Цика

10. Так и будет

Знала, что не нужно подходить. Да жаль его — лежит, кровью истекает. И одежда не наша. Ну, что не наша — то не главное. Вот только новая она. Совсем новая. Не бывает такой.

Цика внимательно разглядывала человека на земле, медля с помощью. Исцелять она умела, да всё по мелочи — кровь остановить там, дыхание облегчить, коли кашель донимает или горло болит. Только видно, что рана большая — много крови потерял. Пыль рядом с ним почернела, а одежда золотым шитьем блестит — чистая. Это Цику удивляло и настораживало больше всего. И привлекало.

Ползучка уже начала зеленые побеги выпускать — на запах крови. Еще немного — вылезет вся, оплетет человека коконом и остатки крови вытянет. Вздохнув, словно сняв груз с плеча, девушка присела на корточки и склонилась к раненому. Нащупала нужную жилку на шее, приложила два пальца и попыталась почувствовать источник боли — надо было знать, насколько рана опасна для жизни.

Придуривается, точно. С такой раной и сражаться можно. Цика недоуменно приподняла брови и потрепала ладошкой по гладко выбритым щекам мужчины. Мужчина приоткрыл глаза, поморгал и шевельнул губами.

— Ну, говори, — требовательно сказала Цика, — что молчишь? Я слушаю.

— Ты кто? — раненый говорил тихо, но внятно. Казалось, рана его беспокоила мало.

— Тебе-то что? Я тут мимо шла. Как пришла, так и уйду. Это ты здесь живешь. Кто ранил?

— Не местный я.

— Чего? — Цика не поняла.

— Не живу я здесь. Издалека сюда пришел.

— Ой, не ври! — Цика неожиданно развеселилась, — В такой одежде чуть пройдешь — вся пыльной будет — вон трава сухая в мой рост. А у тебя новая, да чистая. Не бойсь, говори. Не выдам. Сама под законом хожу, — Цика подмигнула.

— Ты не поверишь… — мужчина неловко шевельнулся, словно хотел на что-то показать и скривился от боли.

— Скажешь — тогда и решу — верить или нет.

— Я знаю, что будет… Кто когда умрет. Кто какие земли завоюет. На чьей стороне будет победа в битве.

— Как узнал? — Цика слегка заинтересовалась.

— Тебе незачем знать, — раненый чуть усмехнулся.

— Говори, — девушка сощурила глаза, начиная сердиться.

— Я из будущего…

Цика фыркнула:

— Сказки. Мне, собственно, плевать, — она сделала движение, будто собираясь сплюнуть, но передумала, — лучше скажи — что с тобой случилось?

— Едва я появился здесь, мне воткнули кинжал в спину.

— Заслужил, видать, — злорадно сказала Цика. Сразу было видно, что мужчина врал, уж слишком напыщенно и пафосно он говорил. Чего пыжится? Да и перед кем? Она ж тут вообще никто.

— Оставь меня. Иди по своим делам, — мужчина сделал значительное лицо и прикрыл глаза.

Так бы и дала ему в лоб! Жаль, раненых не след обижать. Цика стиснула зубы, пытаясь проглотить так и рвущиеся ругательства. Но кое-что сказать было нужно:

— Смотри! Понёва и так вся истрепалась, а еще в твоей крови извозюкала! Ее ж не отстирать будет! К чему с тобой возилась? Шла бы себе и шла! Ползучка тебя быстро бы обескровила. Так что ты мне должен. Вставай и пойдем. К целительнице отведу — она живо тебя на ноги поставит.

Мужчина лежал с закрытыми глазами, игнорируя девушку. Цика встала. Так и хотелось пнуть этого идиота, собравшегося помирать. Самой не доволочь — тяжелый. А помогать не будет, еще сопротивляться начнет — из вредности.

Цика недолго поразмышляла, а потом свистнула по-особому — вызвать мужиков на подмогу. Сторожевой отряд близко ходит — услышат.

Примчались быстро — кони сытые, злые. Сами люди низенькие — с Цику ростом, скуластые да узкоглазые — шутят, смеются. А что не радоваться на своей земле под высоким синим небом. Где сам себе хозяин, где жизнь из года в год стабильна и хороша. Когда летом кочуешь по степи, а зимой сидишь в теплой юрте… И нет эльфов, которые могут убить за просто так…

Нет тут эльфов, потому как леса нет. Куда ни кинь взгляд — ни деревца, ни кустика. И соглядатаев эльфийских нет. Вот где свобода настоящая! Вот где жить надобно! Только не в силах степь многих прокормить.

Цика вздохнула сожалеюще. Махнув рукой, она крикнула степнякам на общем, чтоб забрали человека, да к целительнице отвезли. И главное — не растрясите дорогой. Будет возмущаться — не слушайте. А она позже подойдет. Позже…

— Не знаю — чем его ранили, — целительница говорила отрывисто, разминая пальцы, — ни разу такого оружия не видела. Жить будет, сама понимаешь, — рана скользящая была, хоть и большая. Пойдешь к нему?

— Не сейчас. Как встанет на ноги — кликнешь меня, живо прибегу. Тогда и разговор с ним будет. Сейчас другие дела. К Ашине попасть надобно.

— К самому? — целительница скептически смерила Цику взглядом, — Так он тебя и ждет.

— Не ждет… — Цика опустила голову, — А попасть надобно. Поможешь?

Целительница не ответила.

— Не можешь, так и скажи — я пойму. Сама доберусь. Ты же меня знаешь, — Цика грустно усмехнулась.

— Тебе срочно? — искоса глянула целительница.

— Да как получится. Всего пара слов — и уйду.

— Знаю эту твою пару. Начнешь говорить — не остановишь тебя. Ладно, скажу кому надо, чтоб допустили…

— Ой, спасибочки! — Цика бросилась на шею целительнице, намереваясь чмокнуть ее в щечку.

Целительница вяло отмахнулась.

— Но учти, если с чем неважным к Ашине пойдешь — сама пристукну…

Упрямый, что твой пень! Знает же, что без нее никуда не сунется, а всё равно гордыню выказывает.

— Ну, хватит! — Цика окончательно потеряла терпение, вскочила на ноги с лавки и с силой ударила кулаком в ладонь, — Либо ты мне всё скажешь — здесь и сейчас, либо сам с Ашиной договаривайся! Пойми, Слав, мне с ним легче встретиться. Он скорей меня выслушает и поверит.

— Пустое…

— Что пустое?! Нет, вы гляньте на него, добры люди! — Цика картинно повела рукой, хотя никого рядом не было, — Ишь, праведник выискался! Никому не доверяет сделать за него то, что он сам хочет! О людях мы не будем думать! А что о них думать? Главное, чтоб самому перед правителем оказаться. Выслужиться хочешь, да?!

— Не говори так. Я о пользе радею!

— Чьей?! Скажи — что знаешь, тогда поверю, — Цика отвернулась, демонстрируя презрение.

Слав сморщился и прикрыл глаза. Цика не собиралась отставать. Вцепилась, как клещ, того гляди плешь проест. Лучше рассказать — а то через месяц приедет Обадия, и всё завертится не на шутку.

— Ты знаешь, что за люди здесь живут?

— Люди, как люди. Одни на конях ездят, другие рыбу ловят, виноград растят, а еще есть, слыхала, — в городе живут, торгуют.

— А верят во что?

Цика не понимала к чему идет разговор и отвечала нехотя, с опаской:

— Степняки — в Синее Небо и Черную Землю. Рыболовы — не знаю, не спрашивала. А городские, рахдониты, — в какого-то Бога Единого. Да что тебе до их веры?

— Городские всему виной будут, — Слав вдруг зашептал, — Они уже давно сюда наезжают из той страны, что у моря. А пастухи, что тоже в Единого верят, их принимают, как своих, помогают устроиться. Да только в ответ на радушие новые пришельцы отвечают оскорбительным презрением. Местных ни во что не ставят. И власть хотят захватить. Сейчас у власти степняки — хакан Ашина. Но приедет Обадия, привезет золота и серебра, купит наемников, и пойдет резня.

— Как же Ашина властью делиться будет? — Цика напряженно думала.

— У него жена есть из этих городских, а от нее — сын. Сына и поставят во главе — он им во всем следовать будет. Многих убьют, а кто спасется — уйдет. Но не это главное. Знаешь, что за страна будет на этом месте? Страна, в которой правители не защищают свой народ, а продают в рабство. Где нажива на всем — благо, а помощь ближнему презирается. Где ради золота готовы на всё. И чтоб избежать этого, всего-то надо убедить Ашину не допускать Обадию в город.

— Ты его знаешь? Обадию?

Слав смутился.

— В лицо не видел.

— Так как же его в город не пустишь? У всех прохожих будешь спрашивать — не он ли это? Да и ждут наверняка его. Те, что недавно приехали. Предупреждены, чай, о скором прибытии. Не так всё просто, как ты думаешь, — Цика говорила медленно, цедя слова, — Я скоро буду у Ашины. О твоем деле сообщу…

Будет слушать или нет?! Ведь всё уже сказала — сколько можно! Сидит, молчит. Не повторять же — правитель, не простой человек. Для него же стараюсь. Мне то что — приду, уйду. А ему оставаться.

Не могу такое в себе держать. Особенно, когда люди против людей же идут. И всё ради денег. Ради золота этого проклятого! Вот и пришла к Ашине. Предостеречь. Да будет толк ли? Думает он. Не говорит.

Неужели всё зря? Даже оделась прилично — не помню за собой такого — только чтобы попасть к нему. Слова выучила, с которыми к правителю следует обращаться. Так и хочется посмотреть ему в глаза, понять чтобы — ответит или нет. Да нельзя, запрещено.

— У меня нет выбора. Ты мне его не оставила, — сказал Ашина.

— Неправда! — бурно воскликнула Цика и тут же прикусила язык — так разговаривать с правителем не дозволялось.

— Правда.

— Всегда есть выход… — прошептала Цика, сжимая кулаки в бессильной ярости.

— Я ничего не могу сделать. Скажем, я повелю схватить этого Обадию. И его схватят. За что? Его соплеменники тут же вступятся за него. У рахдонитов есть власть, пусть и неявная, и я отпущу Обадию. Можно, конечно, просто зарезать его — исполнители найдутся. Но кроме того, что Обадия — посланец тех рахдонитов, что живут у моря, он должен доставить золото для подкупа наемников. Ты думаешь — он придет с ним? Скорее всего — нет. Золото он возьмет мое. Его появление — лишь сигнал для местных, чтоб действовать. Даже его смерть не остановит их — они всё равно выступят.

— Подменить Обадию? — робко вмешалась Цика в монолог Ашины, — У меня есть такой человек, что готов это сделать.

— Что он скажет рахдонитам? Подождите — еще не время? Услышав такое, они сразу заподозрят подмену, ведь сказать он им должен противоположное.

— Это задержит их, и ты успеешь подготовиться.

— Подготовиться? К чему? — Ашина повысил голос, — К убийству собственных сыновей?! Ты думаешь, я пойду на это?! Плохо же ты знаешь меня…

— Всё равно война будет! Но тогда убьют тебя! — Цика перестала сдерживаться, — Ты готов к смерти?! Убьют всех, кто не их роду-племени! И кого они наймут для убийства? Кого?! А что ты сможешь противопоставить им? Кто твои союзники?

— Уходи. Я не буду делать ничего. Пусть всё идет тем путем, что шло, — Ашина сделал повелительный жест, и Цика попятилась.

— Ты совершаешь ошибку, — тихо сказала она.

— Нет. Я прав. Подумай. Ведь если то, о чем говоришь ты, свершилось, как можно изменить это?

— Но ведь это неправильно! — Цика чуть не плакала, — Кому нужны напрасные жертвы?

— Кто мы, чтобы менять предначертанное? — Ашина вдруг как-то утратил величественный вид, сгорбился, и сетка морщин проступила на его лице, — А как бы хотелось…

Выгорело в душе всё. Цика тяжело шла, сбивая метелки сухой травы. Поднялась на холм. Город был едва виден. Сзади нагонял Слав. Длинная одежда, всё еще не потускневшая, но уже и не новая, путалась в ногах. Слав натужно дышал.

— Ты куда? Я с тобой, Цика!

Цика остановилась, дала себя догнать, но головы не повернула.

— Не могу смотреть, как людей убивать будут, — девушка усмехнулась через силу, — Всё равно я им чужая.

Цика долго стояла, смаргивая непрошенные слезы с ресниц, пытаясь успокоиться. Смотрела на степь. Слав топтался рядом, не решаясь потревожить ее. Ветер пригибал траву, бросая в лицо пыль. Цика отирала лицо ладонью, но всё также слепо смотрела вдаль.

На самом горизонте возникло малюсенькое черное пятнышко, за ним второе, третье…

Раскрыв рот, Цика смотрела на эти черные точки, число которых всё увеличивалось. Ей было не разглядеть — что это такое. Но в самом движении сквозила угроза. Будто черное пламя выжигало желтую степь, оставляя за собой пепел, вздымаемый ветром.

— Что это, Слав? — прохрипела Цика, сильно потерев вдруг заболевшее горло.

— Это они, наемники рахдонитов, — тихо и горько сказал Слав, — Пойдем.

И потянул девушку за рукав прочь с холма.

Неиссякающим потоком шли эльфы из леса. Шли убивать.