгнул и исчез в ее жерле. Туда же легко, как перышко, отправился по воздуху полевой планшет, лежавший на постели. Он принадлежал заместителю Шеффера, был сделан из настоящей телячьей кожи и стоил не меньше десяти тысяч кредитов. Как не бывало…

На помощь археологу один за другим примчались еще три охранника. Воронка им очень не понравилась, но они смолчали.

— Тянем этот ящик! — приказал Платон. — Вынесем в коридор. Потом займемся остальными.

Не тут-то было. Когда пятеро здоровых мужиков потянули ящик с экспедиционными пожитками к двери, воронка на глазах начала расти. И вот уже она занимала половину спальни и крутилась, задевая черными лохмами краев то тумбочку, то бра, то стул. Гостиничное добро тотчас пропадало в ней.

Теперь и впятером они не могли пересилить это чудо физики. Ящик рывками двигался к воронке, которая успела поглотить все прочие емкости с реликвиями «золотого века». Воронка заметно выросла. Теперь Рассольников смог заглянуть в ее жерло и увидел в глубине блестящие металлические стенки. Они сужались, конец «трубы» терялся во мраке. Это часть могучего механизма, и другой конец находится в ином мире. Часть гиперпространственного насоса, способного утянуть со Старой Земли любые предметы и живых людей. Платон чувствовал, что и его самого неудержимо тянет туда. Нет, ящик им уже не спасти — уцелеть бы самим.

— Ничего не выходит! — крикнул он. — По моей команде отпускаем и броском — к двери. На счет «три». Р-раз! Два!

У одного из андроидов сдали нервы, и он кинулся к двери без команды. Ящик дернулся и встал на дыбы, будто норовистый конь. Ближний к Рассольникову охранник не удержал равновесия и, продолжая цепляться за ящик, упал на линолеум, вскрикнул — подвернулась шарнирная нога. Платон схватил его за руку. Вражья сила выбивала пол из-под ног и поднимала в воздух, чтобы утянуть в НИКУДА.

— Помогите!

Остальные бросились на помощь. Один вцепился в дверь, его ухватил за руку второй, вместе с третьим помогая Рассольникову оттаскивать от воронки пострадавшего. Общими усилиями они выволокли его в гостиную. А в спальне тем временем начался последний акт драмы — воронка принялась за сейф с самыми ценными находками.

На полу около Платоновой кровати стоял этот тяжеленный бронированный ящик. Он был напичкан электроникой и снабжен дюжиной всевозможных систем защиты. Суточная аренда сейфа обошлась Рассольникову в кругленькую сумму и съела его последний резерв.

Археологу нужно было спасти хотя бы волшебный камень Чинтамани. Но об этом нечего и думать — воронка выросла еще больше и отрезала его от сейфа, перекрыв спальню от стены до стены.

Воронка между делом втянула в себя оставшуюся в спальне мебель, включая громоздкую кровать, занавески и горшки с цветами. Она тужилась, пыхтела, но поначалу сдвинуть сейф не могла. Рваные клочья линолеума отрывались от пола и уносились в черный зев воронки, а сейф, намертво приклеенный к керамлитовой балке перекрытия, стоял.

Платон ненадолго воспрял духом. И вдруг, словно по команде невидимого оператора, воронка сменила тактику. Она сама двинулась к сейфу, одновременно слегка наклоняясь вперед. Что оставалось Рассольникову? Только вцепиться в косяк и смотреть, как его слава, его безбедное будущее уносятся на другой конец галактики. Быть может… Или на жалкие десять километров. Теперь не узнаешь. Засечь, где находится другой конец нуль-воронки, нет никакой возможности.

Через десять секунд воронка накрыла бронированный ящик, словно цилиндр фокусника — пушистого кролика. Воронка вырвала сейф из земного пространства вместе с частью стены и куском сверхпрочной балки. Вырвала и тотчас схлопнулась с тугим басовитым звуком.

Артефакты общей стоимостью в полмиллиона кредитов оказались в неизвестно чьих руках. Осталась пустая, изувеченная комната, в которой как будто рванула противотанковая граната. Платон в считанные минуты стал нищим. Находки не были застрахованы — сначала им предстояло пройти независимую экспертизу. Да и денег на страховку было не наскрести. Черного археолога уничтожили. Воронка была ничем не хуже лазерного луча или яда кураре. Быстро и предельно гуманно. Внезапно обрушившаяся нищета — это еще полдела; бывало и похуже. Но как ему теперь расплатиться с Олдуваем?

Черный архивист Ван Сяо-линь — по натуре абсолютно чистоплотен. Он не станет посылать киллеров, даже не попытается забрать себе Платонову хибару. Но какой ему резон помогать неудачнику в дальнейшем? А если Олдувай разозлится не на шутку, он сообщит коллегам, чтоб не имели дела с недобросовестным археологом по имени Платон Рассольников. Если Платон попадет в «черный список», останется только застрелиться. Охранники-андроиды топтались в дверях. Старший кашлянул в кулак и осведомился чуть виновато:

— Ну, мы вам больше не нужны?

Платон ответил с опозданием — не сразу понял суть фразы.

— Спасибо. Вы сделали, что могли. Скажите менеджеру: я не стану судиться с вашей фирмой.

У него просто не было денег на адвоката — только на билет домой.

Гальперин еще раз пересчитал полученную от археолога премию, мечтательно облизнулся и спрятал деньги во внутреннем кармане длинных и широких трусов.

Романтики древности называли их «семейными». Выйдя из «Дежюнга», он двинулся по улице Увядающих Маков, купил у старого лоточника пакетик соленого арахиса, но распечатывать не стал.

Глаза шерпа скользили, не задерживаясь, по пыльным фасадам домов, по ярким иероглифам вывесок на разнокалиберных лавках и мастерских. Он искал глазами будку тахионной связи, стилизованную под таксофон шестидесятых годов двадцатого века. И вскоре нашел.

Аппарат оказался разбит, а стены будки сплошь исписаны революционными лозунгами. Наверняка постарались здешние хунвейбины и дзяофани. Зато следующая будка, до которой пришлось пройти два квартала, была в целости и сохранности. Напротив нее располагался полицейский участок с зевающим у дверей робокопом в мундире, похожем на маскарадный костюм.

Гальперин вошел в будку, сунул в прорезь титанитового ящика электронную карту, смахивающую на дешевую пластиковую карточку «золотого века». Покрутив пальцем тугой круглый диск, он набрал номер. Из прямоугольного ящика выплыл разноцветный сгусток и развернулся в объемное изображение человеческого лица: сухонький, желтокожий старик с маленькими водянистыми глазами, глядящими сквозь собеседника.

— Задание выполнено, — доложил шерп. — Все вышло как нельзя лучше. Вы — гений.

— Странник спляшет качучу, — произнес старикан загадочную фразу.

Гальперин вдруг схватился за горло, захрипел, ударился головой об угол таксофона и по стенке будки сполз на пол. Это была кодовая фраза, которая выключила у шерпа мозг и остановила дыхание.

Собеседник внимательно посмотрел на скорчившегося внизу Гальперина, удовлетворенно хмыкнул и втянулся обратно в ящик. Аппарат пикнул и отключился.

Полицейский, стоящий у дверей участка, видел, как падает человек в будке, и устремился к нему на помощь. Когда он распахнул дверь будки, бывший погонщик киберстада был мертв.