Чугунные облака

Ну а что касается меня: я только что уложила последнюю пачку прокладок в косметичку, впихнув её в чемодан. Пора сруливать. В два часа дня за мной заедет ОН. Хах, не хочу называть имя. Я знаю тебе до чёртиков интересно, дневник. Но подожди, я запишу его сразу, как только буду готова.

Блондин. Я встретила его жуя хот-дог на заправке. Прикинь, как это хреново, влюбится в человека когда по твоему подбородку стекает жгучая горчица. Я выглядела как безрукая нелепая корова.

У него раритетный белый мустанг, он подбросил меня домой. Маман ещё шаталась со своим туристическим оператором. Ненавижу этих слюнтяев из конторы. Подорванные гермафродиты, которые спят и видят как бы разрушить чужой брак.

Ей богу, я расскажу про это отцу, и в один прекрасный день дам страничку на Фэйсбук того, кто её трахает. Клянусь, я это сделаю.

Ну а пока, я буду наслаждаться природой с тем самым блондином. Ну, он не совсем блондин. У него мелирование, весьма паршивое, кстати говоря. Удивлён, дневник? Да-да, я еду в лес с загадочным незнакомцем. Он говорит, что там офигеть как круто. Каждый день дикие вечеринки, прямо посреди леса, представляешь?

Я знаю что ты скажешь, мой скептический дневник: «Ты в жизни не на одной вечеринке не была, шаболда самоуверенная», и окажешься прав. Те, кто ментально общаются со своим блокнотом чисто физически не могут быть тусовщиками.

Но теперь я другая. Я это чувствую. Знакомая всем Адриана сломалась, словно тонкая спичка. «Чирк!». Они все увидят кто я на самом деле. Честное слово, увидят.

Я сяду к нему в машину и помчу на встречу новой жизни на полной скорости. Он идеален. Этот незнакомец. Кажется, я втюрилась по самые уши.

Это лето будет лучшим в моей жизни.

Ещё увидимся, мой дневничок.

Твоя Адриана а.k.а “Никогда не буду прежней»

Цёмки»

Глава 2 #давидиголиаф

Его слабые, тонкие руки выкручивали с невероятной силой, он даже услышал отчетливый громкий хруст под лопаткой. Лицо плотно прижимали к земле. Ртом он ощущал привкус сырой почвы, так и норовящей попасть в рот. Изо всех сил он пытался осмотреться вокруг и позвать на помощь, но был научен горьким опытом: с этими парнями лучше быть немым, не произносить ни слова и спокойно принять дальнейшую участь.

– Гони бабло – кричал рыжий тип с миловидным лицом и конопатым носом. Весь образ милого парня рушился, стоило лишь взглянуть в его глаза. В них не было ничего человеческого. Абсолютная агрессия. Животное безумие. Ненависть, от которой у его жертв сразу же шли мурашки по всему телу.

– Я же сказал, у меня с собой ничего нет – кричал жалобным голосом он, на что его обидчик только сильнее вывернули его руки. Второй жуткий хруст. После него послышалось жалобное скуление, – Пожалуйста, отпусти. Я принесу деньги завтра.

– Мне так не катит, петушочек – слухи о его нетрадиционной ориентации заполонили всю школу, и «адидасы» активно пользовались этим, высказывая оскорбления подобного рода. «Петушок» ещё был самым беззубым, поверьте. И «пидор» казался невинным детским обзыванием.

Фантазии на клички у этих парней хватало всегда, этого не отнять.

Он попытался упереться ногами в чёрный спортивный костюм рыжего, который он и его друзья никогда не снимали, но все тщетно. Обидчик только самодовольно хмыкнул и крикнул троим ребятам, одетым также как и он, стоявшим в стороне.

– Смотрите, наш голубой друг первый раз пытается вырваться. Чего брыкаешься, хуесос?

Трое начали показательно громко смеяться. Рыжий взял в руку острый камень, лежавший недалёко от него и поднёс к его щеке. Он вскрикнул от неожиданности и зажмурил глаза, пытаясь спокойно встретить дальнейшие мучения.

Ещё секунда, и он почувствовал как остроконечный твёрдый камень впивается глубже и глубже в кожу. Он почувствовал как капельки крови медленно стекают по щеке.

Началась настоящая паника.

Сколько он себя помнил, на дух не переносил вида крови. Он начал истерично болтать ногами, но не мог сдвинутся с места ни на сантиметр. Этот урод плотно прижал его спиной к земле.

– Эй, мы же договаривались, что на этой неделе обойдёмся без этого – непонятно откуда вышел лысый парень, одетый также как остальные – чёрный спортивный костюм с белыми полосками по бокам.

Лежащий на земле сразу почувствовал как хватка рыжего «адидаса» начала слабеть.

– Но мы только начали…

– Я сказал остановись – строгим тоном оборвал лысый.

Парень оставался не двигаясь лежать на земле и с интересом наблюдать за происходящим. Он знал этого лысого как и весь город, считавший его источником всех бед.

Что точно неоспоримо – компания хулиганов всегда беспрекословно слушалась главаря и спорить отваживался только рыжий.

– Что ты тут разлёгся?! Беги отсюда, петушок! – крикнул лысый, указательным пальцем как-бы прокладывая путь через дебри к большой дороге. До неё сырой чернозём прерывает ручей вытекающий из канализационной шахты, а дальше трасса и небольшой магазин «Island Food» через дорогу.

Если побежать в обратном направлении, можно прийти к школьному двору. И как у него хватило мозгов пойти домой через посадку?

«Глупец!… Глупец!…»

Выслушав наставления он мигом поднялся и скрылся за кустами. Для него подобные ситуации были чем-то каждодневным, обыденным, и этот кошмар продолжался вот уже на протяжении двух лет.

Учебный день подошёл к концу. На предпоследнем уроке Андрей пригласил меня на городское празднование. То самое, к которому он готовил речь.

«День Осеннего Возрождения». Безумное название подстать городу. Нужно хотя бы узнать, в честь чего празднуют.

Многолюдный праздник – отличный повод узнать местных жителей. Пока они казались абсолютно странными, немного чудными и сумасшедшими. Скорее всего, маленькие городки этим и отличаются от мегаполисов. Каждый в них чуть-чуть «того», каждый хранит за собой пыльный скелет прошлого.

По крайней мере, так кажется по многочисленным сериалам и уютным детективным книжкам. И знаете, что я точно узнаю за это время? Они не врут. Тихие омуты всегда концентрируют темные тайны.

Я шёл домой устремив взгляд в асфальт и погрузившись в размышления. Я привык закидывать голову выше всех и делая вид будто всё чертовски классно. Но сейчас, взгромоздившиеся на спину мысли тянули голову вниз.

Ослепший опозоренный парень, ставший мемом. Кардинально изменившийся брат. Его новые друзья, в общении которых чувствовались недомолвки и загадки. Во всём чувствовался аромат витавшей тайны: в их молчании, переодически нависавшем над столом, в их взглядах которые ни при каких обстоятельствах не падали на окружающих. Они держали себя как неприступная каменная крепость и никого не подпускали близко.

Подростки-идеалы с голливудской внешностью. Каким же обманчивым было первое впечатление.

Яркое солнце, видимо позабыв, что сегодня первый день осени, припекало волосы. Я остановился и сощурившись взглянул на небо.

В воздухе витал цветочный аромат. На клумбах цвели белые бутоны, названия цветов я не знаю и знать не хочу. До меня доносилась влага поливалки, опрыскивающей газон у невзрачного белого дома.

Встав посреди проезжей части и протянув руку вверх я попытался нащупать лучи света. Город будто вымер. Никого. Ни одна машина не мешала наслаждаться спокойствием.

Я чувствовал теплоту кончиками пальцев. Они делили луч на пять ровных частей.

Рыжая дама. Пустынные бездушные глаза и безумный взгляд. Капля крови упавшая в глубокой дыре в животе. Она засела в памяти надолго. Сны имеют свойство вылетать сразу же после завтрака и всплывать лишь мутными очертаниями сюжета. Но я помнил каждую деталь незнакомки. Я бы смог нарисовать её портрет в точности (если бы умел рисовать дельней метода «палка-палка-кружок-палка»).

Подняв глаза вверх я засмотрелся на зелёные листки, переливающиеся на солнце. Кожа наслаждалась солнечным светом.

Я человек с уймой странностей, скрытых от посторонних глаз. «Мальчишка-вспышка» хранил за своими плечами десятки непонятных привычек.

День продолжался.

Не успел я переступить через порог нового дома и отбросить тяжёлый рюкзак в сторону, как ко мне подбежала мама, тонувшая по уши в заботах обживательницы нового места. Её волосы собраны в хаотичную «пальмочку», белые пряди торчат в разные стороны. Руки в тёмных резиновых перчатках, на которых виднелись мелкие пузырьки моющего средства. В доме стойко пахнет мылом. Быстро спросив «Как новая школа?» и не сильно выслушивая ответ она дала поручение зайти в магазин.

Ничего не ответив, я развернулся и захлопнул за собой дверь. «Мàмà”– я вспомнил потрёпанную вывеску, на ней бледной белой краской написаны четыре буквы. Магазин находился как раз по дороге в школу. И почему мама порой забывает про существование телефона?

Не успел я лениво фыркнуть на мать, как пришёл к мрачному кирпичному зданию. Стоит оно напротив домов, внимательно смотревших на меня высокими окнами.

На улице, как обычно, стояла удручающая тишина.

Здание магазина «У Мàмà” (ну и название) выделялось среди полос неприметных частных секторов. На их фоне оно казалось старым пыльным сараем, способным развалиться даже на лёгком сквозняке.

Мрачная серая коробка стояла впритык к безлюдной дороге. За всё это время я так и не увидел проезжающих мимо машин. Жуткий райончик. Будто из утопического спального квартала мигом выселили всех жителей и оставили пышные яркие клумбы с выстриженными зелёными газончики не тронутыми.

Внутри магазинчик ни чем бы не отличался от себе подобных крохотных ларьков, если бы не одно «но». Его чётко выделяли среди себе подобных необычные жители, от которых пол тут всегда усыпан комками шерсти смешанной с серой пылью, а воздух омерзительно вонял мочой. Коты – тут они везде: лежали на полках, весах, стульях и даже товарах. Блестящими глазками они смотрели на каждого покупателя, заглядывали в самую душу. Котята очаровывали покупателей и заставляли не обращать внимания, что они покупают товар среди сотен долбанных разносчиков блох. Они чересчур милые чтобы напоминать о том, что они обычные животные.

Двадцать четыре часа в сутки тут стоит громкое мурчание и неугомонное мяукание. Коты безустанно спорили, деля лучшие места поближе к экстравагантной хозяйке – старухе-кошатнице, владелице лавки.

По городу ходила легенда, будто среди них она выбирает любимцев на всю жизнь. Только некоторые котики получают признание, большинство остается обделённым вниманием.

Она одушевляла мохнатых животных будто считала их полноценными людьми. Точнее детьми. Коты для неё – маленькие детки, отчаянно нуждающиеся в матери.

Вообщем, скорее всего именно эти легенды и отпугнули от прилавков «МàМà” всех людей. Никто не желал появляется в месте где глаза пробивает на слезу токсичный аромат кошачьего дерьма.

Как только я захлопнул двери, на которой болтаясь в разные стороны висела картонная табличка «ЗАКРЫТО», меня окружила пара рыжих кошек. Они усердно начали теряется огненными головками об ноги.

На моих вельветовых штанах остались клочья шерсти; их удалось снять только прийдя домой.

Коты не желали пропускать меня к прилавку, напрашиваясь на приятное поглаживание.

Я переступил через наглые жирные телеса и обратил внимание на продавщицу, сидевшую на низком стуле за прилавком. Лишь одна её голова комично выглядывала сверху.

Круглые очки увеличивали глаза в раза-так три. В трясущихся руках старуха держала маленькую расчёску, укрытую густым слоем серой шерсти.

На её коленях развалился белый котяра, породой отдалённо напоминавший перса. Я не Тейлор Свифт в области знаний пород кошек, но в этот раз уверен.

Все из-за кошачьей выставки, проходившей в одном из павильонов столичного экспо. Не знаю, что я там делал. В столице есть миллионы развлечений интересней чем бесконечные ряды с клетками забитыми недовольными нагловатыми мордами. В отделе «персидские коты» я решился погладить одного такого. Зря. Этот бешеный комок отлетающей в разные стороны шерсти поцарапал мою ладонь. Просто так. Поднял томные янтарные глаза и решился на кровавое преступление.

Алые капли упали на длинные тонкие усы.

Иногда мне кажется, что я плохой человек. Говорят, животные чувствуют это просматривая людскую натуру насквозь, как рентген.

Что касается персидского кота МаМа, сейчас он лапами зацепился за прилавок, максимально вытянув длинное тело напоминающее толстую колбасу.

Он мурчал, наслаждаясь движениями расчёски.

Ох уж этот запах. Моча и стойкий аромат старухи. Я заметил крупный лоток, дно которого усыпано рассыпчатым песком. Судя по запаху, исходящему от него, старуха не меняла песок со времён своей молодости. Ещё один вздох – и неминуемая потеря сознания. Я упаду на лежащих рядом рыжих как на пуховую подушку.

Я начал дышать ртом. Это не сильно спасало.

– Здравствуйте – поздоровался я с кошатницей, взглянувшей на меня наполненным холодной пренебрежительностью взглядом.

– Чего тебе? – грубо ответила она, покривив высушенным сморщенным лицом напоминавшим смятую рубашку.

– Мне нужен рукав для запекания – попросил я, пытаясь говорить громче, чтобы продавщица хотя бы внимание обратила.

Да-да, только приехав сюда, моя мама решила запечь индейку.

Но бабушке, казалось, всё равно на мою просьбу. Она даже и не пошевелилась. «Всё в порядке, она просто старый человек» – обычно в таких ситуациях я делал глубокий вдох, но тут предпочёл остаться без кислорода выедающего мне глаза.

Продавщица напевала под нос колыбельную белому коту и медленно расплывалась в широкой улыбке. Она смотрела на него будто на родного сына, тихо засыпающего в руках. Это выглядело достаточно жутко, как и всё в этом городке.

– Можно мне рукав? – закричал я. После крика кот вздрогнул и подскочив с рук хозяйки. Звучное «м-р-р!» и мохнатая задница приземлилась на пол.

Руки старухи затряслись ещё больше. Казалось, сейчас она лопнет и вывалит на меня все обиды столетней жизни. Она в бешенстве: подняла взгляд и искоса посмотрела на меня как на самого ужасного человека всего мира.

– Ты. Разбудил. Моего. Ребёнка – она показательно громко фыркнула.

Обстановка в зловонном кошачьем царстве накалялась всё больше и больше.

С полки за нашей беседой, засыпая, наблюдал наглый лысый сфинкс. Его морда медленно качалась из стороны в сторону как у китайского болванчика.

– Ребёнка? – переспросил я, не до конца смерившись с возраставшим старческим маразмом. Через секунду я пожалел о вопросе, поняв, что у стариков вообще лучше ничего не спрашивать. На моё счастье, старуха оказалась немногословной: поднялась с места и шаркая тапками подошла к полке, на которой в аккуратную колону сложены рулоны. Взяв один из них в дрожащую руку она кинула его на прилавок, быстро кинув:

– Плати и уходи.

Достав кошелёк я рассчитался с ненормальной, схватил покупку и побрёл к выходу, бросив мимолетный взгляд на довольного наглого сфинкса, сложившего лапы перед собой.

– Хорошего Дня Осеннего Возражения! – мило пожелал я ей перед тем как выйти.

– Быстрее закрой дверь! – громко кинула она и взяла сфинкса на руки.

А потом дверь захлопнулась.

Безумное место.

Лёжа на кровати и уютно свесив ноги я поставил перед собой старый МАКбук, рыская по разным сайтам в поисках новой информации о городке.

Ноутбук адски зависал, с 2013-го года выпуска будто пережив ядерную войну.

Первой страницей, после названия города в поисковике, вылетал официальный сайт, дёшево и безвкусно оформленный словно за один урок информатического кружка.

В основном всё свободное пространство там заполняли фото довольного седого пухлого мэра, на каждом мероприятии стоявшего с не меняющимся выражением лица: широкая ухмылка, обнажавшая светящийся в лучах солнца одинокий золотой зуб.

Среди однообразных фото с новыми зданиями встречалась физиономия моего дяди Арсения, почётно держащего массивный ключ от города. Фигурируя как самый важный спонсор (скорее всего, единственный), тут он был персоной номер один; доверить главный символ города ему – великая честь. Эх, если бы все они знали кровавые жуткие истории в стиле винтажных боевиков, что развернулись в жизни Арсения в девяностых, его баснословное богатство перестало бы казаться таким удивительным.

Любой фильм Мартина Скорсезе позавидовал бы той кровавой бане, во время парки в которой мой дядя заработал первые деньги.

Прямо на сайте висела короткая статья, объяснявшая в двух словах дилетантам вроде меня, не знакомых с обычаями праздника, всю суть.

Короче, стояла на границе двух климатических зон (сухой степи и влажного леса), Богом забытое захолустье, по улицам которого чаще чем люди пробегали утки, а на месте шикарных особняков богачей гадили свиньи.

Однажды, одна легкомысленная пекарша выбежала из дому, оставив тесто подниматься на раскалённом огне. Вообщем, никто не знает что с тем огнём случилось, но через считанные минуты пламя охватило весь район. Звучит как красивая сказочка: нелогично и простовато.

Конечно же, в захолустье некому потушить нарастающее со скоростью звука пламя. Девушки, похватавшие вёдра активно выплёскивали воду до тех пор, пока сами не сгорели (на сайте было уточнено: воду несли именно девушки. Мужчины, наверное, бухали.). Весь город в пламени. Разгорелся большой пожар, которому завидовали бы все Лондонские большие пожары вместе взятые. От невзрачных фермерских лачуг остались ещё более невзрачные кучи пепла. От многих людей остались лишь обгоревшие скелеты. Те, кто чудом спасся переехали в соседние захолустья.

И тут в игру вступает он: красивый, богатый и предприимчивый. Супергерой для города: супермен и капитан Америка в одном флаконе. Символ города. Умный и находчивый американец Дилан Грин. Страничка в Википедии сообщает, что на тот момент он жутко квасил, но официальный сайт отмалчивается. Ясно только то, что у сорокалетнего мужика была жёсткая депрессия, именно из-за этого он кинулся путешествовать по пустынному захолустью.

Дальше на сайте долго и нудно описывают как он был впечатлён местными красотами и ля-ля.

Бесцельно бродя по просторным степям в лесополосах он обнаруживает залежи угля, буквально ногой встав в золотую жилу для девятнадцатого века. И тут начинается новая история моего нового города. Как на дрожжах он вырастает, превратившись из колхоза в пышную обитель угольных магнатов. На месте пепла как грибы после дождя растут дома, пять-шесть этажей в среднем (кхм-кхм, на тот момент это была высота как для нас Эмпайр-Стейт-Билдинг).

Грин строит себе роскошный пышный особняк на одном из холмов, который по иронии судьбы тоже сгорает (не везёт).

В общем, тридцатого сентября 1916 года город полностью восстал из пепла. Почему празднуют первого сентября мне не известно. Может быть, чтобы сэкономить на школьной линейке отправив учеников на вечерний праздник?

История у города интересная – ничего не скажешь. Теперь, идея праздника – почтить память жителей, жизнь которых унесло бушующее пламя. Нужно вспомнить все деревенские замашки, одеть карнавальные костюмы и в семь часов выйти на площадь.

Ссылок с историей города уйма. «Дилан Грин – жулик или герой?» – гласил вызывающий заголовок одного желтушного сайта, писавшего бредовые лживые статьи об отношениях Селены Гомез и Бибера.

– Обед! Влад, срочно спускайся пока индейка не остыла! – крикнула мама в тот момент, когда от нажатия на ссылку меня отделял один клик.

За столом, под запеченную индейку, все вопросы сводились к «И как тебе город?», а ответ к «Довольно мило, чвяк-чвяк».

– Кроме пыли за раковиной в гостевой ванне я так ничего и не увидела. По бокалам для шампанского, оставшимся тут после предыдущих жителей, могу предположить что у местных есть вкус.

Мама, прикончив мясистую ножку с жирной хрустящей корочкой поинтересовалась:

– Расскажи, как первый день – она положила кусок мяса обратно на тарелку и улыбнулась – Как новая школа?

– Она супер – в ответ улыбнулся я, забыв про жирные куски индейки забившиеся между зубов – Очень классная – захлопнув рот, языком я попытался достать их.

– А девчонки как, классные? – подмигнула мама ударив мою ногу под столом.

– Девчонки такие же как и школа – просто супер – ложью это не было, просто предположением. Ведь единственные девочки, на которых я обратил внимание за несколько часов – самоуверенные мажорки и мрачная бунтарка, смахивающая на ведьму.

– Пап, как дела на роботе? – сменив тему взглянул я на отца, скучающего и неторопливо жующего тугое бедро птицы. Выглядел он очень уставшим, будто вот-вот уткнется лицом в грязную тарелку и за секунду уснёт. Мрачные мешки под глазами, отстранённое выражение лица – я чувствовал себя виноватым, ведь мои истошные крики пробудили мирно спавших внизу родителей.

Скорее всего, нервный в последнее время отец не смог сомкнуть глаза ближайший час.

– Отлично, сынок – его постоянное обращение ко мне – ласкательное «сынок» – У меня просторный кабинет, окна выходят на густой лес. Есть длинный перерыв на обед, как видишь. Коллектив очень милый.

– А чего им не быть милыми? Ты же теперь босс! – радуясь произнесла мама, гляди, и сейчас захлопает в ладоши.

Она очень уж неожиданная дама. Сидя за обедом она могла в любой момент перевернуть стол и заявить как её достала омерзительная будничность. Могла на манер оперы запеть «бо-о-ос».

Она холерик, и подобные выходки давно стали для нас неудивительными.

Я же говорил: сейчас мама начала читать рэп.

– Босс, е-е, большая шишка, ага.

– Что-то из раннего Эминема? – пытался угадать папа.

– Поздний Канье.

Импровизированный речитатив прервал глоток апельсинового сока. В этот момент, отец не медля решил вывалить на наши головы кипяток. Ну6 в переносном смысле. Надо было ставить кавычки…

– Есть одна дилемма. Точнее, личная проблема – я отложил мясо, ожидая продолжения – Где-то в десять часов утра я увидел его целующего девушку – «хорошо хоть не мальчика» – хмыкнув про себя подумал я – Он расслаблено стоял на лестничной площадке, обнимая её за талию.

– Ты видел её лицо?

– Не рассмотрел. Арсений прикрыл его.

– Может это была Надин?

– Нет, из-за его плечей выглядывали волнистые рыжие локоны.

– Точно не Надин – обрезала мама.

– Мой брат изменяет жене – вдумчиво сказал отец.

– И вы не собираетесь рассказать это Надин? После всех тех выпитых бокалов вина вместе? – я взглянул на маму – После всех часов общения?

– Мы не можем – мямля возразил папа – Только вдумайся, моя зарплата повысилась ровно в четыре раза в сравнении с рыболовной лавкой.

Звучало впечатляюще. Родители не хотели потерять новую должность отца, предпочтя смиренно держать язык за зубами. Карьера бы разрушилась со скоростью «Дженги» из которой достали не ту палочку.

Я подумал за своего брата. Он бы хотел знать правду. Скрыть от него что-то – сродни оскорбить самым грязным словом. Таков его характер: знания обо всех вокруг внедрились ДНК.

Измена отца – огромный удар для каждого члена семьи. Для моего двоюродного брата это стало бы ужасным ударом. Одно неаккуратное слово – и брак родителей разрушен, а вместе с ним и он сам.

Кстати об Андрее. Если бы вы увидели дом, где он живет, со стороны, то раскрыли бы рты ещё не пройдя в вычурные кованные ворота, сделанные на заказ венецианским заводом находящимся на острове Мурано, по соседству со стеклодувными цехами. Поместье – таким гордым словом Андрей называл свой новый дом. Почему он предпочел назвать именно так особняк построенный с нуля? Мрачное дерево, из которого полностью сделан четырёхэтажный монстр архитектуры. Резные узоры, которые можно рассматривать и каждый раз замечать новые детали. Каменные и деревянные скульптуры, по духу близкие к античным шедеврам. Внутри, на тебя то и дело таращатся меланхоличные ангелы, принимают ослепительные позы фигуристые герои греческой мифологии с не прикрытыми пенисами и застыв в пугающих позах, будто околдованные Горгоной, просят о помощи холодные каменные люди. На четырёх этажах располагались десятки комнат. Сам хозяин не успел обжить и половины. Вот например – громадная ванная с джакузи. Стиль исключительно итальянский, со всеми клише о х представлениях об роскоши. На потолке испуганными глазами вниз пялят ангелочки, над джакузи стоит медный гладиатор. Понятное дело, в этом джакузи никто не купался. Почему? Вы ещё спрашиваете? Ведь оно гостевое! Пусть в этом хлеву купается нижний слой. Для семейства Арсения на третьем этаже есть изысканная ванная с диаметром как у Мексиканского залива.

На нижнем этаже находился«лаунж» с бильярдом, кинотеатром на десять мест, стилизованным под культовое красное кафе из Твин-Пикса и караоке.

Во дворе, где так же везде где не попадя стояли скульптуры, по всему периметру как части рассыпанного бриллиантового колье разливались бассейны: от больших к маленьким и от тёплых до ледяных. Автономно стояло здание бани с панорамными окнами и ещё одним бассейном на крыше. Конюшни, за стенами которых жили лучшие арабские скакуны. Короче, на каждом шагу территории, по которой хозяева передвигались или на сигвеях или на гольфкарах, находились тысячи отпадных штук. Даже тихое старпёрское озеро с утками. И всё это для, представьте себе, трёх человек! В распоряжении у семьи целый штат домашнего персонала, каждый из которых чувствовал себя как на страже у королевы. Спали они в комнатах прислуги, напоминающих бюджетные гостиничные номера «Рэдисона», вставали в четыре утра и приступали к работе: начинали делать завтрак и выстригали лужайки с сантиметровой точностью.

В первые дни после переезда Андрей поведал, что когда оставался тут один чувствовал себя странно. Как-будто его оставили одного посреди огромного дворца населённого приведениями. Высокие потолки, тысячи взглядов деревянных и каменных людей, животных и ангелов. Недавно построенный дом казался старейшим поместьем из классических ужасов.

Но это неприятное ощущение прошло, стоило только привести в дом первого гостя. И он понял, что страх заключался в одиночестве. Поэтому сейчас поместье семьи Андрея главное место для молодежных вечеринок города. Они тут регулярно: стоит только Надин и Арсению выехать из города.

Все в моей школе мечтали быть приглашёнными к нему в дом. Для обычных горожан он как кусок невероятной роскоши, скрытый за высокими деревянные заборами. И каждый, кто переходил за их границы испытывал шок: фонтаны, зелёные сады, бассейны, конюшня. Огромный кусок цельного толстого золота посреди лужи тёмной грязи: таким представлялось поместье семьи моего двоюродного брата для всех жителей города.

Сумка из кожи крокодила весила не больше весеннего тюльпана, ведь в ней находились лишь Айфон и мятная жвачка. Многие в школе любили замечать, что ради сумки Андрея где-то в отдалённой провинции Тайланда погиб крокодил. Ох уж эта чёртова «эко-мода».

Что уж точно – крокодил погиб не зря. Сумка охринительная

Белые кеды от “Vetements” шагали по деревянному паркету к высокой парадной двери. Андрей остановился у высокого зеркала с позолоченной рамой и прошептал. Недостаточно тихо, чтобы другие не услышали:

– Чёрт, ты как всегда прекрасен! – подправил воротник белоснежной рубашки и подмигнул самому себе.

Он выглядел прекрасно в дневном свете, прорывающемся внутрь через громоздкое панорамное окно размером во всю стену.

Андрей бросил на себя последний быстрый взгляд и собрался пойти к выходу.

Резкий грохот. Окно разбилось, разлетевшись мелкими осколками в разные стороны.

Андрей, от неожиданности, ссутулился. Ему показалось словно по дому начали стрелять автоматными очередями.

В гостиную, с грохотом прокатившись по паркету и остановившись у кожаного дивана, влетел крупный камень. К нему скотчем примотан конверт винтажного, искусственно состаренного желтоватого цвета.

Завизжала громкая сирена, способная оглушить пронзительным визгом даже глухого.

Андрей медленно подходил к камню как к опасной взрывчатке. Присел на корточки и протянул руку к липкому скотчу.

Первым делом в глаза бросалась яркая и вычурная, как узоры на гербе, висевшем над камином, латинская буква “V”. Алая печать в форме буквы прикрывала бумагу конверта.

Он схватил камень, пытавшись оторвать липкий скотч.

Конверт оказался в его руках. Шершавый на ощупь и пахнущий старинными томами. На конверте, кроме яркой печати не было ничего: ни адреса, ни марки, ни почтового индекса.

Андрей встал с корточек, оставив камень лежать на паркете. Сквозь разбитое окно внутрь проник холодный сквозняк.

Письмо напечатано. Отправитель мастерски сохранил анонимность.

«Что общего между популярнейшим красавчиком и диким шакалом, налетающим на жертву и терзающим её своими когтистыми лапами?

Время вышло. Пришел час заплатить за все грехи.

Что ты мастерски скрыл от общества знаю лишь я. Скоро узнают все.

Не прощаюсь,

Твоя Леди V”

Прочитав до последней точки Андрей смял письмо в дрожащих руках. Перед глазами всё ещё стоял пугающий текст.

Что она могла знать? Что ещё за Леди V? Кто ею мог быть?

Ему вспомнились многочисленные сообщения от пустынных фэйков, созданных лишь для того, чтобы написать ему гадость:

«Мерзкий мудак»

«Когда же ты сдохнешь?!»

«Ты не достоин жизни»

Нет, обычный завистливый прыщавый закомплексованный подросток не стал бы кидать булыжник в окно охраняемого особняка. Это огромный риск. Тот, кто это сделал был настроен решительно и это пугало.

Он положил свёрток в карман узких штанов и осмотрелся по сторонам, боясь что кто-то заметит странное письмо.

Послышались шаги, доносящиеся от лестницы. Закрывая уши, пытаясь спастись от мерзкой сигнализации, к разбитому окну прибежала мама – Надин. Шикарная блондинка, совершенно не выглядящая на 39 прописанные в паспорте. Стоило выйти ей в гламурный бар, доверху забитый молодыми и тощими двадцатилетними стервами, как она забирала на себя всё внимание. Яркие, густые локоны струящиеся по спине. Прокачанная фигура натренированная каждодневными занятиями в личном спортзале; хозяйка не привыкла скрывать её и надевала откровеннейшие платья. Всё это, как вишенка на вкуснейшем малиновом молочном коктейле завершала пышная силиконовая грудь. Не рассказать вам про неё нельзя, хоть и обсуждать сиськи своей тёти это, скорее всего, не очень круто (они правда сильно торчали).

Кожу перетягивали многочисленные инъекции. Казалось, она всегда всем довольна. Лицо гладкое как у младенца.

– Вот с-у-у-учка – с ненавистью шептали двадцатилетки, видя как всем вниманием мужского пола завладевает женщина старшая их на пару десятков лет.

Но Надин непоколебима. Всем амбициозным банкирам с дачами на Кейп-Коде и виллами у дома Гетсби, всем айтишникам рубящим сотни тысяч долларов каждый день на работе в «Майкрософт», всем нахалам, успевшим закупиться биткоинами в две тысячи девятом – строгое нет. Все её старания исключительно для мужа, ждавшего её дома. И какие бы молодые, богатые и красивые не теряли в её красоте своё сердце, она знала, что навсегда будет принадлежать лишь ему.

Мастерство обаятельно стрелять глазками, метко попадая во внутрь мужского желания выработалось лишь с годами. Если бы вы взглянули на старую пыльную фотографию из богом забытого студенческого альбома, хранящегося за прочным замком и открывшегося лишь один раз для моей мамы, наверняка бы не распознали точёную красоту в простой студентке, заплетавшей сзади густой конский хвост и искренними глазами смотревшей в камеру.

Она стала такой с годами. Сама себя создала по кирпичику, выстроив идеальную пропорцию – фигура:женственность. За каждодневной работой совсем не видно не самые роскошные и идеальные черты лица, которыми Надин наградила мать природа.

– О Боже мой, что тут случилось? – спросила Надин, быстро осмотрев деревянный пол усыпанный мелкими осколками.

– Кто-то закинул камень нам в окно – дрожащим тоном отметил Андрей. Услышав его, Надин сразу же поняла – сын не на шутку напуган. Она знала повадки Андрея, иногда ведущего себя как тяжёлый организм, разобраться в котором сложнее чем выучить венгерский.

– Наверняка местное хулиганьё, всё время ходящее в уродливых тёмных костюмах – пожала она плечами, искоса поглядывая на сына и пытаясь понять: что его так сильно напугало? – Андрюша, ты хоть не пострадал?

– Со мной всё в порядке, мам.

– Да уж, а я ещё давно говорила Арсению – этот старикан не подходит нам на место охранника! Пора усиливать безопасность дома. Ещё один камень в наше окно и разваливающейся пенсионер вылетит отсюда со скоростью колибри.

Словно фантом, над матерью и сыном нависла горничная, молча вслушиваясь в предположения. Родившаяся в китайском Тайбэе, она рушила все стереотипы характерные для китайцев. Умная и хитрая как чистокровная европейская стерва, как интриганка с королевского двора. Могла подслушать любой разговор богатейшей семьи города и купалась в их скандалах как в прохладном Тайваньском озере. Узкими глазами она внимательно всматривалась в жизнь каждого члена семьи, умея незаметно подбирать факты о бизнесе и деньгах.

Такие как она, обычно, не работают в сфере обслуги. Такие как она сами собирают вокруг себя прислугу и умело ею распоряжаются.

Наклонившись она взяла стекло в руки и сжала осколок в маленькой ладошке.

– Я видела-а-а тако-э в дэ-э-э-тективах – протягивая гласные вмешалась она. Уровень её речи, для родившийся в азиатской стране женщины, весьма неплох, хоть и содержит режущий слух китайский акцент – Обычно та-а-ам к ка-а-амням привя-я-язывают записки с угрозами.

Андрей мимолётом взглянул в узкие глаза чересчур много знающей горничной, сжавшей ладонь в кулак. «Может быть ты з-а-а-аткнёштся?» – про себя кинул он. Карман с загадочным письмом загорелся огнём.

Надин ничего не ответила, смотря на размышляющую горничную.

– Настора-а-вживает то – отметила она – Что тому, кто это сделал-ь потребовалось бы перелезть через высоче-е-е-еный забор, чтобы закинуть камень. Кто-то я-я-я-явно настроен решительно. Я-я-я не думаю что это хулиганы – «Оставь свои гипотезы при себе» – фырча думал Андрей. Он никогда не отказывал себе в высокомерном общении с обслугой, кружащей вокруг него как мотыльки. Хамство в их адрес как-то услышал отец и заткнул рот сыну на долгое время. С тех пор хамское общение всплывает лишь в мыслях Андрея – Я-я-я думаю вы можете посмотреть кто это сделал по каме-е-ерам – уборщица выглянула через большую дырку в окне и взглянула на мигавший в дворе красный фонарик. Видеокамеры на территории поместья стояли на каждых четырёх квадратных метрах.

– У меня совсем на это нет времени – бросила Надин, сощурившись от вида ладони китаянки, до сих пор не прекращавшей сжимать острый осколок. Возможно боль её фетиш – А вот тебе, Андрюша, не помешало бы посмотреть.

– Хорошо, мам – опустив глаза в пол согласился он. «А вот и последний звоночек» – подумала Надин, взглянув на поникший взгляд сына. Он никогда не пялил вниз. Тут твориться что-то неладное. Он о чём-то умалчивает.

Записка так и осталась лежать в кармане штанов, смявшись и слегка порвавшись сбоку. Выбежав из дому, он достал свёрток и взглянул на него ещё раз: «Леди V”.

– Леди V – шёпотом проговорил Андрей, просматривая напечатанные словечки мирно стоявшие в аккуратном ряду.

Автобус заполненный людьми жутко трясся и не давал просмотреть ленту Инстаграмма.

Шины общественного транспорта не оставляли без внимания ни один камешек на мостовой, по которой набрав скорость ехал жёлтый бус.

Меня сдавили со всех сторон местные, предчувствовавшие атмосферу настоящего праздника. Неловкая женщина наступила каблуком мне на кед, оставив на белых шнурках тёмный след.

Из её уст даже и не вышло неловкого «Извините». Она растеряно смотрела по сторонам на окруживших её пассажиров.

Единственный рейсовый маршрут города переполнен – все спешили попасть в центр города на автобусе отправлявшимся именно в 18:30. Ведь ходил он каждые пол часа, а приехать на час раньше или в аккурат на начало никому не хотелось.

Никогда не любил общественный транспорт. В мой нос всегда доносятся ароматы каждого человеческого тела, стоящего рядом.

Устойчивый перегар. Усатый мужчина, не замолкая тараторивший со своим другом сзади, явно перебрал отмечая важную городскую дату.

Крепкий запах кофе. Девчонка, пытавшись читать электронную книгу на смартфоне выглядела уставшей, будто перепив кофеина она садится читать каждую ночь.

Запах чеснока. Противный запах чеснока доносился от человека, чьё лицо я не мог рассмотреть.

Вокруг витала дикая мешанина аромата чужих тел. Пот, скатывавшийся по чему-то лбу. Сладкие стойкие женские духи, от которых начинала кружится голова. И опять чеснок. Омерзительно.

Нарыв в кармане телефон я сунул наушники в свои уши и быстро включил тот самый подкаст. Названия я не запомнил. А кто вообще запоминает названия подкастов?

Сказать, что я в восторге от подобного формата – не скажешь. Я просто закрыл глаза и пытаясь отвлечься вслушивался в главный голос города.

«Время принимать ваши звонки, дорогие слушатели. «Что для тебя значит наш город?» – актуальный вопрос перед Днём Возрождения» – звучным дикторским тоном спрашивал ведущий. По его голосу можно представить аккуратного зализанного мужчину в чёрном строгом пальто и тёмной дорогой шляпе. Некий образ Фрэнка Синатры, у местного ведущего подкаста с ним схож даже тембр. Добропорядочный джентельмен. С подобным талантом говорить его ждали бы лучшие каналы страны на роль ведущего позднего шоу. Был бы соседом по студии Стивена Колберта или Джимми Кайбела.

Может быть, дело в том что он чёрный? Почему никто не замечает этого расизма вечерних шоу? Почему одни белые мужики и Эллен?

В записи началась череда однотипных звонков от жителей, в основном в возрасте. Несколько однотипных кричащих голосов резали уши.

Я отключился и почти не слушал, смотря в окно и наблюдая за пейзажами мрачного центра города. Но один звонок всё же смог привлечь внимание:

– Итак, наш следущий звонок… Хм, как интересно… Анонимный номер! – мужчина всегда говорил бодро – Здравствуйте! Что для Вас значит наш город?

В ответ он не услыхал ничего, лишь странное противное шипение с обратной стороны.

– Вы меня слышите?

Неожиданно я услышал тихий хриплый голос старой женщины:

– Ты хочешь узнать что для меня значит город?

– Ну, судя по звонку, скорее, вы хотите мне рассказать.

– Ну что же… – старуха говорила с большими паузами – Для меня этот город -высокомерные позорные выродки богатенького слоя, на руках которых лежит ни одна капля крови! Они скоро за всё это жестоко расплатятся. Помни город, ты мне ещё скажешь спасибо. Скоро вы ВСЕ скажите спасибо благородной ЛЕДИ V!

Сигнал прервался. Подкаст закончен. Видимо внука старухи обидели местные мажоры, и та решила напугать всех жутким звонком. На тот момент я не придал ему должного внимания…

– Мам, когда мы наконец выйдем? – Давид развалился на диване и ждал мать. Она носилась по спальне и наводила марафет перед крупным праздником. Он ослабил пряжку ремня, сдавившую его торчащий живот. Сегодня на нём тёмные джинсы, в которых он привык ходить на молитву.

В тесной квартире на четвёртом этаже построенного из камня дома всегда чертовски жарко. Пот полностью намочил белую воскресную рубашку и теперь грудь с животом Давида просвечивали насквозь. Подмышками образовались тёмные мокрые круги.

Он пытался хоть как-то охладиться, махая перед собой свежим выпуском журнала для еврейской диаспоры.

– Ты можешь поднимать свою задницу и идти! Встретимся на площади через пятнадцать минут – обрезала строгая загорелая мать (загар не сошёл с времён отпуска в Эйлате. Тогда она обгорела и оставшуюся неделю не выходила на пляж, усердно делая вид ударившейся в религию святошу. Целыми днями читала Тору и заказала самую дорогую паломническую экскурсию в Иерусалим), выглянув из комнаты.

Давид молча встал с дивана и побрёл к двери, вытирая пот со лба рукавом и без того влажной рубашки.

Его квартира обставлена полностью в аскетичном минимализме так, чтобы ничего не мешало уходить в религию и общение с Богом. Все выходные он проводил тут, сидя на коленях и читая Тору.

Его жизнь никогда не выделялась яркими красками и иногда окрашивала стандартный серый цвет в удручающе чёрную полосу.

Шутка, которую провернула компания мажоров-выскочек над ним в прошлом году разбила его жизнь по швам, разломав на две части «до» и «после». И в одной, и в другой он чувствовал себя брошенным аутсайдером, у которого была лишь одна стоящая вещь в жизни: толстая тора, чтению которой он посвящал часы.

Загруженное 21 апреля 2018 года видео на ютуб превратило его из обычного толстого задрота в толстого задрота-посмешища для двух миллионов просмотревших. Все они, идя по улице не уставали напоминать о снятых на новый «АйФон» кадрах, в которым Давид безудержно танцует на тонком деревянном столе, потом резко падает вниз и бьется об острый угол. Синяк остался и по сей день.Красный, на левом бедре.

Его стали узнавать. Даже пригласили на одно шоу главного канала, в качестве показательной «жертвы галлюциногенных препаратов».

Он стал несмываемым позором для одинокой матери. Ей видеть сына угашенным посреди хохочущей толпы малолеток казалось самым огромным грехом сего мира.

Отношения с отпрыском изменились с того дня. Она знала, что кто-то подмешал ему быстродействующий препарат в апельсиновый сок. Она знала, что её сын никогда бы не попробовал подобное. Но не могла, просто не могла пересилить себя общаться как раньше.

До ушей Давида донёсся весёлый звонкий смех идущей мимо дома молодёжи. Они шли на праздник, радуясь каждому дню своей молодости. Он бы тоже хотел быть как они, не считая дни до того как это всё закончится.

Тёмный подъезд многоквартирного дома освещала лишь маленькая слабая лампочка, висевшая у лифта. Дневной свет сюда никогда не проникал. Возникало чувство страха, неутолимое желание быстро добежать до лифта и нажать кнопку.

Давид неторопливо, перебирая с ноги на ногу подошёл к закрытым дверям узкого лифта, изуродованным небрежной каракулей сатанинской звезды. Его мама уже три раза пыталась смыть это «непотребство» и «осквернение чувств верующих», но ничего не вышло. Она все равно продолжила бросаться в глаза тёмными жирными линиями.

Нажав на кнопку он ждал. Две минуты. Три. Пять. Обычно лифт ездил издавая ужасный шумный грохот, который слышно даже мирно сидевшим в тесных квартирах семьям.

– Вот чёрт! – разнервничавшись от осознания того что сегодня прийдётся тащиться пешком Давид ударил кулаком по не открывавшейся двери.

Вытерев пот с лица он приготовился к тяжкому испытанию, взглянув на тёмную лестницу.

Четыре этажа. Целых четыре этажа для человека весившего девяносто килограмм казались высотой Эмпайр-Стэйт-Билдинг. Нереальное количество ступеней, не заканчиваясь ведущих вниз. Удручающая лестница, обмотавшая своим однообразным чередом шахту затихшего лифта.

Ступенька за ступенькой, Давид спускался вниз рассматривая мрачные рисунки и ники Телеграмм-аккаунтов, зайдя в которые можно заказать дешёвые наркотики. Обычно, там их заказывают скучающие восьмиклассники, отчаянно желающие выделиться в компании. Самый быстрый способ. И самый, к слову, опасный – Давид не раз слышал о «Tide”, заменяющим кокаин.

Давид схватился за сердце, пройдя первый этаж и устремив взгляд вперёд, на отдалённую лестничную площадку освещаемую лучами, проникавшими сквозь узенькое окно в стене.

– Покайся в своих грехах! – каждый раз, когда он напрягался в ушах звучал голос опустошённой матери, прикрывающей лицо святой книгой. Сразу после случившегося на вечеринке она не прекращая заставляла сына просить прощения перед Господом.

– Но мне не за что просить прощения! – растеряно отвечал выписанный из больницы Давид.

Ступенька за ступенькой он преодолевал дистанцию до маленького окошка и смотрел вперёд. На рубашку продолжал ручьём стекать пот.

– Молись! – завопила мама, подбежав к нему и схватив за волосы – Я сказала молиться, малолетнее испорченное отродье! – он не знал что делать, смотря в глаза обезумевшей матери и пытаясь вырваться из крепкой хватки.

Ему становилось все жарче. Тут не достаточно свежего воздуха.

Наконец, она отпустила его. В руках матери остался густой клочок волос. Передёрнувшись, она отбросила клок в сторону.

Давид облокотился локтем об стену, пытаясь отдышаться. Среди темноты лестничной площадки, которую не в силах были осветить редкие проникшие внутрь дома лучи, послышались тихие женские всхлипывания. Словно внизу, сидя на лестнице плакала женщина, всхлипывая всё громче и громче.

Давид смотря перед собой зашёл в начавшуюся после солнечного света тьму. Она поглотила его с головой, окружив со всех сторон. Стало жарче. Она давила на него, зажимала между узких обшарпанных стен.

На его висках вылезли две почти симметричные вены и ритмично пульсировали.

– Нет мама! – прозвучал его же голос. Ту ночь он никогда не забудет.

– Впусти меня! – плача кричала мама, вырывая дверную ручку ванной. Он прижался спиной к стиральной машинке. Она работала и заглушавшей истеричные вопли матери. Кромешная тьма. Лишь мигающий оранжевый фонарик светящийся над барабаном включённой машины.

Плачь женщины стал совсем громким. Она рыдала, не скрывая чувств.

Давид представил перед собой портрет пожилой вдовы, рассевшейся на твёрдой лестнице и смотрящей в темноту. В ней ей представляя мутный портрет мёртвого мужа.

Она вытирала слёзы со сморщенных щёк белым платком, на котором крестиком вышиты красные маки.

– Впусти меня!!! – рыдала мать и со всей силы била в двери ванной ногами, будто это должно было помочь. Ни черта не помогло. Он просидел прижавшись к стиральной машинке всю ночь. Сейчас её вибрация волной прокатилась по телу.

Сквозь тьму прорисовался силуэт. Ссутулившись, на ступеньке сидела дама смешавшаяся с тьмой. Она была одета в чёрное. Тёмный плащ освещал проникший во тьму луч, влетевший через маленькое окно.

Подперев голову руками, она безудержно рыдала и всхлипывала всё громче.

Звук плача волной прокатывался по всему дому. Давид, подойдя ближе к женщине тихо спросил:

– Вам нужна помощь? – он пытался заглянуть за спину, увидев лицо незнакомки.

– Мне? Помощь? – ответил хриплый голос, по которому можно было предположить, что сидевшей перед ним не меньше семидесяти. Самая настоящая старушка, ему так хотелось ей помочь.

– Из-за чего вы плачете?

– Плачу? – упрямо переспросила она – Моя мать избивала меня в детстве, заставляя молиться. Я пряталась от неё в ванной. Ох уж эти неприятные воспоминания…

Давид вздрогнул, увеличившимися в раза три глазами взглянув на незнакомку. Воспоминания в его голове становились громче. Крик матери казался нестерпимым.

Старуха выпрямила спину и резко обернулась. От вида её лица Давид спотыкнулся о ступень, находившуюся сзади.

Ярко-белая деревянная маска полностью скрыла физиономию. Она была будто украдена из японского театра кабуки, с разницей в том, что на ней изображалась европейская внешность. Сморщенная старуха, лицо растянуто в жуткой неестественной улыбке как от фильтра в снэпчат.

Она и составляла пугающий образ. Она бросала в дрожь карикатурным искажением обыкновенной улыбки.

Жуткую белую маску осветили прорвавшиеся внутрь лучи. Она заблестела в них, подчёркивая белизну.

Улыбающаяся старуха, точнее тот, кто скрывался под этой маской, привстала, наблюдая за реакцией мальчика.

Поскользнувшись, он упал на острую лестницу и больно ударился позвонком. Не в силах встать, Давид наблюдал за медленно подходящей к нему незнакомкой. Он хотел закричать, но был очарован мистическим силуэтом, вставшим на соседнюю ступень. Наклонившись, он тёмной перчаткой прикоснулся к мокрому лицу мальчика.

Она ласково погладила его свисающие вниз щеки, держа правую руку за спиной.

– Т-ш-ш – тихо шикнула она и поднесла палец к алым губам маски.

Давид в упор смотрел в тёмные глаза старухи, пытаясь разгадать, кто стоит перед ним. Тщетно. Толстое дерево скрыло за собой личность и оставила её неизвестной.

Резкая боль. Давид почувствовал как острый нож устремился в живот. Ещё раз. Потом ещё раз.

Он опустил взгляд на тело, в ужасе смотря на окровавленную рубашку.

Из уст вылилась свежая кровь и окрасила маску старушки в алый цвет. Капли стекли по белоснежному дереву обратно на воскресную рубашку, которую ранее Давид одевал лишь на воскресные походы в церковь.

Упав на лестницу, он ударился головой об острый выступ и закрыл глаза. А таинственный силуэт продолжал заполнять всю темноту звучным:

– Т-Ш-Ш-Ш! – и расплывался в циничной улыбке оглядывая кровавые реки, потекшие по ступеням вниз.

Ступая по аккуратно выложенной красной мостовой я с интересом осматривал центр города.

Умеренное вечернее солнце медленно переставало греть и давало осени скрыть голубое небо за воздушными тёмно-синими облаками, отдалённо напоминающими тучи. Солнечный свет залил приторную площадь. Её окружала красная мостовая, цветом напоминающая вино. Посреди уютно располагался зелёный островок, клочок зелени посреди череды невысоких кирпичных домов. Пышные каштаны свысока смотрели на толкающуюся толпу, готовившуюся к празднику.

На просторной площади располагался ювелирный магазин, в котором жителям втирали дешёвое стекло под видом бриллиантов, единственный МакДональдс в городе, у которого вечно кучковались любители бургеров и скромный банк, затесавшийся среди мелких магазинов одежды, построенных специально для понаехавших сюда богачей. По иронии судьбы они, в основном, простаивали пустыми и ожидали местный бомонд.А он, в то время, обновлял гардероб в лучших бутиках Милана.

По другую сторону стояла высокая деревянная ратуша, из неприветливого фасада которой стройно торчала высокая часовня. Каждый час колокола внутри громко звенели, создавая иллюзию средневекового французского городка. На главном входе в ратушу, где проходили городские конференции и собрания совета, висела массивная позолоченная табличка «Спроектировано Диланом Грином». На ней искрилась содранная с его портрета равнодушная физиономия. Тут из этой равнодушной физиономии сделали настоящий бренд, пихая куда не попадя: брелки, магниты, кружки и даже игральные карты. Их никто никогда не покупал, всё оставалось пылиться на прилавках.

Но главной на этой площади была вовсе не мрачная ратуша. И не МакДональдс, как может показаться на первый взгляд. Огромная белая церковь, нависшая над всеми величественными и обрывистыми стенами. Она составляла особенную ценность для религиозных жителей. Ведь каждое воскресенье все как один ходили на проповеди. Они считали местным героем священника Ростислава, а тот улыбался и продолжал давать наставления каждому желающему. В своём церковном тёмном одеянии он часто гулял по городу. Его то и дело замечали покупающего хлеб в супермаркете или неторопливо гуляющего по местному парку на окраине.

Три золотых купала отбили свет солнца и ослепили мои глаза.

– Единственное красивое здание тут – скучая пробормотал Макс, указав на церковь. И правда, масштабность захватывала дух. На фоне высочайших стен, летающие мимо пожелтевшие листья казались мелкими каплями дождя.

По красной мостовой тут и там расставлены крупные тыквы как символ наступившей осени.

Смысл праздника в почтении традиций людей, жутко погибших во время большого пожара: выстукивая копытами такт мимо меня то и дело неторопливо проходили измученные лошади, смотря тёмными напуганными глазками в самую душу. Сзади, прицепившись к уставшей спине животного, катились пафосные царские кареты, украшенные вычурными узорами. С разницей в десятку долларов сзади тащились такие же, только без всей вырывающей глаз мишуры.

То и дело встречались люди, одетые в старомодные костюмы. Они устроили настоящий Хэллоуин из почтения памяти. Сбоку стаяла стройная леди в невероятно широкой шляпе, прикрывающей её лицо. Обычная девушка регенерировала в розовый раздутый мухомор. За ней волоклись потные и скучающие дети, ненавидящие каждого вокруг. У магазина «GAP” улыбаясь и махая рукой каждому стоял мужчина в грязном фартуке. Он изображал, видимо, кузнеца. Может быть забыл помыться.

Измазанная искусственной грязью женщина в возрасте стояла недалеко от него, поднимая окровавленный нож над кусками сырого мяса, неаккуратно выложенного на деревянном столе. Жена мясника.

Среди стогов высыпанного как попало сена веселились малыши, ныряя с головой в диковинный атрибут фермерской жизни. Сено валялось в самых неожиданных местах, прохожих то и дело на него наступали.

Основная массовка собиралась у построенной специально для праздника из железных палок сцены, стоявшей напротив главного входа в ратушу. Над ней нависала часовня, ровно в семь часов громко забив в колокола.

Звон заложил уши. Она сообщала о наступлении нового часа чересчур громко. И впрямь, этот звон будто переносил каждого стоявшего на площади в давние времена. Я не уверен, что в девятнадцатом веке в захолустье, почти полностью обжитым фермерами и усеянным глубокими лужами, в которых визжа купались свиньи, стояли вычурные изысканные часы.

Макс взял на себя ответственность проводника и не обнаружив у назначенного места Андрея (им служил магазин нижнего белья, зажатый в узком проулке. Перед ним стояла гора мусора, разносившаяся в разные стороны ароматом разлагающихся на солнце отходов), потащил меня к самой сцене. Цель – занять места поближе. Расталкивая всех людей на пути и сыпя в разные стороны отработанные «Извините», «Я не хотел наступить на вашу ногу» или «Я такой неловкий» мы пробивались ближе.

На сцене зажегся первый фиолетовый прожектор и осветил удручающую пустоту.

К площади незаметно подкрались сумерки и неожиданно окутали весёлую толпу. За минуты она поглотила в мрак всё вокруг: от белоснежной церкви и до твёрдых желтоватых тыкв. Она как бы намекала халтурным организаторам: «На сайте написано что начало в семь вечера, а вы передерживаете простецкое городское празднование на пятнадцать минут, будто на сцену сейчас выбежит Леди Гага».

Андрей так и не появился. Он ответственно пригласил меня послушать его речь и чертовски сильно опоздал. Это похоже на него: переменчиво и странно.

Я набрал ему и довольствовался долгими продолжительными гудками. Потом, оператор с голосом робота из терминатора сообщила мне, что абонент не может ответить на звонок.

Положив телефон обратно в карман я сразу же отвлёкся на заигравшую фоновую музыку и моментально позабыл о брате.

Вокруг за считанные секунды образовалась нескончаемая толпа людей, жаждущая начала. Они громко свистели и кричали. Люди как люди. Разные слои населения, все как один, представляли типичных провинциалов: весёлые подростки, в стиле одеваться запоздавшие на года полтора. Милые маленькие дети с недомытыми головами, сидевшие на спинах уставших отцов с неутоленной щетиной, гордо представляющих строгий средний класс. Рядом стояли улыбчивые и приветливые мамаши, стремившиеся быть во всем идеалами.

Пенсионеров в этой мешанине также достаточно: бабушки тут делились на два типа: первый – ворчливые старухи в экстравагантных нарядах, которым позавидовала бы сама Донателла Версаче. Этот тип не пропускал ни одного проходящего мимо представителя молодёжи и стремился сделать громкое замечание. Зачастую не получалось. Таких как они по площади стояли десятки и создавали стойкий гул как от роя пчёл. Второй – довольные упитанные бабули. Они держали внучков за ручки и рассказывали увлекательные истории об ушедших годах. В их разговорах перемешивалось многое: тоска по яркому блеску двадцатого века, любовь к многочисленным кошкам и злоба к зятьям. О да, стоило им только заикнуться о лентяе-алкоголике муже дочурки, как милые старушки второго типа превращались в ворчливый первый.

Дедушки были, но мастерски скрывались за спинами жён. Чересчур спокойные чтобы кричать на подростков. Им не нужны были сплетни и скандалы, просто дайте спокойно дожить.

Среди общества города чёрной кляксой по толпе растеклись юноши одетые в чёрное. Могло показаться, что каждый из них собирался на похороны и оделся в самое траурное. Но это только на первый мимолётный взгляд. Если присмотреться к их одеяниям, на груди можно заметить вышитые белые буквы «Адидас». Все как один, они одеты в спортивные костюмы этого бренда. Словно бодигарды одного и того же крупного нефтяника.

Может быть, рядом шейх расхаживает?

Компания, пугающая своим дресс-кодом, громко хохотала. Иногда в их узком кругу завязывались драки. Они создавали толкучку передающуюся дальше по толпе, к самой сцене.

– Кто они? – удивлённо спросил я у Макса. Он уловил мой взгляд и сразу понял о ком зашла речь.

– Толпа идиотов – не думая выдал он – Идиотов, которых связывает общий интерес бестолкового просирания жизни.

Пробиваясь через толпу я увидел белые волосы Каролины, покрасневшей от давления окружающих:

– Вот вы где! – с лёгкой злобой в голосе обратилась она к нам – Максик, я набирала тебе пару сотен раз и ожидала что ты мило, как примерный бойфренд, встретишь меня у того пропахшего мусором магазина нижнего белья – женственный высокий голос перешел на повышенные тона, не утаившие разочарования – Я прождала тебя целую вечность пока ты просто втыкал в толпе.

– Извиняюсь – улыбнулся Макс. Положив руку на тонкую талию подруги он со всех сил прижал её к себе и прикоснулся носом к мягкой щеке.

– Ты не закончил рассказ о них – обратился я к нему в тот момент, когда он прислонил сухие губы к уху девушки, слегка прикрываемому волнистыми прядями.

– Нечего рассказывать. Обычные хулиганы, в которых проявляется доля садизма и энэрговампиризма.

За Каролиной притащилась Алина, с брезгливостью расталкивая локтями стоявших рядом студентов. Её лицо украшал, или возможно портил, вызывающий макияж. Я, как человек не разбирающийся в этом (пф, не удивительно) сразу обратил внимание на цветную, как радуга, область вокруг глаза. Тональный крем делал кожу ещё тёмнее. Выглядела она как эмигрантка из Доминиканы, хоть и никакого отношения к Карибам не имела. На ней чёрное кружевное платье, целиком описывающее всё противоречивое впечатление от компании моего брата: вроде бы сдержанно, классически и элегантно, но в то же время кружева обнажали загорелое тело. Как бы правильно выразиться? Слишком обнажали. Так сильно, что Али выглядела как нимфетка (хэй, Набоков!), возомнившая из себя роковую и страстную девушку.

Высокие шпильки, усыпанные чёрными стразами, добавляли ей сантиметров пять в росте.

Ехидные дерзкие глаза быстро перебегали с одного человека на другого и сканировали окружающих. Казалось, в её глазах встроен рентген и камера ночного видения.

Сначала она мило помахала мне, потом я почувствовал, как резкий взгляд просверливает во мне дыру:

«Ага, Влад. Узкие джинсы, купленные где-нибудь в «Zara». Тёмная скромная футболка, с которой не свисают прилипшие омерзительные волосы. Тут одно из двух: или у него нет домашних животных, или он чересчур опрятен (значит гей). Склоняюсь к первому, так как сейчас этот подонок прямиком глазеет на мои сиськи. Я бы ему расцарапала морду, если бы он не был братом моего парня, или если бы мой маникюр не был таким свежим.

Забывает побриться: над верхней губой торчат мерзкие тёмные волоски. Моно-брови нет, при этом видно что брови не выщипанные».

Далее она стрельнула взглядом на разговаривавшего со своими друзьями молодого парня, стоявшего рядом:

«Голова сальная. Кофта вся в кетчупе, любит давиться картошкой фри. Скорее всего, не может позволить себе нормальную еду на мизерную стипендию.

На зубах железные брекеты, из-под которых выглядывают мерзкие остатки еды. Неопрятный. Вонь из его противного рта доносится до меня даже когда он стоит спиной. Иу, я сейчас блевану ему на сальную бошку. Может, хоть после этого он её помоет»

После ненавязчивого оценивания она опять перевела взгляд на нас, улыбнулась и попыталась поддержать разговор:

– Вы за кого? – влезла Алина

– За наших «Адидасов»

– Он прав, рассказывать нечего. Ополоумевшие подонки, думающие что одинаковыми костюмами они выглядят пугающее – она показательно скривилась, бросив быстрый взгляд на виднеющиеся вдали чёрные спины.

– Хочешь узнать, как сделать так, чтобы тебя возненавидел КАЖДЫЙ в этом городе – спроси у них – иронично посоветовал Макс – Они любят издевательства, живут ими: обижают детишек, унижают стариков исписывая их дома, и достают кучу хлопот взрослым.

– И почему они ещё здесь? Стоят посреди толпы и смеются как не в чём ни бывало? – удивлённо спросил я.

– То есть, почему они ещё не наказанны?

Я кивнул, смотря на то как один из парней в чёрном подхватил на плечи другого при этом прыгая и смеясь. Над толпой возвысился лысый парень, смех которого прекратился после одной сдержанной улыбки. Он осматривал всех окружающих водянистыми, загадочными глазами. Лицо его идеально гладкое, без единой щетинки или волосинки, а голова, как зеркало, отбивает последние солнечные лучи.

Огромные серые глаза остановились на мне.

Уверенность. Нахальность. Показательная дерзость – это всё чувствовалось в одном лишь взгляде. Холод. Сдержанность. Зажатость перед окружающими – нарочитая опасность была лишь натянутым образом. Грусть. Печаль. Тоска – он несчастлив. Всё это моментально всплыло, как только мы столкнулись глазами и смотрели друг на друга от силы секунду. Дальше его друг продолжил прыгать и повернул загадочную персону спиной ко мне.

– Скажи спасибо вон тому лысому – Макс нахально указал пальцем на парня, привлекшего моё внимание – Его отец шериф.

– Подобие шерифа – возразила Каролина.

– Даже не подобие, а жалкий алкаш, делающий вид активного патруля города. На самом деле вместо работы он выпивает дешёвую водку с горла и трахает проституток на заднем сидении – едко выразилась Алина.

– Именно он покрывает каждого из друзей своего сына – смотря на парня объяснил Макс – Думаю, даже если бы они устроили массовое изнасилование, то были бы оправданы .

– Кто знает, может уже устраивали – добавила Каролина, на что Макс в ответ кивнул.

– Как его зовут? – спросил я, не отрывая взгляда от подпрыгивающего над головами окружающих незнакомца.

– Валентин – сухо обрезал Макс.

«Валентин» – это имя пронеслось в моих ушах, как только парень развернулся ко мне лицом и быстро заглянул в глаза. По моему телу пробежал холод. Его взгляд напоминал глаза безумного убийцы, сидящего на электрическом стуле.

Кается, а ничего поделать со своим жестоким верным нутром не может.

Неописуемое чувство.

Хоть Макс и создал на первый взгляд образ «тупого качка», в нем была искренность и простота. Это вызывало доверие.

Следует заметить справедливости ради – простота в умеренных количествах. Конечно, она чётко выделялась в заносчивой компании как яркий свет маяка, прорывающего смог нависший над океаном. Стоило ему отойти от них на расстояние в несколько шагов и завеса срывалась. Во всём чувствовалось что этот парниша «не так уж и прост» – умный хитрый взгляд сильнее бросался в глаза при отсутствии ещё более хитроумных взглядов.

Тем временем за сценой я увидел Сабину. Она вновь стала объектом обсуждений моей компании (великая честь). В руках держала красную гитару и без переживаний глядела на публику. Рядом с ней стояли две накрашенных как готы девицы. Одна африканка с намешенными генами: тёмный цвет кожи и волнистые волосы. Вторая бледная блондинка с двумя дульками на голове. Блондинка на синтезаторе, а африканка на барабанной установке. Девчонки разогревались за кулисами. Видимо, сегодня они выступят на концерте.

«– Бездарная идиотская инди-группа, как же они достали!» – то и дело в голове всплывал с десяток злобных реплик моих новых «друзей». Конечно же, я не собираюсь их запоминать в доскональной точности. Нужны ли друзья, так яро обожающие выливать грязь на головы окружающих? Тем более, я прекрасно знаком с чувством, когда грязь выливают на мою голову.

Или затесаться в неприступной шайке оптимальный вариант?

Народу становилось все больше и больше. Я осматривался по сторонам, разглядывал центр города и вдыхал свежий осенний ветерок, начавший пахнуть сырой землёй и влагой. Я пришёл в достаточно тонкой рубашке и понял, что нужно было принести с собой куртку. Моя рваная джинсовка подошла бы идеально, ведь на улице становилось всё холоднее и холоднее. Где же носит Андрея, ему же предстоит такая важная речь!

Макс грубо указал пальцем на родителей Адрианны, пробирающихся мимо толпы к первому ряду. Никто из присутствующих не возражал. Все расходились и с жалостью смотрели на оставшихся без единственной дочери молодых родителей. Каждый решал обязательно высказать соболезнования.

Эта пара прошла мимо меня под звучное «Мне так жаль», высказанное приятной дамой средних лет одетой в старомодный розовый костюм. Она стояла рядом и противно пахла дешёвым магазином парфюмерии.

Мать, одетая в тёмный жакет, окидывала всех фальшивым взглядом «скорбящей». Выглядела она как прагматичная барышня, сутками не выходившая из серого здания офиса. Строга как кожаная сумка из магазина «Hermès”, доверху забитая документами. Вылитая лондонская леди, пьющая чай в пять часов дня на верхнем этаже «The Shard”, и любящая затариваться в «Harry’s”. За собой мамаша вела растерянного мужа, ни капли не напоминающего лондонского денди. Видно было, что семейка держится на плаву за счёт уверенной в себе волевой дамы а не зажатого хлюпика, тянущегося как ненужная ноша позади.

Мама Адрианы изо всех сил пыталась подавить излишнюю уверенность. Она даже специально ссутулилась, весьма коряво и не убедительно. За десятком ответов на сотню сожалеющих комментариев будто бы ничего и не скрывалось. «Всё в порядке, спасибо» или «Мне уже лучше» – шаблонные фразы, казалось, целиком правдивы. У неё всё в порядке, это заметно.

Отец Адрианы испуганно огляделся на крикливую толпу и приветливо кивнул Никите. Надо же: как можно заметить столь серое и невзрачное создание среди сотен громких людей?

Вообще, из компании он мне не нравился больше всего. Я понимаю, что месяц назад погибла его подруга, но в нём есть что-то двуличное, неприятное. Словно за своим натянутым грустным образом он скрывал что-то чертовски важное, неположенное знать обычным простолюдинам.

Скрытный. Скорее всего, ощущал себя невероятно хитрым и продуманным, довольствовался собой и не понимал, что нарочитую хитрость видно ясно написанной на бледном лице.

Это чувство нельзя описать словами. Бывают такие люди при виде которых понимаешь, что потом они станут настоящей проблемой. Зажатость, прицепом тянущая за собой неискренность, удручает. Даже их взгляд кажется недоброжелательным. Хотя, скорее всего, он и есть недоброжелательный. Хитрый. Подлый. А когда в твои уши залетает тихий мямлящий тон, кричащий «Пожалей меня, пожалуйста!», и вовсе хочется пнуть этого человека со всей силы.

Скорее всего, я аморален. И пускай. Этот скрытный тип с глазами умирающей дворняги вызывает бурю противоречивых эмоций.

Скорбь? Не думаю. Желание сделать так, чтобы окружающие начали относиться к тебе как к несчастному мальчику? Скорее всего.

Всем своим видом он показывал насколько ему хреново, как актёр отыгрывающий дешёвый бульварный спектакль. Нарочитые вздохи, томные закатывания глаз и показательные уходы со столовой – всё это смотрелось как неумелая игра. Даже его компания друзей, скорее всего, висла на волоске от срыва. Они бы с удовольствием выкинули бледного скорбящего, но вот заедающие человечные принципы не позволяли.

Самое большое проявление бесхарактерности – навязывание остальным своего душевного состояния. Самое большое проявление человеческой силы и характера, в свою очередь – даже когда дела идут хреновей некуда, некому и никогда этого не показать. Задрав нос гордо идти. Это сила. Вот это – настоящий стержень.

У бледного паренька он отсутствовал напрочь. Без него он расплывшаяся лужа грусти.

Никита боялся заглядывать в глаза напрямик. Видимо, боялся что его игру раскусят более умные люди.

Он полностью отстранён от всего происходящего, но при этом пытается незаметно втиснуться в любой разговор и подслушать чужие сплетни.

Хотя, может быть, с ним стоило пообщаться и потом делать поспешные выводы?

Криво улыбнувшись отцу погибшей он устремил взгляд на пустовавшую сцену. На ней крупными жёлтыми буквами надпись напоминала о важности сегодняшнего дня. «День Осеннего Возрождения» – гласил висевший плакат, мелкими словечками добавив – «Всё может заново восстать из пепла» – конечно, если только среди пепла заваляются драгоценные запасы высококачественного чёрного угля.

Подходившие сзади жители толкали стоящих впереди и образовывали неуютную толкучку. Женщина в розовом костюме, пахнущая едкими духами, плотно прижалась ко мне и толкала к спине стоящей впереди молодой девушки. Я закинул голову и остановил взгляд на сверкающем золотом куполе невероятной красоты.

– Ой! – озадачено выдавила дама, наступив на мой кед тонким каблучком.

Глаза полезли на лоб. Главное не проронить ничего скверного напротив церкви. Терпи Влад, розовая когда-нибудь отойдёт.

Шеей я чувствовал тёплое дыхание. Отвратительно. Чужие микробы прилетали на моё тело. Чужая одежда, неизвестно что пережившая за своё существование, соприкасалось с моей кожей.

Стало дурно. Руками я начал дёргать в разные стороны.

Брезгливость – неотъемлемая часть моего шестнадцатилетнего существования. Всё началось с самого детства, с жуткого документального ролика о микробах. Кто делает эти жуткие документальные фильмы прививающие боязнь всего на свете?

Дальше всё пошло по накатанной: видео на ютубе, книги про микроорганизмы и свой личный микроскоп, сквозь который можно рассмотреть содержащихся в слюне человека длинных сороконожек. В каждой слюне, (представляете?), есть подобная дрянь. В каждом чужом выдохе содержится миллион маленьких круглых колючих колобков, напоминающих каштан.

Почему я такой? Не соответствую нарочитому наплевательскому отношению к гигиене, характерному для мужского пола? Я чувствую каждое мини-существо, бегающее по телу. АБСОЛЮТНО ВСЕХ. Без исключений. Они поглощают меня изнутри, лапками перебирают по коже. Омерзительно.

Эту боязливость я мастерски скрывал ото всех и открыл лишь вам. Зачем скрывал? Ну, представьте себе, как жалко смотрится парень до чёртиков пугающийся микробов. Он смотрится как безумный отбитый задрот. Я таким не был и подавлял брезгливость.

Ладонью я зацепил руку мужчины в возрасте, пол лица которого занимали густые усы как у старика с коробки «Принглс». Развернувшись ко мне, он звонко выдал:

– Поаккуратнее, молодой человек! – и выпустил наружу едкий зловонный запах дешёвого табака, выкуренного его гнилым ртом. Сотни сигарет. Я представил аккуратную пирамидку, выстроенную из папирос, приконченных им за всю жизнь.

Ну как, «пирамидка».

Выше чем Вавилонская башня.

Вонь проскользнула в нос. Я представил как медленно разлагаются его почки, уверенно ведя к раку лёгких. Дыхательные пути медленно выгорают и рассыпаются в пепел. Вообще, его внутренности тёмный рассыпчатый пепел.

Меня передёрнуло. Я попытался вернуть дыхание назад курильщику и шумно выдохнул.

«На, забери свой дерьмовый аромат!»

Привкус нездорового организма и едких сигарет остался. Ещё секунды, и я задохнусь.

– Ты в порядке? – озадаченно спросил Макс, смотря на медленно краснеющее лицо. Я просто стоял посреди толпы, но выглядел будто сейчас упаду на землю и дам раздавить себя десяткам подошв.

– В полном – пытаясь не дышать ответил я. Никита уплывал по морю людских тел всё дальше от нас. Идеальный момент, чтобы спросить у Макса о его взаимоотношениях с загадочным парнем.

– Никто не понимает что он забыл в нашей компании. Посмотри – он же похож на зомби, или лунатика, случайно вышедшего из дома, или…– задумался он – Ты понял. Такому не место среди нас. Мы по умолчанию не должны связываться с пассивно живущими простофилями.

– А с кем должны связываться ВЫ? – иронично спросил я, ожидая смущённой реакции на вызывающий вопрос. Её не последовало. Макс скрестил руки на груди и дерзко глянул на меня.

– Не придуривайся, все знают кто мы. Любящие себя и только себя больше всего на свете заносчивые мажоры. Может, слегка испорченные сбережениями родителей. Это все знают, скрывать нечего – Макс задумался и подправил аккуратно расчесанную каштановую шевелюру, сквозь которую просвечивались белые выгоревшие на солнце пряди. Сейчас, его причёска напоминала строгого игрока в поло, любящего обсудить классическую английскую литературу за бокалом виски. Такой типаж смазливых красавчиков, стелющих белые подстилки посреди полей для гольфа. Они всё время подправляют воротник модного поло и кормят изысканную подругу клубникой с рук. Утром он был более лохматый и взъерошенный и больше напоминал обычного игрока в баскетбол. Сейчас, скорее всего, на него надавили родители, переживающие за репутацию бизнеса, и заставили сменить классическую американку на строгую рубашку. Он выглядел другим человеком: убил глупого качка и поставив на его место примерного подростка, сошедшего с наивных фильмов шестидесятых, где под ритмичные звуки джаза безудержно танцевала золотая молодёжь.

– Я часто спрашиваю у Андрея что-то вроде «Хэй, бро, что в нашей компании забыл забитый пугающий сопляк?», он упёрто отвечает, что Никита привлекает внимание к нам за счёт своей невзрачности. Типа, знаешь ли, симпатичные девчонки гуляющие по коридору просто ахнут от нашей крутизны, опустив взгляд на невзрачное хлипкое сопливое приведение. Психология – он три раза постучал пальцем у виска – Наш лёгкий балласт, хвостик тащащийся сзади. Так сказать, наша «ЖУД»а.

– Как в той комедии с Беллой Торн 2015-го года?

– Да, прямо как в ней. Не помню названия.

– Я тоже не припоминаю – задумавшись, я осуждающе выпалил – То есть ты считаешь это нормально использовать другого человека для привлечения внимания других?

После сухого слово ЖУДа я увидел себя блеклым балластом, бездельно следующим за «крутыми» ребятами ради привлечения всеобщего внимания. Голливудские улыбки и милое общение дерзких детей богачей стали для меня приветливой приманкой. Вполне возможно, они искали нового невзрачного «друга». Я принял реплику Макса на свой счёт.

– Я жду – улыбнулся он – Можешь рассказать в сто восемьдесят шестой раз какие мы испорченные и жестокие. Никита сам не против, если ты не заметил. Он прекрасно знает свою миссию в нашей компании: быть незаметным. Он никогда не нашёл бы себе других друзей – Макс встал на цыпочки и попытался рассмотреть стоящую за кулисами солистку «Чародеек».

Портрет Никиты так и не обрёл новых очертаний. Совсем не ясно, что из себя представляет молчаливый отстранённый паренёк.

– А какой он был до смерти Андрианы? Веселее, может быть, разкомплексованей и коммуникабельней?

– Ты не поверишь, но такой же. Почти такой же. Тихий, скрытый, вялый. Одним словом – Никита.

– Вы решили взять его на почётное место «ЖУДы» из-за того что родители Никиты такие же обеспеченные как и у вас? – по коридорам школы незаметно опустив головы тащились десятки подобных «ЖУД».

– Да, владельцы трёх супермаркетов. Их состояние резко подпрыгнуло вверх после того как “Target” не дали разрешение построить тут супермаркет – Макс ухмыльнулся – Правда, они не его родные родители. Он приёмный.

На портрете обозначились новый штрихи зажатого сироты.

– А он тебе не говорил где его, э-м-м – я задумался, как бы правильно назвать людей, оставивших сына одного – биологические родители?

– Не говорил, но другие рассказывают что его папа или погиб, или по пьянке не предохранился впендюрив мамке. Его никто не видел. А вот с мамой всё обстоит легче: сплетни утверждают что она переехала в Конго добывать золото. Экзотично, скажи? Променять сына на забытую Богом и затерянную посреди Африканского континента страну.

– Жаль его.

– Ты знаешь, а мне не жаль. Тебе просто нужно хоть раз взглянуть на его приёмных родителей: они кружатся перед ним как ураган Катрин, просто души в нём не чают. Ты думаешь мать, оставившая сына одного была бы примерным родителем?

Должно быть доля здравого смысла присутствовала в этом утверждении.

Скорее всего, неприятно когда окружающие считают тебя «ЖУД»ой. Он был вовсе и не жирный. И не уродливый. Просто блеклый на фоне вырывающих глаз друзей.

Каролина отчаянно пыталась выбраться из толпы. Как звезда впереди горела круглая вывеска кофейни. Под предлогом купить имбирный чай она собиралась зайти в уборную. Вот только вылезти бы из моря людей.

Один сопливый чудак прикоснутся потной рукой к густым светлым волосам. Омерзительное ощущение. Кэр не думая врезала ему бы по яйцам, вот только все эти люди с неё глаз не спускают. «Наша репутация напрямую влияет на то, что ты ешь и во что одета. Запомни это» – каждый раз, когда в голову лезли импульсивные мысли начинал звучать строгий мамин голос. «Репутация-основа. Репутация– основа…»

Становилось тяжело дышать. Свежесть осени убита дыханием сотен тел. На её месте духота.

– Дайте… Пройти… Пожалуйста-а-а.. – протяжно просила она, протискиваясь между двумя молодыми студентами. Они не стесняясь осмотрели её сзади.

Как красивый комод в Ikea.

Как новую тачку в салоне.

«У-у, гляди какой бампер!»

Местная инста-звезда @karolinka_babydoll самая известная интернет-личность города, ведь мелькает в ленте каждого второго жителя. Её милые ванильные селфи на фоне атрибутов роскошной жизни злили всех девушек, агрессивно точащих ножи на сексуальную блондинку. А вот мужчины просто в восторге от фотографий в купальнике у лазурного бассейна.

Каролина почти у цели: пробивалась сквозь толпу и локтем цепляла парней в мрачных спортивных костюмах. Они все одеты в чёрные костюмы «Адидас», на ногах белые кеды того же бренда. Вели они себя хамовато и специально толкали людей стоящих рядом. Это вызывало кучу негодования со стороны и так ненавидящих их жителей.

Поток нескончаемой брани вырывался из уст парней и доносился до маленьких детей сидящих на отцовских шеях. Эта компания тут – исключительные антагонисты, не способные понравится никому. На первый взгляд: обычная невоспитанная шпана, устроившая из дружбы показательный маскарад.

– Да когда же вы наконец успокоитесь! – крикнула седая старушка, державшая перед собой выношенную тёмную сумку.

– Бабуля, может стоит переждать климакс и только потом приходить на людные мероприятия? – под звуки громкого мужского смеха сострил парень с сальными каштановыми патлами.

– Чувак, это не круто шутить по поводу климакса – осуждая бросил паренёк с аккуратно зализанными назад густыми волосами. Он выделялся на фоне всех смазливой внешностью участника популярного boys-band – Есть три вещи, над которыми не положено шутить парням: месячные, климакс и чернокожие.

– Да ладно! – обиженно отозвался шутник.

– Может вы меня наконец пропустите!? – раздражённо выкрикнула Каролина, рукой ударив в спину парня, лицо которого не увидела.

Развернувшись, он посмотрел на раздражённую девчонку спешившую в кофейню.

Каролина поняла, что не рассчитала силы и заехала в центр его позвоночника.

Лысый парень мило улыбнулся и оживлённым взглядом осмотрел красотку стоявшую рядом.

Кэр его знала. Сын шерифа. Про него тут говорили много и не переставая. «Садист, вырвавший реснички у моей кошки», «придурок, натянувший трусы моему сыну на голову», «малолетний гандон, забросавший окна моего дома тухлыми яйцами». Одна из популярнейших тем для обсуждений тёплыми тихими вечерами разъярёнными соседями, ненавидящими всё вокруг.

Валентин неловко улыбнулся, на что в ответ Каролина опустила глаза и позабыла о ненужной спешке.

– Прости меня, я не рассчитала размах руки – Каролина нелепо замахнулась рукой и нежно улыбнулась.

– Ничего, я думал такая стройняшка как ты пролазит везде без проблем – она в ответ рассмеялась и протянула тонкую руку, ногти на которой украшал блестящий длинный маникюр.

– Я Каролина.

– Я Валентин – пожав руку, он почувствовал как длинные ногти медленно впиваются в его ладонь и оставляют неглубокие следы.

Парни, смеющиеся над ошарашенной старухой, пытались подслушать разговор главаря с популярнейшей девушкой города. Волнительный момент. Такое, по их мнению, случается раз в жизни, и то, если красотка соизволит зайти в закусочную, где тебе суждено работать, и заказать диететический пепси.

– Я наслышана – сухо обрезала Каролина и отпустила руку нового знакомого.

– О нет – он закатил глаза – Дай угадаю, популярная история, в которой я вырвал усы одной кошке? Или нет, как я нахамил продавщице в магазине – она в очередной раз улыбнулась, опустив длинные ресницы и пяля в пол.

– Историй много.

– Да, их на самом деле не сосчитать – подтвердил Валентин – Но вот та, в которой я познакомился с самой невероятной девушкой города – будет самой нереальной.

Каролина попыталась сделать вид смущения. Не вышло. Она прекрасно знала, насколько привлекательна.

– А у вас в компании дресс-код? – спросила она, не желая прерывать разговор с загадочным улыбчивым незнакомцем. Он чертовски притягательный. Будто загадочная страна, постепенно начинающая открываться для туристов. Хм, сравнить страну с стоящим без дела хулиганом. Весьма странно, не правда ли?

– Типа того, у нас, понимаешь, что-то вроде круга общения по интересам – он окинул взглядом стихающих друзей, пялящих на его новую знакомую – Узкого круга.

– А что нужно сделать, чтобы попасть в ваш круг? – улыбаясь спросила блондинка.

Валентин замолчал, не в силах ответить на вопрос. Смотря на Каролину он понимал, что погружён в общение с головой. Хоть и общением это не назвать. Удивительный процесс. Все слова и предложения неважны, проплывают мимо как одинокие парусники. Он полностью очарован и даже не пытался вникнуть в суть темы. Фразы выползали сами собой и не несли особого смысла. Весь смысл в их контакте, напоминающим заумный физический процесс. Ему нравилось в ней все: как она общается и заразительно смеётся, обнажая белые зубы и розовый язык. Ему нравился её аромат, напоминающий дорогой магазин конфет от кутюр, в котором он никогда не был и в ближайшее время вряд ли побывает.

Но в его представлении конфеты для богачей пахли именно так: шоколадные и изысканно круглые бисквиты со съедобным золотом сверху.

Ему нравилось её холодное дыхание, проскользнувшее по его грубой коже. Ему нравились её волосы. Они как жидкое 24х каратное золото спускались по её спине до бёдер. А губы, пухлые и розовые как у куклы Барби! Ему нравилось в ней ВСЁ. Она не способна не понравиться. Чистое воплощение идеала, сложенного и общепринятого обществом.

Тем не менее, она не была ходячим на высокой шпильке пафосным стереотипом, и ломала все клише о своей внешности как только открывала рот. Простая и искренняя. Милосердная и добродушная. Она умела завести разговор с каждым, забывая об образе «богатой инста-дивы не с мира сего».

Исходящая от неё искренность не делала Каролину поверхностной. Она всегда здраво рассуждала и умела иногда иронично подшучивать. Для Валентина она была чем-то новеньким в мире девушек, совершенно далёкая от его рутинной реальности изысканная красота стояла грудь-в-грудь и блестящими глазами глядела в душу. От нее исходило тепло. Тепло, греющее с каждой новой улыбкой.

В то же время немедленно приходило опустошающее разочарование. Он не мог позволить себе думать о том, что когда-нибудь девочка-мечта позволит хоть одним пальчиком прикоснуться к своей гладкой коже, провести кистью по густым волосам. Это грёзы, и парень, отказывающий себе в покупке книги, сразу же отбросил их в сторону.

Ложь. Всеми накрученным мыслями руководили комплексы, нарастающие снежным комом.

Ведь стоящий рядом идеал чувствовал неописуемое притяжение и позабыл о пряном имбирном чае. Она хотела постоять тут, на многолюдной площади, подольше, и узнать незнакомца лучше.

Его улыбка быстро разбивала на мелкие осколки многочисленные сплетни. Она понимала: перед ней стоит искренний, добрый человек. Не может злой садист улыбаться как заядлый хиппи любящий всё вокруг. Или это всего лишь первое впечатление, а на самом деле он – умелый лжец, скрывающийся за невинной маской доброты? Умный пик-ап ход: он всеми силами желает заманить в сети золотую рыбку, никогда не подплывающую так близко.

Как бы там ни было, когда многочисленные подруги, интересующиеся каждым её шагом, спрашивали: «Какой типаж мужчины тебе ближе всего?», она всегда представляла именно этого загадочного парня.

Широкоплечий юноша, что загадочным взглядом оставляет целое ведро пищи для размышлений. «Кто он?» «Что представляет из себя?» – все жители гадали, что за процессы творятся в лысой черепной коробке, и никто даже приблизительно не мог догадаться.

Его глаза кричали о всей неоднозначности: уверенные, но всегда странно бегали и выдавали неприкрытую грусть. Иногда она исчезала, иногда проявлялась больше. Он смотрел ими в самую душу и пытался донести что чувствует сейчас на самом деле.

Дерзкий, небрежный и нагло плюющий на мнение остальных. Это её типаж. Нагловатый и холодный, он проходил мимо гневных жителей и даже не отводил взгляда.

«Невоспитанный хамоватый гопник-провинциал» – думал каждый кто видел Валентина проходящего посреди улицы. Он разрушал первое впечатление стоило ему лишь раскрыть рот. Грамотная, размеренная речь. Если закрыть глаза можно представить волевого джентельмена британского двора в тёмном смокинге и смешном объемном цилиндре.

Может быть, он хотел таким казаться только для Каролины. Изо всех сил старался быть лучшей версией себя.

Он всё ещё молчал и смотрел на неё. Его глаза… От его взгляда на теле проступали холодные капельки пота. Грусть и тоска, несмываемая печаль. У него был глубокий и холодный взгляд, надежно хранящий необъяснимую загадку, сложный секрет, который не суждено узнать никому

Он необычный парень. Он – сложная головоломка, по конструкции напоминающая длинный лабиринт, в самом центре скрывавший ключ от головы. Туннели того лабиринта в самом начале заполнены кучей сплетен и слухов, скрывающих всё остальное. Но если пробраться мимо них, то можно по-настоящему узнать удивительного человека. Раскрыть загадку главного хулигана.

Кажется, она заблудилась в этом лабиринте. Он сильно понравился Каролине. Чертовски сильно.

Новая загадка дня: как же может возникнуть сильная взаимная симпатия при первой встрече у абсолютно разного типажа людей, встретивших друг друга по обыкновенному стечению обстоятельств?

Они не должны нравиться друг другу. Они разные, две идущие рядом параллели никогда не сойдутся – это закон.

В воздухе недвижимо застыло молчание, и лишь оживлённые крики весёлой молодёжи развеивали атмосферу. Каролина прервала тишину:

– Я совсем забыла, мне нужно идти. Мой парень, наверное, заждался.

– Парень? – огорченно переспросил он, словно расстроенный ребёнок, которого пообещав сводить в Диснейленд родители привезли в городской Луна-парк. Каролина медленно кивнула, отступая от незнакомца – Надеюсь, ещё встретимся – он улыбнулся в последний раз за сегодня и тоскливым взглядом провёл мечту. Она за секунды растворилась в плотной стене из людских тел. Её светлые волнистые волосы мелькнули в последний раз среди чужих голов и скрылись из поля зрения.

Она исчезла как и полагается роковой красотке, после себя оставив приятное и немного перчённое послевкусие.

Валентин обернулся и осмотрел друзей. Они всё это время терпеливо стояли «на ушном» и тихо завидовали лидеру:

– Похоже, я нашёл её – шёпотом констатировал он.

– Кого «её»? – спросил рыжий конопатый парень с недовольным выражением лица.

– Девчонку, которая не вылезет из моей головы до самой смерти..

– Ты это понял за те две минуты общения? – голос рыжего конопатого парня напоминал свернувшееся молоко или терпкую хурму и вызывал противное жужжание в ушах.

Уникальный голос.

– Антон, закрой наконец рот – злым тоном оторвал Валентин – У меня новая цель: нужно сделать все, чтобы очаровать её.

– Ты думаешь у гопника вроде тебя получиться очаровать красотку из охриненно богатой семьи?

– Если не попробую – не узнаю – уверенно ответил он и с надеждой посмотрел вслед Каролине.

Концерт наконец начался. До этого момента я успел промёрзнуть как бродячая собака зимой в двадцатиградусный мороз. Площадь полностью заполнена людьми. Казалось, все 40-тысячное население города вышло на площадь.

Открывать концерт вышел мэр города: пухлый мужчина с лысиной; его я уже видел на фотографиях сайта. Он тяжело дышал в микрофон и заметно нервничал. На подбородке красовалась небрежная не постриженная щетина, легко убивавшая весь образ порядочного мэра.

Он крепко схватил микрофон и осмотрел жителей, те радостными глазами пялили на него. Сегодня праздник – жители, ещё с начала августа жившие в постоянном страхе, дали волю расслабится. Но мэр всё равно чувствовал себя так, что с минуты на минуту ему прийдётся оправдываться за умело скрытое убийство девчонки. ДТП – звучало правдоподобно в свете разбитого авто эконом-класса, врезавшегося в толстый ствол дерева. Но кое-что они все не знали, лишь догадывались – проколы ножом на молодом теле.

А он видел, и после этого очаровательная Адриана не раз приходила к нему во снах. Только теперь на её щеках не было очаровательного румянца а глаза не блестели страстью к жизни. Несколько порезов: один на спине, другой под грудью, третий на животе, и из всех струйками сочится кровь. Карие глаза опустели, но в них всё равно можно прочитать отчётливый вопрос «Почему ты молчишь?».

Мэр смахнул капельки пота и начал рассказывать об увлекательной истории города-мученика. Он высыпал на наши головы десятки громких эпитетов и метафор, и все они о жутком пожаре, унёсшем сотни жизней.

На сцену, под неуверенную череду аплодисментов вызвали Арсения, чтобы поблагодарить его за вклад в жизнь города.

Многие привстали на цыпочки, пытаясь рассмотреть столь обсуждаемую персону.

Мой дядя вальяжно вышел к микрофону и пытался не опускать глаз на завистливые взгляды. Хотя, ему глубоко пофиг. Знаете ли, баснословно богатый олигарх научился не обращать внимания на мнение окружающих. Их тихие шепотки не смогли заставить его нервничать перед микрофоном. Он уверенно отыгрывал образ примерного горожанина с идеально красивой семьёй – пример американской мечты.

Выглядел он ослепительно, как и его жена: в свои сорок лет на лице нет ни единой морщины (я думаю, без секретных подколок не обошлось). Одет в костюм от Стюарта Хьюса, улыбка светится белизной и выдает дорогие виниры. Осанка идеально стройная, как у рыцаря царского двора. Он держал себя на максимально высоком уровне и пытался смягчить свой снисходительный взгляд.

У него почти получилось.

Он всегда чувствовал себя как породистый хитрый орёл попавший в стаю злых ворон. У злых хищных птиц был лишь один интерес: его достаток и личная жизнь. Ну вот какая им разница, насколько процентов повысились акции его компании? Какая разница, где отдыхала его жена этим летом: на Бора-Бора или Занзибаре? Какая разница сколько он накопил биткоинов за этот год? Какая разница, сколько их дочерей трахнул его сын – смотрите на своих.

Началась старая заезженная шарманка про Дилана Грина – добропорядочного седого мужчину, который проникся жалостью к несчастным, оставшимся без крыши над головой жителям, испачканным тёмным пеплом. Все это слышали от мэра. Никто из них не упомянул, что в городе предприимчивого Дилана задержали неисчерпаемые запасы угля, на которых он построил целую чёрную империю. Вовсе не жалость.

Персонаж, наверное, схожий с Арсением. Человек, дыхание которого положило основу ритму города. Он им руководил, а не пухлый мэр мило улыбающийся в сторонке. На самом деле он тут главный. Это он поставил глуповатого старика-семьянина на пост главы города. На самом деле лысый добряк – декорация. Её задача проста: недвижимо сидеть в кожаном кресле, пить дорогой виски и выслушивать гостей, приходящих в ратушу.

Казна города в большей степени составляла постоянные вклады Арсения. За это каждый чиновник, предприниматель или просто директор маленькой кафешки в безлюдном переулке чувствовал себя должным отцу Андрея.

Вот такая непростая монополия у милого на первый взгляд городишки.

Начался долгий список достижений компании и её вкладов в город за год. Сухие цифры и термины, не более.

После последнего предложения в списке ( оно гласило о новой дорожной развязке посреди леса в северной части захолустья. Как раз недалеко разбилась Адриана.) началась скудная речь про, как неожиданно, молодое поколение. Распинаясь, Арсений громко заявил про важность подростков, которые, в свою очередь, оживились после блевотичной получасовой речи. Смеясь, ребята, вспоминающиеся мне скучающими на уроках алгебры, захлопали.

– Наше будущее – за молодыми! – словно умелый диктатор маленького государства крикнул мой дядя, наслаждаясь громкими криками молодёжи. «Д-а-а-а!» – подняв пустую стеклянную бутылку из-под пива завопил один из «Адидасов» – Оглянитесь, какие же у нас разношерстные, не похожие друг на друга и интересные представители молодого поколения. Только представьте, сколько потенциала заложено в них как в фундаменте достойного стойкого общества!

– Пф, я предпочту сдохнуть. Это перспективнее, чем в будущем составлять фундамент этого захолустья – фыркнула Алина.

– Вот именно Али, ждите нас Бруклинские вечеринки и пляжи Санта-Моники! – позитивно поддержала подругу Каролина и женственно соприкоснулась с ней пальцами.

– У нас есть всё для этого: талантливая группа, по уровню своему дающая фору «Destiny’s Child” или «Spice Girls”.

– Интересно, он знает что все эти гёрлз-бэнды прошлого века давно перестали существовать? – продолжала иронизировать Алина.

– Тем более «Destiny’s Child” чёрные, в отличии от наших ведьм – поддержала Каролина – Одна Бейонсе на плаву осталась.

– У нас есть смышлёные ребята, по уровню интеллекта догоняющие Гарвард.

– Одна из них, кстати, умерла – под нос буркнул Никита – А вы до сих пор боитесь сказать правду.

– У нас в арсенале талантливые спортсмены, не уступающие сборной NBA и FIFA.

– Лесть – сухо проронил Макс, правой рукой обнимая хрупкие плечи подруги.

– Наш город – город молодых! Они окружают нас со всех сторон и обозначают будущее: наши дети, внуки, племянники и крестники. Отдавайте им, без приступов жадности, частичку себя, чтобы в итоге получить частичку от них.

Эта фраза прозвучала циничней некуда.

– Я хочу чтобы на сцену вышел мой сын Андрей. Он подготовил обращение к сверстникам.

До ушей донёсся шёпот школьников. Все они начали обсуждать моего брата и высказывать свежие сплетни.

Как бы они к нему не относились, все послушно хлопали и ждали мальчика-мечту, подростка-идеала и просто красавчика, которым тайком мечтал быть каждый.

Мой двоюродный брат с самого утра носился с мятым листиком и пытался заучить «чистосердечное» обращение. Он всерьёз нервничал и надеялся не упасть в глазах родного отца.

–Андрей? – спросил ещё раз Арсений, осматривая толпу удивлённых школьников. Никто не отозвался. Дядя растерялся и остановив взгляд на мне. Я прочитал его как вопрос и пожал плечами, давая понять, что не знаю где шныряется мой брат.

Сегодня я понял что вообще его не знаю.

На сцену резко вылетел пожелтевший листок, медленно опустился и упал перед Арсением.

– Видимо Андрей к нам присоединится попозже – к микрофону, немного толкнув Арсения, подошёл мер. Арсений, в свою очередь, бросил строгий взгляд на гладкую лысину – Встречайте, представительницы молодого населения нашего города, а точнее его слабого пола: группа «Чародейки»!!!

Площадь заполнилась аплодисментами. Толпа бурно встретила местных поп-звёзд. Из-за импровизированных кулис, тут ими служили массивные железные палки в ряд, как модели на подиум вышли три девицы, ярко накрашенных и одетых в мрачные образы. В центре шла моя одноклассница.

– МЫ ЧАРОДЕЙКИ, и мы тут чтобы околдовать вас, загипнотизировать или может быть, приворожить – ласково мурчала Сабина, прислонив тёмные губы к микрофону. Томным засыпающим взглядом она окинула оживленный зал.

– Время колдовства! – крикнула тёмная барабанщица – Раз! Два! Три! Четыре!

Блондинка бас-гитаристка начала перебирать длинными тёмными ногтями по тонким струнам красной электрогитары. Раньше, такие я видел у агрессивных рок-групп вроде «Kiss”.

Африканка забила по ярко выкрашенной барабанной установке.

Сабина закрыла глаза и увлечённо начала петь. У неё оказался прикольный голос, если красивый тембр можно скудно назвать «прикольным». Чем-то отдалённо напоминающий Сию и Рианну. Казалось, он создан для какого-нибудь R&B и, одновременно, трогательных баллад со сложными припевами.

На сцене размыли туман. Сзади установили картонные надгробные плиты и повесили бумажных летучих мышей. Песни у них что-то вроде рока смешанного с teen-попом. Первая песня на тему: «Будешь ли ты любить меня, когда узнаешь что я ведьма» – достаточно мелодичная баллада со взрывным припевом, вторая: «Ты увлекаешься скейтами, а я по ночам отрываю головы крысам» – напоминала песни из репертуара Нирваны перемешанные с хитами начала двухтысячных, но а третья их местных хит: «Я тебя приворожу» звучала как обыкновенный современный сингл. Заедающий припев, бит в куплетах, припев повторяется ещё пару раз, толпа громко скандирует: «Я ТЕБЯ ПРИВОРОЖУ!!!», а затем барабанщица резко откидывает палочки и начинает зачитывать рэп.

Толпа ликует: оказывается, рэп-куплета зачитанного чернокожей оказалось достаточно для взрыва. Ну а я слушаю и ощущаю себя обманутым. Будто строчки дочитаны не до конца. А где маты? Где такие родные и привычные рифмы про минеты и тверк? О’кей, я и не ожидал этого от школьной поп-группы.

Главное, для полного счастья публики, закончить читку многозначительной и запоминающейся строкой. «Мы молочный шоколад, последний ингредиент твоего зелья».

И потом очередной громкий проигрыш, скандировка слова по буквам:

«ХЭЙ!

Ч!

А!

Р!

О!

Д!

Е!

Й!

К!

И!»

На удивление, мне понравилась группа. Их песни интересны, их образы и стилистика выступлений тоже на высшем уровне. Солистка Сабина иногда пугала отстраненными безумными взглядами. Слишком уж вживалась в роль.

– Ребята! – я услышал знакомый голос брата, пробивавшегося в толпе к нам. Он поднял руку, так что если столпотворение людей поглотит его мы сможем прийти на помощь.

Андрей комично запрыгал. Студент с сальной головой прижался к другу и дал пройти очередной городской звезде: скандальному сыну миллионера.

– Мне нужно срочно кое-что вам рассказать – подойдя к нам он сразу же вцепился в рукав Макса

– Это «кое-что» не может подождать до конца песни? – ответил Макс, пытаясь перекричать резко заигравшую мелодию.

Концерт в самом разгаре. Поклонившись под бурные аплодисменты, местные звёзды ушли со сцены и освободили место для потеющего мэра.

– Твой отец тебя убьёт – заметила Алина, нежно обняв парня – Все ждали тебя минуты три. Арсений выглядел как дурак.

– Нам срочно нужно отойти! – упрямо настаивал Андрей и схватил высокого друга за рукав.

– Я не собираюсь никуда отходить, концерт только начинается! – обрезал Макс, повернулся спиной к обеспокоенному Андрею и уставился на мэра, вытирающего пот.

На площади становилось холоднее. Лёгкий прохладный сквозняк разгонял жёлтые листья и поднимая их в воздух над толкающимися жителями города.

Все смотрели на мэра, он сделал строгое лицо и заявил:

– Этим летом от нас ушла юная душа – негромко начал он – Наша гордость, примерная ученица, дочь и настоящий ангел – мэр говорил это, будто плохих погибших детей не вспоминают на городских празднованиях. Попытайся за пятнадцать лет жизни на Земле победить в паре олимпиад и учиться на одни пятёрки. Может быть, тогда в рай попадёшь. – Весь город скорбит по тебе, Адриана. Нам не хватает твоей ангельской улыбки, твоего искреннего смеха. Ты навсегда с нами – не все зрители с такой же тоской относились к словам мэра, описывающего девчонку как родную дочь. Многие продолжали вести себя так, будто на сцене до сих пор выступает подростковая рок-группа. Они плевать хотели на гибель незнакомого человека. Некоторые раздражённо скрестили руки на животе. Они не понимали, что забыло поминание мёртвой среди весёлого праздника.

Конечно же, не все так считали. Я обратил внимание на Никиту, сжавшего ладони перед носом в кулак. Он застыл в молитве. Его глаза замерли на сцене, где обсуждали девчонку, которую он больше никогда не встретит. Исчезнувшую навсегда красотку Адриану, изменившую его жизнь.

Взгляд пошёл дальше по толпе и застыл на матери погибшей. Она закрыла глаза и облокотилась об ржавый железный забор, отделявший сцену от площади. По сухим щекам текли слёзы, капая на тёмные туфли. Строгая консервативная дама сломилась в последний момент.

Всхлипывая, одними лишь устами она произнесла сухое «прости». Интересно, за что примерной матери-карьеристке извиняться перед ушедшей на тот свет идеальной дочерью? «Прости» – проговорила она второй раз и подняла взгляд на мэра.

– Давайте же почтим память погибшей минутой молчания – после этой фразы нагловатые шумные подростки наконец стихли. Удручающая тишина, зависшая на площади, заставила замолкнуть каждого, не в зависимости нравилась ли Адриана им или они желали ей поскорей врезаться в дерево потверже. Сейчас абсолютно каждый, даже самодовольные хулиганы одетые в мрачные костюмы, уставились вперёд.

Заиграла грустная мелодия. За спиной мэра началось медленное слайд-шоу, одна картинка которого плавно перетекала в другую.

Все увидели улыбающуюся девчонку. Она сидела на белоснежной лошади и гордо закинула подбородок. «29.06.2018» – в правом нижнем углу находились прозрачные оранжевые цифры.

Адриана сияла. Тогда она не знала, что её ждёт через какой-то месяц с лишним.

Следущая фотография наполовину состояла из выставленных в кадр грамот. Погибшая показывала всем, сколько всего успела сделать за жизнь. Аттестат об окончании средней школы, на нём виднеются идеальные оценки. Она горда собой и прижимает грамоты к телу как Нобелевскую премию. Как оказалось, эти листы, которые она стремилась получить вкалывая часами, так и останутся листами покрытыми пылью и лежащими в дальнем уголке ящика с ненужной макулатурой.

Грамоты плавно превратились в бассейн с лазурной водичкой. Загорелая счастливая девчонка мочила в нём ножки и улыбалась фотографу. «10.07.2018» – последний отдых перед смертью.

Каждый новый слайд вызывал бурю эмоций и новые темы для размышлений. Во время жизни в вонючем городе у моря они казались просто ненужными и такими далёкими.

Она ушла. Совершенно резко и загадочно, после себя оставив тонну вопросов. Что же случилось? Каждый, стоявший на площади знал, что уж точно не авария. Никто не хотел говорить об этом и выстраивать гипотезы, как и положено жителям провинциального города. Все боялись и считали эти разговоры безумными как обсуждение жизни инопланетян. Все о них наслышаны, все о них задумываются, но зачем строить гипотезы и догадки вокруг неизвестности?

Прекрасная, молодая и такая счастливая. Примерная девочка, проживавшая каждый день отчаянно стараясь для будущего. Будущее не наступило. Лишь пустота, мрачная и беспросветная.

Я не отрывал взгляда от улыбки Адрианы и заметил резкое дребезжание в углу экрана. Вся фотка не спеша заполнилась помехами, словно её отображал бракованный проектор.

Фотография беззаботной девочки начала медленно выгорать и покрылась коричневыми пятнами. Двигающиеся помехи исказили изображённое лицо.

Всё прекратилось. Помехи перестали тревожить зрителей. На экране высветилась новая фотография, приведшая зрителей в форменный шок. По площади прокатилась волна удивлённых вздохов.

Шокированный мэр попытался прикрыть новый слайд, руками махая пожилому мужчине ответственному за проектор, но всё тщетно:

Новый слайд. Портретная фотография погибшей. На ней она довольно улыбалась. Смотрела в кадр или нет так и осталось неизвестным, ведь умные коричневые глаза перечеркнули жирные пугающие кресты. На лбу девочки небрежно нарисована крупная сатанинская звезда. Кто-то поглумился над профессиональной фотографией умершей, должно быть, взяв её из социальных сетей. Смотрелось это жутко, будто бы двумя крестами из фото высосали всю душу. Кресты нарисованы настолько криво, точно в самом банальном фотошопе. Может быть даже на телефоне. Так, мимолётом.

Впереди послышался шокированный вздох. Толпа забеспокоилось. У каждого сердце забилось чаще, как только глаза опустились вниз и прочли надпись: «Спасибо что сдохла, сука».

С уст строгой матери девочки не сорвалось ничего кроме частых обеспокоенных вздохов. Её взгляд не отрывался от изуродованного фото дочери.

Никита нервно заёрзал на месте, встал на носки и готов был бежать в любую сторону, будто сейчас он сможет что-то сделать. Как главный герой комикса – снимет безвкусную кофту, а под ней латексный костюм. Улыбаясь вскрикнув «Справедливость! Добро! Любовь!» он взлетит в воздух и лазерным зрением спалит экран.

Его реакция почти идентична с мамой погибшей – лишь тяжёлые вздохи. Переминаясь с ноги на ногу он даже и не заметил как наступил на кед Макса.

Андрей открыв рот смотрел на написанное большими буквами слово «сука». Себе под нос он тихо проговорил:

– Началось… Это всё она…

– Что ты несёшь, кто «она»? – крикнула раздражённая Каролина. Она отвернулась от сцены и скорчила преисполненное отвращением лицо, будто бы на экране показывали извращённое порно.

Андрей не успел и рта открыть, как один странный слайд перешёл в другой ещё более странный слайд:

Чёрно-белое фото, напоминавшее обложки ранних альбомов Мадонны. На нём изображён совершенно другой человек – не та милая девчонка. Перед нами появилась наглая и уверенная девушка с выразительными чертами лица. Тут её глаза не были зачеркнуты уродливыми крестами, а нагло смотрели в камеру. В пухлых губах погибшая держала сигарету, хотя нет, настоящий косяк как в хип-хоп клипах и фильмах, где пьяные главные герои садятся в машину и безудержно начинают дымить. Крутые, своенравные и полностью свободные. На этом снимке всему городу она казалась именно такой: дрянной испорченной девчонкой.

Из-под запрещённого наркотика почти незаметной струёй вылетал дым. Я представил мерзкий аромат, похожий на зловонное дыхание стоящего рядом пожилого мужчины.

«Что ты ещё от нас скрыла, маленькая ДРЯНЬ?» – спрашивала у мёртвой надпись над её головой.

«Удачно гореть тебе в аду!» – желала вторая, в самом низу фото.

Мать Адрианы, казалось, вот-вот потеряет сознание и упадет в руки хлипкого мужа. Да он и сам готов упасть с минуты на минуту.

Мэр кричал растерянному бородатому деду, сидевшему за пультом управления. Уютно развалившись на стуле напротив допотопного ноутбука он выполнял ответственную роботу человека, включающего самый дешёвый проектор.

Сейчас пожилой человек стоял над обтянутой густой сетью из проводов конструкцией и поочередно нажимал каждую кнопку морщинистыми дряблыми руками.

Мэр неразборчивыми предложениями пытался докричаться и обильно жестикулировал. Своим объемным силуэтом он хотел прикрыть экран, и возможно с его невероятно пухлым животом, надёжно хранящим в себе десятки литров пива, эта задача казалась весьма исполнимой – ничего не получилось.

Все видели новую Адриану. Такую непонятную и непривычную. Для привыкших к приветливому милому ребёнку жителей города всплывшее фото будто изображало потерянную сестру-близняшку. Она была другая: нахальная и опасная. Взрослая и вызывающая.

Для родителей увидеть такую дочь оказалось настоящим шоком. Они были не готовы когда вспоминали лучшие моменты проведенные с ней. Растворились в счастливых воспоминаниях во время минуты молчания. По телу мамы ходила стойкая дрожь. Руки тряслись в судороге. Образ «стальной леди» разрушился на глазах.

– Разломайте проектор! – крикнула Сабина растерянному деду. Она стояла в метре от обеспокоенного мэра и не заметила как по её щеке ручьём начала стекать чёрная тушь. Но дед не слышал её так же, как и не слышал мэра. Вот что бывает, когда берёшь на работу с техникой пенсионера.

Никита продолжал ёрзать на месте и не в силах сделать что-то полезное чувствовал себя ничтожеством (ничего нового).

Без плавного перехода на экране началось видео. Тёмные силуэты леса, освещаемые вспышкой телефона.

Перед оператором шагала Адриана, ласково обхватив волосатую руку, и вела его за собой.

Это была та же нахальная девушка, которую все увидели на предыдущем фото. Раскрепощенная и взрослая. Она шагала вперёд, потом обернулась и взглянула в камеру. Лицо расплылось в кривой улыбке. Оператор остановился, потянул её обратно и не дал идти дальше:

– Эй! Смелее! – начала она обиженным тоном – Я знаю тут место, где нас никто не найдёт. Ты и представить не можешь, какой там открывается вид на полную луну. Ты знал что сегодня полнолуние?

Толпа утихнув слушала слова Адрианы.

Никто не говорил, но многие осознавали, что для неё это одни из последних слов. А они заслуживают слушателя.

– Неужели ты опять забоялся косых взглядов этих безвольных людей? Гадких сплетников, всех обливающих грязью за спиной! Они жалкие, омерзительные люди!

По площади прокатился гул обиженных реплик.

– Этот город – огромный прочный кокон. Попав однажды, из него тяжело вырваться. Этот город – зыбучий песок, медленно засасывающий в себя. Эти люди – агрессивные шипящие змеи. Они укусят, набросятся из-за спины и больно вопьются клыками в кожу.

Адриана мечтательно взглянула вперёд, продолжая ласково сжимать руку неизвестного.