Цикл правления

10 Глава Возращение прошлого

Ничейные земли, деревня Скороходы

Могущества он возжелав,

Сбросил оковы морали.

Руку с кинжалом подняв,

Окропил детской кровью ткани.

А мать, себя смерти вручая,

Закрыв глаза, пожелала,

Чтоб в муках смерти изнывая,

Душа убийцы во тьме угасала.

Ночь, как сверкающее темное полотно, опустилась на землю. Звуки стали постепенно затихать. Ночные обитатели леса стряхивали с себя остатки сна. Сова, разминая крылья, взлетела ввысь. Она некоторое время парила над землей, а затем опустилась на сук. Прохладный ветер встопорщил ей перья. Послышался хруст сухих веток и шорох опавшей листвы, и птица в испуге вспорхнула с дерева. Ее испуганный крик еще долго был слышен в тишине.

Остановившись на секунду, Проклятый огляделся, пытаясь уловить малейшие движения вокруг. Громкий возглас совы заставил его приподнять морду. Уловив взглядом темный силуэт на небе, он облегченно выдохнул воздух, который паровым облачком поднялся вверх. Последний раз оглянувшись, он продолжил движение. Его путь лежал в деревню. Он подходил к ней все ближе и ближе, и чем меньше становилось расстояние, тем сильнее он ненавидел того, кто пытался его убить… Эта мысль, как огненная змея, проскользнула в мозгу, усиливая его гнев.

Он не знал, сколько прошло времени, когда перед ним возник частокол, ограждающий поселение от диких зверей. Рядом с ним рос дуб. Пригнувшись к земле, Проклятый подполз к дереву и стал ожидать, когда во всей деревне погаснет свет. Злость, воспоминание о жгучей боли гнали вперед, заставляя позабыть об осторожности. Дождавшись, пока все вокруг стихнет, он оттолкнулся от земли и вцепился когтями в кору дерева, а затем стал медленно подниматься наверх, все выше к верхушке. Прижавшись крепче к одной из толстых веток, он продвинулся ближе к частоколу и прыгнул. Острия кольев лишь слегка задели живот, даже не ранив — и под лапами оказалась жесткая листва альта7. Мягко переступая, Проклятый приблизился к краю крыши дома, который стоял вплотную к другим. Перепрыгнув на крышу соседнего дома, он внимательно осмотрелся вокруг, выискивая жилище знахаря. Его изба располагалась вдалеке от других. Там горел свет, который пронзал окружающую темноту полупрозрачным лучом.

Добравшись до конца деревни, Проклятый спрыгнул на землю и длинными прыжками приблизился к своей цели. Остановившись, он попытался усмирить гнев, но ничего не вышло. И уже не осознавая, что делает, ворвался в дом через окно.

Женщина, сидевшая у печки, обернулась на звук и замерла в испуге, увидев зверя. Рука ее так и застыла у рта, как будто пытаясь поймать уже готовый вырваться крик. Он оскалил зубы и стал медленно приближаться к жертве. Жажда мести поглотила его полностью, он уже ничего не разбирал вокруг. Женщина в страхе отступила назад и задела рукой кочергу, которая со звоном упала на пол. Послышались шаги, и из соседней комнаты вышел худощавый мужчина с черными как смоль, непослушными волосами.

— Тара, что случилось?

Заметив Проклятого, он остановился.

— Это он…

Всхлипнув, женщина кивнула. Вытянув руки вперед, мужчина стал осторожно приближаться к жене, не делая резких движений. Взяв Тару за руку, он постарался ее успокоить. Она продолжала всхлипывать. Обернувшись к зверю, мужчина посмотрел ему в глаза и прошептал:

— Ты пришел за мной…

Тара в испуге схватилась за ворот его рубахи.

— Нет! Сарон…

— Молчи! Он пришел за мной, поняла?!

Она зажала рот рукой, продолжая отрицательно качать головой. Сарон оттолкнул ее и выступил вперед, готовясь к атаке Проклятого.

Жажда крови толкала вперед. В голове будто множество молотков выбивали только им ведомый ритм. Зарычав, он прыгнул на Сарона, но дорогу ему преградила женщина с разведенными в стороны руками. Оттолкнув ее, Проклятый повалил мужчину на пол.

Тара ударилась о стену и упала, волосы ее загорелись от искры, выметнувшейся из печи. Замахнувшись, Проклятый замер, уловив запах гари и услышав крик ребенка. Это уже было… уже было, было… Казалось, в мозгу что-то взорвалось, звуки стали резче, а запахи ярче. Все поплыло перед глазами, вспыхивали и гасли воспоминания…

Он почувствовал дым, огонь охватил все вокруг, лишь заклятие защищало его от бушующего пламени. Перед ним в кровати лежал ребенок, который плакал, испугавшись резких звуков. Его маленькие ручки и ножки стучали по покрывалу, личико покраснело. В руках, в человеческих руках, Проклятый держал кинжал с изогнутым черным лезвием, нацеленным в сердце дитя. Руки задрожали, он понимал, что должен это сделать, но никак не мог. Сжав зубы, Проклятый замахнулся…

Воспоминание было настолько ярким, что, казалось, все происходит сейчас, а не когда-то в прошлом.

Под лапами он ощутил жесткий деревянный пол, а не мягкую плоть человека, хотевшего его убить. Проклятый оглянулся и заметил, что Сарон склонился над Тарой, обхватив ее за плечи. Обгоревшие локоны нависли над лицом женщины, закрывая его. Сарон что-то успокаивающее шептал, гладя жену по голове. Тара же уткнулась ему в плечо и не издавала ни единого звука. Обернувшись к Проклятому и заметив, что тот очнулся, Сарон отстранил от себя жену.

Проклятый, едва выговаривая слова, произнес:

— Почему вы меня не убили?

Сарон встал и вытянул руки вперед ладонями вверх.

— Мы не желаем тебе зла…

— Вы пытались меня убить, ваша отрава чуть не погубила меня.

— Мы не хотели этого.

Зверь зарычал, сдерживая злость, готовую снова вырваться на волю. Почувствовав это, Сарон в страхе отшатнулся, но затем, справившись с собой, сделал еще один шаг вперед.

— Нам пришлось пойти на это…

Проклятый неверяще покачал головой.

— Вы могли бы отказаться.

Сарон посмотрел на Тару и ответил:

— Тогда бы нас не приняли в деревню, а мою жену сожгли бы на костре за ворожбу, потому что пошел слух, что она стала причиной засухи, продолжавшейся несколько недель.

Проклятый повернулся к Таре, а та в испуге оцепенела.

— Она?..

Сарон склонил голову.

— Да, она, но виновен я, так что, если…

Зверь рыкнул, перебив Сарона. Он еще долго смотрел на Тару, а затем отвернулся и направился к окну. На улице послышался гам, угрожающие выкрики, темноту ночи осветили огни. Услышав это, Сарон подскочил к Проклятому:

— Они, наверное, услышали детский плач…

С этими словами Сарон вышел в соседнюю комнату и позвал Проклятого. Тот кинулся за Сароном. Из комнаты на улицу вела еще одна дверь. Зверь вопросительно посмотрел на Сарона.

— Это на всякий случай, если жители деревни вдруг передумают насчет своего решения…

Проклятый выскочил и темными закоулками помчался к тому месту, где рос дуб. Страх накатывал волнами. Вцепившись когтями в деревянную стену избы, он залез на крышу, а оттуда на дерево и, оказавшись за пределами деревни, помчался под сень деревьев. Мрак леса защитил его от преследователей, и зверь стал петлять, пытаясь уйти подальше. В нем горело желание умчаться прочь, и стук сердца создавал ритм бега. Постепенно выкрики и угрозы стали затихать, а затем вовсе смолкли. Лишь тогда Проклятый остановился, чтобы перевести дыхание. Оперевшись на сосну, он осмотрелся, пытаясь определить, где находится. Местность показалась незнакомой, и он решил дождаться утра, а потом вернуться к себе в логово. Передохнув немного, Проклятый услышал в тиши журчание воды и побрел на звук. Невдалеке обнаружился ручей, который пробегал меж корней кривой березы. Он наклонился над ним и стал пить воду, а напившись, отошел подальше и в изнеможении пал на землю. Внезапно у него снова разболелась голова, и вновь, как у знахарки в доме, усилились все звуки: стали отчетиво слышны голоса ночных птиц, шелест каждого листка. Перед глазами замелькали давно забытые картины из прошлого…

Он пробирался темными переулками к таверне, мечтая о том, чтобы его никто не заметил. Ему надоело, что деревенские дети издеваются над ним, называя бастардом, а его мать — ведьмой. Жаль, что с этим ничего нельзя было поделать, их просто было слишком много. До таверны оставалось несколько шагов, но для этого надо было перейти улицу. У него от волнения вспотели руки. Выглянув из переулка, он осмотрелся, но не увидел опасности, и, втянув голову в плечи, побежал к постоялому двору. Тут из другого переулка выскочила шайка детей, которых возглавлял здоровенный парень. Все они держали в руках камни. Он ускорил шаг, пытаясь не обращать на них внимания. Но здоровенный детина, подкинув камень, крикнул товарищам:

— Ловите этого выродка Ворена, бейте его… бейте…

И, подавая пример, первый запустил в него камнем.

Согнувшись, Ворен сорвался на бег, поэтому булыжник пролетел мимо, не попав в цель… Детина, разозлившись, прикрикнул на своих:

— Да бейте же его, а то он уйдет!

Тут же на Ворена обрушился град камней, один из которых попал в ногу. Падая, беглец вытянул руки вперед, стараясь смягчить падение. Увидев поражение противника, дети набросились на него. Ворен свернулся в калачик, стараясь защитить голову руками. Дети били по животу, голове, спине…. Он мог бы защититься, но понимал, что это лишь раззадорит их, и они начнут бить сильнее. Поэтому Ворен, сжав зубы, терпел боль и обиду, переполнявшую душу и тело. Хозяин таверны услышал крики на улице и вышел наружу. Увидев, что дети избивают кого-то, он схватил метлу, стоявшую у входа, и помчался их отгонять. Схватив заводилу за ухо, он зло прикрикнул:

— Иди отсюда, пока не получил от меня по морде!

Покраснев, здоровяк пытался освободиться от руки, которая его сдерживала, но ничего не выходило. Мужчина пнул его ногой под зад, а других разогнал метлой, приговаривая, что они от него получат, если не уберутся отсюда быстрее ветра. Затем он склонился над поверженным и заметил, что это Ворен, сын местной знахарки. Подав руку, трактирщик помог ему подняться. Ворен насупил брови и отвел глаза, стараясь избегать его взгляда.

— Ты можешь идти?

Ворен рукавом вытер кровь, шедшую из носа, и согласно кивнул, но как только сделал первый шаг, ноги подкосились. Он упал бы на землю, если б трактирщик его не подхватил. Отдернув руку, Ворен, покачиваясь, пошел к таверне, прихрамывая на левую ногу…

Проклятый встряхнул головой, отгоняя наваждение, — он до сих пор чувствовал горечь обиды — затем медленно приподнялся. Все тело ломило. Ему не хотелось верить в то, что все это произошло с ним. Голова кружилась, а в мозгу звучало лишь одно слово, одно имя — Ворен. Он шептал его, словно пробуя на вкус.

Проклятый был так занят своими мыслями, что не заметил людей, тихо подбирающихся к нему, а когда очнулся, то было поздно — его уже окружили, не оставив путей для побега. Их было около двадцати крепких молодцов с вилами. Проклятый оскалил морду в улыбке, едва сдерживая нарастающий гнев. Парни стали сужать круг, скрывая за сосредоточенными лицами страх, который медленно овладевал ими. Оглядевшись, Проклятый, наконец, выбрал себе жертву. Это был юноша лет двадцати пяти, на несколько годков старше остальных. Он смело смотрел Ворену в глаза, не избегая его взора. Зверь облизнул губы, осознавая, как это ужасно выглядит со стороны — он хотел таким образом повергнуть своего противника в панику, но парень лишь побледнел, но не отвел взгляда. И Ворен, прижавшись к земле, ринулся на юношу. Когда до него оставалось несколько метров, зверь сделал обманный кувырок вправо и сбил ударом лапы другого врага, стоящего рядом, нарушив таким образом слаженный строй. Резко обернувшись, он встал на полусогнутые ноги и вытянул лапы вперед, готовясь к атаке. Противник тоже развернулся в сторону Проклятого и снова выставил перед собой вилы. Пятеро из нападавших, побросав оружие, уже мчались в другой конец леса. Зверь почувствовал легкое разочарование и сосредоточил внимание на оставшихся. Некоторые из них уже были готовы последовать за сбежавшими, а другие встали наизготовку, как их командир. Выпустив когти, Ворен присел, пропуская над головой неумелый удар вилами. Несильно царапнув бойца по животу, зверь откатился в сторону. Увидев на рубахе предводителя кровь, еще пятеро убежали вглубь леса. Осталось всего десять, которые, сгруппировавшись, шли на приступ. Ворен, обмахиваясь хвостом, удивленно наблюдал за этой картиной, не понимая, где они этому научились, но, вспомнив, что их деды были отставными вояками, снова приготовился к схватке. Он напрягся, делая вид, что собирается прыгать, а затем сделал подкат и сбил ближайших бойцов с ног. Они потянули за собой еще нескольких человек, повалившись в кучу. Оставшиеся попытались создать шеренгу, но в этой неразберихе у них ничего не вышло. Ранив нескольких для порядка, Проклятый снова ушел от парней на незначительное расстояние. Теперь уже шестеро, большей частью те, что были ранены, убегали с поля боя. Перед Вореном осталось четверо, и среди них тот юноша, которого он отметил первоначально. На их лицах отразилось отчаяние, что для Проклятого означало: они были следующими в списке убегающих. Пришлось немного потрудиться, чтобы последние бойцы побросали свои вилы и оставили его один на один с их командиром.

В предвкушении хорошей драки зверь застыл. Парень же, перехватив поудобней свое оружие, нанес тяжелый удар, но Проклятому и в этот раз удалось его избежать. За этим последовал следующий. Ворен отразил его лапой, случайно открыв противнику свой бок, чем и воспользовался юноша. Рана была не серьезной, но вывела Проклятого из себя, и он опрокинул парня на спину. Перед глазами Ворена пронеслись сценки из недавнего видения, наполняя его еще большей злостью и обидой, затуманивая взор. Он уже был готов обрушить на противника смертельный удар… и вновь, как в доме у знахарки, остановился. Он понимал, что это не тот здоровяк, который бросал его в грязь, кидал в него камни и бил ногами. Этот был совсем другим — более смелым, из тех, кто не действует исподтишка и не нападает только тогда, когда за его спиной стоит много народу. Он осмелился драться с ним один на один, хотя слышал ужасные байки, придуманные про Ворена деревенскими жителями. Не этот парень был виноват в том, кем он стал, но кто?.. Отскочив назад, Ворен позволил юноше подняться. Затем, посмотрев ему в глаза, произнес:

— Ты можешь идти.

Парень оцепенел, не зная, что делать. Тогда зверь прорычал:

— Иди! Ты не станешь трусом, если сейчас уйдешь.

Заметив, что это не подействовало, Ворен продолжил:

— Иди… ты нужен семье живым, а не мертвым.

Последний раз взглянув на зверя, юноша повернулся к нему спиной и медленно направился в сторону деревни.

Боясь заражения, Ворен промыл рану в ручье. Холодная вода принесла успокоение, но только на несколько минут. Стараясь не делать резких движений, он стал удаляться от места, где происходила битва, понимая, что здесь вскоре может оказаться еще больше народу.

Боль затуманивала взгляд, мешая разбирать дорогу. Кровь не прекращала течь из раны. Ему приходилось останавливаться, чтобы вновь набраться сил. Но силы совсем оставили его, и он упал наземь. Перед глазами все начало расплываться, он не мог сфокусировать взгляд хоть на чем-либо. Выступил пот, от которого защипало глаза. Он завыл, пытаясь криком освободиться от боли, но ничего не получалось. И вскоре Проклятый стал медленно погружаться в темноту…

Проведя рукой по волосам, Ворен устало оглядел зал таверны, в котором остался лишь один посетитель, сидевший в дальнем углу. На нем был надет черный плащ, мешавший разглядеть фигуру, а капюшон полностью скрывал лицо. Изредка из-под плаща высовывалась бледная худая рука. Взяв в руки тряпку, Ворен, передернув плечами, направился к посетителю. Приблизившись, он стал вытирать стол, стараясь не смотреть на незнакомца. Затем, покончив с этим делом, он застыл около него.

— Чего желаете, господин?

Прошло несколько секунд, но незнакомец ничего не отвечал. Решив уйти, Ворен уже сделал движение в направление стойки, когда его перехватила рука посетителя, и в тишине раздался старческий голос:

— Тебя терзают гнев, злость, боль от утраты… Мне нравится такая смесь чувств.

Выдернув руку, Ворен повернулся к незнакомцу и резко ответил:

— Меня не волнует, что вам нравится.

Эти слова вырвались непроизвольно, и он оцепенел, ожидая реакции собеседника.

— Да, я знаю… После смерти матери тебя не волнует ничье мнение… Ты хочешь просто отомстить жителям деревни, которые не подали руку помощи несчастной женщине, когда она была больна…

— Это неправда.

— Ах да… Я забыл о хозяине таверны, который приютил тебя после ее смерти и старался облегчить страдание… Неужто его помощь была так значима, что оставила в тебе след?

— Это вас не касается.

Ворен отвернулся, чтобы уйти, но что-то заставило его остановиться.

— Нет, это не так… Я прав? Ты считаешь это подачкой, как, например, обглоданная кость, брошенная больной собаке. Поэтому ты до сих пор испытываешь злость даже к своему спасителю.

Парень сжал кулаки и отрицательно покачал головой.

— Нет… это неправда.

Зал наполнил суховатый, каркающий смех.

— А ты уверен в этом?

— Да…

Голос Ворена был еле слышен и едва заметно дрожал.

— О… я чувствую борьбу в тебе, но, поверь, все, что я говорю — правда. Не старайся подавить свой гнев, лучше выпусти его на волю… Отомсти за все зло, причиненное тебе…

— Нет! Я этого не сделаю.

— Ты сам осознаешь, что в скором времени сорвешься, ты не сможешь успокоить душу. Но если освободишься от оков, в которые сам себя заковал, то сделаешь первый шаг к успокоению.

Ворен склонил голову и разжал кулаки. Увидев это, незнакомец вытащил из-под плаща ладонь.

— Если ты согласен, я помогу тебе… Стоит только пожать мне руку.

Юноша остановил взгляд на собеседнике. Врямя тянулось медленно, и вот… он неуверенно протянул руку и коснулся пальцев незнакомца. Крепко сжав ладонь Ворена, тот привстал со скамьи. От резкого движения капюшон упал с головы посетителя, открывая взору обтянутый кожей череп, у которого вместо глаз клубилась чернота, а тонкие губы были растянуты в зловещей улыбке. Ворен попытался выдернуть свою ладонь, но она была, будто в тисках.

— Перед тобой откроется другой мир… ученик.

Пробуждение было мучительным. Голова, казалось, раскалывалась пополам, мешая упорядочить мысли и обдумать то, что приснилось. Сон оставил в душе неприятный осадок, от которого невозможно было избавиться.

Стон сорвался с губ, потрескавшихся от жажды. Открыв глаза, он понял, что вновь наступила ночь, и это было благословением, так как Ворен не представлял, как бы двигался вперед под палящим солнцем, от которого не мог спасти даже полумрак леса. Посмотрев по сторонам, Проклятый не узнал местности. Привычные сосны, березы и дубы как обычно перемешивались с карликовыми деревьями. Встряхнув головой, он попытался прояснить сознание, до сих пор затуманенное болью, но это не помогло. Тогда Проклятый встал и оперся о ствол рядом стоящего дерева. Листва успокаивающе шелестела над головой. Боль стала потихоньку покидать тело. Оттолкнувшись от дерева, Ворен медленно двинулся в направлении, которого придерживался по пути сюда. В голове вновь возник образ парня из сна, потеряно стоявшего перед колдуном. Он ощущал его сопротивление, но знал, что борьба с самим собой будет проиграна. И Проклятый не мог его осуждать, так как этим парнем когда-то был он сам, и до сих пор переживал чувство обиды за несправедливое отношение людей к нему и к его матери. Мать… он почти не помнил ее, в памяти возникал лишь смутный образ высокой темноволосой женщины. Горестно вздохнув, Проклятый остановился. Эти воспоминания все равно не дали ответа на вопрос: что произошло тогда в доме женщины с младенцем? Ее лица он тоже не мог вспомнить, но в голове отчетливо звучали плач ребенка, ее крики и проклятия. Мгновение, когда он занес над ребенком кинжал, непрерывно крутилось в мозгу, не давая покоя, которого так жаждал тот юноша из прошлого…

Оглянувшись назад, Проклятый задумался, что ему делать. Возвратиться в свое логово он уже не мог, да и не хотел. Оставалось только двигаться вперед…

Ворен не знал, сколько дней находится в пути. Рана на удивление быстро зажила, не оставив даже шрама, а воспоминания… они больше не возникали, и он не знал, хорошо это или нет.

Наконец Проклятый остановился, переводя дух. Ему было неизвестно, куда он идет и зачем, просто знал, что надо идти, и не мог противостоять этому. Все чаще в сознании возникал образ эльфийки, которая ему помогла… Проклятый не знал, почему, да и не хотел знать. Ему просто было приятно ее вспоминать. Можно сказать, что она была единственным живым существом, протянувшим ему руку помощи в трудную минуту, если не считать хозяина таверны, приютившего его после смерти матери. Мать… Проклятый несколько раз повторил это слово, но оно не вызывало никаких чувств, кроме легкой грусти, хотя он отчаянно желал вновь испытать те чувства, что испытывал Ворен. Проклятый просто стал старше, мудрее, и это в некоторой степени было лучше тогдашнего буйства чувств.

Склонив голову, Ворен стал прислушиваться к звукам леса: где-то вдалеке запел хор лесных певунов, рядом в кустах зашуршал зверь, с ветки на ветку перепрыгивали ярко-рыжие белки, они пищали, переговариваясь друг с другом, и их хвосты в лучах света отливали серебром. Дуб-исполин с густой листвой, склонил ветви к другому, как бы приветствуя своего соседа низким поклоном…

Проклятый вдохнул свежий воздух, стараясь выбросить все мысли из головы. Но это помогло лишь на несколько секунд, а потом воспоминания нахлынули с новой силой, а вместе с ними вернулась боль в голове, предзнаменовавшая еще одно видение о прошлом…

Ночь опустилась на землю. Лишь вдалеке на постоялом дворе горел одинокий огонек, маня своим светом заблудших путников. Посреди двора стояли две фигуры в темных плащах. Задул пронизывающий холодный ветер, но он не всколыхнул даже полы их накидок. Один из путников приблизился к дубовой двери и стукнул приклепанным к ней медным молотком. Другой же остался на месте, только посильнее закутался в плащ. Луна единственным своим глазом осветила его силуэт. Прошла минута, и вот послышались тяжелые шаги. Дверь отворилась, выпуская на волю свет. Путник склонился к старому человеку и скинул капюшон. Лицо старика озарилась улыбкой, и он доброжелательно приоткрыл дверь, приглашая войти. Тут же пошевелилась стоящая неподалеку фигура и медленным шагом приблизилась к говорившим. Старик окаменел, не зная, что делать, но первый собеседник что-то сказал ему, и тот вновь улыбнулся. Через несколько секунд они вошли в помещение.

Ворен потер руки, стараясь их согреть, а его наставник присел за тот же стол, где впервые с ним и познакомился. Даже спустя столько лет обучения, он все равно содрогался, видя его лицо — это почти вошло в привычку. Скинув плащ, Ворен сел около мастера. Вскоре к ним подошел старик и суетливо принялся выставлять на стол еду. Ворен холодновато его поблагодарил, на что тот удивленно приподнял брови.

— Ворен? Я так давно тебя не видел! Как раз с того момента, когда ты исчез. Что с тобой было? Где ты пропадал?

Ворен не ответил, лишь молча уставился себе на руки. Послышался шорох и раздался хриплый шепот:

— Наступил тот день, когда ты должен доказать, что способен отомстить. Ты можешь сделать это прямо сейчас, начать с него, — и незнакомец кивнул в сторону хозяина таверны. — Я могу тебе помочь.

Наставник взмахнул рукой, и пожилой человек ударился о стену, сбивая столы и стулья на своем пути — такой силы был удар. Его тело упало на пол, придавив своим весом неестественно вывернутую руку. Из носа хлынула кровь, падая на пол крупными рубиновыми каплями. Ворен вздрогнул, но даже не повернулся в сторону трактирщика.

— Посмотри на его мучения. Смотри же! Ты должен побороть в себе человечность, наконец, сбросить с себя оковы, которые мешают твоему дальнейшему обучению!

Наставник сжал руку в кулак, и пожилой человек стал задыхаться, царапая себе горло в надежде вдохнуть воздух. Ворен встал и, стараясь сохранить самообладание, произнес:

— Прекратите, мастер Уторен, я справлюсь сам.

— Ну что ж, посмотрим, — и колдун опустился на скамью, — только дай закончить начатое.

И, протянув руку в сторону владельца постоялого двора, прошептал заклятие. В ту же минуту из его ладони вырвался ярко-красный луч света, который, как петля, охватил шею старика, завертев его в воздухе. Тот стонал, дергая руками, стараясь освободиться, но ничего не выходило: они лишь покрылись кровавыми ранами. Спустя несколько секунд Уторен сделал резкий взмах, и трактирщик рухнул на пол. На ладони Ворена стал расцветать ярко-оранжевый цветок. Уторен с любопытством следил за его действиями, а старик со страхом стал отползать к стене.

— Цветок мести… мхм, хороший выбор, но слишком значительный для этого существа. Или ты хочешь оказать ему честь?

Ничего не ответив, Ворен сосредоточился на заклятии — бутон приобрел более четкие формы, его лепестки стали легкого карминового оттенка. Ученик резко обернулся к Уторену, и время словно остановилось. Было видно, как цветок, уже цветок, срывается с руки и летит в сторону наставника, как постепенно опадают лепестки, открывая взору кровавую сердцевину, наточенную, как лезвие гномьего кинжала, нацеленную прямо в сердце противника. Однако "цветок" врезался во внезапно появившуюся на пути полупрозрачную преграду, которая покрылась красными трещинами и со звоном опала вниз.

— Глупец! Как ты посмел напасть на меня!

Подул резкий, пронизывающий до костей ветер, который скинул капюшон с Уторена, открывая его лицо, искаженное гримасой гнева. Он, приподнявшись со скамьи, медленно, нараспев начал произносить слова заклятия. Ворен подул на свои пальцы и резким движением хлестнул ими в воздухе. С них стали срываться полупрозрачные иглы, постепенно приобретавшие темно-синий цвет. Они прорезали пространство, оставляя за собой медный след, как будто были обагрены кровью. Уторен лишь отмахнулся от них, как недавно от хозяина постоялого двора, и они рассыпались в пыль. Затем он скрестил пальцы перед собой, как бы молясь, и резко выкинул вперед — из земли под ногами ученика начали вылезать зеленоватые, блестящие в лучах свечей, змеи: воздух заполнился их шипением. Ворен отскочил, схватив одну из них за голову. Змея извивалась в его руках, переливаясь красками от светло-зеленого до темно-изумрудного, сияя рубиновыми глазами. Размахнувшись, он кинул ее в Уторена. На середине пути змея перевоплотилась в копье. Уторен, наслаждаясь схваткой, остановил копье в полете тягучим порывом ветра и на лету схватил его. Как только пальцы коснулись древка, змея ожила, опутывая руки колдуна. Он скинул ее, но ей удалось прокусить ему руку. Прижав палец к ранкам, Уторен с гневом посмотрел на Ворена. Он приподнял измазанные в собственной крови пальцы, потер ими и в ту же минуту капли крови стали медленно превращаться в стаю бесплотных демонов, которые с визгом понеслись в сторону противника. Ворен пропустил одного мимо себя, а другого разрезал пополам полупрозрачным лучом, внезапно возникшим в руке. Развернувшись, он ударил наискось, разрезая еще одного, но их становилось все больше и больше. Ворен просто не успевал… и вот один демон прорвался сквозь оборону и проник в него, парализуя тело. Он с грохотом упал на деревянные половицы. Уторен, наслаждаясь поражением ученика, медленно приблизился к нему. Сев рядом, он произнес:

— Жаль… мне очень жаль, у тебя были способности, но ты не захотел их развивать. Ну что ж, как говорится, поднявший меч от меча и погибнет, — и в руках Уторена возник кроваво-красный луч.

Приподнявшись, он замахнулся, и… его глаза увеличились от удивления. Луч погас, а он сам упал на пол рядом с Вореном. Слегка разминая занемевшие мышцы, ученик приподнялся и встал перед учителем, улыбнувшись.

— Не всегда, мастер… Я слегка видоизменил ваше излюбленное заклятие Змей и нашел защиту от Демонов парализации, конечно, не очень удачную, так как меня по-настоящему парализовало, но не навсегда, как ожидалось, а на некоторое время.

Из уст мастера вырвался еле слышимый вопрос:

— Почему?

Ворен удивленно приподнял бровь:

— Вы сами научили меня никому не доверять и ценить свою шкуру выше других, а этот человек, — Ворен кивнул в сторону владельца таверны, — лишь был поводом для того чтобы напасть на вас.

Осмысленное выражение в глазах Уторена стало постепенно угасать, и через некоторое время зал наполнил ветер, который закрутился вокруг Ворена, приподнимая полы его мантии, взъерошивая волосы. Он восхищенно улыбнулся, следя за бушующей стихией. Стало светло как днем. Ворен откинул голову назад и рассмеялся — ярко-красные всполохи с яростным шипением впивались ему в тело. Усилившийся ветер влился в Ворена, и все стихло. Слегка шатаясь от переполнявшей его энергии, он посмотрел на трактирщика. К нему медленно приближалась змея, неизвестно как выжившая в такой схватке. Ворен подошел и убил ее, наступив на голову.

— Вам лучше забыть, что знали меня раньше. Здесь могут появиться много желающих свести со мной счеты, после случившегося я стал желанной добычей. А мне нужно набраться сил для борьбы с ними.

Склонив голову, Ворен прошел к двери и остановился в проеме, в тишине раздался его голос:

— …Спасибо… спасибо вам.

И он исчез в темноте.

Открыв глаза, Проклятый обнаружил, что вновь наступила ночь — излюбленное время суток. Он встал, разминая занемевшие мышцы. Голова еще кружилась, но уже не так сильно, и постепенно проходила тошнота. Встряхнувшись, Проклятый вдохнул полной грудью, проясняя сознание. В его душе до сих пор бушевали те чувства, которые он испытывал во время видения: боль, гнев, сладость победы, страх и желание еще большего могущества. И именно это настораживало. Он вновь испытал то неописуемое состояние, когда в него вливалась чужая сила. Это было восхитительное чувство — чувство превосходства над другими. Оно могло подвигнуть кого угодно на необдуманные поступки. Проклятый не знал, как бы поступил, вновь оказавшись в такой ситуации… Может… Нет, на это ему было трудно ответить. Застонав, Ворен ускорил шаг, желая избавиться от всего, что на него навалилось. Ему не хотелось обдумывать воспоминания, нарушающие столь зыбкий покой. Ему хотелось избавиться от них, но он понимал, что это ключ к тайне, которую так хотелось разгадать. Как он стал таким, как сейчас? И что же случилось тогда, в доме женщины с младенцем, что Ворен мог натворить? Теперь ему было ясно, почему он хотел совершить то преступление — понимал, но не хотел принять. Это было жестоко, неправильно… Зарычав, Проклятый остановился и ударил рядом стоящее дерево. Его когти погрузились в кору, оставляя глубокие порезы — стало намного легче.

Громадные деревья вскоре почти полностью сменились карликовыми, а затем вовсе уступили место густому кустарнику. Солнце медленно стало выползать на небосклон.

Но почему все так случилось, почему уже ничего нельзя исправить? Как ему хотелось отблагодарить старика, ныне уже умершего, за помощь, оказанную ему… Но теперь уже поздно — тело его единственного друга тлеет в земле, холодной, мерзлой земле… Он не жалел, что уничтожил наставника, нет — ему был понятен мотив убийства. Если бы тогда Ворен не решился убить учителя, то тот вскоре уничтожил бы его, прежде использовав в своих целях…

Колючки кустарников цеплялись за шерсть, вынуждая перейти на шаг. Проклятый был даже благодарен им за эту передышку. Жара, как мягкая перина, окутывала все вокруг, мешая сосредоточиться. Мысли не укладываясь в логическую цепочку. Вновь заболела голова, боль будто разрывала на куски, застилая кровавым полотном все вокруг. В нос ударил неизвестно откуда взявшийся запах гари, а перед глазами вновь стали проявляться очертания небольшой комнаты с печкой в углу…

Темный клинок кинжала отсвечивал кровавыми бликами от огня. В кроватке плакал ребенок, на полу лежала женщина. Одна нога ее была сломана, лицо исказила боль. Она тянула к Ворену руки и о чем-то молила.

— Не трогайте его, прошу вас. Не трогайте, молю! Возьмите меня, но оставьте его в живых.

Губы Ворена искривились в злой усмешке. Он медленно покачал головой. Женщина закричала, приподнимаясь на ноги, стараясь доползти до кроватки. Нога ее подломилась и стала видна торчащая наружу белая кость. Она, упав на спину, заплакала, закрывая лицо руками. Затем взглянула в глаза Ворена. Он испугался ее безумного взгляда и слегка отшатнулся. Но затем, разозлившись на себя, оттолкнул ногой и повернулся к кровати. Женщина вцепилась обожженными руками в мантию, таща ее на себя.

— Прошу вас…

Все заволокло дымом, огонь охватил все вокруг, лишь заклятие защищало его от бушующего пламени. Перед ним в кровати лежал ребенок, который плакал, испугавшись резких звуков. Его маленькие ручки и ножки стучали по покрывалу, личико покраснело. В руках, в человеческих руках, Проклятый держал кинжал с изогнутым черным лезвием, нацеленным в сердце дитя. Руки задрожали, он понимал, что должен это сделать, но никак не мог. Сжав зубы, Проклятый замахнулся, и клинок вонзился в сердце младенца. Раздался пронзительный вопль, который резко стих. Кровь омыла кинжал и руки Ворена. Закричав, женщина схватила лежавший около нее кусок стекла и порезала себе вены, тягучая жидкость медленно потекла по рукам. Ворен, не видя перед собой ничего, смотрел на клинок. К нему постепенно приходило осознание того, что он совершил. Измазав пальцы в своей крови, женщина стала чертить в воздухе символы, которые стали приобретать темно-красные очертания. Ее истерический шепот, казалось, раздавался в голове, заглушая все окружающие звуки.

— Кровь невинного стань проклятием для убийцы. Дай ему звериный облик, чтоб убит он был своими, чтоб познал он в волчьей шкуре муки Эрга8. Чтоб не знал, где ложь и правда, чтоб забыл, кто есть по правде. И любить не мог в помине.

Руки Ворена стали покрываться шерстью, а все тело скорчилось от мучительной боли. Он закричал, ощущая, как разрывается на спине мантия, как сгибаются в коленях ноги, а ногти превращаются в когти, как ломаются ребра, как гаснет заклинание щита и огонь охватывает тело. Это боль выжигала сознание, не оставляя после себя ничего, лишь пустоту. Стало не хватать воздуха, и слезы потекли из глаз…

Проклятый завыл, впиваясь когтями в землю. Нет, этого не могло быть, не могло… Он когтями рвал на себе шерсть, оставляя глубокие порезы. Ужас того, что он совершил, заполнил сознание. Он бился в агонии, стараясь забыть, но не мог. Это мгновение было будто выжжено в мозгу каленым железом. Он побежал… и бежал до тех пор, пока хватило сил, продолжая выть на луну… Эти глаза, голубые глаза младенца… Как он посмел, как посмел… Проклятый в бессилии упал, слезы потекли по щекам. Ему нет прощения, и, заплатив долг этому миру, он должен будет умереть. Свернувшись калачиком, Ворен горько плакал, а луна равнодушно освещала все вокруг своим призрачным светом. Он знал, что ему нужно делать.