«Саксонский проект» идёт своим чередом, игры с «пятнистой горячкой» — своим. «Военный» цемент — сыпется, тотальная дезинфекция, с массовыми визгами и воплями — катится. И тут я влетаю в дела булатные.
Сам дурак. Стыдно.
Утешение типа: это ж все так думают! это ж образ былинный! — смягчает. Но не освобождает. От ответственности.
Потраченных зря времени, денег, труда человеческого — не возвернуть.
Войску нужно оружие. Хорошее. Лучшее. В разумных пределах.
Сперва оружие само к нам пришло: основа поселения в первый момент — ветераны Бряхимовского похода. Вооружённые, конечно. Что-то мы отбирали у лесовиков, битых и мирных. Из болотной руды выплавляли. Позже приплыла каменная руда из Серпейска. Поставили домну «на сквозняке» — над Окским обрывом. Варим чугун. Сообразили томасовский и мартеновский процессы. Пошли стали.
«Быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается» — русская народная мудрость. Не исчерпывающая.
Не только — «не скоро», но и — «больно». Были обожжённые, были и, к стыду моему, умершие.
Параллельно с домной, мартеном, вагранками у нас развивалось и тигельное производство. Восходящее на Русской равнине к «дьяковской» культуре: смесь болотной руды и древесного угля запекали в горшочках на костре.
Балты, которые притащили это «блюдо» здешним угро-финам, ассимилировались следующей волной — славянами, а технология забыта. Тигли в «Святой Руси» используют в работе с цветными металлами, не с железом.
Наоборот, в Средней Азии сотни тиглей помещают в земляную печь одновременно. Выплавляют качественный оружейный металл. Я про это уже…
Я стремился дать воинам хорошие клинки. Какие? — Лучше булатного — меча нет! «Это ж все знают!». Со времён раннего Средневековья и до начала 20-го века лучшим клинковым оружием считались мечи и сабли, изготовленные из булата.
— Булат… О-о-о!
У всех закатываются глаза, текут слюни, выступает нервический пот… «влажные мечты» клинково-металлической ориентации.
«Меч булатный храброго тевтона,
Мастером немецким заострённый,
В рыцарской руке не дрогнешь ты…»
«Не дрогнешь». Ввиду отсутствия: делать булат в Европах так и не научились.
Булат — тигельная сталь. Значит, назад к «дьяковским», к «истокам и скрепам»: варить угольно-железистую грязь в горшочках. Но не просто, а особенно.
Обратили внимание: мечи — булатные, а шлемы, кольчуги, доспехи — нет? Меня это тоже не насторожило.
В РИ2 (в Реальной Истории Российской Империи) булат варил Аносов в 30-х годах 19 в. на Златоустовском заводе. Помещая по восемь тиглей в специально построенную печь, получал булаты сортов «хоросан» и «табан».
Я, имея кое-какое школьное представление о «русском булате» Аносова, нашёл пару мужичков, которые заявили, что они «в чёрном железе — хитрецы», дал им место, помощников, материалы, рассказал, что вспомнилось, и повелел: «исделать клинки булатные».
Я ж тут, типа, самый главный повелитель. Вот, повелеваю.
«Хитрецы» — вдохновились. И — принялись. Старательно и довольно успешно.
«Старательность» поддерживалась материально-техническим обеспечением. Что надо — всегда. Руды, уголь, подмастерья, печки, хлеб… В лес зимой мёрзлые стволы по метровому снегу выносить не гонял. С другой стороны конкуренция: число мастеров постепенно росло.
Мы смогли построить технологию, сходную с Аносовской. Очень капризный процесс. Одни тигли с фиксированным содержанием углерода в глиняной массе чего стоят. Температурный режим, особенности замазки крышек, подробности розлива, вариации ковки… Не говоря уже о самой смеси.
Смогли. Бились, бились и, наконец, добились. Производство мелкосерийное, за прошлый год — сотня клинков. В этом, поди, полторы будет. Крутится в этом деле с сотню трудников.
Это — тигельные стали. Спец. производство спец. изделий спец. назначения.
Одновременно во Всеволжске выросла и «умнеет» домна. Тоже режимное заведение: «горячее», свои тонкости. Продукция — ширпотреб.
Домна даёт всё. От чистого железа до чёрного чугуна. Смотря как выпускать и из какого места брать. Первая плавка с аварией это показала. Я про доменный процесс — уже и подробно…
Попробовали? Поняли? — Приводим к стандарту. К чугунам. Чугуний имеем? — Идём дальше.
Когда конверторы заработали — пошла сталь в промышленных объёмах. Не три процента, как в первой доменной плавке, а девяносто. Гожего, однородного, с предсказуемым качеством. Относительно, конечно. Но с прежним — не сравнить.
Булатники варят булаты, сталевары — стали, я — орг. тех. обеспечиваю. Все при деле, все довольны. Вояки рубят ворогов качественными палашами, по Руси «звон идёт»:
— У Зверя Лютого, слышь-ка, кажный гридень — с мечом булатным. А мечи-то не простые, заговорённые. Любого-всякого с однова удара напополам сечёт. Вот те хрест! А цена тому мечу — пол-царства. Одно слово — колдовство древне-древнючее. Из-за леса, из-за гор тайно краденное. Про меч-кладенец слышал? Во-от.
Всем хорошо и для самоуважения — достойное обоснование.
Увы, по мере накопления собственного средневекового опыта возникли у меня… м-м-м… подозрения.
Павел Петрович Аносов был влюблён в булаты. Воспитываемый в Петербургском Горном кадетском корпусе на пенсионный счёт Горного ведомства, он был поражён этими прекрасными клинками. На вопрос, каким образом удавалось древним мастерам изготавливать булатное оружие с узорами, преподаватели неизменно отвечали: «Секрет булата утерян!». Подросток мечтал разгадать эту тайну, думал по ночам, читая книги о рыцарях, вооружённых булатным оружием.
Вокруг говорили о войне, «двунадесять языков», ведомых безбожным корсиканцем, вторглись в милое Отечество, сожгли Первопрестольную. Он был слишком юн, чтобы служить в войске, но стремление помочь героям, защищавшим Родину, дать им сказочное оружие, жгло его.
Однажды среди ночи, взяв свечу, направился он в зал к витрине, где находились удивительные клинки. Долго смотрел на них и, опустившись в кресло, заснул. Проснулся от шума, поднятого служителем. Возле него стоял инспектор классов. Утром Аносову пришлось держать ответ перед директором корпуса А.Ф. Дерябиным. Тот был человеком рассудительным, уважал воспитанников, а инспектору сказал: «Мы не можем наказывать юношу. Он увлечен вопросом, разрешение которого сделало бы нашей стране честь».
Попав, по выпуску, двадцати лет отроду, на Златоустовские казённые заводы, он устремился к своей мечте, к созданию булатных клинков.
Понимаю восторг юноши. Красиво. А начиналось всё с вутца.
Каста индийских кузнецов слезла, как говорят, с Гималаев.
Это куда Шива пришёл наказать Вишну. А тот не совладал со своей яростью и обернулся птичкой-мутантом Гандаберундой. Ну, двухглавый орёл, это ж все знают! Из тех мест вышли предшественники почти всех одомашненных злаков и хитромудрые «черноголовые» шумеры, которые потопали в Месопотамию, где и строили, с тоски по прародине, висячие сады Семирамиды.
Кузнецы слезли много позже и так далеко не пошли. Остановились в Пенджабе, нашли пару месторождений железа. И принялись делать «хлебцы» из стали. Плоские лепёшки диаметром 12,5 см и толщиной 0,25 см. Вес около 1 кг. «Хлебец» разрубался пополам.
«Разрубание» — стандартный приём демонстрации качества слитка металла. Сходно рубят обжатые крицы из русских варниц нынешнего 12 в.
В 19 в. англичане вывозили из своей «жемчужины Британской империи» не только жемчуг и злато-серебро, но и вот такие «хлебцы». Один, например, попал к Фарадею. Тот нашёл в нём алюминий.
Искусством обработки стали индийцы владели в совершенстве.
«Никогда не будет народа, который лучше бы разбирался в отдельных видах мечей и в их названиях, чем жители Индии», — писал Бируни, видевший воочию производство стали и мечей. Особенно поразили его цветные мечи.
Отполированное железо индийцы натирали раскаленным порошком медного купороса, получая мечи различных цветов — зелёные, синие, белые и с узорами. Наибольшее впечатление произвёл на Бируни меч «маджли», на котором были изображены животные и деревья. Стоимость его равнялась цене лучшего слона. Если на мече изображались человеческие фигуры — оружие стоило ещё дороже.
Уточню: описанный Бируни способ (травление медным купоросом) используется не только дачниками против садовых вредителей, но и, в смеси с поваренной солью, для травления печатных плат в 21 веке. Медленнее, чем хлорное железо, но работает. В такой же технологии можно делать и «поддельные» булаты. Восхищался ли Бируни подделками или «истинными», у которых узор не только на поверхности — неизвестно.
Узоры — наглядная отличительная особенность булатных мечей. На одних булатах узоры видны невооружённым глазом сразу после полировки. На других они проявляются только после травления.
Аносов вполне понимал разницу между литым, «истинным» булатом и сварным, «дамаском». В дамаске узор повторяется как на обоях.
Описав пять типов узоров, по которым определяется качество клинка, он сформулировал своё ключевое утверждение: «истинный» булат есть смесь железа и углерода, особым образом структурированная. «И ничего больше».
«Бритва из хорошего булата, без ошибок приготовленного, выбреет по крайней мере вдвое больше бород, нежели лучшая английская…».«…это есть предел совершенства, который в стали не встречается».
Д.К.Чернов (1868 г.): «Самая лучшая сталь, которую когда-либо, где-либо делали, есть без сомнения булат».
«…только организация тигельного производства коренным образом улучшит качество стального оружия».
Забавно: и цель — производство «восточных булатов» для клинков российской армии, и принцип — «ничего, кроме железа и углерода», были изначально неверны.
«Восточные клинки» не только не отличались чистотой исходных материалов, но и специально легировались фосфором.
Ещё в Древнем Китае при выплавлении чугуна добавляли т. н. «черную землю», содержащую большое количество железистых фосфатов, снижая температуру плавления. Это хорошо для литья, но крайне вредно для расковки: слитки металла с фосфористыми или сернистыми легкоплавкими прослойками разваливаются при нагреве. Эта же примесь (или фосфор с медью) обеспечивает коррозийную устойчивость. И усиливает хладоломкость.
Коррозийная стойкость «перегруженного фосфором» железа видна в любимой туристами железной колонне Кутб-Минара.
Хладоломкость делает непригодными восточные булаты в нашем климате. О чём писал Бируни.
Ошибочность цели и принципа не помешали Аносову сделать множество важнейших открытий в металлургии. Одна только газовая цементация чего стоит.
«Литая сталь имеет преимущество перед выварною и цементною из тех же первых материалов полученных как по равномерному, так и более тесному или химическому соединению частей углерода с железом».
До Аносова считали, что для цементации железа необходим его непосредственный контакт с углеродсодержащим материалом. У Теофила (10 в.), например, рекомендовано засыпать в тигли вместе с железом перетёртые рога и копыта.
Вспоминали ли Ильф и Петров сочинение Теофила, выбирая название для фирмы Остапа Бендера — не знаю.
Аносов:
«Положив угля более, опасаться должно, что она (сталь) выйдет слишком твердою, а положив недостаточно, она будет трудно плавиться, особенно потому, что часть углерода улетучивается».
Аносов наполнил тигель железными обсечками без примеси угольного порошка, не покрывая его ни флюсом, ни крышкой, и, после расплавления шихты, получил чугун. Когда же накрыл тигель крышкою прежде, чем все железо расплавилось, то получил «удобно ковкий металл — литую сталь».
«… для получения литой стали плавиленный горшок с крышкою есть просто отпираемый ящик. Стоит только знать, когда его открыть, и когда закрыть. Цементование железа, находящегося в горшке, совершается точно также, как и в ящике с угольным порошком, токмо тем скорее, чем возвышеннее температура».
Чудотворец! Набить в горшок железо (углерода меньше 0.2 %), греть без крышки — чугун. Углерода в чугуне — 2.14 %. Греть с крышкой — литая сталь, углерода — 1.5 %.
Как варить щи из одной капусты. Накрыл крышкой — щи со свининой, не накрыл — с говядиной.
Так появился способ получения литой стали, который заключался «в сплавлении негодных к употреблению железных и стальных обсечков в глиняных горшках, при помощи возвышенной температуры воздушных печей».
Метод «переплава отходов».
В середине XIX века братья Мартены обратились к русскому правительству с ходатайством о выдаче пятилетней привилегии на производство литой стали в России. Им отказали: «литая сталь путем сплавления чугуна и железа производилась у нас на Урале в тиглях (работы Аносова и Обухова)».
Незначительное развитие при тигельном процессе окислительных реакций и отсутствие твердых восстановителей (марганец, алюминий), резко снижает степень загрязнения стали оксидами этих элементов. Оксиды в тигельной стали «самовосстанавливались» только кремнием из материала тигля. Это обеспечивает чистоту стали по неметаллическим включениям.
Напомню: тысячу лет в русском чёрном металле доля неметаллических включений постоянна: 1–2 %. Хоть в мечах гридней Владимира Святого, хоть в саблях гусар Александра Благословенного.
Аносов разбирает весь процесс, не только собственно плавку, но и предшествующие и последующие операции. Создаёт соразмерные с величиной тигля изложницы, применяет их предварительный прогрев и смазку салом.
Как со сковородкой, чтобы картошки пожарить.
«Каждая форма по граням составлена из двух бокованок, которые скреплялись обручем с клином. Формы предварительно прогреваются так, чтобы в них расплавилось сало, которым оне пред самою отливкою смазываются: отделяющиеся от горения сала газы предохраняют сталь от доступа воздуха».
«Сталь разливать медленно, так, чтобы струя не касалась боков формы».
По цвету струи стали, форме искр и поведению металла определяет содержание углерода в стали:
«Мягкая сталь при застывании увеличивается в объеме или вспучивается, средняя остаётся в том же положении, как вылита, а крепкая уменьшается в объеме».
В 1836-м завод выплавил 4600 пудов тигельной стали, впервые отлита стальная 35-пудовая пушка.
Аносов исключил процесс предварительной цементации, получил сталь непосредственно переплавом шихты в тигле.
Литая, нелегированная, углеродистая, инструментальная, тигельная… сталь.
Не булат.
Но шаг к мечте — сделан. Собрана коллекция булатных клинков разных азиатцев. Сформулировано еретическое (по тогдашнему общему мнению), ложное (по анализам 20–21 вв.) и гениальное (по научным результатам) утверждение: булат — особо чистая углеродистая сталь. Но углерода в ней много (1.5–2.0 %).
На самом деле в большинстве булатных клинков в разы больше, чем в обычных сталях, меди и фосфора.
«Исторические булаты индо-иранского региона (около 50 образцов) имели очень высокое содержание фосфора. При среднем содержание углерода около 1.5 %, содержание фосфора — в среднем 0.15 %, что в несколько раз больше его содержания в современных инструментальных сталях».
О подобном говорят и письменные источники.
Омар Хайям (11 век) в «Норуз-наме»: для получения булата приготовить смесь из 0.5 кг мягкого железа, столько же магнезии (сульфат магния), коралла и яри-медянки (соль меди). Расплавить в тигле. Добавить 250 г мелкой смеси из одной части руты, одной части чернильных орешков, одной части дубовых желудей, одной части перламутра и четырех частей шпанских мушек, после чего раздуть огонь, чтобы железо растворило эту смесь. Остудить и делать из сплава мечи.
Аль-Кинди (9 век): положить в каждый тигель по 2.2 кг лошадиных подков и гвоздей от них, по 33.5 г медной окалины, золотистого марказита (полисульфит железа) и мягкой магнезии. Тигли накрыть крышкой, поставить в печь и раздувать меха до тех пор, пока все не расплавится. Засыпать в расплав дробленную смесь из мироболаны (плоды индийского дерева Terminalia chebula), корок граната, соли теста (соды) и жемчужных раковин, каждого вида по 13,5 г. Раздувать огонь в горне «самым безжалостным образом».
Отмечу: в шихту добавляли серу на первой стадии в виде различных соединений для ускорения цементации. Последующая обработка расплава известковым флюсом из кораллов и перламутра обеспечивала раскисление металла, его дегазацию и некоторое очищение от громадных примесей серы — при одновременном легировании фосфором, содержащемся в ракушках и кораллах. Непременно присутствует медь.
Это — «арабский» булат, из железа.
В Индии иначе: из руды.
Аль-Бируни (10 век): самое дорогое оружие индусы ковали из металла, получаемого тигельной плавкой кристаллической буры и магнетитового красного песка Северной Индии.
Сесиль Риттер фон Шварц, директор англо-индийской металлургической компании, в 19-м веке изучал производство «вутца»: в тигель вместе с древесным углем и остеклованным флюсом засыпать смесь мелких частиц двух руд — три части магнитного железняка и две части бурого. Добавить листья растений — Convolvulus Lanriflora или Calotropis gigantea.
При разнице в «арабском» и «индийском» методах есть общее — много фосфора. В составе руд Северной Индии P2O5 — 0.42-0.66 %.
После тигельной плавки этих руд кремния и серы в металле практически не остаётся: соединяясь с оксидом кальция они переходят в шлак. А вот фосфор не удаляется, переходит в слиток.
Концентрация фосфора в светлых слоях булата, при среднем содержании 0.15 %, увеличивается почти в 3 раза, до 0.4 %. Эти участки при термомеханической обработке являются местом выделения карбидов. При среднем содержании углерода 1.5 %, его концентрация в светлых фосфорно-карбидных слоях доходит до 3–4 %. Там же и повышенное содержание серы — до 0.18 % при среднем 0.01 %, т. е. почти в 20 раз.
Сходно (легированием фосфором и медью) в 20 в. получают коррозиестойкие стали COR-TEN. Выдерживают температуры до -20 °C, в России (при -40 °C) разрушаются.
Это совершенно не похоже на «русский булат». Исследованный в 1841 г в лаборатории Горного института образец Аносовских клинков имеет фосфора 0.014 %.
Качество клинков европейцы связывали с однородностью. Аносов снова утверждает ересь: качество булатов определяется неоднородностью. И наглядно «тычет пальчиком»:
«Чем ярче и крупнее узор, тем больше неоднородность стали, тем выше качество клинка».
Обычно сталь выплавляли в тиглях и разливали в изложницы. Здесь она сравнительно быстро охлаждалась. Аносов меняет режим.
В «Журнале опытов»: плавка № 74 в форму не вылита, а охлаждена в тигле. После проковки слитка «на выполированном и вытравленном куске видны… в микроскоп узоры, подобные по расположению булатным».
Вывод: необходимое условие получения булата — медленное охлаждение тигля с готовой сталью.
Так образовывалось и находилось в некотором излишке соединение железа с углеродом — цементит, который не растворялся, как бывает в обычной стали, а оставался в железе как бы во взвешенном состоянии. Прослойки цементита обволакивались медленно стынущим мягким железом.
По Аносову, в древности булатную сталь могли получать только непосредственным восстановлением руды углеродом. Он и реализует, по сути, упрощение (нет двух разных руд, нет перламутра и листьев растений) «индийского способа». Изготовление стали из очень чистой магнитной железной руды.
«Успех в получении булатов не зависит ни от степени твердости растений, ни от количества их, но более от образа соединения углерода с железом».
Из полученной стали выкован нож, «оказавшийся весьма хорошим хоросаном».
«Смешивая железную руду с графитом, можно получить непосредственно из руд ковкий металл. Эти опыты заключают в себе открытие в металлургии железа».
«Открытию» — три-четыре тысячи лет. «Прямое восстановление железа» — суть сыродутного процесса, основы всей чёрной металлургии почти всю «эпоху железа». От хеттов до 14–16 веков в Европе. Тысячи лет, миллионы людей это делали. Но никто, кроме «гималайских кузнецов», не додумался получать так булаты. Второй, после «гималайских» — Аносов.
Все получают крицу — толстую лепёшку (в Европе — яйцо) пористого низкокачественного железа. Которую надо проковывать, выбивая из неё шлак, науглероживать, вымораживать…
В 21 веке «прямое восстановление» снова возвращается в индустрию. С природным газом и угольными электродами.
«Грунт булатов и цвет самих узоров означает степень чистоты железа и углерода; чем они темнее и блестящее и чем узоры белее, тем чище металл… в самих булатах углерод находится в различном состоянии… прямой указатель есть отлив… соединение собственно углерода с железом можно допустить токмо в булатах, имеющих золотистый отлив, как, например, в табане и хоросане древних, а в тех, которые отливают красноватым цветом, заключается в углероде посторонняя примесь, как, например, в кара-табане, наконец, в тех, которые не имеют отлива, углерод приближается к состоянию обыкновенного угля. Такие булаты… бывают хрупки, как, например, многие кара-хоросаны».
Аносов — инженер. Не уникальный мастер, следующий «тайным знаниям великих предков» или «божественному озарению». Систематический перебор возможных вариантов. Оценка не только технологической, но и экономической эффективности.
Воспроизведя и упростив «метод Гандаберунды», он предлагает 4 способа получения булата:
— сплавление железных руд с графитом, или восстановление и соединение железа с углеродом;
— сплавление железа при доступе углей;
— соединение железа предварительно с углеродом и восстановление его посредством закиси железа или с помощью продолжительного отжигания без доступа воздуха;
— сплавление железа непосредственно с графитом, или соединение его прямо с углеродом.
«Первый способ требует чистейших железных руд, не содержащих… никаких посторонних примесей, в особенности серы. Но подобные руды встречаются чрезвычайно редко, притом и потеря в графите весьма значительна, а успех в насыщении железа углеродом не всегда в зависимости от искусства. Руды, по малой относительной тяжести, занимают более объёма, нежели железо, и, заключая в себе металла около половины своего веса, уменьшают количество продукта при одной вместимости с железом до Ќ и даже до? при одних и тех же прочих расходах. Из этого видно, сколь сей способ дорогостоящ.
Трудность отыскать в совершенстве первые материалы, случайность соединения железа с углеродом в надлежащей пропорции и дороговизна соделывают сей способ не доступным для введения в большом виде. Но он знакомит и с способом древних и с причиной драгоценности совершенных азиатских булатов, ибо древние скорее могли попасть на способ простой, нежели сложный. Употребление тиглей столь же древне, как и известность золота: ничего не могло быть ближе для древних алхимиков, как испытание плавкой всех тел, похожих по наружному виду на металлы, и в этом случае для них ближе было испытывать графит, нежели для нас, привыкнувших думать, что он не плавится и может быть полезен токмо в тиглях и карандашах.
Второй способ не мог быть введен в употребление по затруднительной ковке при значительном содержании углерода, что происходит… от недостаточной чистоты кричного железа и от затруднения очистить оное совершенно с помощью железной закиси. Железо может быть улучшено способом, употребляемым в Японии и вообще в Азии, — продолжительным сохранением в воде или земле, а очищение угля едва ли будет столь совершенно, как в графите.
Третий способ введен уже в употребление, но как литая сталь для сохранения ковкости не может заключать много углерода, то она и составит особый разряд литых булатов, годных на выделку дешевых изделий: ибо пуд литого булата обходится около 10 рублей.
Четвёртый способ, как почитаемый мною удобнейшим и соответственнейшим при наименьших расходах, к получению настоящих булатов».
Аносов исследовал и зафиксировал в журнале десятки возможных вариаций плавки. Один только характер кристаллизации зависит от множества факторов: шероховатостей стенок тигля и изложницы, температуры металла, скорости охлаждения, состава, чистоты…
Рецепт 1:
«в тигель загрузить около 5 кг железа, засыпать смесью графита, железной окалины и флюса. Флюс — доломит в количестве не более 40 г на 1 кг железа. Тигель закрыть крышкой, поместить в печь, пустить дутье для достижения высокой температуры. В течение 3,5 часов металл плавится, покрывается тонким слоем шлака. Часть графита всплывает в шлак, потери графита зависят от продолжительности выдержки расплава. При увеличении её с 3,5 до 5,5 часов потери графита увеличивались от 100 до 400 г.
После окончания плавки тигель оставить в печи до полного остывания. Отбить крышку тигля, высыпать остатки графита, шлак разбить. Металл из тигля в форме буханки хлеба. При получении хороших булатов узоры отчетливо видны на поверхности слитка, а также на шлаке».
Рецепт 2:
«В России изготовлением булатов занимался (с 1828-37) на Златоустовском заводе горный инженер полковник Аносов, которому, после 9-летнего настойчивого труда, удалось достигнуть получения настоящих булатов; доказательством чему служит приготовленный им клинок каратабан для Е. И. В. великого князя Михаила Павловича. Клинок этот сделан из следующих материалов: тагильского железа 12 ф., графита английского 1 ф., окалины 24 з., доломита 24 з.; плавка велась в тигле и продолжалась 5 ч. 30 м. Из той же массы г. Аносов получил булат, по узору хорасан, с темным грунтом и золотистым отливом. Металл в ковке был мягок, тянулся холодный в полосу без плен, причем от ударов молота нагревался. Все опыты г. Аносова над сплавами железа с алюминием, марганцем, хромом, вольфрамом, серебром, золотом и платиною булат не давали вовсе».
В 1830 г. появилась возможность делать клинки из литой стали мягкой, средней и крепкой твёрдости. Первая шла преимущественно на изготовление оружия, остальные — «на дело как слесарного и столярного инструментов, на наварку горных инструментов и топоров».
Ковка отливок, из-за прослоек хрупкого цементита, должна производиться крайне осторожно, ударами лёгкого молота, с многократным нагреванием до критической температуры («красное каление»). Если нагреть сильнее, булат потеряет основные свойства и характерный рисунок.
«Европейские кузнецы, кажется, вообще менее знакомы с переменой свойств стали при ковке, нежели азиатские: ибо не имеют в виду ясных признаков её изменения, но когда начнут обрабатывать булат, то скоро поймут недостатки своих прежних знаний в этом деле… потеря узоров во время ковки есть порча металла, составляющая вину кузнеца».
«Процесс изготовления булата отличается трудоемкостью, длительностью и требует высокого искусства».
«Высокое искусство» хорошо в ювелирке, в боевом оружие важна эффективность. Жизнь бойца зависит от прочности и остроты клинка, а не от узоров на нём. Узоры — индикатор качества, достигнутого в рамках конкретной технологии. Косвенный индикатор.
Красивая легенда. Сирота, выучившийся на казённые деньги. Талантом, трудом и упорством «сделавший себя».
«Обучился с успехами, отличными: геогнозии, технологии, пробирному искусству, астрономии, горной механике, металлургии, горному искусству, ориктогнозии, физике, политэкономии, Естественному, Римскому и Уголовному правам; весьма хорошими: алгебре, геометрии, приложению алгебры к геометрии, дифференциальным и интегральным исчислениям, всеобщей и российской географии, всеобщей и российской истории, риторике, логике, российским сочинениям, поэзии, минералогии, бухгалтерии и черчению планов; хорошими: химии, архитектуре, французскому языку и начальным основаниям латинского языка; изрядными: немецкому языку. Также обучался рисованию, танцеванию и фехтованию».
Сам, без «волосатой лапы», начав службу с практиканта, дослужился до статского генерала, упорной и неустанной работой совершил множество открытий, утёр нос англичанам и открыл тысячелетнюю тайну легендарного оружия. Но никому про тот секрет не сказал, а унёс с собой в могилу.
Его открытия, вроде газовой цементации, основ легирования, использования микроскопа или замена ртутного золочения гальваническим… не доходят до понимания широкой публики. И возникает прекрасная сказка. Вызывание эмоций, а не сообщение технико-экономических характеристик. Когда же появляются объективные данные, противоречащие образу — недоумение и возмущение.
«… для проверки верности легендарных сведений… проф. Жокке (Zschokke) в 1924 году провел исследования нескольких старинных восточных булатных сабель…
… помимо определения хим. состава провел измерения некоторых прочностных характеристик металла сабель — твердости, работы изгиба и сопротивления изгибу… по этим показателям восточный булат в 2–5 раз уступал аналогичным свойствам литой стали его времени, хотя именно упругие свойства булатных сабель легендами преподносились как непревзойденные».
Детская мечта — восстановить секрет изготовления древних булатов — оказалась:
а) не достигнутой: древний и русский булат — разные;
б) не нужной: древний булат на Руси разваливается;
в) устаревший: найдены новые, более дешёвые и быстрые, методы получения качественной стали.
Два «еретических» утверждения:
а) качество клинка — в его неоднородности;
б) в древнем булате — только железо и углерод;
оказались ложными.
И это — неважно. Важен не результат, а путь к нему. Мелочи, вроде использования микроскопа в металлургии.
Мечту о получении «русского булата» Аносов осуществил в 1833 г., о чем сделал запись в журнале. Плавки продолжали до 1838 г. Создано несколько десятков клинков, но такое оружие не может стать массовым.
«Он увлечен вопросом, разрешение которого сделало бы нашей стране честь» — «технологический» вопрос решён. Не «оружейный», не тот, за который инженеры в Златоусте получают жалование. Вооружить «русским булатом» полки кавалерии невозможно.
Аносов продолжает работы в металлургии, получает награды за выпуск качественных отечественных кос, выплавляет золото из песков… и сворачивает работы с булатом. Два помощника: инженер Обухов и мастер Швецов, продолжают его дело. Продолжают называть свою продукцию «булатом». Но делают совсем другое.
«…признаки, которые характеризуют классическую булатную сталь. Во-первых, — это углеродистая сталь (нелегированная). Во-вторых, — это заэвтектоидная сталь: обычно в булатных клинках содержится от 1.1 до 1.8 % С. В-третьих, на поверхности булата при травлении выявляется узор, появление которого связано с низкотемпературной ковкой слитка с развитой дендритной ликвацией, сформировавшейся при замедленной кристаллизации высокоуглеродистой стали… в настоящем булате узор сформирован из множества карбидных частиц, образующих светлую узорчатую карбидную сетку, и темного перлитного, трооститного или мартенситного фона…
Исследован химический состав, структура и твердость образцов металла, принадлежащего аносовскому булатному клинку (1841 г.), булатному клинку Обухова (1859 г.) и булатной заготовке из тигельной стали Швецова.
Булат Аносова обладает всеми признаками классической булатной стали: заэвтектоидная, углеродистая сталь, структура булата сформирована из цепочек карбидов на фоне троостита. На поверхности клинка выявлен полосчатый узор.
Клинок Обухова не может быть отнесен к классическому булату. На поверхности клинка узор отсутствует, несмотря на то, что использована заэвтектоидная сталь. Структура клинка не соответствует структуре классической булатной стали — бейнит с многочисленными цементитными частицами.
Образец Швецова нельзя считать булатом, поскольку он изготовлен из легированной марганцем и вольфрамом заэвтектоидной стали. Узор на поверхности металла сформирован из развитой дендритной структуры слитка при его ковке. Структура такого узора отличается от классического булатного узора, поскольку последний формируется за счет особого расположения множества карбидных частиц на перлитном или другом фоне, полученном при термообработке».
«Булат» продолжал делать в Златоусте инженер-металлург Павел Обухов. От него — Обуховский завод. Там, впервые в России, начали работать конверторы и мартеновские печи.
«Русский булат» отставлен ближайшим учеником в пользу передельной стали.
Швецов, мастер-самородок, непосредственный исполнитель множества плавок, руками и глазами которого делались «русские булаты» при Аносове, скрытный, недоверчивый, старательно хранит секреты своего бывшего начальника, делает, по этим «тайным рецептам», единичные экземпляры «настоящего булата».
Это — не булат. Булат отставлен практическим мастером в пользу легированных сталей.
Один из рецептов Швецова:
«Наилучшие свойства булата достигались при плавке шихты из 1,5 фунта кричного железа, 0,25 фунта зеркального чугуна, 1,5 золотников синеродистого калия и 0,5 золотника марганцовистого чугуна».
Совсем не Аносовское: «Железо, углерод и ничего более».
Как я уже докладывал, во Всеволжске идут два процесса.
Тигельное производства «русского булата». Медленное, дорогое, с огромным уровнем брака, с какими-то глупыми заморочками мастеров типа:
— А вот я знаю! Каким салом изложницу смазывать. Но тебе не скажу!
Не мне «не скажу», мне оно и нафиг не нужно — своему же собрату-металлургу. И плевать, что тот «собрат» — «от горшка два вершка», «молоко на губах не обсохло». Паренька прислали учиться — учи. А не гоняй свои портянки стирать.
Сходно с историей моих горшечного и кожевенного производств. Типично для «святорусских», вообще — средневековых, ремесленников. Как я за подобное Горшеню в Пердуновке взувал… Он-то понял, а эти…
«От прадеда к деду», «из уст в уста», фамильные секреты, династии мастеров… При том, что «секреты», по большей части, сами только здесь узнали. Узнали и затихарились. Как Швецов у Аносова.
Моя ошибка. Я быстро выдал мужичкам, назвавшимся и выглядевшим мастерами, то, что вспомнилось по «русскому булату». Надо же дело делать, быстрей-быстрей! Подталкивал, обеспечивал, организовывал. Но, памятуя о вариативности процесса, в подробности не лез. Их там, прошу прощения за мой металлургический, «до хрена». И дальше. У меня нет нескольких лет жизни, чтобы в этом… досконально разбираться.
Прокуй, на которого я традиционно сваливаю железячные дела, пособачился с булатниками и стал их игнорировать. Нагибать его? — Он и так из кузни не вылезает.
Мастера секретничали друг от друга, но когда Терентий, по моему приказу, взялся наводить порядок, то явили приступ «пролетарской солидарности». А такого умного, как Горшеня в гончарах, или смелого, как Кислоквас в кожемяках… не просматривалось.
«Или делать, или не браться. Только не надо пытаться пытаться».
Зачистить булатников «наголо»… не вытанцовывалось.
Моё занудство захлёбывалось в других задачах. А булатоварение? — Оно ж функционирует. Продукт делают, особо сильно на себя одеяло не тянут. Путь живут и работают. Хоть и не так, как я считаю правильным.
С другой стороны — команда Прокуя. Который то визжит, то плачет. То от радости, то наоборот. Металлург-истерик. Не часто, но бывает.
Там примерно такая же по численности толпа в сотню голов. Но эти мозги не пришипились по углам по-партизански, «знаю, но не скажу», как булатники, а, подобно железу в доменной печке, непрерывно побулькивают и разбрызгивают. И последовательно, хотя и спонтанно скачкообразно, улучшают свою продукцию.
Мне железо нафиг не надо.
Ме-е-едленно.
Вы не ослышались.
Мне железо нафиг не надо.
Это не бзик свихнувшегося недопрогресснутого попандопулы. Это — понимание разницы между целями и инструментами для их достижения. Цели — первичны. От них и пляшем.
Мне нужны изделия из железа. Конкретные. С заданными параметрами, с оптимумом по «цена/качество». Прокуй бьётся головой об поставленную задачу: электрогенератор с паротурбинным приводом. Одновременно запускает новый прокатный стан и новый мощный паровой молот на речке Халезеве, вёрст за пятнадцать от Всеволжска. Подмастерья его, «взбесившиеся недоросли по железу», подобно Аносову, придумывают всякие еретические разности, «дядька» Прокуя из черниговских беженцев, которого я как-то на Десне подобрал, юнцов обуздывает. Почти без подзатыльников. Заставляя выдавать «на гора» косы, топоры, ножи, серпы, лопаты, гвозди и пр. с др. Попутно делая качественные микрометры, изготавливая длинные стержни с винтовой нарезкой для масличных прессов, типографских станков, суппорты и комплекты сменных зубчатых колёс для токарных, строгальных и фрезерных, болты и гайки, блоки и шестерёнки, вытягивают баллоны, куют корнедёры и якоря, тянут профили… В нужном количестве, приемлемого качества.
Да, эти «выдумщики» завалили три вагранки и «убили» первый мартен. Да, у них ещё раз прогорела домна, по счастью — без жертв. Было двое обожжённых после устройства «дутья с подогревом». Не зря — качество результата растёт.
Я к железячникам особенно не лезу, просто как-то на «хоз. активе» заботами поделился:
— Общественно-политическая обстановка… Специфика текущего момента… Подумываю увеличить войско. В разы. Во избежание. А вооружать чем? Прекрасные клинки делают. Но — медленно. Вот, к примеру, тысячу воинов. Желающие-то есть. Артёмий за год пристойно выучит. А вооружать? Дубьём? Вы бы подумали…
Спектр реакций подчинённых при виде глубоко озабоченного начальника…
Булатные мастера из ленивых загрустили:
— Вот же жь… Теперь Воевода за горло возьмёт… ни вздохнуть, ни…
Те же, но из «карьеристов», обрадовались:
— Народу на булатах добавит, буду ходить и только пальчиком тыкать… шапку сменю на бобровую… вторую бабу в дом возьму… хоромы дадут со светлицею…
Для меня диалектика — воздух. Я ею дышу. К чему это? — А к тому, что нормальный руководитель рассуждает линейно: есть проблема — дать ресурсов. Не помогло? — Добавить.
Разумный, общепринятый подход. Понимаю, использую. Но постоянно маячит по краю сознания вопросец: а нельзя ли это всё как-то иначе… уелбантурить? Вывернуть наизнанку, заглянуть с другой стороны… «качественный скачок» скакануть.
Математики говорят: «ещё раз и лучше».
«Лучше». Не — «больше».
Надо больше клинков? — Надо больше печек, тиглей, булатных мастеров. «Это ж все знают!».
Мне такое…? — Ну да… типа… конечно… иначе как же жь?
Не нравится.
Сначала эмоциональная оценка. «Хрень корявая». По моему чувству, неоднократно проверенному на практике, хороший тех. процесс не менее эстетичен, чем картина или скульптура.
Позже эмоция подтверждается и обосновывается. Фактами и суждениями.
Умножение тигельного производства возможно. При масштабировании системы потребуется ужесточение дисциплины. Иначе — нестыковки и непонятки. А народец… со своими вариациями, преференциями и тайнами… Не индустриальные рабочие — ремесленники. «Куркуль без мотора». Насквозь «само»: самодостаточные, самоуважаемые, самолюбивые, самозасекретнутые и самодемократнутые. Гаркнуть на них… можно. Потом пойдёт брак и саботаж.
Чёт вы, дяденьки, хренью занимаетесь. Всё, что вы делаете, я могу сделать и сам. Но у меня нет десятилетия, как у Аносова. А глядеть как вы гонором напыживаетесь да «права качаете»…
Нарвётесь. На диалектику. С выподвывертом.
Нарвались. Что радует: практически без моего участия. «Система повзрослела» — способна «заелдыривать и уелбантуривать» без непрерывных пинков со стороны «супер-разума» в моём лице.
Кайф, коллеги! Предполагаю, что сходные эмоции ощущал ГБ, разбирая «дело о воровстве яблок» в Райском саду: «Ура! Заработало!».
Закономерное развитие ситуации в моём нежёстко стратифицированном социуме, не имеющем наследственно-сословно-профессионально-родовой структуры. Ну, и пары моих, чисто проходных реплик. Типа:
— Так возьми и попробуй!
— А если…
— Если будет толк — за что ж наказывать?
Ребятишки-сталевары остались в затылках чесать. А я дальше бегом побежал. Тянуть свою воеводскую лямку.
Булатники — из самых уважаемых железячников. Чем процесс непонятнее, тем мастер круче. Отчего ему почёт и придыхание.
«Наш кузнец — булатник справный:
Силе — мастерство подстать!
Все девчата к нему ходят,
Чтоб за молот подержать…»
Сталевары — молодёжь. Пролетарии. Им средневеково-цеховые нормы поведения… не в радость. Они «и сами с усами». Усов почти ни у кого нет, но задора — выше крыши. Какому-то «брату-кузнецу» первым кланяться? С чего это?
Пожилой мастер плюнул бы:
— Суетня, толкотня, обиды… на хлеб с маслом хватает и ладно. Чего гонор-то тешить?
Молодых заедает. «Да я…! Да мы…! И могём, и могем!».
У моих молодых, кроме гонора, есть чуток соображалки. Доступ к технологиям, оборудованию, уже кое-какое мастерство. Реализовали «дитячий гонор» в виде изделия. Отковали полосу стальную, пошли к оружейникам:
— А вот можно из этого меч сделать?
Вопрос глупый — можно. Их и делают. Романский меч, в отличие от каролингского — стальной. Сталь сварена из качественной каменной руды. Пару брендов я уже…
Кроме брендов, есть подробности. Пока у меча был железный широкий дол с наварными стальными лезвиями, клеймо мастера вваривалось в основание дола стальной проволокой: наглядное доказательство квалификации изготовителя. Как пошли сплошь стальные — клейма либо нет, либо гравировка, либо проволока не стальная, а цветного металла.
Сменился материал клинка — сменились его габариты, изменился набор приёмов, появился укол, фехтование разнообразилось, школы разные образуются, рукоять следует изменению хвата, баланс двигается, меняются доспехи…
Материально-техническое обеспечение военного дела. Прогрессирует медленно. И по сю пору большинство мечей — железные, не стальные. «Славный дедов меч» — признак родовитости. Так Боголюбский таскает полуторавековой меч св. Бориса.
У моих бойцов не только славных дедов с мечами — даже отцы не у всех известны. Тормоза в форме сословно-оружейной наследственности нету — можно дать лучшее, грустить не будут.
Ребята не пошли ко мне, помятуя о прошлых своих «шалостях», об «убитом» мартене, а решили сперва провести натурные испытания.
Оружейники, по их просьбе, делают из той полосы стандартные палаш и нож, ставят рукояти, точат. И «искатели приключений на сталелитейном поприще» идут с железками к Артемию.
— А вот бы сравнить. Ваши клинки и наши новые. А, дядя Артёмий?
«Дядя Артёмий» — безоговорочный авторитет в оружейном деле.
Он не делает оружие — он его применяет. Ему, ещё больше чем мне, не важно — как и из чего сделан меч. Ему важно: срубит ли он вражью голову. В широком смысле этих слов. И вот в этом смысле — он самый главный оружиевед.
Артёмию, чисто из-за «срубит ли?», интересны все подробности. Кто, как, где, из чего, по какому поводу, в каком режиме… сделал. И как сделанное сработало. Этих подробностей он знает больше не только любого мечника, но и, как я убедился в Пердуновке на примере баллады о создании немецким кузнецом меча из гусиного помёта, побольше множества акынов, бардов и кузнецов с оружейниками.
Насчёт оружия даже с Чарджи могут быть сомнения. Если Артёмий сказал — истина.
Мой отчим Аким Рябина, уж на что скандальный вояка, да не простой, а «славный сотник храбрых смоленских стрелков», но и он не пытался Артемию «мозги вправлять». Чарджи, Салман, Любим… очень вежливо поинтересуются мнением. И обязательно учтут. Правда, и наоборот: насчёт «левым флангом заходи, правым флангом окружай» и прочей тактики, Артёмий… выскажется. Если спросят. Исключительно в сослагательном наклонении.
Эстетическое удовольствие наблюдать беседы моих «полководцев». Ни резких слов, ни резких эмоций. Никаких: «бред!», «котелок с дерьмом!», «моча шелудивой кобылицы!»… Избави боже! В этом кругу — «за базар ответишь». У них в руках профессиональное оружие и личный навык его использования. Убивать. И быть убиваемым.
Бандиты. Головорезы. Душегубы. Герои. Славные витязи «Земли Русской».
Точнее, поскольку Всеволжск Не-Русь — «Земли не-Русской».
Поразительно: почти вся планета — пустое место. Не по критерию «мегаполис», а по самому примитивному сельскому хозяйству. Свободных земель… хоть ешь. Но люди толпятся, давятся, режутся. Не за «жизненное пространство», а за чужое «добро». Сами-то, видать, добра понаделать не годны.
«В чужих руках и хрен больше» — русское народное наблюдение.
Приходится соответствовать. Профессиональные расчленители, протыкатели и зарезатели — в ближайших товарищах. Кстати, толковые мужики. Не толковые… как и положено бандитам, «живут ярко, но недолго».
Выученики Артёмия сразу «на дыбы»:
— Фигня! Мусор! Идите косы смердячие делайте! В руку взять стыдно!
Они правы. Булат красив. Крупный узор, полосчатый, сетчатый или коленчатый, белый, отчётливо выделяющийся на чёрном фоне, с золотистым отливом. Смотришь — не насмотришься!
А тут просто однородная полоса. Железяка эз из. Скучная. Примитивненькая.
Настоящий воин мечу своему кланяется, на рукоять его молится, песни ему поёт, наглаживает-умащивает ласковее милой жёнушки, по имени величает.
Меч нарекался в таинстве крещенья.
Их имена «Отклер» и «Дюрандаль».
Сверкают, как удар.
И в описях оружья
К иным прибавлено рукой писца:
«Он — фея».
А это… Не благородно, не гонорово. Дух не возвышает. Голая суть без маскировки.
Суть — орудие убийства.
Так бы юные вояки юных сталеваров и запинали. Из эстетических соображений.
Артёмий к «общему мнению» всегда внимателен. Вдруг с такими же придурками придётся в бою схватиться? Внимательность не означает согласия. У него хватило упрямства и любопытства. Подняться на больные ноги, пройти десяток шагов и рубануть по сетке из пеньковых верёвок.
Осмотрел сетку, клинок, подумал и сказал в толпу трепещущих от ожидания юношеских лиц:
— Надо проверить.
Вояки возмутились громко:
— Да что б нам…! унылое барахло…! узора нет! Биться им — как тупой палкой!
Артёмий послушал. Ещё подумал. Над громко выраженным «общим мнением». Пробурчал под нос:
— Распустил. Думать не хотят. Сегодня глупый — завтра мёртвый.
Покрутил в голове возможности интенсификации пед. процесса. Скомандовал:
— Тащи верёвку. Пеньковую. Крепкую.
— З-зачем? В-вешать?!
— Не. Резать.
Позвал десяток баб из свежих мордовок, дал им в руки верёвку и испытываемые клинки, велел:
— Режьте.
Бабы в жизни никогда длинноклинкового оружия в руках не держали. Русского языка… десяток слов. Почему вся эта молодёжь вокруг криком кричит и за грудки друг друга хватает — не только не понимают, даже и подумать не могут. Абсолютно не аффилированные тестеры.
Начали резать. Моими «русского булата», привозных десяток притащили. И «скучными» клинками сталеваров.
Покрошили бухту пенькового каната в кусочки. Потом ещё сгоняли. За другой бухтой: народу результаты не нравятся, требуют повторить. Получили «итого» — сводную таблицу. Одни зрители пребывают в злобе и унынии, другие хихикают от радости. Хихикающие — весьма в меньшинстве.
Режущая способность булатных клинков, длительность сохранения ими остроты в ходе применения, в 3–5 раз хуже, чем у нелегированной инструментальной стали.
Ме-е-едленно.
Булат хуже.
В разы.
Перефразируя Аносова: булатная бритва выбреет в три раза меньше бород, чем хорошая стальная.
У сталеваров получилось что-то типа У12 (У — углеродистая, 12 — 1.2 % углерода).
«Провал „восточных клинков“ в испытании можно объяснить химическим составом булата вкупе с его резкой карбидной неоднородностью. Большая примесь фосфора, в сочетании с высоким содержанием углерода, сильно охрупчивает сталь, снижая ее вязкость и пластичность. При силовом резе тонкое завершение режущей кромки в местах выхода на неё карбидных слоёв интенсивно изнашивается в результате микроскалываний и выкрашивания лезвия, в то время как близкая к булату по содержанию углерода, но чистая по фосфору сталь устойчива к такому износу и затупляется от истирания».
«У одного „восточного“ ножа из проверяемых твёрдость режущей кромки — 60 HRC, закалена с применением жёстких режимов. Высокая твёрдость и утолщённое („бронебойное“) остриё — боевое оружие. Именно этот нож дал на нашем толстом канате в 10 раз хуже результат, чем стальной. Жёсткая закалка в максимальной степени понизила вязкость и пластичность металла.
При невысоком же усилии реза, когда ускоренный износ от микровыкрашивания заменяется чисто абразивным снашиванием металла от трения о разделяемый материал, ведущую роль в потере остроты играет лишь пониженная по сравнению со сталью твёрдость булатного клинка».
«По результатам проведённых испытаний можно сделать вывод о весьма низких практических свойствах металла булатных клинков».
Блин-блин-блин…! Я ж так верил! Я ж столько человеческого труда в это производство вбил! Времени сколько потрачено! Недодумал. Лопухнулся. Осёл! Плешивый и бестолковый.
Аналогично — «русский булат». «Чистый по фосфору». Что позволяет уточнить «объясняющее предположение»: неоднородность, образуемая карбидными слоями, выраженная в узорах, к которым так стремился Аносов, там, где эти слои выходят на лезвие, приводит к микровыкрашиванию.
«…в настоящем булате узор сформирован из множества карбидных частиц, образующих светлую узорчатую карбидную сетку».
Логика: булат — узор — цепочки карбидных микрозон — крошение.
Легирование фосфором есть один из возможных приёмов формирования «узорчатой карбидной сетки». Другая технология (у Амосова) другим путём приводит к сходному результату — те же узоры. Они и крошатся.
Клинок стремительно теряет остроту. Железному лому или каролингскому мечу — невелика разница. Для меня критично.
Для меня и Артемия первично — как клинок работает. Как его сделали — интересно, но вторично. Важны «пользовательские свойства». Их несколько.
Вес, длина, изгиб — геометрия.
Упругость: «булатный клинок можно согнуть вокруг талии молодой женщины!». — А нужно? Дождевого червяка в землю забивать не пробовали?
Твёрдость. Твёрдость булатных клинков 25–45 HRC. Может разрубить свободно падающий шёлковый платок. При встрече с другой железякой… микро-повыкрошится или завьётся, как «вокруг пояса красавицы».
Для сравнения. Новгородский нож 12 века. Нижняя часть клинка (само лезвие) — 54 HRC. Аносовская сабля — 45–46 HRC. Для стали У12 твёрдость после отжига по ГОСТу — 47 HRC.
Древним новгородским ножом булатную саблю можно как палку строгать?
Забавно: у того ножика над лезвием мягкий железный дол. А вот спинка — стальная, с 37 HRC. Тем ножиком кольчугу железную и резали, и насквозь протыкали?
— Ну, что скажите, господа витязи? Храбрецы, герои и защитники православного народа? Чем резаться будем?
— Булат же красивше!
— Верно. Тебе на ту красоту любоваться да перед девками красоваться? Или: клинок вражьей кровушкой умыть, свою головушку сохранить?
Молчат. Хорошие ребята. Будет нужда — умрут беззаветно. А моя забота, чтобы этого «умрут» подольше не случилось.
— А вот гибкость у булатов…
— А она тебе надо? 1:26 — и довольно.
Показатель — из инструкции по военной приёмке конца 19 в. Армейский нож, длиной 13 дюймов, горизонтально зажатый в тисках на высоте 1/2 дюйма над столом, должен, под нажимом, отклонятся до поверхности стола.
Итого.
Твёрдость у булатных клинков, даже в образцах типа «сабли Аносова», меньше чем у лезвия обычного новгородского ножа моей нынешней современности, хуже ГОСТированной стали. Гибкости, что ножу, что палашу — достаточно. А вот рез у булатов хуже. В 2-10 раз.
Существенно. Для навязываемой мною фехтовальной школы.
Фехтование, в смысле: как махать железякой — вечная тема. Реально вечная, как бы не с питекантропов.
Ещё не было ни длинноклинкового, ни вообще железа, а различные типы уже были. Каменным топором — рубили, копьём (палкой с обожжённым концом) — кололи. Главное — не перепутать.
Сходив неудачно на охоту на северного оленя в районе нынешней Варшавы, носители Свидерской культуры уныло выслушивали выговор там-тогдашнего вождя:
— Вы…! М-мать богов!.. Я же говорил: колоть! А эти придурки…! Понаделали себе топоров! Нет, чтобы с нашими, добрыми, исконно-посконными копьями… Идиоты! С топорами! На оленя! Пшли вон! В тундру! Рубить! Ягель!
Примерно так же кричал Наполеон своим кирасирам при Ваграме:
— Колоть! Только колоть!
Шли тысячелетия, каменные топоры и наконечники сменились бронзовыми, потом железными, а извечный вопрос «Колоть или рубить?» так и оставался нерешенным.
Понятно, что мамонта, например, лучше колоть. Ещё лучше — издалека. А потом рубить. Пока он ещё тёпленький.
Опыт реконструкторов показывает, что две равные пешие толпы молодых, физически здоровых и профессионально неподготовленных людей, вооружённых одна — мечами, другая — копьями, дают, при столкновении, результаты, слабо зависящие от вооружения.
Ме-е-едленно.
Оружие не даёт победы.
Одиночный мечник в поединке с одиночным копейщиком, при наличии свободного пространства типа «лесная лужайка», проигрывает всегда.
Тот же мечник, вооружённый длинным мечом или мечом и щитом, проигрывает две трети схваток.
А вот при атаке толпой мечников на толпу копейщиков, мечники всегда выигрывают. Вне зависимости от оснащения копейщиков щитами или рядности их построения.
Полная победа «укола» в первом случае есть следствие большей длины копья по сравнению с мечом. Его полное поражение в последнем — следствие того же.
Атака мечников взламывает строй копейщиков или приводит к охвату флангов. Строй рассыпается, бой переходит на короткие дистанции, длина копья из достоинства превращается в недостаток. «Порубка» побеждает «поколку».
В истории это демонстрировали римляне, громя разные фаланги. Наоборот, едва копейщики получали достаточную выучку в части «держать строй», как македонцы били персов, а викинги останавливали «стеной щитов» франков и саксов.
Ключевой фактор — выучка. Не длина копья, толщина доспехов, габариты щита… Главное — «между ушами». Мотивации и навыки, а не паражопли с самоплавами.
К слову: это то «пространство», куда коллеги-попандопулы лезть боятся. И правильно делают: «сон разума порождает чудовищ». Разум средневекового человека, с нашей точки зрения, это даже не сон, а шизофренический бесконечный кошмар.
Забавно осознание очевидной истины: не столь важно какой удар используешь ты, даже — какое оружие имеешь. Важно — как вооружён и как умеет использовать своё оружие твой соперник.
«Возможность победы заключена в противнике» — древнекитайская военная мудрость.
С какими противниками, как и чем вооружёнными, предстоит биться моим гридням на следующем этапе «озверения и облютения» Ваньки Лысого?
Вот прямо сейчас в «Святой Руси» идут два процесса.
Общеевропейский: смена каролингского меча романским.
Специфический святорусский: вытеснение меча саблей.
Русь/Россия, находясь между Востоком и Западом, воюет «на два фронта».
«Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!»
Держали. Непрерывно заимствуя оружейные решения своих противников. Русские дружины, особенно на Юге, активно используют элементы вооружения степняков. К 15 веку крымские татары переходят на турецкий оружейный комплекс, и русское (московское) воинство вооружается аналогично. Ливонская война, Смутное время, Петровские реформы — Россия всё больше воюет на Западе и перевооружается по европейским образцам.
Весной я стоял на берегу над Окским ледоходом. «Грозное что-то куётся во тьме». Выбирал между абстрактными, скучными понятиями: «интенсивный» и «экстенсивный».
Да кому это интересно?! Вот «Аля-улю! Шашки наголо…!» — эт да!
Шашек не будет. Своими людьми играть «в чапаева» не собираюсь.
Шашка — оружие лёгкое. Против одоспешенного противника негодное. До такой степени, что сейчас (и до 19 в.) шашку основным оружием не считают, вариант «ножика засапожного».
Даже тяжёлые сабли мадьяр в 10 в. не пробивали кольчуги рыцарей Оттона Великого. При том, что мадьярские стрелы дырявили те же кольчуги с тридцати метров.
Выбрав экстенсивный путь, я выбрал и противников моим мальчишкам. Это будут не только слабовооружённые, бездоспешные, пешие толпы племенных ополчений лесовиков. Другие враги с другим оружием, снаряжением, тактикой.
Мои бойцы должны обладать не только храбростью, стойкостью, выносливостью, сметливостью и дисциплинированностью. У них должно быть адекватное оружие. Лучше, чем у врагов. «На пол-шага впереди».
Почему на «пол-шага», а не на «сто шагов» — объяснять?
По простому: воин — тоже человек, у человека в голове — его «личные тараканы». Они же — ценности, мотивации, границы допустимости… Дай гридню ядрёную боньбу. Чем ты его остановишь? В тот момент, когда твои цели перестанут совпадать с его? А это случиться обязательно. Потому что ребятки — «плоть от плоти народной». А моя цель, как и любого разумного попаданца — антинародна. По определению прогрессизма. Она состоит в уничтожении существующего общества. Потому что общество — средневековое.
Я об этом — уже и неоднократно…
Поэтому — «лучше». Но не слишком. В «лучше» — знание своего оружия, его слабых и сильных сторон. Устойчивые навыки избегания слабостей и применения «сильностей». Автоматизм в микротактике, букет накатанных решений в тактике малой группы, подразделения.
Мелочи. Которые нарабатываются кровавым опытом.
Мотострелок на лесной тропинке при внезапном встречном огне кидается на землю вперёд или вбок. Спецназер подгибает коленки и валится назад.
— А что ж так?
— Вбок — долго. Вперёд — можно нарваться. На сучок-пенёк-камушек. Пару раз… накалывались. А на спинку, по уже пройденному — быстро, безопасно. И ствол с разгрузкой сверху. Можно сразу работать ответку.
Оружия и навыков — должно быть. Хотя очень не хочется. Посылать моих ребят в битву. Против конных толп половцев, или лавины «белых булгар», или строя русских дружин. Их же там убивать будут!
Увы, мои желания… имеют ограниченное значение.
Я перечислил четыре разных типа «вероятного противника». Необходим комплекс оружейных средств, обеспечивающий превосходство моих бойцов, как на уровне одиночки, так и на уровне «частей и соединений», во всех случаях.
Комплекс. В котором клинок — один из элементов. Возможный, но не обязательный. Воюют же в 21 веке без сабель. Да и все племена начинают с копий и топоров.
Такое оружие — «мосол» («маслак») — знакомо? Кость бедра лошади, привязанное ремнём к короткой палке. Широко распространено в армии Крымского хана в 16–17 в. Неоднократно отмечалось очевидцами.
Татарская сабля — обязательный образ в фольке. Но обеспечить всех длинными клинками — не могут.
Здесь железа меньше, оно дороже. Доля кыпчаков с «мослами» — выше.
Более важным элементом, чем собственно оружие, является навык его использования.
В Семилетнюю войну кавалерии прусского маршала Зейдлица, тяжёлым рейтарам и кирасирам, не хватало длины клинков, чтобы бить изворотливых казаков.
Опыт воспринят не был, общеевропейская «Великая армия» Наполеона относилась к казакам пренебрежительно. Видя в них то, чем они и являлись — туземная милиция, аналог племенных ополчений белуджей или курдов. Казачьи полки не выдерживали встречного боя, «рыцарского удара», атаки европейской кавалерии. Не годились они и против качественной пехоты:
Денис Давыдов о Старой Гвардии:
«Сколько ни покушались мы оторвать хоть одного рядового от этих сомкнутых колонн, они, как гранитные, оставались невредимы, отгоняя нас ружейными выстрелами и издеваясь над нашим вокруг них бесполезным наездничеством. Гвардия с Наполеоном прошла посреди казаков наших, как 100-пушечный корабль между рыбачьими лодками».
Не смогли.
И не сильно хотели: у них другие приёмы.
Командир французского 23-го конно-егерского полка в 1812 году, Жан-Батист де Марбо:
«Тогда неприятель ввел в сражение массу казаков. Они нагло кололи пиками французских офицеров, двигавшихся впереди своих эскадронов».
Пиками, не клинками.
«Первый ряд австрийских драгун как будто взлетел, приподнимаемый над сёдлами казачьими пиками» — 1914 г.
А всего-то — пика, палка с наконечником с одной стороны и ременной петлёй — с другой.
Важен противник. Его оружие, защита, манера боя. Подстроиться под это. Создать свою триаду: оружие, защита, выучка. Эта триада — один из элементов, дающих путь к состоянию «мы победили!». Частями этого элемента (деталь детали) являются тип клинка и тип наносимого им удара. Корреляция между ними есть, а детерминированности нет.
Посмотрим: что тут, в реальности 12 века, произрастает по теме?
Каролингский меч. Удар — рубящий. Остриё полукруглое, часто не затачивается. Понятно, что такой железкой можно и ткнуть. Физиономию, например, противнику попортить. Но основное применение — рубка.
При ударе кулак плотно сжат на рукояти. Кисть — прямое продолжение предплечья. Между клинком и предплечьем — прямой угол. «Меч торчит из кулака». Между лезвием и поверхностью цели — угол ноль. Лезвие «ложится» на противника всей длиной или дальней частью (у кончика скорость больше).
Соответствующая конструкция рукояти. Места — только под четыре пальца. Внутренние стороны перекладины и навершия — плоские, параллельные, зажимают кулак.
Романский меч. «Иголка». Значительно уже каролингского — использование сплошной стали убирает железный дол. Чётко колющее остриё. Ориентация на укол заставляет менять рукоять: навершие должно давать свободу наклона кулака/кисти. Прямая грань навершия заменяется на скошенную, «бразильский орех».
В уколе (в завершении выпада) между клинком, предплечьем, плечом — угол ноль. «Тройной прямой» — между клинком и поверхностью цели, между телом и рукой, между стопами — основа испанской школы фехтования («дестреза»). Прямая линия, направленная в лицо противнику. Вершина мастерства — «испанский поцелуй»: противнику рассекают кончик носа или губы.
Романский меч делает возможным укол. Но основное назначение по-прежнему рубка. Рукоять удлиняется, позволяя «отпущенный удар»: в начатом уже рубящем движении, рукоять проскальзывает в ладони, увеличивая длину клинка, ускоряя падающий на цель кончик меча. Меч и рука, как и при уколе, разворачиваются в прямую. Чего с «каролингом» не сделать — плоское навершие мешает.
Удар прежний, рубящий. Но механика, положение элементов, навыки бойца — иные.
У «каролинга», как у топора — центр тяжести смещён к острию. У «романца» — к рукояти. Это облегчает фехтование. Идеально держать центр тяжести в кулаке. Появляется манера укладывать указательный палец на перекрестье — ладонь ближе к центру тяжести. И кольцо на перекрестии для защиты этого пальца.
В начале 15 в. итальянцы формулируют: «убивать уколом острия, а не ударом лезвия». В трактатах Альфиери (17 в.) практически отсутствуют рубящие и режущие удары.
Можно без конца сравнивать испанскую, итальянскую, французскую, венецианскую, генуэзскую, неаполитанскую, сицилийскую… фехтовальные школы. Общая европейская закономерность выглядит так.
Всё «высокое» и «позднее» средневековье «романцы» вытесняют «каролингов». Периодически отступая перед разными цвайхандерами, клейморами и фламбергами. Трансформируясь в шпаги («костюмный меч» — облегчённый, прогулочный вариант). Торжество «романцев» и их потомков к XVIII в. становится всеобщим. И… заканчивается.
К концу XVIII века сабля вытесняет прямоклинковые шпаги и палаши. Образец — венгерские сабли с довольно сильно изогнутым клинком, больше приспособленным для удара, чем для укола. Образовались два «фехтовальных» лагеря: сторонников удара (Австрия, Британия, Пруссия) и сторонников укола (Франция).
Эффективность проверили наполеоновские войны.
Ш.Паркин, конный егерь французской Императорской гвардии в начале XIX века об англичанах (сабли французов и англичан похожи):
«…мы всегда кололи острием наших сабель, тогда как они всегда рубили своими клинками шириной в 3 дюйма. Поэтому из их каждых 20 ударов девятнадцать проходили мимо. Однако, если лезвие находило цель хотя бы один раз, то это был ужасный удар. Было непривычно видеть руку, чисто отрубленную от тела».
Сходные по геометрии клинки. Используют совершенно по-разному.
В битве при Ватерлоо сабля разрубила шлем кирасира вместе с головой его владельца «так чисто, как будто рубилась дыня». Эффект, произведённый ударом на осматривающих результат, усилился от того, что его нанёс умирающий драгун, который был заколот за секунду до этого хозяином шлема.
Кирасир — колет, драгун, уже заколотый — рубит, оба — мертвы.
Какой удар лучше?
«… русские кирасиры молча, и потому особенно страшно, рубили наотмашь пехоту противника».
«Молчать» кирасир обязан — в строю, как в церкви, не балаболят. В бою — особенно: не услышит команды командира. Пехота может подбадривать себя криком «ура!» в момент броска в атаке. Когда строй уже потерян, а бой ещё не начался. В самой драке орут только гражданские мужички, не строевые.
Ещё: «рубить» и «наотмашь» — кирасир не может.
Палаш французского кирасира: «эффективный удар практически невозможен — два дола, дающие мощное ребро по середине клинка, давали еще и крутые спуски, угол сведения которых был слишком велик для рубки».
Петербургский ополченец Рафаил Зотов о бое под Полоцком 6 октября 1812 г. (столкнулся с французскими кирасирами):
«С первых двух ударов палашами по голове я, однако, не упал, а невинной своей шпагой оборонялся, и помню, что одного ранил по ляжке, а другого ткнул острием в бок; не знаю, кто из них наградил меня за это пистолетным выстрелом, потом другим, но один вскользь попал мне в шею, а другой — в ногу. Тут я упал, и тогда-то удары и ругательства посыпались на меня как дождь. На мне был сюртук, мундир и фуфайка, а сверх всего еще ранец. Все это было изрублено как в шинкованную капусту, и изо всех ударов только два еще по голове были сильны, один в руку самый незначащий, и один с лошади ткнул меня в спину острием палаша. Все прочие удары даже не пробили моей одежды».
Кирасиры, толпой, «страшно, наотмашь» рубят одинокого пехотинца… «удары даже не пробили моей одежды».
Кавалерийские стычки на длинноклинковом оружии показали большую эффективность укола.
Польский улан Д. Хлаповский (1809 г.):
«полк [французских] кирасир после атаки завязал рукопашную схватку с венгерскими гусарами. Я был удивлен, увидев, когда венгры отступили, что их мертвых тел лежало гораздо больше, чем французских. Основной причиной было то, что венгры рубили саблями, а французы кололи».
Укол, при прочих равных условиях, всегда короче, чем удар. Чтобы нанести смертельное поражение точным уколом, достаточно углубиться в тело на 18 см, рубящий удар требует гораздо больших усилий.
Французский полковник-легкокавалерист де Брак:
«смертельные удары — это уколы, другие же только ранят. Колите, колите, как можно больше! Всякий уколотый вами будет сброшен на землю; те же, которые избегнут ваших ударов, будут все-таки устрашены ими, и кроме того, они дают вам то преимущество, что сами вы никогда не открываетесь и всегда готовы к отбиву».
Сравнение укола и удара дискутировали весь XIX век. Сторонники удара приводили массу аргументов, начиная от опасности остаться без оружия или травмировать руку при слишком глубоком уколе (случалось), кончая психологической предрасположенностью человека к удару. Дискуссия мало повлияла на практику: все кавалерии Европы к второй половине XIX века отказались от сильно изогнутых клинков в пользу слабоизогнутых. К уколу приспосабливают рукоять: черен приобретал анатомические качества, на спинке клинка появилась площадка под вытянутый для более эффективного укола большой палец. К концу XIX века большинство образцов длинноклинкового оружия снова превратилось в кавалерийские шпаги с сугубо факультативной возможностью рубящего удара.
Россия не оставалась в стороне.
«Общий опыт тактики» (1807 г.):
«…все опытные кавалеристы советуют более колоть, нежели рубить; ибо первый способ сражаться несравненно опаснее, и для храбрых и искусных выгоднее, потому что могут выбирать место, куда ударить».
«Правила обучения кавалерии фехтованию» (1861 г.):
«…укол имеет неоспоримое преимущество пред ударом, и верный удар причиняет часто рану незначительную, укол же, хорошо направленный, почти всегда смертелен; притом укол отбить, в особенности на коне, довольно трудно, и при нанесении укола гораздо легче закрыться нежели при нанесении удара. Поэтому уколу следует всегда отдавать преимущество пред ударом и употреблять его при первой на то возможности».
Развитие по спирали: от укола к удару и обратно. Правда, спираль «двойная»: пока одни от «порубки» переходят к «поколке», другие двигаются в обратном направлении.
Французы, потерпев поражение в наполеоновских войнах, оценили саблю. Поскольку сами они в гибели империи виноваты быть не могут, то нужно менять кровати… э-э-э… виноват — клинки.
Они заменяют саблей палаш, а русские военные любят все французское. В 1817 году на вооружение российских драгун принята сабля легкокавалерийского образца с сильно изогнутым клинком.
И снова обратно.
Генерал от кавалерии Н.Ф.Плаутин, в 1856 году стал не только командиром Отдельного гвардейского корпуса, но и председателем комиссии для улучшений по военной части: «укол есть основание всякого фехтования»…, «сабля должна совершенно уступить место палашу». Его обоснование преимуществ прямого клинка перед изогнутым тем более ценно, что генерал большую часть своей карьеры (воевал во всех российских кампаниях, начиная с 1812 года) был в гусарах, вооружённых как раз саблей, и имел опыт боевых действий против европейской и турецкой кавалерий.
«Рубка и фехтование» (1904 год):
«самый существенный и наиболее легкий прием для поражения противника есть укол».
Где здесь место излюбленному многими «лихому сабельному удару»? Рубке «славной дедовской казачьей шашкой»?
Рубить? — Бурьян за сортиром. В бою — колоть.
Основное оружие казака — пика. На аршин длиннее уланской. Польские уланы из армии Наполеона отмечают, что при переходе на средние дистанции длина казачьей пики становится недостатком. Ею колют издалека. Особенно в спину. По словам Суворова, казакам надлежит колоть врага пикой, «…более всего в крестец». С пиками (укороченными) идут казаки на штурм Измаила.
Для казачьей шашки придумывают три уставных укола.
Исходное положение: правый кулак с рукоятью у правого погона. Клинок направлен вперёд, лезвием вверх. Уколы: влево, влево в пол-оборота, вправо в пол-оборота.
Перечень совершенно умножается в кругу любителей казачьей старины:
«Уколы можно наносить: прямо, направо, в пол-оборота направо, в пол-оборота вверх и вниз направо, налево, в пол-оборота налево, в пол-оборота вверх и вниз налево».
Это — для оружия, у которого нет упора (перекрестия, гарды).
По счастью, «любители» не состоят в действительной службе и взыскание за нарушение строевых «Наставлений» им не грозит.
Забавно: «романский» меч, позволяющий колоть, появляется в первой половине 11 в. Но его продолжают применять преимущественно для рубки. Только в 15 в. итальянцы формулируют: «смерть — на острие клинка». Хотя уже столетием раньше в Европе распространяются кончары и эстоки — колющее оружие, «запасная пика».
Причина перехода от удара к уколу в европейском средневековье очевидна: усиление доспеха, который невозможно прорубить, оставляет лишь небольшие участки, где ещё можно эффективно уколоть.
Вершина защитного доспеха — максимилиановский, первая треть 16 в. Потом народ на поле боя начинает раздеваться. В 18–19 в. большинство воинов не имеют существенного бронирования. Но их продолжают учить колоть.
Как выглядит правильный удар (не укол) шашкой? — Поручик Мамонтов, Гражданская войны:
«Рядом со мной разговаривала группа казачьих офицеров. Молодой удивлялся: „Почему среди убитых нет обезглавленных? Можно ли одним ударом отсечь голову? Видишь иногда прекрасные удары: череп рассечен наискось, а вот отрубленных голов я не видел“. Старший офицер объяснил: „Чтобы отрубить голову, вовсе не надо слишком сильного удара. Это вопрос положения, а не силы. Нужно находиться на том же уровне и рубить горизонтальным ударом. Если конный противник нагнется, а он всегда нагибается, то горизонтальный удар невозможен. Пехоту же мы рубим сверху вниз… Эх, жаль, если бы подвернулся случай, я бы показал, как рубят голову“. В одном из предыдущих боев мы захватили комиссара. Комиссара любезно попросили слезть и подойти к разговаривавшим офицерам. „Вот случай, который сам собой напрашивается“, сказал пожилой. С комиссаром были вежливы, предложили папиросу, стали разговаривать. Я все еще не верил в исполнение замысла. Но пожилой зашел за спину комиссара и сухим горизонтальным ударом отсек ему голову, которая покатилась на траву. Тело стояло долю секунды, потом рухнуло».
Сила достигается за счёт скорости, которая получена размахом. К концу XIX века в русской армии техника выполнения удара меняется. От рекомендаций наносить удар запястьем и локтем при неподвижной руке с небольшим размахом (чтобы не открываться для удара противника) отказываются в пользу удара с замахом, при котором кулак с саблей относился к левому плечу. В польской кавалерии в 20-е годы XX века удар назывался «от уха».
Л. Саянский (1914 г.): венгерский гусар «разбил у казака дульную накладку на винтовке и на ноготь вогнал свой длинный и тяжелый палаш в сталь дула винтовки».
Удар «от уха» чётко открывает бойца перед противником. Но это не существенно. Судя по решениям генералов Российской империи и Rzeczpospolita Polska, II Rzeczpospolita.
Причина: мобилизационные, «народные» армии. Дешёвые, плохо обученные бойцы. «Воин на один удар» — пусть хоть этот единственный удар будет сильным.
Ещё вариации ударов:
«Режущий». Запястье и локоть жёстко фиксированы, выполняется всем телом. Характерен для восточной сабли. Усиливается тем, что клинок проникает в рану под острым углом, двигаясь по окружности, и изгибом клинка.
«Рубящий». Выполняется от плеча и предплечья. Характерен для европейцев, эффективен против против твёрдых веществ: металла, дерева и т. п.
«Хлещущий». Выполняется саблей при неподвижной руке и локте только запястьем. Рассекает мягкие ткани. Рекомендовался в конце XVIII века как наиболее оптимально сочетающий атаку и защиту.
Удар «с потягом», «оттягом» или «проносом» клинка. Изобретён в Европе, дополнение «рубящего» удара, компенсирует недостаток проникающей способности, связанной с прямолинейным движением прямого или слабоизогнутого клинка в ране.
А.К.Греков:
«чем кривее клинок, тем естественнее получается удар режущий, ибо часть его лезвия приходится под более острым углом к цели; наоборот, чем он прямее, тем лезвие его будет приходиться к цели под углом, более близким к прямому и тем необходимее искусство со стороны рубящего для сообщения удару таким клинком режущего свойства».
«Рубка и прикладное фехтование в коннице. Техника и методика» (1927 г.). Уже для Красной Армии:
«Для того, чтобы удар был „действительным“, т. е. смертельным, необходимо, чтобы он был: 1) правильным, 2) метким, 3) сильным и 4) режущим…
Для правильности удара клинок следует направлять…, чтобы он все время двигался в одной и той же плоскости, проходящей через точку цели, локоть и кисть вооруженной руки („плоскость удара“). Так направленный удар даст совершенно прямую, ровную поверхность отреза без выемов, выпуклостей, задирин или загибов.
Малейшее нарушение этого совмещения даст… поворот клинку, а то и опрокидывание его с потерею скорости. Опрокидывание будет тем больше, чем сильнее занесен удар, и может дойти до удара плашмя, оставляя после себя лишь синяк.
Чем больше размах и быстрее движение оружия, тем сильнее удар.
Меткий удар тот, который точно попадает в желаемые точки цели…
Режущим удар будет тогда, когда лезвие клинка направлено к точке цели под острым углом. Режущее действие уменьшается с возрастанием этого угла (приближением к прямому) и увеличивается, когда угол уменьшается.
Наибольшее проникновение оружия в тело достигается при взаимном сочетании силы и режущего действия».
Основная ошибка при сабельном ударе — заваливание. Как только удаётся научить новобранца «держать плоскость удара», так «режущий удар» получается быстро.
«Но город
проснулся,
в плакаты кадрованный,-
это
партия звала:
„Пролетарий, на коня!“
И красные
скачут
на юг
эскадроны -
Мамонтова
нагонять».
Кавалеристов из горожан-пролетариев делали за пару месяцев.
Будёный отмечал, что пополнение лихо рубило лозу и махало шашками в атаке. Но, подъехав к врагу, совало клинок под мышку, как папку канцелярскую. А убивало из винтовки.
К качеству удара сиё отношения не имеет: общая психология новобранцев массовых армий 20 века, неготовность убивать. Американцы, разбирая своё поражение в Арденах, обнаружили, что только 10–15 % бойцов пытались вести огонь по противнику «на поражение». Остальные либо вообще не стреляли, либо стреляли просто «в ту строну».
Американцы обосновывали такое инстинктивным миролюбием, христианством. В РККА — трусостью.
В «Правилах обучения фехтованию кавалерии»(1861 г.):
«…слово „удар“ дурно выражает действие, которое должно производить палашом. Ударяют топором, палашом режут; он при ударе проносится».
Удар лезвием клинка мог быть выполнен прямо или по касательной. В первом случае удар выполнялся от плеча и предплечья и получался скорее рубящим, во втором случае удар выполнялся с жестко зафиксированным запястьем и локтем с помощью всего тела и получался скорее режущим.
Крутите задницами, господа кавалеристы! Тогда в бою, вынужденно зафиксировав седалище в седле, вы сможете эффективно повернуть корпус. И нанести «всем телом» правильный режущий удар.
Очередной парадокс: все дружно кричат «Колоть! Колоть!». Прямой клинок! Палаш! Только укол! 18 см. — смерть противника!
И тут же: «палашом — режут».
Распространённая в 21 веке уверенность, что режут только сильно искривлёнными клинками — ошибочна. Горцы на Кавказе в начале 19 в. наносили казакам тяжёлые резаные раны прямыми кинжалами. Исполнение реза — вопрос выучки бойца, а не геометрии клинка.
«Ура — и смолкло. — Вон кинжалы,
В приклады! — и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко
Как звери, молча, с грудью грудь…»
«Пошла резня», «резались жестоко»… Ничего изогнутого.
«Наибольшая глубина раны будет при одновременном воздействии силы и режущего свойства, так как первая толкает клинок вперед, последнее же открывает ему путь. Чем кривее клинок, тем естественнее получается удар режущий, ибо часть его лезвия приходится под более острым углом к цели; наоборот, чем он прямее, тем лезвие его будет приходиться к цели под углом, более близким к прямому и, следовательно, тем необходимее искусство со стороны рубящего для сообщения удару таким клинком режущего свойства».
«Естественный» рез обеспечивался сильным изгибом восточных клинков.
Клинки с сильным и даже средним изгибом в России распространения не получили, поэтому обеспечивают режущий эффект специальным приемом: лучезапястный сустав руки с оружием должен оставаться продолжением предплечья так, чтобы направление руки от локтя до кисти «составляло с направлением оружия (в одной и той же плоскости) тупой, приближающийся к прямому, угол, вследствие чего при круговом движении выпрямленной на ударе руки клинок придётся к точке цели под углом меньше прямого, механически произведя режущее движение».
«Специальный приём». Не естественный.
Ни укол, ни режущий удар, ни выстрел «на поражение» — естественным не являются. Посмотрите на ссору маленьких детей или обезьян — какие действия они совершают? Понятно, что «естественные», но конкретно? — Рычание, плевание. Царапанье, кусание, толкание. Махание кулаками и палками. Бросание камней и экскрементов…
«Естественно» пусть мужички «от сохи» машутся. У меня — специально обученные гридни. Не «народная», не «мобилизационная» — профессиональная армия.
Ещё мелочь. Такой «специальный» удар может исполняться «от плеча» — рукой. «От седла» — поворотом корпуса. Или, в пешем бою, всем телом — «от пяток».
Сокрушительный, многофазный удар полуторником, который когда-то демонстрировал мне в Пердуновке «Чёрный гридень» Яков, был рубящим. Однако, если бы рукоять была бы вынесена чуть вперёд клинка, то угол между лезвием и целью перестал бы быть прямым, а удар стал режущим. Сочетание силы, скорости, угла сделало бы удар совершенно разрушительным.
Впрочем, оно и так… Оставило неизгладимое впечатление.
Не следует тянуть оружие на себя: действие «не достигнет желаемого результата в смысле увеличения глубины раны, а способствует лишь освобождению оружия, ибо оттянутое таким образом оно двигается в той глубине, в которую проникло от инерции; дальнейшее же его поступательное движение (углубление), которое могло бы в тоже время и резать, прекращено за прекращением действии силы, толкающей его вперед и изменением направления движения под прямым углом (к себе)».
«Удар с потягом», «удар с оттяжкой» — ошибка? — Как же так? Ведь реконструкторы и просто романтики из около-казачьего круга только об этом и говорят! — А что нужно? «Удар с проносом»?
Оренбургский казак (1874 г.):
«…самый устав наш требует действовать шашкой так, чтобы ею не бить, а резать. Мысль эта совершенно верна, и в ней одной заключается весь секрет тех страшных сабельных ударов, какие наносили турецкие спаги, горцы и наши кавказские казаки. Один из поляков… в восстании 1863 года: „…линейный казак никогда не замахивается шашкой со всего плеча и не рубит так, как наши солдаты; он только режет ею, и, при вытянутой руке, одно движение кисти, вооруженной громадной бритвой, снимает с человека голову начисто“.»
В трактате «Противостояние турецкой сабле (alfanje)» (начало XVII в.): турки не используют уколов, поскольку их сабля недостаточно длинна и слишком изогнута, и всегда выполняют один приём — рубящий удар сверху с высоко поднятой руки, образующей с саблей тупой угол.
У моих бойцов прямые (по обуху) и слабоизогнутые (по лезвию) палаши с копьевидным остриём. Отсутствие чрезмерного усиления клинка (в духе французских кирасир), позволяет эффективно рубить. Жёсткость клинка (после отказа от булата) — делать эффективный укол. Закалка острия — пробивать защиту противника.
Вышеприведённые дискуссии касаются боя с бездоспешным противником. Человека в гимнастёрке нормально рубить шашкой. Человека в кольчуге или в ламилляре — бесполезно. Уже и кавказская бурка, сделанная из валяной шерсти, оказывается существенной защитой не только от короткой и лёгкой шашки, но и от более мощной сабли.
Бронных — колоть, «голых» — рубить и колоть. Завершая любое действие резом. Не «оттягивая», но «пронося». «Палашом — режут».
Здешний опыт навёл меня на размышления по этой части.
После попадания клинка в цель, если только он не проходит насквозь, оставляя «совершенно прямую, ровную поверхность отреза», его надо освободить. Как?
Почему пчела, укусив человека, умирает, а оса нет? — Пчела приспособилась защищаться от других насекомых. С твёрдым хитиновым покровом. Сделала дырочку, впрыснула яду, жало можно свободно вытащить. А если жертва мягкая, вроде хомнутого сапиенсом, надумавшего медком полакомиться?
Оса — хищник, скармливает своим личинкам полупережёванных гусениц. Мягкая шкурка добычи после прокола сжимается, необходимы соответствующие мышцы, чтобы выдернуть жало. Кто «выдёргивательных» мышц не имел — потомства не оставил.
Хочу, чтобы мои парни были «осами», а не «пчёлами».
Удар.
Например, топором по бревну. Если брёвнышко не развалилось — как освободить инструмент? Никто не пытается отработать возврат в исходное положение по той же траектории. В стиле крокодила: «возвращение по своей тропе».
Два основных приёма:
— хлопок вниз по концу топорища, выворачивание застрявшего топора в вертикальной плоскости;
— рывок топорища вбок, расщепление бревна, выворачивание топора в горизонтальной плоскости.
Второе наблюдал у туземцев в бою. При попадании топора в голову, после этого приёма, у жертвы разваливается череп.
Если исполнить нечто подобное длинным клинком, застрявшем в теле противника… Тройной эффект.
Смещение клинка из первоначального положения превращает его в рычаг, который опирается только в двух точках раздвигаемой им раны. Сопротивление движению происходит не по всей длине, а только в этих двух точках. Сопротивление резанью также заметно меньше — можно углублять. Принудительное раскрытие раны оказывает существенное болевое воздействие.
Цель удара — не ровность отреза, а максимальное разрушение тела противника. Хоть зубчиками, хоть зигзагом.
Сходно при уколе.
Не — «втыкнул-вытыкнул», а — втыкнул и провернул.
«Но в тело я успел воткнуть
И там два раза провернуть
Своё оружие».
«Два» — не надо. Достаточно одного. Как делали русские солдаты в Севастопольскую страду, давая 95 % смертности среди французов и англичан, раненных таким штыковым ударом в брюшную полость. Я про это уже…
Нечто подобное я проделал здесь с князем Володшей в Янине. В смысле: изменение направления движения клинка после укола и проникновения в тело жертвы. Понятно, что палаш — не штык и не мой короткий «огрызок». И по конструкции, и по положению в пространстве. Однако круговое движение в кишках противника, «проворот в тазу», как делал русский штык, возможно.
Итак.
Рубануть. И сместить рукоять в сторону, одновременно нажимая на клинок, продолжая его движение, «пронося», увеличивая разрез.
Понятно, что это завершение «неудачного проноса». Если при «движении по окружности», клинок вошёл в тело противника и вышел, оставив «ровную поверхность отреза», то он уже свободен. Возвращаться и фестончики вырезать — не надо.
Уколоть. И крутнуть рукоять, не вынимая оружия, продолжая давление внутри повернувшимся лезвием в сторону, увеличивая разрушения внутренних органов.
Обширность ранений даст более высокий уровень болевого шока. В смысле: ответка реже случится. Существенно уменьшит число «маклаудеров». Вроде того британского драгуна при Ватерлоо. Его же уже закололи! А он всё продолжает убивать.
В Великой Отечественной советская медицина вернула в строй 72.3 % раненых и 90 % больных.
Не надо нашим врагам этого. Давайте по-честному. В тебя попало? — Умри.
Про врагов я подумал. А про своих? — Дополнительное движение («проворот», «пронос») увеличивает время пребывания моего бойца в зоне поражения противником.
Удлинение нахождения в опасной зоне требует усиления защиты.
«В 1811 году была предпринята попытка ввести единый для всех полков образец каски, однако, требование унифицирования трансформировалось в попытку удешевления. Новая модель оказалась крайне нелюбимой солдатами прежде всего из-за ее отвратительного качества: плохой стали, меди и конского волоса…».
Вот такую каску, вместе с головой кирасира в ней, «чисто, как тыкву» разрубил британец при Ватерлоо.
Так — не надо.
Мы сохранили характерную «колокольную» форму русского шлема. Топором, саблей и каролингом всё равно рубят преимущественно сверху. «Колокольчик», гребень на кирасирских наполеоновских или штырь на германских рейхсхееровских касках, весьма полезен.
А вот дальше…
Забавная страна. Или нас так забавно учили? За что не возьмись — «этого не может быть!».
Вы будете смеяться, но на «Святой Руси» нет шапки-ушанки. Нет символа России! Весь мир в 21 веке знает, что русский — нажравшийся водки пьяный мужик с балалайкой в валенках и ушанке. А здесь ничего нет! Из наших исконно-посконных символов. Ушанка, валенки, балалайка, водка… Ничего! Одни мужики.
«Святая Русь» — очень «нерусское» место?
Для ушанки даже прототипов нет. Малахай и треух — ещё не вышли из Средней Азии. Не родился ещё Нансен, шапка которого стала образцом для шапки другого, тоже ещё не родившегося деятеля — Колчака. «Колчаковка» — в основе советско-русско-коммунистического символа.
Здешние мужчины носят на голове «клобуки». Слово тюркское, означает «колпак». Несколькими столетиями позже станет основным названием. Пока русские свои шапки так не называют. Скороговорки:
«Сшит колпак, вязан колпак,
Да не по-колпаковски.
Надо колпак переколпаковать,
Да перевыколпаковать».
ещё нет. Не про чего скороговаривать.
«Камилавка». Бывает войлочная, похожая на полусферические шапки сванов. Распространена еврейская ермолка («мурмолка»). Есть «пирожок» — для модников. Варианты, похожие на папахи, с суженным донцем, типа Брежневского «гоголя». Высоченных «горластых» боярских шапок нет. Есть круглые меховые и суконные, с меховым околышем, шапки с плоским, полукруглым или вытянутым назад верхом…
Основной мужской головной убор — войлочная шляпа. «Котелок». «У него котелок варит» — отсюда?
Как классно смотрелось обритая наголо Софья в таком «гречушнике»! Я про это уже…
Нет шапок с козырьками. Вот почему у Васнецова Илья Муромец из-под руки ворогов выглядывают. Фуражки на российском рынке появляются массово только во второй половине 19 в., о чём страдают купцы-шляпкоделы у Мельникова-Печерского.
Бескозырок нет. Поскольку нет ещё и «козырок».
Кепок, блин, нету! Нашу пролетарско-воровскую бабайку — днём с огнём…
Нет и «ушей». А зачем? — Все ж в бородах — щёки не мёрзнут. А на уши натягивай шапку поглубже — и они целыми будут.
Удивительно: большая часть Западной Европы носит шапки с наушниками и назатыльниками. У всякого бюргера в Высоком Средневековье уши плотно закрыты. Чтобы «лапшу не вешали»? Сходно и у женщин. Во время соревнования по квиддичу Минерва Макгонагалл носит чепчик с наушниками и завязками. Парадный форменный раритет? Хотя остроконечная шляпа ей куда более к лицу.
А у нас, где, казалось бы, холода сильнее — отсутствует. Почему? Поморозили мозги, нечем было додуматься?
Археологи фиксируют в черепах словен в древнем Новгороде «маркер неспецифического стресса». При переохлаждении черепа происходит расширение кровеносных сосудов, которое, будучи регулярно повторяемым, оставляет на изнанке костей характерную струйную неровность («синдром апельсиновой корки»). Предки мёрзли мозгами. Причём, только мужчины. Женщины носили платки, закрывавшее лицо по глаза, и «апельсиновой коркой» не страдали. По крайней мере, на изнанке лобовой кости. Насчёт целлюлита… археологи помалкивают.
Мысль о том, что высмеиваемые европейцами ушанки есть только у них — раздражает. Целый континент, а «врёт как сивый мерин».
Итого: ушей, наушников, козырьков, назатыльников и налобников на «Святой Руси» нет.
Исключение: в воинских шлемах есть внутренний налобник — «барсучья прилбица», но это про другое.
Понятно, что я со своими периодически прорывающимися кепками, бейсболками, сомбрерами, банданами, башлыками и треуголками… для местных выгляжу аналогом Кэрроловского Безумного Шляпника.
«Алису в стране чудес» в этой стране пока не читали. Поскольку в той стране ещё не написали. Да и внешность у меня чуть другая.
Чисто для знатоков: характер и внешность Безумного Шляпника — визуальное воплощение болезни «меркуриализм». Результат отравления ртутными парами. Фиксировалось в 19 в. у работников, производящих шляпы. Нитрат ртути применялся для размягчения шерсти при изготовлении фетра. Галлюцинации, чрезмерная эмоциональность, проблемы со зрением и слухом. Отсюда поговорка «as mad as a hatter» — «безумен, как шляпник».
Некоторые высказывания Шляпника, явно безумные по понятиям туземцев, я воспроизвожу. Типа:
— Чем меньше знаешь, тем легче тобою управлять.
Возражают:
— Во многих знаниях — многие печали.
— Э, ребята, вы логику-то не путайте. «Быть управляемым» и «быть в печали» — две большие разницы. Вспомните: «блаженны безмозглые»… виноват — «нищие духом…».
Моя манера периодически вставлять неизвестные здесь слова, временами приближается к сентенциям Шляпника. Типа:
— Ты думал лишь о собственной утробе, труснявый гадлый сверхноблохнущий брюхослизлый злыдный обжорст подлымурк пахлорыбный?
Подойдёшь так спокойно к аборигену, спросишь эдакое вежливо… И всё. Больше говорить уже не надо. Чел всё понял и побежал. Дело делать. Иногда я даже не знаю какое. Но — полезное. В «подлымурки пахлорыбные» — никто не хочет.
В Пердуновке все мужики были в шапках. Мы их стирали-промывали, выбивали-выколачивали, но шапки у народа оставались. Я рвался это дело улучшить. Спрогресснуть и на головах. Не только ж «в»! Даже какие-то тестовые образцы сделал. Но народ восторга не проявил, а мне не до того стало.
На Стрелке — сходно. Покойников хоронят без головных уборов. Остающиеся шапки постирали, подштопали, выдали следующему. Вместе с прочим обмундированием.
Потребность росла, в какой-то момент мы даже начали закупать шапки у мастеров в Рязанских городах. Потом мне это надоело. Дорого, долго, мало, качество слабенькое. Тут я кожевенников нагнул. Одновременно пришлось разбираться с меховщиками.
Как меховые шкуры снимают и выделывают — я про это, хоть и чуть-чуть, а уже…
Мех идёт, преимущественно, на шапки и воротники. Бывают, конечно, шубы меховые, «тулупчик заячий», но у нас — редко.
Такого «тотального сноса» как кожемякам, я скорнякам не устраивал, но самые упёртые отправились дерева валять. «Из-за утраты доверия на поприще обшляпливания населения». Остальные стали производительнее и отзывчивее.
Вот на фоне временного всеобщего заглядывания в рот начальству, я и выкатил мастерам прототип ушанки. Очень скромненький, сов. армейский.
Вопли эмоциональных:
— Не! Не бывало такого! Не гоже! Не надь! Хрень! Воевода сбрендил!
Быстро затихли под шёпот предусмотрительных:
— За кожемяками следом хочешь?
Профессиональное сообщество покорно выслушивало начальственный бред. А я распелся соловьём. Вариации мех-кожа, подкладки, суконный вариант, типовые размеры… Завязывать сверху, снизу, сзади, спереди… Что непонятно? Никогда в детстве завязки ушанки не жевали?
— Короче. Мне нужна мастерская. Которая будет делать по десять тысяч вот таких шапок в год. Кто возьмётся?
— А кто «не»?
— Поедет в селения. Лес валять, пни корчевать, землю пахать. Ну и, в свободное время, коли захочет, шапки на заказ людям строить.
— А ежели возьмётся и… ну… «не»?
— Шапка для головы. Ежели шапка худа, то и голова такова. А худой голове… сам понимаешь.
После беседы каждый остался на своей «кочке зрения». Но моя кочка… ближе к солнцу.
Пример кожемяк показал, что нагнуть меня «солидарным мастерством» не удастся. Вместо прямого конфликта с властями в моём лице, «шляпники» взялись играть в старинную русскую народную игру «Я — не я. И корова — не моя».
Типа: мы всё делали как шеф велел, а получается опять хрень. А с чего, почему — даже и не догадываемся. Извините.
«И говорят в глаза: никто не против, все за!».
Факеншит! Дети малые! Хоть и с бородами. Я сам такой! У меня опыта, и такого тоже, на восемь веков больше! С кем вы спориться собралися?
Стандартизировал продукцию, пошаговая разбивка тех. процесса, входная отбраковка сырья, контроль оснастки и реактивов, ОТК… Добавил учеников — объясни ему. Чтобы он мог вместо тебя по тобой продиктованному делать. И поставил начальником Хоца.
Я про этого персонажа уже…
Хоц что в шапках, что в шкурках… никак. Он — менеджер. Эксперт в специфическом ремесле: как убедить мастеров придумать и реализовать хороший тех. процесс. А продукт, при пристойной технологии, плохим быть не может. Собственно говоря, технология не про то, как сделать «хорошо», а про то, как не сделать «плохо». А так-то… «допуски и посадки», «допустимый разброс параметров», «в широком коридоре приемлемых условий»…
У него тупо:
— Вот эталон. У тебя не так. Получи в морду и переделай.
— Да я…!
— Свободен. Арыки в лесу ждут своих арыко-копов.
Половина мастеров сама разбежалась, треть мы… погулять отправили. Из тридцати мастеров остались те, кто оказался способен воспринять. И поточное производство, и изменение технологий, и новые фасоны.
Схема стандартная: специализация, оснастка, организация… скачок производительности в сорок раз. Два десятка работников дают шестнадцать тысяч мужских головных уборов. В летнем и зимнем вариантах.
Всё старьё заменяем, все новосёлы в фирмовом гол. уборе.
Чуть психологии: мужские шапки здесь такой же элемент самоидентификации, как, к примеру, височные кольца у славянок или узор вышивки по подолу у эрзя. Сменил шапку — всё, ты уже не муромский или голядский, ты — всеволжский, «стрелочник». Такая же реакция у соседей.
— Не, ты не наш, у тя шапка… быдто хан заморский…
«Заморских ханов» на «Святой Руси» не бывает, но смысл понятен.
Ещё: оттенок из-за моего около-коммунизменного общественного устройства.
Я — даю. Например: шапки. Если всем одинаковые, то они и ощущают себя равными. Если шапки разные, то они как-то различают, иногда непонятным мне способом, какая лучше, какая хуже. Речь не о сути — об их оценке:
— Не воевода, енту ты сам носи, а мне дай вона ту.
— Так она ж дырявая!
— И шо? У ей куньи лапки на опушке. А дыра… Подверну, заштопаю… не беда.
Мне такое понимание ценности… Шапка — целая, удобная, тёплая… Или — дырявая, для носки негожая. А что там где-то чьи-то лапки… первый раз вижу.
Для меня важно обеспечить стартовое равенство множества казённых людей: в приютах, училищах, казармах. Чтобы всякое наглядное отличие одного от других имело очевидное обоснование.
Как в некоторые европейских странах. Право одеть синюю фуражку имеет только окончивший высшее учебное заведение, белую — только после универа.
Вокруг шапок закручиваются страсти, складываются ритуалы. Народ общается, живёт эмоционально насыщенной жизнью. Одновременно становясь здоровее и чище. Потому как в форменной шапке и в драных онучах… не гармонирует.
…
Теперь возникла другая задача: меняя технику клинкового удара, я должен усилить защиту своих бойцов. Какая связь? — Да прямая же!
Основной удар — рубящий сверху. Часто — в голову. На голове — шапка. Нужна эффективная шапка для защиты головы в бою. Что тут не понять?
Тонкость: между танковой бронёй и бронями гридня — принципиальная разница. У воина брони — одежда. Проз. одежда для поля битвы. Со всеми, свойственными продуктам «от кутюр», вывертами. Вовсе не голый функционал танковой брони. Приходиться учитывать. В разумных пределах, конечно.
— Моня, не шкварчи! Гардероб для женщины — это лекарство! А на здоровье не экономят!
Для воина — аналогично.
Головной убор. Мужской. Для боя холодным оружием. Какой?
Прочный. Обеспечивается канелюрами и колокольной формой: удары сверху соскальзывают. Канелюры — рёбра, можно сделать легче.
Лёгкость — особенность шлемов русского средневековья, отличает их от ряда одновременных громоздких западноевропейских образцов (например, горшковидных шлемов).
Падающий сверху удар, особенно — естественно соскальзывающий с изгиба «колокольчика», бьёт по плечам, щекам, шее.
Посмотрите на Васнецовских богатырей. У Добрыни на шлеме круговой козырёк. У Алёши на висках — кольчужное полотно мелкого плетения, на плечи вперёд выпущено. А вот Илье Муромцу очень даже могут уши отрубить.
Задний козырёк был на римских пехотных шлемах. По его положению можно определить боевую стойку легионера в разные эпохи. Чем ниже опущен назатыльник римского шлема, тем более высокую стойку его обладатель должен занимать в бою.
У средневековой пехоты козырёк стал полями: широкий и по кругу. Шлемы похожи на шляпу, так и назовут: «айзенхут» («железная шляпа»), «шапель», «капеллино».
Этого пока нет — лет через пятьдесят начнётся, начало следующего столетия.
Типичного, в понимании человека 21 века, рыцарского шлема — топфхельма — тоже нет. Вот прямо сейчас создают первые образцы «топфхельма раннего типа». Берут нормальный сфероконический Nasal helm (шлем с наносником) и увеличивают наносник до безобразия. Превращая в полумаску, закрывающую нижнюю половину лица.
«Безобразие» — не фигура речи, а выражение эстетической оценки. Для усиления «отвратительности» предпринимают иногда специальные меры.
Причина разрастания наносника на щёки очевидна: возросшая роль таранного копейного удара, необходимость снизить опасность от соскальзывания копья (ударившего в щит), в лицо обороняющегося.
У ярла Биргера в Невской битве такой защиты не было. Вот новгородский дружинник и «наложил ему копьём печать на лицо». Ранение лицевых костей черепа отмечено в 21 в. при вскрытии захоронения ярла.
Для увеличения объёма, что позволяет использовать дополнительную внутреннюю железную каску, меняют форму шлема — из конической в цилиндрическую. Изготовление верхней полумаски упрощают: в железном листе пробивают отверстия для глаз. Появилась защита нижней части лица — железный лист с мелкими отверстиями для притока воздуха.
С добавлением назатыльника получим ранний топфхельм. Лет через тридцать.
У нас «здесь и сейчас» — «тип IV по Кирпичникову». Я про это уже…
Крутобокая сфероконическая тулья с наносником, совмещённым с полумаской. Наносник клювовидно изогнут сверху вниз, а также по ширине в виде ребра жёсткости. К шлему крепится круговая кольчужная бармица, полностью закрывающая голову. Толщина металла 1,5 мм. Тулья из трёх сегментов — переднего и двух задних, соединены клёпкой впотай или пайкой. Бывает рифлёной или гладкой. Полумаска монолитна.
Следствие «топтания мамонтов по русской лужайке». Тридцать лет междоусобицы в исполнении Юрия Долгорукого и Изи Блескучего приучили русских князей беречь личико: пристроили к своим шлемам клювы-наносники, полумаски и круговые бармицы.
В народном сознании такого страховидства нет. В фольке наши герои всегда к врагу — с открытым лицом. Как к другу — с открытым сердцем.
Вам смешно, а мне забота: парни мои подобное носить отказываются. Мнутся, мекают. Потом объяснили:
— Девки. Шарахаются. Уродами называют. Клюворылами горшкоголовыми.
Были бы мои бойцы мужами добрыми, матёрыми, семейными… а то — ребята молодые. Их, вишь ты, заедает.
Сижу, соображаю — как бы защитить бойцов из-за навязываемого «длительного пребывания в зоне досягаемости противника». Эффективно и эстетично. Перебираю, ныне существующие или которые вскоре появятся, конструкции. И ничего-то мне не нравится. Не то.
У меня не графья с баронами. Королю целостность морды лица утратить — политическая катастрофа. Он «лицо нации». Вдруг покорябанное… Гридню тоже не сладко, но «шрамы украшают мужчину».
Таранный копейный удар на «Святой Руси» имеет меньшее значение. И уж совсем редкость, чтобы два тяжеловооружённых всадника столкнулись в копейном таране на поле битвы.
«Бой Чолубея с Пересветом»… 14 в. А раньше? — Пустил стрелу, разрубил надвое, ссёк главу, ошеломил булавою… В европейских описаниях постоянно «преломили копья», «ударом копья выбил из седла», «пронзил копьём»… У нас — редко.
У нас обычный противник — лёгкая конница. Мелкие, быстрые, особенно в повороте, лошадки. Конских личин нет, куяки конские — где-то за Алтаем. Длинная тяжелая попона, передник по колено… не здесь.
Здесь — мощные малогабаритные луки, легко перекидываемые от «прямо вперёд» до «прямо назад» по всей левой полуплоскости, пики вместо тяжёлых длинных копий…
У кавалеристов есть специфическое выражение «выиграть левую сторону». Как у парусных моряков — «выиграть ветер». Французы и поляки отмечали, что бывалые казаки перебрасывали пику на левую сторону и вполне уверенно встречали преждевременно обрадовавшегося противника. Рыцарь Высокого Средневековья такое в принципе сделать не может.
Всадники, мгновенно вырастающие в стременах из-за «степной посадки», и тут же проваливающиеся вниз, к лошадиной гриве. Толпа юнцов, дико вопящих, плюющихся — лица открыты, беспорядочно размахивающих своими «мослаками», наскакивающих, с визгом, со всех сторон, заставляя отвлечься, рассеять внимание, вертеться в седле… пока из-за их спин подбирается удалец с составным, реверсивным… И — бронебойным.
Да, это главное. Европейцу достаточно видеть врага «впереди себя на кончике копья», русскому — «со всех сторон на перестрел».
Конь — не ИЛ-2, хвостового стрелка на него не посадишь.
За рыцарем, прикрывая его, в бой идёт куча народа, пешего и конного. Сержанты-серванты, оруженосец-знаменосец…
У гридня хорошо, если за ним в бою следует отрок. Да и то, часть их, «молодших», вооружённых луками, собирают в отдельные боевые группы, оставляя своих «старших» без прикрытия.
Утяжеление доспехов, сужение поля зрения для гридня — недопустимы.
Топфхельмов быть не должно. Уже полумаска с наносником существенно ограничивает обзор. «Шляпа» защищает сверху. Но уши, щёки, затылок… горизонтальный удар, как по тому комиссару… «Голова на тарелке». Не пятиконечная «голова чёрта», как на наших знамёнах, а живого человека. Недавно живого.
Круговая бармица в «тип IV» защищает от режущего удара, но тот же «мослак», любое ударно-дробяще… или колюще-рубящее достаточно сильно… выбитые зубы, сломанные челюсти, перебитые позвонки…
Время перехода воина из лагерного или маршевого состояния в боевое — критично. «А брони везли сзади на телегах». Я про это уже…
Где находиться шлем у рыцаря перед боем? — Нигде. Шлем не у рыцаря — у оруженосца. В последний момент к рыцарю подскакивает мальчик и, трепеща от восторга лицезрения предстоящего героизма и благородства, подаёт шлем.
«Вариант для бедных»: шлем приторочен к седлу. Рыцарь едет — железка звякает. Как котелок на заднице бестолкового пехотинца.
«А котелок по попке бьёт.
А котелок в поход зовёт…
На нары, на нары, на нары».
Мыслительный процесс не прекращался, напоминая мартеновскую печь, в которой общепринятые идеи плавились и трансформировались, чтобы кристаллизоваться в нечто новое. Как в реальном мартене, в расплав в моих мозгов сыпались всякие идейные «лом и обсечки».
В качестве «лома» годились любые события реальности. Дело-то не в событии, дело в поле ассоциаций.
Сижу я, мучаюсь. Как бы «шеломы добрые» для моих зарезателей-протыкателей придумать, а тут приходят «безумные шляпники». С тремя новыми образцами. Эдакое кепи. Меховое. С козырьком, с клапанами на макушке. На пуговичке. Я что-то подобное на Шерлоке Холмсе видел. Конечно, не клетчатое: «Святая Русь», однако, а не «Гордая Шотландия» с её тартаном.
— Тэ-экс. Не, всё путём. Образцы приняты, запускайте в серию. Но… А принесите-ка мне ещё. Ушанок ушастых. Какие у вас есть. И позовите ко мне оружейников-шеломщиков. С Артемием.
«Безумные шляпники» ушли, исподтишка крутя пальцем у виска.
А вы что думали? Одним только шляпникам можно быть психами?
Самый главный псих здесь я. Лишь очень буйные индивидуумы в состоянии выжить после вляпа.
Это не шутка, а имплементация профессионального наблюдения за пациентами дурки с маниакально-депрессивным синдромом.
Специалисты по мозговым тараканам договорились, наконец, что «маниакальный» и «депрессивный» — две большие разницы. Оба тяжёлые, но каждый по-своему.
«Маниакальный аффект в его классическом варианте характеризуется триадой: повышение настроения вплоть до ощущения счастья, восторга, экстаза; ускорение темпа мышления (я думаю нормально, а окружающие — ручные тормоза от поездов дальнего следования); громадье планов, целей и задач (гипербулия) с бешеной активностью по их осуществлению. Минус критика к мыслям, оценкам и поступкам. Сна нет, но нет и необходимости в нем — не время спать, когда так прет! И энергия, море энергии!».
«Правильный» попаданец постоянно пребывает «в гипоманиакальном состоянии, когда работоспособность отдельно взятого его превосходит возможности бригады молдаван».
Мда… Я-то думал, что у меня «шило в заду», а это всего-навсего маньяковатость на волю просится.
Попандопулы и прогрессоры! Только носители маниакального аффекта в состоянии наломать общественно-заметных дров! Остальным здешнее бытиё само так наваляет…
Насчёт «минус критика…» — виноват. «Критика» иногда бывает. По ночам, в одиночестве. Неполное служебное соответствие. Извините.
Среди разных особенностей производимых у нас доспехов наиболее заметной является «покрытость». Доспехи моих бойцов не блистают: верхний слой — ткань. Это многих противников смущает:
— В чём эти придурки на битву заявились? В телогрейках?! Ну, ватники! Сща мы их…! Славными дедовскими клинками! Сквозь сукнецо гнилое…!
Неправда ваша. У меня сукно не гнилое.
Потом «смущённые» и вовсе разочаровываются. Когда обнаруживают, с летальным для себя опозданием, что под сукном находиться весьма не худой стальной панцирь.
Такое прямо противоречит святорусской традиции: «брони» должны «сиять». Я про это уже…
Ничего нового. Через столетие в Европе пойдёт бригандина, в которой пластины металла приклёпываются к тканной основе изнутри. Снаружи — сукно да ряды заклёпок. «Пальто из тарелок». Но мне ближе южный «казакин». Этот доспех строится в три слоя. Внешний и внутренний — ткань, у богатых — шёлк. Средний — кольчуга. Верхний защищает металл от солнечного жара, а воина — от теплового удара. Внутренний — бережёт тело от потёртостей. А средний — от придурков с колюще-режущим. Гигиенично: на шёлке вши не держатся.
Казакин, с уместной модификацией по нашему климату, мы и воспроизводим.
Ту же идею трёхслойки, которую мы реализуем в корпусном доспехе, переношу в конструкцию головного убора.
— Значится так. Берём ушанку. Опускаем у неё… всё. Надеваем «колокольчик». Обтягиваем суконкой. Красиво, тепло…
— Тама, внутрях, пусто остаётся.
— Забиваем пеньковым очёсом. Формируем объёмные валики — бурелеты. Простёгиваем. Крепим… основательно. Взамен постоянно снимаемого-надеваемого подшлемника, получаем стёганую подкладку.
— А ухи?
— А ухи — на петлях. И, чтобы не просто ушами по щекам хлопать, меняем форму.
За основу взял нащёчники римского шлема. Оттуда впрямую заимствованы боковые вырезы. Для обеспечения бокового обзора. У легионеров — для сохранения строя: солдат должен видеть соседа, держать линию. У нас линия не столь важна, но поймать боковым зрением удар — условие выживания.
Другое изменение: нащёчники должны закрывать всю нижнюю часть лица вплоть до глаз. Плотно удерживая мягкой подкладкой носовые кости, челюсти, подбородок. Как мотоциклетный шлем.
Соединение — штифтом. По сути: нижнее забрало рыцарских шлемов следующих столетий. Разных страшных личин, типа свойственных арметам 15–16 в. («собачья морда», «обезьянье лицо», «воробьиный клюв»…) — не надо.
— Артемий, а вот если «жабью голову» сделать?
— Можно. Но не нужно. Носить не будут.
Мда… Убедил.
Конечно, если ножкой топнуть…
Опыт 17–18 в. показал, что попытки командиров заставить подчинённых носить тяжёлые доспехи («Это ж для вашей безопасности! В бою жизнь спасёт!») постоянно проваливались. Тяжело, дорого, неудобно.
Мои ребятки весьма озабочены эстетичностью своего вида. «А то девки любить не будут». Им и так приходится от многого отказываться. Нет серебряных решт, нет блестящего, красного, яркого. Боевой кафтан цвета хаки ещё выдерживают, но «жабью морду»… перебор.
— Зимой-то в таком-то хорошо. Тёпленько. В бою не худо. Крепенько да мягенько. А вот, к примеру, летом. А? На походе там, или в лагере? Запарятся же жь…
— Х-ха. А с чего ж я вас позвал на ушанки полюбоваться? Вот так опустили — по боевому, вот так подняли — по походному.
— А шея?
— А на шее — гривна стальная. В воротнике-стойке. Ещё полоски стальные вот так, юбочкой, пустим.
Я бы похвастал. Какой я у-у-мный. Но, увы, ничего нового.
Под «юбкой» здесь понимается отдалённый аналог «юбки римского легионера». Древние греки говорили: «птируги». Нечто подобное применялось на Ближнем Востоке в средние века на задней части шлема.
Шлемы разных профилей в разных местах и временах усиливались пучками конских волос, которые продевались в отверстия по нижнему краю железной шапки. Другой вариант, более психиатрического воздействия — вставляли в маковку, типа плюмажа.
В бою — функциональный аналог кольчужной бармицы. Перерубить распущенные волосы затруднительно. Последние в ряду носителей защитных хвостов на голове — французские кирасиры. Или драгуны у Лермонтова:
«Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
Все побывали тут».
Конские хвосты, привязанные по нижнему краю шлема, вне боя сильно мешают. Их поднимают вверх и завязывают пучком. Как делают женщины со своими волосами.
На Балканах в 14 веке появились конструкции, где «наголовные конские хвосты» были заменены полосками стали. Такая штука эффективна против турецкой сабли: «турки не используют уколов… всегда выполняют один прием — рубящий удар сверху с высоко поднятой руки…».
Турки победили, на снаряжение их противников лёг отсвет поражения. Потом пришли западноевропейцы с колющим ударом. Потом вообще: пороховое оружие отменило бронирование воина. Широкого распространения «стальная юбка на голове» не получила.
В поднятом (походном) состоянии такая конструкция позволяет бойцу хорошо видеть и слышать, не перегреваться и не простужаться. Переход в боевое положение — три движения: сдернуть удерживающий шнурок, встряхнуть головой, защёлкнуть штифтом нащёчники на подбородке.
Недостатки: высота и вес. Но если сравнивать с русскими киверами 19 в. или теми же «тип IV»…
Чисто для сравнения (века разные): доспех кавалерийский 3/4, Франция, 1610–1620 годы. Общий вес комплекта 28,8 кг. Вес шлема типа «бургоньет» с открытым лицом 4,79 кг, вес горжета 1,19 кг.
Ещё: бургиньот Савойяр. Северная Италия. Вес 4,5 кг. Около 1600 г.
В «Святой Руси» обычный вес вооружения воина — 13–16 кг: меч около 1.5 кг, наконечник копья 150–400 г, боевой топор 200–400 г, кольчуга 6–7 кг, шлем около 2 кг, щит 2–3 кг.
Доспех западного рыцаря XV в. — 25–40 кг, снаряжение коня — около 30 кг.
Забавно. Стоило «поймать» «микровыкрашивание» на лезвии булатного клинка, как эта мелочь потянула цепь изменений. Оружия, выучки, доспеха…
Уточню: кроме ушанки мы прорабатывали ещё варианты — на основе «будёновки», византийского касидона и германского штальхельма. Не пошли.
Взрослеем. Появились возможности. Люди, ресурсы… Опыт. Мой собственный здешний опыт. Позволяющий крутить в «пальцах мыслей» уже чуть понятные здешние явления. И находить ассоциации с явлениями, представлениями, понятиями… из других мест и эпох. Существующими пока только в моей голове.
Два месяца «безумные шляпники», совместно с шеломщиками, ломали мозги и, один раз, палец и нос, пытаясь довести до ума мою хотелку. Штифт на подбородке убрали, эту часть сделали ассиметричной, застёгивающейся на крючок за правым ухом. Придумали как сохранить изнанку от дождя на походе, укрепили височные части, подвигали боковые вырезы, сделали сменную (летнюю/зимнюю) подкладки, раздолбали шесть экземпляров в ходе «разрушительных испытаний», добавили «рёбер жёсткости», проверили успешность при типовых ударах…
Факеншит! А как иначе?! — Нормальная «военная приёмка». В исполнении Артемия и толпы его курсантов с горящими от восторга глазами:
— А мы ещё двумя топорами враз по ушам не проверяли!
Потом «шлем с юбкой» был передан в производство, пошла отработка тех. процессов.
— А-а! Шарнир не проворачивается! Заржавелллооо!
— На будущее запомни и в инструкцию запиши: смазывать маслом. Лучше веретённым. После трёх дней использования — разбирать и чистить.
— Э… а чем?
— Факеншит! Уксусом с наждачкой!
Шлем получился удачный. Уже одно то, что он цельнокованый, когда все вокруг на заклёпках… Про технологию вытягивания металла при изготовлении резервуаров сложной топологии — я уже… А уж простучать паровым молотом по изделию на болванке…
Чисто для знатоков: заклёпки вылетают первыми. Ещё хуже ослабление прочности линией «перфорации», в которую заклёпки устанавливают. «В два удара»: первый сильный удар расшатывает клёпку, части шлема начинают «играть», второй — пробивает «пляшущую» линию крепления, вминает железо шлема в череп.
Такое, обычно, стоит жизни двум «ударяльщикам». Но шлемы «тип IV» и их западные аналоги — принадлежность знати, командиров. А ребят с мослаками, булавами, кистенями, шестопёрами — великое множество.
Передали в войска, пошла обкатка…
Не хочу обижать коллег, но, дамы и господа, когда вы делаете единственный экземпляр чего-нибудь для себя, любимого, или для человека, которому вы лично можете показать и рассказать — это одно. Когда нужно отдать людям… пусть и хорошим, неглупым, ответственным, но — разным… это совсем другое. А уж когда речь идёт о вещи, от которой зависит их жизнь…
«Всё, что может быть испорчено — будет испорчено. Всё, что не может быть испорчено — будет испорчено тоже».
«Поступая по уставу, завоюешь честь и славу».
«Уставы пишутся кровью».
Охота посмотреть на кровавые «автографы» ваших учеников?
Чётче надо. Тщательнее. Здесь есть только ваши ошибки. И запоздалые попытки их устранить.
Рерих как-то рассказывал:
«При встрече победителя старая женщина заплакала горько. Когда её спросили: „Откуда слёзы при общей радости?“ — она сказала: „Уж очень мне жаль его“.»
Вождю не нужно завидовать. Назовите мне хотя бы одного безгрешного выдающегося деятеля эпохи переломов. Нет никого! Такая работа. Как у ассенизатора.
Коллеги! «Выдающийся деятель эпохи переломов» — это вы. Точнее — то, чем вы стремитесь стать.
На изменении шлема мы не остановились.
Удлинили боевой кафтан с кольчужной подкладкой. Уже не полукафтан до колена, но и не полный до щиколоток.
Закрытие бронёй коленей привело к пристёгиванию, при пешем движении, длинных пол к поясу. Такие характерные конверты по бокам, как у европейских пехотинцев 18 в. Хотя пешие марши становятся всё более редким занятием моих воинов.
Все должны двигаться верхом или в лодках, вне зависимости от формы участия в собственно бою. Драгуны? Морпехи? — А как иначе обеспечить скорость движения? Отсюда до Киева больше тыщи вёрст. Поезд не повезёт. Ввиду наличия отсутствия. По здешнему бездорожью… поспеть надо будет быстренько.
Доспех из чисто кольчужного перешёл в кольчужно-пластинчатый. Добавились наплечники, стальная составная гривна на шее, правый рукав ушёл, заменённый составным наручем. Левый укоротился до локтя.
Уточню: такое — для мечников. Лучникам наплечник и наруч на всю руку — очень неудобны.
Изменили щиты.
«Со щитом или на щите» — у нас уже неверно. На нынешний щит покойника не положишь, со славой не унесёшь: усиление «нательного» доспеха приводит к сокращению доспеха «постельного».
Миндалевидный щит в романской Европе, до третьей четверти XII в. (вот прямо до «сейчас») довольно большой, для защиты от копейного тарана. Русские щиты не столь велики. Сейчас и те, и другие уменьшаются.
Около 1200 г. (в РИ) щит из пассивного средства защиты стал более подвижным и удобным для манипулирования в бою. На Руси, в находках XII–XIII вв. почти неизвестны умбоны и оковки. В бою щит не только прижимают к телу, его выдвигают вперёд, подставляют под вражеское оружие, чтобы ослабить или отбить удар «на лету».
Округлый верхний край щита стал прямым. Шлем полностью закрывает голову, и щитом уже не нужно защищать лицо и подбородок. Одновременно щит укорачивают из-за удлинения кольчуги до колен.
Мы чуть форсировали этот общий процесс. Часть идей были реализованы ещё шесть лет назад в Пердуновке, в моём первом щите, глядя на который Аким Янович тогда «съел» полведра «хренодёра». Другие пришли с опытом.
Убрали оковки, заменив их витым стальным стержнем. Выкинули умбон, усилив поле накладным стальным «православным» восьмиконечным крестом. Из-за сокращения габаритов щита, сменили хват с горизонтального на вертикальный. Ещё не кулачный баклер, но уже вполне активный участник боевого фехтования. Как тогда в Пердуновке Яков запаниковал, когда я его меч щитом повёл!
Полностью убрать нельзя: не к дуэлям готовлю, противник будет применять и метательное типа стрел и дротиков. Их удобнее ловить щитом. Кэтчерская бейсбольная перчатка?
Все сказанное выше о порубке-поколке при наличии щитов приобретает… ряд важных особенностей. Например, выбить пехотинца из-за ростового щита типа павезы… хоть руби, хоть коли. Разве что — сбоку забежать.
«Чтобы полностью использовать все возможности щита, нужно понимать, что он собой представляет. Это форма оружия. Щит обеспечивает значительное улучшение защиты воина… и почти не уменьшает способность к нападению…
Для боя с мечом и щитом существуют три основные позиции — высокая, средняя и задняя. Не существует стоек, которые бы не являлись модификацией этих трех…
Щит… позволяет оружию оставаться скрытым и готовым к удару из непрямой позиции (особенно против ног противника). Воин, используя щит, может фактически безнаказанно шагнуть и нанести страшный и быстрый удар практически из ниоткуда. Щит позволяет бойцу сближаться против древкового оружия и оставаться под летящими стрелами и копьями. Он может быть оружием сам по себе, и редкий воин применяет его только как пассивную защиту».
«Верхняя» и «средняя» стойки — агрессивны, широко распространены для мечников со щитами, хороши при плотном построении. Используют как конные, так и пешие. Мы добавили в набор обязательных «заднюю стойку». Основное применение — пеший бой. Хотя есть примеры успешных реализаций и в конных схватках.
«…стойка с мечом внизу сзади (примерно под углом в 45-градусов), с острием, направленным назад. Из неё естественны сильные удары снизу и вкруговую. Задняя стойка обманчива и отчасти является контратакующей стойкой с впечатлением приглашения и возможностью перехвата.
Оружие на первый взгляд убрано далеко и спрятано, но фактически готово немедленно нанести мощный удар. В готовности тело немного наклонено вперед, задняя нога отставлена немного назад. Эта позиция встречается, когда оружие приготовлено для нанесения восходящего удара сзади. Из задней стойки клинок может ударить диагонально, горизонтально, или вертикально, или даже внезапно быть повернут внутрь для укола. Почти каждая атака из этой позиции делается с проходящим шагом задней ногой или шагом вперед со стороны щита».
Позиция эффективна для одиночки. Особенно — в силу обманчивости и непривычности для здешних. Непригодна для плотного слоя типа фаланги или манипула. Но в той тактике «малой группы», которую мы внедряем — «вместе, но поодиночке» — уместна.
«Рука расслаблена, но не сильно, ладонь развернута вверх, лезвие направлено вправо (для левосторонней стойки). Задняя стойка — позиция, которую редко понимают и используют… Это фундаментальная позиция, но она менее знакома тем, кто не практикует использование полной зоны поражения…
Диагональный восходящий удар справа направо нацелен в нижнюю часть ног и бедер, но может быть направлен под щит в пах и живот… наиболее эффективен из задней стойки…
Идея „фиксированных“ стоек или набора систематизированных позиций для щита не существовало до Эпохи Ренессанса».
Определившись с доспехом, клинком, щитом мы модифицировали стойки и наносимые из них удары. Усиливая, в частности, использование укола из всех стоек, а не только из обычной для укола «средней».
Забавно видеть, как классический вертикальный рубящий удар из «верхней» стойки по защищённому большим щитом противником, «на лету» трансформировался в укол сверху вниз, наносимый в область за щитом, куда противник прячется. Эдакое развитие казачьего уставного укола. Но не горизонтально от «кулака на погоне», а вертикально вниз из максимально поднятой руки.
Дополнили «среднюю» стойку, введя понятие «нижняя».
Клинок действует не от уровня пояса, где большой щит прежде удобно закрывал руку с эфесом, а из почти полностью опущенной руки. На короткой дистанции он оказывается в плохо контролируемой противником, из-за его щита и забрала, зоне.
Бойцы обычно смотрят друг другу в лицо. Палаш, удерживаемый в опущенной руке, проскакивает, ниже или сбоку щита противника незаметно. Движение начинать с отведения рукояти назад, за бедро. Но не направлять остриё назад, как в «задней стойке», а сохранять «между 3 и 5 часами». Такое навязывает короткую дистанцию.
Люди инстинктивно стараются держаться подальше от опасности, от врага. Это — лечится. Обучением. Так Покрышкин заставлял себя открывать огонь только впритык к учебной цели — полотняному «пузырю».
Противник, такого навыка не имеющий, ожидающий обмена ударами «издалека», вдруг обнаруживает резкое встречное движение. Навык «резаться грудь в грудь» у него отсутствует. А «мои — всегда атакуют». Враг тревожится, теряется, паникует. Отшатывается, отступает, бежит.
Движение «из-под ягодицы» открывает доступ к ногам противника. Как для укола, так и для удара. Хотя, конечно, не возбраняется, например, из любой стойки отрубить задранную руку противника с мечом, если случай подвернулся.
Навязываемые мною завершающие движения при ударе/уколе явно напоминали элементы ножевого боя.
«И в грудь ея вонзилася
Шешнадцать столовых ножей».
Какие-то… «ужасы общепита».
«Столовых ножей» пока нет, «шешнадцать» на поле боя — тем более не сыскать. Да и «в грудь» не надо — хорошо защищаемая зона. Бейте в живот, пах, ляжки, колени, стопы… Или, как указывал Суворов: «а колоть наипаче в крестец».
Вовсе не «испанский поцелуй». Близко, быстро, незаметно. Рубящий, колющий, режущий, хлещущий…
Короткая дистанция, малый щит… — вновь поднимали важность отдельной темы: скорость. Я про это уже…
Изменение «обвески» бойца потребовало ревизии существующего положения дел по этому параметру.
Беда в том, что здесь я воюю с общим, повсеместным, у каждого новика с детства существующим, стереотипом.
Хороший удар — мощный, могучий, богатырский… «Это ж все знают!». Настолько прочный и всеобщий образ, что хоть в крик кричи: Не нужно! Неправильно!
Нужно: быстрый, резкий, хлёсткий. Можно: внезапный, молниеносный, мгновенный.
Разве в снайперы берут по успехам в штанге? Военно-учётная специальность «гиревик-дальномерщик»? Понятно, что в жизни, а особенно в походе — всякое бывает. Слабосильные да маломочные ещё до боя дохнут. Но «ве» — «квадрат», а «ме» — так просто.
Ребята понимают, кивают, соглашаются. Но переступить через «впитанное с молоком матери»… Очень тяжело.
Молодой парень, здоровяк «двухметроворостый», «косая сажень в плечах» стоит у ворот манежа и плачет:
— Ты чего разнюнился?
— Меня-я-я… в войско не беру-у-ут… Сказывают — медленный. Насмехаются — увалень. А я, я ж, Воевода… Я ж любого…! На одну ладонь посажу — другой прихлопну! Только мокро будет!
— Покуда я вижу мокро у тебя на бороде. Ладно, пошли глянем.
Да, не поспевает. Ему бы в молотобойцы, в грузчики. Да мало ли дел, где нужна сила? Но он хочет в войско. С саблей вострой, на коне резвом, с сотоварищами верными… Последнее-то мы обеспечим.
— Пойдёшь к Дрочиле. Дело наиважнейшее. Самое могучее оружие во Всеволжске. Как раз по тебе.
Парень вытер напоследок сопли, хмыкнул и пошёл в «дрочильщики». Хороший парень: смелый, работящий. Позже был случай, когда он в одиночку требушет ворочал да пятипудовками заряжал. Вот только команду: «От ворота!» ему надо подавать заблаговременно.
В Пердуновке я просветил Артемия насчёт «эм-вэ-квадрат-пополам». Все мои «полководцы» из собственного опыта знают важность скорости в ударе. Но… «при прочих равных». В общем ряду: правильный, меткий, сильный, режущий… Как в наставлении для кавалерии Красной Армии, как споры о штыковом ударе перед Великой Отечественной.
— Чего? Кинетическая энергия? Не, это для шпаков в шляпах. А мы гимназиев не кончали, мы по рабоче-крестьянски.
Не надо классово. Надо эффективно.
В формализованной форме моё утверждение было принято как, если не высшая, то изначальная древняя истина.
Позывы усилить защиту раздавались. Технически мы уже могли сделать, если не максимилиановский, то готический доспех 15 в.
Спор закончился диалогом:
— В чём цель существования воина?
— Э… ну… в защите. Это… Всеволжска. И тебя, само собой, Воевода.
— Нет. Цель жизни воина — уничтожение врага. Убийство. Только убийство всех доступных врагов обеспечит безопасность. На некоторое время. Пока новые враги не появятся. Что нужно, чтобы убить врага?
— Ну…
— Нужно его догнать. Или убежать. Если враг сильнее. Чтобы потом вернуться, догнать и убить. Если тебе наковальню на шею повесить, то ты ворога убьёшь. Уронишь на него. Если догонишь. Догонишь, остановишь, уложишь, увяжешь… Тогда-то можно и наковальней стукнуть.
— Да не… да ну… с наковальней бегати?… чё за бред…
— Так чего же ты гридням моим такой же бред предлагаешь?! Ту же наковальню на плечи навязать хочешь?
Сторонники «усиленного бронирования» утихли.
Замечу, что представления о бронированности средневековых армий далеки от действительности. В музеях или на иллюстрациях мы видим доспехи наиболее важных, богатых, знатных персон. Рыцари в европейских армиях составляют 15 % и менее. Их вооружение, обычно, относительно комплектно. Хотя, часто, «дедовское». Моральное и материальное устаревание, от которого в реальности зависит сама жизнь конкретного бойца — понятно только специалистам, да и то не всегда.
Народ попроще… стёганка (гамбинезон) да железная тарелка на голове — вершина возможного.
Дорого это — «добрый доспех».
Средний размер европейского рыцарского лена — 30 крестьянских хозяйств. При том, что средний размер семейного надела — 50 акров (20 га, разброс по странам и эпохам 5-150 акров).
Для сравнения: русский дворянин должен был в 16–17 в. явиться «конно и оружно» с 7 крестьянских семейств (52–55 га «доброй земли»). Какие при таких-то доходах «бургиньоты»?
Для меня цена доспехов не критична. Важна скорость бойца. Цель действий в бою не сохранение собственной тушки, а убийство врага.
А коли «нет», так чего ты в войско пошёл? Не «народная», не ополченческая, хоть бы и феодальная — добровольческая армия. С постоянно обновляемым составом.
Цель армии — война. Цель войны — победа. Смысл победы — смерть врага. Убийство «их». А не сохранность своих. «Сохранность» — инструмент достижения цели. Один из возможных. Не цель.
Я, таки, сильно извиняюсь. Может кто не подумавши… подумал. Что я пацифист? Отнюдь — стремлюсь быть реалистом.
«Оптимист изучает английский, пессимист — китайский, а реалист — автомат Калашникова».
Изучал. Хотя мне и немецкая МР7 «в руку легла». Калибр маловат. Но для городских условий… весьма вполне.
Мы не строили «бронированных монстров», а усилили «скоростную подготовку».
— Артемий, ты гадюку видел?
— Конечно.
— А она на тебя кидалась?
— Было дело.
— И как же ты?
— Кулаком её. В ухо.
— Эт хорошо… Гадюка — змея медленная. А есть в дальних странах куда как более быстрые. Кобра, гремучая, очковая, гюрза, щитомордник водоплавающий…
— Гюрзу видел. На Кавказе. Моргнуть не успеешь. Как молния. Мда… Эт ты, воевода, к чему?
— Новики должны успевать бить гюрзу. В ухо.
— Хм… Где жь мы такого гада ползучего здесь возьмём? Или ты Дербент воевать надумал?
— Артемий, ты лучше меня знаешь: в бою быстрый — может, и живой. А медленный — точно мёртвый. Найдём мы гюрзу. Мда… Или — сделаем.
Человек моргает за 202 мс, бросок гремучей змеи 90 мс. Техасского гремучника Crotalus atrox считали чемпионом по молниеносности. Хотя у серых лазающих полозов Pantherophis obsoletus ускорение броска 191 м/с2, а у гремучника — 157 м/с2.
Скорости змей в атаке — 2,1–3,53 м/с, ускорения — 98-279 м/с2.
Пилоты реактивных истребителей, взлетающих с авианосцев, испытывают ускорения 27–49 м/с2. Не имея специального костюма, они теряют сознание при ускорениях чуть выше 50 м/с2.
Слабаки. У меня комполка, вполне в сознании, развалил МиГ на 8g. Потом бойцы 30 вёрст по лесу болтики собирали.
Даже в специальном антигравитационном костюме пилоты не могут встать из положения сидя при ускорении 30 м/с2 и не в состоянии пошевелить конечностями при 78 м/с2. У змей — ни конечностей, ни скафандра.
Мы говорим о знакомой Артемия — гюрзе. Совершает броски на длину тела, время броска — 0,08 с., время реакции человека — 0,1–0,2 с., люди не способны среагировать на бросок этой змеи.
«Не способны» — верно. Но — «в среднем». Дальше мелкие детали.
Время реакции неподготовленных мужчин в среднем — 0.1 с, в отличие от женщин — 0.17 с. Время реакции молодых парней существенно меньше времени реакции матёрых мужиков. Недостаток выносливости, болезненность, медлительность — обычные причины тормознутости и, у нас, основания для отбраковки кандидатов в гридни.
Ещё есть тренировки. Скорость реакции — развивается.
Меняя вооружение и уточняя обучение, уместно ужесточить тренировку и этого свойства.
— Надо сделать тренажёров. На скорость. Гадюка, гремучник, гюрза.
— Твоими бы устами, Иване, да мёд пить. Говоришь-то ты разумно. Да только как? Ты толкуешь про кусочки времени в десятую долю удара сердца. Их же померить нечем! Ну, ткнул я неука палкой. А какая там… как ты говоришь, в секунду за секунду…
Бросок «американцев» снимали камерами, 500 кадров в секунду. У меня такого нет.
Мда… И что? Оставить ребят «тормозами»?
Артемий — золото, а не мечник. Умница. Об оружии и его применении знает всё. Но в нашей, в высшей мере средней совейской школе, не учился. Фраз типа: «тело, обозначенное на рисунке буквами ме и жо…» — никогда не произносил.
Длина гюрзы с хвостом до 2 м. Путь — знаем, время — помним, ускорение — считаем, получаем… охренеть! Люди от такого дохнут! А змеям ничего — у них кровь тоже от мозгов отливает, но не надолго. И получаем скорость на конечном участке. Которую гридень и должен остановить «кулаком в ухо».
Каждый месяц в тот год Артемий запускал новую «гадюку» — очередной тренажёр на скорость. Предлагая новый «фронт энд». «Бэк энд» — привод, часто оставался прежним.
Пришлось несколько… извернуться. Чтобы уелбантуривать целенаправленно. Кроме «ускорения свободного падения» у нас тут других нет. А гюрза или тот же серый полоз перекрывают это «же» в десятки раз.
«Путь из А в Б часто лежит через Ж» — тонкое наблюдение.
У нас круче: через десятки «же».
Сперва я загрустил. А потом просто уточнил задачу. Нам ведь важно не «же», а время прохождения «участка из А в Б». В смысле: «длина змеи». Можно и раньше разогнать. Лишь бы неожиданно.
Интересным было использование пневмопривода. Когда в полутемном коридоре в лицо напряжённому курсанту от стены вдруг стремительно разворачивался серенький кулёчек, превращаясь в небольшую, ярко раскрашенную, дрожащую от злобы змейку с широко распахнутой пастью, из которой с шипением выходил воздух… Бывало, что и портки отстирывать приходилось.
Впрочем, «змеи» во «фронтенде» средство психологическое. Навык же нарабатывался с более близкими к реальности имитаторами: копьё, меч, топор, булава, стрела…
Эффект это дало: мои гридни могли поймать стрелу рукой. Не у самого лука, конечно — там больше двухсот футов в секунду, но на сотне шагов — вполне. Чётко перехватывали малым щитом стрелы, копья и клинки. Одиночные и двойные. Если видели.
У нет меня магии с волшебством, вторую пару глаз на затылок — не пришить, круговой «купол безопасности» — не построить.
Наоборот, копьё или клинок моего гридня, противником, как правило, не ловились — просто не поспевали. «Глазом моргнуть не успел, а он меня уже насквозь…». Конечно: моргнуть — втрое дольше броска гюрзы.
Кроме таких «экзотических игр», применялось множество более простых, общеукрепляющих приёмов.
«Проворот в тазу» требовал укрепление кисти, малый щит — изменения движений левой руки, «режущий» удар — работы всем корпусом. Навязываемая мною «литовка» давала мышечный опыт вращения торсом. Но ведь это малая часть требуемого, даже не десятая!
«Скорость» требовала подвижности всего корпуса, работы ногами. Не только выпад и наступление/отступление правой. Не однообразное непрерывное движение «против часовой», как в «дестрезе».
Вперёд и вправо. И твой эфес оказывается на траверзе щита противника. А клинок — в рёбрах его левой стороны. Влево, вперёд, вправо.
— Так нельзя! При ладони вверх нет сильного удара!
Да, «наливать через руку» — признак неуважения. Но мы тут не водку пьянствуем.
— Не надо «сильный», надо «быстрый». Делай.
И твой клинок входит в его правый бок под вооружённой рукой.
Шаг! Прыжок! Левой! Правой! Быстрее! Резче! Хлёсткий удар! Молниеносный укол! Бросок гюрзы!
— Прыгать?! Гридню?! В доспехе?! Как это?
— Как козлёнок. Цок-цок и поскакал.
«Ох, что же вырастет из этих мужиков,
Когда козлятами становятся мальчишки?».
Из этих? — Герои, защитники Отечества и прогресса.
«На битву со злом взвейся, сокол, козлом».
Мои «соколы» — взовьются. Поскачут и затопчут.
А которым подпрыгивать в лом — пусть ширяются. По поднебесью. Где-нибудь не тут.
Можно назвать это «взрывотехникой» В смысле: техника фехтования с взрывным характером движения. Но понятия «взрыв» здесь нет. Я про это уже…
«Подвижность», «взрывотехника», не поддающаяся синхронизации на длинном такте типа «раз-два, взяли», вместе с «задней» стойкой, «рассыпало» сомкнутый строй. Мечники разворачивались в цепь, так, чтобы каждому хватало пространства для реализации его «талантов».
Дело не в гоноре, что постоянно ломает строй европейских рыцарей, дело в «сумме технологий», усвоенных бойцами. Но что делать, если противник держится сплошной массой? — Появился тактический приём «двойная цепь с подходом и приседанием».
Мечники разворачивались в линию с удобными для себя интервалами. За ними, в промежутках, становятся стрелки. Им тоже строй «в плечо» неудобен. Стрелки дали залп и спрятались за спины мечников. Которые ловят щитами ответные стрелы. Цепочка «двоек» делает несколько шагов. Снова залп…
В первую очередь у противника выбивали командиров и лучников. Отряды сближались, стрелки последовательно разгружали колчаны в сплошную линию оппонентов. Вражеский строй терял монолитность, мечники бросались вперёд, врубались в образовавшиеся бреши.
Другой вариант: сомкнутый строй с копьями «на руку». Копейщики при каждом залпе опускаются на колено, открывая сектор обстрела. Поднимаются, закрывая собой, своими щитами, стрелков. Тут уж стрелкам тесно — они разворачиваются в две линии. Первая, по команде, бьёт настильно через головы присевших копейщиков, вторая лупит навесным.
Совершенно не средневековая тактика. Противоречит всей системе статусов, понятий, обычаев. Лучник — бедняк, слабак, юнец. Нечто вспомогательное, велит у греков. Настоящий воин — в доспехе, с мечом и щитом. Мечник подставляет свою грудь, чтобы защитить лучника? «Старший» в роли «живого щита» для «младшего»?! — «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!».
Работа «двойками»? — Бывает. В конном бою за рыцарем следуют сержант, оруженосец, отрок, боевой холоп. Распределение функций иное. И, конечно, такого нет в пешем бою.
Пехотные цепи… разреженные, двигающиеся перекатами. Это тактика времён ПМВ. Плотность пехотных построений последовательно падала, реагируя на рост плотности ружейно-пулемётного.
Тут нет пулемётов. Но и здесь такое построение полезно — почти полностью исключает потери от навесной стрельбы, обычной на дальней дистанции. Заставляет противника выводить своих лучников в первую линию для стрельбы настильной. Где они, в силу слабости своего бронирования, становятся лёгкой целью.
Буду точен: движущаяся цепь лучников — не моё изобретение. Подобное делали самураи в Средневековой Японии. Синхронные эволюции бойцов включали в себя, кроме стрельбы стоя, стрельбу с колена и, даже, стрельбу из положения «лёжа на спине». Всё это на фоне непрерывного движения к противнику между выстрелами.
Очевидное требование: синхронность действий всех бойцов отряда. Этого в Средневековье нет вообще. Достигается муштрой, шагистикой. Было у римлян, снова возникло в европейских армиях Нового времени. В Средневековье…
— Чего там? Трубят?
— Да-с, ваша милость. Потрубливают.
— Ну, ладно. Крикни вассалам. Мы, пожалуй, атакнём.
Без тщательной предварительной подготовки всех участников, без навыка синхронного движения, взаимодействия «родов войск» такие приёмы не исполнить. «Подготовкой» мы и занимались.
Сказанное относится к пешему бою. И на Руси вообще, и у меня в частности, пехота имеет большее значение, чем в Европах. У конницы… масса особенностей. Прежде всего потому, что всадник в бою сам может сделать только одно — упасть с коня. Все остальные эволюции — на усмотрение лошади. Ею можно управлять. Но не всегда. И не во всём.
Конь не привёз тебя на дистанцию удара и вся твоя выучка «броска гюрзы» пропала.
Салман, взбешённый вводимыми мною в подготовку воинов инновациями, как-то пытался «сгрызть седло» после беседы со мной.
— Сахиби! Моим этого не надо!
— Хорошо.
— Но эти… бараны безмозглые! Тоже хотят!
— Хорошо. Пусть учатся.
— Нэт! Они — кулак! Одын! Вмэсте!
— Да. В начале. А потом? После пробития строя врага? Вспомни «Земляничный ручей». Твои рассыпались. А навыка видеть друг друга, работать цепью, группой, поддержать соседа, не только впереди, но и вбок и назад…
— Вай-й-я-я…!
Всё-таки, эмоциональная выразительность русского языка ему ещё не вполне… Можно ж сказать разнообразнее, непечатнее, эпичнее…
— Салман, ты прекрасный воин. Ты в одиночку можешь пройти сквозь любую толпу здешних лесовиков. Все встреченные тобою на длину меча — умрут. Но остальные разбегутся. Надо не только пробить строй «кулаком», но и «выпустить пальцы». И снова сжать. Так, чтобы ничего, кроме кровавого жмыха — из ворога не осталось. Цель боя — не оттеснить, опрокинуть, распугать, разогнать, рассеять… Цель — убить. Учи людей, Салман.
Очень уместным оказалось прежний выбор палаша в качестве основного клинка: развитая гарда обеспечивает достаточную защиту кисти. Защищенность обеих рук позволила отказаться от такого неприятного, сложного, ненадёжного элемента защиты, как боевая рукавица, латная перчатка.
Уменьшили толщину и диаметр колечек в панцире. Добавили аналог «аппарата Илизарова» в сапоги. Не для удлинения конечностей, а для их спасения. Любят, знаете ли, бить пехотинца по левой ноге. А всадника — по обеим.
Изменения происходили без увеличения веса доспеха. Наоборот, при некотором его облегчении. Повышение качества материала, применение мартеновских сталей, годных, в отличие от булата, в доспех, конструктивные решения по локальной жёсткости, позволяли улучшить снаряжение без утяжеления. А пытливые мозги молодых бойцов, не скованные вековыми традициями, находили новые эффективные приёмы применения. Не дожидаясь обычного стимулятора армейского интеллекта в форме очередного позорного разгрома.
— Ну, что скажешь, Артемий? Побьют наши киевских?
— Эти-то? Ленивые, бестолковые, головы поленом берёзовым — только шелом носить. Лезут во всюда не подумавши… чуть азов ухватил и сразу: я — воин, я — витязь… о-хо-хо… Я, знаешь ли, Иване, завсегда прикидываю: как тот новик с Яковом твоим, с «Чёрным гриднем», биться будет.
— Ну ты сравнил. Якову на всю Русь… ну, может с десяток вровень. Да и не будут такие бойцы, как он, друг с другом биться. Съедутся, поклонятся да и поскачут в разные стороны. Дурней крошить.
— Эт да. К примеру, лесовиков против Якова в поле хоть сотню выставь, хоть тысячу. Как горячий нож сквозь масло. Сколь мечом достанет — столь мертвяков и ляжет. А вот с нынешними моими… Ежели враз… Двоих-то он точно зарежет. А третий… ежели не трус, не дурак… с умением… с везением… может и… пошкрябает.
Подумал, глядя куда-то в стену. Потом, поглядывая на меня искоса, осторожно высказал гложущее:
— Ты, эта… запомни. Наш средний ихнего среднего, хоть — киевского, хоть — волынского, побьёт. Ежели по уму. Так это… один на один… не сдуру, не со сослепу, не… Мда… А вот «по уму» — это от тебя, Воевода. Ты уж расстарайся. Не проспи, не сглупи. Побереги. Ребятишек.
Э-эх, Артемий, разве я этого не знаю?
Бисмарк прав:
«Всякий, кто хоть раз заглянул в стекленеющие глаза солдата, умирающего на поле боя, хорошо подумает, прежде чем начать войну».
Мне хотелось избежать «славных битв» с опытным противником вроде русских княжеских дружин или «белых булгар». Обычно это удавалось. Путём активного использования дипломатии или спец. операций. Но осада Киева через полтора года началась именно с кавалерийской рубки с волынскими гриднями. Что ж, клинки из углеродистой стали показали себя вполне достойно. Были бы индийские или арабские легендарные булаты с фосфором — потерял бы ребят: зимний марш, хладоломкость.
Артемий оказался прав: всеволжский гридень русского — заваливал. Сказывалось превосходство в вооружении и выучке. Особенно — в разнообразии и скорости исполнения приёмов. Так — в «нормальных условиях». А ещё бывают атаки из засады, неверные построения боевых порядков, бой против численно превосходящего противника… холод, голод, дизентерия… ошибки начальников, измена союзников, ногу подвернул, спину потянул…
Я изначально отказался от массовых армий. Сперва просто не мог, потом… Здешний опыт разгрома на Альте, неизвестная аборигенам, но всплывающая в моей памяти бойня на Сити, лишали иллюзий в части «мощи народной» на поле боя. Ориентируясь же на армию профессиональную, малочисленную, я мог отбирать наиболее пригодных, обучая их нетривиальным умениям, вроде «необходимого искусства со стороны рубящего».
«Удар с выподвывертом» стал «визитной карточкой» моих бойцов. Вошёл в букет страшилок о «Звере Лютом». Лишал противников воли к победе ещё до боя. Иные себе на пупок амулеты навязывали, в надежде защититься от «проворота в тазу». Некоторые государи пытались воспроизвести подобное. Но сочетание оружия, доспеха, индивидуальной выучки и групповой тактики в полной мере не удавалось никому. А мы продолжали совершенствовать своё войско, следуя принципу: «воюют не числом, а умением». Сохраняя малую численность, улучшали тактико-технические показатели, втягивая соседей в «гонку вооружений». Которую они, с учётом моего восьмивекового опыта человечества, проигрывали.
Общее число профессиональных бойцов на «Святой Руси» — 12–15 тысяч. Собрать в одну армию более половины невозможно. Это покажут битвы на Липице и на Калке. Если мой гридень в сече стоит двух княжеских, то имея три-четыре тысячи бойцов «первой линии» я смогу оборониться от любой коалиции русских князей.
К этому нужно, конечно, иметь и «вторую линию» соответствующей численности. В формах крепостных, конвойных, охранных, полицейских, пограничных… подразделений.
Стало понятно, что количество вооружённых «дармоедов» на Руси можно сократить. Устранение внутренних границ, исключение вооружённых внутренних конфликтов. «Смерть удельщине». Но, также, и за счёт повышения качества бойцов, способных обеспечить внешнюю безопасность.