Опубликовано 31 мая 2010 года
Разделение литераторов на конкурирующие отряды, естественное в первые революционные годы, к концу двадцатых стало представляться анахронизмом. Не тем они занимаются, совсем не тем. Все здоровые силы нужно собрать в кулак, все нездоровые силы нужно кулаком разбить. Дело это серьёзное и партизанщины не терпит. Ни РАПП, ни ЛЕФ не должны проявлять излишнюю самостоятельность, действовать следует только и исключительно по команде партии. А если все писательские организации будут претворять в жизнь партийные указания, зачем нужны – все? Достаточно и одной. Одной и управлять проще, и подчиняться.
И потому в тысяча девятьсот тридцать втором году литературно-партизанские отряды распустили. И не только литературные. Скульпторов, живописцев и прочих людей искусства привели к единому знаменателю. Вместо гидры самостийных отрядов создавались одноглавые союзы. Для литераторов таким стал Союз Писателей СССР, с первых дней существования объединивший под единым командованием «всех писателей, поддерживающих платформу Советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве».
Другие писатели, платформу Советской власти не поддерживающие и от участия социалистического строительства уклоняющиеся, могли либо поменять взгляды, либо поменять профессию: заняться рубкой леса, сооружением каналов и прочими общественно-полезными деяниями – разумеется, тоже под руководством специально на то созданных органов. Все предпочли остаться в профессии, хотя не всем это удалось. Во всяком случае, к тридцать четвертому году, когда состоялся Первый Всесоюзный съезд советских писателей, членов СП оказалось две с половиной тысячи – когда в одном только РАППе их было за четыре тысячи. На съезде писателей наградили званием «инженеров человеческих душ», а товарищ Жданов простыми партийными словами объяснил, в чем, собственно, будет заключаться их работа: "Товарищ Сталин назвал вас инженерами человеческих душ. Какие обязанности накладывает на вас это звание? Это, во-первых, знать жизнь, что бы уметь её правдиво изобразить в художественных произведениях, изобразить не схоластически, не мёртво, не просто как «объективную реальность», а изобразить действительность в её революционном развитии. При этом правдивость и историческая конкретность художественного изображения должна сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся в духе соцреализма". Не исключаю, что эти слова в уста Жданова вложил сам товарищ Сталин, уж больно похоже на лексику «великого кормчего» – так называли Сталина писатели с трибуны съезда.
Задание партии было встречено с деревянным восторгом. Иначе и быть не могло. Все решения съезда принимались единогласно и на ура, всякое «против» было немыслимо. Хотя в душе каждый, вероятно, считал себя способным на большее, нежели воспитание трудящихся в духе соцреализма. С другой стороны, писать по указке даже лучше: при случае можно урок и перевыполнить. То, о чем просил Маяковский в двадцать пятом году, даровали. Кстати, стихотворение «Домой!», где ровняли штык и перо, есть образец черной утопии, только вчитайтесь: «Я хочу, чтоб в конце работы завком запирал мои губы замком».
И – сбылось.
Но гладко было в резолюциях. Подвох разглядеть удавалось не всем. А он был, подвох. Наивно было считать, что если идти точно по линии партии, то все будет хорошо – с идущим. Так-то оно, может быть, и так, но беда в том, что линия партии не есть нечто постоянное, она порой изгибается совершенно непредсказуемо. Сам процесс от замысла до полки книжного магазина занимает время, и время немалое. По этой причине писатель становится заложником календаря. Дело не только в персоналиях (хотя и в них тоже), а в нюансах. Запаздывающий флюгер – что может быть нелепее? И потому многие искренне преданные и совершенно лояльные писатели попадали впросак, даже такой, как Демьян Бедный, РАППовский идеал (РАПП призывал всех поэтов «одемьяниться»). Не угадал. Писал, как прежде, а линия повернула. Вот и вышла промашка. Ничего страшного не случилось, ну, из кремлевской квартиры выселили, ну, из партии исключили... Зато остался жив, на свободе и с писательским билетом.
Люди умные и тут нашли выход: писать под непосредственным контролем («Я хочу, чтоб над мыслью времен комиссар с приказанием нависал»), а лучше всего не писать вовсе. Чем жить? А делами Союза Писателей и жить. Ходить на собрания, слушать, постановлять, голосовать, работать в комиссиях и подкомиссиях, стать литературным чиновником, из рядового солдата пробиться в капралы, а там, глядишь... Но все же риск существовал. Но где его не было, риска? И потому заветный билет члена Союза Писателей для многих был и мечтой, и путеводной звездой. И дело тут, конечно, не в возможности ходить в ресторан при Доме Писателей или получить хорошую квартиру (хотя...) Просто вне СП существовать писателю было невозможно. Издать книгу аутсайдер не мог, и позднее возник парадокс: без книг в СП не принимали, а без членства в СП книг не издавали. Тем не менее, нет правил без исключений, и за счёт исключении СП рос, рос и вырос в колосса на ногах вполне прочных.
Сталин, думаю, ощущал себя просвещенным владыкой. Присуждение Сталинских премий было делом важным и ответственным. Генсек читал многие номинированные произведения, и читал внимательно – во всяком случае, в сороковые годы. Принято считать, что Сталин отдавал приоритет произведением злободневным, сиюминутным. Отчасти так и было. Но премию получил и Алексей Толстой за «Петра Первого», и Шолохов за «Тихий Дон», и Каверин за «Двух капитанов», и Маршак за «Двенадцать месяцев» – это только мое любимое, а вообще в списке много достойных книг. Под доспехом деревянного солдата у многих – да у всех – билось настоящее сердце. У кого доброе и щедрое, у кого злое и завистливое, но – живое.
На писателей не жалели ни денег, ни времени. И наградить могли, и посадить: «А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить»...
Не преувеличивалась ли роль писателей? Не зря ли партия расходовала на них свое внимание?
Ответ прост: телевидения-то не было! Это сейчас души людей обтесывают, строгают и шкурят аудиовизуальным способом, а прежде приходилось опираться преимущественно на письменность. Кино? Да, кино – это мощное орудие, «Колоссаль», но любой фильм обходился несравненно дороже любой книги. А писатели по калибру – автоматчики, могут вести кинжальный огонь сравнительно дешево. И мобильность у писателя куда выше. Сто писателей за месяц напишут двести рассказов, только прикажи, а что снимут за месяц деятели киноискусства?
(на время прервусь)
Опубликовано 01 июня 2010 года
Современное производственное оборудование — и массовых операций, штамповки и вытяжки, и металлорезания, — весьма высокотехнологично. Под его кожухами, как правило, кроется большое количество компьютерной техники, обеспечивающей, скажем, адаптивное резание; позволяющей работать на высоких скоростях и с большими точностями. И какой уровень образования должно иметь общество, живущее за счет такой техники? Или, хотя бы, нудно талдычащее о модернизации. На первый взгляд — чем больше, тем лучше. Но так ли это?
Посмотрим на табличку, составленную по данным 3-го издания Большой Советской Энциклопедии.
Казалось бы, технологическая мощь СССР должна была нарастать, и в каких-то областях так оно и было. Но только вот посмотрим на соответствие инженерных решений мировому уровню. Прежде всего — ракета Р-7. На ней и поныне будет держаться ВСЯ мировая пилотируемая космонавтика. Затем — стомегатонная бомба «Кузькина мать». Если Кремль ещё контролирует восьмую часть суши — так это благодаря ей. Гидростанции, алюминиевые и медные заводы, никелевые рудники — всё, в прихватизацию породившее местных скоробогачей. Основы массового жилищного строительства. Турбореактивная авиация, с ценами билетов на уровне железных дорог, крайне важная для гигантской страны и теперь утерянная.
Все это создавали относительно немногочисленные инженеры 1950-х годов. У которых в подчинении были техники и чертёжницы; и которые по общему нищенскому советскому уровню зарабатывали неплохо. А порой и совсем хорошо — создателю уникальной по простоте, производившейся на конвейере, пушки ЗиС-3 Грабину на станции Подлипки Дачные был построен на 5 гектарах двухэтажный дом с конюшней. Совсекретное постановление Совета министров СССР No628-259сс от 21 марта 1946 года устанавливало, что начальник геологоразведочной партии, нашедший месторождение урана, получает премию в 600000 рублей, впредь — удвоенный оклад, меблированный дом, машину, пожизненный бесплатный проезд и право обучения детей в любом вузе. О причитающемся ещё дуплете из Героя Соцтруда и Лауреата Сталинской премии уж просто умолчим...
Ну а об инженерных достижениях мирового уровня СССР 1970-80-х годов сказать что-то трудно. Разве что созданные по инерции орбитальные станции, да океанский флот, не имевший из-за идеологических догм ясной задачи. В широкофюзеляжных лайнерах отстали, автопрома отродясь не было. В области ИТ были похоронены оригинальные разработки, типа БЭСМ-6 и уникальной машины МИР и началось копирование мейнфреймов IBM/360 и мини-ЭВМ PDP-11 под никами ЕС и СМ ЭВМ соответственно. Хотя инженеров в это время было навалом. Уже в 1971 году в СССР по этой специальности училось 3 млн. человек. А из профессионально-технических училищ выпущено в тот год было только 1,8 млн. человек. В результате — падение зарплат инженеров по отношению к рабочим, кличка — ниженегр, походы на овощебазу и поездки в колхоз… Когда стали копировать шаттлы и запретили разрабатывать мелкосхемы, не имеющие западных аналогов, — всё и кончилось.
Был, знаете ли, математик Вито Вольтерра, член Академии Рысьеглазых. В полном соответствии с зоологическим погонялом своей академии он применил уравнения к описанию колебаний численности зверьков. Вот расплодился после краха советского сельского хозяйства на заброшенных полях с вкусной свеколкой заяц. Изобилуют его следы; не надо ходить за ним в лес — заряд тройки найдет косого в процессе мародерства над молоденькой яблонькой. А потом вдруг зайца мало-мало. Нет, это не охотники, и даже не лисы. Это заяц съел свою кормовую базу. И численность лис меняется вслед... Все это описал Вольтерра. Так и советские инженеры «съели» некий ресурс. Правда не умерли, но из их труда ушло нечто очень и очень важное. То, что подпитывается и материальными факторами жалованья, и престижем... Ситуация в России не исправлена и ныне!
Но — вот Америка. А как там с влиянием образования на производство? Отвлечёмся сейчас от хайтека, и опустимся в производство индустриальной эпохи. И вернёмся на полвека назад, когда у янки кроме прочих бед были ещё президенты-демократы... Так вот, и у этой страны были изрядные проблемы. Во что поколениям, пережившему крах СССР, или выросшему в эпоху американской гегемонии, трудно поверить. Так вот — в 1945-м на США приходилась половина планетарной экономики и основывалось это на мощнейшей индустрии. А сейчас сколько — правильно, четверть. И отнюдь не за счёт промышленности.
У промышленности США в 1960-х были проблемы производительность труда упала к концу десятилетия на 2,5% от максимального уровня. Лунную гонку янки выиграли, но вьетнамскую войну продули СССР с треском. Нарастало внутреннее недовольство — марши негров, хиппи там всякие... Попытались привнести немного социализма, запустили при президенте Джонсоне программу Великого нового общества. Она, прежде всего, должна была облегчить широким массам получение образования, ну а попутно раздать массу пособий. Инфляцию разогнали так, что пришлось отказываться от золотого обеспечения доллара. А результаты — минусовые, смотрите выше... Непонятно — кадры становятся образованнее, а производительность падает...
Ситуацию объяснил профессор Лестер Туроу из МТИ, известный даже сотрудницам служб эйч-ар, в прошлом кадровичкам, по своей «пирамиде потребностей». В работе Thurow L. The Failure of Education as an Economic Strategy. — «The American Economic Reiew», May 1982 он детально описал провал экономической стратегии, инвестирующей в выделенный им же «человеческий капитал», то есть во всеобщее образование. В более поздней работе Thurow L. The Zero-Sum Solution. L., 1987 Туроу показал, чего же не хватало США для того, чтобы массовое образование становилось капиталом, приносящим плоды на производстве.
Так вот, этим чем-то оказалось сельское население, притекающее в город. Выросшее в условиях натуральной экономики (денежные расходы родителей минимальны, не покупаются ни памперсы, ни детский корм, а рыночная игрушка — редкость, служащая поколениям), привыкшее к труду с зари до зари, именно оно образовывало марксов пролетариат. И в СССР именно оно обеспечивало бурный рост промышленности во время индустриализации, именно оно трудится сейчас в Индии и Китае. Кончились крестьяне и в России и в Штатах — перестало расти и производство.
Только вот янки сумели воспользоваться своим положением на вершине пищевой пирамиды капиталистической экономики и получать доход с производств в ЮВА с её дешевой рабсилой и изобильным крестьянством. Ну а нас кремлевские мечтатели с идеей счастья всем и даром, привели туда, где мы есть. И выбираться оттуда, наверное, лучше трезво оценивая то, что вокруг, исходя из реальности, а не из выдумок просветителей восемнадцатого и революционных демократов девятнадцатого века.
Опубликовано 02 июня 2010 года
В семьдесят втором году я подхватил политическую лихорадку. Выборы! Кто будет президентом, Ричард Никсон или Джордж Макговерн? Сначала праймериз, потом дебаты... Макговерн, конечно же, лучше – он и против войны во Вьетнаме, человек незапятнанный, а Никсон – империалист в последней стадии капитализма.
Где был я, и где были выборы? Выпускной класс, нужно учиться, учиться и учиться, какая мне разница, кого они там себе выберут?
Но, видно, сама идея, будто главу государства можно выбирать, настолько захватила мое воображение, что я крутил верньеры радиоприемника, стараясь сквозь вурдалачий вой глушилок разобрать, что, собственно, происходит по ту сторону Атлантики, хотя и до этой стороны океана из Гвазды идти – не дойти. Далеко она.
А выбирать я мог между синими чернилами и фиолетовыми, все-таки десятый класс – это не шестой (в шестом ответ был «однозначно фиолетовые», по крайней мере, в моей школе). Какого ещё выбора мне не хватало?
И вот в ноябре я сидел у приемника и слушал ВиОуЭй на американском английском языке – в юности слух позволял различить разницу в произношении дикторов Би-Би-Си и Голоса Америки. Перечисляли итоги голосования по штатам. За Никсона, за Никсона, за Никсона... И только один штат проголосовал за Макговерна.
Я вздохнул и пошел учиться-учиться-учиться.
Второй раз блеснул интерес к выборам уже в восемьдесят четвертом оруэлловском году. Пришлось быть на избирательном участке, расположенном на улице Каляева в доме номер девятнадцать. Там находился кожновенерологический диспансер, в котором я и работал врачом. Поручили дежурить. Дело важное и ответственное: все граждане СССР должны иметь возможность проголосовать за блок коммунистов и беспартийных, даже если они находятся на стацлечении. Отпустить проголосовать домой было никак нельзя: больные венерическими болезнями получали пенициллин каждые три часа, и пропуск инъекции посчитался бы нарушением лечебного процесса. С оргвыводами по статье 115-1 УК РСФСР. Больным кожными страданиями статья не грозила, просто бы выписали из стационара с отметкой о нарушении режима, и всё. А режим нарушили бы непременно, разве можно выйти и не выпить?
И вот в шесть утра включили радиоприемник. Гимн Советского Союза, тогда бессловесный, загремел по отделению, и народ устремился к урне: по такому случаю распорядок дня изменили, подъем объявили пораньше.
К семи утра проголосовали все двести сорок стационарных больных, никто не манкировал и не уклонялся. Но пришлось дежурить до самого вечера, таков порядок. Вдруг кого-то пришлось бы поместить в стационар по скорой помощи, и этот кто-то тоже бы захотел воспользоваться своим конституционным правом?
Вечером вскрыли урну и посчитали.
Единогласно! Ни одного бюллетеня не испорчено!
Я знаю, что кто-то кое-где у нас порой и был недоволен, даже протестно голосовал, но «узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа...»
И вот сейчас я вновь ощущаю признаки надвигающегося недуга. Опять выборы, и опять интересно, хотя моя роль прежняя: сидеть и смотреть за развитием событий, и только. Осенью предстоят выборы президента международной шахматной федерации! А я, шахматист-любитель, переживаю, будто выбирают просто президента. Права голоса у меня нет. Впрочем, нет их и у самых-самых гроссмейстеров. Голосуют национальные шахматные федерации, индивидуумы же могут слушать радиоприемник (интернет), или писать прочувствованные письма на деревню дедушке (форум). Личной заинтересованности – никакой. Именно это и придает выборам ностальгическую окраску: сиди и жди, пока тебе объявят, кто президент, а кто — так... проигравший Макговерн. Но вот профессиональные шахматисты переживают всерьёз. Им думается, что от выбора зависит многое, главное же – их собственная судьба. Вдруг что-нибудь изменится? Вдруг что-нибудь изменится к лучшему? Или к худшему?
И тут я ощущаю всю прелесть любительства. Мне, чтобы поиграть в шахматы, достаточно взять доску и фигуры, старый комплект советской эпохи за три рубля шестьдесят копеек, договориться с товарищем и пойти в парк, под сень дерев. Или, если товарищ занят, просто зайти на PlayChess и кинуть клич: а вот кому черный слон с крестом (это мой ранг на сервере). Через секунду, много через пять уже играю. Но то я. Профессионалу же приходится зарабатывать деньги, кормить семью, и потому он должен отмерять семь раз — с кем, где и когда ему садиться за доску. Судьба гроссмейстера, не входящего в группу «самых-самых», сложна и прихотлива, хлеб достается нелегко, масло и вовсе не всегда на столе, иные гроссмейстеры публично объявляют себя нищими – буквально, a la lettre! Но большинство несет свое бремя с честью и достоинством, не сетуя на участь, не взывая к сочувствию. Странствующие рыцари.
Потому так много надежд и чаяний профессиональные шахматисты возлагают на президента ФИДЕ (приходят на ум некрасовские крестьяне из забытой деревни).
Праймериз, выдвижение кандидатуры от России уже состоялись, потом состоялись ещё раз, теперь прошедшее пытают представить как не случившееся и обещают перепопробовать в третий раз. Действующий президент ФИДЕ Кирсан Илюмжинов и претендент на звание президента, двенадцатый чемпион мира Анатолий Карпов – единственные реальные участники борьбы. Даже если кого-либо Россия не поддержит, желающие найдутся, и каждый все равно сможет участвовать в выборах. Если, конечно, захочет (в России, как известно, есть события, от которых зарекаться не стоит. Но это так, к слову. Авось и обойдется). Сейчас же они, а пуще их сторонники, собирают людей под свои знамёна и раскрывают глаза шахматной общественности на суть происходящего. Шахматная общественность пытается считать варианты, что с поднятыми веками делать не вполне удобно, иногда лучше глаза закрыть и прислушаться не к доводам пиара, а к собственному рассудку. Ведь ФИДЕ есть структура административная, и президент в первую очередь заботится – и будет заботиться – именно о ней, укрепляя вертикали, горизонтали и диагонали шахматной федерации. Казовому концу, розыгрышу звания Чемпиона Мира, тоже уделят внимание – но в очередь вторую. Что же касается странствующих рыцарей и безденежных донов, то, боюсь, их судьба – быть предоставленными самим себе.
Хотя, конечно, надеяться можно. На президента, на расположение светил, на избирком.
Кстати, is bear come?
Спросите у гугловского драгомана.
P.S. Вслед за избранием Никсона на пост президента США последовал Уотергейт. Но это – другая история.
Опубликовано 03 июня 2010 года
Перспективы IP-телевидения в том виде, в котором его представляют ведущие IT-компании, — одна из самых горячих тем для обсуждения в хайтек-сообществе. Поскольку конференция разработчиков Google I/O уже прошла, и Google TV показали, то обсуждения будущего IPTV пока крутятся вокруг этого концепта. 197-й выпуск подкаста Engadget оказался особенно богатым на такие рассуждения: в нём говорится, что с контентом для новой системы полной ясности нет, и в связи с этим возникает вопрос: допустят ли нынешние короли кабельного телевидения в Америке, вроде того же Comcast, программную платформу от Google на свои приставки? Ведь отношения с правообладателями на американском рынке во многом определят глобальную судьбу платформы Google TV.
Аргументы сторонников «слияния» просты — якобы Google TV дополняет контент, поставляемый «кабельщиками», добавляет к нему удобный стандартный интерфейс и разнообразные дополнительные опции, до которых у кабельщиков бы просто руки не дошли... Радость в дом, и бесплатно — ведь денег за платформу не берут.
http://www.youtube.com/watch?v=diTpeYoqAhc
Но нет, не допустят — и причина проста: в первую очередь поставщики контента воюют за внимание потребителя. Google TV предлагает много отвлекающих от «кабельного» контента факторов — тот же YouTube. Вспомните ещё лозунг о приходе интернета в телевидение и получите кошмар — Сеть сама по себе является гигантским отвлекающим фактором. В таких условиях все кабельщики будут воевать с Google до последнего вздоха. Дело вполне может дойти до антимонопольных жалоб.
Эти жалобы скорее всего у властей понимания не встретят, поскольку у Google есть неплохие конкуренты — та же Apple, к примеру. Недавно в интернете появились слухи о возможном облике новой телевизионной приставки Apple TV. Прежде чем обсудить их подробности, стоит прикинуть, чем именно компанию-производителя может не устраивать нынешняя версия продукта. Что в ней давно не обновлялось? Жёсткий диск.
Сначала Apple подняла его ёмкость с 40 гигабайт до 160 — и тишина. И это в приставке, заточенной под работу с тяжёлым контентом высокого разрешения. Если разобраться, у Apple и правообладателей от этого, а также от наличия USB-порта, сплошные проблемы. Для Apple TV давно написаны прекрасные альтернативные прошивки, которые при сохранении изначальных возможностей приставки замечательно качают торренты, проигрывают mkv и avi, а также позволяют делать другие вещи, без них недоступные.
Как защититься от воровства контента? Да очень просто — перенести всё в облако! И, вполне возможно, будет теперь безлимитная подписка и на музыку в iTunes — без права локального хранения контента, но с возможностью загружать песни на устройства, с которых точно ничего не уйдёт налево — iPhone, iPod и iPad. И тогда 16 гигабайт памяти на iPad не покажутся недоразумением — в них только фотографии хранить. Вот и новому Apple TV пророчат микроразмеры, мобильный процессор A4 и наличие всего трёх разъёмов — питания, RJ45 и HDMI. И 16 гигабайт флэш-памяти на борту.
Что все вышеописанное может означать для остального мира? Неприятную необходимость создавать свою Apple, с телевизором и айпэдами. Потому что в истории не было примеров, доказывающих, что в сознании Apple вообще чётко регистрируются какие-то другие рынки, кроме американского.
С одной стороны, очень удобно всё свалить на жадных и глупых правообладателей. И они, так уж получилось, никак не возьмут в толк, что при глобальном доминировании одной культуры спрос на неё тоже глобален. Зачем только тратить силы на огораживание от чешских, к примеру, потребителей, норвежского рэпа?
И обвинения эти, применительно к случаю с Apple, очень даже имеют почву — взять хотя бы пример сервиса аренды фильмов Movie Rentals в США, Великобритании, Канаде, Австралии и Новой Зеландии. С культурной точки зрения это вообще один рынок безо всяких оговорок. По покупательной способности, в принципе, тоже, по крайней мере в отношении контента. Однако в Америке Movie Rentals появились сразу, а для их прихода в остальные страны понадобились многие месяцы согласований с правообладателями — во многом из-за неоптимальной структуры управления правами.
С другой стороны, есть магазин приложений для iPhone и iPad, в котором власть Apple неоспорима, и который абсолютно так же периодически радует странными ситуациями — например, в российском App Store, кажется, так и не появилась распознавалка музыки Shazam. Видимо, соседство слов «Россия» и «музыка» автоматически перебрасывает мозг менеджеров в режим «запретить всё, не дожидаясь рецидивов пиратства!»
Вряд ли Google будет вести себя умнее — ему просто не дадут. Если бы люди жили в прекрасном идеальном мире, где только некоторые компании возводят подобные барьеры, то на WiFi-роутер с автоматически подключаемым безлимитным VPN к американскому серверу с американским же IP-адресом, просто не было бы спроса. А в условиях, когда фактическая польза от новых продуктов ведущих технологических компаний в прогрессирующей степени зависит от своевременной и повсеместной доступности сопутствующих сервисов, остальному миру за пределами США, без своих аналогичных компаний придётся очень несладко.
Опубликовано 03 июня 2010 года
Наверное, не будет преувеличением сказать, что более ценного ресурса, чем фундаментальные научные данные, у человечества нет. То изобилие товаров, которое современная промышленность вываливает на потребителя, и проталкиванием чего к клиенту заняты тучные стада маркетологов, пиарастов и менеджеров продаж, объясняется открытиями людей, меньше всего думавших о рынке. Да и то, что традиционно относится к ведению гуманитарных наук – устроение человеческого общества. И тут роль наук точных преобладает. Вот не было в Европе войны с 1945 года, чья тут заслуга? Персонажей, получавших Нобелевские или советские премии мира? Ага. Как же... Заслуга тут физиков, в 1930-е изучавших ядерные реакции при бомбардировке урана нейтронами. Очень далекий от жизни предмет, лишивший жизни довольно много жителей Хиросимы и Нагасаки. И спасший десятки, а то и сотни миллионов человек во всем мире, сделав невозможным "горячую" Третью мировую. (Самые убежденные сталинисты соглашаются, что А.Д.Сахаров Премию мира получил заслуженно, хоть и не за то, не за создание бомбы-"слойки"...) Так давайте взглянем, как социум привлекает людей в науку. Начнем с нашей страны и с начала, с образования.
Вот вполне объективный рейтинг вузов за 2009 год. МГУ в нём на 155-м месте. Но не всё так плохо! 155 место это, наверное, потому, что твердолобые англичане не в состоянии оценить похвальную гибкость здешних гуманитариев, бывших марксистов-ленинистов, после перестройки преподававших нечто вяло демократическое, а потом и государственно-патриотическое широкого профиля... А вот по подлинно фундаментальным, естественным наукам, всё куда лучше. Соответственный рейтинг дает МГУ 30-е по миру место. Правда, в 2008 было 29-е, но и так неплохо. Будет ли это способствовать процветанию наук?
Увы, общаясь по долгу службы с молодежью, автор знает, что в науку выпускники даже лучших факультетов, которыми субъективно можно счесть мехмат, физфак и ВМК, идут редко. Даже если остаются в аспирантуре... Аспирантура – это очень удобно, когда трудишься на начальных, ещё хило оплачиваемых позициях в кредитно-финансовой сфере. (Указанные профессии прекрасно в неё встраиваются...) И прописка (виноват – регистрация), и халявное жилье! И козырь в общенациональной игре «проведи военкома», очень важный для тех, у кого не было военной кафедры. А зарплата у финансиста к 30-ти годам в лето до кризиса – до 200 тысяч рублей в месяц. Пересчитайте на тогдашний курс зеленого, и поймете, что есть все основания смотреть на однокашников, двинувших по научной линии, и здесь, и за рубежом (о них ниже) – как на лузеров! А соотнесите вышеуказанную зарплату с ценой квадратного метра столичной недвижимости – так за меньшие деньги в Первопрестольной и трудиться несерьёзно. (Есть такое эмпирическое экономическое правило, что цена квадратного метра квартиры должна коррелировать с месячной зарплатой...)
Ну как – все ясно, или ещё что добавить? Да, после кризиса 2008 года зарплаты финансистов упали, но вот прошлогодний подъем цен на нефть их снова потянул вверх. Но это у нас, но на Западе то все иначе?
Да, в Америке, все, как известно, не так, как здесь. Даже мостовые, – как знала каждая мышь на бескрайних пространствах СНГ в 1990-е, – сделаны из сыра и в стране нет ни единого кота. И науки там процветают при благосклонности и государства, особенно Пентагона в лице DARPA, и бизнеса, склонного к благотворительству. И страна эта, даже после недавнего кризиса, располагает богатейшей экономикой мира; заворачиватель котлет с булочкой в тошниловке за день получает больше, чем азиатский рабочий за месяц. Наверняка этого добились за счет развития фундаментальных наук! Ведь по Нобелевским премиям США безусловный лидер? И по богатству?
Ага... Точно... Только Первое определяется Вторым. А не иначе. Учёные они, как правило, умники, а не идиоты. И едут туда, где неплохо платят и есть условия для работы. Brain drain, знаете ли. Которому сначала помогла Европа с её революциями, охотами на евреев, мировыми войнами; потом Третий мир; потом и распавшийся СССР. А вот самим американцам наука не кажется, похоже, делом слишком рентабельным.
Представьте себе, человек за полдюжины лет напряжённого и добросовестного труда получает диплом, graduate. При этом он, если нет богатых дедушек-бабушек, как правило, залезает в серьёзные, порядка очень многих десятков, а то и сотен килобаксов, долги. Затем – работа над диссертацией, очень небыстрая. Потом – постдокторат. Лет пять работы на дядю, виноват – научного руководителя. И преподавательской, и черновой исследовательской. За которую – подписи в самом кончике статьи. И зарплата – меньше дохода официантки в кафе... (Если ВНУТРИ США кого и угнетают, то не негров, их там вовсе нет, афроамериканцы промаршировали от Хижины дяди Тома до Барака Обамы, а постдоков...) Потом надо искать должность – а должностей мало, и получат их, – по Дарвину, а не по Ламарку, – не самые лучшие, а самые приспособленные к мелким, а из-за этого особенно противным факультетским интригам... И должность то – assistant professor, доцент по нашему, с зарплатой меньше, чем у юного программиста, который рулит базу данных на какой-нибудь оптовой или биллинговой фирме. А лет-то уже к сороковнику! И для такой работы требуется не идиот, напомню, а умник... А они то денежку, фишку-манечку, считать умеют. Идут в адвокаты и биржевые брокеры; если уж человечеству страждущему помочь хотят – то в дантисты! Вот и приглашают умников из-за рубежа, Восточную Европу высосали, сейчас – Индия да Китай обгладываются. Но вот в КНР учёным по приоритетным специальностям платят вполне мировые зарплаты. (А покупательная способность одной и той же суммы в ЮВА несопоставимо выше, нежели в Штатах. Так что – и у янки возможны варианты. И это несмотря на то, что для инженера-компьютерщика (в том числе и окончившего хороший вуз в России и смолоду махнувшего за рубеж) там вполне реальна при самом что ни на есть стабильном, без резких рывков вверх, но и без ошибок, ходе карьеры годикам к тридцати зарплата за сотню килобаксов. Столько, сколько полный профессор получает после пятидесяти лет. Интересная для человечества в целом ситуация складывается...
Опубликовано 03 июня 2010 года
Двенадцать самоубийств в одной компании всего лишь за полгода — событие, которое просто не может не привлечь внимание публики. Эта компания — китайский Foxconn, крупнейший производитель электроники в мире. Около четырёхсот тысяч рабочих собирают на его заводах устройства со знакомыми каждому брендами – от Sony и Nintendo до Dell и HP. Особой остроты истории придаёт то, что первым в череде самоубийц был работник, потерявший прототип телефона Apple iPhone.
Заманчиво было бы предположить, что за самоубийствами стоит жадный Apple и другие западные корпорации, которые ставят своих подрядчиков в такие условия, что тем приходится загонять трудящихся за гроши рабочих до полного изнеможения. Однако если взглянуть на факты, выходит, что всё далеко не так просто, как хотелось бы любителям дешёвых сенсаций.
Китайская газета Southern Weekend посылала своего репортёра анонимно устроиться на завод Foxconn и поработать там пару недель, чтобы узнать побольше о быте рабочих. Тон повествования выбран трагичный: «рабочие живут в ритм с машинами», не могут сделать перерыв даже на несколько минут и мечтают только об одном — разбогатеть. Сбыться этой мечте, разумеется, не суждено — при зарплате в 130 долларов в месяц они с трудом наскребают деньги, чтобы отослать домой семье. «Хорошим заводом считается такой, который готов платить за сверхурочный труд,» — пишет журналистка.
Однако особенно душераздирающих описаний непосильного труда не следует — рабочие стоят за конвейером, а если и работают дольше положенного, то лишь по собственному желанию. Городок для работников, выстроенный «Фоксконном», хоть и тесен, но чист и опрятен. Известно, что кроме заводских цехов там есть магазины, кафе и кинотеатры. Когда среди сотрудников участились самоубийства, руководство компании попыталось организовать службу психологической помощи. Помогает ли она — сказать сложно.
Судить о китайских зарплатах тоже непросто. Эквивалент ста тридцати долларов кажется нам не слишком привлекательной ставкой за такой труд, но Китай — это Китай. День за днём монотонно окучивая рис в китайской деревне, вряд ли заработаешь больше. Что до требования к возрасту (Foxconn стремится выбирать молодых людей в возрасте около двадцати лет), то здесь тоже нет ничего удивительного — точное производство требует зорких глаз и скоординированных движений. Не практиковалось ли Советском Союзе то же самое? Не имея ни образования, ни ценных умений вряд ли можно рассчитывать на более приятную работу.
Так причём же здесь Apple, кроме единственного случая с утерей прототипа iPhone? Только безумец может предположить, что какая-то компания может пожелать себе такого пиара. Стив Джобс, глава Apple, недавно прокомментировал ситуацию. Он сказал, что «условия труда на заводах вовсе не рабские», но ситуация тревожная и компания за ней пристально наблюдает. Ранее в ответе на личное письмо Джобс указывал на то, что, несмотря на пугающую тенденцию, число самоубийств среди работников Foxconn по-прежнему ниже, чем в среднем по Китаю.
Не исключено, что Apple пойдёт на шаги, направленные на повышение зарплат работников заводов Foxconn, изготавливающих её продукты. Однако денежная сторона вопроса – вещь очень деликатная. После первых самоубийств руководство Foxconn попыталось спасти репутацию, выплатив семьям погибших компенсацию в размере шести годовых окладов. С тех пор это делается каждый раз, когда очередной недовольный жизнью работник прыгает с крыши. Возникает подозрение — уж не пытались ли некоторые самоубийцы своей смертью помочь родственникам?
– Фото: flickr.com/renaissancechambara
Опубликовано 04 июня 2010 года
Сегодня очередной представитель очередной фармакологической компании посетил наше богоугодное заведение. Работа у него, представителя, такая – ходить по медицинским учреждениям и агитировать врачей, чтобы они назначали именно тот препарат, который поставляет на аптечный рынок компания. Конкуренция в действии. Не так давно подобную практику стали критиковать и даже грозили запретить, мол, нечего фармпредставителям ходить по бюджетным организациям, отвлекать людей от лечебного процесса. Опять же конфликт интересов: фармпредставители-де соблазняют врачей выписывать не то, что нужно, а то, что выгодно фармакологическим компаниям. Даже срок вступления запрета в жизнь назывался – с апреля месяца этого года путь в бюджетные организации коммивояжерам будет-де заказан. Однако весна пришла и ушла, а фармпредставители остались. И вот опять пришли.
Поговорили на общие темы (разговор на общие темы входит в программу визита). Кто ж нас запретит, успокоил меня фармпредставитель. Решение принимают люди солидные, а они давно вложились в лекарственный бизнес. Разрешить же хождение только агентам своей компании, а всем остальным запретить, законом не получается: сегодня своя одна, завтра две, послезавтра все восемь...
Затем началось собственно охмурение – перечисление свойств замечательного препарата.
– Да хороший препарат, хороший, – облегчил я работу продвиженцу. – Я с ним уже тридцать лет работаю, успел оценить.
– Тридцать лет – это вряд ли. Наша компания на российском рынке появилась пять лет назад, – снисходительно разъяснил фармпредставитель.
– А причём здесь ваша компания? Препарат на отечественном рынке присутствовал ещё в конце семидесятых.
– Ну... Он другим был. Сейчас много лучше. Прежде и таблетки были белого цвета...
– Жёлтого.
– Да, жёлтого, а теперь они синие. И в упаковке было десять таблеток...
– Двадцать.
– Да, двадцать, а теперь тридцать. И поставлялись они из Польши...
– Из Югославии.
– Да, из Югославии. А теперь из Хорватии!
– Это, конечно, прогресс.
Рассерженный фармпредставитель ушёл, оставив десяток глянцевых проспектов. Едва закрылась дверь, как я проспекты в мусорную корзину и бросил. По-другому нельзя. В иной день и три, и четыре агента заходят, чуть зазеваешься – и пропадёшь, задохнешься под кипой рекламы.
Избавился я от проспектов и стал думать, исходя из каких соображений я назначаю тот или иной препарат.
Дано: при заболевании Икс показан препарат Игрек. Игрек – это международное название, за которым кроется труднопроизносимая химическая формула. Будем считать позитивное действие препарата доказанным и несомненным. На отечественный рынок этот препарат поставляют десять компаний, каждая под своим названием (не преувеличение, порой компаний и, следовательно, названий больше). Химический состав, само собой, идентичен. Физико-химические свойства – тоже. Отличия в препаратах, помимо названия, заключаются в дизайне упаковок, цвете таблеток и цене. Добавим ещё, что лично я никаких комиссионных за назначение препарата не получаю. Какой препарат я выпишу больному? Откуда стану плясать?
Вспомнилась сороконожка, которая, пока не думала о процессе, плясала бойко, а как задумалась, то тут же и зависла.
Итак, чем я руководствуюсь? Цветом таблетки? Смешно. Ценой? Вот только мне дел отслеживать цену, меняющуюся если не еженедельно, то ежемесячно обязательно! Не входит это в мои обязанности и никогда не входило. Да, то же самое вещество в той же самой дозировке (но в разного цвета таблетках) у фирмы А стоит пятьдесят рублей, а у фирмы Б – пятьсот. Но... Даже тот же препарат той же фирмы в разных аптечных сетях стоит различно, пусть коридор разброса цен и поуже, например, от ста до двухсот рублей. Того пуще: даже в одной и той же сети аптек одного города он тоже не одинаков (допустим, от ста тридцати до ста семидесяти рублей).
А тогда, тридцать лет назад, лекарство и вовсе стоило двугривенный. Может, мне больных посылать в год московской олимпиады? И вообще, некоторые предпочитают подороже. А, главное, мое дело не о кошельке больного тревожиться, о кошельке власть уже позаботилась, мое дело больного лечить. Так как мне быть, какой препарат выбрать? Учтите, у меня вечный цейтнот, за шесть часов я по талонам принимаю сорок человек, семь минут на личность, и за эти семь минут больной должен войти, пожаловаться, раздеться, показаться, одеться, выслушать мои наставления и уйти, а я (я – не Василий Щепетнёв, а врач районной поликлиники) должен написать триста слов на пяти бумажках. Или восьми? Ещё могут и без талонов обратиться, потому что бывает и так – болезнь есть, а талонов нет. И потому из кучи названий берётся то, которое приходит на ум. Приходит обычно последнее рекламированное. Как следствие – каждый хочет быть этим самым последним, и потому с одним и тем же препаратом фармпредставитель ходит снова, снова и снова. А только уйдёт, как, глядишь, приходит представитель другой фирмы, напрочь перечеркивая труд предыдущего. И в этом – главная проблема, а именно: одно и то же подается, как разное. Гора, которую атакует дюжина Сизифов, каждый со своим камнем. Расходы на продвижение у фирм растут экспоненциально, а с ними растет и цена, точнее, одна из составляющей цены.
И есть ли предел роста – не знаю. То есть теоретически должен быть, скорость света всему предел, но на практике...