Глаза 13

На лесной полянке царила тишина, только журчал и переливался ручей. Какие-то быстрые серые птички мелькали в зелени кустов. Знойный воздух был насыщен запахами листьев, цветов, гниющего валежника…

Белявин оставил машину в кустах и вместе с сержантом Ольхиным пошел вдоль ручья. Часовой, стоявший на краю просеки, ограничивающей полигон, долго с любопытством смотрел ему вслед.

Николай медленно шел вверх по течению, всматриваясь в разноцветные камушки, пестрым ковром устилавшие ложе ручья. Противоположный берег опускался крутым двухметровым обрывом, на котором ясно рисовались желтоватые прослойки камня.

«Сколько времени потребовалось этому трудолюбивому потоку, чтобы пробить себе путь в камнях и земле!» — подумал Николай, удивляясь упорной силе воды.

Ручей прихотливо извивался между лесистыми холмами и возвышенностями, бросался из стороны в сторону, выискивая для себя наиболее легкий путь.

— Он был вон на том мысу, товарищ лейтенант! — тихо проговорил сержант Ольхин и указал на крутую возвышенность, густо поросшую молодыми деревьями и кустарником.

«С этой горки, очевидно, хорошо просматривается территория полигона!» — подумал Николай.

— Спасибо, сержант! — поблагодарил он Ольхина. — Можете возвращаться в лагерь…

Открытое, подвижное лицо сержанта выразило разочарование. Как видно, сержант очень хотел, чтобы Белявин взял его с собой. Но Николай вспомнил поговорку майора Величко: «Чем больше людей на месте происшествия, тем меньше удастся обнаружить нужные улики и следы».

— Есть, товарищ лейтенант!

Ольхин подчеркнуто-четко козырнул, повернулся «налево кругом» и зашагал обратно.

Белявин перейдя вброд ручеек, с трудом, цепляясь за молодые дубки, взобрался на обрывистый берег и осмотрелся. Чуть выше по течению, на обрыве росло несколько густых кленов. Это была самая высокая точка берега.

Внимательно посматривая по сторонам, Белявин напрямик, по косогору, стал пробираться к кленам. И как раз возле кленов он заметил явные следы недавнего присутствия человека. Несколько веточек было сломлено, на траве валялись окурки. Николай подобрал один из них и прочел надпись «Прима».

«Это, конечно, не улика! — подумал он. У нас тысячи людей курят сигареты «Прима».

Он отбросил окурки. По неглубоким вмятинам Николай установил, что неизвестный стоял здесь на коленях, лицом к полигону. На уровне глаз человека, стоящего на коленях, лейтенант заметил несколько сломанных веточек. В густой зелени кленов и орешника образовалось небольшое окошечко, через которое прекрасно была видна полянка, с которой обычно производились стрельбы Сейчас на этой полянке был зеленый «газик» генерала. Николай даже рассмотрел фигуры сержанта Ольхина и шофера, которые курили, облокотившись на машину.

«Да, здесь, среди кустов, вчера прятался враг! — с волнением подумал Белявин. — Отсюда он наблюдал за испытаниями нового оружия…»

Николай понимал, что сущность изобретения отсюда установить было невозможно. Но сам факт нахождения этого неизвестного соглядатая на советской земле, в нескольких сотнях метров от места проведения секретных испытаний, пробуждал в молодом офицере острую жажду немедленных энергичных действий.

«Следы! — вдруг вспомнил Николай. — Враг каким-то образом пришел на эту возвышенность и ушел с нее… Значит, должны быть следы!»

От возвышенности уходила в глубь леса узкая полоска смятых и поломанных кустов. Николай зашагал по узкой тропинке, зорко осматривая и землю, и кусты.

Рядом с местом, где прятался неизвестный, удалось обнаружить несколько глубоких следов носка широконосых ботинок. Отпечатков каблуков не было видно.

«Очевидно, враг заметил сержанта Ольхина и побежал от своей засады», — решил Белявин.

Немного дальше на мягкой лесной почве он нашел полный след ноги неизвестного. Это был глубокий отпечаток мужского ботинка с каблуком, подбитым по краю железной подковкой. Раньше подковка держалась на трех винтах, но сейчас один винт выпал и на месте его осталось отверстие. Измерив и зарисовав след, лейтенант пошел дальше.

Минут двадцать он пробирался среди частого дубняка и орешника по тропинке, проложенной неизвестным. Иногда вправо от себя он слышал мелодичное журчание ручья и определил, что тропинка шла почти параллельно течению. Следов ног неизвестного больше не было видно, потому что тропинка теперь пролегала по пружинистому зеленому дерну. В одном месте Николай нашел еще один окурок сигареты «Прима» и несколько обгоревших спичек.

Неожиданно, раздвинув кусты орешника, Белявин вышел на узкую лесную дорогу. Здесь следы неизвестного терялись среди множества других следов.

Лейтенант остановился у обочины, достал платок и вытер вспотевшее лицо. Где-то за поворотом дороги загрохотали колеса. Потом показалась пара сытых лошадок и телега, нагруженная большими оцинкованными бидонами. Старичок-возчик — маленький, седой, — с удивлением уставился на молодого офицера.

— Подвезти, сынок, до Каширской? — спросил старичок.

— Нет, спасибо, отец! — отказался Николай. — Куда ведет эта дорога?

Старичок остановил лошадей.

— В Каширскую…

— А откуда едешь?

— С горных пастбищ… Молоко везу на сливной пункт… Угости, сынок, закурить…

Возчик закурил и, бросив любопытный: взгляд на Николая, спросил:

— Маневры, что ли?

— Вроде того, папаша!

Старик тронул лошадей. Снова загрохотали колеса и бидоны. Телега скрылась за кустами, а Белявин все стоял и курил.

Внимательно разглядывая окрестности, он вдруг вспомнил, что эта лесная дорога ему знакома. Когда-то он уже видел и эту одинокую нагнувшуюся пихту, стоявшую у поворота дороги, и два куста орешника возле нее…

«Да ведь это дорога в лагерь экспедиции! — вдруг вспомнил он. — Возле этих кустов нас встретил Пелипенко… А потом по узкой тропинке мы дошли до истоков ручья… — Он жадно затянулся папиросой. — Как там в экспедиции? Как Надя?»

Стоило пройти несколько сот метров и он будет в лагере, увидит Надю, убедится, что с ней ничего не случилось…

Но появляться в лагере он не имел права — это посещение могло спугнуть врага, если он находился среди археологов.

Николай медленно, нерешительно зашагал по лесной дороге.

Мысленно он подводил итоги своих поисков. Установлено, что какой-то человек, курящий сигареты «Прима», наблюдал за стрельбой. Известно, что этот человек носит ботинки с широкими носками и металлическими подковами на каблуках. На правом ботинке в подковке выпал один винт…

Дорогу пересекал знакомый ручеек. Николай с наслаждением напился из него, вымыл руки и лицо, смочил волосы. Вода была кристально-чистой и холодной, как лед.

«А является ли тот неизвестный действительно врагом? — вдруг подумал Белявин. — Может быть, это был просто любопытный человек? Гуляя в лесу, он увидел пушки и, заинтересовавшись стрельбой, стал смотреть. У него был бинокль, и он воспользовался им… Потом он заметил сержанта Ольхина и подумал, что оказался в запретной зоне. Тогда он убежал со своего импровизированного наблюдательного пункта…»

Белявин почувствовал, что тоненькая путеводная ниточка, попавшая к нему в руки, ничего нужного дать не может…

Оставалась еще находка, сделанная тем же наблюдательным сержантом, — письмо и фотокарточка, почему-то простреленные картечью. Откуда они взялись? Бросил ли их неизвестный? Или они были принесены течением ручья?

«Надо осмотреть все русло ручья, от истока до полигона!» — решил Николай.

Не отрывая глаз от узкой ленточки прозрачной воды, Белявин пошел вверх по течению. Ручей то струился по мелким каменистым перекатам, то образовывал глубокие заводи. Ивы, орешник, молодые дубки наклонялись над водой.

Нигде не было видно никаких следов присутствия человека — ни сломанных веток, ни помятой травы.

Журчание стало слышнее. Через несколько шагов ручей повернул влево, и Николай вышел на небольшую прогалину. В конце ее возвышалась знакомая скала, поросшая бархатистым зеленым мхом.

«Девичий родник!» — узнал место Белявин.

Здесь все оставалось таким же, каким было в то утро, когда возле скалы был найден труп парашютиста. Уцелели и головешки костра, и даже следы на влажной глинистой почве.

Николай снял фуражку, присел на выступающий из земли пень и закурил. Взгляд его рассеянно скользил по полянке. Он припоминал всю обстановку того памятного утра…

…Вон там, уткнувшись лицом в землю, лежал убитый шпион. В стороне возле скалы валялся его пистолет…

Белявин взглянул на глинистый, топкий берег ручья и вдруг торопливо вскочил с места. На вязкой глине четко отпечатался уже знакомый след тупоносых мужских ботинок. Ботинки были подбиты полукруглыми подковами. В отпечатке правого следа ясно выделялся неглубокий выступ, образовавшийся от потерянного винта. Сверив зарисованный им след с отпечатком, Николай убедился в их тождественности.

«Еще одна загадка! — удивился он. — Значит тот неизвестный, который наблюдал из кустов за испытаниями радиоглаза, тогда был здесь!»

Он осмотрел сложную путаницу следов и убедился в правильности своего предположения — в одном месте поверх следа тупоносого ботинка четко лег отпечаток сапога самого Белявина.

«Кто же он!? Как были обуты все, кто находился в то утро на полянке?» — попытался вспомнить Николай.

Капитан Зайченко и лесник Пелипенко были в сапогах. Остальные — студенты, Демидов, доктор — в ботинках.

«Кому из них принадлежит этот след? Как это установить? Надо поручить Наде присмотреться к обуви участников экспедиции… Впрочем — что это даст? Ну, удастся установить, что за испытанием аппарата наблюдал из-за кустов Демидов или кто-нибудь из студентов! Выяснится, что этот человек страдает излишним любопытством — и все! Нет, разгадка тайны кроется только в найденном письме и фотокарточке! — решил Николай. — Надо как можно тщательнее осмотреть ложе ручья…»

Сняв сапоги, он засунул их голенищами за поясной ремень и медленно зашагал по острой и скользкой гальке. От ключевой воды коченели, ноги, но Белявин упорно шел к полигону.

Ручей извивался среди деревьев, бросаясь из стороны в сторону, катясь по перекатам, омывая корни деревьев. Но внимательный осмотр ложа ручья и берегов ничего не дал.

«И все же письмо и карточка прострелены не случайно! — решил Николай. — Где-то здесь совершено убийство. Может быть, что убийство не имеет никакого отношения к делу, но не может, не должно оставаться не раскрытым».

Загрузка...