Своя игра

Василий Щепетнёв: Сравнительная ментоскопия Василий Щепетнев

Опубликовано 28 июня 2010 года

Исторические романы читаются с особенным чувством. При чтении возникает ощущение, что не просто время убиваешь, а убиваешь с пользой, поскольку расширяешь кругозор, обогащаешься знаниями, пусть для нашего времени полезными неочевидно, но как знать, как знать...

Но насколько мы, люди двадцать первого века, можем понять побудительные мотивы, толкавшие людей прошлого на тот или иной поступок? Существуют два основных направления: первый – что люди, в общем-то, не меняются, и поведение крестьянского парня Ивана в восемнадцатом веке такое же, как у его сверстника в двадцать первом. Второе – что люди различны, и нам просто не понять Ивана восемнадцатого века, готового сложить голову за веру, царя и отечество. Вера? Иконку в автомобиль приклеить разве что. Царь? Нет, за царя воевать – только по предоплате, а сложить, так разве пальцы в виде фиги. Да и не поймешь, кто у нас настоящий царь. Отечество? В смысле – Россия? Кому Россия, а кому рашка-чебурашка. При слове «патриот» хорошим тоном считается сделать кислую мину, на патриота смотрят, как на больного: что с него взять? И берут все, что удастся, радуясь возможности, выражаясь языком элиты, «развести лоха» — на бабки, а то и на самую жизнь.

Но в литературе обыкновенно придерживаются первого направления, изображая людей прошлого так, будто они – соседи по подъезду. Не потому, что это легче (хотя и потому тоже), главное – читатель любит, чтобы книга была о нём, любимом. В литературном герое он ищет себя, со своими бедами, заботами и желаниями, и потому протопоп Аввакум ему – что марсианин (я обобщаю, а обобщение есть зло: и читатели разные, и книги, потому каждой моей фразе нетрудно противопоставить дюжину других фраз. Но без обобщений невозможно вообще ничего помыслить, таков уж процесс мышления. Что делать). И потому, узнав, что Ленин в тысяча девятисотом году получил премию в пятьдесят тысяч золотых рублей (тогда других рублей просто не было, опять примета времени), этот читатель в деньгах видит цель, а не инструмент, бабло, а не аккумулированный труд. И делает соответствующие выводы: негодует, ругает автора за то, что автор, свинья мелкопяткачковая, судит о дубе исключительно по вкусу желудей.

Но люди меняются, и меняются порой стремительно. Я уже упоминал тот факт, что для российского писателя девятнадцатого века было невозможно сделать героем произведения агента тайной полиции. Полиции уголовной – запросто, взять хоть Порфирия Петровича, но жандарма – увольте. В двадцатом веке, тем более в двадцать первом сотруднику ВЧК-КГБ-ФСБ — лучшее место. Он – подлинный герой нашего времени, ум, честь и совесть. Так уж выходит. И если в западной остросюжетной литературе спецслужбы, особенно ЦРУ, зачастую предстают символами лжи и цинизма, этакие бездушные молохи, занятые исключительно прокормлением самих себя, то в литературе российской на них стоит и будет стоять земля русская. Не на западных спецслужбах, естественно, а на российских.

Почему так сложилось? Ответ стандартный: примета времени, которая через сто лет (думаю, раньше) тоже будет казаться странной, как сегодня непонятно нежелание офицера боевого знаться с офицером жандармским – в девятнадцатом веке.

Одним из побудительных мотивов, определивших судьбу Владимира Ульянова, сейчас считают месть за брата Александра. Мол, повесили Сашу, а Володя отомстил. Это предположение характеризует, разумеется, не Ленина, а нашего современника. Для нашего современника власть, убившая близкого, родного человека, становится несомненным врагом. Кто-то ненавидит молча, кто-то на словах, а кто-то берется за оружие. А ещё недавно... Писатель Лев Кассиль, талантливый, интересный, увлекательный, во всех своих книгах был апологетом советской власти — при том, что эта власть убила его младшего брата Осю, о котором он с такой любовью писал в «Кондуите и Швамбрании». Нарком авиационной промышленности Михаил Каганович застрелился в предчувствии неминуемого ареста, но брат Лазарь продолжал преданно служить. Пытали жен Будённого, Калинина и прочих крупных, средних и мелких советских чиновников-большевиков, пытали и убивали отцов, братьев, детей — но ведь Сталин сказал, что сын за отца не отвечает. А мы и рады не отвечать. Ответить — да хоть вилкой в глаз во время застолья – ни Будённый, ни Калинин не решились. Люди во власти всегда особенные, а большевики во власти особенные вдвойне. Иных не держат.

Но дело, думается, не в банальной трусости. Просто все они были преданы власти – советской власти, если угодно. Не Сталину, разумеется. Сталин – такой же жрец власти, как и остальные. Просто он главный жрец, и, если божество требовало, Сталин, не мешкая, отправлял на алтарь необходимую жертву.

Изменились ли люди? Отдаст ли сегодня Большой Человек ранга Калинина или Будённого свою жену на потеху и пытки людям власти?

Сегодня не отдаст.

Завтра – не знаю.


К оглавлению

Кафедра Ваннаха: Сингулярность и джонка Ваннах Михаил

Опубликовано 29 июня 2010 года

Каждому этапу развития технологии соответствует свой миф. Первые успехи ракетной техники и пилотируемой космонавтики породили миф об освоении космоса, о «караванах ракет», о «цветущих на Марсе яблонях». Все это и поныне облегчает работу сценаристам Голливуда и авторам третьесортной фантастики – но к реальности отношение имеет в высшей степени слабое. Но это миф, несмотря на космические масштабы, специализированный, локальный. Из возникавших и ранее во множестве. Ну, вот, скажем, экстраполяция первых эскалаторов породила миф о бегущих дорогах, появлявшихся эпизодически у Артура Кларка в «Городе и звездах», у братьев Стругацких в «Мире Полудня», и ставших главным содержанием рассказа Роберта Э.Хайнлайна «Дороги должны катиться». Хайнлайн интересен, кстати, не используемой в качестве художественного приема, «фантастического допущения» технологией, а на редкость трезвым описанием сопровождающих её социальных структур. (На наших глазах могущество американских профсоюзов (являющихся коллективным героем «Дороги должны катиться» практически прикончило легендарную автомобильную промышленность США...) Но все фантастические допущения писателей, труды футурологов оперировали довольно локальным влиянием технологий на социум. Ну, летает кто то в космос, сажает яблони в Малом и Большом Сыртах, обслуживает бегущие дороги, пытаясь при этом извлечь непропорциональные выгоды из своей профессии... Но в целом человечество живёт так же, как и раньше. Привычные семейные и общественные структуры; привычные суть и содержание труда...

А вот нынешним информационным технологиям соответствует миф глобальный, миф сингулярности. Покрывающий все прочие мифы, берущий оптом все их десятидолларовые чудеса и страхи по пять центов за штуку. Это – миф технологической сингулярности. Слово «сингулярность» в этом аспекте употребил впервые Джон фон Нейман. По словам Станислава Улама гений, работы которого определили в немалой степени современный мир (кроме стандартной компьютерной архитектуры именно он сообразил скомпенсировать низкую точность межконтинентальной ракеты overkill-ом термоядерной боеголовки, что обеспечило десятилетия мира после Второй мировой) говорил о «о непрерывно ускоряющемся техническом прогрессе и переменах в образе жизни людей, которые создают впечатление приближения некоторой важнейшей сингулярности в истории земной расы, за которой все человеческие дела, в том виде, в каком мы их знаем, не смогут продолжаться». Эту сингулярность, – математическую, а не астрофизическую, – вспомнил и вытащил на свет американский математик и автор твердой научной фантастики Вернон Виндже (на русский его каджунскую фамилию Vinge переводят энглизированно – Виндж). Произошло это на симпозиуме VISION-21, который проводился в 1993 году Центром космических исследований NASA им. Льюиса и Аэрокосмическим институтом Огайо. Через десять лет текст был дополнен комментарием, а русский перевод был опубликован в в 2004 году в «Компьютерре-онлайн». Любопытно – ожидание больших изменений сместилось с технологий космических на мир информационных технологий. И неудивительно – наиболее надежная ракетно-космическая система, которой располагает человечество, Р-7 уже практически дамско-пенсионного возраста. А в ИТ правит бал Закон Мура, удвоение вычислительных мощностей за постоянный период... И с плодами его знакомо практически всё население Земли.

Вот на нём то и покоится Технологическая сингулярность по Винджу. Суть её в том, что рост доступных вычислительных мощностей, к которым мы привыкли, вот-вот переведёт историю в постчеловеческую фазу. Развитие «железа» в какой-то момент (какой – неважно) приведёт к недорогим компьютерам с мощностью человеческого мозга. Развитие алгоритмизации и автоматизации программирования позволит появиться программам, способным решать задачи, ныне относящиеся к компетенции человека и находящиеся далеко за ней. Массовость технологий сделает такие технологические решения дешёвыми и доступными.

Знаете, на современных заводах нет рабочих в понятиях основного производственного персонала индустриальной эпохи. Механические детали отливаются, штампуются, вытягиваются... Электрорадиоэлементы интегрированы внутри кремниевых кристаллов... Люди – или совсем дешёвый младший обслуживающий персонал (автор пользуется канцеляритами советской промышленности), или инженеры-наладчики. Так вот, не будет и этого. Машины станут дешевле китайской упаковщицы и умнее европейского инженера. Нет вроде бы никаких фундаментальных законов природы, запрещающих это. (Гипотезу Р.Пенроуза о квантовом характере сознания оставим пока за скобками.) И нет, – во всяком случае, мы их не знаем, – законов природы запрещающих создание интеллектов, превышающих человеческий. И вот эру разумов, более доступных экономически и более мощных, чем людские, и принято называть сингулярностью. В воображаемой космической эре на далеких мирах, попав туда через обычное пространство или астрофизическую сингулярность (забытая ныне «кривая полуось», весьма удачная операционная система OS/2 WARP была названа именно в честь последней, точнее – в честь её отображения на коммерческую мифологию Голливуда) люди жили своей обычной жизнью – фермерствовали, воевали, строили королевства и империи... Ну, а с появлением дешёвых и сверхмощных искусственных разумов пространства для обычной человеческой жизни уже не остается в принципе. Ну, разве в резервациях и заповедниках... И то, до тех пор, пока кто-то из сильных постчеловеческого мира не решит возвести в заповеднике резиденцию, или поразвлечься охотой на двуногих, лишенных перьев, с плоскими ногтями!

Ведь автор «Машин творения» Эрик Дрекслер, введший в употребление более локальный нанотехнологический миф, допускает, что правительствам ближайшего будущего с наночудесами обычные граждане уже не понадобятся... Художественно эту мысль много раньше воплотили братья Стругацкие в «Улитке на склоне». Там «подруги», амазонки Леса, истребляют ставших ненужными им мужиков из заброшенных деревень с помощью биологических, – а вернее размывших грань между живой и мертвой материей, – технологий. Но сейчас-то речь уже не о литературе – сингулярность обсуждалась в отчете года Комиссии по экономической политике за 2007 год.

Так что же – сингулярность предопределена?

А вот нырнем далеко в прошлое, к началу европейской науки. Европа как раз стала тогда планетарным экономическим лидером. Благодаря артиллерии, компасу и навигации в открытых морях. Ну и ещё – технологии книгопечатания. Но всё это было изобретено в Китае. И – много раньше. И никаких газет и Географических открытий. Джонка, изумительно мореходное и маневренное судно, пережившая и каравеллы, и галеоны, существовала. А Новое время не наступило... Так и сегодня – компьютер существует, есть сеть, но кто знает, что дальше?


К оглавлению

Кивино гнездо: Межвидовое общение Берд Киви

Опубликовано 30 июня 2010 года

В июле этого года группа исследователей-дельфинологов SpeekDolphin.com из г. Майами, Флорида, начинает большой цикл экспериментов с целью установления устойчивой двусторонней формы общения между человеком и дельфинами.

Данный проект был анонсирован в средствах массовой информации ещё в мае, когда лидер группы Джек Кассевиц (Jack Kassewitz) в сотрудничестве с молодым дельфином-двухлеткой по имени Мерлин, постоянно живущим в мексиканском дельфинарии Dolphin Discovery, продемонстрировали принципиальную возможность использования сенсорного планшета iPad в качестве своеобразного транслятора-переводчика при коммуникациях между различными биологическими видами.

Хотя в биологической науке в целом по сию пору нет единодушного согласия относительно того, можно ли вообще систему коммуникаций дельфинов называть «языком общения» у исследователей-дельфинологов на этот счёт обычно никаких сомнений нет. Джек Кассевиц, в частности, много лет работающий над изучением коммуникационных особенностей дельфинов, абсолютно уверен как в наличии у этих животных весьма развитого разума, так и чрезвычайно продвинутого языка общения друг с другом. Язык этот, правда, по причинам давно разошедшихся путей эволюции, мало похож на человеческий.

Новейшие результаты исследований позволяют предполагать, что сложной структуры высокочастотные звуки, издаваемые дельфинами под водой, способны передавать информацию, которая в терминах физики является, по сути, акустической голограммой. Поскольку люди обычно не общаются голограммами, но тоже могут объясняться картинками-символами, Кассевиц ныне вплотную занялся проектом по созданию такого символьного языка, который и дельфины, и люди могли бы использовать хотя бы для примитивных коммуникаций друг с другом.

Конечно, куда заманчивее было бы создать технику, генерирующую и воспринимающую акустические голограммы дельфиньего языка, однако это, видимо дело достаточно отдаленного будущего. Мы же сейчас находимся лишь в самом начале данного пути.

Одним из важнейших прорывов к пониманию сути и дешифрованию языка дельфинов можно, наверное, считать недавнее, 2008 года британо-американское исследование, проведённое совместно с английским инженером-акустиком Джоном Стюартом Рейдом (John Stuart Reid). В ходе этого проекта были получены первые адекватные и сделанные в высоком разрешении изображения тех звуков, что дельфины издают в воде.­

Ключевым элементом технологии, на которую опирались исследователи, стал так называемый КимаСкоп (см. сайт CymaScope.com) – новый инструмент акустического анализа, сконструированный Рейдом и раскрывающий внутренние подробности в структуре звуков, что позволяет изучать их как картинку-паттерн. (Для общей информации здесь следует, наверное, пояснить, что «кима» – по-гречески «волна». От этого корня пошло название «киматика» – направление акустики, занимающееся визуализацией звуков и вообще колебаний. Наиболее известным примером киматического направления исследований являются «фигуры Хладни» – разнообразные фигуры-узоры, формируемые песчинками, рассыпанными на поверхности колеблющихся мембран.)

По сути дела, в основе кимаскопа Рейда лежит тот же принцип, что и у мембран с фигурами Хладни, только в этом приборе в качестве мембраны используется поверхностное натяжение воды («потому что вода реагирует быстро и способна раскрывать сложные структуры в форме звука», — как комментирует конструктор). Затем все эти тонкие детали вибраций могут быть зафиксированы с помощью цифровой камеры.

Предшествовавшие технологии для анализа звуков дельфинов обычно использовали спектрограф, отображающий звуки китообразных (китов и дельфинов) просто как графики изменений частоты и амплитуды сигнала во времени. Такой подход огрублял и искажал результат, существенно затрудняя анализ, поскольку в действительности звуки китообразных имеют более сложную объемную структуру. Кимаскоп же, как полагают его создатели, регистрирует реальные звуковые вибрации, впечатанные в естественную среду обитания дельфинов, т.е. в воду, раскрывая весьма замысловатые визуальные детали в структуре издаваемых животными звуков.

Получающиеся на выходе кимаскопа снимки-кимаглифы, как их назвали, – это куда более точные и стабильно воспроизводимые в сигналах дельфинов структуры, которые как предполагается, позволят сформировать базис лексикона дельфиньего языка, где каждый паттерн представляет собой дельфинье «картинку-слово».


Слева: кимаглиф из сигнала взрослого дельфина. Справа: кимаглиф дельфина-младенца, зовущего свою мать

Результаты исследований мозга дельфина свидетельствуют, что области обработки акустической информации занимают там примерно такую же относительную долю, как в мозге человека – области обработки важнейшей для него визуальной информации. Как поясняет Кассевиц, имеются сильные свидетельства тому, что дельфины способны «видеть» посредством звука – примерно подобно тому, как люди используют ультразвук, чтобы увидеть ещё нерождённое дитя в материнской утробе. Прибор же кимаскоп, в каком-то смысле, дает нам первую возможность взглянуть на то, что дельфины, возможно, «видят» и передают с помощью своих звуков. Можно сказать, что паттерны-кимаглифы похожи на то, что дельфины воспринимают из отражённых сигналов своих собственных акустических лучей и из звуковых лучей других дельфинов.

В последние годы появляется всё больше свидетельств тому, что дельфины могут делать акустический снимок объекта и отправлять его другим дельфинам, используя звук как среду передачи информации. Соответственно, выдвигается гипотеза о том, что основной метод коммуникации дельфинов построен на основе акустических изображений. Более того, в области исследования китообразных в настоящее время имеется теория, согласно которой дельфины в процессе своей эволюции с помощью акустических лучей эхолокации выработали способность передавать сородичам многомерную информацию. Концептуально эта теория исходит из того, что звук дельфинов расходится в воде не просто волнами, как это общепринято полагать, но распространяется «голографическими пузырями и голографическими лучами». А кимаглифы, соответственно, это своего рода поперечные срезы таких голограмм.

В целом кимаглифы дельфиньих звуков распадаются на три широких категории: свисты-сигнатуры, трели-щебетанье и серии-щелканья. Среди биологов, изучающих китообразных, имеется общее согласие о том, что свист-сигнатура представляет собой аналог человеческого имени, с помощью которого всякий отдельный дельфин уникально себя идентифицирует. Серии щелчков непосредственно участвуют в процессе эхолокации. Что же касается щебетанья, то эти разнообразные звуки предполагаются как компоненты дельфиньего языка общения.

Джон Рейд так объясняет визуальные формы различных дельфиньих звуков: «Кимаглиф свистов-сигнатур представляет собой регулярные концентрические полосы энергии, которые напоминают экраны авиационных радаров, в то время как щебетанья часто по своей структуре напоминают цветок, а это, в свою очередь, похоже на кимаглифы человеческой речи. Серии же щелчков имеют наиболее сложную структуру, включая в себя комбинации плотно упакованных концентрических полос на периферии с уникальными структурами в центральной части».

Снимки-кимаглифы для Кассевица стали важным подспорьем в серии экспериментов для записи звуков дельфинов, сканирующих эхолокацией разнообразные объекты. Дельфины, говорит он, способны излучать сложные звуки, находящиеся далеко за гранью того диапазона восприятия, что доступен для слуха человека. Недавние достижения в технологиях высокочастотной записи дали нам возможность фиксировать в звуках дельфинов такие детали, которые прежде были недоступны. Записывая дельфинов в те моменты, когда они акустически ощупывают разные объекты, а также когда они общаются с другими дельфинами относительно этих объектов, мы собрали библиотеку дельфиньих звуков. Попутно с каталогизацией перепроверяется, что одни и те же звуки всегда повторяются для тех же самых объектов. Кимаскоп используется для графического отображения этих звуков – так, чтобы каждый кимаглиф представлял «слово-картинку» из языка дельфинов. Наша конечная цель – разговаривать с дельфинами на основе базового вокабуляра их дельфиньих звуков и понимать их ответы. Пока что это совершенно неосвоенная территория, но выглядит она весьма многообещающе...

Параллельным направлением тех же исследований являются и упомянутые в самом начале эксперименты по общению с дельфинами на основе планшетов с сенсорным экраном. На протяжении последних двух лет Кассевиц искал такое устройство, которое достаточно надежно и дружелюбно реагировало бы на прикосновения носа дельфина, при этом было бы достаточно мощным для записи или обратного воспроизведения высокочастотных звуков, связанных с языком дельфинов, и одновременно достаточно стойким, чтобы работать в подводных условиях. Поначалу выбор склонялся в пользу упрочненного ноутбука Panasonic Toughbook, но в последнее время – учитывая появление нового продукта – в качестве более привлекательной альтернативы стал рассматриваться iPad.

Планшет iPad понравился дельфинологам по множеству причин. Компактный и легкий, при этом нестрогий к невольным ошибкам пользователей (если повернуть картинку неправильно, она сама переворачивается так, как надо). Плюс быстрая операционная система – «более чем быстрая для данной области применения», как оценивает Кассевиц. И делает резюме: «Мы думаем, что как только дельфины освоятся с сенсорным экраном, мы сможем предоставить им широкий выбор разнообразных символов для представления объектов, действий и даже эмоций», — говорит Кассевиц. Уже начальные эксперименты дельфинологов с iPad дали основания полагать, что им удастся, похоже, разработать на этой основе хотя бы зачаточный символьный язык для общения дельфинами.

Первый шаг к построению такой системы коммуникаций – это простая игра, в которой дельфину Мерлину показывали реальный объект, вроде мячика, кубика или пластмассовой утки (причём все они жёлтого цвета, потому что, как давно установили исследователи, именно на жёлтый цвет дельфины реагируют почему-то лучше всего), а затем Мерлин должен был указать на картинку того же объекта, но изображенную на экране iPad, тыкая в неё своим носом.

Для дельфина это совсем простая задача, говорит Кассевиц, однако такая игра – необходимая ступень для достижения конечной цели – выработки полноценного языкового интерфейса между людьми и дельфинами: «Я занимаюсь этим делом уже долгое время, просто пытаясь понять дельфинов как вид. Одна из главных вещей, в которой я абсолютно убежден, это то, что дельфины пребывают в такой же растерянности от нас, как и мы от них, если говорить с точки зрения попыток к установлению чего-то вроде межвидового общения... В периоды моего нахождения в воде вместе с дельфинами несколько раз бывали такие случаи, когда они явно очень хотели о чем-то со мной поговорить. Сейчас мы приближаемся к тому, чтобы это стало возможным».


К оглавлению

Василий Щепетнёв: Хочу вспышку! Василий Щепетнев

Опубликовано 01 июля 2010 года

В одном известном фильме герои замечают – так, между делом, – что микроволновки, мобильники, компьютеры и прочие высокотехнологические предметы повседневного пользования заимствованы у инопланетян.

И действительно, трудно представить, что одна и та же цивилизация каждый год ремонтирует дорогу Большая Гвазда – Средняя Рань (главное, как ремонтирует!) – и производит надёжные и общедоступные процессоры.

Но главный подарок внеземных братьев по разуму, вспышку, стирающую кратковременную память, в народ не пускают.

А жаль.

Потому что без широкого распространения технологии вспышки дальнейшее существование нашего общества становится проблематичным.

Казалось бы, изобретение Ноармаана решило проблему копирайта: невозможность не только скопировать файл, но даже записать фильм с экрана кинотеатра или музыкальный номер из концертного зала извело производителей пиратской продукции под корень, до восьмого колена, бесповоротно. Существует лицензия на один просмотр – прочтение – игру, которую не обойдешь в принципе.

Но, как верно заметил великий ученый, если в одном месте что-то убавится, в другом непременно прибавится. Исчезли копировальщики, появились пересказчики, перепевщики и переписчики. Посмотрит брат Боян фильм, на постановку которого затрачены сотни миллионов долларов, выйдет из кинотеатра – и перескажет народу содержание фильма, да так, что люди в кино не пойдут. Тем самым Боян нанесет ущерб правообладателям на очень большую сумму. Брат Беня на концерт сходит, а потом напоет публике услышанное – опять убытки. А брат Куня прочитает книгу, да и перепишет ее по-своему, лишив первоиздателя заслуженной выгоды.

Но будь в распоряжении правообладателей Волшебная Вспышка Забвения... Щелк! И по выходе из кинозала забываешь содержание фильма. Да, смотреть смотрел, а о чем – не помню. То ж и с книгой: прочитал и забыл.

Но что книги... А газеты? А политика, как таковая? Вдруг придет новое поколение избирателей, избалованных, привередливых, которые будут требовать, чтобы им хоть что-нибудь, да обещали? И, о горе, станут за неисполнение обещаний спрашивать? Если дадут вспышку – другое дело. Тридцать первого декабря перед боем часов вместе с поздравлением дорогих россиян сверкнет ослепительно – и все! Можно зачитывать прошлогодние обещания! Более того, можно даже считать, что на дворе по-прежнему две тысячи десятый год – раз и навсегда! На одних календарях какая экономия! Само собой, и выборов проводить не нужно – это вторая экономия. Проницательный индивидуум разглядит и третью, и четвертую...

А то человеку с памятью жить как-то неуютно. Вспомнишь то, что было – и тогда то, что есть, не внушает надежд. Вот на днях большой человек вдруг заметил, что в новостройке большого города внезапно оказалось много больше этажей, чем по плану. Заметил и заверил народ, что лишние этажи срежут. Поначалу и у города было имя, и у человека, но поиск по Гуглю показал, что таких случаев по стране изрядно. Изрядно и обещаний срезать или снести. Но очень часто (да почти всегда, причём «почти» пишу лишь на всякий случай) получается так, что этажи остаются на месте. Вероятно, решили не резать, а пилить, и не этажи, а что-то другое, более податливое.

Или вот очередного государственного человека, с фамилией, именем и отчеством, взяли с поличным при получении взятки. Он её, взятку, даже в окно выбросил, на ветер, и ветром миллион сдуло. Девять, впрочем, удалось собрать. Но в голову лезут подобные же случаи, включая коробку, набитую долларами. Уволят чиновника, переведут с повышением, или выяснится, что никакой взятки не было, а просто один благородный дон дал другому благородному дону подержать деньги – так, исключительно развлечения ради? Интересно, узнаем ли мы развитие истории? Запомнить, что ли, проследить? Кто-то ведь и запомнит. А тут – вспышка, проехали, забудьте. Хорошо. Никаких злопыхательств и клеветы на вертикаль и биссектрису власти.

А как бы пригодилась вспышка в быту! Пообещать жене что-нибудь заманчивое, и, не выполнив, достать вспышку.

Впрочем, а что я могу пообещать жене? Превзойти португальского форварда Роналдо?

Теперь серьёзно о странном происшествии. Сегодня утром, гуляя с Афочкой, я сел на пенек и раскрыл электропокетбук. Афочка гуляет, я читаю. Вдруг прилетела козявочка, нежная, зеленая, полупрозрачная. Приземлилась на девайс и поползла по экрану. Пусть, думаю, ползет, не жалко. Обследовала она покетбук, а через пару минут свалилась на спину, задергала лапками – и умерла. То ли текст ей не глянулся, то ли здоровье слабенькое?

Думаю...


К оглавлению

Кафедра Ваннаха: Взгляд россиян на сингулярность Ваннах Михаил

Опубликовано 02 июля 2010 года

Сегодняшние взгляды интеллигентных россиян на высокотехнологическое развитие нашей страны достойны плача на реках Вавилонских. Дескать, быть нам под пятой чиновного люда углеводородным придатком Запада. А обсуждать искусственный интеллект в частности и сингулярность вообще не имеет смысла. Мол, собака — и та умней суперкомпьютера, и никогда бездушный алгоритм человека не переплюнет. Доказывается это, как правило, эмоционально, но при этом на память почему-то приходит анекдот перестроечных времен. Как решили, дескать, в горбачевском СССР развивать торговые связи с японцами. Привезли таковых. Долго и безрезультатно водили их по заводам.

В конце расстроенный руководитель программы спросил: «Неужели ничего вам у нас не понравилось? — Как же может быть, — возразили самураи, — дети у вас просто замечательные! Ну а то, что руками...» Так вот, отрицание возможности создания искусственного интеллекта очень напоминает позицию рассказчика этого анекдота, смирившегося с тем, что делать нечто путное он может лишь той частью тела, которую латиняне обзывали эвфемизмом, используя в качестве такового слово «хвост» на наречии квиритов. Но есть ли такая позиция основание выносить пессимистические приговоры творческим способностям человечества?

В прошлом российские мыслители, хоть тогдашний чиновник вряд ли был более прогрессивен, смотрели на перспективы творящего и творимого разума более оптимистично. Вот, в смутные годы НЭПа глухой учитель из Калуги Константин Циолковский писал: «Что могущественней разума? Ему — власть, сила в господстве над всем Космосом. Последний сам рождает в себе силу, которая им управляет. Она могущественней всех остальных сил природы...» («Воля Вселенной. Неизвестные разумные силы», Калуга, 1928 г.) То есть грезы о перестройке звездных систем имели фундаментом не возможности ракетных приборов, — на чём делался акцент советскими биографами Циолковского, — а, прежде всего, на нарастающую силу разума. То, что много позже ляжет в основу понятия сингулярности.

К теме соотношения Вселенной и Разума россияне вернулись в начале 1960-х. И сделал это выдающийся математик академик Андрей Николаевич Колмогоров (1903-1987). Его доклад «Автоматы и жизнь», подготовленный для семинара научных работников и аспирантов механико-математического факультета Московского государственного университета вызвал интерес, который в наше время вызывают разве что кувыркания участников реалити-шоу. А ведь это была работа, где обсуждались изрядно далекие от потребительства проблемы, вроде того, что необходимо расширить понятие жизни с унаследованного от классиков марксизма-ленинизма «способа существования белковых тел».

Потом была работа Колмогорова «Жизнь и мышление с точки зрения кибернетики», М., 1961 год. И вот в ней была высказана представляющаяся крайне важной и сегодня мысль: «моделирование способа организации материальной системы не может заключаться ни в чём ином, как в создании из других материальных элементов новой системы, обладающей в существенных чертах той же организацией, что и система моделируемая. Поэтому достаточно полная модель живого существа по справедливости должна называться живым существом, модель мыслящего существа — мыслящим существом». Для того, чтобы в полной мере оценить это высказывание, стоит вернуться к началу карьеры Андрея Николаевича, к его ранним работам посвященным отношениям между формально-аксиоматической и интуитивистской методологиями. То, что модель жизни есть жизнь, а модель разума — разум, важно для очень многих вещей, которые сегодня склонны воплощаться на практике.

Моделирование живых существ в процессе генной инженерии; моделирование разума при работах по искусственному интеллекту есть само собой порождение жизни и разума. И, начиная необходимый для любого инженерного дела процесс моделирования, мы неизбежно запускаем и эволюцию новой жизни, и автоэволюцию разума. И тут мы сталкиваемся с мощнейшими моральными ограничителями. Модель моста — это пластины, балки, струны, описывающие их уравнения. Модель живого существа — уже жизнь, заслуживающая внимательного отношения к себе, а модель разума — тут мы вторгаемся в то, что составляло собой предмет этики. И даём разуму возможность осознать себя, а возможно — и изменить в направлении, которое мы не можем ему предписать — иначе это был бы не разум.

Ну а ещё Колмогоров предвидел "страх перед тем, как бы человек не оказался ничем не лучше «бездуховных автоматов»". Именно с различными формами этого страха мы встречаемся ныне в рассуждениях о человеке, которого никогда не превзойдет компьютер, и неизбежное порождение того страха — иррационализм. (Об упоминаемом Колмогоровым там же витализме нынче, после работ Крейга Вентера, и вспоминать неловко, как и о флогистоне с эфиром.)

Следующий этап осмысления искусственного разума связан с именем астрофизика Иосифа Самуиловича Шкловского (1916-1985). Его книга «Вселенная, жизнь, разум» была уникальным культурным явлением, выдержав с 1962 по 2006 год семь изданий. Космическая эйфория 1960-х заставила размышлять о встрече с иноземным существом, и в процессе этих размышлений Шкловский абсолютно органично подошёл к тому, что ныне принято называть сингулярностью. Правда, подходил он к ней не с «информационной», а с «энергетической» стороны. В его книге (написанной, когда экономика СССР прирастала на 10% в год) присутствовали экспоненты роста человеческой цивилизации, да и дата 2030 год, ныне считаемая вероятной для наступления сингулярности, там присутствовала, но только как дата разрыва тенденций роста энерговооружённости человечества.

Это в конце индустриальной эпохи рассматривалось как главный критерий. И ещё один российский учёный, астрофизик Николай Семенович Кардашев, предложил классификацию технологических цивилизаций по доступной энергии. I-й тип — энергия в масштабах планеты, II-тип — в масштабах звездной системы, III-й — в масштабах галактики. И вот на основании этой классификации Шкловский высказал предположение, что «носителями цивилизации III и даже II типа могут быть только высокосовершенные кибернетические устройства». То, что ныне принято называть искусственными разумными существами. Если это не Технологическая сингулярность, то что это? Хотя Шкловский, скорее, исходил из космических расстояний и времен, непреодолимых для белковых существ.

В завершение скажем ещё о гипотетической связи сверхцивилизаций с астрофизическими сингулярностями, на которую обратил внимание Н.С.Кардашев. Он предположил, что развитые цивилизации могут использовать черные дыры для наблюдений за конечным временем будущего и прошлого Вселенной или вселенных. Астрофизика, но проходящая по ведомству познания — то, о чём десятилетия спустя можно прочесть в работе Д.Дойча «Структура реальности». Корни Вселенной, неразличимо сливающиеся с технологической сингулярностью. И — вполне отечественный приоритет, в отличие от нынешнего нытья. Ну и как тут не поверить, что даже самый абстрактный полёт мысли зависит от ситуации в социуме...


К оглавлению

Загрузка...