Дронго. Книги 1-20

Глава 1

Оглянувшись в последний раз, он вошел в дом. Он заранее предупредил о своем визите, и у дверей его встретили двое хмурых парней. Обыскивали они его тщательно, словно заранее подозревая, что он может утаить от них оружие. Конечно, оружия с собой он не взял. Рябой был чрезвычайно осторожен и не в меру предусмотрителен, ему могло не понравиться внезапное появление старого знакомого с пистолетом в кармане. Ничего не найдя, ребята расступились, и он медленно поднялся на второй этаж. Спешить было нельзя. Здесь не любили суетливых людей.

На втором этаже его ждала еще одна проверка. Он знал этого типа. Они работали вместе еще в России, когда убирали одного настырного бизнесмена из Греции, так толком и не понявшего, почему в этой стране всем нужно платить. Но это было даже хуже, так как проверяющий не любил оставлять свидетелей своего мастерства, а он, в свою очередь, не любил таких мерзавцев, готовых без всякого сожаления убирать старых знакомых. Проверяющего звали Матросом за огромный якорь, когда-то вытатуированный на его груди. На флоте Матрос никогда не служил, но любил носить тельняшку и уже вышедшие из моды брюки клеш. И всегда отличался какой-то особой, изощренной жестокостью. Пришедшего в этот день посетителя он знал давно, почти десять лет. Но это не помешало ему вновь проверить прибывшего, аккуратно ощупывая гостя кончиками своих грубых, коротких пальцев. Лишь убедившись, что посетитель не имеет с собой ничего лишнего, он криво улыбнулся и только тогда сказал:

— Давно тебя не видели, Цапля.

— Люблю гулять. — Он всегда не терпел Матроса и никогда этого особенно не скрывал.

— В этот раз что-то долго гулял. — Матрос тоже не испытывал особой симпатии к гостю.

— Это когда как получается. Рябой у себя?

— Он тебя ждет, проходи.

В комнате, куда он вошел, стоял полумрак. Рябой не любил яркого света. Об этом было известно всем его посетителям. Обгоревший когда-то в лагере под Новосибирском во время грандиозной разборки, устроенной паханами зоны, он с тех пор не терпел взглядов, обращенных на него, и яркого солнечного света, предпочитая полутемные помещения, где он чувствовал себя комфортнее и спокойнее. Правда, не так много людей осмелились бы смотреть на него в упор, зная, что он этого не выносит. Перебравшись в Америку два года назад, он по-прежнему оставался некоронованным королем мафии, одним из тех авторитетов, к которым прислушивались по обе стороны океана.

Комната, в которую вошел гость, выходила окнами в небольшой сад, расположенный во внутреннем дворике дома, окруженного высокими стенами, словно предназначенными для того, чтобы выдержать длительную осаду. Рябой приобрел этот дом совсем недавно, решив перебраться из шумного Бруклина, где он обитал первое время после приезда, в более спокойный Хартфорд, на окраине которого он и приобрел свое новое жилище.

Вошедший гость даже чуть прищурился после яркого солнечного дня, царившего за стенами этого дома, глаза с трудом выносили неприятный полумрак довольно большой гостиной.

— Как добрался? — услышал гость насмешливый голос хозяина дома и только тогда заметил сидевшего справа от дверей в глубине комнаты самого Рябого. Несмотря на свои шестьдесят лет, хозяин дома сохранял удивительно молодой, сильный голос, словно все прожитые годы он провел на курортах Майами-Бич, а не в колониях усиленного режима.

— Нормально, — гость знал, что в этом доме нельзя быть особенно откровенным. Сама атмосфера не располагала к болтливости.

— Что-то долго ты добирался до наших мест, — насмешливый голос хозяина неприятно бил по нервам, — неужели найти не мог или не хотел?

— Пришлось выбираться из России через Беларусь, Польшу и Чехию. А потом еще на немецко-чешской границе довольно долго сидел, визы ждал. У них какое-то соглашение вступило в силу, и немцы усилили проверку на границах. А потом уже из Германии прилетел к вам сюда.

— А в Германии где жил?

Гость, по-прежнему стоя, отвечал на вопросы. Разрешение сесть он пока не получал.

— В Кёльне жил в отеле «Людвиг», — быстро ответил гость, он знал, что такого рода проверки обязательно будут, — а в Гамбурге в гостинице «Святого Рафаэля», прямо в центре города.

— Там, кажется, собираются педерасты? — спросил Рябой, насмешливо давая понять гостю, что знает о его путешествиях довольно подробно.

— Может быть, — угрюмо ответил гость, — они меня как-то мало интересовали.

— Эх, Цапля, умный ты парень, я всегда это говорил. Только чересчур умный. Ну как я могу тебе доверять, если ты неизвестно где шлялся два месяца. Насчет Германии, положим, ты говоришь правду. Там наши ребята тебя сразу засекли, а вот что ты делал в Минске, Варшаве и Праге, я не знаю. Может, ты с моими конкурентами вместе лясы точил, может, сговаривался с ними, а может, даже решил гонорар за новую работу взять, на этот раз очень большой гонорар, и разом покончить со всеми проблемами. Может быть такое?

— Зачем много говорить, Рябой? Ты меня давно знаешь. Я всегда только на тебя работал. Если не хочешь принимать, так и скажи, я уйду. Ты ведь знаешь, что со мной твои конкуренты сделают, если поймают. Много крови за мной, Рябой, и всякого другого тоже много. Поэтому идти мне некуда. Или ты меня примешь, или я ухожу. Не веришь мне — проверь в деле, как обычно. Тогда и решай.

— Красиво говоришь, Цапля, ты всегда умел хорошо говорить. Только слушок тут один ходит, насчет русского одного. Говорят, приехал в Прагу и проиграл двести тысяч долларов в казино. Не знаешь, кто из наших мог оказаться там?

— Не знаю, — он впервые пожалел, что переступил порог этого дома. Но теперь нужно было все отрицать, иначе он просто не уйдет отсюда живым. Служащие в казино не смогут его опознать. Он всегда ходил в такие места, неузнаваемо гримируясь. Цапля был профессиональным убийцей, и от умения изменять свою внешность часто зависело выполнение заказов клиентов и в конечном итоге — собственная жизнь.

— А в Варшаве кто документы тебе готовил? Не припомнишь?

— Кшиштоф. Мне пришлось его попросить.

— А не побоялся? Он ведь на польскую полицию одновременно работает. Мог вполне сдать тебя полякам. Не побоялся?

— У меня выхода другого не было, Рябой. И никаких документов с собой тоже не было. Пришлось рискнуть.

— Рисковый ты парень, Цапля. Связного моего, которого к тебе послал в Россию, взяли. Слышал?

— Слышал. Там накладка получилась, нас какой-то старик подслушал. Не повезло ему, прямо на вокзале взяли. С деньгами.

— А сколько там денег было? — спросил хозяин дома как бы невзначай. Но гость сразу насторожился. Это был самый важный вопрос, от правильного ответа на который зависела его собственная жизнь.

— Двести тысяч долларов. Я их в чемоданчик положил в камере хранения. И шифр ему сказал. А потом только узнал, что наш разговор какой-то старичок слышал. Вообще такого не бывает, это я понимаю, но так получилось. Можешь проверить, все было так, как я рассказал.

— Уже проверил, Цапля. Думаешь, так я с тобой бы и встретился. Мои люди мне из Москвы давно все передали. Будь ты хоть немного замазан в этой истории, так тебя прямо в Германии бы и порешили. Про старичка все знают. Бывает в жизни такое, когда сам не знаешь, отчего на сук напоролся. И насчет Кшиштофа тоже все знаю. Не побоялся, значит, ты с ним встретиться. А потом ко мне заявиться. А ведь знаешь хорошо, как я к этой гниде относился. Значит, либо расчет тут хитрый, либо ты действительно ни в чем не замешан. Пока ничего сказать не могу, кругом, выходит, чист ты перед нами. Но это только пока. Проверять все равно будем. Понимаешь?

— Как хочешь, Рябой, не доверяешь — выгони, а доверяешь — проверь в деле.

— Будет тебе проверка, Цапля. И дело важное хотим поручить тебе. Но только учти, кроме меня и тебя, о нем никто знать не будет. Здесь старичков нет, проверено. Так что если кто узнает, я все пойму правильно. Понимаешь?

— Ясно.

— Садись, — пригласил наконец гостя хозяин дома, и тот вздохнул с облегчением. Кажется, ему удалось выкрутиться и на этот раз. После крупного проигрыша в пражском казино, где сначала ему шла такая прекрасная карта и он совсем было поверил в свою удачу, внезапно все поменялось, и он проигрался вчистую.

Игра была его страстью, его тайным влечением, о котором не знал никто из окружающих. Собственно, только ради игры он и рисковал жизнью, зарабатывая деньги таким не совсем естественным способом. Когда ему удалось внезапно получить в Москве крупную сумму денег, казалось все — удача наконец улыбнулась ему. Нужно завязывать со своей прошлой жизнью, но крупный проигрыш в Праге перечеркнул все надежды. Пришлось возвращаться к прежней работе и с риском для жизни ехать сюда, в маленькую провинциальную столицу небольшого штата Коннектикут, на свидание, которое вполне могло оказаться последним. Хотя на этот раз, кажется, он все-таки проскочил. Если не считать крупного проигрыша в казино, все остальное, рассказанное им, действительно соответствовало истине, и он знал, что даже при самой тщательной проверке все факты совпадут. Беспокоило лишь казино в Праге, но и здесь он подстраховался довольно необычным способом. Уже имея на руках паспорт с американской визой, он все-таки умудрился по своему старому паспорту, где стояла многократная чешская входная транзитная виза, вернуться в Прагу и довольно чисто убрать того импозантного крупье, так неприятно улыбающегося при крупных проигрышах заезжего иностранца. Обычно он убивал ради денег. И всегда считал это грязной и тяжелой работой. А здесь он, пожалуй, впервые убил не только ради собственного спокойствия, но и с некоторым удовольствием, словно отомстив таким необычным образом за свой крупный проигрыш. Только после этого он принял наконец решение лететь в Америку.

Остальные гости и служащие казино беспокоили его гораздо меньше. Трудно было узнать в сравнительно молодом, подтянутом, гибком человеке того вальяжного, седого, с пышными густыми усами иностранца, который проиграл в казино огромную сумму денег. Он правильно рассуждал — запомнить его мог только крупье, отлично помнивший и его руки. Можно подделать все что угодно, можно изменить голос, походку, внешность, но нельзя изменить манеру игры, манеру держать карты, открывать их в минуту сильнейшего нервного стресса, нельзя изменить свои руки и главное — свои пальцы. А крупье обычно бывают очень внимательны именно к таким мелочам.

— Догадываешься, на какое дело ты понадобился? — спросил Рябой у гостя, уже вполне освоившегося в полутемной комнате и даже различавшего некоторые черты хозяина дома, сидевшего в другом конце комнаты. Только теперь гость с удивлением заметил огромную овчарку, лежавшую у ног хозяина и внимательно следившую за вошедшим в комнату незнакомцем. Животное было прекрасно обучено. Собака лежала на полу, не выказывая никаких признаков раздражения. Она даже не шевельнулась, когда вошел гость, ничем не обнаруживая своего присутствия.

— Убрать кого-нибудь нужно? Или опять куда-нибудь ехать? — спросил гость.

— Какой догадливый ты у нас. Только учти, на этот раз у тебя клиент особый будет, не такой, как раньше. С ним про старичков лучше забудь. Иначе сразу засветишься, и тогда тебе каюк.

— Он так опасен, — понял гость, — из профессионалов?

— Ты даже не можешь представить, с кем ты будешь иметь теперь дело. Я тут немножко подумал и решил, что, кроме тебя, никто не подходит. Он слишком умен, а ты у нас мастер на всякие выдумки, умеешь придумывать разные гадости куда лучше нашего. Если бы не он, я бы тебя ни за что сегодня не принял. Ты ведь и там сильно нас подвел, сбежал из Москвы, не сумев убрать клиента. И после этого ты посмел появиться здесь. Теперь у тебя есть шанс, Цапля, хороший шанс. И деньги большие будут, и доверие наше сумеешь вернуть. Ну как, согласен?

— Что делать нужно?

— Скоро сюда, в Америку, приедет один типчик. Мы могли бы его сразу в расход, но нельзя, нам связи его важны, люди, с кем он встречаться будет. Вот ты и должен взять на себя этого типчика.

— Убрать нужно? — не понял гость.

— Для этого головы не нужно, — раздраженно отмахнулся хозяин дома, — тогда на кой черт ты мне нужен, я бы мог Матроса послать, и гостю каюк. — Рябой любил слово «каюк» и часто им пользовался в разговоре. — Здесь его связи важны, его люди, живущие в Америке. Убивать его никак нельзя. Наоборот, ты его охранять должен. Чтобы с ним, не дай Бог, ничего не случилось. А вот его людей, с кем он встречаться будет, ты убирать должен. Или, если сам не справишься, нам звякнешь, мы подсобим. Но только ты гостя не трогай. Пусть он погуляет сколько хочет, и только потом мы его брать будем.

— А с кем он будет встречаться? — спросил гость.

— Еще один такой вопрос, и я пожалею, что вообще решил иметь с тобой дело, Цапля. Ты совсем думать разучился. Может, и старичок тот неспроста появился. Теряешь квалификацию, а ведь каким специалистом ты был. Если бы я знал, с кем он будет встречаться, разве просил бы тебя следить за ним? Каюк был бы и ему, и его людям. Но ведь не знаю, поэтому тебе и поручаю следить за ним.

— Он из наших или из «мусоров»?

— Это уже теплее. Кагэбэшник он, сука. Хотя мне объясняли, что в КГБ он не служил. Просто помогал им по мере надобности. Какой-то эксперт международный. Но с ними связан был, это точно.

«А при чем тут мы?» — хотел спросить гость, но вовремя удержался. Двух глупых вопросов подряд Рябой не прощал. Поэтому свое удивление нужно было держать при себе.

— Известно, когда он приезжает? — вместо этого спросил гость.

— Кое-что известно, — усмехнулся хозяин дома, — не в тайге живем, Цапля, людей проверенных везде имеем. Хотя и в тайге бывали. Мы ведь с тобой, кажись, вместе баланду хлебали тогда. Ты еще в зоне совсем молодой был, но выбор правильный сделал. Мы тогда все вместе были на лесоповале. И там тоже своих людишек имели. Помнишь ведь, как Лося брали?

Гость помнил эту историю очень хорошо. Тогда они сидели всей компанией в глухом сибирском лагере для особо опасных рецидивистов. Один из заключенных — бывший уральский лесник, браконьер и убийца по кличке Лось, решил серьезно поспорить за лидерство в лагере с тщедушным на вид Рябым. Никто так и не узнал, чего не поделили между собой эти двое, но про их жестокое противостояние скоро знали почти все сибирские лагеря. В одном лагере двум таким авторитетам стало тесно. Исход был ясен — один должен был умереть. Не помог даже перевод в их зону нескольких авторитетных воров в законе, которые должны были разрешить спор между двумя непримиримыми врагами. На лесоповале он и был разрешен. Подробности встречи никто толком не знал, но все говорили, что их было двое — Рябой и Лось. Вечером в барак вернулся только Рябой. Его соперника нашли зарезанным, и с этого момента вопрос о лидерстве в лагере был решен окончательно. Подробности той встречи знал, кроме Рябого, только один человек. И теперь он сидел перед ним.

— Он приедет в Америку через неделю. Наверно, через Нью-Йорк. Но вот его фамилию мы точно установить пока не можем. Мы лишь знаем человека, с которым он наверняка встретится в Нью-Йорке. Твоя задача вычислить его и уже не упускать до конца его американского визита. И только перед самым концом, перед самым концом ты можешь его ликвидировать. Только тогда, и ни одним днем раньше. Твоя главная задача — его связи, его люди.

— Известно, кто его присылает? — Этот вопрос он просто обязан был задать, иначе будет невозможно преследовать незнакомца.

— Если бы я все знал, зачем мне такой опасный помощник, как ты? — спросил Рябой. — Ты и должен все выяснить.

«Что-то он недоговаривает, — понял гость, — и по-прежнему не совсем доверяет». Ну и черт с ним. Работу дает, и то хорошо, а об остальном он позаботится лично.

— Цена? — спросил он уже привычным деловым голосом.

— Если все сделаешь нормально, сто тысяч баксов получишь. Захочешь, можешь даже отвалить после этого.

Гость с трудом удержался от удивленного восклицания. Так дорого ему никогда в жизни не платили. Ни за одно, даже самое сложное, дело. Только услышав цену, он понял весь масштаб сложностей предстоящей работы. И проникся даже невольным уважением к незнакомцу, за поиск которого Рябой готов выложить такие деньги.

— Давайте имя его связного, — уже более решительным голосом попросил Цапля.

— Все в этом конверте. Прочтешь и уничтожишь прямо при мне. Возьми, — протянул гостю конверт хозяин дома.

На поднявшегося незнакомца пес отреагировал почти мгновенно. Он поднял голову и глухо заворчал. Гость сделал два шага вперед, и пес легко вскочил на ноги. Правая рука хозяина привычно легла на его голову, и он замер, повинуясь требовательному и хорошо знакомому жесту. Левой рукой хозяин протянул конверт. Собака, уже не сдерживаясь, зарычала, но гость, вернувшийся на свое место, перестал обращать на нее всякое внимание. Все внимание его теперь было приковано к нескольким листкам, исписанным крупным почерком хозяина дома. Это удивило гостя более всего остального.

«Он сам переписывал эти данные, — изумленно подумал гость, — значит, действительно не доверяет никому. Кто же такой этот незнакомец, если Рябой сам решил переписывать данные его связного? И при чем тут КГБ? Определенно Рябой чего-то недоговаривает. А спрашивать нельзя. Может разозлиться, и тогда будет еще хуже».

— Все ясно, — сказал он громко, — я все запомнил. А конверт я оставлю на столе, может еще пригодиться.

— Тогда иди, — разрешил его собеседник, — и помни: обо всем знают только два человека — ты и я. Деньги на расходы ты получишь.

— До свидания, — гость чуть быстрее обычного покинул так неприятно бьющую по нервам затемненную комнату. Читая бумаги, он с трудом различал написанное, но не осмелился попросить включить свет.

Только после того, как мягко закрылась дверь, хозяин повернул голову влево и негромко спросил:

— Что ты думаешь о нем?

Чуть скрипнула небольшая дверь, и в комнату вошел еще один человек. Он был среднего роста, коренастый, почти без шеи.

— Вы ему верите? — прохрипел он.

— У меня нет другого выхода. Он действительно самый лучший среди всех наших людей. Для наблюдения за нашим гостем я просто не смогу найти лучшего человека.

— Но он вас обманывает. Вы думаете, крупье в Праге исчез просто так?

— Конечно, нет. Этот дурачок решил предусмотреть все варианты и убрал крупье, который мог его опознать. И этим выдал себя еще вернее, я ведь сразу понял, что это его почерк. Но он нам пока нужен. Он будет следить за гостем, а ты пойдешь по его следу. Только учти, Цапля не фраер какой-нибудь, с ним нужно быть осторожнее. А в самом конце, перед выплатой, можешь убрать и его. Номера банкнот сумели проверить?

— Конечно, проверили. В Праге расплачивались теми же деньгами, которые обнаружены на вокзале в Москве. Одна и та же серия. Это был он, никаких сомнений, Рябой, быть не может.

— Значит, он нас все-таки обманул, — задумчиво произнес хозяин дома, — жаль. Я думал, он умнее.

Глава 2

Он давно забыл, когда нормально отдыхал и где это было. Может, только единственный раз, в октябре восемьдесят второго, когда они выбрались в Прибалтику, решив отправиться туда вдвоем со своим бывшим сокурсником. Они получили свои первые отпускные в жизни, зарплату за последний месяц и имели на двоих более двух тысяч рублей, по тем временам деньги огромные. Отправившийся с ним в эту поездку приятель работал к этому времени инспектором уголовного розыска в МВД. О характере работы самого Дронго он мог только догадываться. Хотя тогда не было еще Дронго, и он числился всего лишь офицером Министерства обороны на одном из закрытых предприятий, которые в бывшем Советском Союзе почему-то называли «почтовыми ящиками».

Тогда, в первый и единственный раз, он действительно отдыхал целый месяц, не думая ни о каких проблемах. Единственный раз в жизни. В этом было что-то роковое, мистическое. Товарища убили через полгода, во время ареста кого-то из торговцев наркотиками. Убили глупо, обидно, какой-то случайной пулей, попавшей в него во время вялой перестрелки. Через год ему уже не дали положенного отпуска, а затем все вообще неузнаваемо изменилось. Больше не было Советского Союза, больше нельзя было отдыхать в Прибалтике, переезжая из города в город. Независимые государства теперь требовали визы, а тысяча рублей составляла всего двадцать центов на момент его воспоминаний и продолжала падать в цене. Теперь эту сумму давали в лучшем случае только нищим. Тогда, после их возвращения домой, на следующий день умер Генеральный секретарь ЦК КПСС, чьим именем позднее назвали время застоя. И в этом тоже было нечто символическое, словно означавшее конец целой эпохи и рождение новой.

В этой новой эпохе были свои сложности и свои особые отношения между людьми. Время проходимцев, демагогов и авантюристов, наступившее после эпохи прагматиков, приспособленцев и дураков, имело свои ярко выраженные черты, так зримо проявившиеся в период драматического распада огромной империи. Но для него восьмидесятые годы были периодом становления, а наступившие девяностые несли в себе страшный заряд разочарования. Ставший в тридцать пять лет фактически пенсионером без права на заслуженную пенсию, инвалидом с серьезной душевной травмой, никому не нужным высококлассным специалистом, он нашел в себе силы вернуться и теперь довольно часто помогал в качестве своеобразного консультанта международному комитету экспертов ООН, специалистам и национальным бюро Интерпола на местах, а также выполнял иногда довольно деликатные поручения российских спецслужб, по-прежнему считавших его одним из своих бывших сотрудников, волею судеб внезапно оказавшихся иностранцами. Таких, как он, осталось еще несколько человек, внезапно оказавшихся за государственными границами привычной среды обитания, на положении почти изгоев в собственных странах.

Лишь единицам удавалось приспособиться к новой и весьма болезненной для себя обстановке. Особенно тяжело приходилось пожилым профессионалам, проживающим в независимых Прибалтийских государствах. Из заслуженных, уважаемых ветеранов они внезапно превратились в подозрительных пособников и агентов разведки враждебного соседнего государства. Немногие могли выдержать подобное, предпочитая либо эмигрировать из родного государства, обрывая все связи, либо, если позволяли обстоятельства, оставаться на своих местах, практически отходя от всякой активной жизни и мрачно замыкаясь в себе. Для таких людей распад огромной империи оказался наиболее болезненным и катастрофическим взрывом, опрокинувшим всю их прежнюю жизнь.

В этот день он собирался в Санкт-Петербург, который очень любил, когда тот еще был Ленинградом, но неожиданный телефонный звонок в номер гостиницы, где он разместился, только приехав в Москву, изменил все его планы. Пришлось тащиться почти через весь город, меняя попутные автомобили, чтобы добраться до нужного места.

Здесь его уже ждали. Каждый раз встречаясь с представителями российской разведки, он испытывал непонятное чувство собственной неполноценности. Словно совершал акт предательства по отношению к собственному народу, только теперь обретающему подлинную государственность и суверенитет. Но ведь горький парадокс сложившейся ситуации как раз и состоял из того важного обстоятельства, что такие, как он, профессионалы были просто не нужны собственным государствам, традиционно подозрительно относившимся к бывшим сотрудникам спецслужб. И хотя в бывшем огромном государстве он был всего лишь экспертом ООН специального комитета экспертов по предупреждению преступности, это ничего не меняло. В независимых государствах не было места таким, как он, профессионалам: дипломатам, разведчикам, экспертам — всем, чья деятельность была связана с работой за рубежом и координировалась центральными аппаратами бывшей страны. А вот бывшие государственные чиновники и партийные функционеры национальных республик чувствовали себя вполне уверенно, мгновенно перекрашиваясь в убежденных националистов и вечных борцов за демократию и свободу.

— Добрый вечер, Дронго, — сказал ему незнакомец, и с этого все началось. Он не знал раньше этого моложавого, лет пятидесяти, уверенного в себе красивого человека с безукоризненно уложенными седыми волосами, словно пять минут назад вышедшими из рук парикмахера. Незнакомец был похож на голливудских актеров, а своими безукоризненными манерами и приятным голосом он напоминал хорошо вышколенного дипломата.

— Кажется, это единственные приятные слова, которые я обычно слышу от ваших коллег, — пошутил Дронго.

— Возможно, — незнакомец мягко улыбнулся. Он оценил шутку.

— Что опять случилось? — спросил Дронго. — Надеюсь, в этот раз меня не пошлют выкрасть английскую королеву или найти двойника для Хиллари Клинтон?

— Кажется, у вас несколько преувеличенное мнение о наших возможностях, — заметил незнакомец, на этот раз не улыбаясь, — да и свои способности вы несколько преувеличиваете.

— Слава богу, значит, ничего серьезного, — юмор помогал ему всегда в самых сложных ситуациях.

— Я бы так не сказал, — незнакомец, кажется, не шутил, — простите, я не представился. Можете называть меня Алексеем Александровичем. Как зовут вас, я знаю. Знаю даже, что вы не любите, когда вас называют по имени и предпочитаете свою столь необычную кличку — Дронго.

— Почему необычную? — как ему надоели с этим вопросом. — Я видел эту птичку в Азии. Она ничего не боится, несмотря на свои размеры, а это, по-моему, самое важное в нашем деле.

— Да, — удивился Алексей Александрович, — я этого не знал. Но в любом случае это ваше личное дело. Должен сказать, что меня предупредили и о вашем последнем задании. И о вашем нежелании сотрудничать с нами в дальнейшем. Это верно?

— Мне не нравится само слово «сотрудничать». Словно вы вербуете «шестерку» в зоне, чтобы стучал на своих товарищей. Это там, в зоне, предлагают «сотрудничать». А я с вами работаю. Это совсем разные вещи. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Я не хотел вас обидеть, — смутился Алексей Александрович, — извините.

— Ничего, будем считать, что мы просто определились перед началом нашего разговора. Это важно для дальнейшей работы.

— Да, конечно. Перед началом нашей беседы будьте любезны ответить на один вопрос. Вы по-прежнему сотрудничаете с экспертным комитетом ООН?

— Это важно для нашей сегодняшней встречи?

— Думаю, да.

— Тогда и я задам вопрос. Зачем вы спрашиваете? Вам же все известно.

— Вы не ответили на мой вопрос, — терпеливо напомнил Алексей Александрович.

— Сотрудничаю. И даже встречался с их представителем в Москве.

— Все верно. Мы так и думали. Вы встречались с Владимиром Владимировичем?

— Это уже второй вопрос, — заметил Дронго, — впрочем, я удовлетворен. Вы невольно ответили и на мой вопрос. Зачем вы еще спрашиваете, если вам все известно? Насколько я понимаю — координация с Интерполом предполагает активные действия и в странах СНГ. Разумеется, ничего необычного или шпионского в моей деятельности не было. Мы занимались торговцами наркотиками, чем обычно и занимаются Интерпол и специальный комитет экспертов ООН, пока им не мешают различные ведомства.

Намек был слишком очевидный, чтобы его не понять. Но его собеседник не обиделся. Он обладал каким-то особым запасом терпения.

— Мы знаем о вашей работе, Дронго, — спокойно сказал он, — и высоко ценим вашу деятельность по борьбе с международными кланами мафии и торговцами наркотиками. Вы делаете очень важное и нужное дело. Но именно поэтому мы и решились пригласить вас для нашей беседы. Нам нужна ваша помощь.

— Теперь другое дело. Я готов сделать все, что смогу.

— Вы знаете этих людей? — Алексей Александрович положил на стол несколько фотографий.

Дронго внимательно всматривался в лицо каждого.

— Некоторых знаю, — наконец ответил он, — вот это сам Гурам Хотивари, руководитель грузинской мафии. Самый, пожалуй, опасный человек в Москве. Это небезызвестный Рафаэль Багиров, руководитель азербайджанской мафии. Говорят, он сумел одним ударом уничтожить всех своих конкурентов не только в Москве, но и в Баку. Этого, кажется, видел тоже. Только на фотографии. Артур Саркисян, глава «Континенталь-банка» и по совместительству руководитель армянских группировок в России. Говорят, один из богатейших людей мира. По-моему, эти же фотографии я раньше видел в Интерполе, они есть и у Владимира Владимировича. Видимо, вы печатаете их в одной и той же типографии?

— Нет, у нас свои источники информации, — ответил Алексей Александрович, — и своя типография. Вот это Виталий Миронов, ставший главой крупного преступного объединения подмосковных славянских групп после смерти Бориса Лазарева. А это сам Рябой — некоронованный король преступного мира. Неужели вы не видели раньше этой фотографии? Правда, он не любил сниматься, но уж слишком запоминающееся лицо.

— Я думал, он был убит в Москве, в прошлом году.

— Многие так считают. Дело в том, что произошла элементарная путаница. В преступном мире Москвы был известен еще один Рябой, мелкая сошка, связной, через которого заказывали киллеров для особо важных дел. По нашим сведениям, этот второй Рябой был связан с афганскими ветеранами, среди которых был и знаменитый однорукий киллер. Никто не мог его заподозрить, а он был одним из самых лучших специалистов своего дела. Однажды наш второй Рябой решил поиграть в грязные игры и сдал своего киллера его клиентам. Как вы понимаете, его сразу вычислили и в этот же день застрелили.[75]

— Я слышал об этом случае.

— Да, вот поэтому многие путают, убитый Рябой был всего лишь связным, мелким исполнителем. А вот этот Рябой совсем другое дело. Он фактически руководит огромной преступной империей, раскинувшейся от Москвы до Нью-Йорка. Это именно он решил бросить тогда вызов кавказским группировкам и попытался отнять у них так называемый кавказский коридор, через который переправлялись наркотики в Турцию и Европу. Но тогда у него сорвалось. Он встретил организованное сопротивление всех трех кланов и вынужден был отступить. Правда, тогда его людям удалось нанести ряд ощутимых ответных ударов. Были убиты Михо — Михаил Мосешвили и Велосипедист — Арчил Гогия, но большего ему добиться не удалось. А противники, в свою очередь, умудрились убрать самого Бориса Лазарева, депутата Государственной думы и фактического представителя Рябого в Москве. Вы наверняка помните это нашумевшее дело. Лазарева застрелили прямо в здании Государственной думы.

Дронго кивнул головой. Еще бы ему не помнить такого преступления. Об этом писали в те дни все газеты, и не только в России.

— Таким образом на сегодняшний день сложилось примерное равенство сил двух крупных объединений враждующих группировок — противники договорились не враждовать друг с другом и сохранять нейтралитет, хотя, как вы сами догадываетесь, этот нейтралитет не может длиться очень долго.

— Слушая вас, я пытаюсь представить — зачем вы мне это говорите? — спросил Дронго. — Такими проблемами и без того занимаются Интерпол и МВД. Вам мало своих проблем?

— Примерно на такую реакцию мы и рассчитывали, — чуть улыбнулся Алексей Александрович, — дело в том, что вы правы. Нас действительно мало интересуют разборки между разными группами, если бы не одно обстоятельство. В последнее время в Америку перебралось слишком много преступных авторитетов. Более двух десятков бывших воров в законе. И все они получили американские визы, перед тем как покинуть нашу страну. Или почти все, и это при том обстоятельстве, что очень много наших соотечественников не могут получить визы даже для туристической поездки в США. Вы улавливаете мою мысль?

— Вы считаете, что здесь есть какая-то система? — понял Дронго.

— Безусловно. Легче всего было бы объяснить подобное продажностью американских чиновников, не замечающих слишком очевидных фактов. У некоторых из переехавших целый набор статей Уголовного кодекса, тем не менее они благополучно прошли собеседование в американском посольстве. Нас заинтересовала подобная благожелательность консульских сотрудников посольства, и неожиданно мы выяснили, что среди переехавших в Америку оказались и те, кто решил добровольно сотрудничать с ЦРУ. Это была как бы плата за услугу. Разумеется, нельзя было принимать только «своих». И тогда решено было разбавить их несколькими «старичками», чтобы не подводить своих людей. Это не касается Рябого, он как раз переехал из Австрии. Но вот среди других оказались те, которые согласились заплатить такую цену.

— А вы давно разгадали подобную комбинацию? — внезапно спросил Дронго.

— Полтора года назад, — ответил Алексей Александрович, — а почему вы спрашиваете?

— И с тех пор вы не попытались использовать этот прием против них? — Он смотрел в глаза своему собеседнику.

Тот отвел глаза. Чуть помолчал, а затем сказал:

— Будем считать, что вы меня ни о чем не спрашивали. С вами трудно разговаривать, Дронго. Вам этого никто не говорил?

— Меня столько раз подводили и подставляли, что поневоле приходится быть таким. А вы разве об этом ничего не слышали?

Алексей Александрович явно смутился. Он понимал, о чем говорил Дронго, и ему было не совсем приятно говорить на эту тему. Но он все-таки ответил:

— Я не хотел бы свалить все на прежний аппарат КГБ. Тем более что я работал еще тогда, когда наше ведомство так называлось. Во всяком случае, вы как профессионал должны понимать, что иногда какие-то интересы требовали нетрадиционного решения поставленной задачи.

— Красиво, — быстро произнес Дронго, — и главное, очень убедительно. После этих слов я должен встать, откланяться и уйти.

— Что-то мешает? — перешел в наступление Алексей Александрович.

— Какое-то дурацкое чувство солидарности. Ведь заранее знаю, что всей правды вы мне все равно не скажете. Что в удобный момент с удовольствием подставите. Что я даже не гражданин вашей страны. Но какое-то дурацкое чувство ответственности и, если угодно, долга, неизвестно перед кем и почему, мешает мне уйти отсюда. Раньше я хоть представлял, что у меня есть Родина. Сейчас есть кусочки, поделенные между бывшими партийными функционерами.

— И все-таки вы останетесь?

— И все-таки остаюсь.

Почти минуту они молчали. Первым не выдержал его собеседник.

— Давайте ближе к делу, — предложил Алексей Александрович. — После того, как мы это поняли, мы, конечно, несколько скорректировали наши действия. Но процесс продолжался. Американцы охотно принимали у себя известных авторитетов, предоставляя им свои визы в обмен на информацию, которая позволяла более успешно бороться против мафии в собственной стране. Я не хочу сказать, что все переехавшие в Америку бывшие преступники стали осведомителями ЦРУ или ФБР. Но что среди них есть и такие — теперь уже не вызывает сомнений.

— Это я уже понял, но пока не вижу связи с вашей деятельностью.

— Связь самая прямая. За последний год нашу страну покинули шесть крупных авторитетов, переехавших вполне легально, на законных основаниях в Америку. Среди них есть человек, нахождение которого в Америке нам крайне важно, но есть и другой человек, типичный сукин сын, собственно, чего можно было ждать от рецидивиста. Нам он врал, как и все остальные, соглашаясь на любые условия, чтобы сбежать отсюда и получить зарубежный паспорт. Американцам, в свою очередь, тоже врал, пытаясь получить визу для въезда в страну. Но главное не в этом. Попав в Америку, этот сукин сын быстро сообразил, как можно сделать огромные деньги. Каким-то образом ему удалось узнать фамилии всех шестерых авторитетов, переехавших за прошлый год в Америку. И, представьте себе, он сразу понял, на какую золотую жилу вышел. Он правильно сообразил, что мы выдали шестерым зарубежные паспорта только для того, чтобы переехал один из этой шестерки. Остальные попали в Америку всего лишь в качестве прикрытия нашего агента. И теперь представьте, что делает этот негодяй. Он начинает шантажировать наше посольство в Вашингтоне.

— Не понял.

— Он прислал письмо, в котором требует миллион долларов наличными. Иначе он расскажет в ЦРУ о попытке своей вербовки и выдаст фамилии всех шестерых. Среди которых действительно есть наш человек. Представляете, что он придумал?

— Смешно. — Дронго даже не попытался улыбнуться.

— Да, очень смешно. Вы представляете, в какую ситуацию мы попали? Мы готовили нашего человека для отправки его в Америку пять лет. Операция планировалась еще в бывшем СССР. Все было учтено до мелочей, и вдруг такая неприятность. Вы понимаете, чем все это может закончиться?

— Вы не знаете, кто из шестерых прислал это письмо?

— Почему из шестерых? Из пятерых, шестой — наш человек.

— А если именно ваш человек и является шантажистом? Такой вариант вы полностью исключаете?

— Полностью. Дело в том, что мы решили устранить возникшую проблему несколько… в общем, традиционным способом. Мы отправили туда нашего специального представителя. Он должен был войти в контакт с отправителем анонимного письма и очень быстро, а главное — тихо устранить этого типа. Но все сорвалось. Каким-то образом все случилось наоборот.

— Вы потеряли своего человека, — понял наконец Дронго. Конечно, все правильно. На проведение обычной операции не требовалась его квалификация.

— Его убили, — сухо подтвердил Алексей Александрович.

— И вы опять не смогли ничего узнать?

— Вот именно. И тогда мы решили нанести ответный удар. Нам понадобится помощь такого профессионала, как вы, Дронго.

— И какую очередную гадость вы придумали?

— Мы сообщили по нашим каналам Рябому, что в Америку должен скоро прилететь эмиссар враждебных группировок. Кавказские группы ищут союзников в Америке, чтобы окончательно свалить Рябого. Такова наша версия. Для этого приехавший эмиссар должен встретиться с наиболее авторитетными преступниками, прибывшими в США за последнее время. Таким образом мы умудряемся, во-первых, объяснить ЦРУ и ФБР, почему прибывший из Москвы эмиссар проверяет всех воров в законе, во-вторых, вывести на них рассерженных людей Рябого, которые наверняка сумеют установить, кто именно изъявил желание стать доносчиком по совместительству. И наконец, в-третьих, мы легче находим этого сукина сына. Но для этого придется проверить всех пятерых и вычислить отправителя письма, подонка, застрелившего нашего связного. Вы меня понимаете?

— А кто будет этим эмиссаром? — очень мягко уточнил Дронго.

Алексей Александрович промолчал вновь, и Дронго наконец рассердился.

— Только не пытайтесь послать меня, — свирепо произнес он, — только этого мне и не хватало. Выполнять ваши поручения, разыскивая неизвестного негодяя. И плюс еще бандиты на хвосте. Изумительная перспектива, просто настоящее райское блаженство.

— У нас нет другой кандидатуры, — тихо сказал Алексей Александрович, — вы в данном случае подходите лучше всех. Только вы и сможете вычислить этого негодяя.

— А если он сумеет оказаться проворнее и в этот раз?

Вместо ответа Алексей Александрович достал еще одну фотографию — смеющегося молодого человека лет тридцати.

— Это Марек Борисов, — сказал он, показывая на фото, — тот самый наш связной. После его смерти вдова родила сына, который так и не увидел своего отца. И еще дочь пяти лет.

— Вы напрасно пытаетесь меня разжалобить. Это просто нечестный прием, — разозлился Дронго, — хотя подозреваю, что в основе ваших действий всегда лежит строго проверенный расчет. Это, если хотите, ваше кредо.

— А в чем тогда кредо негодяев? — спросил Алексей Александрович.

— Вера только в себя и собственную подлость. Вот вам их убеждения и их гнусная истина. Я ведь знал, что вы так просто не позвоните. Давайте мне данные на всех пятерых ваших подопечных.

— Учтите, об этом списке будете знать только вы, — строго предупредил его Алексей Александрович, — достаточно этому списку из пяти фамилий попасть куда-нибудь, и наш агент будет провален. Все поймут, что он и есть шестой, непроверяемый. Вы меня понимаете?

— Список останется только в моей памяти, — твердо пообещал Дронго, — это единственное, что я могу вам гарантировать.

— Вы готовы отправиться в Америку?

— Раз я согласен взять список, значит, да. Но мне понадобится значительно больший объем информации. Надеюсь, мне разрешат воспользоваться информацией аналитического управления?

— Вы получите любые данные, все, что вам нужно, — твердо заверил Алексей Александрович.

— А что будет с остальными? — спросил Дронго. — Вам не кажется, что Рябой может просто их всех убрать?

— Это уже не наше дело. Главное, чтобы все знали: вы едете в США как представитель враждующей группировки. Конечно, у вас могут быть неприятности с американскими спецслужбами, но это даже к лучшему. Чем больше шума, тем меньше подозрений.

— В общем, вы меня посылаете туда как подсадную утку? — понял он.

— Если вам нравится такое сравнение — то да.

— А в чем ваша вера, Алексей Александрович, — спросил вдруг Дронго, — и чем вы все отличаетесь от них?

— Вы это серьезно?

— А вы как думаете?

— Как с вами тяжело, — вздохнул Алексей Александрович, — давайте все-таки работать.

Он достал еще пять фотографий, выкладывая их на стол перед Дронго.

— Запоминайте эти лица. Первый из них Михаил Капустин по кличке Зверь. Обосновался в Нью-Йорке, в районе Бруклина. Кстати, именно после его появления Рябой переехал в Хартфорд, посчитав, что в Нью-Йорке становится слишком тесно. Очень опасен. Ему пятьдесят восемь лет. Некоторые рассказывают, что еще в молодости он бежал из лагеря для особо опасных рецидивистов, прихватив с собой трех заключенных. Через два месяца живым из тайги выбрался только один Зверь. Есть версия, что своих товарищей он просто съел, чтобы не умереть с голоду. Это, кстати, практикуется в сибирских лагерях. Во время побега обычно берут с собой одного заключенного в качестве источника пополнения свежего мяса. Не удивляйтесь, это действительно так.

— Я слышал об этом, — с отвращением сказал Дронго.

— Второй из ваших подопечных — Владлен Клычков по кличке Клык. Умен, образован, начитан. Ему в голову вполне могла прийти такая идиотская мысль о шантаже нашего посольства. Во всяком случае, он один из тех, кто мог вычислить всю нашу подготовку. Живет в настоящее время в Бостоне. Ему сорок один год. Имел пять судимостей. Единственный среди наших подопечных имеет высшее образование. Возглавлял банду грабителей, на счету которых три убийства и два покушения на убийства. В общей сложности провел в лагерях семнадцать лет, в разные годы, конечно.

— У него есть любимая женщина?

— Есть. Он эмигрировал с ней. А почему вы спросили? Вы слышали о нем раньше?

— Нет. Просто такие типы бывают обычно с ярко выраженными романтическими наклонностями. Поэтому я и спросил.

— Подробную информацию о ней вы тоже получите, — сухо произнес Алексей Александрович. — Третий — Георгий Хабашели по кличке Генерал. Переехал туда раньше всех. Неплохо устроился. Каким-то образом сумел переправить туда большую часть своих денег. Открыл магазин в Балтиморе. Несмотря на свой возраст, умудрился жениться на американке. Имеет неплохие связи со своими земляками.

— Его отношения с Рябым?

— Никаких отношений. Они, по-моему, не любят друг друга. Четвертый — Вячеслав Мамонтов. Самый опасный из всех. Его кличка Палач. Мы очень не хотели его отпускать, подозревая, что за ним числится немало других преступлений. Но из-за нашего человека пришлось выпустить и этого мерзавца. В этом случае наша легенда носила абсолютно законченный характер. Палач — сорок восемь лет. Он бывший спортсмен, боксер. В семидесятые годы даже выступал на первенстве Союза. Мы не будем возражать, если Рябой, уже знающий о вашем прибытии, уберет этого типа. На нем слишком много нераскрытых преступлений, но по двум мы уже определенно можем требовать его выдачи.

— Хорошо, учту. Где он живет?

— В Лос-Анджелесе. У нас есть его точный адрес. И наконец, пятый, и последний — Петро Савченко по кличке Сокол. Пятиклассное образование, четыре судимости, интеллект на нуле. Но, по нашим сведениям, активно сотрудничает с агентами ФБР.

— Думаете, это он?

— Ничего не могу сказать конкретно. Для этого вас и посылаем. Однако не исключено, что через ФБР на него вышли и сотрудники ЦРУ. Вот это вам и предстоит выяснить. Он проживает в Сан-Франциско.

— Вы сказали, пятый, и последний. Но в Америку уехало шесть человек. Верно?

— Да.

— Тогда люди Рябого, которые будут вести меня по Америке, узнают, что я посетил именно пять человек из шести. Понимаете?

— Не совсем.

— Вы не допускаете мысли, что среди них могут оказаться и осведомители ЦРУ? В таком случае вся ваша игра никому не нужна. Если вы подставляете пять человек из шести, то ничего больше не нужно вычислять. Все и так ясно. Вы таким образом сами раскрываете своего человека.

— Разговаривать с вами действительно тяжелое испытание, — вздохнул Алексей Александрович, — словно я все время попадаюсь как провинившийся школьник. Пусть этот вопрос вас не волнует. Мы его продумали до конца. Дело в том, что за вами будут следить люди Рябого. Там будет всего три-четыре человека. Думаю, мы сумеем держать ситуацию под контролем. Самый опасный из ваших наблюдателей — вот этот тип, — он показал Дронго еще одну фотографию. — Имя его мы пока установить не смогли, а кличку знаем точно — Цапля. Он в прошлом году был в России.

— И вы не смогли установить его имени, — нахмурился Дронго, — или не захотели?

— Мы тогда еще ни о чем не догадывались. Лишь позднее мы поняли, что убийства Арчила Гогия и Михаила Мосешвили на его совести. Но было поздно. Он к тому времени сбежал в Польшу через Белоруссию. А затем объявился в Праге. Там он крупно проиграл, почти двести тысяч долларов. Но сумел уйти в Германию, откуда позднее перебрался в Америку к Рябому.

— Здорово они гуляют по свету, — снова не удержался Дронго, — судя по всему, трудностей с получением визы они не испытывают.

— Хорошо налаженная международная система оформления документов, — развел руками Алексей Александрович, — мы ничего не можем с этим поделать.

— Откуда у Цапли такие деньги? — спросил Дронго.

— Мы предполагаем, что он утаил от своих сообщников часть похищенных у Мосешвили денег. И решил поиграть на них в Праге. Кстати, вскоре после его проигрыша бесследно исчез крупье казино, принимавший ставки в тот роковой для себя вечер. Или счастливый — смотря, что с ним произошло. Еще через несколько дней в Праге появились представители Рябого, которые проверяли номера выигранных купюр, — Цапля предпочитал платить наличными.

— Все понятно. Когда мне нужно вылетать в Америку?

— Завтра.

— Тогда мне придется оставаться у вас на всю ночь. Мне понадобится намного больший объем информации.

— Разумеется, мы готовы предоставить вам всю имеющуюся у нас информацию.

— Оружие у меня будет?

— Нет, вы можете попасть в руки полиции, а это опасно.

— Какое-нибудь прикрытие?

— Если вы попадетесь, мы немедленно от вас откажемся. Вы представитель мафии, прибывший в Америку в поисках контактов. Так и будет официально заявлено.

— Значит, я буду совсем один?

— Как обычно.

— Спасибо за откровенность. Между прочим, вы так и не ответили на мой вопрос — чем вы отличаетесь друг от друга?

Глава 3

С раннего утра у него было прекрасное настроение. Сначала позвонили из Праги, где были выставлены его скульптуры. Две работы были куплены уже в день открытия, и это особенно радовало. Ему не нужны были деньги, он даже не поинтересовался, какую конкретно сумму ему переведут в Москву. Главное, что его работы интересны европейским заказчикам. Это было подтверждение высокого авторитета Рафаэля Багирова, всемирно известного скульптора, талантливого мастера, чьи произведения покупались по всему миру. И это было самым лучшим, блестящим подтверждением его популярности. А заодно и прекрасным алиби для любого, кто поинтересуется его доходами. И твердой гарантией от любых неприятностей в будущем. Скульптора с таким именем власти просто не посмеют тронуть. Он хорошо помнил, когда четверть века назад к нему, уже ставшему известным и популярным в Москве мастером, приехали двое земляков. Разговор был долгий, тяжелый. Он искренне недоумевал, не понимая, отчего он должен брать на себя столь неприятные обязанности. Приехавшие к нему земляки требовали принять крупную сумму денег. Очень крупную. Его собирались сделать хранителем денег, своеобразной кассой взаимопомощи для всех нуждающихся в помощи земляков. Только позже он понял, что далеко не для всех. А только для тех, у кого были крупные, очень крупные неприятности с законом.

Тогда он был слишком молод. И отказать уважаемым людям, к тому же приехавшим специально ради него в Москву, он не смог. Позднее он понял — кем именно он стал. Им нужен был абсолютно честный с гарантированным алиби человек, которого можно было использовать для таких целей. В свою очередь, ему помогали, создавая широкую рекламу, покупая журналистов и критиков, запугивая конкурентов и задабривая руководителей. Через пять лет он был уже признанным по всей Европе скульптором и доверенным лицом сразу нескольких преступных группировок. Это было выгодно и спокойно для обеих сторон.

Еще через пять лет он уже возглавлял самую крупную группировку в бывшем Советском Союзе и облагал данью почти все торговые точки, открывающиеся в Москве лишь с его разрешения. Земляки охотно платили ему, справедливо полагая, что защиту иметь необходимо, а его группа и его связи обеспечивали самое надежное прикрытие. И они же оказали ему поддержку в борьбе против сибирской, кавказской и ленинградской группировок их земляков, лидеры которых стали претендовать на роль высшего авторитета на всей территории огромного государства. Расправы были показательно жестокими и быстрыми. Недовольных сразу отправляли за решетку, подставляя правоохранительным органам, выдавая их лучших людей, тайники и базы. В те годы еще нельзя было устраивать кровавые разборки, которые стали нормой в начале девяностых. Нужно было устранять соперников руками самого государства, и Багиров пользовался именно этим приемом.

Именно тогда он стал самым известным и самым нужным человеком для всех возвращавшихся на волю преступников. К этому времени его имя было известно во многих странах, его скульптуры выставлялись по всему миру, и никто даже не догадывался о его второй, не известной никому жизни. Теперь его приглашали в качестве верховного судьи по всему Союзу. При разборках между известными «цеховиками» (так называли в советское время руководителей подпольных цехов, выпускающих «левую» продукцию) приглашали только Багирова. Его слово было законом, которому подчинялись обе стороны. Все преступные авторитеты среди земляков признали его высшее и неоспоримое руководство. Долгие годы вместе с Михаилом Мосешвили и Кареном Казаряном он возглавлял самые мощные преступные группировки в Москве. Они и Рябой были фактическими хозяевами Москвы, при этом последнему почти единодушно отводили роль своеобразного руководителя в этой четверке, так как он возглавлял мощные подмосковные группировки и был фактическим лидером всех преступных объединений. Только затем в Москве стали появляться чеченские и татарские группировки, уже представляющие довольно серьезную силу. Причем первые традиционно поддерживали неплохие контакты с людьми Багирова, а вторые тесно кооперировались с некоторыми подмосковными группировками. Так продолжалось несколько лет, пока не умер Казарян, умевший находить компромиссные решения, так устраивающие всех лидеров преступного мира. Он обладал каким-то особенным даром убеждать сомневающихся.

На этом их слаженный «квартет» распался. Еще через полгода уехал в Америку Рябой, оставивший вместо себя ничтожного Лазарева, который хоть и стал депутатом Государственной думы, но не сумел в полной мере заменить Рябого. Вскоре началась война между славянскими и кавказскими группировками, и Лазарев был убит. К тому времени место умершего так некстати Казаряна занял руководитель «Континенталь-банка» Саркисян. Был убит и Мосешвили, неосторожно подставивший себя под пули неизвестного убийцы. Позднее застрелили и Арчила Гогию, претендовавшего на место Мосешвили. Правда, свято место пусто не бывает. И их место довольно уверенно занял осторожный и жестокий Гурам Хотивари, сумевший вместе с Багировым нанести ряд впечатляющих и болезненных ударов по группам Рябого. Только вмешательство третьей силы помогло тогда временно приостановить уже разгоравшуюся войну. Но обе стороны помнили о нанесенных ударах и искали возможности как-то незаметно обойти соперников. По их взаимному согласию было решено не вести друг против друга активных действий, и на какое-то время мир был восстановлен. Сегодня утром Багирову передали и вторую приятную весть. За крупный груз наркотиков, пропущенный через Батуми и Трабзон, они получили довольно приличную сумму денег, переведенную в «Континенталь-банк» из Италии. За турецкий порт Трабзон Багиров особенно волновался. Сидевший там российский представитель, консул Зохраб Ибрагимов, был земляком Багирова, но категорически отказывался от сотрудничества с «бандитами».

Не помогало ничего — ни уговоры, ни подкуп. Ибрагимов отказывался помогать людям Багирова, и разгневанный Рафаэль Мамедович даже собирался посылать в Трабзон специально подготовленных киллеров. Но, к счастью, груз прошел благополучно и без помощи российского дипломата, а визит киллеров в Трабзон так и не состоялся.

Оба телефонных звонка дали положительный заряд на все утро, и Багиров, дождавшись, пока во двор въедут два бронированных «Мерседеса» с охраной, пошел вниз в прекрасном настроении. Со стороны, глядя на эти роскошные машины, нельзя было и предположить, что они отличаются от обычных. Даже бронированные стекла казались обычными затемненными стеклами, столь часто встречающимися в машинах подобного класса. Никто не должен был знать, что подобные автомобили изготавливались на заказ только для особо важных персон и были предоставлены в свое время канцлеру Германии и Папе Римскому. «Мерседесов» подобного класса было в мире всего штук десять. Эти два готовились на заказ для самого генерала Пиночета. Но чилийский диктатор ушел добровольно в отставку, и ему уже не были нужны подобные роскошные автомобили. Тогда их и приобрел для Рафаэля Багирова его адвокат в Мюнхене.

Они уже подъезжали к роскошному офису Багирова, когда в автомобиле раздался телефонный звонок. Это был его личный номер, который был известен лишь нескольким людям. Он сам снял трубку, недоумевая, кто может звонить так рано.

— Доброе утро, Рафаэль Мамедович, — раздался в трубке характерный голос с акцентом. Это был сам Гурам Хотивари. Багиров чуть поморщился. Он не любил этого мясника, обожавшего лично присутствовать при расправах с неугодными соперниками и бывшими друзьями. Но высказывать свое неудовольствие нельзя, ссориться было невыгодно по многим мотивам. Они были нужны друг другу.

— Доброе утро, — недовольно буркнул он, — почему такой ранний звонок, Гурам? Что-нибудь произошло?

— Просто звоню уточнить. Мне из Балтимора звонил Генерал, говорит, мы кого-то к нему присылаем. А я не в курсе, ничего не знаю. Может, вы кого-то посылаете?

— Какой Генерал? — не сразу понял Багиров.

— Ну, Георгий из Балтимора, — терпеливо объяснил Хотивари, — говорит, к нему должен приехать какой-то человек от нас. Он вчера ему звонил.

— Какой человек? Почему от нас, я никого не посылал.

— Поэтому я и позвонил. Я тоже никого не посылал.

— Может, Артур кого-нибудь послал?

— Уже спрашивал. Он тоже ничего не знает.

Багиров нахмурился. Это был уже тревожный симптом.

— А что сказал этот гость? От кого он приехал?

— Говорит, друзья послали из Москвы. А ведь друзья Генерала — это мы с вами. И мы ничего не знаем.

— Может, это его личные друзья? — не хотелось верить в худшее в это утро, которое так хорошо началось.

— Нет, — немного упрямо ответил Хотивари, — он ему сказал, что приехал от нас. Именно от нас.

— А зачем ему врать? — словно размышляя вслух, спросил Багиров. — Какая выгода от этого? Может, Саркисян послал своего связного?

— Он бы нам сказал. Без нас он бы никого не послал в Америку. Мы ведь не первый год работаем. Он знает, как нужно вести себя в подобных случаях.

— Я с ним еще раз поговорю. Но это точно не я посылал. Какие у меня связи могут быть с Генералом? Он скорее ваш человек, — осторожно добавил Багиров.

— А зачем тогда я вам звоню? — разозлился Гурам Хотивари. Всем была известна подозрительность Рафаэля Багирова и вспыльчивость Гурама Хотивари. Поэтому Багиров никак не отреагировал на немного нервное замечание своего собеседника.

— Хорошо, — раздраженно произнес Багиров, — что вы предлагаете? Как именно нам нужно реагировать на это сообщение?

— Нужно проверить, кто это мог приехать к Георгию от нашего имени, — предложил Хотивари, — и если это очередная подлость мерзавца Рябова, в конце концов нужно послать туда людей и разобраться с этим типом. Я думаю, опять он затевает какую-нибудь гадость и решил использовать Георгия, уже давно отошедшего от всяких дел. Вы ведь знаете, тогда мы ему помогли переправить в Америку большую часть своих денег, даже счет ему открыли специальный. Может, кто-то узнал про это?

— Каким образом? Об этом знало только несколько человек.

— Может, узнал кто-нибудь и теперь решил припугнуть Георгия. Хотя его так просто не взять. Я его двадцать лет знаю. Он может отрезать непрошеному гостю его уши.

— При чем тут уши, — окончательно разозлился Багиров, — что за средневековые дикости! Нужно просто выяснить, почему этот незнакомец приехал в Америку. Может, он просто авантюрист. Хочет деньги сорвать и сбежать. А может, его действительно Рябой послал. Тогда совсем другое дело. Нужно узнать, что он затевает против нас.

— Поэтому я и позвонил, — сказал наконец Хотивари, — может, я кого-нибудь пошлю туда для проверки.

— Вот это будет правильно, — быстро согласился Багиров, — а кого вы хотите послать в Америку?

— Моего Важу. Он, думаю, справится, — быстро ответил Хотивари, очевидно, уже решивший для себя этот вопрос. — Почему его? — изумился Багиров. Важа был исполнителем самых кровавых разборок, самых страшных преступлений. Он был убийцей, любившим убивать и мучить людей, а значит, самым худшим из возможных типов насильников.

— Он сумеет все выяснить, — усмехнулся Гурам. Багиров словно почувствовал усмешку Хотивари и, уже не сдерживаясь, закричал:

— А если там случится ошибка? Может, это действительно какой-нибудь старый знакомый самого Георгия. А ваш костолом поломает ему руки-ноги, пока поймет, кто перед ним.

— Не поломает, — уверенно парировал Хотивари, — я не только его посылаю. С ним поедет еще один человек, из бывшего КГБ Грузии. Настоящий профессионал. Он быстро этого авантюриста расколет. И выяснит, откуда тот приехал.

— Хорошо, — тихо согласился Багиров, — не нужно об этом говорить по телефону. Нас могут услышать.

В трубке раздался довольный смех Гурама.

— Что вы, — очень весело заявил Хотивари, — нас подслушать не могут. Я ведь у себя держу американского инженера. И плачу ему, между прочим, больше в два раза, чем он получал в своей Калифорнии. Зато за эти деньги он обеспечивает мне полную охрану от всяких подслушивающих средств. Мы можем спокойно говорить о чем угодно, но, конечно, вы правы — не стоит обсуждать все детали предстоящей операции по телефону. Это мы сделаем при личной встрече. Вы знаете, где находится мой офис?

— Конечно, знаю.

— Очень хорошо, приезжайте прямо сейчас ко мне — мы все обсудим. И решим, как нам лучше поступить в этой ситуации.

Багиров раздраженно откинулся на спинку сиденья. Почему, когда у него хорошее настроение, вечно звонит этот Гурам? Словно заранее знает, как можно испортить настроение человеку на весь день. Но вообще-то он прав. Почему этот неизвестный вдруг появился в Америке и тем более позвонил заранее Георгию? Какая-то новая игра конкурентов? Багирову приходилось быть осторожнее других. Он знал, что приговор, вынесенный ему в свое время соперниками, был поручен профессиональному киллеру. Лишь по счастливой случайности разговор киллера подслушал какой-то прохожий в маленьком подмосковном городке, и убийце пришлось срочно возвращаться обратно домой. Но приговор еще не был отменен. Об этом Рафаэль Багиров помнил всегда. И когда его люди покупали бронированные автомобили в Мюнхене, и когда выбирали для него тихую дачу за городом, и когда он разговаривал с кем-то из своих «друзей». Он, как никто другой, хорошо знал — убийцей может в любой момент оказаться кто-то из самых близких людей. И сознание этого превращало его, в общем-то счастливую, жизнь в бесконечную пытку.

Глава 4

В тот день он простился с Алексеем Александровичем лишь утром. Всю ночь они провели вместе, работая над биографиями уехавших в США авторитетов. Информации было много, и нужно было получить максимальное представление о каждом из пятерых, с которыми он должен будет работать. Заодно он получал информацию о людях Рябого, которые должны выйти на него, и, соответственно, их конкурентах, от имени которых он должен встречаться с пятью самыми отъявленными мерзавцами, попавшими в Америку лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств.

Тщательный анализ позволял наметить некоторые ориентиры о предполагаемом «путешествии». При этом нужно было учитывать, что самостоятельно работать ему не дадут. За ним по пятам будет двигаться наемный убийца Рябого, и любой неосторожный шаг Дронго может оказаться его последним шагом в жизни. Следовало не просто отбывать номер на ковре, а работать в полную силу. Таковы были условия, в которые его поставили преднамеренно. И он заранее принимал эти правила нечестной игры, иначе его просто не пустили бы в нее играть. Преимущество первого хода было на его стороне, и он всерьез хотел им воспользоваться. Следовало продумать сразу несколько вариантов, максимально усложняющих любые действия его преследователей и облегчающих деятельность самого Дронго.

Именно для этого за несколько часов до вылета он позвонил Генералу — Георгию Хабашели и Соколу — Павло Савченко. По сведениям, полученным от Алексея Александровича, первый сумел непонятным образом перевести в Америку большую часть своих денег и даже открыл магазин. А второй сумел с пятиклассным образованием стать консультантом довольно солидной фирмы, в которой работали эмигранты из России. Если предполагаемый шантажист один из них, об этом обязательно узнают их друзья, так тесно связанные с их переездом. Кроме того, Сокол был связан с ФБР, а значит, представлял собой наиболее реальное лицо для контактов с американской разведкой. Этим двоим он представился как человек из Москвы, посылаемый для нужной обеим сторонам встречи. Оба были явно заинтересованы, но лишних вопросов не задавали — сказывалось лагерное «образование». А вот третьему участнику этой славной пятерки он позвонил, не представившись, лишь туманно намекнув на некоторые обстоятельства. Живущего в Бруклине Михаила Капустина, или Зверя, трудно было ошеломить новым предложением. Для этого Капустин был слишком стар. Он мог показать зубы и потребовать денег от советского посольства — это было вполне в духе старого, закаленного жизнью бойца. Но сотрудничать с кем-либо он не станет. В этом Дронго был убежден — Капустин слишком колоритная фигура, чтобы так просто пойти на контакт с неизвестными представителями московских авторитетов. В свою очередь, Клык и Палач были наиболее опасными из переехавших, и он справедливо решил приберечь их до своего перелета в Америку.

По его расчетам, Хабашели должен был позвонить в Москву, перепроверяя информацию насчет связного, а Савченко мог вполне выйти на своих «благодетелей» в самом ФБР. Что и требовалось в данном случае, привлекая к операции максимально возможное число людей, чтобы затруднить деятельность в Америке слишком хорошо устроившимся людям Рябого. В Америку он летел через Болгарию. Страны Западной Европы наконец открыли границы друг для друга, существенно осложнив задачу иностранцам, въезжающим в их страны. Теперь для поездки в Западную Европу требовалась общая «евровиза» и соответственно все данные просителя закладывались в общий компьютер в Страсбурге. Эра великих разведчиков и блистательных шпионов уходила в прошлое. На смену им приходили занудливые программисты и бесцветные аналитики, сидевшие у своих компьютеров. Если учесть и то обстоятельство, что в Европе вскоре собирались вводить регистрацию по отпечаткам пальцев, шансов на продолжение карьеры не было ни у одного из разведчиков. Никакие поддельные документы не смогли бы заменить отпечатков пальцев. Мир неузнаваемо менялся, но общие законы зла и добра оставались универсальными законами человечества. Зло и добро по-прежнему сходились в яростной схватке, отстаивая свое право на истину. И в мире по-прежнему были свои праведники и свои грешники, словно ничего не менялось в психологии людей со времен Адама и Евы.

Он прилетел из Софии в Вашингтон и остановился в отеле «Савой», который знал по предыдущим приездам в Америку. Отель был расположен напротив бывшего советского, а ныне российского посольства. У него привычно испортилось настроение, когда он увидел трехцветный флаг над зданием, где раньше был совсем другой флаг. Несмотря на то что после распада СССР прошло около четырех лет, он по-прежнему сохранял в душе образ того могучего и великого государства, гражданином которого он был. Может, это была ностальгия по уходящей молодости или по погибшим друзьям, так счастливо ушедшим еще в молодые годы и не узнавшим всей горечи распада. Он часто думал, что могли сказать многие из его погибших товарищей — почему они умирали в расцвете сил, почему отдавали свои молодые жизни. И если идея, которую они защищали, была порочной и ошибочной, то и вся жизнь этих людей была одной большой сплошной ошибкой. И страна, которую они так любили и которой так гордились, была лишь нагромождением национальных образований, так быстро обособившихся друг от друга. А флаг, которым они привыкли гордиться, был лишь кровавым пятном чудовищного эксперимента фанатиков над собственным народом. И даже гимн его страны, во время исполнения которого они всегда вставали, чувствуя непонятное волнение, был осмеян и предан забвению. Иногда ему казалось, что так и должно было быть. Слишком много мерзостей и несуразностей имел рухнувший режим. Но сразу перед глазами вставали его товарищи, и он стыдился подобных мыслей, словно совершал акт предательства по отношению к погибшим.

Посланный связной погиб в Нью-Йорке, и именно с этого города он и собирался начать. Кроме того, его попросил об этом и Алексей Александрович, уверявший, что именно в Нью-Йорке люди Рябого должны взять Дронго на свое попечение. Можно было изменить программу своих визитов и начать с Западного побережья, но он знал, как трудно бывает менять отработанный вариант, импровизируя по ходу действий. Конечно, самым опытным и самым опасным среди переехавших был Зверь — Михаил Капустин. И, начав с него, он сразу обращал на себя внимание своих преследователей. Что наверняка входило в планы российских спецслужб, именно поэтому он и должен был начинать с Нью-Йорка. Собственные трудности Дронго и его безопасность, разумеется, волновали посылавших его людей менее всего.

Но для себя он все-таки оставил в резерве двадцать четыре часа, в течение которых он мог действовать самостоятельно, не опасаясь возможного наблюдения. Правда, действовать нужно было, все тщательно спланировав. Для этого он снял с выданной ему персональной карточки «Кемикл-банк» две тысячи наличных долларов. Поездка в магазин, где продавались специальные подслушивающие устройства, заняла около часа. Набив сумку, выехал в аэропорт. Теперь все зависело от всемирно известной американской сервисной системы, включавшей в себя безупречное исполнение заказов и отличавшейся хорошо налаженной, четкой информационной службой.

В аэропорту он получил всю необходимую информацию и сделал сразу четыре заказа билетов. В Бостон, Балтимор, Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Затем начался безумный день, спрессовавший в себя все трудности подготовительного периода. Он бывал в каждом из этих городов, поэтому маршрут был выбран с учетом часовых поясов на Западном и Восточном побережьях страны. Разумеется, подобный план не мог прийти ему в голову в России или в СНГ, где малейший просчет тщательно продуманного маршрута мог привести к его полному срыву. Но в Америке, где по всей территории страны действовала единая информационная система и самолеты летали с завидной точностью, можно было рассчитывать на успех.

В Бостон он прилетел в одиннадцать часов вечера. Бостонский международный аэропорт был расположен в полутора часах езды от намеченной цели маршрута. Такси довезло его за шестьдесят пять минут — в эти вечерние часы дороги были свободны, и расчет времени оказался не совсем правильным. Заложив все необходимое, он вернулся в аэропорт примерно за час до намеченного вылета и добросовестно просидел этот час в аэропортовском кафе, стараясь не привлекать внимания.

Перелет в Сан-Франциско занял около шести с половиной часов, и в результате он прилетел в город, когда был уже третий час ночи, здесь он верно рассчитал смещение часовых поясов между Восточным и Западным побережьями. Но, в отличие от Бостона, здесь пришлось довольно долго искать необходимую улицу и дом, в результате чего он несколько выбился из графика. Кроме того, дом, который был им выбран, оказался расположенным в очень неудобном месте, рядом находилась открытая круглосуточно бензоколонка, и пришлось действовать достаточно осторожно, потеряв при этом лишние полчаса. Затем он долго добирался до выбранной заранее гостиницы, где его должна была ждать заранее заказанная автомашина. К счастью, расчет на пунктуальность и точность американцев полностью оправдался, такси ждало его у отеля сорок четыре минуты, и водитель терпеливо дремал за рулем, благо вызов был полностью оплачен еще за несколько часов до этой встречи. В этом районе города проживало много японцев и повсюду слышалась их оживленная речь. Уже в автомобиле Дронго взглянул на часы. Он несколько отставал от графика, но пока у него был небольшой запас времени.

В аэропорт они приехали за полчаса до вылета самолета, и он едва успел пройти регистрацию. Еще через полтора часа его самолет совершил посадку в Фуллертонском муниципальном аэропорту Лос-Анджелеса. Здесь его также ждала машина. От Фуллертона до Сан-Фе-Спрингс было самое короткое расстояние по прямой, и машина довезла его за тридцать пять минут. Часы показывали шестой час утра. Нужное ему здание в этот раз он нашел довольно быстро, а сама установка аппаратуры заняла около десяти минут. Он взглянул на часы, у него в запасе было еще полтора часа. Пока все шло точно по графику, и он боялся сглазить, не решаясь признаваться самому себе в успехе задуманного.

И, конечно, сглазил. У Норфолка, несмотря на ранний час, они попали в серьезную пробку, впереди по дороге опрокинулся грузовик, и почти все спешившие в эти ранние часы на работу водители вынуждены были ждать, пока полиция впереди разбирается с опрокинувшейся машиной. В аэропорт он уже не успевал. Единственная возможность была свернуть с пятой дороги, ведущей из Лос-Анджелеса и его пригородов в Фуллертонский аэропорт, на сорок вторую, направляясь в Лос-Анджелесский международный аэропорт. Что он и предложил водителю. Конечно, это сильно выбивало из графика, но другого выхода у него просто не было. Это был резервный вариант, предусмотренный как раз для таких случаев.

В Балтимор он уже не успевал. Но даже три города из четырех были совсем не плохим результатом трудного дня, и, взяв билет в Вашингтон, он сумел выспаться в самолете, летевшем почти семь часов до столицы Соединенных Штатов. Теперь он был готов к любым неожиданностям. Необходимая страховка была предусмотрена, и он мог идти на свое первое свидание в Нью-Йорке. Вернувшись в Вашингтон, он позвонил в российское посольство по условленному заранее телефону.

— Добрый вечер, — сказал он, в столице был уже вечер следующего дня, — я только что приехал из Москвы. Меня просили встретиться с господином Уваровым.

Это был работник посольства, занимавшийся оформлением документов. Американцы точно знали, что он не был сотрудником разведки.

В данном случае этот вариант устраивал всех. Дронго получал необходимую информацию от человека, не знавшего истинных целей прибывшего. Российская разведка не подставляла лишний раз своих людей, так как почти все телефоны традиционно прослушивались и выходить на связь с кем-либо из сотрудников разведки означало привлечь к себе длительный и заинтересованный интерес американских спецслужб. И, наконец, сам Уваров мог в случае необходимости связаться с представителями службы безопасности посольства и помочь Дронго в решении некоторых вопросов.

— Слушаю вас, — раздался в трубке мягкий голос работника российского посольства.

— Господин Уваров? Вас беспокоит… — он назвал фамилию своего паспорта, — мне бы хотелось узнать, не передавали ли вам для меня каких-либо писем?

— Да, — сразу ответил Уваров, — у меня есть для вас письмо. Когда вы можете зайти в посольство?

— Прямо сейчас. Я живу в отеле «Савой».

— Вот и прекрасно, жду вас. — Кажется, Уваров даже обрадовался. Конечно, он обязан был выполнять все указания посла или офицера службы безопасности, но его самого явно тяготили обязанности Джеймса Бонда. Он просто не годился для такой роли.

В посольстве на имя Дронго был заказан пропуск, и он, довольно быстро пройдя необходимые формальности, оказался в кабинете Уварова. Сотрудник посольства был невысокого роста, лысоватый, пухленький молодой человек с каким-то комическим брюшком, словно вместо живота у него была втиснута под одежду подушка, да и та боком. Увидев Дронго, он испугался еще больше. У сотрудника российского посольства было двое маленьких детей, и почти всю свою зарплату он откладывал на будущее, страшась одной мысли попасть обратно в неустроенную и разоренную страну на зарплату в тридцать долларов. Именно поэтому он боялся и своих руководителей, которые просто могли отозвать его обратно в Москву. И американцев, которые могли выслать его из этой чудесной страны и лишить зарплаты почти в две тысячи долларов, представлявшие целое состояние по сравнению с обычными зарплатами служащих в странах СНГ. Даже возвращаться несчастному Уварову было некуда — квартиру свою он сдавал иностранцам, заключив с ними договор на три года и взяв деньги вперед.

— Вот ваш конверт, — осторожно сказал Уваров, показывая на свой стол. От страха он даже не прикасался к конверту, предпочитая держать его исключительно через носовой платок. Страх оказаться без денег на своей прежней работе в МИДе был парализующим. При одной мысли об этом начинали болеть все зубы. Зубы вообще были особой проблемой всех сотрудников посольства. Работавший при посольстве стоматолог мог бесплатно осмотреть вас, даже помочь в случаях крайней нужды. Но «голливудскую улыбку» он вам не мог сделать ни при каких обстоятельствах — не было ни материалов, ни разрешения на подобные эксперименты. Да и стоило все это очень дорого. Поэтому многие сотрудники посольства предпочитали рвать уже гниющие зубы, но не вставляли новые, резонно полагая, что этим можно заняться по возвращении на Родину.

Дронго вскрыл конверт. Там было всего лишь несколько фраз. Установлено, прочел он, что дом Михаила Капустина в Бруклине был куплен через посредника Кэвена Роу, являющегося представителем колумбийской мафии в Нью-Йорке. Советуем проявить крайнюю осторожность. По прочтении уничтожить.

Он опустил листок. Только этого ему и не хватало. После утомительного дня болела голова. Уваров испуганно посмотрел на него.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Нет, — ответил Дронго, — все как обычно. У вас есть спички?

Глава 5

Утренним автобусом он приехал на Центральный автобусный вокзал Нью-Йорка, или, как его называли, «Автобусный порт» города. Расположенный в самом центре огромного города, на Манхэттене, между Сороковой и Сорок второй улицами, он поражал воображение множеством своих терминалов и подземными стоянками, откуда с разных уровней уходили автобусы по всему Восточному побережью Америки от канадской границы до Майами, куда они шли, почти не останавливаясь, двадцать семь часов. Нужно увидеть этот грандиозный, четко функционирующий автобусный порт, чтобы понять весь масштаб охвата страны идеально налаженным автобусным сообщением. При этом автобусы были доступны практически любому, настолько минимальной была плата за проезд, составлявшая в ближайшие города порядка десяти-пятнадцати долларов.

Он отправился в отель «Мэрриот Маркиз», расположенный в самом центре Манхэттена, на Таймс-сквер. Гостиница, кроме своего удобного местонахождения, имела еще ряд преимуществ. Здесь было сразу несколько выходов из отеля прямо на Бродвей и примыкающие к нему улицы, что давало возможность уйти незамеченным. Портье и все службы были расположены на седьмом этаже. Они обычно отличались хорошей памятью и запоминали всех входивших в гостиницу, что было крайне нежелательно при его неприятной работе.

И наконец, в номер на тридцать четвертом этаже можно было попасть, минуя сотрудников гостиницы и поднимаясь в красивых прозрачных лифтах до своего тридцать четвертого этажа, что было также немаловажным обстоятельством. Получив номер и поднявшись на свой этаж, он долго стоял у окна, глядя вниз, на спешивших людей и почти игрушечные автомобили. Слева назойливо бились рекламы Келвина Кляйна и Фила Донахью. Иногда вместо последнего появлялась какая-то женщина, которую Дронго видел впервые и еще не знал.

Было прохладно, кондиционер, поставленный на режим «умеренной прохлады», исправно регулировал температуру воздуха в номере. Он стоял, прислонившись к стеклу, и продолжал смотреть вниз. Дронго понимал — это его последние спокойные минуты на земле Америки. Позвонив в Бруклин, он отрезал всякую возможность для отступления. Но это был как раз тот вариант, на который нужно было идти. Поэтому он стоял и смотрел вниз, пока холод плотного стекла неоткрывающегося окна не проник ему в мозг. Только затем он оторвался от окна и, подойдя к небольшому холодильнику, достал из него маленькую бутылку мартини. Взяв бокал, поставленный на холодильник, или мини-бар, как его называли американцы, он открыл бутылку, вылил все ее содержимое и громко произнес:

— За успех, — после чего выпил все содержимое бокала.

«Кажется, я становлюсь сентиментальным, — подумал Дронго. — Или постепенно сопьюсь, превратившись в алкоголика».

Нужно было звонить, а он все медлил. Подсознательно он держал в уме еще один телефон. Это был номер женщины, которая когда-то была ему очень близка. Три года назад, будучи в Америке, он оскорбил ее недоверием, решив, что она специально подставленный агент. С тех пор они ни разу не виделись. Получив свое задание, он все время помнил о Лоне, так звали ту женщину, которую он тогда обидел. Резко подняв трубку, он набрал ее телефон, привычно не набирая код Манхэттена. Из отеля можно было звонить, не набирая двести двенадцать, — известный всему миру код центра Нью-Йорка. Телефон долго не отвечал. Затем наконец раздался женский голос:

— Слушаю вас.

— Добрый день, — мягко произнес он, — мне нужна Лона.

— А кто это говорит? — спросил заинтересованный голос.

— Это ее друг, — он не слишком уклонялся от истины.

— Да, — удивился женский голос, — она уехала с мужем в Сиэтл. Разве она вам не говорила о своей поездке?

— Нет, я ничего об этом не знал, — слово «муж» больно ударило по самолюбию и нервам Дронго.

— Как вас зовут? — спросила незнакомка. — Что передать Лоне, когда она вернется?

— Привет, скажите, звонил старый знакомый, любитель «Фаренгейта». Вы не перепутаете?

— Извините, любитель чего?

— «Фаренгейта». Если не запомните — лучше запишите.

— Запомню, — засмеялась наконец девушка.

— Вы ее подруга?

— Кажется, да.

— Как вас зовут?

— Барбара.

— Спасибо, Барбара. Я надеюсь, что в отличие от Лоны у вас нет мужа?

— Нет, — снова засмеялась девушка.

— А давно они поженились? — все-таки не удержался он от вопроса.

— В прошлом году. А вы об этом не знали?

— Не знал. Запишите на всякий случай мой телефон.

— А вы действительно ее друг?

— Безусловно. Думаю, она очень обрадуется, услышав обо мне, — он почти верил в свою спасительную ложь или делал вид, что верит в свои слова. Или просто ему так хотелось, чтобы она обрадовалась. Он продиктовал номер своего телефона.

— Я обязательно передам, если она позвонит. Но вы так и не сказали, как вас зовут, — немного кокетливо произнесла Барбара.

— Это действительно совсем не важно. До свидания, Барбара.

— Бай, бай, — девушка положила трубку.

В номере было уже очень холодно. Он подошел к терморегулятору и перевел его на положение подачи теплого воздуха. Затем вновь подошел к окну и, не прислоняясь, посмотрел вниз. Интересно, чего он ждал? Чуда? Три года не подавал о себе никаких вестей. Все было правильно и оттого еще больнее.

Уже не раздумывая, он набрал номер телефона в Бруклине. Видимо, он ошибся. Соединения не произошло. Он вспомнил, что в Бруклине другой код, и привычно набрал знакомые цифры «семьсот восемнадцать». Почти сразу ответили по-русски:

— Алло, кто говорит?

— Это квартира господина Капустина? — спросил он, привычно употребляя английский. Только сказав фразу, он вспомнил, что по телефону ответили на русском языке. Попадая в другую страну, он словно автоматически переключался на английский язык, и ему трудно было обратное переключение. Сказывался многолетний опыт работы в зарубежных странах, когда там еще не было так много русскоговорящих людей.

— Кто говорит? — Его собеседник владел английским значительно хуже.

— Это его знакомый. Мне хотелось бы поговорить с господином Капустиным. Когда он меня сможет принять? Я привез привет от его знакомых.

— Каких знакомых?

— Из России.

— Оттуда, значит, — уточнил незнакомый голос, — а по-русски разговариваешь?

— Конечно.

— Так какого хера ты дурака валяешь, — разозлился уже на русском собеседник Дронго. — Мог бы сразу сказать, что приехал из России. От кого привет привез?

— От его знакомых, — уклонился он от ответа, — мне нужен сам Зверь, а ты не кипятись, я же не знал, что можно говорить, а что нельзя.

— Понятно, — он действительно много понял. Раз Дронго назвал кличку Капустина, значит, действительно знал многое и привез привет от определенной категории людей. Дальнейших расспросов не требовалось.

— Когда я могу с ним встретиться? — продолжал давить Дронго.

— Перезвони через полчаса, — предложил его собеседник, — и назови, в какой гостинице ты остановился?

— Отель «Мэрриот Маркиз», — ответил Дронго.

— Хорошо живешь, — удивился собеседник, — сколько баксов платишь?

— Больше двухсот в день.

— Молодец, лихо. А на чье имя такой номерок?

— Виктор Крылов, — по паспорту с этим именем он и въехал в Америку.

— Будь в номере, мы тебе позвоним сами. Какой у тебя номер?

— Тридцать четыре.

— Жди, — на том конце повесили трубку.

Теперь нужно было ждать. Они будут проверять, когда он въехал в Америку, какой у него паспорт, как он платил. С этой стороны ничего выяснить не удастся, платил он наличными, а паспорт, разумеется, ему выдали заграничный, красный, общегражданский, с обычной туристической визой для двухнедельной поездки в страну.

Какая связь может быть у Капустина с представителями наркомафии? Видимо, есть нечто такое, что заставило Рябого покинуть Бруклин, переселившись в Хартфорд. Здесь кроется какая-то непонятная тайна. Капустин никогда не занимался наркотиками. Для него это было слишком мелко по прежним, советским понятиям. Он был вор в законе, лично убивший нескольких человек, и никогда не пачкал руки каким-то непонятным порошком или грязной травкой, часто привозимой с юга загорелыми продавцами, коих он даже немного презирал.

Минут через сорок пять раздался телефонный звонок. Он быстро поднял трубку. На этот раз он ответил по-русски:

— Слушаю.

— Это ты, Крылов? — раздался в трубке хриплый голос, очевидно, Капустина. — Хорошо устроился, парень. Всего второй день в Америке и уже в таком отеле. Видно, деньги привез приличные. Угадал?

— Почти.

— А ты скрытный, Крылов. — Зверь продемонстрировал свое умение, за сорок пять минут выяснив данные его паспорта. Значит, у него есть человек, либо имеющий доступ к компьютерам иммиграционной службы США, либо к компьютерам самой гостиницы. Это нужно будет проверить позже.

— Да нет, просто денег действительно не так много. Я приехал на несколько дней. Погулять думаю здесь, никогда в Америке не был.

— И гостиницу сразу нашел такую хорошую, — с этим типом нужно разговаривать очень осторожно.

— Не нашел. Ребята хвалили, говорили, прямо в центре находится, поэтому я сразу с автобуса сюда и приехал.

— А почему на автобусе приехал?

— Так мой самолет в Вашингтоне приземлился, — этот тип легко мог узнать, где именно он проходил пограничный контроль.

— Где так хорошо английскому выучился? Я тут своих ребят никак заставить не могу взяться за ум, говорить нормально все не выучатся.

— Работал одно время в «Интуристе», там и научился.

— Фарцовщик, что ли? — ласково уточнил Зверь.

— Всего понемногу, — ему было неприятно говорить на эту тему. И небезопасно. Его могли легко поймать на неточностях. Эту сферу своей предполагаемой деятельности он знал хуже всего.

— Ну, что ж, — неожиданно сказал Зверь, даже не спрашивая, от кого именно ему привезли привет, — тогда приезжай. Адрес знаешь?

— Знаю.

— Ну, приезжай. Только без «пушки». Громкого шума я не люблю. А пронести ее в дом ребята не позволят.

— У меня ее нет.

— Ну нет так нет, еще лучше. Поймай такси и приезжай. Ты у нас все одно — богатый. А мы люди бедные, вот и живем на окраине города. Долларов пятьдесят заплатишь, но доберешься. А может, меньше. Это смотря как поедешь.

Зверь положил трубку. Теперь нужно ехать к нему на встречу. И постараться не делать никаких ошибок. Иначе следующим убитым будет сам Дронго. Только на этот раз его тело просто не найдут.

Важно будет уточнить, на каком именно этапе к нему подключится Цапля. Судя по предположениям Алексея Александровича, у Рябого должен быть свой осведомитель среди «шестерок» Капустина, который и даст знать о появлении связного из Москвы. Значит, если все верно рассчитано, по возвращении оттуда он должен обрести свое второе «я», того самого наблюдателя, который будет отныне сопровождать его по всей Америке и который в один прекрасный день вполне может стать его палачом.

Внизу у отеля швейцары в роскошных фирменных костюмах помогали постояльцам, свистками подзывая стоявшие за углом длинной вереницей такси. Он сел в автомобиль и назвал адрес в Бруклине, после чего закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на своих мыслях. Вчера он не успел заехать в Балтимор, но три города, в которых он успел побывать за сутки, были вполне неплохим результатом вчерашнего дня.

Борисов был убит, когда попытался выйти на связь с одним из этой пятерки в Вашингтоне. Значит, кто-то из них специально прилетел для встречи в столицу из своего города. Хотя почему именно — прилетел? Если это Генерал, он вполне мог приехать на автобусе или автомобиле: от его города до Вашингтона всего полтора часа езды, да и того меньше. Если Зверь, то он бы не поехал сам — послал бы кого-нибудь. А вот остальные трое — Палач, Сокол и Клык должны были прилететь в Вашингтон из своих городов. Если бы можно было проверить по компьютерам, не летали ли они в день убийства Марека Борисова в столицу. Тогда многое удалось бы выяснить. Но одновременно пришлось бы давать долгие объяснения полиции и ФБР, почему его интересуют именно три представителя русской мафии, приезжавшие в город в момент убийства российского дипломата. И тогда невозможно будет уклониться от неприятных расспросов. А это совсем не поможет операции, наоборот, максимально ее осложнит. По существу, он провалит в таком случае шестого, прикрытие которого и является его главной задачей. А тут еще надо помнить, что Сокол является осведомителем ФБР. Вопрос с проверкой аэропортовских компьютеров отпадал сам собой.

Такси въехало в Бруклин. Привычно мелькали невысокие дома, виднелись многочисленные вывески на русском языке. Машина плавно затормозила у небольшого двухэтажного дома, видневшегося в глубине сада. Дронго знал, что, по сведениям, полученным в Москве, этот дом давно был превращен в хорошо укрепленную крепость, стены выложены дополнительно очень дорогим в Америке камнем. Внизу оборудован еще один этаж. По сведениям Алексея Александровича, дом Зверя мог выдержать даже небольшую осаду, все необходимое для этого в доме имелось.

Расплатившись с водителем, он вышел из автомобиля и подошел к ограде. Кругом было тихо и спокойно. Но его появление уже заметили. Справа вращалось дуло телекамеры, следившей за появлением чужого у ворот ограды. Он позвонил, и почти мгновенно из приемника, установленного на ограде, раздался голос незнакомца, который первым поднимал трубку в доме Капустина.

— Что нужно? — спросил он почти грубо.

— Открой ворота и не возникай, — посоветовал ему Дронго. Блатной жаргон давался ему с трудом, но другого выхода в данном случае не было.

— Ах, это ты, можешь заходить. Мне о тебе говорили.

Раздался щелчок, и замок автоматически отворил ворота виллы. Дронго прошел в сад, где его уже ждал высокий молодой парень. Последовала обычная процедура обыска. Ничего не найдя, парень удовлетворенно кивнул головой и показал в сторону дома. Камера по-прежнему следила за пришельцем. Дронго, стараясь не проявлять нетерпения, открыл тяжелую, массивную дверь. Здесь его ждал тот самый незнакомец, с которым он беседовал по телефону и который открыл ему дверь.

— Как добрался, миллионер? — весело спросил незнакомец. Ему было лет тридцать пять. Он был светловолосый, голубоглазый, с тонкими прямыми чертами лица. С таким лицом можно было смело претендовать на главные положительные роли в голливудских фильмах. Впечатление портила лишь улыбка — она была какая-то гадкая и глумливая одновременно, словно меняющая красивое лицо и превращающая его в паяца.

— Ничего. Ты, видимо, все время на паперти побираешься, подаяниями живешь, если двести долларов для тебя большие деньги.

Вопреки ожиданиям, незнакомец не обиделся, только чуть усмехнулся. Он повернулся к Дронго спиной и пошел в большую гостиную. Дронго вошел следом. В большой, прекрасно обставленной гостиной, на кожаном диване, в окружении роскошных цветов сидел сам Капустин. Тюрьмы и лагеря изрядно потрепали его облик, у него было морщинистое лицо, смятый подбородок, редкие коричневато-седоватые волосы. Только глаза сохранили прежний задор и какую-то волчью настороженность.

— Здравствуй, — сказал хозяин дома, — ну проходи, садись. Посмотрим, какие новости ты нам привез с родной земли.

Руки гостю он не подал. Дронго сел в глубокое кресло напротив дивана. «Из этого кресла не сразу и поднимешься в случае необходимости», — подумал вдруг Дронго. Рядом справа, в другое, более приспособленное для быстрого реагирования кресло сел приведший его в гостиную голубоглазый красавчик.

— Там все нормально, — спокойно начал Дронго, — все живы, здоровы. Привет посылают.

— Это я по твоему виду понял. А кто посылает, кому я нужен стал так срочно, что решили тебя, такого гладкого, послать? И денег не пожалели.

— Рафаэль Мамедович просил передать вам привет.

— Понятно. Ты такой же Крылов, как я китаец. А что нужно от меня твоему шефу? Иногда в газетах читаю — дела у него прекрасно идут. Весь мир пишет, какой он талантливый. Зачем ему с нами, с быдлом, связываться?

— Этого я не знаю. Он хочет просто договориться о совместной работе здесь у вас, в Америке.

— А что за работа? — насторожился Капустин.

— Точно не знаю. Важно ваше согласие. Просто ему стало известно, что кто-то из переехавших начал «стучать».

— Это мы знаем. Если его интересует, могу продать, кто стал сукой, — быстро сказал Зверь, — можете его хоть повесить вниз головой, меня это не касается. Не нужно было лезть американцам в задницу.

— Вы говорите о Соколе? — очень спокойно уточнил Дронго.

— Смотри, какая у вас информация, — изумился Зверь, — хорошо работаете, ребята, сумели наладить получение такой информации. Ну, если вы все знаете — тогда что вам от меня нужно?

— Все знать мы не можем, — впервые возразил хозяину пришедший гость, — но некоторые вещи мы знаем. Сведения о том, что Сокол начал работать на ФБР, мы получили несколько месяцев назад. Но это нас не колышет, — он иногда вставлял какие-то жаргонные словечки для убедительности, — мы получили и другие сведения. Кто-то из приехавших начал снова работать на прежних хозяев, пытаясь наладить контакты с посольством в Вашингтоне. — Капустин чуть нахмурился. Ему явно не понравилось это сообщение. Правда, нельзя было понять, отчего он нервничает. Или ему был неприятен факт такого поступка, или он злился оттого, что кому-то стало известно о его собственных контактах с посольством.

— Вы, кажется, знаете больше всех, — в его голосе впервые прозвучала угроза, — никогда не думал, что в Москве живут такие знающие ребята. Если у вас такие связи — то и работайте сами. Зачем мы вам нужны?

— Мы хотим наладить совместный бизнес в странах СНГ, России и США. И, кроме того, нам нужны счета в американских банках. Чистые счета, — подчеркнул Дронго.

— Вот с этого и нужно было начинать, — угрюмое лицо Капустина прояснилось. Теперь он все понимал. Приезжающие иностранцы не могли открывать в Америке счета на крупные суммы. По американским законам иностранцы не могли ввозить более десяти тысяч долларов наличными, и это обязательство отражалось в таможенной декларации. Для подобных сделок формально нужны были работающие в стране и уже получившие вид на жительство. Конечно, можно было открыть счет с менее крупной суммой — для этого достаточно было тысячи или полутора тысяч долларов. Но перевод денег все равно контролировался банками, а люди типа Капустина или Багирова привыкли иметь дело с наличными долларами.

— Значит, и мы можем иногда пригодиться, — хозяин дома не сводил глаз с пришедшего гостя, — а почему он не позвонил мне?

— Он не будет звонить, — твердо ответил Дронго, — и не будет говорить ни на какие темы. Все телефоны прослушиваются. И, кроме того, кто-то из переехавших хочет заработать очки перед бывшей властью. И нам это ни к чему. Счета могут вполне накрыться.

— Интересно ты говоришь. А кто, по-вашему, может быть такой сукой? Я всех переехавших за последние несколько лет, кажется, наперечет могу назвать.

— Мы не знаем. Поэтому меня и прислали. И никаких звонков по телефону не будет. Все разговоры через меня, — твердо заявил Дронго. Это был самый главный момент в его «экспедиции».

— Сколько ребят приехали за последний год? — спросил Зверь у своего голубоглазого помощника.

— Из ваших шестеро, — напомнил тот.

Дронго насторожился. Впервые прозвучала эта цифра — шесть.

— А до этого сколько приехало, Валек?

— Четверо. И два года назад еще трое. Итого тринадцать.

— Неприятная цифра, — криво улыбнулся Зверь, — значит, кто-то из них решил в двойные игры поиграть.

— Нам важно вычислить этого типа, чтобы знать объем информации, который он сообщим в ФСБ, — подчеркнул Дронго.

— А это еще что такое? — удивился Капустин. — Опять переименовали?

— Федеральная служба безопасности. Теперь КГБ так называется, — пояснил Дронго.

— В который раз уже меняют. В третий или в четвертый? — негромко засмеялся Капустин, внезапно бросив пристальный взгляд на гостя.

«Ах ты сукин сын, — подумал Дронго. — Так я тебе и скажу, в который раз». Нормальный человек всех переименований мог не помнить. А вот сотрудники КГБ помнили наизусть все названия.

— Не знаю, — сказал он, — не считал.

— Значит, Валек, — задумался Капустин, — проверить нужно десятерых. Кроме меня, Рябого и Сокола. Вот всех остальных и проверь. Кто решил старое вспомнить, может, и раньше стучал, нас всех позорил.

— Почему, кроме Рябого и Сокола? — Теперь была его очередь перейти в атаку. Разговаривать с Капустиным было сложно. Тот был как хороший боксер — все время держал на дистанции, а когда внезапно открывался, то наносил сильные встречные удары.

— Рябого я знаю уже много лет, — снисходительно пояснил Зверь, — он никогда стучать не будет. Сукин сын, правда, любит быть верховным вождем, но стукачом никогда. И Сокол не подходит. Он ведь с ФБР снюхался, нас всех позорит. Его бывшие хозяева обратно не возьмут, исключено.

— А может, он нарочно с ними сотрудничает, а сам по-прежнему стучит в Москву? — спросил Дронго.

— Ох какой ты подозрительно умный для курьера, — негромко проговорил Зверь, — я прямо бояться начинаю. Но, может, ты и прав. Валек, с ним тоже разберитесь. Перо в бок, и будет ангелам стучать. Такие вещи не прощаются и в другой стране.

— Уже одного так убрали, — мрачно заявил Дронго.

— Кого? — насторожился Зверь. — Кого-то из наших?

— Нет, из наших. Мы всю эту информацию получали от нашего человека в посольстве. Ему стало известно, что кто-то из переехавших собирается снова работать на прежних хозяев. Он сообщил нам об этом. А сам попытался встретиться с этим подлецом. Его застрелили прямо при встрече. Это случилось две недели назад.

Он не видел лица сидевшего сбоку голубоглазого, но заметил, как Капустин бросил быстрый взгляд на своего помощника. Очевидно, тот кивнул головой хозяину, подтверждая сказанное гостем, и Капустин немного насмешливо сказал:

— У вас, я смотрю, целая организация. Даже свои люди в посольствах сидят. Хорошо развернулся ваш шеф. Это ведь его люди убрали Борьку Лазарева в Государственной думе. Я помню, какой скандал был тогда из-за этого. А теперь прислал тебя. Я ведь сразу понял, какой из тебя курьер. Значит, ты у нас мстить приехал. Оружия у тебя действительно нет или придуряешься?

— Нет, но мне говорили, с этим здесь проблем не бывает.

— Может, и не бывает. Мы люди мирные, в такие игрушки редко играем, — неизвестно почему сказал Капустин и вдруг снова спросил: — А где была встреча в Вашингтоне?

— У гостиницы «Нью-Гэмпшир Сюит» на Двадцать третьей улице, — быстро ответил Дронго, — полиция до сих пор ищет убийцу российского дипломата.

— Кое-что и мы слышали, — наконец сказал Зверь, — но только ты учти, искать для вас убийцу просто так мы не будем. Это не наше дело. И тем более связываться с американской полицией. А вот помочь с товарами и деньгами мы можем. Так и передай своему шефу. Мол, готовы работать — пусть присылает контракт.

— Хорошо, — поднялся Дронго, — так и передам. Спасибо за встречу.

— Ты когда домой обратно уезжаешь? — спросил Зверь.

— Через несколько дней.

— Это нормально. Будь в отеле, никуда не съезжай, — посоветовал Зверь, — вдруг понадобишься, позвоним, найдем тебя.

Дронго кивнул и, чувствуя заметное облегчение, вышел из гостиной. Его провожал до дверей голубоглазый Валек, не сказавший более ни слова. Когда гость ушел, Валек вернулся обратно в гостиную. Хозяин дома сидел в кресле, глубоко задумавшись.

— Что скажешь? — спросил он у своего помощника.

— Мелкий тип. Пытается выдать себя за авторитета, — поморщился Валек.

— Дурак ты, — без злобы заметил Зверь, — этот тип далеко пойдет. Я таких сразу чую. Есть в нем какой-то стержень. Умный он, правда, чересчур. Это ему может даже помешать. А так ничего, мужик толковый.

— Хотите принять их приглашение?

— Посмотрим, — он не любил выдавать свои мысли даже ближайшим помощникам. Именно поэтому он столько лет был авторитетом, с которым считались во всех лагерях.

— Мне проверить всех десятерых?

— Конечно, нет. Только пятерых. Тех, кто приехал в один срок вместе со мной. Один из них и будет тем, кого они ищут. Только будь осторожен. Этот сука вполне может оказаться умнее тебя.

— Значит, пятерых, — переспросил Валек, — Палач, Сокол, Клык, Генерал и Сказочник. Всех пятерых?

— Да. И будь очень осторожен, — снова напомнил хозяин дома, — они все люди известные, я в лагерях с ними много провел. Этот Павло сейчас так скурвился, а вообще неплохим парнем был. А вот Клык и Палач — те просто садисты. Просто так не остановишь. Я многие делишки их помню, о которых никто не знает. Генерал был более спокойным, всегда солидно держался кавказец этот. Может, они его ищут, просто дурака валяют, нам не говорят, что он им нужен. И насчет Сказочника проверить. Он тоже скользкий тип был. Всегда выходил сухим из воды и потом байки рассказывал. За это его и назвали тогда в лагере Сказочником. Он однажды сумел с поезда уйти. А это тебе не в кино с поезда прыгать. Там такие ребята из охраны, прямо на лету сбивают. И поезда совсем для прыжков не приспособлены. Никто ему потом не верил, что он с моста прыгал. А я все своими глазами видел, но молчал. Зачем языком трепать просто так. Но для себя запомнил — отчаянный он очень. И буйный. С ним тоже нужно быть поосторожнее.

— Проверю всех пятерых, — ответил Валек, — и найду, кто из них собрался стучать. Меня не обманут, я сразу вычислю, кто из них.

— Не горячись, — насмешливо посоветовал Зверь, — эти ребята и не таким, как ты, рога обламывали.

Дронго слышал каждое его слово. Перед уходом он успел положить небольшой «жучок» под собственное кресло, и теперь, отойдя на пятьдесят метров от дома, он слышал весь разговор. Во всяком случае, теперь он точно знал, что в Борисова стреляли не люди Капустина. Заодно он узнал и кличку шестого — Сказочник. Теперь нужно было вычислить, кто из четырех встречался с Борисовым. И кто из них стрелял в сотрудника российского посольства.

На следующее утро он обнаружил ведущееся за ним наблюдение.

Глава 6

В Нью-Йорк они летели вдвоем. Важа Дадашвили и Нестор Каландадзе. В Москве они получили паспорта с американскими визами, деньги и строгие наставления от Гурама Хотивари. Последний был серьезно встревожен самой возможностью появления в Америке эмиссаров из Москвы. Он пробился в лидеры совсем недавно и еще не чувствовал себя так уверенно, как другие авторитеты. Поэтому был более осторожен и более внимателен к возможным проискам своих конкурентов и своих союзников. После трудного мира, достигнутого во многом благодаря решительным действиям Рафаэля Багирова, он по-прежнему ждал неприятностей. Два его предшественника были убиты, и он не хотел повторять их судьбу. Поэтому, получив сообщение от Генерала, он срочно переговорил с Багировым и Саркисяном. Но оба его союзника категорически отвергли саму возможность переговоров за спиной Гурама. Можно было поверить и успокоиться. А можно было проверить. И Хотивари решил все-таки послать своих людей в Америку, предварительно рассказав об этом только своим союзникам. Расчет был циничный и верный. Если его людей встретят и уберут, значит, кто-то из его «друзей» решил о чем-то договориться за его спиной. И фактически объявить войну группе Гурама Хотивари. А к такой неприятности нужно быть готовым заранее, иначе ему просто не удержаться на своем месте.

Важа Дадашвили был старым, проверенным бойцом и одним из самых близких людей Хотивари. С ним они начинали еще двенадцать лет назад в Тбилиси. А вот второй, Нестор Каландадзе, был бывшим сотрудником КГБ, которого он узнал всего несколько лет назад. Нестора тогда выкинули с работы, к власти в Грузии пришел Звиад Гамсахурдиа, и очень много бывших сотрудников КГБ оказалось без работы. Мало того, Каландадзе обвинили в причастности к апрельским событиям восемьдесят девятого в столице Грузии, когда пролилась кровь несчастных людей. И дороги назад, в Грузию, для Каландадзе уже не было. Два года назад его нашли люди Хотивари и взяли на работу руководителем частной охраны в одну из компаний, контролируемых их группой. Нестор проявил себя с самой лучшей стороны. Он был честен, а это забытое качество ценилось как никогда. Кроме того, он обладал нужным аналитическим мышлением и умел находить нестандартные решения. Лучшей кандидатуры для поездки в Америку у Хотивари не было.

Вдвоем с Важей они прекрасно дополняли друг друга, и Хотивари надеялся, что им удастся выяснить, кто именно решил выйти на связь с Генералом в Америке, предлагая непонятное сотрудничество уже отошедшему от дел вору в законе. А если это была чья-то игра, то в чьих интересах она велась и для чего. На эти вопросы посланцы тоже должны были найти ответы. Лучшим, идеальным вариантом был, конечно, захват этого неизвестного и его допрос. Важа умел допрашивать так, что развязывал языки самым стойким, самым упорным. Он обладал врожденной способностью к допросам и отличался какой-то невероятной, изощренной жестокостью.

В самолете они почти не разговаривали. Важа все время спал, на него плохо действовал утомительный перелет через Атлантику, а Нестор, наоборот, смотрел фильмы и читал газеты, устроившись в конце самолета, где разрешали курить. Лишь перед самым прибытием он сел к иллюминатору и внимательно смотрел на величественную панораму раскинувшегося внизу огромного города. Внизу мелькали какие-то многочисленные точки, и Важа, усевшийся рядом с ним, тоже выгнул голову, пытаясь разглядеть что-нибудь внизу. Они оба летели впервые в Америку, но у Нестора было большое преимущество. Он почти бегло говорил по-английски, сказывалась его прошлая работа.

Пограничный контроль иммиграционных служб они прошли довольно быстро и вскоре уже сидели в такси, направляясь к Манхэттену. Через «Интурист» им были заказаны номера в отеле «Милфорд». Хотивари платил за два номера не из щедрости. Просто верно рассчитал, что в случае опасности один сумеет подстраховать другого или хотя бы вовремя уйти, чтобы рассказать обо всем в Москве. В отель они устроились довольно быстро, здесь не было таких утомительных заполнений анкет и регистрационных листков, как в гостиницах Москвы или Тбилиси.

Достаточно было показать копию факса, предъявить паспорт, заплатить деньги и получить ключи от двух одноместных номеров.

— Сколько времени тебе нужно для отдыха? — спросил Нестор у Важи. Он не любил своего спутника, так наглядно подтверждающего всю мерзость и неприятность его новой работы.

— Этого я сейчас не знаю, — разозлился Важа, — но после такого перелета нам нужно отдохнуть.

Он еще больше не любил прилетевшего с ним бывшего кагэбэшника. Он вообще не любил всех «мусоров» и всех «легавых». Вынужденный лететь в Америку с бывшим сотрудником КГБ, он не скрывал своего презрения, постоянно подчеркивая свою внешнюю независимость от поставленного еще в Москве старшим Нестора Каландадзе.

— Хорошо, — согласился Нестор, — но тогда завтра утром мы уедем в Балтимор. Здесь недалеко должна быть автобусная станция.

— Вот и выясни, где она находится, — разговор шел в лифте по-грузински, и стоявшая рядом с ними негритянка с удивлением смотрела на двух экспансивных иностранцев. Они вышли из лифта.

— Тогда я пойду вечером в город, — предложил Нестор.

— Оставь мне половину денег, — напомнил Важа.

Ни слова не говоря, Нестор достал пачку стодолларовых купюр и отсчитал половину, отдавая их своему спутнику. Тот взял деньги, удовлетворенно хрюкнув. И заспешил к своему номеру.

«Животное, — с ненавистью подумал Каландадзе, — настоящая скотина. Подумать только, с какими подонками я вынужден сотрудничать ради денег».

За поездку в Америку ему обещали десять тысяч долларов. И это, не считая проездных и командировочных, столь щедро выделяемых Гурамом Хотивари. Только сознание своей полной ненужности и невозможности заработать подобную сумму честным путем вынудило Нестора Каландадзе дать согласие на эту поездку.

Он зашел в свой номер, разделся, принял душ и уже затем, несколько отдохнувший и посвежевший, отправился на поиски автобусного вокзала, который находился почти рядом, буквально на расстоянии нескольких сот метров от их гостиницы. Но уже по дороге на вокзал Нестор заметил неладное. Профессиональному сотруднику КГБ, даже бывшему, невозможно не обратить внимание на слишком пристальное наблюдение со стороны постороннего лица, идущего буквально след в след. Нестор сделал контрольный круг и убедился, что незнакомец не собирается отставать. Он добросовестно обошел почти весь Автобусный порт, спрашивая о нескольких рейсах совсем в другие направления, чтобы сбить с толку своего преследователя. Незнакомец имел характерную внешность кавказского типа, и это больше всего не нравилось Каландадзе.

Теперь нужно было установить, что нужно его преследователю. Он нашел боковой туалет, расположенный в глубине здания, и быстро направился туда. К его сожалению, кроме него, там оказалось сразу несколько человек, и он быстро вышел из туалета, почти столкнувшись со своим преследователем лицом к лицу. Другой туалет был расположен в самом дальнем конце второго уровня порта, и он поспешил туда. Здесь ему повезло больше. Почти сразу из кабинки вышел какой-то пожилой темнокожий и, даже не вымыв руки, стремительно вышел из туалета, очевидно, опаздывая на свой рейс.

Он остался ждать, спрятавшись в ближней от дверей кабинке. Через минуту послышались осторожные шаги. Он узнал своего преследователя по ботинкам, на которые сразу обратил внимание. Они были какого-то буро-желтого цвета и выделялись своей яркой окраской.

«Дилетант, — с неприязнью подумал Каландадзе, — разве можно с такими ботинками еще кого-то выслеживать».

Во время его прежней работы в Комитете государственной безопасности они знали, что обувь — это первое, на что должен обращать внимание профессионал. В процессе наблюдения можно изменить внешность, быстро переодеться, сменить походку. Но, как правило, очень трудно поменять обувь, подобрав нужную по размеру, и наблюдателям приходится обращать на это внимание в первую очередь.

Он терпеливо подождал, пока незнакомец подойдет ближе к его кабинке. Наблюдатель, очевидно, боялся его потерять и поэтому очень нервничал, стараясь держаться в опасной близости. В этот раз осторожность его вообще покинула. Напуганный внезапным исчезновением Каландадзе, он решил сам проверить, в какой именно из кабинок находится его «объект». Но он успел сделать еще только три шага, как перед самым его носом дверь кабинки отворилась, и он увидел грозное лицо Нестора Каландадзе. Еще не успев ничего понять, он получил сильный удар в лицо и, испуганно охнув, прислонился к стене, с трудом удерживаясь на ногах. Следующий удар по скулам свалил его с ног. Ему просто повезло, что в туалете недавно убрали, и американские уборные даже на автобусных станциях являли собой образец чистоты и медицинской стерильности. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что как раз в этом порту туалеты были самыми грязными по всей стране. Плюс еще, возможно, похожие уборные комнаты в Лос-Анджелесе. Но лежавшему на полу от этого было совсем не легче. Нестор наклонился над ним и быстро достал оружие из кармана. Затем, сильным рывком подняв своего преследователя, все еще не пришедшего в себя, втолкнул его в свою прежнюю кабинку и закрыл дверь. После чего сунул дуло пистолета прямо в нос обладателя грязных ботинок.

— Быстро, — сказал он по-русски, почти не сомневаясь, что его понимают, — зачем ты следил за мной?

Пострадавший от неожиданности что-то жалобно промычал.

— Я сказал быстро, — дуло пистолета уперлось почти в самую ноздрю преследующего. Такие вещи впечатляют.

— Мне приказали, — сумел выдавить несчастный, чуть отдышавшись.

— Кто?

На колебание не оставалось времени. Пистолет больно давил на нос, расширяя ноздрю до возможных пределов.

— Больно, — простонал незнакомец, — меня послали по приказу Аветисова.

— Кто такой Аветисов?

— Руководитель наших людей в Лос-Анджелесе. Ему стало известно, что вы сегодня прилетаете в Нью-Йорк, и он послал нас встретить и проследить, с кем вы будете разговаривать. Больше ничего, клянусь. Уберите пистолет.

— Откуда он узнал о нашем прибытии?

— Ему позвонили из Москвы. Кажется, какой-то банкир.

— Фамилию знаешь?

— Нет, уберите пистолет.

— А название банка?

— «Кон… Континенталь-банк», — выдавил незнакомец.

Нестор чуть ослабил давление. Работа в КГБ научила его обращать внимание на каждое слово допрашиваемого.

— Ты сказал — «нас». Сколько вас человек?

— Двое. Честное слово, двое. Я и мой напарник.

— Где он сейчас?

— В вашей гостинице. «Пасет» твоего напарника.

Нестор убрал наконец пистолет. Все было ясно. Саркисян тоже не особенно доверял своим союзникам и решил на всякий случай подстраховаться, выяснив, с кем именно будут встречаться посланцы Гурама Хотивари. Незнакомец, похоже, говорил правду, в их задачу не входило устранение нежелательных гостей. Они должны были только следить за прибывшими. На роль ликвидаторов, даже при наличии оружия, они явно не подходили.

— Как тебя зовут? — спросил вдруг Каландадзе.

— Карен.

— Мой тебе совет, Карен, не попадайся мне больше на глаза. А оружие свое забери. И лучше не носи его в городе. Разрешения на его хранение и ношение у тебя, конечно, нет, а здесь законы строгие — посадят, даже моргнуть не успеешь. Представляешь, что могло быть, если бы на моем месте был какой-нибудь американский полицейский?

— Ничего не могло быть, — спокойно ответил, вытерев нос, Карен, — у нас куплена вся полиция, меня бы сразу отпустили.

— Ладно, — Нестор достал из пистолета обойму и протянул оружие своему преследователю, — возьми свою «пушку» и в любом случае постарайся мне больше не попадаться на глаза. Иначе в следующий раз патроны из обоймы попадут в другое место.

— Дурак ты, — получив обратно пистолет, сразу успокоился Карен, — у нас ведь приказ был только следить за вами. А ты сразу бросился на меня. Теперь, если мне прикажут убить тебя, я это сделаю с большим удовольствием.

— Договорились, только и ты постарайся мне больше не попадаться на глаза, — деловито согласился Нестор.

Он вышел из туалета и, уже не оглядываясь, зашагал к эскалатору, ведущему на второй этаж. Конечно, он понимал, что наблюдатели так просто не исчезнут, но ему важно было подтвердить свои догадки. Если Саркисян действительно подозревает своих союзников в двойной игре, он пришлет только наблюдателей, но, если он сам ведет такую игру, в дело вступят ликвидаторы.

Бывший сотрудник КГБ, он хорошо умел просчитывать все возможные варианты и понимал всю сложность их миссии в Америке. Главное было встретиться с Генералом в Балтиморе и уже вместе с ним разработать дальнейшую часть операции с последующим обязательным выходом на прибывшего из России связного. Самым важным был вопрос — кто и зачем решил искать контакты с осевшими в Америке авторитетами. Причем, если попытаться вскрыть глубинный характер мыслей самого Гурама Хотивари, суметь разобраться в сложных мотивах его поступков, то, просеяв все его мысли, можно было прочесть одну — главную. Против кого будет направлен новый союз — вот единственный вопрос, который волновал Гурама Хотивари. И это было самым важным и самым страшным в его нелегком «бизнесе».

Нестор часто задавал себе вопрос — что именно связывает его с этими людьми, и никогда не находил ответа. Правда, он помнил, что дома, в Тбилиси, живут старые родители, которые нуждаются в его помощи, а в Москве в однокомнатной квартире его ждут супруга и маленький сын, ради которых он, собственно, и согласился работать с людьми Гурама Хотивари. Выбраться из того положения, в которое он попал, не имея работы, денег и квартиры в Москве, было очень сложно, если не невозможно. Приходилось задавать себе проклятые вопросы и мучительно размышлять в поисках выхода, которого не было. Эта работа противоречила всему укладу его прежней жизни, всем его убеждениям, выработанному годами моральному кодексу собственного поведения. Она противоречила самой его сущности некогда порядочного человека. Но других выходов не существовало. Трижды он пытался вернуться на прежнюю работу в Грузии и трижды получал вежливый, но твердый отказ. По непонятной логике в стране, руководимой бывшим министром внутренних дел и бывшим членом Политбюро, бывшие сотрудники КГБ и МВД считались не совсем лояльными и надежными гражданами, а бывшие авторитеты, наоборот, считались вполне достойными людьми и даже избирались в парламент. Почти кафкианская ситуация с перевоплощениями проходила повсеместно, по всей территории бывшего СССР с разными вариациями.

Вернувшись в гостиницу, он прошел холл, запоминая всех сидевших вокруг людей, один из которых должен был быть спутником Карена. Затем, поднявшись в лифте, он долго стоял в коридоре, ожидая второго незнакомца. Все было спокойно. Подумав немного, он подошел к номеру Важи и несильно постучал. За дверью была тишина. Он постучал сильнее. По-прежнему никто не ответил. Поколебавшись немного, он пошел к своему номеру. Важа мог заснуть так крепко, что не услышал Нестора, или просто не захотел открывать. Второй вариант был даже более возможен. Подумав немного, он все-таки решил позвонить в номер Дадашвили. Телефон не отвечал. Он впервые начал нервничать и, подумав немного, все-таки решил проверить. Достав из чемодана несколько универсальных отмычек, сделанных по заказу людьми Хотивари, он вышел из номера и, оглядевшись, начал осторожно открывать дверь. Конечно, Дадашвили это может не понравиться, но времени на другие действия просто не оставалось. Замок был довольно простой, и он быстро с ним справился. В комнате было тихо. На кровати никого не было. Более того, она была даже не раскрыта. Успокоившись, он повернулся, чтобы вый-ти, когда заметил чуть приоткрытую дверь в ванную. Что-то ему не понравилось. Или это была наработанная годами интуиция? Он подошел к ванной комнате. Открыл дверь. В луже собственной крови прямо в ванной лежал зарезанный Важа Дадашвили. Убийца полоснул его по шее, и на зеркале перед умывальником еще были видны наспех затертые следы брызнувшей туда крови. Нестор обернулся и в этот момент услышал чьи-то осторожные шаги.

Глава 7

В Нью-Йорке трудно найти человека. Здесь легко затеряться и исчезнуть, не оставив после себя никаких следов. В этом городе, вернее, целом конгломерате городов, называемых Манхэттен и Бронкс, Куинс и Бруклин и объединенных почему-то общим названием Нью-Йорк, можно жить всю жизнь, не встретив знакомого человека. Население этого мегагорода превышает население многих стран и представляет собой наиболее точный срез всего человеческого общества. Здесь представлены все расы и все народы, населяющие весь земной шар. Здесь можно услышать любую речь и увидеть любые типы людей, здесь можно жить, но трудно выжить, здесь можно умереть и можно прославиться. Здесь не любят неудачников и заряжаются на успех. Это столица постиндустриального мира с его тысячами уже решенных и миллионами нерешенных проблем. Это город, который никто не любит, но каждый из живущих в нем людей мечтает о безответной любви города к самому себе.

Дронго заметил ведущееся за собой наблюдение почти сразу. Оставалось только проверить, сколько конкретно человек прикреплено к нему в качестве наблюдателей. Достаточно быстро, уже к середине дня, выявил двоих — довольно неумелых полулюбителей, пытающихся «вести» его по всему городу. Один из них был высокий темнокожий парень, все время пытавшийся вырваться вперед наблюдаемого объекта. Второй был поменьше ростом, коренастый, плотный, судя по типу лица — потомок латиноамериканцев, уже успевший ассимилироваться в Америке. Это его смутило. Своих наблюдателей он представлял совсем не такими. Это не были люди ФБР, в этом он нисколько не сомневался. Но это не могли быть и представители Рябого, иначе приходилось допускать, что на русскую мафию работают и такие американцы, а это было не совсем правильно. Несмотря на устрашающие размеры роста и довольно мощную финансовую базу, так называемая «русская мафия» еще не сумела стать объединением всех живущих в Америке русскоязычных американцев, не говоря уже о представителях других национальных меньшинств. В нее входили представители русской и кавказской мафий, объединенных под общим названием «русская мафия». В нее иногда даже входили русскоязычные евреи, уже имеющие в Америке супергрозную «еврейскую мафию», но предпочитающие работать совместно со своими бывшими соотечественниками. Независимо от национальности всех переехавших из бывшего Советского Союза объединяли предельный цинизм, крайняя неразборчивость в средствах при достижении целей, непонятная жестокость и ненависть к окружающим. Уже успевшие вписаться в американскую систему «итальянская», «еврейская», «латиноамериканская» (здесь были свои различные группировки), «негритянская» мафии с нарастающим раздражением следили за вызывающим поведением новой мафии, кажется, не признающей никаких правил, кроме универсального закона собственной выгоды.

Теперь нужно было выяснить, кто именно решил прикрепить к нему эту странную парочку. Либо Рябой, но тогда здесь должен был появиться и сам Цапля, либо Зверь, но тогда было непонятно, зачем это понадобилось самому Капустину. Ведь он точно знал, где находится вышедший с ним на связь посланец из Москвы, и мог при необходимости просто позвонить по телефону, проверив, где находится приехавший Крылов.

Дронго был слишком серьезным профессионалом, чтобы с ним могли справиться несколько прикрепленных к нему людей, тем более двое, даже если они имели профессиональную подготовку почти такую же, как у их преследуемого. Чтобы «вести» квалифицированно и профессионально объект в таком городе, как Нью-Йорк, нужно как минимум человек двадцать — двадцать пять, при этом задействовав всю имеющуюся в наличии технику и средства специальной связи. Да и то без особых шансов на успех такое могли позволить себе только государственные структуры, у действовавших в одиночку дилетантов шансы были только в кинофильмах или в книгах о тупых шпионах.

Он специально проверил несколько раз — кроме этих, похоже, никого больше не было. Это удивляло и настораживало одновременно. Приходилось проводить специальную проверку. Встав рано утром, почти в половине седьмого, он вышел из отеля, обратив внимание на автомобиль с сидевшим в нем темнокожим парнем. Тот стоял прямо на Сорок восьмой улице с таким расчетом, чтобы видеть всех выходящих из четырех дверей отеля.

Видимо, прождав всю ночь, его преследователь заснул за рулем, и Дронго, подойдя к автомобилю, не мог удержаться от улыбки — настолько комичной и нелепой была сама ситуация. Постучав в стекло, он добился желаемого эффекта. Парень открыл глаза и, увидев лицо своего объекта за стеклом, сначала даже не сообразил, что происходит, решив, что Дронго ему просто мерещится. Но тот сразу развеял остатки его сонных воспоминаний.

— Простите, мистер, — вполне невинным голосом сказал Дронго, — вы не могли бы мне подсказать, где находится отель «Картер»? — Это был известный своей мрачной репутацией отель, в котором обычно собирались наркоманы и проститутки. Отель был одним из самых дешевых в этой части Манхэттена, всего за сорок девять долларов плюс такс здесь можно было снять вполне неплохой номер, в котором можно было провести всю ночь или весь день на выбор.

— Я не знаю, — растерялся все-таки ничего не соображающий его преследователь, — может, где-то в районе Сорок второй улицы.

— Благодарю вас. — Дронго зашагал по направлению к отелю, и лишь тогда начинающий приходить в себя неудачный детектив рванул свой автомобиль вслед за ним.

До отеля было совсем недалеко, и он прошел это расстояние довольно скорым шагом, почти бегом. Важно было не дать времени его преследователю вызвать своего второго напарника. В отель он вошел, обратив внимание на почти не скрывающую своего назначения машину, резко затормозившую на соседней улице. Несчастный парень, сидевший в ней и еще не пришедший окончательно в себя, ничего не понимал. Почему Дронго вышел так рано из своего отеля, что он делал в этом злачном месте? После двухсотдолларового «Мэрриот Маркиз» этот отель должен казаться лишь убогой ночлежкой.

Но времени на раздумья Дронго ему не оставил. Он вошел в отель, и его преследователь теперь просто вынужден был последовать за ним. В это время, выйдя через задний вход и уже огибая соседние дома, Дронго вновь возвращался к отелю уже с другой стороны. Все получилось так, как он и предполагал. Ошалевший от неожиданности, растерявшийся и запутавшийся темнокожий парень искал его в гостинице, безуспешно пытаясь выяснить у заспанного портье, куда прошел только что вошедший гость. Портье лишь недоуменно пожимал плечами. В гостиницах такого класса ценилось отсутствие всякого любопытства, у гостей не спрашивали, куда и зачем они идут. Подобное «гостеприимство» было и в отелях топ-класса, но там охрана обязательно отмечала каждого вошедшего и вышедшего из здания гостя. Просто делалось это незаметно для окружающих, здесь был в моде ненавязчивый сервис.

Пока его преследователь находился в отеле, Дронго спокойно установил в машине последнего небольшой микрофон и, хлопнув дверью, которую хозяин даже не запер на ключ, снова прошел к отелю. Несчастный парень уже ничему не удивлялся, увидев Дронго, вновь входящего в отель.

— Скажите, пожалуйста, — спросил Дронго у портье, даже не обращая внимания на стоявшего перед ним гостя, — у вас не живет в гостинице мистер Гэвен Роу?

Ему важна была реакция своего преследователя. Но тот был смущен лишь внезапным появлением Дронго. Имя колумбийца не произвело на него никакого впечатления.

— Когда он приехал? — спросил портье.

— Этого я не знаю. Может, два дня назад.

Портье набрал на компьютере имя и, не обнаружив такого среди постояльцев своей гостиницы, коротко кивнул головой:

— Ноу, здесь такой не живет.

— Благодарю вас, — Дронго повернулся по направлению к выходу. Он еще успел услышать, как портье тихо говорил стоявшему перед ним человеку:

— Это был тот, кого вы ищете? Думаю, вы понимаете, что у нас принято платить за информацию?

«Бедняга, — весело подумал Дронго, — с него, похоже, сейчас возьмут деньги за установленный в автомобиле „жучок“. Впрочем, это уже досадные мелочи». В свой отель он вернулся в хорошем настроении и, поднявшись в номер, быстро разделся и лег спать. Настроение у него было прекрасное.

Проснулся он в первом часу дня и, не торопясь, спокойно принял душ, побрился, выпил чаю. В последние годы в номерах отеля «Мэрриот Маркиз», как, впрочем, и в некоторых других гостиницах подобного класса, прямо в ванной комнате устанавливали кофеварочные машины, чтобы постояльцы могли иметь кофе, не выходя из номера. Для гостей даже оставляли пакетики кофе и сахара. Дронго, не любивший кофе, предпочитал кипятить воду и заваривать чай, пакетики которого он покупал прямо в отеле. Вот и теперь, выпив чаю, он оделся и вышел из номера. В дальнем конце коридора его ждал второй из преследователей, очевидно, сообразивший, что лучше дежурить прямо на этаже, дабы не потерять контролируемый объект. «Неужели он здесь один?» — с огорчением подумал Дронго. Такой поворот событий мог сорвать его план.

Но, спустившись вниз, он с радостью заметил, что в машине сидит уже выспавшийся второй его преследователь. Теперь оставалось только выполнить несложный технический трюк. Он поймал такси и, попросив водителя следовать в Бруклин, вставил в правое ухо небольшой микрофон. Он рассчитал все правильно, машина преследователей шла позади них в отдалении — на расстоянии приблизительно метров в триста-пятьсот. Как раз на таком расстоянии, которое требовалось для радиуса действия его подслушивающего аппарата. Такси плавно направлялось в Бруклин, автомобиль его преследователей шел сзади, и он слышал весь разговор.

— Ты был наверху целых четыре часа, Хуан. Я за это время даже немного поспал, был уверен, что ты не пропустишь этого типа.

— Твоя дурацкая привычка вечно засыпать в ненужное время один раз нас серьезно подведет. Я тысячу раз говорил тебе, Ричард, что во время работы нельзя спать.

— Попробовал бы ты просидеть здесь всю ночь. И еще все время проезжающие полицейские подозрительно на тебя смотрят. Жаль, что в прошлом году не выгорело дело с нашей деликатесной.

— Об этом лучше сейчас не вспоминать. Нам платят деньги, чтобы мы нормально работали, вот мы и должны все делать аккуратно. Ты уверен, что утром он ни с кем не встречался?

— Уверен, — чуть поколебавшись, ответил Ричард, ему было неприятно признаваться в собственной ошибке. Дронго, слышавший весь разговор, это хорошо понимал.

— Тогда зачем он так рано утром ходил в этот отель? — Хуан был умнее своего напарника.

— Не знаю, может, у него была там встреча.

— Но ты же говоришь, что он ни с кем не встречался.

— Да, но другой человек мог просто не прийти на встречу.

— Слушай, Ричард, — внезапно спросил Хуан, — может, ты опять проспал и ничего не видел? Сколько минут он был в гостинице?

— Две минуты, он там пробыл только две минуты,[76] — убежденно сказал Хуан, — я зашел почти сразу за ним, и он ни с кем не встречался.

— А он тебя не заметил?

— Даже не обратил внимания, он стоял спиной ко мне и спрашивал у портье о каком-то мистере Гэвене Роу. Я точно запомнил имя, даже потом записал.

— Может, он хотел встретиться с ним? — задумчиво сказал Хуан. — Нужно будет связаться с другими агентствами, может, кто-нибудь знает этого неизвестного Роу.

— Я звонил ребятам в Бронкс, в агентство Ирвинга. Там обещали узнать, но пока ничего конкретного нет.

— Хорошо, я тоже позвоню ребятам в Нью-Джерси.

— С этими «русскими» всегда одни неприятности, — вздохнул Ричард.

— Почему ты решил, что он русский?

— Ну, заказчик у нас был русский. И фамилия этого типа Крылов. Интересно, зачем он едет в Бруклин?

— Не знаю, но думаю, он не русский, не похож. По внешнему виду он скорее итальянец или испанец, русские бывают светлее, нет, на русского он совсем не похож.

— Ну, паспорт у него русский и в документах написано, что он приехал из Москвы в Вашингтон. Да и зачем ему было встречаться с этим местным русским мафиози, Коспустиным?

— Капустиным, — поправил своего напарника Хуан.

— Пусть Корпустиным, — согласился Ричард, — зачем он с ним встречался, ведь нас заранее предупредили, что он поедет туда на встречу. Значит, он тоже из «русской мафии».

— Может быть, тогда за ним легче будет следить, среди бандитов не бывает профессионалов. Мы его легко вычислим.

Дронго слышал каждое слово. Он уже понимал, что его преследовали всего лишь начинающие дилетанты, впервые взявшиеся за такую сложную работу. Это было даже обидно, он рассчитывал на более подготовленных людей Рябого. Судя по тому, что ему рассказывали в Москве, за ним должен был следить сам Цапля — тот самый неуловимый убийца, которому удалось уйти живым из Москвы, прихватив с собой деньги убитого им авторитета Михаила Мосешвили, а затем проиграть эти деньги в пражском казино, но за ним следили два неудачника, пытавшиеся до этого разбогатеть на торговле сладостями. Это ему не понравилось. Хуан и Ричард не представляли для него вообще никакой опасности, но почему Цапля решил довериться им? Почему, зная, что приехавший из Москвы человек очень опасен, он поручает такое дело двум любителям, которые так же разбираются в деле, как Дронго в изготовлении сладостей? Почему?

И где тогда сам Цапля? Почему он не появляется сам, ведь риск очень велик, Дронго может легко оторваться и уйти от своих подопечных. «Здесь что-то не стыкуется», — подумал с легким раздражением Дронго. Его план удался на все сто процентов, но вместо ответов на вопросы он получил еще более сложные вопросы, на которые мучительно должен был искать ответ. А может, этих двоих нанял кто-нибудь другой, может, их заказчик тот самый неизвестный, которого он ищет? И который, зная наверняка, что он должен встретиться с Капустиным, решил подстраховаться. Но тогда этот неизвестный просто кретин. Ему ничего не стоит выйти через своих преследователей на него. Так глупо подставляться? Нет, убийца Марека Борисова и шантажист российской разведки не может быть таким кретином. Этот вариант отпадает полностью. Тогда сам Капустин? Тоже не получается, ведь они брали его прямо у дома Капустина. А тот точно знал, где именно живет Дронго. Мог просто поручить контролировать определенный номер в его гостинице. И все. Значит, он тоже отпадает. Остается Цапля. Но почему он решился на такой дурацкий трюк, почему он так рискует, доверяя этим парням?

Такси въезжало в Бруклин. Они уже ехали по Оушн-авеню, когда Дронго попросил:

— К ресторану «Гамбринус», с правой стороны.

Водитель кивнул головой. «А если это просто резервный вариант? — вдруг подумал Дронго. — И преследователи наняты как раз теми людьми Рябого, которые решили следить и за Цаплей. Ведь после такого крупного проигрыша они могут и не доверять своему киллеру. Такое вполне возможно, но тогда почему не видно самого Цапли? И где другие люди Рябого? Господи, как все здесь запуталось. А во всем виноваты американцы, пустившие в свою страну столько всякого дерьма. Нужно будет проверить еще раз. На этот раз самого Цаплю». Ему нужно просто уйти от наблюдения этих ребят и посмотреть, что именно предпримет Цапля, ведь он, похоже, уверен в своих возможностях.

В ресторане «Гамбринус» все было как обычно. Слышалась русская речь, все меню были отпечатаны на двух языках, официанты говорили с легким «одесским» акцентом. Он заказал фирменное блюдо ресторана, которое очень любил. Это был большой жирный окунь, зажаренный каким-то особым способом и от этого еще более вкусный, чем обычно. Дронго даже позволил себе поговорить с официантом по-русски, так как его нынешняя фамилия Крылов впервые позволяла ему в Америке не скрывать своего знания русского языка. Его преследователи вынуждены были сидеть в автомобиле, ожидая, когда он наконец закончит свою трапезу. Сидя в углу причудливо оформленного зала, он напряженно размышлял, пытаясь вычислить ходы своих предполагаемых противников. Вся сложность его положения заключалась в том, что он вел бой сразу с несколькими противниками, один из которых был неуловимой тенью. И именно для того, чтобы выяснить, кто из теней ведет этот сложный поединок, он, собственно, и был отправлен в Америку. Генерал, Клык, Палач или Сокол? Один из четверых. Строго говоря, нельзя было полностью исключать и самого Капустина, который вполне мог обманывать и своего помощника, пытаясь выйти на российское посольство в Вашингтоне. Но его причастность к убийству Борисова нужно было еще доказать. Кроме того, необходимо было учитывать и то обстоятельство, что здесь была не Москва и не родные просторы Сибири. У Зверя просто не могло быть слишком много доверенных людей, так как переехал он сюда совсем недавно и в отличие от Рябого не пользовался таким авторитетом и влиянием среди воров в законе. Это был самый сильный довод против Капустина. Его Валек был безусловно доверенным человеком Зверя, прибывшим сюда раньше его. Но предположить, что у Капустина за год пребывания в стране могли появиться очень близкие доверенные люди, было наивно. Зверь прошел страшную школу советских лагерей и не доверял кому попало без особой проверки.

Расплатившись с официантом, Дронго вызвал такси и поехал обратно в Манхэттен. Он еще успел услышать все ругательства, которыми его щедро одаривали ехавшие за ним голодные и уставшие преследователи. Потерять почти полдня только на то, чтобы выяснить, где именно он обедает, было не слишком большим достижением обоих «сыщиков». Всю дорогу назад они дружно ругали Дронго, понимая, что клиент, нанявший их, будет ими недоволен.

Дронго подъехал к своему отелю, щедро расплатился с водителем такси и вошел в здание «Мэрриот Маркиз», уже не думая о своих наблюдателях. Разругавшись по дороге друг с другом, они решили поменяться местами, и теперь выспавшийся в машине темнокожий Ричард должен был подниматься в отель, дежуря на этаже. Если учесть и то обстоятельство, что на этаже, где жил Дронго, не было обычных широких кресел, расположенных на нижних этажах, то Хуану нужно было проводить несколько часов стоя, а эта перспектива его не очень вдохновляла. Дронго уже поднимался в светящемся открытом лифте, когда Хуан нехотя входил в отель со стороны Бродвея.

Поднявшись на свой этаж, Дронго вышел из лифта и не спеша зашагал к своему номеру. Гостиница имела своеобразную планировку, и внутри огромного отеля был атриум, большое свободное внутреннее пространство, где поднимались лифты с открытым круговым обзором. Вокруг гигантскими кольцами поднимались этажи отеля, красиво украшенные декоративной зеленью.

Он сразу заметил, как ближе к его номеру стоит, склонившись над перилами, одинокая тоненькая женская фигура. Заметил и оценил изящество женщины. Но, подойдя ближе, он впервые в жизни не поверил своим глазам. Женщина повернулась на его шаги, выпрямилась. И он вздрогнул. На него смотрели большие, красиво изогнутые и немного печальные глаза. Это была Лона.

Глава 8

В этот день у него была масса важных свиданий, еще больше деловых встреч, но позвонил Яков Аронович Гольдберг, и он отменил все свои встречи, все свои совещания, решив встретиться с адвокатом, которого знал уже тридцать лет. Это был один из самых популярных и самых талантливых адвокатов, широко известный в правоохранительных органах бывшей страны. В прежнем Советском Союзе было человек десять-пятнадцать адвокатов, которые были известны по всей стране. При существующей советской системе судопроизводства, когда роль адвоката почти ничего не значила, они умудрялись на равных вести состязательный процесс с всесильными прокурорами, олицетворяющими не просто прокурорский надзор, а саму Систему, и даже выигрывать некоторые из этих процессов. Адвокат Гольдберг был не просто талантливым защитником, он был блестящим Мастером своего дела. Именно он еще в годы правления советской системы умел добиваться даже оправдательных приговоров, что противоречило всем принципам партийно-правовой системы государства. Изначально считалось, что советская прокурорско-следственная система не может ошибаться, и любое направленное в суд дело должно быть завершено обязательным обвинительным приговором. Если вспомнить о традициях тридцать седьмого года, то тогда сами адвокаты требовали сурового наказания для своих подзащитных.

И в этих условиях адвокату Гольдбергу удавались блестящие оправдательные приговоры. Рафаэль Мамедович знал Гольдберга достаточно давно и понимал, как важны встречи с адвокатом, представляющим интересы Рубинчика. Именно Яков Аронович довольно часто оказывался незаменимым советчиком во многих сложных делах. Именно он помогал Багирову налаживать связи с группой Рубинчика, когда они отчаянно нуждались в посредниках для прекращения войны со «славянскими» группировками в Москве.

Теперь в ресторане «Метрополь» для них двоих был заказан столик. Конечно, Багиров встречался с Гольдбергом один на один, иначе адвокат просто не стал бы с ним разговаривать. Разумеется, Якову Ароновичу совсем не обязательно было знать, что за двумя соседними столиками будут сидеть несколько телохранителей Багирова, посаженных сюда на случай возможных недоразумений. Конечно, Гольдберга бояться было нечего. Он никогда не пошел бы на сговор с кем-либо, встречаясь с Багировым. Это противоречило его представлениям об адвокатской этике. Но о встрече в ресторане могли узнать и некоторые другие группы, до сих пор не простившие Багирову убийства в прошлом году депутата Государственной думы Бориса Лазарева, совершенного по прямому приказу Рафаэля Мамедовича. Правда, тогда шла война, но это ничего не меняло.

Багиров, знавший о пристрастиях Гольдберга, распорядился, чтобы их обслуживали две самые красивые официантки, и заказал лучшие коллекционные вина и французские коньяки.

Гольдберг приехал, немного опоздав, но это было в его правилах. Он шел, тяжело опираясь на палку, сказывался возраст — Яков Аронович совсем недавно перешагнул семидесятилетний рубеж. Кроме того, он недавно перенес серьезное заболевание, получив инсульт, в результате чего постоянно подмигивал левым глазом, и не знакомому с этой особенностью адвоката собеседнику часто казалось, что Гольдберг просто намекает на какие-то обстоятельства. Багиров поспешил ему навстречу.

— Здравствуйте, дорогой Яков Аронович, — немного церемонно сказал он.

— Здравствуй, дорогой. — По привычке почти всех знакомых моложе себя Гольдберг называл на «ты». Он протянул для приветствия левую руку и, тяжело опираясь на палку, сел за стол.

Тут же подскочили обе девушки. Наклонились над адвокатом.

— Что вы будете есть? — ласково спросила Надя.

— Из рук такой красивой девушки я приму все что угодно, — пошутил Гольдберг, близоруко взглянув на нее. Он подмигнул ей левым глазом и, сняв свои большие роговые очки с плотными, тяжелыми стеклами, протер их и снова надел. Девушка, наклонившись, терпеливо ждала. Ей уже были заплачены неслыханные чаевые в размере трехсот долларов, и она готова была сделать для этого старика все что угодно. Надя и Лена получили строгие инструкции выполнять любые пожелания сидевшего перед ними гостя. Правда, у самого Гольдберга никаких особых пожеланий уже не могло быть. Он для этого был слишком стар.

— Давайте что-нибудь из закуски, — предложил Гольдберг. — Например, блины с икрой. У вас всегда их чудно готовили.

Багиров чуть улыбнулся. Гольдберг был известным гурманом. В молодости он был и галантным ценителем прекрасных женщин. Но, увы, теперь это оставалось только в воспоминаниях.

Девушки, послушно кивнув, удалились. Почти через пять секунд они уже несли заранее заказанные блины с икрой и прекрасный французский коньяк «Хенесси».

— Узнаю тебя, — восхищенно пробормотал Яков Аронович. — Наверняка заранее все заказал.

— Что вы? — замахал рукой, улыбаясь, Багиров, старик еще сохранил свою проницательность.

Закуски расставлялись по всему столику. Особый восторг у Гольдберга вызвали маринованные грибы.

— Нужно было делать перестройку, чтобы увидеть эти грибочки в Москве, — ласково заявил он.

Когда наконец официантки удалились, Багиров сам разлил коньяк в две хрустальные рюмки.

— За ваше здоровье, уважаемый Яков Аронович, — поднял он рюмку.

— Спасибо, дорогой. — Гольдберг чуть пригубил свою. — Ах, какой прекрасный коньяк! А это что за вино принесли?

— Итальянское «Кьянти». Вы всегда говорили, что его любите больше других напитков.

— А ты помнишь об этом, — восхитился Гольдберг. — Какой ты молодец!

Багиров хорошо понимал, что Гольдберг позвонил не просто так, из желания приятно пообедать в «Метрополе». У старика были деньги на сотню таких обедов. Но торопиться не следовало. Гольдберг был опытнее и знал, когда начинать.

Они выпили еще немного итальянского вина, и снова Яков Аронович лишь чуть пригубил свою рюмку. Осторожно поставил ее на стол. И лишь затем перешел к разговору.

— Как у тебя дела, Рафаэльчик, говорят, в Закавказье ты всех конкурентов устранил?

— Это слухи, — настороженно сказал Багиров, — разве можно устранить всех конкурентов? И потом, кто мне разрешит лезть в Грузию или Армению? Это территория Саркисяна и Гурама Хотивари. Вы же все знаете.

— Конечно, знаю, — подмигнул левым глазом Гольдберг, — но ты немного сильнее их. Твои ребята как тогда поработали. Это ведь они Борьку Лазарева прямо в Думе пришили.

Багиров помрачнел. Их разговор вполне могли подслушивать.

— Не бойся, — понял его опасения Гольдберг, — не подслушивают. У меня в кармане включенный скэллер. Это я с виду такой простой, а на самом деле умный.

Он снова подмигнул левым глазом и с наслаждением отправил в рот нежное мясо креветок.

— Это я знаю, — рассмеялся Багиров. Ему было легко и приятно с Гольдбергом. Не нужно было врать и притворяться. Старик знал все обо всех. И все прекрасно понимал.

— Вы тогда здорово пощипали всех здесь, в Москве. Но это только видимость победы, — продолжал Яков Аронович, — конечно, засунуть покойного Лазарева в унитаз — это эффектно, но и глупо. Вы тогда разозлили все группировки в городе. Пришлось долго их уговаривать идти на мировую.

— Я всегда очень ценил ваши заслуги, — осторожно ответил Багиров. Неужели старик пришел от Рубинчика просить еще больший процент? — с внезапным страхом подумал он.

Но Гольдберг словно читал его мысли.

— Думаешь, пришел старик лишние проценты выклянчивать, — блеснул Яков Аронович стеклами очков, — нет, не за этим я с тобой встретиться хотел, это меня не касается.

— Вы же знаете, я всегда рад нашим встречам, — почти искренне сказал Багиров.

— Знаю, конечно. Это что за рыбка такая? — спросил старик у появившейся с большим блюдом девушки.

— Это специальный заказ Рафаэля Мамедовича, — улыбнулась, показывая великолепные зубы, Надя, — утром привезли к нам на кухню.

— Чудесно, — восхитился Гольдберг, — по-моему, эта так называемая «золотая рыба». Верно?

— Откуда вы все знаете? — не выдержал Багиров.

— Поживешь с мое, — подмигнул ему Гольдберг, — и не такое будешь знать. Поставьте, пожалуйста, на стол рыбу, — сказал он девушкам, — и можете идти. У меня еще хватит сил самому выбрать себе хороший кусочек, — улыбнулся он Наде.

Девушка быстро поставила блюдо на стол и неслышно удалилась.

— Значит, вы втроем решили контролировать всех кавказцев? — уточнил Гольдберг, как будто ничего до этого не знал.

— Не так громко, — невольно попросил Багиров, оглядываясь, — нас все-таки могут подслушать.

— Эх, мой дорогой, — притворно вздохнул Яков Аронович, — вы имеете дело с представителем всемирной мафии, так, кажется, говорят о евреях. Кстати, говорят глупости. Но тем не менее мы тоже можем неплохо заботиться о самих себе.

— Я вас не совсем понимаю, — удивился Багиров.

— За соседними столиками, вон за теми двумя, сидят ваши люди, — внезапно сказал, подмигивая ему левым глазом, Яков Аронович, — а вот за другими двумя, чуть дальше, сидят уже наши люди. Мой дорогой Рафаэльчик, ты знаешь меня столько лет. Неужели я стал бы так глупо подставлять тебя. Просто метрдотель этого ресторана, которого, надеюсь, вы всегда будете уважать и впредь, Иосиф Гутман заранее сообщил нам о необычном заказе двух столиков сразу после заказа столика для нас с тобой. А это нас, конечно, немного насторожило. Вот мы и решили подстраховаться.

— Как просто, — рассмеялся Багиров, — вы, кажется, имеете своих людей во всех организациях.

— А ты как думаешь? — подмигнул ему левым глазом Гольдберг. — При таком развитом антисемитизме это просто средство выживания. Знаешь, мы ведь всегда очень ценили, что у вас среди азербайджанцев нет случаев антисемитизма.

— Спасибо. — Багирова немного раздражал нравоучительный тон Гольдберга, но он благоразумно молчал.

— Ты напрасно недооцениваешь этот фактор, — продолжал Гольдберг, — ведь в Баку до сих пор довольно много моих единоверцев. Да и прямые рейсы Баку — Тель-Авив помогают налаживать любые контакты. Но я, конечно, пришел не из-за этого. Судя по всему, в ближайшее время в России снова начнется очередная истерия антисемитизма. Достаточно победить Жириновскому на выборах, как нас обвинят во всевозможных грехах. С его типично еврейским акцентом нельзя быть таким патриотом. Это непродуктивно и достаточно смешно. Но за него могут проголосовать миллионы избирателей. И тогда ему придется доказывать, что он настоящий патриот и государственник. А в этой несчастной стране, которую я очень люблю, доказывать подобное означает новую истерию антисемитизма. Мы ведь теперь в одинаковом положении. Кавказцев не любят почти так же сильно, как евреев. И если еврейских погромов просто не допустит мировое общественное мнение, то антикавказские и особенно антиазербайджанские акции вполне возможны и предсказуемы.

— Я это постоянно помню, — очень серьезно ответил Багиров.

— Вот, вот. Об этом нужно всегда помнить. Положи мне, пожалуйста, кусочек этой рыбки. Ты что, правда, привез ее из Баку?

— Я ведь помню и о ваших вкусах, — он осторожно переложил кусок рыбы на тарелку Гольдберга, — возьмите эту подливу. Это наршараб, сок гранатов, очень вкусный.

— Да, большое спасибо, — старик осторожно полил рыбу темно-коричневым соусом и продолжал говорить:

— Так вот — антикавказские акции вполне прогнозируемы и возможны. После затянувшейся чеченской войны все кавказцы представляются этакими монстрами, умеющими только убивать, насиловать и торговать на базарах. Образ достаточно неприятный?

— Мы делаем все, чтобы изменить подобное мнение, — вздохнул Багиров, — наказываем за любое преступление, сами находим преступников, если они из нашей среды. Но пока не можем изменить мнение о наших земляках.

— И никогда не сможете. Вы здесь чужие. Рыба, кстати, очень вкусная. Вы чужие по всем параметрам. Это не ваш город, Рафаэль, и никогда вашим не будет. Забудьте про Советский Союз, его больше нет и, видимо, никогда не будет. А для россиян, для русского народа вы пришлые черномазые, которые должны отсюда убраться. Или вы действительно этого не понимаете?

— Вы пришли, чтобы сказать мне это? — наконец разозлился Багиров. — Как будто я ничего этого не знаю.

— Не горячись, не нервничай, — спокойно произнес Гольдберг, — просто я хочу, чтобы ты четко уяснил всю ситуацию. Вам нельзя враждовать со славянскими группировками. Они многочисленнее и сильнее.

— Поэтому мы и просили мира, чтобы не враждовать в дальнейшем, — напомнил недовольно Багиров, — ведь мы, кажется, выполняем все условия, о которых договаривались.

— Я не про это, — махнул коротко рукой Гольдберг. Он ел довольно неряшливо, и часть наршараба пролилась на белоснежную скатерть. Достав большой носовой платок, он тщательно вытер чуть вспотевшую лысину, убрал платок в карман. Снова подмигнул Багирову.

— Вам нужно вести себя здесь достаточно осторожно. После убийства Лазарева вас не любят очень многие. И я знаю, что ты это понимаешь. Тогда ты не разрешил им действовать на твоей территории, вы убрали конкурентов и в Карабахе, и в Грузии, и в Баку. Это было достаточно показательно. Но теперь, похоже, вы хотите сами выйти на международную арену, налаживаете связи с осевшими в Америке авторитетами. А ведь мы договаривались, что все связи с ними через нас.

— Правильно, — кивнул Рафаэль Мамедович, — поэтому я никого и никогда не посылаю в Америку, не предупредив вас. Да и потом, там сидит сам Рябой. Я ведь не такой наивный, чтобы подставлять своих людей.

— Ох, как некрасиво, — вдруг покачал головой Гольдберг, — если ты будешь обманывать и меня, разговора у нас не получится.

— Какой обман! — разозлился Багиров. — Уйди! — крикнул он уже подходившей Наде с очередным блюдом в руках. — Мне уже во второй раз говорят, что я кого-то посылаю в Америку. Кого? Кого именно? И зачем мне туда посылать, чтобы подставить своих людей и одновременно поссориться с вами? — Он незаметно перешел на крик, уже не обращая внимания на окружающих.

— Не кричи, — подмигнул ему Гольдберг, — и скажи, чтобы девушка принесла нам еду. Там были, кажется, мои любимые грибы.

Багиров, чуть приходя в себя, поднял руку и подозвал другую девушку.

— Пусть Надя подаст нам грибы, — выговорил он сквозь зубы.

— Почему ты такой нервный? — спросил его Яков Аронович. — Что за дурная манера кричать в ресторане. Ты ведь человек искусства, часто на приемах бываешь, даже с королями сидишь за одним столом. Нельзя так себя вести.

— Мне просто надоела эта тема, — тихо произнес Багиров, — несколько дней назад звонил Гурам Хотивари. Он тоже утверждает, что я послал своих людей в Америку на переговоры с уехавшими туда авторитетами из новой «русской мафии». А я никого не посылал. Так он, по-моему, не поверил, точно как вы.

— Верно, — сказал Гольдберг и, повернувшись к подошедшей Наде, попросил: — Сама разложи грибочки по тарелкам. А то наш хозяин немного нервничает.

Девушка послушно разложила часть приготовленных в специальном соусе грибов в их тарелки и, забрав грязную посуду, отошла от стола.

— Он тебе действительно не поверил, — задумчиво произнес Гольдберг. — Это что за вино?

— Грузинское. «Хванчкара». Настоящее, не поддельное, — мрачно сообщил Багиров.

— Налей, налей. А то у нас в Москве только крашеную воду продают.

Багиров сам разлил вино в два высоких фужера. Гольдберг поднял свой бокал.

— За тебя пью, — торжественно сказал он, — за твои успехи. Мы ведь все гордимся тобой. И я горжусь больше всех. Я ведь сколько лет с тобой знаком, еще дядю твоего знал, царство ему небесное, прекрасный был человек. За твои успехи!

На этот раз он выпил чуть больше обычного, а Багиров, наоборот, лишь пригубил свой фужер.

— Хотивари послал двух своих людей в Америку, — сообщил Гольдберг, — он тебе не совсем поверил, решил все-таки проверить. Среди них один даже бывший сотрудник грузинского КГБ.

— Это мне известно, и про бывшего работника госбезопасности тоже знаю. Хотивари мне все рассказал. К Генералу в Балтимор приехал какой-то его знакомый, вернее, даже не приехал, позвонил, что приедет. Но сказал почему-то, что от меня. И Хотивари решил его проверить. Что здесь необычного?

— Этот человек уже встречался в Нью-Йорке с одним твоим старым знакомым. И тоже говорил, что приехал от тебя налаживать сотрудничество, — сообщил Гольдберг.

— С кем? — подозрительно нахмурился Багиров.

— Со Зверем, — на этот раз Яков Аронович даже не подмигнул. Просто посмотрел прямо в глаза своему собеседнику, словно нервный тик он тоже умел регулировать.

— С Капустиным, — ошеломленно выговорил Багиров, — вот даже, значит, как. Приехал из России от моего имени.

— Как видишь, — Гольдберг отправил пару грибов себе в рот, но на этот раз он стал громко восхищаться их качеством.

— Значит, он сказал, что от меня. Теперь я вас понимаю, — нахмурился Рафаэль Мамедович, — но я действительно никого не посылал. Этот мерзавец нарочно подставляет меня, чтобы еще раз поссорить со всеми. И даже с моими союзниками и друзьями.

— Может быть. Но почему именно от тебя? И почему он пришел не к Рябому, который контролирует все группировки и не только в Америке, а к Зверю, лишь недавно переехавшему в США? Мы смогли проверить. Генерал, к которому поехали люди Хотивари, тоже переехал недавно в Америку.

— У меня иногда такое ощущение, что у вас есть своя разведка, — выдохнул Багиров, — с вами просто страшно иметь дело.

— Информация в наши дни — это и есть деньги, — многозначительно произнес Гольдберг, — но согласись, что все это выглядит довольно странно. Вот меня и попросили встретиться с тобой. Может, ты действительно решил начать свою независимую игру.

— Против всего мира? — покачал головой Багиров. — Вы же меня знаете столько лет. Отправить гонца в Америку, где живет мой злейший враг — Рябой. И не к нему даже, а к Зверю, который не имеет таких возможностей. Или к Генералу. Он ведь уже отошел от дел. Мало того, что это поссорит меня с вами, это поссорит меня и с моими союзниками — Саркисяном и Хотивари, а когда я останусь совсем один, меня просто разгромят объединенные группировки, припомнив мне все сделанное. Неужели это нужно еще объяснять, тем более такому человеку, как вы?

— Логично, — согласился Гольдберг, — я, кстати, примерно так и размышлял. Мне тоже казалось странным, что ты решил поссориться со всем миром сразу. Но тогда кто и почему действует в Америке от твоего имени? С какой целью? Только чтобы подставить тебя? Тогда мы эту игру быстро вычислим. Но если это чья-то комбинация? Для чего и против кого она задумана? Против «русской мафии» в Америке? Или против славянских группировок в Москве? Или чтобы окончательно скомпрометировать «кавказские группировки» в России? А может, против нас? Не скрою, мы не любим таких запутанных дел. У нас достаточно крепкие связи в Америке и достаточно много друзей, чтобы выяснить, пощады не будет никому, — он подмигнул на этот раз и даже улыбнулся. Улыбка получилась какая-то жуткая.

— Согласен, — быстро ответил Багиров, — если хотите, я даже отправлю своих людей в Америку, чтобы выяснить все на месте.

— Дорогой мой, — нежно улыбнулся Гольдберг, — все выяснят и без нас. Единственное, что мне было нужно от тебя, это твое честное слово, что посланец прибыл в Америку не от тебя. Вот и все.

— Вы еще верите в честное слово? — невольно рассмеялся Багиров.

— Смотря кто его дает и при каких обстоятельствах, — очень серьезно ответил Яков Аронович, — твоему честному слову лично я поверю. А это совсем немало, если я еще верю кому-то в этой стране.

— Я никого не посылал, — ответил Багиров твердо, — это точно.

— Так я и думал, — кивнул Гольдберг, — значит, будем искать, от кого именно прибыл этот неизвестный связной. И зачем вообще он появился в Америке.

— А люди Хотивари? — вспомнил Багиров. — Они тоже могут выйти на этого неизвестного. Гурам послал туда двоих.

— Им будет немного сложно. Да и потом их там уже не двое. Вот сообщение вчерашней американской газеты. Наши друзья прислали из Нью-Йорка по факсу. Один из посланцев Гурама Хотивари был вчера зарезан в своем номере в городском отеле «Милфорд Плаза». А второй исчез неизвестно куда. Тебе не кажется теперь, что наш несколько повышенный интерес вполне обоснован?

Ошеломленный Рафаэль Мамедович только кивнул головой.

Глава 9

Услышав чьи-то шаги в коридоре, Нестор вспомнил, что даже не запер входную дверь. Он вышел из ванной, подошел к дверям и, заметив в коридоре пожилого человека, молча закрыл дверь. Вся беда была в том, что и старик успел заметить Нестора, и теперь американская полиция будет искать убийцу по более определенным приметам. Это был конец. Нестор вернулся в комнату, сел на кровать, обдумывая ситуацию. Нужно было немедленно уходить, но многолетняя привычка к спокойному анализу ситуации сделала свое дело, и он сидел на кровати, не предпринимая никаких активных действий, лишь лихорадочно обдумывая ситуацию, пытаясь успокоиться.

Конечно, он никогда не любил посланного с ним Важу, но столь быстрая и жестокая расправа потрясла даже его. Здесь не любили долго выяснять правоту другого. Здесь предпочитали действовать ножом и пистолетом. Судя по всему, убийца был знакомым Важи, иначе он просто не впустил бы его в номер. Причем Важа доверял ему настолько, что даже позволил пройти за собой в ванную комнату и нанести неожиданный удар ножом. Убийца должен был обладать большой силой, если сумел решиться зарезать ножом такого борова, как Важа Дадашвили. Это не мог быть ни Карен, ни его напарник, следившие за приехавшими гостями, для этого они были слишком слабы. Здесь действовал профессиональный убийца — жестокий и сильный.

Зачем убили Важу — это был уже второй вопрос, на который он попытается найти ответ позднее. Сейчас главное — еще раз осмотреть труп покойного. Может, убийца искал что-нибудь. Или это было обычное ограбление, хотя в возможность подобного случайного совпадения Нестор не верил. Но полностью исключить такую версию было нельзя. Он поднялся, прошел снова в ванную комнату. Вид зарезанного напарника вызывал отвращение и ужас. Это было как раз то самое состояние ужаса, которое он испытал уже однажды в жизни, во время трагических тбилисских событий апреля восемьдесят девятого года.

В тот первый момент, когда толпа и цепь солдат столкнулись, он впервые ощутил свою абсолютную беспомощность и давящее чувство ужаса от невозможности что-либо исправить. В ту трагическую ночь погибли женщины и дети. Позднее пришедший к власти Гамсахурдиа обвинит во всем официальные партийно-государственные органы Тбилиси и Москвы и, конечно, сотрудников грузинской госбезопасности. Через несколько месяцев среди уволенных из органов новым режимом будет и Нестор Каландадзе, отвечавший за порядок в ту роковую апрельскую ночь на площади и получивший в итоге трупы своих соотечественников.

Превозмогая естественное отвращение, он наклонился над убитым, внимательно исследуя содержимое его карманов. В брюках не было денег, которые он отдал Важе перед самым уходом. Тот положил их в правый карман, это Нестор помнил точно. Неужели здесь произошло самое банальное ограбление? Но почему тогда Важа пустил убийцу в номер и даже подставил ему спину в ванной комнате? Это было так не похоже на всегда мрачного и жестокого напарника. Нестор еще раз посмотрел на плохо затертые следы крови, оставшиеся на зеркале и плитках кафеля слева от умывальника. Важа, видимо, наклонился, чтобы вымыть руки, и в этот момент убийца ударил его ножом сзади. Даже не ударил. Он схватил Важу за волосы левой рукой и правой перерезал ему горло. Волосы у погибшего были сжаты спереди в какую-то непонятную связку. Это типичный прием профессиональных убийц в колониях, вспомнил Нестор.

Он встал на корточки, пытаясь отыскать что-либо на полу. Наклонился под ванную. Похоже, ничего нет. Он еще раз посмотрел на убитого. Тот, конечно, не успел ничего предпринять, убийца действовал стремительно и четко. Внизу расспрашивать Нестор, конечно, не сможет, это исключено. Его и так будут искать по всей Америке. Единственное алиби, которое он сможет предъявить полицейским, это найти настоящего убийцу. Иначе бывший сотрудник КГБ, зарезавший в номере известного грабителя и бандита Важу Дадашвили, просто отправится на электрический стул. И никаких других вариантов у Нестора уже не будет. А времени у него совсем немного, он должен еще раз все внимательно осмотреть. И восстановить ситуацию.

Убийца постучал в дверь, и Важа, посмотрев в глазок, открыл ему дверь, значит, он его знал. Более того, знал неплохо, если решил настолько доверять. Затем они, видимо, немного поговорили, убийца сидел на стуле, поставленном перед кроватью, а Важа сидел на своей кровати, как раз там, где затем сидел Нестор. Они поговорили, и Важа встал, чтобы пройти в ванную. Зачем он туда пошел? Он ведь был не особенно чистоплотным. Предположим, что ему нужно было туда войти. Дверь он просто прикрыл, возможно, зайдя в ванную комнату по малой нужде. Затем все-таки решил помыть руки, и в этот момент в ванной появился убийца. У Важи не было ни одного шанса, даже несмотря на свои размеры. Но каким сильным должен быть убийца, чтобы удержать рвущегося из рук почти стокилограммового Важу! И вообще решиться выйти с ножом против такого соперника. Если Важа знал убийцу, то и убийца должен был знать, какой опасный соперник перед ним. Но он все-таки решился на убийство.

Вопрос, почему он это сделал, можно задать позже, уже в более спокойной обстановке. На вопрос, как он совершил убийство, Нестор уже ответил. Оставалось уходить. Он еще раз наклонился, на этот раз в комнате, в тщетной надежде что-либо обнаружить. И вдруг заметил какой-то предмет под кроватью. От волнения у него вспотели руки. Он осторожно достал неизвестный предмет. Разочарованно посмотрел на него. Это был один из мелких зубчиков обыкновенной гребенки, очевидно, отломившийся достаточно давно, он был весь покрыт пылью. На всякий случай положив его в карман, он еще раз внимательно осмотрел всю поверхность покрытого ковролином пола. Везде было пусто.

Уже выходя из номера, он в последний раз посмотрел на комнату и вдруг увидел лежавший перед телефоном блокнот с ручкой, которые обычно лежали на этих местах во всех американских гостиницах. Сработал обычный парадокс — обращать внимание на все мелочи, не видя основного, лежащего перед самыми глазами предмета. Он подошел к телефону. Здесь была какая-то записка, и ее недавно вырывали. Он поднял блокнот к свету. Так и есть. Оторваны даже две страницы. Очевидно, убийца очень торопился и на всякий случай решил оторвать даже две страницы. Но он не учел физической силы Важи. Малообразованный человек, Важа записывал любое сообщение с сильным нажимом на ручку, что свойственно вообще всем физически сильным и неграмотным людям. Даже на третьей странице отчетливо были видны цифры, проступавшие сюда с первой, на которой писал убитый. Это была уже зацепка. Нестор осторожно переложил блокнот в карман, стараясь не помять страницы. Можно будет просмотреть его позже.

Теперь нужно быстро уходить. Он еще раз оглядел комнату и вышел из номера, плотно прикрывая дверь. Быстро зашагал к своему номеру. Вещей у него не так много, всего лишь небольшая сумка. Он успел собрать свои вещи и выйти из номера почти за несколько минут.

«Только бы этот Карен не испугался», — молился он про себя.

Теперь все зависело от настойчивости Карена и его спутника. Если они на месте, внизу в холле или перед гостиницей, где им и положено быть, значит, все в порядке. Но если его преследователи решили исчезнуть в этот самый неподходящий момент или, еще хуже, вообще отказаться от наблюдения, то тогда он может просто добровольно сдаться властям, тогда ему одному нечего делать в чужой Америке. Хотя очень может быть, что он ошибается и убийцами были как раз друзья Карена и его напарника. В таком случае все решится достаточно быстро. Только на этот раз его труп не найдут нигде, он просто исчезнет.

Войдя в лифт, Нестор неслышно перевел дыхание. Во всяком случае, его арестуют не в отеле, это уже маленькое утешение. А если он сможет прочитать телефон, который записал Важа перед смертью, то вполне вероятно, что появятся и некоторые шансы. Иначе из Америки он просто никогда не уедет, данные его паспорта будут введены во все полицейские и пограничные компьютеры США, это он понимал хорошо.

В гостиничном холле было прохладно и пусто. Он невольно поежился. Если Карен и его напарник успели уйти, у него нет ни единого шанса. Он внимательно осмотрел холл. Сидевший в глубине второго зала молодой темнокожий парень вряд ли годился в напарники Карена, но проверить нужно было и его. Он подошел к развалившемуся на диване парню.

— Мне срочно нужен Карен, — просто сказал он, — это очень важно.

Удивление темнокожего было таким искренним, что он сразу понял свою ошибку, так сыграть было просто невозможно.

— Какой Керин? — не понял тот. — Я такого не знаю.

— Извините, — разочарованно пробормотал Нестор, отходя от дивана.

Все-таки он был прав. Этот парень явно не годился в напарники Карена. В отчаянии закусив губу, он снова осмотрел холл. Еще одна женщина сидела с маленьким ребенком. Очевидно, они кого-то ждали. К ним он даже не стал подходить. Может, эти идиоты сидят в автомобиле на улице, подумал он, выходя из отеля. Нет, прямо перед гостиницей, кроме двух ожидающих клиентов такси, вообще никого не было. Что-то нужно делать. И вдруг он увидел на противоположной стороне чуть побитую японскую машину. Кажется, «Тойота». И в ней сидел… в это просто невозможно было поверить, хотя это как раз было по всем правилам… в ней сидели Карен и его напарник. Разумеется, никуда уезжать они не решились даже после нападения Нестора на Карена. Слишком строгие и точные инструкции они получили из Лос-Анджелеса. Слишком велик был интерес руководства «Континенталь-банка» и его лидера Саркисяна к посланцам своего друга и союзника Гурама Хотивари.

Он быстро перебежал дорогу. За ним внимательно следили две пары глаз. Но, когда он подошел совсем близко к их автомобилю, напарник Карена достал оружие. Они, видимо, решили, что он хочет повторить свой недавний трюк с Кареном, и приготовились заранее дать отпор.

Нестор резко открыл заднюю дверь и, не обращая внимания на оружие в руках напарника Карена, устало опустился на сиденье.

— Снова решил погеройствовать? — спросил на этот раз куда более уверенный в себе Карен.

— Убери пистолет, — попросил Нестор, — мы не в игрушки играем.

— Вон отсюда, — гневно сказал напарник Карена, решительно взмахнув пистолетом перед самым носом Нестора.

— Подождите, ребята, — сказал Нестор, — это очень серьезно. Я могу выйти из вашего автомобиля, но тогда вы получите такую кучу неприятностей и такой долгий тюремный срок, что я вам просто не позавидую.

— Что ты болтаешь, — разозлился Карен, — убирайся из машины.

— Я же говорю, что это очень серьезно, — укоризненно покачал головой Нестор, — вас будет искать вся американская полиция. И тогда вам будет плохо, очень плохо.

— Ты, видимо, больной, чего ты нам сказки рассказываешь?

— Убит мой напарник. Тот самый, за которым следил твой друг. Его зарезали недавно, за несколько минут до моего прихода. Труп его сейчас лежит в номере этой гостиницы, в ванной комнате. Вас видели в отеле десятки людей, вашу машину могли запомнить. Как, впрочем, и мою особу. Если мы не сумеем быстро вычислить настоящего убийцу, полиция будет иметь только наши приметы. Мы теперь все на одном крючке, — быстро проговорил Нестор.

— Как убили? О чем ты говоришь? Совсем с ума сошел?

— Он лежит сейчас в своем номере, — терпеливо объяснил Нестор, — если вы мне не верите, можете подняться и лично во всем убедиться.

— Верим, — сказал вдруг напарник Карена, — ну и что? При чем тут вообще мы?

— Вас могли видеть в отеле и возле него десятки и сотни людей. Среди них может оказаться человек, даже запомнивший номер этого автомобиля. Если учесть, что на любом допросе ваши синхронные ответы на одинаковые вопросы будут проверяться, то вы обречены. Правду вы все равно не расскажете или даже, вернее, не сможете рассказать. А на неправде вас поймают. Почти сразу. И тогда вас будут давить по-настоящему.

— Это ты так решил?

— Я раньше работал в КГБ, — разозлился Нестор, — и знаю, о чем с вами говорю. Если вы мне не верите — уезжайте, черт с вами. А если верите — давайте думать вместе, как вылезать из этого дерьма.

— А зачем нам думать? Мы можем просто уехать и оставить тебя здесь одного. Тебя, как компаньона убитого, будут допрашивать в первую очередь. А мы в это время будем далеко, в соседней стране.

— Не будьте вы наивным дурачком. Вам же не дадут доехать даже до границы. Свои и перехватят, чтобы сдать американской полиции, с которой, как я знаю, у ваших боссов прекрасные отношения. Кажется, я предельно четко обрисовал всю ситуацию.

— А может, вы блефуете, — предположил сам Карен, — откуда нам точно знать, что вы придумали?

— Если вы мне не верите, можете подняться в номер и убедиться. Другого способа доказать свою правду у меня просто не существует.

— Он, похоже, говорит правду, — сказал, обращаясь к Карену, его напарник.

— Григор, он вполне может нам соврать, — быстро ответил по-армянски Карен, рассчитывая, что приехавший из Москвы грузин, кроме своего родного языка и прекрасного знания русского и английского, может не знать других языков. Он и не подозревал, что Нестор был родом из Абхазии и рос в армянском квартале. Поэтому язык он понимал почти безупречно. Но показывать свое знание было опасно и глупо.

— Вы говорите на нашем языке? — спросил Григор, решив на всякий случай проверить Нестора.

Тот сделал вид, что не понял вопроса.

— Что вы сказали? — спросил он. — Я вас не понимаю.

— Может, он действительно не знает языка, — предположил Карен.

— Ничего, — ответил уже по-английски Григор, русский язык давался ему гораздо хуже, его родители переехали в Лос-Анджелес почти двадцать лет назад, — что вы от нас хотите?

— Помощи, — быстро ответил Нестор, — мне нужно найти убийцу моего напарника. Подозреваю, что и вам будет любопытно узнать, кто именно совершил это убийство.

— Мы в КГБ не работали, — брезгливо заявил Григор, — и искать кого-то по всей Америке мы не можем.

— Не нужно по всей Америке, — Нестор начал чувствовать, что теряет терпение, — достаточно, если вы сумеете найти мне лабораторию, где могли бы прочесть один телефонный номер.

— Какую лабораторию? Что за телефонный номер, говори толком, — Григор был более настырным, чем его напарник. Он не подозревал о всех возможностях Нестора и не испытал чувства унижения в станционном туалете.

— У меня сохранился блокнот, — терпеливо пояснил Нестор, — где указан какой-то телефон, записанный Важей перед его смертью. Может, это поможет нам выйти на убийцу. Судя по всему, убийца и убитый знали друг друга, — от волнения он сказал последнюю фразу по-русски.

— В сыщики играешь, — покачал головой Григор, — сначала нам нужно поговорить с некоторыми людьми, посоветоваться. Скажи, где мы можем встретиться, мы туда приедем.

— Болван, — не выдержал Нестор, — я не могу никуда идти, уже через полчаса после того, как обнаружат труп, полиция всего города будет иметь мой портрет, неужели это тебе не понятно? Куда я могу идти? Мне нужно срочно выяснить, что за телефон у меня в блокноте. Там видны какие-то цифры.

— Давай блокнот, — предложил настырный Григор, продолжавший упрямо гнуть свою линию.

— Иди ты к черту, — Нестор вылез из автомобиля, громко хлопнув дверцей, и зашагал в противоположную от гостиницы сторону.

— Слушай, Григор, — тревожно спросил Карен, — а если он говорит правду? Нам головы оторвут дома. Нужно его вернуть, иначе плохо будет.

— Верни, — сквозь зубы согласился Григор.

Его напарник выскочил из машины и побежал за ушедшим Нестором. Григор достал телефон, набрал код Лос-Анджелеса, городской телефон. Немного подождал. Наконец ему ответили.

— Это я, — негромко сказал Григор, — у нас тут случились неприятности. Одного из наших двоих гостей только что зарезали в гостинице.

— По какому телефону ты говоришь? — послышался гневный голос.

— По нашему, из автомобиля. Мы его здесь в прокате взяли, как вы и говорили.

— Дурак, перестань говорить чепуху. Как убили, где?

— Зарезали в номере, мы ничего не знаем, честное слово. Выскочил оттуда второй, просит нас помочь ему.

— Ублюдки паршивые, значит, он вас вычислил. Послал туда идиотов, — раздался раздраженный голос, — почему он к вам выбежал?

— Он Карена заметил, когда тот за ним шел на автобусной станции, — решил сдать своего напарника Григор, — поэтому и выбежал сразу к нам, просит помочь. Говорит, у него телефон есть убийцы, лабораторию хочет, прочесть какой-то номер.

— А телефон где записан?

— В блокноте.

— Отнимите у него блокнот, а самого выбросьте из автомобиля. И быстро возвращайтесь назад. Остальное не ваше дело. Только его не убивайте. Не хватает еще, чтобы у нас были неприятности с американской полицией. Понял меня, Григор, только отнять блокнот, и все, сразу ко мне. А он пусть сам объясняется с полицией.

— Хорошо, — Григор дождался, пока в Лос-Анджелесе положат трубку, после чего отключил и свой аппарат.

К автомобилю уже подходили Нестор и Карен. Григор осторожно достал свой пистолет, проверил оружие, опустил правую руку между ногами.

Вернувшийся Карен сел вперед, Нестор полез на заднее сиденье с правой от водителя стороны. Когда он наконец сел и захлопнул дверцу, Григор обернулся к нему и поднял руку с оружием в руках.

— Давай блокнот, — сказал он мрачно, — и без глупостей.

Глава 10

Он не поверил глазам. Он не поверил самому себе. Но это была Лона. Немного похудевшая, несколько изменившаяся, но с такими же прекрасными, чуть изогнутыми, какими-то арабскими глазами, теперь уже грустными и спокойными. Они любили друг друга три года назад, когда он приезжал по своим делам в Америку. Тогда ему предстояло возвращение через Англию. И он знал, что там его уже ждут. Никто не давал ему никаких гарантий, что он сможет благополучно вернуться домой. Никто, и прежде всего он сам, не знал, чем все это кончится. Это накладывало на его отношения с Лоной печать какой-то недосказанности, словно они оба заранее верили в невозможность повторной встречи.

Тогда ему удалось вернуться домой. Рушилась одна эпоха, прорисовывалась другая, все были озабочены поисками своего места в новом мире, никто не хотел слушать старые сказки и чтить старых героев. Устаревшие мифы — это крайне печальное зрелище, когда величественный эпос, воспеваемый поэтами, превращается в старые анекдоты для циников. Он не хотел анекдотов. И он решил забыть о ней навсегда. Но теперь, стоя перед ней и глядя в ее бархатные, печальные глаза, он понимал, как глупо и подло поступал все эти годы, ни разу не позвонив женщине.

Она смотрела ему в глаза и молчала, и только в ее взгляде и выражении лица было что-то гордое и жалкое одновременно. Женщина вообще не должна смотреть гордо на мужчину, ибо в этом есть нечто жалкое от глупой позы и неустроенности собственной жизни. Мужчины, гордо поглядывающие на своих подруг, могут позволить себе быть горделивыми безмозглыми петушками, какими их сделала природа. Горделивые женщины, как правило, продукт несостоявшейся семейной жизни, разбитой любви или плохого характера. Теперь, глядя в ее глаза, он пытался понять причину этого непонятного взгляда и замирал от надежды и ужаса, понимая, что это итог неразделенной любви.

— Здравствуй, — сказала она, словно ничего не изменилось за эти три года.

Он молчал. Нужно быть американцем, чтобы заставить себя улыбнуться и произнести традиционное приветствие в такой момент. Лона слишком долго прожила в Соединенных Штатах.

— Это ты, — наконец сумел произнести Дронго.

— Не смотри на меня с таким ужасом, это действительно я.

— Но как… Каким образом ты меня нашла? Ты же вчера была в Сиэтле?

— Я вчера позвонила Барбаре, и она мне сказала, что меня разыскивает любитель «Фаренгейта», который даже оставил свой телефон. У нас до сих пор в Америке не все употребляют туалетную воду Кристиана Диора. У тебя слишком специфический вкус. А найти человека в Америке, зная его номер, совсем не сложно. Ты, видимо, давно не был в Америке.

Он понял иронию ее слов.

— Да, — сказал он прямо, — я не был в Америке целых три года.

— Долго, — она наконец отвела глаза, посмотрев в сторону стремительно проносившегося сбоку от них лифта, украшенного мелкими разноцветными лампочками. — Красивая у тебя гостиница, — сказала она. — В прошлый раз ты жил, кажется, совсем недалеко отсюда.

Тогда они встречались в отеле «Холлидей Инн Краун Плаза», расположенном в пятистах метрах от «Мэрриот Маркиз». Каждое ее слово было напоминанием о предыдущей встрече.

— Давай пойдем ко мне в номер, — предложил он.

— Раньше ты был не такой смелый, — удивилась она, — мне приходилось чуть ли не упрашивать тебя, чтобы ты меня пустил в свой номер.

— Не нужно, — он взял ее за руку, впервые дотрагиваясь до нее. Оба вздрогнули, но сделали вид, что ничего не произошло. Он быстро отпустил ее руку и, достав магнитную карточку, служившую ключом к дверям его номера, быстро зашагал по коридору. Он слышал мягкие шаги идущей следом женщины. Больше не было произнесено ни слова. Дронго вставил карточку, дождался, пока загорелся зеленый свет на ручке двери, и открыл дверь. В последний раз, выходя из номера, он включил кондиционер, поставив его на умеренный холод, и теперь в номере было достаточно прохладно. Он попридержал дверь, дожидаясь, пока Лона войдет в номер, и только затем прошел к установленному слева от окна регулятору кондиционера, переведя его на обычную температуру. Затем подошел к мини-бару. Собственно, так его называли на Западе. На русском языке это был обычный маленький холодильник, набитый бутылочками с водой и спиртными напитками. Иногда в отелях более высокого класса там встречались шоколадные палочки и жареный арахис. Его отель был как раз из числа последних.

— Что ты будешь пить? — спросил он, полуобернувшись.

— Русскую водку, — невозмутимо ответила она, — у тебя есть здесь русская водка?

— Не знаю, но, кажется, такой здесь не бывает, — он по-прежнему стоял к ней боком, — хотя нет, есть какая-то водка. Это джин. Ты любишь джин?

— Налей мне виски, — попросила она, входя в комнату.

Он послушно открыл маленькую бутылочку, разливая виски в два стакана. Наконец, обернувшись, он протянул ей стакан.

— Возьми.

Она бережно приняла из его рук пузатый стакан с янтарным напитком, зачем-то подула на него и вдруг резким, решительным движением выплеснула весь напиток ему в лицо.

— Подлец, — без гнева сказала она, — где ты был столько лет?

Только чуть вздрагивающая верхняя губа выдавала ее волнение. Она была великолепна даже в гневе. Блестящие белки ее глаз оттенялись темной кожей. Темнокожая Лона, чьи предки веками жили на Антильских островах, унаследовала от них какую-то врожденную грацию и абсолютно идеальную фигуру. Красивые, чуть изогнутые глаза достались ей, очевидно, от смешения среди ее предков негроидной и арабской крови.

— Эффектно, — он не стал вытирать лица, — очень красиво. — Он взял свой стакан и, в свою очередь, быстрым, решительным жестом плеснул ей в лицо свою порцию виски. Она зажмурилась от неожиданности, такого она от него явно не ожидала.

— В Америке, кажется, женщины борются за равноправие, — добавил он, — надеюсь, ты поддерживаешь феминистское движение.

Она шагнула к нему.

— Подлец, — произнесла Лона уже без прежнего энтузиазма.

— Согласен, — он шагнул в ее сторону.

— Я так ждала твоих звонков, — успела добавить она, и он наклонился еще, почувствовав аромат хорошего ячменного виски. После чего был долгий поцелуй, вперемежку с каплями виски, стекавшими прямо на язык.

Как они раздевались, он не помнил. Да это, наверное, было не самым важным в этот момент. Есть что-то тревожное и величественное в каждой встрече мужчины и женщины, словно они закладывают одновременно семена жизни и смерти грядущих поколений. И хотя на тысячу совместных упражнений приходится лишь один результативный акт, в самой картине любви есть нечто животное, низменное, плотское и одновременно возвышенное и духовное. Словно в этот момент человек раскрывается, обнажая две стороны своего существа — физическую и духовную, ибо это тот самый редкий миг человеческого существования, когда два человеческих начала так ярко реализуются в своей абсолютной гармонии, свободные от всего наносного и притворного.

Еще через час они лежали на одной из двух широких постелей в его номере и молчали, словно все самое важное уже было сказано.

— Почему ты не звонил? — спросила она после долгого молчания.

— Не знаю, — он действительно не знал ответа на этот вопрос.

— Не хотел? — Она говорила, не глядя на него, смотря в потолок прямо над собой.

Он закрыл глаза.

— Не знаю, — снова совершенно искренне ответил он.

— Ты не мог? — Она пыталась понять его непонятную логику ответа.

— Сначала не мог, действительно там, где я был, мне было не до звонков, потом начались разные события. Я думал, никогда больше не приеду в Америку, — он отвечал, также не смотря на нее. Видимо, она каким-то шестым чувством понимала, что он говорит правду. И от этого было как-то легче и больнее одновременно.

— А я ждала твоих звонков, — честно призналась Лона, — все время ждала. Почему-то была уверена, что ты позвонишь. Глупо, правда?

— Нет, все правильно, просто со мной нельзя иметь никаких дел.

— Это ты говорил и в прошлый раз.

— Значит, я повторяюсь, это плохо.

— Ты приехал надолго?

— Всего на несколько дней, — он почувствовал, как она напряглась.

— А потом опять уедешь?

— Потом опять уеду, — повторил он как эхо.

Она закусила губу, не решаясь задать следующий вопрос. Несколько минут молчала и, все-таки не удержавшись, спросила:

— И когда приедешь в следующий раз?

— Этого я не знаю, — правдивые ответы всегда выглядят глупо и безнадежно, подумал Дронго, лучше уж врать, так перспективнее и красивее. Но врать не хотелось. Он сам не знал, почему, но обманывать Лону ему не хотелось. Может, всему виной был его непонятный характер, в последние годы превращающий его в занудливого меланхолика, может, причина была в ее внезапном приезде из Сиэтла. А может, в самом характере его работы. Он этого не знал. Но обманывать ее почему-то не хотелось, и он говорил правду.

— Значит, ты снова уедешь на три года? — Кажется, она впервые за все время разговора повернула к нему голову и посмотрела на него.

— Если удастся вообще уехать, — пошутил Дронго.

— Ты еще не бросил свои шпионские страсти, — поняла женщина, — они никак не оставят тебя в покое?

— Это не они. Они как раз тут ни при чем.

— Тогда в чем дело?

— Сам не хочу. Ничего другого я делать уже не умею. Мне тридцать шесть лет, и я не научился ни нормально работать, ни нормально жить. Видимо, по-другому я просто не умею.

— Ты мог бы остаться у нас в стране.

— Не говори глупостей, кому нужен перелицованный шпион? Я не гожусь даже в качестве консультанта по мемуарной литературе. Все уже написано и сказано много раз. Мне давно пора уйти на пенсию, в нашем деле главное — вовремя уходить. Но мне всего тридцать шесть лет. По-моему, в это время уходят на пенсию только балерины.

Она улыбнулась.

— Ты не изменился.

— В отличие от тебя. Мне не удалось даже создать за эти годы своей семьи.

Улыбка медленно сползла с ее лица.

— Кто тебе сказал? — спросила она очень тихо.

— Конечно, Барбара. Ты, кажется, проводила с мужем медовый месяц в Сиэтле? Во всяком случае, из разговора с твоей подругой я понял именно так.

— Да, — с вызовом сказала она, — я вышла замуж.

— Поздравляю, — произнес он без особого энтузиазма, — желаю счастья.

— Спасибо. Тебе не интересно, кто он?

— Нет.

— Да? — Она привстала, опираясь на правый локоть. — Почему?

— Это не мое дело.

— Дурак ты, — обиженно ответила она, убирая руку и отворачиваясь к стене.

— Хорошо, — разозлился он, — ты хочешь, чтобы я устраивал сцены ревности, ревновал тебя к собственному мужу, расспрашивал о его тайных пороках, плакал или, как там у Гамлета — «крокодилов ел».

— Потрясающее знание классики. Это все шпионы такие грамотные? — съязвила она, не поворачиваясь к нему лицом.

— Только очень хорошие шпионы.

— А ты хороший шпион?

— Думаю, что хороший.

— Тогда тебе легче.

Они замолчали, и через несколько секунд он уже другим голосом спросил:

— Кто он?

— Нормальный парень, — быстро ответила Лона, словно ждала именно этого вопроса, — он врач-невропатолог. Мы познакомились на выставке импрессионистов.

— Давно?

— Полгода назад.

— Он темнокожий?

— А ты еще и расист, — она наконец повернулась к нему.

— Просто уточняю твои вкусы.

— Я разочарую тебя. Нет, он не темнокожий. Отец у него американец, а мать из Пуэрто-Рико.

— Это, по-моему, тоже американский штат.

— Она «латинос», их сейчас не очень любят в Америке, — деловито пояснила женщина, — впрочем, здесь не любят никого: ни евреев, ни черных, ни «латинос», ни китайцев. Здесь все незваные гости. И русские тоже.

— Да? — удивился он. — А мне говорили, наоборот. Друзья уверяют, что во времена президентства Клинтона и его жены Хиллари, этого двухголового дракона, как их называют некоторые американцы, произошли существенные изменения в общественном мнении всей страны. Теперь, чтобы добиться успеха, нужно быть негритянкой (расовое меньшинство), желательно темнокожей (национальное меньшинство) и совсем хорошо, если она будет лесбиянкой (сексуальное меньшинство).

Лона секунду сдерживалась, а затем оглушительно захохотала, утыкаясь в подушку.

— Я такого не слышала, — наконец произнесла она, — но ты довольно метко подметил наши комплексы.

— Мы не свободны от массы комплексов, — он тоже повернул голову, и теперь они смотрели друг другу в глаза.

— Поцелуй меня, — вдруг попросила она.

Глядя ей в глаза, он исполнил ее желание. Она закрыла глаза во время поцелуя. Он так и остался с широко раскрытыми глазами.

— Ты все-таки изменился, — пробормотала она, немного отодвигаясь от него.

— Я знаю. — Ты женился?

— Типичная женская логика, — усмехнулся он, — а я думал, ты выше этого.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Я не женат. Просто за это время произошло столько всяких событий. Мне действительно было довольно нелегко.

— Ты попался?

— Не в этом дело. Это трудно объяснить, другой образ жизни, ты можешь не понять.

— И поэтому ты даже не звонил?

— Раньше я не мог, потом не хотел. Мне казалось, что все, происшедшее с нами, было похоже на какой-то чудный сон, который приятно вспомнить, но о котором всегда твердо знаешь, что это мираж. И потом моя… бывшая работа, — эти слова всегда давались ему труднее всего, — она не располагала к особой откровенности, ты ведь об этом догадываешься и сама.

Лона молчала. Затем внезапно вскочила, усаживаясь прямо на подушку, утыкаясь лицом в собственные колени. В ее грации было нечто кошачье, какая-то особая пластика, присущая темнокожим женщинам.

— А зачем ты приехал теперь? — спросила она, наклонив голову. — Только не лги, что из-за меня.

— Нет, — достаточно серьезно ответил он и невольно погладил ее изящную кисть, — не из-за тебя. Я даже не верил, что смогу снова увидеть тебя. Кто-то из великих сказал, что не стоит возвращаться туда, где ты был раньше счастлив. По-моему, прекрасные слова.

— Ты решил следовать этому наказу? — Она по-прежнему не меняла позы, обхватив руками свои ноги и положив голову на колени.

— Может быть, во всяком случае, если бы я следовал этому изречению, то мне не пришлось бы узнавать о твоем замужестве. Мне было бы легче.

— Легче что? — глухо спросила она.

— Я бы упивался своим самомнением, твердо полагая, что ты по-прежнему любишь меня одного.

— Это так и есть, — внезапно произнесла она, не поднимая головы.

Он всегда боялся, когда говорили на такие темы. Или сознательно избегал их. После смерти Натали Брэй, спасшей ему жизнь в Вене и так нелепо погибшей в аэропорту удивительно красивой столицы Австрии, он не любил говорить о своих отношениях с женщинами и сознательно избегал слишком близких отношений. А после смерти Натали он так и не побывал в Австрии, где она была похоронена. Изумительный город вызывал теперь у него слишком тягостные воспоминания. Там они впервые познакомились с Натали, и там они расстались навсегда.

Иногда ночью она являлась ему во сне, ироничная, наблюдательная, собранная, со своей обычной чуть заметной улыбкой. Он даже иногда говорил с ней. Они впервые увиделись двенадцатого ноября восемьдесят восьмого года. Он помнил этот день совершенно точно, тогда они должны были встретиться у собора святого Штефана. И он впервые увидел Натали. Потом они даже оставались в одном номере в Сантьяго, и он, верный своим принципам, ночевал на диване, вызывая насмешки молодой женщины.

Тогда ему казалось, что все это слишком несерьезно, и он предпочитал не флиртовать с экспертом ООН, случайно оказавшимся хорошенькой женщиной. Только позднее, в Буэнос-Айресе, когда она вдруг сказала ему, что любит его, он понял, какие именно чувства испытывал сам. Тогда он впервые узнал и ее настоящее имя. Потом был Нью-Йорк. Они сумели тогда предотвратить покушение на жизнь трех президентов, но он уцелел лишь чудом. Тяжелое ранение, в результате которого он оказался в больнице, на несколько лет выбило его из строя, и он увидел Натали в следующий раз лишь через три года, уже накануне развала Советского Союза. Тогда агонизирующая советская система и ее правоохранительные органы не очень утруждали себя вопросами этического характера. Отработавший, по их мнению, Дронго был просто подставлен американской разведке и в результате этой беспредельной в истории спецслужб операции потерял своего связного. А через несколько дней погибла и Натали. Воспоминания об этом до сих пор оставались в глубине его души, там, куда обычно не пускают никого.

И вот теперь, когда Лона неожиданно ответила ему таким образом, он впервые растерялся. Снова терять женщину он не хотел, а пускать ее слишком глубоко в тайники своей души он уже не мог. Но Лона ему нравилась. А может, здесь можно было употребить другое, более подобающее их отношениям слово, но он не хотел признаваться даже самому себе.

— У тебя ревнивый муж? — внезапно, непонятно почему, спросил он.

Она посмотрела на него, тряхнув волосами, ей была непонятна его реакция.

— Нет, — ответила Лона, — он не ревнивый. Я сказала ему, что в Нью-Йорк прилетел мой старый друг, которого я не видела много лет. И он все понял, не стал задавать ненужных вопросов. Мы просто решили жить вместе, наш брак пока не оформлен.

— Тогда я не понимаю женской логики, — пробормотал Дронго.

— Он прекрасный парень, добрый, интеллигентный, любящий меня, — задумчиво произнесла Лона, — но этого мало. В нем нет какой-то искры, какого-то невероятного огня, который есть в тебе. Если хочешь, я могу даже вывести такую формулу. Он идеальный муж, ты идеальный любовник.

— Спасибо. Надеюсь, ты не имеешь в виду только физические свойства моего организма? — немного огорченно спросил он.

— Нет, — рассмеялась она, поднимая голову. — Иди ко мне, — попросила Лона, вытягиваясь на постели. И уже когда они были снова вместе, прошептала ему: — Ты не такой, как все, не похожий на остальных. В тебе какой-то непонятный сплав интеллекта и почти детского озорства. Словно ты постоянно придумываешь какие-то игры для самого себя и для окружающих тебя людей. Жить с тобой долго было бы невероятно тяжело, любить тебя можно вечно. Ты просто очень отличаешься от всех остальных.

— Я буду считать это комплиментом.

— Считай как хочешь.

Они были вместе уже пять часов, позабыв обо всем на свете, о времени, об окружающем их пространстве, о людях вокруг них… И в этот момент в дверь постучали.

Она тревожно взглянула на него, чуть нахмурившись. Он оглянулся на дверь. Стук повторился. «Надеюсь, это не Цапля», — подумал он, спешно поднимаясь с постели. Накинул рубашку, быстро надел брюки, застегнул пуговицы и шагнул к дверям. Лона осталась лежать на кровати.

— Кто там? — спросил Дронго.

Глава 11

Он хорошо помнил, когда впервые возник разговор о его легенде. В Управлении уголовного розыска МВД СССР обсуждался вопрос о внезапно возросшем количестве преступных авторитетов, о появлении большого количества воров в законе, никем нигде не выдвигаемых и не подтверждаемых в своем высоком звании, как того требовали суровые нравы воровского мира, на крупных сходках авторитетов.

Позднее пришла информация, что некоторые из преступников просто покупают себе это звание, по-своему справедливо считая, что за подобный «титул» для придания большого авторитета в среде других заключенных можно отвалить и требуемую сумму. Именно тогда начальник управления впервые задумчиво посмотрел на Кирьякова, словно предчувствуя всю его дальнейшую судьбу.

Андрей Кирьяков вырос в детском доме, он был сиротой, родители погибли во время печально знаменитого ашхабадского землетрясения сорок восьмого года, когда ему было всего шесть месяцев. Свалившаяся балка чудом не расколола детскую кроватку, и спасатели нашли Андрея лишь на второй день. На его счастье, рядом в комнате в непострадавшей тумбочке лежали его документы, метрика, паспорта родителей. Только много лет спустя Андрей узнал, что его отец Федор Кирьяков был заместителем начальника уголовного розыска города Ашхабада. И, узнав, точно определил для себя место в жизни. После окончания училища, куда обычно отправляли воспитанников детских домов, была суровая школа армии. Ему пришлось даже принимать участие в чехословацких событиях шестьдесят восьмого года, когда их, уже почти готовых «дембелей», бросили в составе танкового полка на подавление первых ростков оппозиционного свободомыслия в «братской» и дружественной стране. Он на всю жизнь запомнил, как проклинали их люди, стоявшие по обочинам дорог, как свистели мальчишки, обрушивая град камней на их тяжелые машины, как отказывались указывать им путь случайные прохожие, попадавшиеся на проселочных дорогах. И как иногда они стреляли, тоже запомнил.

Потом, уже кандидатом в члены партии, имея за плечами двухлетнюю службу в армии и рекомендации комсомольского начальства, он пробился в Московский государственный университет на юридический факультет. И хотя учиться было достаточно сложно, а зарабатывать на жизнь приходилось ночным бдением у ворот разных магазинов, тем не менее первые три года он умел достаточно спокойно обходить суровые рифы студенческих сессий, в положенный срок сдавая все рефераты, зачеты и экзамены.

На четвертом курсе произошел небольшой сбой, он не смог вовремя сдать гражданское право. Причем не повезло почти фатально. Его и так не любил преподаватель гражданского права, старый фронтовик Изотов, а тут, на его «счастье», попался один из трех последних билетов, которые он просто не успел выучить. В результате Изотов, конечно, срезал молодого человека, пообещав, что юриста из Кирьякова не получится.

Он не понимал причины такой неприязни старого преподавателя, пока не узнал, что Лариса Коробова, его сокурсница и староста группы, была племянницей Изотова, дочерью его сестры. Мать девушки видела их несколько раз вместе, и это вызывало определенное беспокойство в семье Коробовых. Отец Ларисы был директором крупнейшего завода, депутатом Моссовета, довольно известным в городе человеком, и мать не хотела, чтобы их дочь связывала свою судьбу с бездомным сиротой, подрабатывающим по ночам сторожем и живущим в общежитии. Свою неприязнь она сумела передать и брату, который считал Андрея выскочкой за его резкие выступления на партийных собраниях. В семидесятые годы, в эпоху Брежнева, студентов-коммунистов в МГУ, да и в другом престижном университете, можно было пересчитать по пальцам.

Райкомы партии по всей стране получали строгую норму на прием в партию служащих, интеллигенции и студентов. Гегемоном считался рабочий класс, который должен был быть представлен в партии наиболее сознательными рабочими. Правда, при этом иногда приходилось закрывать глаза на то обстоятельство, что принимаемый в партию просто не имел понятия о программах и уставе этой организации. Предупрежденные заранее члены бюро райкомов деликатно молчали, не решаясь задавать вопросы вступающему в партию «сознательному» рабочему, чтобы не завалить так необходимый для процентного соотношения план по приему в партию рабочих. А вот гнилым интеллигентикам пощады не давали, тут закаленные в пролетарских дискуссиях партийные бонзы свирепствовали вовсю.

В наиболее престижных высших учебных заведениях Москвы учились, как правило, дети высших партийных и государственных чиновников. Конечно, они попадали сюда сразу после окончания школы и не могли просто в силу своего возраста быть членами партии. А во время учебы вступить в партию для успешной карьеры удавалось немногим. Это было слишком трудно даже при наличии высокопоставленных родственников. Разумеется, потом все вставало на свои места. После окончания высших учебных заведений дети известных родителей попадали на самые престижные места, вступали затем в партию и успешно делали свои карьеры. Но в каждом высшем учебном заведении, почти в каждом институте были места для поступающих по направлениям заводов и колхозов, для людей, отслуживших в армии. Система должна была прикрывать хотя бы собственное лицемерие.

Андрей хорошо помнил, как на их курсе учился таджик Исмаилов, сын заместителя премьер-министра Таджикистана, попавший в МГУ как сын колхозника, имеющий стаж работы в колхозе более двух лет к моменту… окончания школы. Ларчик открывался просто. Предусмотрительный папа отправил своего сына в восьмом классе в колхоз, к брату — председателю, который и усыновил родного племянника, сделав его разнорабочим в четырнадцать лет.

Разумеется, племянник «гостил» почти все время в городе, лишь изредка появляясь в колхозе, но справку из колхоза и сельский аттестат со всеми «пятерками» он предъявил для поступления в МГУ наравне с другими колхозниками и рабочими. Формально ни к чему нельзя было придраться, и молодого «колхозника», сына колхозника, приняли в МГУ на юридический факультет как имеющего два года трудового стажа. Никого не смущало, что у «колхозника» на руках были часы более дорогие, чем у самого ректора МГУ. Лицемерие и ложь были почти нормой в семидесятые годы. Мать Ларисы сделала все, чтобы девушка выкинула из головы эту ненужную блажь с Андреем. Ее отправляли в заграничные турне, что по тем временам было сделать совсем непросто, знакомили с многообещающими молодыми людьми, окончившими МГИМО и МВТУ, делали дорогие подарки. Но девушка по-прежнему не изменяла своей дружбе с так нравившимся ей парнем. Андрей еще дважды сдавал гражданское право и во второй раз сумел проскочить, получив долгожданную тройку. Изотов заболел, а заменивший его молодой преподаватель не знал об истинных мотивах своего старого коллеги.

Встречи с девушкой продолжались, и однажды летом они оказались вдвоем с Ларисой в их московской квартире. Андрей на всю жизнь запомнил это душное жаркое лето семьдесят пятого года. Они только недавно закончили экзаменационную сессию и уже получили распределение, он — на Урал, здесь постарались родители Ларисы, а она была оставлена на кафедре уголовного права.

В этот жаркий день внимание миллионов людей было приковано к телевизорам. В Хельсинки проходил заключительный этап Европейского совещания, и съехавшиеся в столицу Финляндии руководители тридцати пяти государств ставили свои подписи под общей Декларацией. Ожидалось выступление Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, и оживленные советские телекомментаторы готовились освещать эпохальное событие. В этот душный летний день все было так, как случалось миллионы раз до этого. Сначала они слушали музыку, затем пили шампанское, у отца Ларисы была отменная коллекция различных напитков, привезенных им со всех концов света. А затем это произошло.

При наличии двух влюбленных людей нужно лишь найти уединенное место. При наличии этих трех компонентов молодых людей не сможет остановить даже начинающаяся атомная война. Под аккомпанемент выступления еще не маразматирующего и полного сил Брежнева они любили друг друга. И потом Андрей остался в ее квартире.

А утром приехала мама Ларисы. Нужно представить, какое потрясение испытала женщина, увидев их вдвоем в одной постели в собственной спальне. Нужно отдать ей должное — она была сильной женщиной. Сумев не закричать, она осторожно вышла из квартиры и позвонила от соседей в милицию. Предусмотрительная мать Ларисы даже попросила милиционеров не заходить в квартиру, дабы не тревожить ее дочь.

И только затем позвонила снова в дверь своей квартиры. Когда испуганная Лариса впустила мать в квартиру, та демонстративно прошла в ванную комнату, давая возможность уйти «этому негодяю». Во дворе его уже ждали ребята из уголовного розыска. Его обвинили в изнасиловании и посадили в тюрьму для предварительного следствия. Теперь все зависело от Ларисы. Он знал, если она подпишет заявление в прокуратуру, его ждет тюрьма. Не примут во внимание ни их чувства, ни обстоятельства дела. По закону обвинение подобного рода было частногосударственным, то есть могло быть возбуждено лишь после заявления потерпевшей. Но в отличие от других дел частного обвинения, например, о клевете или оскорблении, подобное дело уже не могло быть прекращено заявлением потерпевшей. После начала уголовного расследования приостановить дело или закрыть его могла лишь прокуратура. Но девушка проявила характер.

Несмотря на все уговоры матери, заявление она не подала. В нарушение всех законов Андрея продержали в тюрьме восемь дней и выпустили, даже не извинившись. Так он впервые узнал вкус тюремной баланды.

Через месяц он уехал по распределению в маленький уральский городок Красновишерск. А потом было долгое молчание. Он послал девять писем и не получил ни одного ответа. Только спустя много лет он узнал, что мать Ларисы смогла договориться с их почтовым отделением, и все письма передавались ей для уничтожения.

Когда спустя год он приехал в свой первый отпуск в Москву, было уже слишком поздно. Лариса, так и не дождавшаяся от него писем, вышла замуж за выпускника МГИМО, сына заместителя министра иностранных дел, получившего назначение в Испанию.

Все было банально и просто. И очень глупо. Спустя девять лет он работал уже в Управлении уголовного розыска МВД СССР. И однажды случайно встретил на улице Ларису. Они сначала даже не узнали друг друга. В этой роскошно одетой, уверенно державшейся красивой женщине он не узнал Ларису. А она узнала его сразу по характерному шраму над левой бровью, появившемуся еще в детские годы, после обычной уличной драки с местной шпаной. Это было в магазине. Он, взглянув на нее, прошел мимо и вдруг услышал за спиной сдавленное:

— Андрей!

Голос у нее был такой же, не изменившийся. Он узнал бы его из миллиона других. И тогда он обернулся.

Нет, они не бросились друг другу на шею, как обычно показывают в кино. Просто стояли и глупо улыбались. Он был уже капитаном милиции, сотрудником министерства, лишь недавно переведенным в Москву. Она — женой преуспевающего дипломата, ставшего к тому времени генеральным консулом в одной из европейских стран. Они стояли и смотрели друг на друга.

Она куда-то торопилась, его ждали в министерстве, и они так и не смогли переговорить, лишь обменялись телефонами. Через полгода, приехав в Москву, она позвонила ему сама.

Они встретились в каком-то кафе и долго рассказывали друг другу в общем-то обычную историю своей несостоявшейся любви. Он с понятным облегчением узнал, что она так и не получила ни одного его письма. А через четыре месяца после этого вышла замуж за уезжавшего в Испанию молодого дипломата. Свадьбу сыграли за день до отъезда.

Андрей рассказал о своей жизни. После трехлетней работы в маленьком городке он был переведен в Свердловск, а уже в восемьдесят четвертом получил назначение в Москву. Рассказывать было в общем-то не о чем, обычная рутинная работа инспектора уголовного розыска: бандиты, погони, засады, встречи со стукачами, явки, конспиративные квартиры, наркотики, вербовка осведомителей.

Больше рассказывала она, а он лишь слушал, изредка улыбаясь. Так и не успев жениться, он искренне радовался за устроенную жизнь Ларисы Коробовой. Так они тогда и расстались. А через год она снова позвонила ему и на этот раз пришла в кафе не одна, а привела с собой старшего сына. Во время их прошлой встречи она успела рассказать Андрею, что была счастливой матерью двух сыновей.

Мальчик был довольно серьезен и строг для своих десяти лет. Он воспитывался и учился за рубежом, поэтому по-русски говорил с каким-то неуловимым акцентом, словно только что начал изучать этот язык. Зато он в совершенстве владел испанским и итальянским языками.

Лариса честно предупредила Андрея, что будет не одна, и он уже решил, что она захотела познакомить его со своим мужем. Каково же было его удивление, когда вместо мужа он увидел этого серьезного мальчика в очках, так строго и внимательно смотревшего на него. В Европе ребята довольно быстро соображали, что такое «друг семьи».

Увидев ребенка, Андрей почувствовал даже некоторое раздражение. Он несколько иначе представлял себе эту третью встречу. Но ничем не выдавая своих чувств, он весело спросил мальчика:

— Давай знакомиться. Меня зовут дядя Андрей, а тебя как?

— Андрэ, — ответил мальчик, именно так, без последней буквы, но Андрей все понял и взглянул на Ларису. Она спокойно кивнула головой.

— Мне всегда нравилось это имя, — немного волнуясь, произнесла Лариса.

Потом они сидели в кафе и говорили о каких-то ненужных вещах, вспоминая забытых университетских товарищей и друзей, студенческие годы. Мальчик ел мороженое и вежливо слушал. Они вспомнили дядю Ларисы. Он, оказывается, вышел на пенсию и теперь возглавлял совет ветеранов Киевского района.

— В мае у него был день рождения, — сказала Лариса, — отмечали его семидесятилетие. Было много его бывших учеников. Он плохо видит и теперь совсем отказался от преподавания, говорит, годы уже не те.

— У него, по-моему, было ранение в голову, — вспомнил Андрей.

— Да, старые раны сказываются. Знаешь, он теперь совсем изменился. Говорит, жалеет, что тогда срезал тебя, поддался на уговоры моей мамы. Ты, говорит, был настоящим коммунистом, даже в те годы, когда еще не все можно было говорить.

Было лето восемьдесят шестого, и горбачевская перестройка, только вступившая в свои права, казалось, навсегда расстается с привычками старых лет, страхами и запретами. Увы, через несколько лет выяснилось, что вместе со страхами исчезнет и страна, в которой они росли и любили. Уже тогда он вживался в свою «легенду», и встреча в кафе была формальным нарушением строгих правил конспирации. Но ей он этого не сказал.

— В этом году, — продолжала Лариса, — дядя даже сумел приехать к нам в составе группы ветеранов по приглашению местного комитета Сопротивления. А заодно и побывал на десятилетии нашей свадьбы. Как раз в феврале.

— Дядя Николя, — обрадовался мальчик, — он настоящий герой. Он сказал мне, что я тоже герой, раз родился девятого мая, в День Победы.

Не нужно быть сотрудником уголовного розыска, чтобы сопоставить обе даты. Свадьба Ларисы состоялась в феврале семьдесят шестого, а ребенок родился через три месяца, в мае этого года. Значит, зачат он был… Андрей ошеломленно смотрел на Ларису и своего сына. Значит, это его собственный сын. Как он сразу не понял, это же его подбородок, его упрямый взгляд темных глаз.

— Сними очки, — попросил он мальчика.

В его голосе прозвучало нечто такое, что ребенок невольно подчинился. Лариса, уже понявшая, что происходит, молча глядела на него. И только мальчик не понимал, зачем его заставили снять очки.

— Почему ты мне ничего не сказала? — спросил он.

— Каким образом? — Она смогла довольно быстро овладеть собой, сказывался долгий «посольский» опыт. — От тебя не было никаких вестей почти полгода. Наконец, когда я решилась выйти замуж, у меня была уже шестимесячная беременность. Мы договорились, что рожать я буду в Испании, и никто ни о чем не узнает. Папа тогда помог отцу моего мужа, у него была какая-то неприятная история в Моссовете с купленной дачей. В общем, муж у меня парень неплохой. Он ни разу за все время не вспомнил о моей беременности. Второго я родила уже от него. А вот я помнила всегда. Но никому не говорила. Об этом знала только моя мама. Даже отец был убежден, что мой ребенок от моего будущего мужа. Ты даже не знаешь, что мне тогда пришлось выдержать после твоего ареста.

— Догадываюсь, — мрачно буркнул Андрей.

— Вот тогда я и решила, что ты уехал навсегда. А я так ждала твоих писем. Только спустя несколько лет мама сама мне рассказала об этих письмах. Но я их никогда не видела, мама сжигала их, не читая. Вот так я оказалась в Испании с ребенком и мужем, а ты ничего не подозревал.

— Выходит, это я еще и виноват, — пробормотал Андрей.

— Никто не виноват, просто так получилось, — она посмотрела на часы, — кажется, нам пора.

На прощание он даже не посмел поцеловать собственного сына. Только пожал ему руку и погладил по голове. Затем они не виделись целых пять лет. Сейчас, вспоминая эти годы, он понимает, что только мысль о своем сыне помогала ему выстоять и выжить в неимоверно тяжелых ситуациях, в которые он попадал. Уже к началу восемьдесят четвертого, в рамках андроповской кампании против коррупции в милиции и борьбы с преступностью, была разработана сверхсекретная программа «Дельфин», о которой знали лишь несколько высших чиновников МВД СССР. По этому плану в ряды преступных авторитетов страны внедрялось несколько сотрудников милиции, глубоко законспирированных, со своими легендами, почти идеально совпадающими с фактами их собственной биографии.

Среди кандидатов на эту роль был выбран Андрей Кирьяков, бывший детдомовец, не имевший родных и близких, жены и детей, дважды в детстве действительно попадавший в милицию за хулиганство и драки, он всегда верховодил в подобных делах, отсидевший в тюрьме восемь дней сразу после окончания вуза за попытку изнасилования. И затем работавший в таком захолустье, что этот город нельзя было найти даже на картах Урала.

Он был переведен в Москву и занялся усиленной отработкой собственной легенды, когда и произошла первая встреча с Ларисой. К третьей встрече легенда, на разработку которой ушло почти два года, в основном была готова. Чтобы заявить о себе, ему пришлось вспомнить всех своих детдомовцев. В результате тщательной проверки было установлено, что один из крупных рецидивистов был когда-то воспитанником их детского дома. Правда, это случилось на шесть лет позже, но легенды о неистовом Андрее Кирьякове должны были сохраниться хотя бы в памяти этого еще молодого подонка.

Затем стали искать людей, сидевших с Кирьяковым эти несчастные восемь дней летом семьдесят пятого, когда мама Ларисы обвинила его в изнасиловании собственной дочери. Здесь повезло меньше — вместе с ним сидели тогда слишком мелкие сошки. Все-таки в результате трудоемкой работы удалось найти одного более приметного насильника и отправить его в колонию на свидание с уже переведенным туда рецидивистом. Теперь туда должны были отправить и самого Андрея Кирьякова, который должен был перед этим совершить достаточно громкое преступление.

Здесь спорили долго и наконец решили, что лучше вооруженного ограбления с применением оружия ничего не придумаешь. В Волгограде была проведена инсценировка ограбления сберкассы. Кассу брали с шумом, со стрельбой. По разработанной версии, сообщник Кирьякова должен был убить работника милиции и быть застрелен подоспевшим нарядом. Самому Кирьякову удалось скрыться. Но слухи о дерзком ограблении, об убитом сотруднике милиции и взятых миллионах уже ползли по городу. Уже тогда он не имел права идти на третье свидание с Ларисой. Но и не идти он тоже никак не мог. Может, поэтому, прощаясь с собственным сыном, он лишь погладил его по голове. Ему предстоял долгий путь в колонию для особо опасных рецидивистов, и каждый день пребывания в таком месте мог стать его последним днем. Ему дали возможность еще немного отдохнуть и лишь затем «взяли». Причем здесь работали уже в полную силу, без дураков.

Брали его в Киеве, куда он пришел на конспиративную квартиру, действительно служившую убежищем для скрывавшихся преступников. Хозяин квартиры давно «стучал» в милицию, и об этом уже знали многие его бывшие «клиенты», справедливо полагавшие, что сей тип давно заслужил свое «перо в бок». Он и в этот раз сработал достаточно четко, заложив пришедшего к нему гостя. Оперативная проверка, проведенная угрозыском Киевского УВД, позволила установить личность особо опасного преступника Андрея Кирьякова, уже давно разыскиваемого по подозрению в нападении на волгоградскую сберкассу.

Кирьякова с шумом забрали из квартиры, больно выкручивая руки. Затем долго требовали показаний и даже больно побили, когда он начал шутить над задержавшими его людьми. Так он впервые оказался по ту сторону барьера и познал вкус крови на своих губах, полученной от «суровых» и несправедливых стражей порядка. Как ни странно, но подобная трепка даже пошла ему на пользу, ибо слух о его стойкости разошелся по всей тюрьме.

Затем было несколько пересылочных лагерей, где он умудрялся закреплять и развивать свою легенду. В длинные зимние ночи он рассказывал своим соседям новые положения уголовного и уголовно-процессуального законодательства, вводимые уже в горбачевские времена. Заключенные верили и не верили, вздыхали, недоверчиво ворчали, но продолжали его слушать. По легенде, совпадающей с его жизнью, он действительно окончил юридический факультет в семьдесят пятом году, но на работу так и не попал, будучи обвиненным в изнасиловании дочери крупного чиновника. За свои рассказы он и получил кличку Сказочник.

И наконец он прибыл в тот самый лагерь, где его уже три месяца ждали бывший детдомовец, ставший рецидивистом, и бывший заключенный, коротавший с ним дни в московских Бутырках. К тому времени о Сказочнике знали уже многие. Их дерзкое нападение в Волгограде было на слуху, убийства сотрудника милиции тогда случались не каждый день. И хотя по легенде убийцей милиционера был всего лишь его убитый партнер, славу истребителя «мусоров» получил и Кирьяков. И соответствующее отношение к себе со стороны сотрудников колонии тоже получил. Милиционеры не любили, когда убивали их коллег.

Впервые попав в лагерь, он огляделся. Вокруг была тайга, впереди была зона. С вышек на вновь прибывшую партию с любопытством смотрели молодые ребята из охраны. Принимавший их начальник колонии, услышав фамилию Кирьякова, как-то по-особенному крякнул, потом, подойдя к Андрею и уставившись на него, зло спросил:

— Так это ты, значит, такой герой? Посмотрим, какой ты герой, — зло прохрипел он и, повернувшись, пошел в зону.

Андрей посмотрел снова на вышки, на стоявших вокруг охранников, на бараки перед собой, на лающих собак вокруг них, на лица окружавших его заключенных и вдруг почему-то вспомнил о своем сыне. Вспомнил и шагнул вперед. Так началась его лагерная жизнь.

Глава 12

Нестор сразу все понял. Во время его отсутствия что-то произошло. Видимо, Григор успел позвонить своему руководству, и те справедливо решили, что не стоит связываться с таким опасным свидетелем. Или его уберут после того, как он отдаст блокнот, или просто выбросят из автомобиля как ненужный балласт. В этом случае положение также не представляется особенно перспективным. Но это были единственно возможные варианты. Нестору нужно было быстро принимать решение.

Вся беда шпаны состоит в том, что она всегда работает против дилетантов или запуганных обывателей. Достаточно им связаться с профессионалом, как их самоуверенности приходит конец и они получают довольно показательный и чувствительный урок. Так произошло и на этот раз. Григор, которому его напарник еще не успел сообщить о своих неприятностях, явно переоценил свои возможности. Нельзя было в тесной кабине автомобиля так близко от Нестора размахивать оружием. Но Григор всегда имел дело с запуганным обывателем, даже не американским, а из числа эмигрантов первой волны, обычно по привычке боявшихся всех и вся.

— Отдавай блокнот, — снова гневно сказал Григор, не обращая внимания на испуганное лицо своего напарника, — и быстрее вылезай из машины. У нас нет времени.

Он еще не успел договорить, как Нестор больно ударил его по слишком вытянутой руке. Нельзя было размахивать оружием так самоуверенно и нагло. Пистолет полетел на заднее сиденье. Резкий удар в лицо, и Григор взвыл от боли. Когда он открыл глаза, его пистолет был в руках Нестора.

— Теперь очень спокойно, не делая резких движений, — посоветовал Нестор, — начни рассказывать, кому ты звонил.

Григор морщился от боли, потирая правую руку, но молчал.

— Ты звонил в Лос-Анджелес? — скорее сказал, чем спросил, Нестор.

Григор метнул подозрительный взгляд на своего напарника. Видимо, прочел нечто такое в его глазах, от чего рассвирепел окончательно. Но в отличие от Карена он слишком много времени провел в Америке и еще не вполне осознавал степень подготовленности бывших сотрудников КГБ и необходимость безусловного подчинения человеку с оружием в руках.

Он попытался повторить трюк самого Нестора и выбить оружие из его рук, но вместо этого получил довольно сильный удар по голове и сразу обмяк, сползая на руль автомобиля.

— Передвинь его вправо, а сам сядь за руль, — приказал Нестор ошалевшему от такого стремительного развития событий Карену.

Тот быстро повиновался. С трудом перетащив грузное тело Григора, он перелез на его место, устраиваясь за рулем автомобиля.

— Куда теперь? — спросил он уставшим голосом.

— В Балтимор, — чуть поколебавшись, ответил Нестор.

— У нас мало бензина, — посмотрел на приборы Карен, уже заводя автомобиль.

— Заправишься по дороге. И учти, без глупостей. Мне терять нечего. Сразу отправлю тебя на тот свет.

Карен недовольно кивнул, выруливая на дорогу. Нестор неслышно вздохнул. Наконец они оторвались от этой проклятой гостиницы. Вокруг, правда, все пока спокойно, видимо, труп Важи еще не нашли.

Автомобиль выехал на скоростную трассу и, набирая скорость, понесся в северном направлении.

— Сначала нужно доехать до туннеля, чтобы переправиться в Нью-Йорк, — пояснил Карен.

— Я не идиот, — заметил Нестор, — кое-что и я знаю. Не нужно считать меня таким глупым. Как ты думаешь, с кем разговаривал Григор из автомобиля?

— С Аветисовым, — кивнул Карен, — или с мистером Коулом.

— А это кто? Про него ты мне ничего не говорил?

— Мистер Мартин Коул. Он какой-то крупный чин в Лос-Анджелесе. Всегда нас прикрывает. Он часто руководит такими операциями. Может, он и приказал отнять у вас записную книжку и выбросить из автомобиля. Это на него похоже.

— Его номер знаешь?

— Нет, знал только Григор, но вы его, по-моему, ударили слишком сильно, и он не скоро придет в себя.

— Тогда давай телефон Аветисова, — предложил Нестор.

Карен протянул ему трубку, сказал номер.

— Не забудьте набрать код Лос-Анджелеса, — посоветовал он.

— А какой там код?

— Триста десять. Это в центре города.

— В других городах тоже такой код? — задумчиво спросил Нестор.

— В каждом свой, а что?

— Значит, эти первые цифры обычно ставятся как код города?

— Верно.

Нестор быстро достал из кармана записную книжку, начал разбирать цифры. Вторая и третья цифры четко просматривались. Один. Ноль.

— У кого можно узнать код городов? — спросил Нестор возбужденно.

— На любой телефонной станции. Можно звонить и по нашему телефону. Хотя хозяин предупреждал, много разговоров не вести, очень дорого стоит такой телефон.

— Хозяин, — насмешливо произнес Нестор, — привыкли вы тут.

— Ладно, не смейся. У нас в Америке так говорят. Можно подумать, ты приехал просто так, без разрешения хозяина. У каждого из нас есть свой хозяин. Просто одни это признают честно, а другие, как ты, только вид делают, что такие гордые.

— У тебя целая философия, парень. Когда-нибудь мы с тобой поспорим. Давай сначала я поговорю с твоим хозяином. Посмотрим, почему он так не любит приезжающих в эту страну гостей.

— Только вы его не особенно злите, — угрюмо попросил Карен, — нам и так плохо будет, что о нем рассказали.

— Я же не дурак. Я даже не скажу, что ты назвал мне номер его телефона.

— Он узнает сам.

— Каким образом?

— Расшифровку получит за свой спутниковый телефон и все сразу поймет. Там будет указан код города и телефон его офиса.

— Наивный ты человек, парень, — засмеялся Нестор, — неужели думаешь, я этого не учел? Просто, кроме моего звонка, там будет еще несколько ваших, а откуда он знает, кто именно разговаривал? Это же в расшифровке счета не бывает. Понятно?

— Не понял.

— Полчаса назад ему звонил Григор. Он ведь говорил по этому телефону? Да и до этого вы, наверное, звонили. И в счете твоего хозяина будет просто указан его собственный номер, по которому звонили с этого телефона. Откуда ему знать, что ваш телефон был у меня в руках? Если, конечно, вы ему не расскажете.

— Теперь понял. Мы, конечно, ничего не скажем.

— Кроме того, из телефона на улице я звонить не могу. Ты ведь сразу уехать захочешь и меня одного оставить в этой стране. А одному мне оставаться опасно, сразу полицейские обратят внимание. Пока мне в тюрьму не очень хочется.

— Впереди бензоколонка. Остановить там машину?

— Обязательно. Там, по-моему, и магазины бывают. Вместе спокойно пойдем туда, купишь воду и бутерброды. Там бывают бутерброды?

— Здесь это называют сандвичами.

— Пусть будут сандвичи. Но только учти — одно твое резкое движение, и я буду стрелять без предупреждения. Ты догадываешься, как хорошо я стреляю?

Парень не ответил. Он свернул направо и плавно подъехал к бензоколонке. Пока служащий делал все необходимое, они вошли в небольшой магазинчик.

— У меня мало денег, — вспомнил Карен, — нужно вернуться и взять кредитную карточку у Григора.

— Наивный ты человек, а еще в Америке живешь. По номеру кредитной карточки нас найдут быстрее, чем по номеру телефона, — сказал Нестор, — вот тебе сто долларов. Покупай все что нужно. Не стоит возвращаться, знаешь, плохая примета.

Сделав покупки, они вышли из магазина, подошли к автомобилю. Григор по-прежнему лежал без движения на переднем сиденье, словно спал.

— Может, вы его тоже… слишком сильно ударили?

— Что значит «тоже»? Думаешь, я убил своего напарника, — разозлился Нестор, — и сразу побежал к вам? Совсем ты не соображаешь. Зачем вы мне тогда нужны? У меня положение в миллион раз хуже вашего. Меня скоро вся полиция Америки искать будет, если уже не ищет. А ты говоришь «тоже». Живой твой друг, не бойся, просто сильный удар получил, скоро проснется.

Они сели в автомобиль и выехали снова на трассу.

— Далеко до Балтимора? — спросил Нестор. — Сколько туда езды?

— Должно быть недалеко. Мне сказали, часа четыре.

— Да, так и должно быть. Он рядом с Вашингтоном расположен, туда примерно часов пять езды.

— Вы раньше ездили?

— Да нет, просто знаю. Давай теперь я буду звонить твоему хозяину, а ты сиди смирно, а то он может случайно услышать твой голос и обо всем сразу догадаться.

Нестор быстро набрал номер. На другом конце долго не отвечали.

— Там еще утро, — пожал плечами Карен.

Наконец трубку кто-то поднял.

— Слушаю вас, — сказал недовольный голос.

— Здравствуйте, господин Аветисов. Вас беспокоят ваши друзья. Мы хотели бы с вами посоветоваться.

— Кто говорит? — прохрипели в Лос-Анджелесе.

— Это не важно. Просто мы хотели бы вас по-дружески предупредить. Ваши люди попали в неприятную историю. Они следили за двумя грузинами, приехавшими в Нью-Йорк, и неожиданно одного из этих гостей находят убитым в отеле «Милфорд Плаза». Подозрение может упасть на ваших подопечных, а это было бы для вас не очень приятно.

— До свидания, я не разговариваю с шантажистами.

— Это не шантаж. Просто дружеское предупреждение. Или вы действительно хотите, чтобы их забрала полиция?

— Это не ваше дело. Никого в Нью-Йорк я не посылал. Ни о каком убийстве не знаю. Если позвоните еще раз, я обращусь в полицию.

— Конечно, обратитесь. И расскажите, как вы посылали этих двоих молодых людей. И какой приказ вы им давали. Кстати, ваши хозяева в Москве могут быть очень недовольны, — он специально употребил это уничижительное «хозяева», подчеркивая зависимость своего собеседника. Ему важно было вывести из равновесия этого самоуверенного типа и только тогда задать ему главный вопрос.

— У меня нет никаких хозяев, — последовала незамедлительная реакция.

— Поэтому вы никогда не слышали о «Континенталь-банке»? Может, вы впервые слышите это название? Или не знаете мистера Мартина Коула?

Его собеседник понял, что звонивший обладает слишком большой информацией. И ссориться с ним просто очень опасно. Он нехотя спросил:

— Что вам нужно?

— Мы ваши друзья. Нам тоже не нужны никакие неприятности. Мы просто законопослушные граждане Америки. И мы хотели бы получить ответ всего на один вопрос. Только на один, на который вы можете ответить сразу, без ненужных консультаций.

— Слушаю вас.

— Кто, кроме вас, мог знать о приезде в страну этих гостей? Кто еще мог это знать?

— Вы из полиции? — догадался Аветисов.

— Тогда бы мы просто приехали к вам, нет, мы не из полиции. Просто нам нужно избежать всяких неприятностей и по возможности быстро найти убийцу вашего гостя.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Тогда мне придется повторить свой вопрос — как, по-вашему, кто еще, кроме вас, мог знать о приезде в Америку ваших гостей?

— Они не мои гости.

— Конечно. Они не ваши гости. Вы абсолютно ни при чем. Мы вас ни в чем не подозреваем, ни в чем не упрекаем. Вы абсолютно чисты. По-моему, достаточно. Вы убедились, что никто не собирается вас шантажировать. — Разговор шел на английском, и вдруг, быстро перейдя на русский, Нестор добавил: — Но тем не менее постарайтесь ответить на мой вопрос.

— Понятно, — сказал его собеседник, — кроме нас, об этом мог знать один наш друг.

— Его имя?

— Нам известна лишь его кличка. Он живет в Сан-Франциско и тоже знал о приезде гостей.

— Это вы ему сообщили?

— Он знал до этого.

— Как его кличка?

— Сокол. Он довольно известный человек в бывшем Союзе.

— Понятно. Адреса его в Сан-Франциско вы, конечно, не знаете?

— И даже не хочу знать. Просто мы выяснили, что знает и он. Это все, что вы хотели от меня узнать?

— Все. Спасибо вам. Вы нам очень помогли. До свидания.

— Подождите. Я хотел вас предупредить. Этот Сокол, как это по-русски, довольно опасный тип. Он стучит, вы меня понимаете?

— Стучит здесь или стучал раньше?

Людям, не знающим жаргонный русский язык, трудно понять, что стукачами называли провокаторов и доносчиков. А стучать, соответственно, означало доносить.

— Может, и раньше тоже стучал, но теперь определенно стучит на дядю Сэма. Вы меня понимаете?

— Спасибо, мы учтем. Всего наилучшего, не беспокойтесь, вы тут совершенно ни при чем. Еще раз хочу заверить вас, что мы абсолютно убеждены в вашей полной непричастности к этому преступлению.

— Вы можете это повторить еще раз? — донесся озабоченный голос. Все-таки записывает нашу беседу, осторожный сукин сын, подумал Нестор.

— Конечно, — любезно ответил он, — я готов повторить эти слова даже под присягой.

— Очень любезно с вашей стороны. Так вы убеждены в полной непричастности наших людей?

— В полнейшей. Они тут совершенно ни при чем. У них есть алиби, и они никак не могли совершить это преступление. Кроме того, мы знаем, что вы никогда не отдали бы такого приказа. Вы лишь поручили следить за гостями, что ваши ребята и делали. Достаточно?

— Да, спасибо, — кажется, они договорились к выгоде обоих, — но почему вы не приехали ко мне в офис? Такие разговоры лучше вести с глазу на глаз.

— Наоборот, такие разговоры лучше вести по телефону, — возразил Нестор, — чтобы все, кто захочет узнать, могли бы слышать о вашей полной непричастности. По-моему, это правильно. До свидания.

Он отключился, заметив, с каким нетерпением следит за их разговором его невольный водитель.

— Что он сказал?

— Ему было важно мое подтверждение, что я не сомневаюсь в вашей невиновности, — ответил Нестор, — его вы беспокоите больше всего. Боюсь, парень, что дела у вас не такие уж хорошие. После этого убийства полиция будет искать не только меня, но и вас. Понимаешь, что это означает?

— А при чем тут мы?

— Полиция может выйти на ваш след, и в интересах всех вы должны будете исчезнуть. У тебя есть место, куда бежать?

— Нет, — мрачно ответил парень.

— Плохо. Во всяком случае, я бы не очень верил твоему шефу. Он, похоже, хитрит и после вашего возвращения захочет избавиться от таких опасных свидетелей, как вы.

Парень молчал, и Нестор видел, что он не очень верит в его слова. Зашевелился Григор. Он с трудом раскрыл глаза.

— Голова болит, — сказал он первые слова, взглянув на своего напарника, и лишь затем, вспомнив, что произошло, вскочил на сиденье. — Ах ты сука! — гневно закричал он.

— Спокойно, — посоветовал Нестор, — без крика.

— Я тебя придушу своими руками.

— Только сначала успокойся.

— Ты меня пистолетом не пугай, все равно я тебя убью.

— Дурак, я только что говорил с Лос-Анджелесом. У тебя нет никаких шансов. Вас вообще могут убрать после возвращения домой. Неужели это не понятно?

Григор взглянул на своего напарника и увидел, как тот, кивнув головой, нахмурился.

— Ну это мы еще посмотрим, — недовольно заявил он.

— Сколько осталось до Балтимора? — спросил Нестор.

— Часа полтора, — ответил Карен.

— Давай сандвичи, нам нужно подкрепиться.

Пока они ели и пили, Григор все время невольно оборачивался назад, словно пытаясь своим взглядом достать обидчика. Правда, никаких активных действий больше не предпринимал.

— Будь готов, — вдруг прошептал он на своем языке Карену. Тот кивнул головой. Нестор, понявший, в чем дело, нахмурился и вдруг спросил по-армянски:

— К чему ему нужно быть готовым?

— Ах ты подлец, — разозлился Григор, — значит, ты знаешь и наш язык?

Водитель резко нажал на тормоза, и Нестор, не удержавшись, полетел вперед. Пистолет, лежавший на сиденье, вместе с бутылкой минеральной воды полетел вниз на пол, и Григор в бешеном прыжке с каким-то звериным криком бросился на заднее сиденье в попытке отобрать оружие у своего обидчика.

Машина шла из стороны в сторону, и драться приходилось с отчаянно рвущимся к оружию Григором. Карен наконец догадался свернуть с трассы и остановил машину в небольшой роще.

Только теперь он потянулся за оружием. Нестор понял, что нужно быстро уходить. Он оттолкнул изо всех сил Григора и, дернув за ручку машины, вывалился из автомобиля. Пригнувшись, он поспешил к роще. Сзади раздался выстрел, еще один. Видимо, их услышали с трассы. Послышался громкий визг тормозов другой подъехавшей машины, и Нестор поспешил дальше. Положение было отчаянным.

Глава 13

Осторожно посмотрев в глазок, Дронго почувствовал, как у него портится настроение. Там стоял совершенно незнакомый мужчина. Дронго не понравилось все в этом человеке. И его манера держаться, и его лицо, слишком бесстрастное и спокойное, и его глаза какого-то непонятного желтоватого цвета. И даже его неброская манера одежды. Так обычно одеваются либо полицейские инспектора, либо профессиональные убийцы, чтобы не привлекать к себе внимания.

— Что вам нужно? — спросил Дронго. — Кажется, вы ошиблись номером.

— Нет, не ошибся, — упрямо возразил незнакомец, — мне нужны именно вы, господин Крылов.

Нужно было открывать, а открывать дверь не хотелось. И, кроме всего прочего, на кровати лежала Лона.

— Хорошо, — немного раздраженно ответил Дронго, — увидимся через десять минут внизу в баре, на седьмом этаже. Я спущусь вниз.

— Нет, — упрямо ответил незнакомец, — это нежелательно, чтобы нас видели вместе. Это очень нежелательно. — По-английски он говорил с сильным акцентом, и внезапно Дронго спросил его, обращаясь на русском языке:

— Вы, очевидно, русский?

— Да, думаю, вы об этом уже давно догадались. Так вы меня пустите или будете держать за дверью?

— С удовольствием, но у меня в номере дама. Может, вы уйдете на пять минут, чтобы она вышла к лифту?

Он следил за мужчиной в глазок, стоя чуть с краю от двери. Он не доверял незнакомцам, так хорошо говорящим по-русски и являвшимся в гостиничный номер глубокой ночью. Было видно, что пришедший явно колебался. Наконец он согласился.

— Хорошо, — сказал он, — я приду через десять минут. Скажите, чтобы ваша дама поторопилась. И не делайте никаких глупостей. У меня нет с собой оружия.

— Мы поговорим об этом, когда вы вернетесь.

Незнакомец повернулся и поспешил к лифту. Дронго вернулся в комнату, где Лона уже надевала нижнее белье.

— Тебе никто не говорил, что у тебя изумительная фигура? — спросил он.

— Это пришли за тобой? — Она искала свое платье.

— Кажется, да, впрочем, точнее узнаю через десять минут. Этот тип обещал вернуться. Может, ты подождешь меня внизу? Хотя нет, это опасно. Поезжай в «Хилтон», сними там номер на два дня. У тебя есть деньги?

— У меня есть кредитная карточка.

— Очень хорошо. Сними номер на два дня. На свое имя. И позвони мне, но только не из отеля. Позвони и спроси, какой у меня номер. И назови свой. Не называя гостиницы. Ты поняла?

— Прямо настоящая шпионская игра, — засмеялась Лона.

— Это очень серьезно, — предупредил Дронго, — ничего не перепутай. Сними номер в отеле «Хилтон». Если вдруг там номера не будет, езжай в «Шератон Тауэрс». Там наверняка будет хотя бы один свободный номер. И тогда скажешь, что звонишь из Мичигана. Не перепутаешь?

Она наконец нашла платье.

— Я была права, — сказала она, — жизнь с тобой — это сущий ад. Лучше видеть тебя лишь несколько раз в году. Заодно можно сберечь и свои нервы, и свои деньги. Ты знаешь, сколько стоят номера в «Хилтоне»?

— За все будет платить шпионское ведомство, — пошутил Дронго.

— Я не об этом, — отмахнулась Лона, — ты даже не представляешь, как я рада тебя снова видеть. И как не хочу терять даже на короткое время.

Она подошла к нему и осторожно поцеловала, чуть дотронувшись своими сухими губами до его щеки.

— Все сделаю, только ты будь осторожен, — попросила женщина.

— А я всегда осторожен, — ответил ей Дронго, — иначе мы с тобой сегодня просто не встретились бы.

— До свидания, — она надела туфли, взяла сумочку и уже хотела выйти за дверь, когда он поймал ее за руку.

— Подожди, — попросил Дронго, — не выходи одна.

Он позвонил вниз, в службу охраны гостиницы.

— У меня здесь дама, — сказал Дронго, — у нее с собой некоторые ценности, и она боится спускаться одна. Может, вы сумеете прислать кого-нибудь из ваших людей? Да, если можно, прямо сейчас. Мы будем вас ждать.

— Они не спросили, почему ты сам не провожаешь свою даму? — засмеялась Лона.

— Мне нельзя, — очень серьезно ответил Дронго, — незнакомец может оказаться просто наемным убийцей, и тогда он откроет огонь, не дожидаясь твоего ухода.

Она внезапно все поняла.

— Я останусь здесь, — упрямо сказала Лона.

— Не дури, — разозлился он, — делай, как я тебе говорю. Так будет лучше и для меня.

— Поэтому ты не звонил столько времени, — догадалась Лона, — тебя могут убить в Америке.

— Меня могут убить где угодно. Не обязательно в твоей стране. Но ты права — здесь гораздо больше возможностей. Хотя, по моим расчетам, сейчас меня убивать не должны. Я пока не делал ничего плохого, вернее, не успел сделать. Вот через несколько дней они обязательно захотят меня убрать. Вот тогда мне придется прятаться, может, даже у тебя дома.

— Там сейчас остается Барбара.

— Тем более. У меня будет подружка, чтобы я не скучал.

— Негодяй, — наигранно возмутилась женщина, — это ты говоришь в моем присутствии. Ни за что не пущу тебя к себе домой. Несчастная Барбара, разве можно ее оставлять с таким опасным шпионом, как ты?

В дверь осторожно постучали.

— Это за тобой, — показал на дверь Дронго.

Лона невольно вздрогнула.

Он подошел к дверям, осторожно посмотрел сбоку. В фирменной одежде гостиницы стояли двое охранников. Одного из них он запомнил внизу еще сегодня днем, когда возвращался в гостиницу. Уже не сомневаясь, он открыл дверь. В гостиницах такого класса, кроме дверного глазка, была еще цепочка и довольно прочный замок. А сама дверь, как правило, была прикреплена к металлическому корпусу, и выломать ее простым ударом представлялось трудным занятием.

Лона, не сказав больше ни слова, прошла мимо него на своих каблуках и уже у дверей, обернувшись, добавила:

— Я позвоню тебе, дураку, обязательно.

Он улыбнулся. Она, выходя, сильно хлопнула дверью. Теперь оставалось ждать. Он заправил свою постель, вторая так и оставалась нетронутой, убрал лишние вещи в просторные ящики комода, на котором находился и телевизор, и, усевшись за письменный стол, принялся ждать гостя. Еще через несколько минут стук повторился снова.

«Почему они не звонят, — подумал он, — наверное, не хотят привлекать внимание соседей лишним шумом. Посмотрим, что хочет от меня этот незваный гость. Во всяком случае, он бы не разрешил Лоне уйти просто так, если бы имел какие-нибудь определенные цели и собирался бы меня убрать».

Он быстро открыл дверь. На пороге стоял все тот же неприятный тип. И холодно смотрел на него.

— Заходите, — пригласил его Дронго, — вы знаете, который час?

— По-моему, половина третьего, — не посмотрев на часы, ответил незнакомец.

— Вы не находите, что для визита вы выбрали не самое лучшее время? — весело спросил Дронго.

— Не нахожу, у меня просто было мало времени.

— Будем считать это наиболее веской причиной. — Он подошел к мини-бару: — Что вы будете пить?

Разговор теперь шел только на русском языке, которым незнакомец владел гораздо лучше.

— Пиво.

Наклонившись, Дронго достал две банки. Одну, с пивом, он бросил гостю, другую, с кока-колой, взял себе.

— Вон там на столике стоят два стакана, — показал он на свой письменный стол, — или вы любите прямо из банки?

Вместо ответа его гость открыл банку и, потянув к себе стакан, наполнил его янтарной жидкостью.

— Так зачем вы пришли так поздно? И что у вас за важное дело, которое нельзя обсуждать внизу в баре?

— Бар уже, по-моему, закрыт, — облизнув губы, сказал незнакомец, поставив стакан на стол, — а мне действительно нужно было срочно переговорить с вами.

— Начинайте, а то мы тратим драгоценное время, — предложил Дронго.

— За вами следят, — сообщил незнакомец, внимательно наблюдая за реакцией Дронго.

— Ну и что? Вы пришли только для того, чтобы сообщить мне эту потрясающую новость?

— За вами следят, — упрямо повторил его ночной гость, — два человека. Они из частного сыскного агентства.

— И кто их нанял?

— Ваш потенциальный убийца. Человек по кличке Цапля, — спокойно произнес незнакомец.

— Какое интересное звучание. Но дело в том, что я никогда не встречался с этой птичкой. Вам не кажется, что вы все-таки ошиблись номером?

Ему не нравились руки этого типа. Слишком короткие грубые ногти для такой правильной, уверенной речи. Что-то здесь не стыкуется. Какой-то внешний лоск, а под ним совсем другое. Что-то здесь не стыкуется, снова подумал Дронго.

— Правильно, — спокойно согласился незнакомец, — но сегодня вы забыли в машине этих ребят вот это, — и с таким же чудовищным спокойствием он положил на стол маленький «жучок», установленный сегодня утром в машине Хуана. — Глупые ребята, — методично продолжал незнакомец, — они не знали, с кем имеют дело. Это ведь такой примитивный трюк. Сначала выманить из автомобиля водителя и установить эту маленькую гадость, а потом поехать обедать куда-нибудь подальше, например, в Бруклин, чтобы по дороге слышать все их разговоры.

«Ах как много он знает!» — даже восхитился Дронго, он правильно доверял своей интуиции. Этот гнусный рассказчик не понравился ему с первого взгляда.

— Я ничего не понял, — громко сказал он вслух, — и вообще впервые вижу эту непонятную вещь. Здесь какая-то ошибка. Почему за мной кто-то должен следить? Это глупо, нелогично. В какой Бруклин? Я действительно ездил туда пообедать в «Гамбринусе», который очень люблю. Но это не значит, что я вместо обеда решил послушать беседу каких-то болванов или одного болвана, я не знаю, сколько их там было.

— Как вы хорошо работаете, — восхитился незнакомец, — я все ждал, что вы скажете «двух болванов». Потому, что их было двое. Но вы даже в мелочах не хотите прокалываться. Хотя можно считать это первым небольшим проколом. Ведь я точно сказал, что следовавших за вами было двое. А вы сделали вид, что не услышали или не поняли меня. И поэтому решили немного подстраховаться, не назвав точного числа следовавших за вами людей.

— Зачем вы пришли? Вы, кстати, не представились. Это даже невежливо, заявляться в три часа ночи и не сообщать своего имени.

— Мое имя вам ничего не даст. Оно все равно ненастоящее. Но я американский гражданин, эмигрант из России. Думаю, об этом вы уже давно догадались, судя по моему произношению английских слов. Я пришел сюда не как враг.

— Неужели как друг?

— Просто временно совпадают наши интересы.

— Поэтому вы решили подарить мне это небольшое техническое приспособление. Как вы его достали, если не секрет, конечно?

— Просто услышал беседу этих олухов. Один рассказывал другому, как сегодня утром вы ездили в довольно грязную гостиницу, совсем недалеко отсюда.

— Разве? А мне она показалась совсем чистой.

— Я имел в виду в смысле условий. После такой роскоши «Мэрриота» побывать в «Картере». Для этого нужно было ехать туда специально, чтобы выманить из автомобиля глупого наблюдателя, что вы и сделали. Оставалось только проверить, есть ли в гостинице черный ход и как долго вас не было в вестибюле. А потом вы отправились в Бруклин, и эти двое дурачков все говорили в вашем присутствии. Оставалось только принести небольшой аппарат и проверить их машину. И почти сразу обнаружить вот этот «жучок». Разумеется, они об этом ничего не знают.

Раздался резкий телефонный звонок. Незнакомец вздрогнул.

— Вы кого-нибудь еще ждете?

— Нет, по-моему, вас одного вполне достаточно, чтобы не дать мне уснуть до утра.

Он поднял трубку. Это была Лона.

— Ваш номер восемнадцать двенадцать? — спросила она довольно быстро.

— Нет, это ошибка, — ответил он, запоминая число.

— Будь осторожен, — шепнула она в нарушение всех инструкций, и он, улыбнувшись, положил трубку.

— Так о чем мы говорили, — обратился к своему гостю Дронго, словно впервые увидев его, — хотите еще пива?

— Не хочу. — У незнакомца явно испортилось настроение после этого звонка. Он, очевидно, ждал совсем другого.

— Тогда что вам нужно? Я не совсем понимаю, — терпеливо спросил Дронго, продолжая анализировать ситуацию. Нужно быстрее вычислить, кого именно мог представлять этот тип и кто стоит за его визитом в гостиницу. Неужели кто-то из его подопечных решил начать самостоятельную игру?

— Вас послали сюда специально, — решил зайти с другого фланга его ночной гость, — вы ищете кого-то среди людей, переехавших сюда из России за последний год. Но без моей помощи вы их не найдете. А если даже найдете, то очень сильно рискуете, каждый из них вполне способен отправить вас на тот свет, даже не выслушав ваших к нему претензий. По-моему, вы в мышеловке.

— А где тогда мой сыр? — спросил весело Дронго.

Теперь после благополучного переезда Лоны все выглядело несколько в более розовом свете. Но кто такой этот незнакомец? Он знает о поисках Дронго, знает о наблюдателях, сумел даже найти этот маленький «жучок». Правда, он не совсем интеллигент, это выдает его мышление, его односложные ответы, его речь о мышеловке. Но он, конечно, достаточно неплохо подготовлен. Интересно, действительно ли у него нет оружия? Или это очередной блеф его ночного гостя?

— Вместо сыра вы получите помощь с моей стороны.

— А вы действительно считаете, что это заменит мне сыр?

Кажется, он начал догадываться, кто именно пришел к нему. Но пока это только догадки, нужно проверить все еще несколько раз.

— Во всяком случае, я мог бы предложить вам свою помощь, — ответил незнакомец.

— Помощь в чем?

— В ваших поисках.

— Можно узнать, а что вам заменяет сыр? Или вы работаете из чистого альтруизма?

— Нет, но мне нужна будет вся получаемая вами информация. По-моему, обмен вполне нормальный. Зато у вас не будет неприятностей с наблюдателями, среди которых могут появиться и умнее этих недоумков, с которыми вам придется не так легко.

— Какая трогательная забота о моей скромной персоне! Вы не считаете, что немного переигрываете?

— Вы напрасно так настроены. Ваша экскурсия в Америку может плохо кончиться, — с явной угрозой сказал незнакомец.

Дронго обратил внимание на правое ухо незнакомца. Оно было как-то плотно прижато к голове, словно было сломано еще в ранней молодости. На вид гостю было лет тридцать пять. Он заметил и характерный жест незнакомца, который тот трижды повторил. Тот массировал большим пальцем правой руки остальные четыре пальца. Словно пересчитывал деньги или карты. Карты? Он вдруг понял, кто именно пришел к нему в эту ночь. Понял и впервые расслабился. Кажется, он ждал именно этого гостя.

Все вставало на свои места. Теперь он даже знал, что именно попросит ночной гость у него и какую помощь он может оказать этому знакомому незнакомцу.

— А я принимаю вашу угрозу, — сказал он, — принимаю ее к сведению. Мне тем более нужно быть осторожным, если учесть количество убитых вами людей, Цапля. Вы ведь должны были получить лицензию и на мое убийство?

Впервые в лице гостя что-то дрогнуло и начало рассыпаться.

— Откуда вы знаете? — явно волнуясь, спросил он.

Глава 14

Лагерная жизнь — это особый вид испытаний, который проходят самые стойкие и самые мудрые. Это своеобразный полигон, на котором проверяются мужество индивида, его способность к выживанию, его умение ладить с другими и, если нужно, драться с гораздо более сильным соперником. Лагерная жизнь — это доведенная до экстремального состояния обычная жизнь, помноженная на страхи, насилие, издевательство и голод.

Здесь не прощают никаких ошибок. Здесь за все приходится платить собственной кровью. Андрей усвоил эти истины еще до того, как попал в лагерь. Место для каждого заключенного выбирал сам начальник колонии и строго следил, чтобы новая партия прибывших не занимала места старожилов, словно подтверждая некий кодекс воровских законов для новичков.

Об Андрее Кирьякове было известно достаточно много, и ему выделили достаточно почетное место в углу большой палаты. Занимая свою койку, он обратил внимание на трех мрачноватых типов, сидевших в центре палаты. Несмотря на дневное время, они не выходили на работу. Более того, рядом на тумбочке одного из этой неприятной тройки даже стоял заварной чайник — немыслимая роскошь в колонии. Андрей знал одного из этой тройки. Это был как раз тот самый молодой рецидивист, с которым они вышли в разные сроки из одного детдома.

— Ну, что, — весело сказал именно этот парень, — будем знакомиться. Я Забияка. А ты, кажется, Сказочник. Так тебя все называют.

— Это мое дело, — угрюмо ответил Андрей.

— Ладно, не выпендривайся, — примирительно сказал Забияка, — мы ведь с тобой вроде как родные кореши. Не смотри — не узнаешь. Мы ведь с тобой из одного детдома вышли. Просто я на шесть лет позже тебя вылупился. Директором все еще Соломон Маркович был, царство ему небесное, хороший человек был, душевный.

— Чего-то не помню я тебя, — с явным недоверием произнес Андрей.

— Да ты и не можешь помнить, я на шесть лет младше тебя был. Помнишь, местные ребята у двоих мальцов хлеб отняли? Так вот одним из этих мальцов я был. Ты еще тогда мне свой хлеб отдал. А сам пошел и рожи начистил этим местным ребятам. Про тебя потом долго рассказывали. Тебя даже в милицию забрали, но директор добился твоего возвращения.

— Все-таки не помню я тебя, — поднялся Андрей, подходя к сидевшей в центре палаты группе, — может, ты подставка какая?

Забияка оглушительно захохотал:

— Это я подставка? Да меня вся страна знает. Меня в Тюмени резали, но не смогли добить. А ты говоришь — подставка. Что, правда не вспоминаешь меня?

— А как мы называли директора между собой?

— Ха! Все-таки решил проверить. Царь Соломон звали. Так его вся школа называла, у него еще на шее шрам был от пулевого ранения. Теперь убедился?

Вместо ответа Андрей протянул ему руку.

— Знакомься, — подтолкнул его Забияка, — это наши люди. Они паханы в этой колонии. И без них ничего не решается.

Первый — маленького роста, худощавый, с гнилыми зубами — улыбнулся и сказал:

— Будем знакомы, Сказочник. Много о тебе слышал. Я — Барсук.

Другой, высокого роста, с широкими плечами и большими глазами, молча смотрел на Андрея. Потом нехотя сказал:

— Дружить будем или враждовать?

— От вас зависит, — довольно смело ответил Андрей.

— Храбрый ты и глупый. Знаю, как тебя избили за дурь твою. Поэтому не муддахайся. Так лучше будет. А насчет дружбы подумай. Многие хотят дружить со мной, не всем такая честь выпадает. Здесь либо «шестерки», либо петухи. А паханы только мы. Так что думай, Сказочник, о моих словах.

Он встал и неторопливо зашагал к выходу. За ним поспешил Барсук. Забияка испуганно смотрел им вслед.

— Кто это? — спросил Андрей.

— Зверь, — ответил Забияка, — про случай в тайге слышал? Его работа. Говорят, всех своих товарищей съел и потому живым вышел. Он здесь главный. Смотри, не зли его, вмиг в покойниках окажешься. Видимо, ты ему понравился, раз он тебе про дружбу говорил. Он так просто ничего не говорит.

Так началось знакомство Андрея Кирьякова с лагерной жизнью. Здесь были свои строгие иерархические правила и своя очень жесткая система отношений. В колонии каждый знал свое место и вел себя соответственно занимаемому рангу. Условностей здесь придерживались больше, чем в английском парламенте. Нарушение этикета каралось смертью, и каждый попадавший в колонию новичок заучивал все писаные и неписаные правила наизусть, чтобы раз и навсегда определить свое место в этой системе взаимоотношений.

Даже разделенное на касты древнеиндийское общество было менее разобщенным, чем касты внутри колонии. За общение с опущенными гомосексуалистами, или петухами, здесь наказывали гораздо строже, чем практиковалось в Индии при общении жрецов с «неприкасаемыми». Если гомосексуалист скрывал свое прошлое и осмеливался есть из общей кастрюли или прикасаться к другим заключенным, наказание было более чем строгим, почти обязательная мучительная смерть. Паханы определяли в колонии все правила, все законы, а лагерное начальство благосклонно следило за этим разделением среди заключенных. Сама система паханов была выгодна всем. И зекам, и начальству. Первые знали, у кого искать защиты от произвола внезапно появлявшихся дикарей. Вторые понимали, с кем нужно говорить, чтобы поддерживать порядок в лагере на должном уровне. И система продолжала бесперебойно функционировать, устраивая всех по обе стороны криминальной черты.

По законам строгой конспирации, ни один человек в лагере, даже начальник колонии, не мог знать, что Сказочник специальный агент, внедренный в преступную среду. Просто в колонию одновременно с Андреем был переведен и новый заместитель начальника колонии в должности подполковника, который на самом деле давно был полковником и осуществлял по мере необходимости бесперебойную связь Андрея Кирьякова с руководством МВД.

В стране разворачивалась перестройка, Горбачев говорил о «новом мышлении», а операция, задуманная еще при Андропове, продолжала набирать все новые обороты. План «Дельфин» осуществлялся по полной программе. Второй заключенный, сидевший с Андреем в те роковые августовские дни семьдесят пятого, тоже признал своего бывшего кореша, охотно рассказывал, как хорошего парня, «без пяти минут прокурора» какая-то сука засадила в тюрьму за изнасилование.

Андрей старался не особенно выделяться, но и не был обычной «шестеркой». Однако для того, чтобы пробиться в настоящие лидеры, ему нужно было проявить себя в чрезвычайно экстремальной ситуации, а в лагере царил относительный порядок. Никто не решался перечить Зверю, все знали его страшный характер и его мстительность. Тройка преступных авторитетов держала весь лагерь в страхе, и никто не смел бросить им вызов. Сначала был разработан план откровенного противодействия Зверя и Сказочника. Но затем аналитики МВД решили изменить ситуацию.

Было решено использовать огромный авторитет Зверя для дальнейшего внедрения Сказочника в преступную среду. Было объявлено о готовящейся отправке большой партии заключенных в другой лагерь. Среди них были Зверь и Сказочник. Именно тогда Андрей впервые решился на серьезный разговор. Зверь отдыхал в специально огороженном для него помещении, старой заброшенной избушке лесников, приспособленной для бригадиров. Те, конечно, не смели соваться сюда, зная, для кого предназначено данное помещение, предпочитая отдыхать в другом месте. Остальные заключенные отбывали и норму Капустина, но никто не осмеливался протестовать.

Андрей пришел к Зверю, как и полагается, без предварительного вызова. В табели о рангах он считался заслуженным рецидивистом и мог ходить на встречу с паханом в любое время.

— Старый знакомый, — неприятно улыбнулся Капустин, увидев пришедшего к нему Андрея, — проходи, садись. Хорошо, что ты иногда хоть заходишь, а то с моей бригадой говорить не о чем. Одно быдло здесь.

— Я ведь по делу пришел, — сурово начал Андрей. Он иногда замечал, что подобная откровенность его придуманного персонажа стала отличительной чертой и его самого.

— Это хорошо, что по делу. Цыц отсюда, — крикнул Капустин своим «шестеркам», — видите, у человека дело ко мне есть.

Оба парня, стоявшие у стола, сразу вышли из ветхого вагончика.

— Пить будешь? — спросил Капустин. — Ребята тут хорошую настойку из трав принесли.

Это была высшая честь. Настойка была таким дефицитом, что пробовать ее могли только паханы. Капустин показывал высокую степень своего доверия. Ему действительно нравился этот парень, так глупо и бездарно сломавший свою жизнь из-за какой-то фуфочки. А ведь мог действительно стать прокурором. Кроме того, Сказочник неплохо знал законы и внутренние распоряжения МВД, сказывалось его юридическое образование, и мог по мере необходимости «забивать баки» проверяющим.

Они выпили полстакана бледно-желтого напитка. Андрей поморщился, все-таки с непривычки было тяжело.

— Тяжело? — участливо спросил Капустин. — Ничего, закусывать не стоит. Зато голова болеть не будет. Так что у тебя за дело?

— Знаете, из-за чего меня сюда упекли?

— Конечно, знаю. В Волгограде «мусора» пришили, когда кассу брали. А зачем ты меня спрашиваешь?

— Я не стрелял, это мой напарник сделал, — сразу сказал Андрей.

— Это ты следователям расскажешь, меня убеждать не надо.

— В общем, тогда мы взяли кассу. Большие деньги. Компаньона моего подстрелили, как птичку, а я тогда ушел.

— Знаю. Сколько вы тогда взяли?

— Почти полтора миллиона.

— Большие деньги, — кивнул Капустин, по его тону Андрей понял, что тот точно знал, какую именно сумму брали в Волгограде.

— Мне теперь на волю нужно, — со значением сказал Андрей, — тогда эти деньги хорошим людям могут послужить.

— А много ли осталось? — с насмешкой спросил Капустин. — Ты ведь потом, говорят, в бега ударился. Небось все пропил тогда?

— Не все, — обиженно ответил Андрей, — там еще хватает и на кассу, и на благодарность.

— Закон знаешь?

— Конечно. В общак сдать должен пятьдесят процентов и тебе десять.

— Мне двадцать, — улыбнулся Зверь.

— Может, мне вообще не стоит выходить? — сделал вид, что разозлился, Андрей.

— Может, и не стоит. А ты не бери меня на испуг, не пугливый. Сколько осталось денег?

— Около миллиона, — нехотя ответил Андрей.

— Триста тысяч огромные деньги. Тебе хватит. Мне отдать двести. И в общак внесешь четыреста.

— Почему четыреста? Мне говорили — половину.

— Сто тысяч ты на сходку потратишь. Думаю, не стоит тебе с твоим образованием и опытом в фраерах ходить. Будем тебя короновать. Найдем подходящее место и проведем тебя, как полагается, в авторитеты. Сам рекомендацию дам, понимаешь, на что иду?

— Спасибо.

— А ты не благодари. Я ведь не лярва продажная, чтобы под тебя ложиться. Если подведешь — сам знаешь, что будет.

— Все равно спасибо.

— Тогда другое дело. Теперь давай думать, как тебе отсюда выбраться. С лесоповала не убежишь. Здесь тайга вокруг и вышки. Я уже однажды пробовал идти через тайгу. Без ружья пройти вообще нельзя. Голодно и страшно.

Андрей вспомнил рассказы о Капустине и содрогнулся. Перед ним сидел Зверь — самый настоящий, без кавычек. И он это отлично сознавал.

— А как выбраться? Скоро нас в другой лагерь погонят, там, говорят, вообще не убежишь, — хрипло произнес Андрей.

— Верно. Оттуда не сбежишь. Ладно, — встал наконец Капустин, — придумаем для тебя какую-нибудь лазейку. За такие деньги не грех и мозгами пошевелить.

Через три дня после этого разговора Капустин на вечерней проверке толкнул Андрея в плечо:

— Поговорить нужно.

Войдя в барак, они отошли в дальний конец комнаты.

— В общем, все продумано, — шепотом сказал Зверь, — только тебе придется из поезда прыгать. Охрану мы берем на себя. А дежурного по вагону в этот момент не будет.

— Уберете? — невольно вырвалось у Андрея.

— Какой ты нетерпеливый и жестокий, — неправильно понял его Капустин, — зачем убивать невиновного человека? Наоборот, мы его еще и отблагодарим. Он останется доволен, можешь не сомневаться. Такие деньги он за сто лет своей службы получает.

— А кто ему платить будет? — не понял Андрей.

— Конечно, я. Из своей доли. А ты плохо обо мне думал. Неужели не узнал меня за эти пять месяцев? Я никогда просто так никого не обижаю. Глупо это. И бесперспективно. Все знают — коли Зверь что решил, значит, решил по справедливости. А ты, козявка, обо мне плохо подумал, решил, что я совсем с ума выжил. Или все под себя гребу. Было такое?

— Немного, — честно признался Андрей.

— В общем, спрыгнешь с поезда на повороте у реки. Там место такое есть, где поезда всегда сильно тормозят. А у реки тебя баржа ждать будет. Расскажешь все о себе и добавишь, что Зверь велел «наколку быстрее делать». Запомнишь?

— Конечно. А кому наколку? Мне?

— Учить тебя, дурака, еще нужно. Наколка мне нужна. В дело мое приколоть должны бумажку насчет последнего приговора. Адвокат постараться должен, если, конечно, захочет этот бандит. Сколько денег ему платят, а никакого результата нет.

— Передам обязательно. А это не опасно — прыгать с идущего поезда?

— Конечно, опасно. Но только другого выхода у тебя, парень, нет. А у нас других вариантов не имеется.

— Если вы хотите, чтобы я обязательно свернул себе шею, я могу прыгать и с вышки охраны.

— Кончай шутить, прыгнешь, тебе говорят. Иначе просидишь еще пять лет. Как раз выйдешь к новому обмену денег. И будешь утираться своими бумажками вместо туалетной бумаги.

— Ладно. Согласен. Только если действительно поезд будет идти медленнее обычного, — наконец выдавил из себя Андрей.

Все произошло так, как и говорил Капустин. Их погрузили в поезд, и в самый сложный момент поворота на город, примерно часа через полтора после отхода поезда, дежурный по вагону был отозван в другой вагон. Когда поезд еще немного замедлил свое равномерное движение, Андрей был уже готов. На изумленных глазах десятка заключенных он совершил свой легендарный прыжок и сразу стал героем местного фольклора, решившись на такую беспримерную дерзость.

Предупрежденные обо всем сотрудники Центрального аппарата МВД СССР уже ждали его на месте приземления. Но роль свою нужно было играть до конца. Немного отдохнув и выпив чаю, он вышел к барже, где трое людей уже нетерпеливо поджидали его. Потом был достаточно долгий путь вверх по реке и наконец отдых на квартире кого-то из членов команды.

В Киев он уехал через два дня уже с новыми документами и вместо столицы Украины прибыл в Москву, где его ждали четыре письма от Ларисы. В этот раз ему предоставили отдых на два месяца. Но вся беда была в том, что Лариса с детьми была за рубежом, а туда его категорически отказывались выпускать.

Время от времени его вывозили в Киев, где он устраивал дикие загулы с обязательным мордобоем и битьем посуды. Деньги в воровскую кассу он исправно внес. Передал часть денег и людям Капустина. Один из бухгалтеров МВД СССР, посвященный в детали этой операции, чуть не плакал, выдавая деньги на подобные цели. Деньги вообще пробивали с огромным трудом. Повезло, что шел уже восемьдесят девятый и в стране многое разрешали.

Теперь оставалось ждать своей «коронации». Он думал, что все трудности уже позади. Он не предвидел августа девяностого, когда в Сухуми сразу несколько авторитетов захватили тюрьму. Тогда ему пришлось труднее всего. Он был на грани провала.

Глава 15

В этих местах трудно было рассчитывать спрятаться. Настолько цивилизованными и обжитыми они были. Но ему неожиданно повезло. Услышав тормоза второй подъехавшей машины, его преследователи поспешно ретировались, посчитав за лучшее уехать подальше от этого места. Нестор не обманывался. Эти ребята могли вернуться в любое время. Если учесть, что к этому времени американская полиция уже могла найти труп Важи и начать поиски его напарника, положение действительно было неприятным. Он вспомнил об одном американском фильме, увиденном в детстве. В нем какой-то негр бежал от преследователей, пытаясь восстановить истину. Он был невинно осужден и пытался уйти от полицейских. Нестор невесело усмехнулся. Кажется, теперь он в положении этого негра.

В любом случае рассчитывать на понимание американской Фемиды не приходится. Единственный шанс — добраться до Балтимора и попросить помощи у Генерала, по приглашению которого они и были посланы Гурамом Хотивари. Он в который раз проклинал себя за то, что согласился на эту поездку. Собственно, задание было не таким уж сложным. Им нужно было войти в контакт с Генералом и установить с его помощью, от имени кого действует посланец, пытавшийся наладить связи в этой стране.

Но происшедшее убийство Важи показало, что этот кто-то знал об их прибытии и заранее подготовился. Собственно, на месте Важи вполне мог оказаться и он сам. Нестор пытался идти как можно быстрее, уже различая небольшую шоссейную дорогу впереди. По ней достаточно часто двигались автомобили, и у него был небольшой шанс успеть на одну из попутных машин еще до того, как найдут его преследователи. О полицейских он старался не думать.

Перед глазами снова возник труп Важи. Как он мог подпустить так близко этого убийцу? Неужели он его знал раньше? И почему он открыл ему дверь? Убийца был человеком более чем решительным. Он перерезал горло Важи одним ударом ножа. Для этого нужно достаточно долго практиковаться. Или уже раньше совершить подобное преступление.

Нестор оглянулся. Кажется, его никто не преследовал. Он осмотрел свою одежду, отряхнулся и вышел на дорогу. «Будем надеяться, что эти молодые идиоты не сделают специально крюк», — подумал он, поднимая руку.

Почти сразу рядом с ним затормозил небольшой «Шевроле» с женщиной лет сорока пяти. Она была в каком-то причудливо изогнутом берете и весело улыбалась Нестору.

— Хелло. Вас подвезти?

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Нестор, — мне нужно добраться до Балтимора.

— Далеко, — засмеялась женщина, — я еду в Филадельфию. Если хотите, я могу вас подвезти до Филадельфии. А оттуда вы доберетесь автобусом. Хотя нет, автобусы уже так поздно работать не будут. У вас есть кредитная карточка, чтобы остановиться в отеле?

— Конечно, миссис.

— Тогда все о'кей. Вы даже можете арендовать автомобиль. Садитесь быстрее.

Он не заставил себя долго упрашивать, и вскоре они весело говорили с милой женщиной, оказавшейся критиком по искусству.

Разговаривая, он подсознательно помнил о своих преследователях, убитом Важе и Генерале. Конечно, автомобиль арендовать он не сможет. Для этого действительно нужна кредитная карточка, которой у него нет. Но вот остановиться в гостинице, даже не показывая своих документов, это вполне реально. И ему все-таки придется остановиться на ночь в каком-нибудь отеле, чтобы избежать ночных волнений. Его преследователи знают, что он должен появиться в Балтиморе, что он направлялся именно туда. Но они не знают, к кому и когда. Кажется, он действительно должен остановиться на ночь в Филадельфии.

Они приехали в город, когда уже совсем стемнело, и он, вежливо попрощавшись с милой женщиной, сошел прямо в центре города у туристического центра. Большой стеклянный шар, немного похожий на кафе в его родном городе, находился в самом центре Филадельфии. Здесь ему любезно дали карту города, объяснили, как пройти к близлежащим отелям. Они готовы были даже заказать ему заранее номер, но он отклонил подобную любезность.

И без того слишком много людей уже видели его лицо и могли запомнить график его перемещения. Достаточно полиции показать его фоторобот по телевизору, как он уже не сможет так свободно передвигаться. Впрочем, почему фоторобот? Они вполне могут показать и его фотографию. Они просто проверят его регистрационный номер, номер его паспорта, выяснят, когда он оформлял визу, и найдут его фотографию. А размножить и показать ее — это уже дело великолепной американской техники. Здесь они будут на высоте. Завтра утром его могут узнавать даже собаки на улицах, тревожно подумал Нестор.

Он провел эту ночь в потрясающем комфорте отеля «Хилтон». Нестор справедливо решил, что не стоит экономить деньги мерзавца Хотивари, отправившего их в это рискованное путешествие.

Утром он поднялся очень рано и поспешил к автобусной станции. Первым автобусом он выехал в Балтимор. Теперь все зависело от Генерала. Он должен помочь Нестору в поисках неизвестного убийцы. Это даже важнее, чем выяснить, кто именно прислал гонцов в Америку. Хотя очень может быть, что это одни и те же люди, и тогда ему будет не просто трудно.

Водитель автобуса был левшой, проверяя билеты, он принимал их правой рукой, а отрывал левой, и Нестор вдруг отчетливо вспомнил, что именно поразило его в убитом Важе. Тот лежал в ванной с перерезанным горлом, и разрез отчетливо начинался справа, заканчиваясь с левой стороны.

А это значит… Нестор мысленно выругался. Как же он раньше не вспомнил об этом? Убийцей Важи был левша. Определенно левша. Как же он этого сразу не понял? Теперь его задача сильно облегчается, нужно будет искать именно левшу. Нельзя схватить человека, тем более такого мощного, как Важа, и начать разрез с правой стороны. Так смог сделать только левша. Это слишком профессиональный и быстрый удар. А если левша… сам Генерал? Он почувствовал, что начинает злиться. Почему он вчера не думал об этом? Кто, кроме Генерала, мог знать об их прибытии? Правда, вчера ему сказали, что среди знавших об их прибытии был и Сокол. Но можно ли доверять этим словам? Можно ли им верить? Почему так быстро их нашли эти двое молодых людей? Как они смогли выйти на них без предварительной наводки самого Генерала? Ведь только ему было сообщено, каким именно рейсом и в какую гостиницу прилетают люди Гурама Хотивари.

Ах, какая дурацкая история. Но ничего уже сделать было нельзя. Автобус быстро двигался по направлению к Балтимору, и оставалось только надеяться, что сам Генерал не левша. Хотя ему было совсем необязательно самому убивать такого подонка, как Важа. Для этого достаточно было нанять хорошего профессионала.

Автобус подъехал к автобусной станции. В отличие от других городов автобусная станция Балтимора была расположена не в самом центре, а в нескольких километрах от города. Правда, при станции имелся хороший ресторан и отель «Плаза».

Теперь нужно было выяснить, где живет этот Генерал. Нестор подошел к сидевшему справа от входа дежурному и спросил, как звонить в центр города.

— Там стоят телефоны, — любезно ответил дежурный, — просто опустите две монеты, и все. Код набирать не нужно.

— А какой здесь код, в Балтиморе? — чисто механически спросил Нестор.

— Четыреста десять, — последовал быстрый ответ.

Нестор замер. Не может быть. Таких совпадений просто не бывает.

— Простите, как вы сказали?

— Код четыреста десять.

— А в Лос-Анджелесе какой код? Вы не могли бы мне помочь?

— Сейчас посмотрю, — кивнул дежурный, открывая какую-то книгу.

— В Лос-Анджелесе код… двести тринадцать…

Нестор почувствовал, что сходит с ума.

— …но там есть и другой код. Да, все верно, двести тринадцать — это в Голливуде. А в городе код триста десять.

Это было уже лучше. Нестор поблагодарил дежурного и, подойдя к телефону, опустил две монетки, набирая номер.

Почти сразу раздался очаровательный женский голос:

— Вас слушают. Это говорит автоответчик. Можете начать говорить после подачи сигнала.

Раздался мелодичный сигнал.

— Гамарджоба, — начал с грузинского приветствия Нестор, — батоно Георгий, я звоню вам по поручению Гурама. — Он сказал это на грузинском языке и почти сразу услышал, как в телефонной трубке что-то пискнуло и громкий голос также по-грузински закричал:

— Слушай, кто это говорит? Откуда? Мне звонили из Москвы, говорят, вы не отвечаете в своей гостинице. Где вы находитесь?

— Это Нестор говорит. Меня Гурам Хотивари прислал из Москвы. Я только что приехал в Балтимор. Если разрешите, я прямо сейчас приеду к вам.

— Конечно, приезжай. А ты где сейчас находишься?

— На автобусной станции, — непонятно почему, но, услышав грузинскую речь, он успокоился. Понимая, что это лишь чисто условная реакция на родной язык, он тем не менее почувствовал себя куда более уверенно. Даже разговаривая с таким матерым рецидивистом, как Георгий Хабашели.

— Поймай такси и приезжай, — предложил Хабашели, — хотя подожди, ты ведь не знаешь, как вызвать такси. Я тебе вызову. Жди прямо на станции, через десять минут подъедет. А где твой второй товарищ?

Нестор напрягся.

— Его со мной нет, — ответил он, не решаясь рассказать по телефону всю правду.

Хабашели что-то почувствовал.

— Приезжай скорее, поговорим, — и положил трубку.

«Надеюсь, он положил трубку правой рукой», — почему-то подумал Нестор, усаживаясь в кресло.

Через десять минут пришло такси, и вскоре он уже сидел в просторном двухэтажном доме Георгия Хабашели. Хозяину дома шел уже шестьдесят третий год. Но, несмотря на возраст, это был еще крепкий мужчина с огромными, словно лопаты, руками. У него было характерное для пожилых мингрельцев красноватое лицо и красивая седая шевелюра. Едва войдя в дом, Нестор стал приглядываться к рукам хозяина, но пока трудно было определенно заявить, являлся ли Генерал левшой. Он получил свою кличку за аристократическую внешность грузинского князя. Уважительное Генерал прикрепилось к нему еще в самой юности и оставалось до его переезда в Америку. Видимо, это обстоятельство способствовало и тому, что он женился на американке в третьем поколении грузинского происхождения и теперь неплохо жил в Балтиморе.

По обычаю на столе стояла разнообразная еда и даже две бутылки прекрасного грузинского «Ахашени». Хозяин разливал вино сам. «Все-таки он больше действовал правой», — подумал Нестор.

— Вчера ночью Гурам звонил, беспокоился. Говорит, вы должны были ему позвонить. Он уже решил, что вас убрали.

— А как нас могли убрать? — сделал вид, что удивился, Нестор. — Ведь, кроме вас, никто не знал о нашем прибытии в Америку.

— Ах, дорогой, какой ты наивный, — засмеялся Георгий, — давай лучше выпьем за твой приезд. Конечно, о вашем прибытии все знали. Гурам вас специально прислал, чтобы проверить своих друзей. Кто из них захочет с вами разделаться, значит, себя выдаст.

— Значит, мы были как подсадные утки? — дернулось лицо у Нестора.

— Ты какой принципиальный, — отмахнулся Георгий, — а деньги за что тебе платят? Просто так? И Америку приехал увидел.

— Зачем мне эта Америка? — разозлился Нестор. — Почему нам не сказали, что посылают как подсадных уток? Почему не предупредили?

— Нельзя было, тогда всю игру Гурама сломать можно было. А где твой второй напарник? Позвони ему, пусть приедет.

— Он в морге лежит, — зло ответил Нестор, — его трудно будет позвать. Его зарезали вчера в отеле «Милфорд Плаза» в Нью-Йорке. — Георгий осторожно поставил свой бокал на стол. Тяжело задумался. Поднялся. Прошел к окну. Снова вернулся к столу. Перемены, происшедшие в его лице, поразили Нестора. Теперь перед ним был холодный и циничный убийца. Это было лицо матерого преступника — расчетливого и жестокого.

— Так, значит, — у Хабашели сильно испортилось настроение, — уже и до Америки добрались сукины дети. Это очень серьезно, Нестор. Очень серьезно. Как его зарезали?

— В ванной комнате. Убийца зашел за ним в ванную и перерезал ему горло. А потом выбросил труп в ванную.

— Значит, горло перерезал, — Георгий достал сигареты, зажигалку и закурил, щелкнув зажигалкой в правой руке.

— Да. И убийца левшой был, — добавил наконец Нестор.

— Левшой, — задумался Георгий, — почему левшой?

— Разрез был справа налево. А так только левша действует, — объяснил Нестор.

— Слушай, какой ты внимательный. Ты не из наших. Ты где раньше работал?

— В КГБ, — сразу ответил Нестор.

— Где? — вытаращил глаза Георгий, чуть не поперхнувшись.

— В Комитете государственной безопасности Грузии, — раздельно по слогам произнес Нестор, — я думал, вас предупредили.

— Вай мэ. Какого человека ко мне прислали, — неприятно улыбнулся Георгий, — а не боишься ко мне приходить в дом? Я ведь «легавых» не люблю.

— Не боюсь. Выгнали меня из КГБ. Я давно там не работаю.

— Выгнали, значит. А может, это ты сам своего напарника порешил, выполняя чей-нибудь заказ?

Нестор не шевельнулся. Только посмотрел в глаза хозяину дома.

— Ладно, — с раздражением сказал Генерал, — будем считать, что я этого не говорил.

Он снова разлил вино в бокалы.

— Выпей немного, тебе легче будет.

Нестор молча выпил весь бокал. Поставил его на стол.

— Это еще не все, — сказал он, — за мной следили.

— Слушай, ты всего один день в этой стране и столько всего успел натворить. Нельзя было тебя сюда посылать, ты прямо несчастье за собой на хвосте везешь, что там еще случилось, кто следил за тобой?

— Люди Аветисова. Он послал их из Лос-Анджелеса. Их было двое. Они получили сообщение из Москвы, из «Континенталь-банка», следить за нами.

— Ах, Гурам, какой молодец, всех старых друзей проверить решил, — нахмурился Георгий, — а может, это они и убрали твоего друга?

— Не похоже, молодые ребята были, глупые. И среди них левши не было. Это я лично проверял.

— Ты что, с ними разговаривал?

— Даже вместе ехали из Нью-Йорка в Балтимор. Но в пути характерами не сошлись, пришлось мне в Филадельфии сойти.

— Не пойму я тебя. То ли ты дурак, то ли слишком умный. А где ночевал в Филадельфии?

— В отеле «Хилтон».

— Номер на свою фамилию брал?

— Нет.

— Это хорошо, хоть догадался. А труп куда дел?

— В отеле оставил, прямо в ванной.

— А прописывались вы вместе?

— Верно.

— Значит, тебя теперь ищет вся американская полиция?

— Думаю, да.

— Попал ты в историю, Нестор, в очень неприятную историю. Здесь ссориться с американской полицией нельзя. Они здесь как боги, не то что у нас, все продажные суки. Здесь такие вещи не прощаются.

— Может, мне сразу повеситься?

— Горячий, да. Не надо так торопиться. Эти ребята знают, что ты именно ко мне ехал?

— Нет. Они знают только, что в Балтимор.

— Значит, теперь будут меня искать. Это хорошо, придется мне с ними тоже встретиться, поговорить. Что-нибудь еще узнал?

— У них в Лос-Анджелесе есть свой покровитель. Зовут Мартин Коул.

— Ты не перепутал имя? — уточнил Георгий.

— Нет, точно Мартин Коул. А о нашем прибытии знал еще один человек — Сокол. Но он, как они мне сказали, стукач американской полиции.

— Неправду сказали. Он не в полицию стучит, а в ФБР. И это совсем плохо. Значит, теперь нашим делом будет ФБР заниматься, твои американские коллеги. Понимаешь, как плохо нам будет? В какую историю ты меня втянул?

— Почему я?

— Ну Гурам твой. Этот сукин сын. Понимаешь, странное что-то здесь происходит. Сначала мне звонят и предлагают встретиться. Якобы новые контакты налаживают и привет передают из Москвы. Потом вы приезжаете. И сразу убивают одного из вас. А о вашем прибытии только несколько человек знали.

— А вы сами не звонили Важе?

— А почему я должен был звонить? Конечно, не звонил.

— Я нашел его записную книжку. За несколько минут до убийства ему кто-то звонил. И там отчетливо видны вторая и третья цифры кода. Один. Ноль. А ведь код Балтимора — четыреста десять.

— Где эта записная книжка? — сильно волнуясь, спросил Георгий.

— У меня.

— Дай мне ее, — протянул руку Георгий.

Нестор достал блокнот, передал его Генералу.

— Кажется, я знаю, кто это мог быть, — задумчиво произнес Георгий, — ты слышал что-нибудь о Палаче?

Глава 16

Его собеседник явно испугался. Он не ожидал такого развития событий. На всякий случай он даже оглянулся по сторонам, словно в этой комнате кто-то мог спрятаться. И, все-таки не удержавшись, спросил у Дронго во второй раз:

— Откуда вы знаете?

— Я догадался. Вы слишком правильно стояли у дверей, боком, чтобы я нечаянно не выстрелил. Хотя оружия у меня действительно нет. Говорю это вам на всякий случай, если вы все-таки решитесь к нему прибегнуть. А вас выдает ваша неинтеллигентность, Цапля. Нельзя так долго извиняться за дверью, чтобы попасть сюда, а потом вытирать рот после пива рукавом пиджака. Это некрасиво и не очень принято.

Цапля молчал. Ему было неприятно, что его так быстро раскрыли. Он шел на встречу с явной попыткой спрятать свое имя как козырь для последующей сдачи, а наблюдательность Дронго лишила его одного из самых сильных козырей.

— Теперь говорите, — строго сказал Дронго, — зачем вы пришли. Трюк с «жучком» вам удался неплохо, но только потому, что этот номер был в расчете не на вас, а на этих остолопов, которых, как я думаю, вы и наняли. А теперь правильно рассудили, что я все равно оторвусь от этих болванов в любой момент, и решили не испытывать судьбу, явившись сюда лично.

— Вообще-то я должен был предусмотреть и этот вариант, — подумав, сказал Цапля, — меня предупреждали о вашей квалификации. Вы ведь, кажется, работали в КГБ?

— Специально для вас дам разъяснение — я никогда не работал в этой организации, — заявил Дронго, — просто был экспертом ООН по проблемам преступности и сотрудничал с Интерполом. Надеюсь, вы удовлетворены?

— А какая мне разница? Теперь вы приехали в Америку по поручению какой-то организации и ищете конкретного человека. Я это знаю. У меня есть задание идти по вашим пятам — быть, если хотите, вашей тенью. Меня интересуют все те люди, с которыми вы будете встречаться. И я готов вам помогать — везде и во всем. Мне кажется, мое предложение должно вас заинтересовать.

— Честно говоря, мне оно не очень нравится. Как вообще не нравятся такие типы, как вы, Цапля. От вас воняет кровью, как от мясника на скотобойне. Сколько людей вы лично убили? Молчите. А может, вы хотите, чтобы мы еще были и друзьями, пили на брудершафт?

— Не хочу, — немного раздраженно сказал Цапля.

— Знаете, почему вы ко мне пришли? Вы правильно все рассчитали. При желании я оторвусь от ваших дурачков в течение минуты. И вам тогда просто оторвут голову ваши хозяева. А вам этого совсем не хочется. Чем искать меня по всей Америке, вы правильно решили взять меня в свои союзники. Только не учли одного главного обстоятельства — моей брезгливости.

— Вы отказываетесь?

— Нет, я просто счастлив. Иметь такого подлеца, как вы, за своей спиной. Рискуя в любой момент получить пулю в затылок.

— Я же вам объяснил, что вы мне не нужны.

— Имея дело с такими людьми, как вы, Цапля, никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Это как аксиома.

— Напрасно вы так. У вас будут большие проблемы с вашими «клиентами». Они народ беспокойный, с ними лишний ствол никогда не помешает.

— Поэтому вы мне и не нужны. Я привык как-то полагаться на свои мозги, а не на оружие. Разговор считаю бесполезным. Вы меня все равно не убедите.

— Жаль, — невозмутимо сказал Цапля, — я думал, вы умнее.

— А я считал, что вы умеете просчитывать варианты. Вы ведь профессиональный убийца. Неужели вам не ясно было с самого начала, что я откажусь?

— Думаю, вы еще пожалеете о вашем отказе, — поднялся Цапля. — Жаль, что мы не договорились. Это было бы в наших совместных интересах.

— Мои интересы не обязательно должны совпадать с интересами Рябого, — мрачно заметил Дронго.

— Как интересно, вы знаете даже об этом. Вы опасный человек, господин Крылов. Постарайтесь не ошибиться здесь, в Америке. В России еще можно было спрятаться или сбежать. Здесь это будет сделать труднее.

— Я учту ваши пожелания, — кивнул Дронго, — но и вы учтите мои. Если вы будете мне мешать, я просто сдам вас одному из своих «клиентов». Догадываетесь, что с вами будет? — Вместо ответа его собеседник быстрым шагом прошел к двери, открыл замок и вышел из номера. Дверь за ним мягко захлопнулась.

Дронго подошел к окну. Уже начинало светлеть. Сейчас, конечно, ехать к Лоне нельзя. Это опасно и глупо. Он посмотрел на вздымающиеся пики домов, расположенных вокруг «Мэрриота». Судя по всему, этот Цапля решил играть в открытую. Неужели его так напугал этот маленький «жучок»? Видимо, что-то произошло. Нечто такое, что заставило его прийти сюда и искать помощи. Значит, один из них снова дал о себе знать. Кто он — этот неизвестный шантажист? Генерал, Клык, Сокол или Палач? Ему придется встречаться с каждым. С каждым из этих мерзавцев, чтобы понять, кто именно мог узнать о Сказочнике и кто мог ликвидировать Марека Борисова. Кажется, у него никогда не было такой сложной головоломки. Вполне вероятно, что это сам Зверь, и тогда ему придется быть еще более осторожным. Но почему Цапля решился на такой поступок? Нужно обязательно найти ответ на этот вопрос. Иначе ему не понять всего остального.

Он решил позвонить Лоне и, надев галстук, быстро вышел из номера. На этаже уже начала работать дежурная горничная. Разносили утреннюю газету «США сегодня» с фирменной этикеткой «Мэрриота», раскладывая ее перед номерами постояльцев.

Он прошел к лифтам, дождался появления светящейся полукруглой кабины и спустился на седьмой этаж, где были установлены телефоны-автоматы. Здесь подслушать или проверить будет несколько сложнее. Тем более для такого, как Цапля. Он позвонил в «Хилтон» и, дождавшись, когда ему ответили, попросил соединить с номером Лоны. Через десять секунд он услышал заспанный голос молодой женщины. — Это я, — сказал Дронго, — я приеду немного позже. Жди меня часов в двенадцать.

— Тебе не кажется, что одна я могла спать и в Сиэтле?

— Но там не было бы ощущения предвкушения счастья. Знаешь, как говорят японцы — ожидание весны лучше, чем сама весна.

— Хорошо, будем считать, что и ты моя весна. С одной лишь поправкой. Ты похож скорее на октябрь, неизменно меняющийся и капризный.

— Спасибо. Тогда жди меня.

Он положил трубку и зашагал обратно к лифтам. Напротив бюро размещения сидели двое молодых людей. По их внешне безразличным позам и напряженным шейным мускулам Дронго понял, как внимательно они следят именно за ним. Это становилось интересно. Неужели Цапля решил поменять своих наблюдателей в расчете на более толковых?

Но тогда почему они не ждут на улице? Он ведь вполне мог уйти, спустившись прямо на первый этаж. Или эта пара подстраховывает первую?

Он решил проверить, не откладывая. Подошел к дежурившей девушке и, улыбаясь, спросил:

— Вы не знаете, где можно найти карту Нью-Йорка?

— В киоске, — мило ответила девушка, — некоторые работают круглосуточно. Или у нас в отеле. Вон там, напротив, на другой стороне нашего этажа.

— Спасибо. — Он все-таки заметил, как один из парней, поднявшись, подошел несколько ближе к нему во время этого разговора. Теперь нужно было уходить достаточно быстро. Он заторопился к лифту, увидев, как оба парня спешат следом за ним. Они успели вбежать в его лифт, и уже перед самым закрытием створок лифта он вышел наружу.

— Кажется, я забыл купить спички, — улыбнулся он опешившим парням, и двери лифта закрылись, унося их наверх. Он, быстро вызвав лифт, спустился вниз. Так и есть. Прямо у отеля, напротив главных выходов, стояла еще одна машина. Он вышел с противоположной стороны и услышал негромкий голос:

— Давайте сюда.

Это был Цапля. Чуть поколебавшись, он быстро сел в «Тойоту», и машина, взревев, почти сразу тронулась с места. Только через пять минут, посмотрев назад, Цапля удовлетворенно кивнул головой.

— Кажется, оторвались.

— Кто это был?

— Амбалы Рябого. Он не доверяет никому, решил подстраховаться на всякий случай и бросил за мной сразу целую команду, — сквозь зубы ответил Цапля, — они и следили за мной. Правда, я мог оторваться от них, но они прекрасно знали, что я всегда буду около вас.

— Поэтому вы решили обратиться ко мне за помощью?

— А зачем вы мне тогда были бы нужны?

— Сказали бы сразу.

— Вы бы не поверили.

— Тоже правильно. Я мог подумать, что это игра.

— Сейчас тоже так думаете?

— Нет. Видимо, вам тоже особенно не доверяют. Трудная у вас работа, Цапля. Одна ошибка, и Рябой поставит жирную точку в вашей судьбе.

— В нашей. Ему важно знать, с кем вы встречаетесь.

— Не знаете, почему?

— Догадываюсь, — Цапля посмотрел в зеркало заднего обзора, — кажется, действительно оторвались. Конечно, догадываюсь. Он смертельно боится конкуренции. А тут вы приезжаете в Америку и ищете себе партнеров среди академиков.

— Среди кого?

— Это воровской жаргон. У нас так паханов называют. Прошел, мол, все академии.

— Этого я действительно не знал, — засмеялся Дронго, — значит, опасается конкуренции? Как я об этом раньше не подумал? Действительно, такое простое объяснение.

— Да, только я не знаю, как он на вас вышел, — задумчиво произнес Цапля, — вы ведь на грача[77] не похожи. Но он знал о вашем приезде. А как он мог узнать о вашем прибытии? Неужели у него свои наседки[78] есть в вашем ведомстве?

— Не знаю, — честно ответил Дронго.

Он действительно не знал, каким образом и по каким каналам было передано сообщение Рябому о его визите в Америку. Он знал, что подобное сообщение должно быть передано, но не знал, как именно происходила передача информации. Да он и не должен был знать. В той грандиозной игре, которую начала российская разведка с целью установить, кто из пятерых осужденных мог знать Сказочника и устранить Борисова, он был всего лишь приманкой для шантажиста. И в случае его неудачи в игру должна была вступить мафия. По плану, разработанному в Москве, именно бывшая российская мафия должна была стать вторым эшелоном нападения в случае неудачи Дронго и ликвидировать так мешавшего всем шантажиста.

Но для этого ему нужно было найти этого человека, найти его как можно быстрее и любой ценой. И в случае его просчета дышавшая ему в затылок мафия вполне могла устранить их обоих. И шантажиста, и приехавшего к нему на переговоры представителя из Москвы, выдающего себя за человека мафии.

— Они нас так просто в покое не оставят, — продолжал Цапля, — мне все-таки непонятно, зачем вы приехали? Если установить контакт с кем-то из авторитетов, то почему об этом знает вся Америка? Причем знают, что вы подставка, что вы приехали от КГБ, а сами выдаете себя за нашего человека. Почему? Мне это непонятно.

«А он ведь совсем не дурак», — с тревогой подумал Дронго.

— Этого я и сам не могу понять, — сказал он, — но мне все равно нужно встретиться с несколькими людьми.

— Это я уже знаю, — отмахнулся Цапля, — вы ведь встречались со Зверем.

— А вы следили?

— Рябой знал, что вы будете с ним встречаться. Он Зверя очень боится. Тот, правда, пока себя тихо ведет, старается не высовываться, но Рябой все равно осторожен. Он даже из-за него переехал в Хартфорд. Теперь в Бруклине остался только Зверь, и скоро может что-то случиться.

— Они не любят друг друга?

— Они ненавидят друг друга. И вдруг Рябой получает сообщение, что вы должны прилететь к его самому опасному сопернику. Хорошо, что вас не убили прямо в аэропорту. Хотя имени вашего они не знали. Знали только, что вы обязательно приедете в Бруклин к Зверю. Там вас ждал целый взвод стукачей Рябого.

— Вы тоже?

— Да. И я тоже. Только у меня задача другая. Зверь обречен. Он меня не интересует. А вот вы — другое дело. За вами я должен следить по всей Америке, пока все ваши связи не установлю.

Они уже выехали из Манхэттена и теперь были в районе Северного Бронкса.

— Куда вас отвезти? — спросил Цапля.

— К отелю «Уолдорф Астория», если можно, — предложил Дронго.

— Снова возвращаться в Манхэттен. Не боитесь?

— Не боюсь.

Цапля повернул автомобиль направо, чтобы вернуться на дорогу уже с другой стороны.

— Где мы увидимся? — спросил он.

— Через четыре часа у «Астории», — предложил Дронго.

— Договорились.

— Не боитесь, что сбегу?

— Нет, — усмехнулся Цапля, — совсем не боюсь. Вам почему-то нужно персональное внимание к своей особе. Может, это ваш стиль работы, а может, просто такая ситуация. Но думаю, что Рябой знает о всех ваших перемещениях. И в следующий раз у вас может просто не оказаться под рукой подходящей машины. А допрашивать люди Рябого умеют. Нет, вы никуда не убежите.

— Логично. Мне нравится, как вы рассуждаете, хотя я всегда подсознательно помню вашу профессию. Она у вас слишком кровавая, Цапля. Слишком.

— Ничего подобного. Работа как работа. Я еще не пришил ни одного хорошего человека. Убирал только мерзавцев.

— Это не оправдание.

— А я и не собираюсь оправдываться.

— Когда все закончится, я расскажу вам об одном деле, — пообещал Дронго, — и вам придется за него платить.

— Не нужно угрожать, — мрачно попросил Цапля, — нам еще нужно дожить до конца.

— А вы-то чего боитесь? Вам, наоборот, все карты в руки. Вон у вас в помощниках целая команда.

— Я не люблю, когда мне не доверяют. Я привык работать в одиночку. А здесь слишком много людей. Это неприятно.

— А ваши собственные помощники? Они мне были очень симпатичны.

— Типичные американские дурачки, — отмахнулся Цапля, — они ведь все, как дети. И полицейские, и воры. Все друг другу доверяют, даже чеками иногда расплачиваются. А их налоговые декларации чего стоят! Представляете — у нас в России человек сам пишет, сколько получил, и сам идет платить лишние деньги. Да над ним все соседи смеяться будут. А здесь это в порядке вещей.

— Не любите вы Америку.

— Ненавижу, — с неожиданной злостью вдруг ответил Цапля, — зажравшиеся дураки. Все лохи пустоголовые. Разговариваешь с таким и видишь, какой дурак. У нас в России улицы бы подметал из-за дури своей, а здесь солидный человек, свой магазин имеет.

Автомобиль въехал в Манхэттен с Тридцать четвертой улицы. На всякий случай Цапля сделал небольшой крюк и, выехав на Парк-авеню, поднялся затем до Пятидесятой стрит, где находился отель. Не доезжая до «Уолдорф Астории», он мягко затормозил.

— Приехали.

Дронго взялся за ручку дверцы, и вдруг Цапля спросил, как-то особенно неприятно улыбаясь:

— А куда делась ваша спутница? Ее в «Мэрриоте» уже не было. Или вы решили оставить ее Рябому? Он, кстати, терпеть не может всех негров. И негритянок тоже.

— Значит, так, — решительно сказал Дронго, обращаясь к Цапле, — я прощаю вам этот юмор в первый и в последний раз. Если вы еще когда-нибудь или где-нибудь вспомните о ней, это будет последнее в вашей жизни воспоминание. Я вас просто убью. Вы запомнили? До свидания.

Он хлопнул дверцей машины изо всех сил и поспешил к отелю. Только через минуту Цапля наконец отъехал.

В отеле было прохладно и свежо. Дронго, заметив в конце вестибюля телефон, подошел к нему и, опустив несколько монет, набрал телефон Вашингтона.

— Мне нужен господин Уваров, — попросил он незнакомого мужчину.

Через минуту трубку взял Уваров.

— Это говорит Крылов, — напомнил Дронго, — как у вас дела?

— Плохо, — почти простонал Уваров, — он звонил сегодня утром прямо в посольство. Требует денег. Говорит, осталось три дня.

«Какой кретин, — с раздражением подумал Дронго. — Телефон ведь наверняка прослушивается ФБР. Это же надо уродиться таким идиотом». Он быстро положил трубку.

Значит, у него в запасе всего три дня. Нужно торопиться. Если он опоздает, сорвется операция, готовившаяся столько лет. Может пострадать человек, одиннадцать лет живущий другой жизнью. Дронго почувствовал невольную гордость за своего коллегу. На такое может пойти только очень волевой и смелый человек. И теперь судьба этого человека в его руках.

Слышавший их разговор сотрудник ФБР сделал в своем журнале специальную запись.

Глава 17

Сухумские события девяностого года по своему масштабу и числу участвующих в нем лиц могли стать сенсацией на долгие годы в прежние, советские времена. Но начало девяностых годов было характерно нарастанием общего развала огромной страны, нестабильностью в Карабахе, в Осетии, в Таджикистане, в Литве, в Москве.

Отличившаяся в Сухуми группа «Альфа» будет переброшена через несколько месяцев в Вильнюс и подставлена высшим советским руководством как главный виновник происшедших в Литве трагических событий. Горбачев, уже по привычке, сделает круглые от удивления глаза и всю вину, в который раз (!), возложит на армию и правоохранительные органы.

Но сухумские события, забывшиеся потом из-за большого количества происходивших в стране и в Грузии событий, тем не менее были чрезвычайными и едва не привели к провалу так хорошо продуманной легенды Андрея Кирьякова.

В начале августа в следственном изоляторе Сухуми было складировано более трех тысяч стволов оружия. Уже тогда грузино-осетинские и грузино-абхазские отношения начали обостряться, и было принято решение изъять оружие у населения. А так как его хранить было негде, решено было хранить оружие в переполненной особо опасными рецидивистами тюрьме.

Некоторые преступники об этом знали. К этому времени в Сухуми оказались переведенными туда особо опасные преступники — Георгий Хабашели по кличке Генерал и Владлен Клычков по кличке Клык. Руководство МВД получило оперативную информацию о том, что в сухумской тюрьме, или изоляторе временного содержания, как его называли обычно, готовится массовый побег. И тогда в Сухуми был этапирован Сказочник, попавший в одну камеру с Хабашели и Клычковым.

К этому времени в тюрьме скопилось уже несколько десятков особо опасных преступников, среди которых были убийцы, грабители и воры в законе. Все они томились в изоляторе в ожидании расследования и суда. Но общее состояние большого бардака, в котором пребывала страна, сказалось и на ее тюрьмах. В нарушение всех уголовно-процессуальных норм в Сухуми обвиняемые в тяжких преступлениях томились месяцами без суда и законного приговора, что само по себе было неслыханным нарушением.

Андрей ждал связного офицера, который должен был появиться десятого. Но блокада железной дороги не дала возможности сотруднику МВД СССР появиться в тюрьме вовремя, а с другими офицерами Андрей не имел права вступать в контакт. Тем более что среди них были нечистоплотные люди, просто сдающие своих стукачей паханам за приличные суммы.

Одиннадцатого августа начался захват тюрьмы. Были захвачены офицер и двое постовых сухумского изолятора. Подготовившимся заранее преступникам удалось взломать стены помещения и пробиться к оружию. Тысячи стволов и боеприпасы, хранимые вместе с оружием, оказались в руках особо опасных преступников. Но самое страшное было впереди.

Выступление подготовили несколько рецидивистов, которые при неудаче должны были взять вину на себя. Опытные воры в законе должны были остаться как бы вне этой свалки, а при первом удобном случае покинуть изолятор.

Андрей пережил самые трудные минуты в своей жизни, когда заключенным удалось проникнуть в кабинет заместителя начальника изолятора по оперативной работе и ознакомиться с картотекой, хранившейся там. Сразу были выявлены трое стукачей, исправно доносивших о других заключенных и даже поощряемых руководством. Участь этих людей была решена. Их не убивали, их просто насиловали, делая пожизненными париями и отверженными. В любой тюрьме отныне они должны будут отбывать свой позорный номер, откликаясь на любой призыв любого гомосексуалиста.

Андрей с ужасом ждал, когда прочтут его дело, но здесь все оказалось в порядке. В его деле были перечислены только проступки и наказания, характеристики и справки. Его настоящее личное дело в Сухуми, разумеется, не попало.

В этом не было ничего необычного. Подобная система агентурной работы сотрудников МВД и КГБ, а также их осведомителей была разработана в сталинские времена и сильно усовершенствована при личном участии Андропова.

Местные стукачи райотделов милиции и государственной безопасности были, как правило, мелкие сошки, уголовники, сутенеры, проститутки. В УВД города и в областных управлениях госбезопасности и милиции имелись свои осведомители, уже отличные по своему социальному статусу. Среди них были учителя, врачи, инженеры, служащие — словом, люди, представлявшие весь срез общества того времени.

И, наконец, на центральные аппараты республик работали уже наиболее видные представители науки, культуры, искусства, государственные служащие более высокого ранга. При этом, не особенно доверяя республикам, центральные аппараты КГБ и МВД страны имели напрямую своих осведомителей, неизвестных в республиках и дающих параллельную с местными органами власти информацию.

Специальным циркуляром запрещалось вербовать партийных работников и сотрудников спецслужб. Правда, союзные ведомства обходили и этот пункт, предпочитая иметь своих людей даже в аппаратах ЦК компартий союзных республик. А в КГБ даже практиковали вербовку сотрудников МВД для последующей работы на аппарат госбезопасности. Андропов не любил коррумпированную милицию и не доверял ей. Именно по его приказу тысячи сотрудников КГБ начали переходить в МВД якобы для укрепления органов милиции на местах. На самом деле шла жестокая борьба с коррупцией и разложением в аппаратах МВД СССР и республик.

Эти четыре дня безумной вакханалии были самыми тяжелыми днями в жизни Андрея. Не сомневаясь, что штурм состоится и тюрьма будет взята приступом, Андрей уговаривал других заключенных не издеваться над заложниками, проявлять уступчивость во время переговоров. Он не знал, что в Сухуми прибыла специальная антитеррористическая группа «Альфа», но понимал, что против восставших вооруженных бандитов будет применена сила.

Собравшиеся на совещание преступные авторитеты решили требовать БТР, чтобы прорываться на нем через весь город в горы. Андрей пытался их отговаривать и даже сумел убедить отказаться от БТР, который в горах не смог бы развить приличной скорости. Теперь восставшие просили микроавтобус.

Андрей понимал, что главное для участвующих с другой стороны профессионалов КГБ и МВД — выманить наиболее опасных главарей мятежа из стен изолятора. Выманить и обезвредить. И тогда можно будет решать вопрос об остальных заключенных.

Автобус был подан лишь после долгих переговоров. Теперь все зависело от профессионализма действий группы «Альфа». Как и предполагал Кирьяков, автобусу не удалось выехать со двора тюрьмы. Направленным взрывом он был остановлен, и отборные ребята из «Альфы» обезвредили и разоружили всех находящихся в нем руководителей мятежа. А затем пошли на штурм изолятора.

Именно в этот момент произошло то событие, о котором Андрей позже часто вспоминал.

Во время атаки спецназовцев один из заключенных с револьвером в руках оказался за спиной нападавшего. Воспользовавшись этим обстоятельством, он с удовольствием поднял пистолет, целясь в совсем молодого парня. Заметив это, Андрей одним резким движением выбил оружие из рук бандита и дал возможность спецназовцу надеть наручники на этого рецидивиста. Когда они выходили из этого помещения, он, кажется, увидел в конце Генерала, запомнившего все случившееся. Но внимательнее разглядеть он не успел. Правда, его поступок мог быть объяснен вполне логическим милосердием или расчетом на то, что он опасался последствий мести для этого бандита со стороны сотрудников милиции.

Но, конечно, для авторитетного Сказочника это было непростительным нарушением. Пришлось позднее этого заключенного переводить в маленький сибирский лагерь всего на шестьдесят человек и держать там еще пять лет.

А сам Андрей был якобы этапирован в Москву. И там увидел наконец своего сына, уже достаточно взрослого и самостоятельного. Маленькому Андрею шел пятнадцатый год, и он был развит не по годам, сказывалась сытая заграничная жизнь.

Андрей получил отпуск за несколько лет и мог теперь позволить себе даже видеться с мальчиком, приехавшим на каникулы к бабушке. С Ларисой никаких особых отношений у него не было, она сохраняла трогательную верность своему придурковатому мужу, работавшему теперь во Франции и, по слухам, готовившемуся получить в скором времени ранг посла. А это было заветной мечтой любого дипломата.

Это были лучшие дни в его жизни. Он проводил с сыном несколько часов в день, наслаждаясь каждым мгновением общения с мальчиком. Ему удалось заинтересовать парня стрельбой в их ведомственном тире, и он водил туда парня в отдельный бокс, где их никто не мог видеть. Несмотря на строжайший запрет своего руководства, он приходил на встречи с мальчиком, никогда не гримируясь, словно забыв о строгих законах конспирации. Андрей встречался со своим сыном, и это наполняло смыслом его жизнь, делало его дальнейшую работу не такой уж бессмысленной.

Лариса, понимая его чувства, не мешала этим встречам. Видимо, что-то начал понимать и мальчик, задававший достаточно серьезные вопросы, но ни разу так и не спросивший, почему старый знакомый его матери с таким вниманием и непонятным волнением встречается с ним.

Лишь в последний день, когда они должны были расстаться перед поездкой младшего Андрея во Францию, состоялся этот памятный и трудный разговор, о котором Андрей Кирьяков помнил всю жизнь.

Они медленно шли по улице Горького, поднимаясь вверх к площади Маяковского, когда вдруг мальчик спросил:

— А вы вместе учились с мамой пять лет?

— Да, в университете, — удивился неожиданному вопросу Андрей.

— А потом вы получили распределение на Урал?

— Откуда ты знаешь?

— Мама рассказывала.

— Да, — ответил Андрей, — я тогда уехал на Урал и работал в маленьком уральском городке. Ты, наверное, таких и не видел.

— Вы были инспектором полиции?

— В СССР нет полиции, — терпеливо разъяснил Андрей, — у нас милиция, и я был инспектором уголовного розыска и следователем. А потом меня перевели в другой город, побольше, и только потом в Москву, где я встретил вас с мамой.

— Вы ее любили? — спросил мальчик.

Он посмотрел на Андрея, и тот понял, что не имеет права врать.

— Да, — сказал он честно, — у тебя очень красивая мама.

— Вы с ней спали? — У мальчика было явно «западное» понимание вопроса. Он не видел в этом факте ничего необычного.

— Видишь ли, — осторожно объяснил Андрей, — в те времена у нас были несколько другие идеалы. Мы были немного более идеалистичны, по-другому воспитаны. Тогда даже невинный поцелуй был актом большой любви.

— Вам мешала советская тоталитарная система? — понял мальчик.

— Тебя напрасно обучают в этих западных школах, — в сердцах ответил Андрей, — чему вас там только учат.

— И не любили друг друга?

— Мы нравились друг другу, но, видимо, недостаточно сильно, чтобы пожениться, — кажется, этот ответ не удовлетворил даже его.

— И тогда вы решили уехать? — уточнил мальчик.

— Я не уезжал, просто в Советском Союзе была система распределения. Меня послали на Урал, и я обязан был ехать работать туда, куда попал после распределения. По закону нужно было отработать три года.

— А она не могла вас ждать? — Мальчик был безжалостен.

— Не знаю. Наверное, нет. Ей больше нравился твой папа.

— Он не мой папа, — очень серьезно и тихо произнес младший Андрей.

Кирьяков замер. Он боялся повернуть голову, чтобы взглянуть в глаза своему сыну.

— С чего… — непривычно перехватило горло, он откашлялся, — …с чего ты взял?

— Слышал разговор бабушки с мамой. Бабушка не хотела, чтобы мы встречались. Они говорили достаточно тихо, но я все слышал.

— А что мама?

— Она говорила, что мальчик должен встречаться со своим отцом. Что она не может мешать нашим встречам.

Следующие двадцать шагов Андрей шел словно в тумане. Он боялся, очень боялся следующего вопроса мальчика. И наконец тот прозвучал:

— Скажите, а вы действительно мой отец?

Он молчал. В тюрьмах и колониях ему бывало легче. Там нужно было просто врать. Здесь нужно было соврать, убеждая самого себя. Самое сложное было в том, что врать совсем не хотелось. Но как ответить честно на вопрос мальчика, он просто не знал.

— Может быть, — наконец выдавил он, — а что говорит мама?

— Она не ответила на мой вопрос, только заплакала, и все.

— Ты спрашивал и у нее?

— Да, сегодня утром.

Андрей невольно замедлил шаг. До площади оставалось метров триста-четыреста. Он представил себе состояние Ларисы и даже испугался. Что, если она решит, что эти встречи пора прекращать? У него не будет никаких шансов снова увидеть мальчика.

— Я действительно ничего не знаю, — максимально честно ответил он мальчику, понимая, что это может быть их последний разговор в жизни, — но я все равно очень люблю тебя, независимо от того, кто именно твой отец. Постарайся понять это и больше не мучай свою маму подобными вопросами.

Потом они подошли к площади. Андрей увидел глаза Ларисы. Это было самое главное, что он разглядел, — ее глаза. Она смотрела на них и каким-то особым, свойственным только любящим матерям чувством догадалась, что между ними состоялся этот разговор. Она подошла ближе и, ни слова не говоря, просто обняла Андрея. Впервые на глазах у своего сына.

А вечером, отправив сына к бабушке, она сама позвонила Андрею на его конспиративную квартиру, где он обычно останавливался, находясь в Москве. И сама позвала его. В эту ночь они впервые любили друг друга, спустя пятнадцать лет после той памятной душной летней ночи семьдесят пятого. Сначала они чувствовали себя достаточно скованно, как впервые встретившиеся любовники. Страстно и скованно. Не было радости узнавания и повторения. Все было словно впервые. И эта ночь была неслыханной наградой обоим за терпение и верность.

На следующий день Лариса с сыном улетели во Францию. А он остался готовиться к своему визиту в Прибалтику. Зимой девяносто первого года уже никто не сомневался, что Прибалтийские республики собираются отделяться, выходить из единой страны и никакая сила уже не может их удержать в рамках большого Союза. Но руководство КГБ и МВД, догматическое и косное, не желало считаться с очевидными фактами. Возглавивший МВД Пуго, кристально честный и порядочный человек, был убежденным сторонником единого государства. Именно с его разрешения операция «Дельфин» вступила в свою следующую фазу, когда в Литву были посланы не только отряды «Альфы» и спецподразделения войсковых частей, но и лучшие работники МВД, которым вменялось в обязанность изучение оперативной криминальной обстановки на местах и помощь местным правоохранительным органам.

Заключенный Андрей Кирьяков был отправлен в Литву и находился там после январских событий девяносто первого года, потрясших всю страну. Теперь уже стало ясно, что никакие профессионалы не спасут единства государства. Оно было просто обречено. В августе решившиеся на последнюю отчаянную попытку спасти государство безвольные лидеры ГКЧП не смогли уже мобилизовать свою волю и решимость для выполнения этой задачи. Оказавшийся среди них Пуго, верный до конца своему долгу, предпочел застрелиться, умер фактически на посту. Последовавшая затем смерть маршала Ахромеева показала, как умеют умирать люди, искренне любящие свою Родину и осознающие свою собственную сопричастность к этому развалу.

А Андрея Кирьякова перевели из уже суверенной Литвы лишь весной девяносто второго. И тогда же начали готовить к следующей операции уже совместно с Первым главным управлением КГБ СССР, названным теперь Службой внешней разведки России.

Глава 18

В этот день с утра к небольшой подмосковной даче начали подъезжать автомобили. Высыпавшие из них одинаковые ребята в кожаных куртках и плащах занимали свои места вокруг дачи. Правда, машины в основном были российские — «Жигули», «Волги». Иногда подъезжали «Шкоды» или «Ситроены». К полудню положение изменилось. Теперь к даче начали подъезжать «БМВ» и «Вольво», «Мерседесы» и «Крайслеры». Из них выходили более солидные люди, но все так же рассыпались по лесу, не заходя в дом. Опытный наблюдатель обратил бы внимание на профессионализм приехавших. При этом среди прибывших царил полный интернационал. Здесь были русские, украинцы, татары, чеченцы, армяне, азербайджанцы, грузины, даже двое киргизов — словом, почти полный комплект всех проживающих когда-то на территории огромной страны наций и народностей.

К пяти часам к даче, уже оцепленной несколькими сотнями боевиков, начали подъезжать те, ради которых и готовилась эта встреча. Первым приехал Михаил Никитин — президент «Гамма-банка» и, как писали российские газеты, один из самых крупных руководителей мафии в стране. За ним почти сразу приехал руководитель другого крупного банковского объединения Артур Саркисян. Тяжело дыша, он вышел из своего представительного огромного «Линкольна» и поспешил в дом.

Следом подъехали два темно-синих «Вольво» с руководителями подмосковных группировок Мироновым и Хлыщевым. На «БМВ» последней модели приехал Гурам Хотивари. Одним из последних на своем личном бронированном «Мерседесе» прибыл Рафаэль Багиров. Вместе с ним, вернее за ним, подъехал лидер чеченских группировок Исахан Караханов.

Последним на дачу, принадлежавшую его родственнику, прибыл сам Яков Аронович Гольдберг. Он вышел из обычной «Волги», с удовольствием вдохнул свежий воздух и неторопливо зашагал к дому. Там уже томились гости, нетерпеливо ожидавшие приезда Якова Ароновича.

— Здравствуйте, — подмигнул всем Яков Аронович, — кажется, все в сборе. Как приятно, что никто не проигнорировал наш вызов. Правда, ваши ребята поломали все окрестные кусты, но я надеюсь, что мы сумеем пережить это экологическое бедствие.

Никто не рассмеялся. Здесь не любили и не понимали шуток. Все расселись за большим столом.

Багиров оказался между Саркисяном и Карахановым. Еще одно место напротив пустовало. Рафаэль Мамедович знал, что стульев всегда бывает по числу участников. И теперь, невольно заметив этот пустой стул, он спросил у Гольдберга:

— Мы кого-нибудь ждем?

— Не знаю, — удивился Яков Аронович, — я думал, все приехали.

Он обвел взглядом присутствующих, словно производя поименную перекличку, и облегченно вздохнул.

— Нет Мансурова, — сказал он, — тот, видимо, как всегда, опаздывает.

Мансуров был лидером татарских группировок, имевших довольно большое влияние в городе за счет непрерывного пополнения боевиками, поступающего из Казани.

— Будем ждать? — спросил Никитин.

— Я думаю, мы можем начать, — усмехнулся Гольдберг, снова подмигивая всем участникам встречи.

— А почему нет Рубинчика? — раздался недовольный голос Хлыщева.

Все невольно посмотрели на него. Хлыщев был авторитетом нескольких крупных подмосковных группировок, лишь недавно выдвинувшийся в лидеры такого ранга. Он еще не знал, что существуют запретные темы даже для руководителей мафии.

— А при чем тут Рубинчик? — сладко улыбнулся Яков Аронович.

— Как при чем? — спросил прямолинейный Хлыщев, не обращая внимания на большие глаза сидевшего рядом Миронова. — Почему не представлена ваша еврейская мафия?

«Вот дурак, — с раздражением подумал Багиров. — Пускать такого кретина на заседание больше нельзя. Придется что-нибудь придумать. Они всегда так. Выбиваются в лидеры, а вести себя не умеют».

— Дорогой мой, — голос у Якова Ароновича был непривычно сладок, — еврейской мафии не существует. Это глупый миф, который выдумали антисемиты. Наш уважаемый господин Рубинчик всего лишь руководитель издательского центра. И все. К нам он не имеет абсолютно никакого отношения.

Миронов наконец ударил своего напарника в бок, чтобы тот сидел тихо, и Хлыщев, поняв, что допустил оплошность, быстро умолк. Все заметили жест Миронова, но никто не сказал более ни слова.

— Нам звонили из Америки, — ласково сказал Гольдберг, — и наши друзья очень встревожены. Там происходят какие-то неприятные вещи и никто не может понять, что именно происходит. Поэтому мы и решили обратиться к вам за помощью. Это наше общее дело.

— Конечно, — ответил уже знающий, в чем дело, Багиров, — мы всегда рады разобраться и выяснить, в чем причины вашего беспокойства.

— Спасибо, — наклонил голову Яков Аронович, — дело в том, что в Америке появилось несколько человек, ищущих контакты с нашими и вашими друзьями, переехавшими на Запад. Все знают, что в Хартфорде живет Рябой. И нам всем казалось, что любые контакты нужно налаживать через него. У него неплохие связи по всей Америке, он достаточно популярен в Европе и у нас в Москве. Но появляется некто Крылов, который начинает действовать в обход Рябого, якобы от вашего имени. Согласитесь, что это не может нравиться Рябому. Это не нравится и нам. Думаем, что это не понравится и вам.

— Привезти его сюда и допросить, — предложил Караханов, — и не надо придумывать истории.

— Сначала его надо привезти, — заметил Яков Аронович, — он находится в Америке. А это немного сложнее, чем в России.

— Тогда нужно допросить прямо в Америке, — снова вмешался Караханов. Он говорил по-русски почти чисто, без акцента.

— Подождите, — чуть поморщился Гольдберг, — все не так просто. Наш уважаемый Гурам Хотивари даже послал двух людей, чтобы проверить все на месте.

— Правильно, — кивнул Гурам, — я все люблю сам выяснять. Зачем мне ждать нужно было?

— Справедливое замечание. По-моему, об этом визите вы рассказали всем, кому могли. Я вас понимаю — вы хотели проверить, откуда исходит опасность. Но боюсь, что мы не только не приблизились к пониманию этого вопроса, но, наоборот, отдалились.

— Что вы хотите сказать? — нахмурился Гурам.

— Это не я хочу сказать. Это американские газеты пишут. Вот факс из Нью-Йорка. Убит Важа Дадашвили. Его зарезали в номере отеля «Милфорд Плаза». Это был, кажется, ваш человек?

Хотивари вскочил на ноги, бормоча ругательства на русском и грузинском языках.

— Кто, — кричал он, глядя на всех присутствующих, — кто его подставил? Сам искать буду суку! Сам искать буду!

Скрипнула дверь, и в комнату вошел грузный, мощный Мансуров. Буркнув что-то под нос, он прошел к своему месту.

Появление Мансурова немного сбило накал нервов у Гурама Хотивари. Но, даже усевшись за стол, он продолжал бормотать какие-то проклятия.

— Понимаю ваши чувства, — осторожно заметил Яков Аронович, — мы именно поэтому и собрались сегодня здесь, чтобы окончательно во всем разобраться.

— Разобраться, — внезапно вступил в разговор молчавший до этого Саркисян, — почему там убивают наших людей? Кто это придумал? Кто разрешил? Почему кто-то едет в Америку от нашего имени? Почему мы сами не проводим проверку?

— Да, — поддержал его Караханов, — кто такой Рябой, мы все знаем. А кто такой этот неизвестный, мы не знаем. Может, кто-то хочет без мыла влезть к Рябому, чтобы нам навредить. А мы ждем, когда это случится. Почему ждем, это ведь неправильно.

— Как убили моего человека? — опомнился наконец Гурам.

— Его зарезали прямо в номере. Перерезали горло, — охотно пояснил Гольдберг.

— Здесь что-то не так, — нахмурился Гурам, — Важа у меня лучшим боевиком был. Его так просто свалить нельзя было. Так просто зарезать тоже нельзя. Он здоровый был как бык. Может, это американская полиция с нами решила в прятки сыграть?

— Мы проверяли, — подчеркнув первое слово, ответил Яков Аронович, и все поняли, что положение действительно серьезное, раз там уже прошла такая проверка.

— Что будем делать? — спросил Багиров. — Нужно все точно выяснить.

— А известно, с кем именно встречался этот неизвестный? — спросил Никитин.

«Толковый он банкир», — с уважением подумал Багиров.

— Известно. Он хочет увидеть всех авторитетов, переехавших за последний год в Америку. Там есть очень уважаемые люди, — охотно пояснил Гольдберг, — и зачем-то они ему нужны.

— Много переехало? — уточнил Никитин.

— Шестеро. У нас есть их данные. Многих из них вы знаете, с некоторыми даже встречались. — Яков Аронович выразительно посмотрел на неоднократно судимых Миронова и Хлыщева.

— Назовите, — потребовал Никитин.

— Зверь, Клык, Палач, Сказочник, Сокол и Генерал.

— Солидная компания, — уважительно отозвался Миронов.

— Вот-вот. Это нас тоже немного настораживает, — произнес Гольдберг, — но нам нужна ваша помощь и ваши гарантии. Гарантии невмешательства и поддержки в случае действительной опасности. Мы должны знать, кто наш друг, а кто наш враг.

— Что вы предлагаете? — нахмурился Саркисян.

— Осуществить проверку на этот раз нашими силами, — сказал Гольдберг, — у нас есть связи и есть люди в Америке.

— У нас они тоже есть, — заметил Саркисян.

— Мы знаем, — как-то странно посмотрел на главу «Континенталь-банка» Гольдберг, и тот решил больше вообще ничего не спрашивать. Ему звонил сегодня утром из Лос-Анджелеса Аветисов и рассказал об убийстве Дадашвили. Саркисян очень встревожился. Он трижды просил уточнить, не замешаны ли в этом убийстве люди самого Аветисова. Ссориться из-за такой ерунды с самим Гурамом Хотивари было никак нельзя.

Но Аветисов начисто отвергал любые подозрения. Его люди не имели права совершать убийства. Они не получали приказа на убийство посланцев Хотивари. Правда, второй гонец даже напал на них, угрожал им пистолетом, избил обоих парней, но они проявили выдержку и не ответили на провокацию. Эти слова окончательно вывели из себя Саркисяна. Почему посланец Гурама должен был нападать на людей Аветисова? Почему должен был их избивать или им угрожать? Аветисов что-то недоговаривал, и Саркисян решил на будущей неделе лично вылететь в Лос-Анджелес.

Теперь, после сообщения Гольдберга, он, разумеется, отменит свою поездку, но строго предупредит слишком болтливого Аветисова о сохранении всех происшедших событий в тайне. Нужно будет найти второго гонца Гурама и выяснить у него, что именно там произошло. Но сделать это достаточно осторожно. Аветисов уверял, что второй гость направлялся в Балтимор. Значит, он должен был ехать к Генералу — старому знакомому Хотивари. Теперь следовало осторожно выяснить адрес Георгия Хабашели.

— Мы надеемся выяснить, — продолжал тем временем Гольдберг, — кто и почему начал эту странную комбинацию. Надеюсь, что наши устремления к истине совпадают и мы можем рассчитывать на вашу помощь.

— Кто убил моего человека? — подал голос Хотивари.

— Этого мы не знаем, — развел руками Яков Аронович, — но постараемся узнать в ближайшее время.

— А где мой второй человек? — спросил Гурам.

— Этого мы тоже не знаем.

— Я пошлю туда всех своих людей, — зло пообещал Гурам Хотивари, — никто не смеет бросать вызов мне таким способом. Важа был самый близкий друг, мой брат. Те, кто его убил, не уйдут от моего суда. Я жизнь положу, но найду убийцу Важи, — зловеще пообещал Гурам.

— Не нужно так театрально, — поморщился Яков Аронович, — мы все уважаем ваши чувства, понимаем вашу боль. Но ради бога, без ненужной патетики. Мы здесь не в мафию играем. Кто-то убил вашего гонца. Нам важно выяснить, кто именно это мог сделать. И мы выясним. Нам удалось даже выйти на нью-йоркскую полицию. В свою очередь, сам Рябой обещал нам всяческую помощь.

— Тогда вы быстро сумеете все выяснить, — усмехнулся Багиров.

На этом совещание закончилось. Никто больше не задал ни одного вопроса. Багиров, уловивший предупредительный жест Гольдберга, взял его в свой автомобиль. Адвокат сел в его «Мерседес», тяжело вздыхая.

— Эта страна неизлечимо больна, — вздохнул Гольдберг, — вы слышали выпад этого идиота Хлыщева?

— Он считает, что все так просто объясняется, — сказал Багиров, — типичный образец примитивного мышления.

— Не он один такой. Достаточно нам помогать некоторым коммерческим структурам, и нас обвиняют в том, что мы скупаем Россию. Достаточно появиться на телеэкране, и говорят, что мы контролируем средства массовой информации. Достаточно помочь коммунистам, и говорят, что мы жиды, продавшие Россию. Достаточно помочь демократам, и говорят то же самое. Достаточно иметь свои коммерческие интересы среди ваших не совсем официальных структур, как опять говорят о еврейской мафии. Что бы ни случилось в этой стране, обвиняют евреев. Вам не кажется это глупым?

— Традиции сталинизма. — Багиров был не просто руководителем криминальных структур. Он был образованным человеком, и это делало его приятным собеседником для Гольдберга.

— Какие традиции? Это примитивный антисемитизм, дешевый и глупый. Почему так не любят кавказцев в Москве? Только потому, что все кавказцы торгуют на базарах или обманывают в коммерческих лотках? Нет, здесь целенаправленно создаваемый образ врага, особенно после чеченской войны. А ведь все прекрасно понимают, не все кавказцы торгаши, среди них немало достойных людей. Но уже создан образ врага, и теперь все знают, кого следует ненавидеть. Так и с еврейским синдромом. Чем бы мы ни занимались — мы плохие. И плохие только потому, что мы евреи.

Рафаэль Мамедович ничего не ответил. Он был согласен с Гольдбергом, хорошо зная, как в некоторых средствах массовой информации создается образ врага.

— Что вы думаете насчет этих непонятных переговоров? — спросил Яков Аронович.

— Мы уже говорили с вами на эту тему, — напомнил Багиров, — я действительно не имею представления, что именно там происходит.

— Я еще не сказал вам всего, — вздохнул Яков Аронович.

— Что именно? — насторожился Багиров.

— Дадашвили зарезали в его номере, а его напарнику удалось бежать, но по дороге он был схвачен людьми, посланными по поручению Саркисяна.

— Он ведет эту игру? — изумился Багиров. — Неужели он решил начать такое дело в одиночку?

— В том-то и дело, что он чист, — тихо ответил Гольдберг, — его люди не убивали Дадашвили, это совершенно точно. Они попытались захватить второго посланца, но тому удалось уйти и от них.

— Ему дважды повезло, — раздумывая, сказал Багиров, — не слишком ли много?

— Ему повезло трижды, — сухо поправил его Гольдберг, — и мне совсем не нравится это везение. Этот тип бывший сотрудник КГБ Грузии, а в КГБ умели работать. Нам, к сожалению, пока ничего не удалось установить конкретно, а беспокоить Гурама Хотивари мы пока не хотим. Стараемся обойтись собственными силами. Нам удалось лишь установить его имя — Нестор Каландадзе. Оно вам что-нибудь говорит?

— Впервые слышу. Вы думаете, это подсадная утка КГБ?

— Я не думаю, я просто излагаю факты. Нам нужно быть осторожнее. При желании антимафиозную карту используют на выборах. И используют в нужный момент, уверяю вас.

— Понимаю, — он вдруг вспомнил, что не обратил внимания на слова Гольдберга, — а почему вы сказали, что ему повезло трижды?

— Ему удалось прорваться в Балтимор к Генералу.

— Ну да. Вы это говорили, ему удалось уйти от людей Саркисяна.

— Вы не поняли. Он сумел найти Георгия Хабашели.

— Ну и что?

— Он ушел от нас в третий раз в Балтиморе, — медленно произнес Гольдберг, — а нам оставил труп Генерала. Георгия застрелили в собственном доме.

И вот тут Багиров испугался. Впервые в жизни он действительно испугался.

Глава 19

Попав в дом к Хабашели, Нестор впервые почувствовал себя относительно спокойно. Словно обрел на краткое время то убежище, о котором мечтал два дня. Он понимал, что после смерти Важи разгуливать по Америке в одиночку со своим паспортом не просто глупо, но и опасно. В него мог выстрелить любой полицейский, получивший оперативную информацию о задержании такого опасного преступника, как исчезнувший из отеля Нестор Каландадзе.

Двухэтажный дом Генерала стоял в конце улицы и был известен в городе своим магазином грузинских пряностей, продаваемых на первом этаже. Там работало трое продавцов, и Георгий в течение дня всегда находил время спускаться вниз в магазин, проверять, как идет торговля.

На втором этаже были собственно жилые помещения, и в доме, кроме хозяев, всегда находились старый негр-садовник и приходившая по утрам молодая девушка-китаянка. Сам Георгий любил подниматься очень рано, сказывалась долгая жизнь, проведенная в советских временных поясах. И теперь, завтракая с Нестором, он чувствовал тот бодрый прилив сил, который иногда бывает у шестидесятипятилетнего, достаточно пожилого мужчины, как последнее напоминание о его прежней силе. Георгий недавно женился, и это также способствовало большой уверенности.

Теперь, слушая гостя о его приключениях, он смутно ощущал давно забытый зов лагерного трубача, призывающий к очередному построению и перекличке всех заключенных. Георгий был не просто вором в законе. Он, как и большинство старых грузинских авторитетов, был своего рода Мастером в своей профессии «медвежатника». В бывшем Советском Союзе его знаменитый почерк знали все следователи страны, от Камчатки до Бреста, изучали на следственных экспериментах, приводили в качестве учебных пособий для молодых стажеров, рассказывали о легендарных успехах и провалах всесоюзно известного Генерала.

Несмотря на то, что согласно строгим правилам воровского мира у воров в законе не могло быть постоянного жилища, у Хабашели был дом в Кутаиси, где он собирал свою прекрасную библиотеку, не жалея денег на книги. Двое племянников, детей его сестры, пользовались этой библиотекой, которую собирал в этом доме их грозный дядя.

Позднее, когда высокое звание вора в законе начали даже покупать, среди появившихся авторитетов, конечно, уже не было подобных оригинальных типов, отличавшихся таким своеобразным увлечением.[79]

Но сообщение о том, как был убит Важа, ему очень не понравилось. А когда Нестор рассказал и про код телефона, он с большой уверенностью заявил:

— Кажется, я знаю, кто это мог сделать. Ты слышал что-нибудь о Палаче?

— Нет, — удивился Нестор, — кто это такой? Вы имеете в виду настоящего палача?

— Можно сказать и так, — кивнул Хабашели, — это был самый страшный человек, которого я встречал в своей жизни. У меня в жизни много разных встреч было. Я с самим Рябым сидел в одной камере, в лагере вместе со Зверем был. Но такого, как Палач, никогда не видел. Настоящий палач — спокойный и холодный. Маму родную мог задушить и даже не пикнуть. Его настоящее имя было Слава Мамонтов. Но почти никто не помнил его имени. Все лагеря знали его как Палача.

Георгий от волнения даже встал и снова начал ходить по комнате. Разговор шел на грузинском, и его гортанный голос был слышен даже в соседних комнатах.

— Понимаешь, — продолжал Георгий, — я однажды сам видел, как он щенка разорвал. Двумя руками взял и разорвал. Этого щенка сука лагерная родила, а он вообще всех собак не любил. Вот он и взял щенка двумя руками и вот так разорвал. Мне потом долго снилась эта картина, а я ведь не мальчик был, в пяти вооруженных налетах уже участвовал. Но такого мерзавца никогда не встречал. Ни в одном лагере.

— Он сейчас в Америке? — начал понимать Нестор.

— Он в Лос-Анджелесе, — ответил мрачно Георгий, — а код там знаешь какой. Как у нас. Вторая и третья цифра. Один. Ноль. Только там код триста десять. А у нас четыреста десять. Вот такое невезучее совпадение.

— А почему вы думаете, что он может быть как-то связан с этим преступлением? — спросил Нестор. Он уже закончил завтракать и чувствовал, как приятное тепло разливается по всему телу. Ни о чем думать не хотелось. Но труп Важи был отчетливо перед глазами.

— Я не думаю, а знаю. Мамонтов был левшой, — ответил Георгий, — среди нас, кажется, он единственный был левшой, а ведь твоего друга в ванной комнате именно левша и зарезал.

— Вы хотите сказать, что это он?

— Все может быть, — уклонился от ответа Георгий, — но мы должны быть готовы к самому худшему.

— А что самое худшее? — не понял Нестор.

— Это пока только мои предположения. Нужно будет все проверить, все точно проверить, — повторил задумчиво Георгий и затем быстро спросил: — Ты знаешь адрес Палача?

— Нет, конечно, — удивился Нестор, — мы ведь летели в Америку, чтобы встретиться именно с вами.

— Подожди меня, — Георгий быстро ушел в другую комнату и минут через пять так же стремительно вернулся: — Вот их адреса. Кроме меня, здесь пятеро — Зверь, Клык, Сказочник, Палач и Сокол. Вот с этими людьми и постараются войти в контакт.

— С какой целью?

— Этого я не знаю, — пожал плечами Генерал, — поэтому и звонил в Москву, просил уточнить, зачем едут ко мне на переговоры, кто такой этот связной, откуда он взялся. Вот твой шеф Гурам Хотивари и решил, что следует послать вас двоих. Сейчас я вижу, что он ошибался. Одного из вас уже убили, а положение второго тоже… не очень хорошее.

— Что же мне делать?

— Нужно искать убийцу Важи. И найти его самому, раньше, чем тебя найдет американская полиция. И это твой единственный шанс, Нестор. Ты ведь бывший кагэбэшник, должен сам понимать такие вещи.

Нестор взял листок, профессионально запоминая города и адреса всех пятерых авторитетов. Затем вернул бумагу Георгию.

— Запомнил, — усмехнулся Генерал. — Теперь верю, что ты настоящий чекист. С такой памятью у нас ребят не бывает. Для этого долго учиться нужно. А раз ты настоящий, то слушай, что тебе скажу. Чувствую я, что это не простое дело. Кто-то очень сильный стоит за всем этим. Важу просто так не убрали бы. А зачем его убивать, он ведь только что приехал. Здесь расчет был какой-то, план придуманный. И тебе нужно этот план раскрыть. Может, даже не Палач это был, а кто-нибудь другой. Насчет Сокола ты знаешь, а теперь я тебе скажу насчет Сказочника.

В этот момент горничная вошла в комнату и что-то тихо сказала хозяину дома.

Тот, кивнув головой, сказал:

— Сейчас приду, — и, уже обращаясь к Нестору, добавил: — У меня не дом здесь, а проходной двор. Ты уже кончил есть? Очень хорошо. Подожди меня немного, я возьму машину, поедем в одно место. А то здесь договорить нормально не дадут.

Он вышел из комнаты. Нестор остался один. Для себя он на всякий случай еще раз повторил адреса всех пятерых переехавших в Америку авторитетов. В который раз он проклинал себя за то, что согласился на уговоры Гурама Хотивари и приехал в Америку. Его экскурсия грозила стать просто экспедицией в американскую тюрьму. И это только в лучшем случае. В худшем все могло кончиться электрическим стулом.

Вернулся Георгий.

— Давай поедем, машина уже ждет внизу, — сказал он, — а то здесь нам нормально поговорить не дадут. И потом не нужно, чтобы все видели тебя в моем доме. Американская полиция и так знает про меня слишком много, лишние неприятности мне не нужны.

Они вышли из дома и по лестнице спустились в гараж. Здесь стояли два автомобиля. Георгий знаком показал Нестору на белый «Форд», прибором дистанционного управления в руке открыл дверцы автомобиля и стал протискиваться в машину. Нестор сел справа от водителя на переднее сиденье. Георгий другим дистанционным управлением открыл дверь гаража, которая стала медленно подниматься. И, не дожидаясь, пока дверь откроется полностью, выехал из гаража. Обернувшись, он изменил сигнал, и большая массивная железная дверь начала медленно закрываться.

— Здесь недалеко есть хорошее место, — сказал Георгий, внимательно глядя на дорогу, — там сможем спокойно посидеть.

— Вам нравится здесь?

— Не знаю, — пожал плечами Георгий. — Все есть как будто. Магазин большой, деньги. Жену наконец заимел в свои шестьдесят пять. Свой дом. А чего-то не хватает. Иногда во сне Тбилиси вижу, Кутаиси мой. Я ведь даже вернуться назад не могу. Должен здесь сидеть, чтобы получить их чертовый «грин-карт». А мне, знаешь, как нелегко бывает. Иногда хочется все бросить.

— Понимаю.

— Мы раньше каждый год летом в гостинице «Тбилиси» собирались. Там какой бар был, какие люди! Сейчас, говорят, проспект Руставели не узнать. А от гостиницы только стены стоят, все остальное сгорело. Я еще в России жил, когда там война была. Мне ребята про это рассказывали, а я даже поехать проститься с городом не смог. Не захотел. Хочу всегда помнить город, какой был, а не какой стал. Не могу я видеть разоренный Тбилиси. И даже не поехал посмотреть.

Нестор молчал. Ему тоже снился Тбилиси, но уже другой город. Он постоянно видел в своих тяжелых снах ту апрельскую ночь восемьдесят девятого, солдат с саперными лопатками, двигавшуюся бронетехнику и крики женщин. От этих криков он чаще всего и просыпался среди ночи, снова переживая тот ночной кошмар.

Они выехали на Северную авеню, и Георгий вдруг показал рукой на юг.

— Там знаешь, что находится?

— Город, — не понял Нестор.

— Нет, дальше.

— Река, залив?

— Там находится международный аэропорт. Как раз между Балтимором и Вашингтоном. Если у тебя что-нибудь получится, то ты улетишь отсюда, через этот аэропорт. А вот если не получится… — он как-то странно хмыкнул, — …тогда этот аэропорт останется для тебя только мечтой. Такой красивой, как этот аэропорт, и такой же невидимой.

— А вы поэт, — мрачно заметил Нестор.

— А ты не смейся. Думай лучше, как искать начнешь. Деньги у тебя хоть есть?

— Есть. Это не проблема.

— Уже лучше. Спасибо Гураму, догадался вам деньги дать. Полетишь в Лос-Анджелес и постараешься найти Палача. Я не знаю, как ты его разговоришь, он обычно много говорить не любил, но это твой последний шанс.

— Я поеду к нему, а он мне признается, что он убийца Важи. Так вы это понимаете?

— Да нет, — улыбнулся Георгий, — так не получится. Просто, если он убрал Важу, значит, ему легче и удобнее убрать и тебя. А там уже как повезет — либо ты, либо он.

— Вы это серьезно? — спросил изумленный Нестор.

— Слушай, парень, ты молодой еще очень. Знаешь, как в лагерях свою правоту доказывали? Давали каждому нож, и пусть с противником выясняет — кто прав, а кого бог не любит. Вот и ты теперь должен ехать к Палачу, а там, как вам бог поможет. Ты можешь предложить что-нибудь другое?

— Спасибо. Я думал, вы мне поможете.

— А я тебе и так очень помог. Все адреса дал. Без меня ты бы их всю жизнь искал и не сумел бы найти. Мы приехали, выходи, здесь мое любимое место, весь город знает.

Они остановились у небольшого греческого ресторанчика почти у самой реки. Хозяин ресторана уже бежал им навстречу.

— Гамарджоба, Георгий, — по-грузински сказал грек, — проходите, гостями будете.

— Спасибо, Сашка. Познакомься, это наш земляк, недавно оттуда приехал, — показал он на Нестора, — а это сам Александр Минакис, бывший сухумский бармен и настоящий грек.

— Нестор Каландадзе, — протянул руку приветливому хозяину Нестор.

— Очень рад. — Александр пожал ему руку. — Проходите скорее. Сейчас все приготовим.

— Мы на террасе сядем, — сказал Георгий.

— Конечно, идите на террасу.

Они вошли в ресторан и через почти пустой зал прошли на террасу. В это время дня здесь обычно бывало не так много посетителей. Они уселись за крайним столиком, внизу была небольшая красивая роща с густо посаженными деревьями.

— Я здесь часто бываю, — вздохнул Георгий, — сижу здесь один, представляю, что я в горы поднялся, Мцхета рядом. Вот сейчас открою глаза и увижу наши горы. А потом открываю глаза и вижу только эту рощу.

Проворный официант уже нес закуску, бутылки с вином.

— Американское вино, — поморщился Георгий, — завтра привезу вам опять ящик своего. Это не вино, гадость. Дай нам лучше джин.

Официант покорно унес бутылки.

— Зато здесь хорошо готовят, — Георгий отломил кусочек хлеба, — это лучший ресторан во всех окрестностях Балтимора.

— Вы хотели рассказать мне о других переехавших в Америку ваших коллегах, — напомнил Нестор.

— Да, правильно. Про Сокола я тебе уже сказал. Он работает на американцев. Решил заработать здесь себе лишние очки. А вот Сказочник совсем другое дело. Я однажды видел его в Сухуми.

Официант принес бутылку джина и, поставив ее на стол рядом с минеральной водой, быстро удалился. Здесь хорошо знали вкусы Георгия Хабашели. Он не любил, когда ему разливали спиртное в стаканы. Он предпочитал это делать сам.

— Тогда в Сухуми, — задумчиво продолжал Георгий, — захватили тюрьму. Громкое дело было. Весь Советский Союз знал. Может, слышал?

— Кое-что, — кивнул Нестор.

— Вот тогда я все сам видел. Один из наших ребят, так, ничего особенного, обычная «шестерка», имел в руках оружие. Он как раз спрятался в коридоре, когда один из молодых ребят из спецназа, освобождавшего тюрьму, пробежал мимо него. И тогда он хотел выстрелить. А рядом оказался Сказочник. И что, ты думаешь, он сделал?

— Сам убил этого парня, — после тесного знакомства с уголовным миром Нестор уже начал привыкать ничему не удивляться.

— Да нет, хуже. Он выбил оружие из рук «шестерки» и помог надеть на него наручники. Представляешь?

— Ну и что? Правильно сделал. Может, совесть заговорила, решил не допускать убийства.

Красное лицо Генерала побагровело от еле сдерживаемого смеха. И, не выдержав, он расхохотался.

— У кого совесть заговорила? У Сказочника? Он настоящий вор в законе. Мы знали его столько лет.

— Тогда я вас не понимаю.

— Мы иногда кое-что слышим, — загадочно произнес Генерал, — некоторые слухи доходят и до нас. Тюрьмы и лагеря — место общее, там трудно бывает что-либо скрыть. До нас иногда доходили слухи, что большое начальство задумывает какую-то пакость. Большую пакость. И среди наших авторитетов могут появиться и их люди.

— Можно подумать, вы никогда не слышали о стукачах.

— Это другое, — загадочно сказал Георгий, — не стукачи, а их офицеры. Понимаешь — сами «мусора». У нас в «академиках» ходят.

— Что значит «академики»?

— То и значит. «Академией» — лагеря наши называют. А их, успешно окончивших, «академиками». Вот как раз список, который я тебе давал, и состоял из одних «академиков».

— Теперь понятно.

Георгий разлил джин в стаканы и, не добавляя воды, поднял свой.

— Ничего тебе не понятно.

Нестор свой стакан даже не взял в руки.

Георгий выпил весь стакан, поставил на стол, вздохнул.

— Постарел я, уже не хочу играть в эти игры. А вот все время заставляют. Жизнь наша такая проклятая… всегда дают тебе знать, кем ты был. А я думал, здесь совсем забуду, порву с ними. Самое главное, что там, в тюрьме, кроме Сказочника…

И в этот момент раздался сухой щелчок.

Нестор даже не понял, что произошло. Просто Георгий вдруг качнулся и тяжело повалился на стол, опрокидывая бутылку. Второй щелчок просвистел мимо уха Нестора, наклонившегося над убитым. Он упал на пол. В роще, напротив, было заметно какое-то движение.

На шум опрокинутой бутылки выбежал сам хозяин ресторана. Он замер, увидев мертвого Георгия Хабашели и его гостя, стоящего у трупа. Раздумывать было некогда. Сейчас грек начнет кричать, и он уже никогда не докажет свою непричастность.

Нестор схватился за перила и прыгнул с высоты почти в четыре метра. Упал, больно ударившись, и, быстро поднявшись, поспешил к роще, в которой мог еще прятаться этот загадочный убийца.

Глава 20

До «Хилтона» он добирался с двумя пересадками, каждый раз останавливая новое такси и проверяя, не едет ли за ним Цапля. Ему очень не понравились слова киллера о Лоне, и он понимал, как опасно рискует вообще, собираясь встретиться с ней. Но это нужно было сделать хотя бы потому, что, если он не приедет в «Хилтон», она сама поедет в «Мэрриот», а находящиеся там люди Рябого просто так ее не отпустят.

Только убедившись, что за ним действительно никто не следит, он вошел в отель и поднялся в номер, снятый Лоной. Она уже с нетерпением ждала его, беспокоясь из-за его опоздания.

— Ночь я провела, между прочим, одна, — обиженно сказала Лона, открывая ему дверь.

— Да, я знаю, — он вошел внутрь и закрыл за собой дверь на замок.

— Опять проблемы, — вздохнула Лона, — мне начинает это просто надоедать. Лучше бы я осталась в Сиэтле.

— Не надо, — он взял ее за руку, заглядывая в глаза, — мне нужно опять уехать.

Она напряглась:

— Надолго?

— Не знаю.

— Это твоя привычная форма ответа. Может, в этот раз ты будешь более оригинальным?

— Я учту твои пожелания.

— Мне не нравятся твои отъезды. Согласись, что это просто элементарное хамство. Сначала я приезжаю к тебе из Сиэтла, бросив мужа, а ты выставляешь меня за дверь. Затем, заставив снять за свой счет двухместный номер в одном из самых дорогих отелей города, ты являешься ко мне с большим опозданием и заявляешь, что уедешь. Тебе не кажется, что я могу просто обидеться?

— Нет.

— Что нет?

— Ты не обидишься.

— Нахал. И на сколько ты уезжаешь?

— Я же тебе ответил.

— Хорошо. Значит, мне нужно сидеть в «Хилтоне» и ждать твоего звонка.

— Не обязательно в «Хилтоне».

Она еще раз замерла. Ее глаза, казалось, потемнели от гнева. Ноздри ее прямого узкого носа чуть заметно вздрагивали.

— Ты хочешь сказать, что я должна вернуться к мужу в Сиэтл?

— Может, это и к лучшему, — наконец выдавил Дронго.

Она непроизвольно подняла правую руку. Он успел схватить ее за локоть.

— Пусти, — вырвала она руку, — я не хочу больше тебя видеть.

Она отошла к окну.

— Лона, — сказал он серьезно, — в прошлый раз я приезжал в Америку просто так. Считай, что это была невинная прогулка. Даже если бы со мной что-нибудь случилось, это никак не могло отразиться на тебе. В этот раз все по-другому. Я имею дело с мафией. С нашей мафией. Эти люди не прощают ничего. Они не признают никаких законов, ни божеских, ни человеческих. И если с тобой что-нибудь случится, я этого себе никогда не прощу.

Она повернулась к нему.

— Это настолько серьезно?

— Иначе я не стал бы говорить.

— Хорошо, — сказала она, решительно тряхнув головой, — я буду ждать тебя в Нью-Йорке. Через сколько дней ты сможешь вернуться обратно?

— Через три дня.

— Только три дня. Я буду тебя ждать, — решительно сказала Лона, — только ты постарайся не опаздывать.

— Ты переедешь к Барбаре?

— А что мне еще остается делать, — грустно улыбнулась Лона, — придется возвращаться туда. Правда, мой муж может меня просто не понять. Я думала, что три дня буду с тобой, а оказалось…

Он поднес ее руку к губам. Кожа была, как обычно, холодной и сухой.

— Прости меня, — попросил Дронго, — я не должен был звонить тебе.

— Тебе не стыдно? — Она наклонилась к его голове. — Опять «Фаренгейт», — с улыбкой произнесла Лона, вдыхая знакомый аромат. — Однажды тебя найдут по твоему запаху. Ты принципиально не хочешь его менять?

— Он же тебе всегда так нравился.

— Ты действительно вернешься через три дня?

— Я постараюсь вернуться через три дня.

— Хорошо. Я согласна и на этот вариант.

Он посмотрел на часы.

— Ты торопишься? — тревожно спросила Лона.

— Пока нет. У меня есть несколько часов.

Она вдруг с силой оттолкнула его от себя.

— И мы еще стоим болтаем глупости, — закричала женщина, — раздевайся быстрее! Как тебе не стыдно!

— В следующий раз, перед тем как меня толкнуть, хоть предупреди, что ты собираешься делать, — пробормотал Дронго.

Впрочем, это были его последние слова.

Когда через несколько часов он стоял у отеля «Уолдорф Астория», губы еще болели от страстных поцелуев женщины, словно расстающейся с ним навсегда.

Цапля подъехал точно в срок. Он затормозил на другой стороне улицы, не доезжая до гостиницы. «Все-таки он неплохой киллер, этот сукин сын», — подумал Дронго, усаживаясь в автомобиль к своему союзнику-сопернику. Перед этим он добросовестно проверил все соседние улицы.

— Как у вас дела? — спросил Цапля.

— Спасибо. Меня очень трогает ваша забота, — Дронго уселся поудобнее на сиденье, — куда мы теперь едем?

— У меня одна задача, — Цапля был предельно откровенен, — быть везде, где будете вы. Постараться помочь вам, но при этом фиксировать все ваши встречи. А так как у меня есть указание даже убирать всех, с кем вы встретитесь, то будем считать, что вашу негритянку я вам подарил.

— Опять? — угрожающе произнес Дронго.

— Больше ни слова. Просто я напомнил. А вот всех остальных… надеюсь, вы не будете их защищать?

— Не буду. Хотя я не в восторге от вашего соседства.

— Вы мне это говорили.

— Хочу, чтобы об этом вы всегда помнили. У меня есть предложение к некоторым паханам, а ваш хозяин, судя по всему, их боится.

— У меня нет хозяев, — невозмутимо парировал Цапля, — я всегда сам по себе.

— Хорошо, будем считать, что я оговорился. Тем не менее нам нужно наметить хоть какой-то график. Города слишком раскинуты по всей Америке. На вашей машине мы далеко не уедем.

— В какие города вам нужно попасть?

— Балтимор, Лос-Анджелес, Бостон и Сан-Франциско. Это как минимум.

— Тогда придется лететь на самолете, — подумав, сказал Цапля. — Но в Балтимор мы могли бы приехать уже сегодня вечером. Туда часа три-четыре езды.

— Тогда едем, — кивнул Дронго.

Цапля развернул автомобиль на север, чтобы выехать через Нью-Джерси в штат Мэриленд, где и был расположен Балтимор. По дороге они почти не разговаривали. Только однажды Цапля остановил автомобиль, заправляясь бензином, и Дронго пошел в магазинчик, чтобы купить бутылочку воды. Когда он вернулся, Цапля уже ждал его за рулем.

— Вы всегда такой неразговорчивый? — спросил Цапля.

— Когда еду со своим потенциальным убийцей, всегда, — отрезал Дронго.

— С чего это вы решили? — насторожился Цапля.

— А зачем вас послал Рябой? Только не рассказывайте мне сказку о моей охране. Вам действительно важно знать, с кем я встречаюсь. Но еще важнее потом убрать меня, чтобы я не вернулся в Москву.

— Когда вы это решили?

— Я это понял, как только вы вошли. Вы действительно боитесь, что потеряете меня, и решили сыграть ва-банк, предложив свои услуги. Вы сказали мне все, но не договорили главного. Как только наша миссия будет окончена, вы должны меня убрать. Верно?

Цапля молчал. Потом минуты через две он осторожно заметил:

— Тем не менее вы решили ехать именно со мной? Почему?

— Только не потому, что я вам доверяю. Просто у меня тоже нет другого варианта. И потом, после выполнения своей миссии, мне все равно пришлось бы искать вас.

— Почему? — удивился Цапля. — Откуда вы меня знаете?

— Слышал. Не так давно в России вы убрали моего хорошего знакомого, можно сказать, очень хорошего. Правда, он был глава мафии, но все равно я не люблю, когда убивают моих знакомых.

— Как его звали?

— Давид Гогия. Это ведь сделали вы?

— Да, — чуть помедлив, признался Цапля, — и вы хотите за это меня убить?

— Не обязательно. Я не люблю убивать. Достаточно будет набить вам морду.

Цапля улыбнулся:

— Это нечестно. Мы не можем драться. Вы намного мощнее и сильнее меня. Давайте выяснять наши отношения на дуэли. Согласны?

— Не люблю хамов, — сухо сказал Дронго, — только напрасно вы мне это предлагаете. Я могу и согласиться.

— Тогда идет, — засмеялся Цапля, — считайте, что я вас вызвал.

— У вас есть оружие?

— Конечно.

— У меня его нет, но в любом случае я принимаю ваш вызов.

— Значит, вы согласились на мою компанию только из-за этого?

— Конечно, нет. Просто одному довольно скучно путешествовать по Америке. Да, наверное, и небезопасно. И потом, всегда нужна бывает машина, чтобы вовремя смыться с места происшествия.

Разговор шел по-русски, и он употребил именно это, почти жаргонное, русское слово «смыться».

— Считайте, что я вам поверил.

— Очень хорошо. Кстати, как мне вас звать? Согласитесь, не могу же я вас все время называть Цаплей.

— Зовите меня Цаплей. Я привык.

Больше не было сказано ни слова. Они въехали в Балтимор уже вечером.

— Вы знаете адрес? — спросил Цапля.

— Да, дом находится в западной части Балтимора. Точный адрес я помню.

— Вы когда-нибудь бывали в Балтиморе?

— Не помню, а что?

— Действительно не помните? — Кажется, нет. Если вы хотите узнать, как проехать к дому Георгия Хабашели, можете купить карту Балтимора. Или взять ее в какой-нибудь гостинице по дороге, — раздраженно ответил Дронго.

— Америку вы знаете совсем неплохо, — Цапля выехал наконец к отелю «Рэдиссон» и остановил машину, — сейчас я узнаю, где находится дом вашего Генерала.

Дронго остался ждать в автомобиле. Минут через десять вернулся расстроенный Цапля. Ни слова не говоря, он завел автомобиль и, лишь отъехав от гостиницы на соседнюю улицу, снова остановил машину.

— Что произошло?

— Его сегодня утром застрелили, — недовольно ответил Цапля.

— Откуда вы знаете?

— Весь город знает. Я спросил про улицу, а мне сказали, что она оцеплена, там сегодня убийство какого-то русского было. И фамилию назвали, перепутали, правда, как обычно, но я понял, что это Хабашели. Вот такие дела.

— Где вы были сегодня утром?

— Вы думаете, я успел сюда приехать? Каким образом?

— А самолет? Можно было долететь за полчаса.

— Тем не менее это был не я. Иначе я бы просто рассказал вам все в Нью-Йорке. Стал бы я вас везти сюда столько часов. Я же не спрашиваю, где вы были все это время.

— Вы прекрасно знаете, что я встречался с женщиной.

— Она может это подтвердить?

— Есть у меня алиби, — кивнул Дронго, — самое настоящее. И потом не путайте свою квалификацию с моей. Я всего лишь гонец, а вы профессиональный киллер. Это разные вещи. Интересно, как его убили?

— Можно купить местную газету, — раздраженно сказал Цапля, — там все будет написано. В подробностях.

— Тогда давайте поедем покупать газету.

Действительно, в местной газете, в вечернем выпуске, было рассказано об убийстве переехавшего из России «русского» Георгия Хабашели. Была даже фотография ресторана, где это произошло. Сообщалось, что с ним был его гость, который сбежал с места происшествия. Давалось подробное описание этого гостя.

— Во всяком случае, это точно не вы, — сказал Дронго, внимательно прочитав газету.

— И не вы, — ядовито парировал Цапля.

— Интересно, кто это мог быть? И почему он сбежал? — задумчиво произнес Дронго. — Газета утверждает, что Георгий Хабашели был убит выстрелом с расстояния в пятьдесят метров. А сидевший с ним за столом его гость вдруг неожиданно решил сбежать. Почему? Если он сообщник, зачем вообще он сидел в этом ресторане? Если нет, зачем он сбежал? Как вы думаете?

— Вы, по-моему, четко разделили функции, — мстительно ответил Цапля, — вы у нас гонец и мыслитель, а я типичный убийца, нерассуждающий исполнитель. Мне трудно уследить за вашей логикой. Я понятия не имею, кто это мог быть. Но по описаниям ни на кого из людей Рябого не похож. Там еще написано, что они говорили на каком-то своем языке. Может, это грузин был, приехал отомстить за старые обиды?

— Ох, какой вы опасный человек, — покачал головой Дронго, — я всегда считал, что хороший убийца — это прежде всего думающий убийца. Вы, наверно, хороший киллер.

— Судя по оплате, неплохой.

— А что вы делаете с такими деньгами? — вдруг спросил Дронго.

— Ничего. Кладу их в банк. А почему вы спрашиваете? — подозрительно уставился на него Цапля.

— Просто интересно. По моим подсчетам, за ваш нелегкий труд вам должны неплохо платить. И, судя по результатам вашего последнего визита в Москву, там вы должны были заработать большие деньги. Вы кладете их в швейцарский банк?

— Иногда я думаю, что сделал самую большую ошибку в жизни, связавшись с вами, — с угрозой произнес Цапля, — мне так и хочется исправить эту ошибку.

— Тогда у вас вообще не будет никаких шансов, — спокойно парировал Дронго.

— Почему?

— Вам и так не особенно доверяют, послав за вами столько людей. А если узнают, что вы прикончили и меня, то на этом все кончится. Рябой решит, что вы работаете на какие-то другие структуры, на его конкурентов. Представляете, как вас будут искать и как, найдя, будут допрашивать? И самое страшное, что вы не сумеете убедить их в своей искренности.

— Какой у вас план? — спросил уже не решившийся продолжать этот спор Цапля.

— Думаю, нам нужно срочно ехать в аэропорт и вылетать в Лос-Анджелес. Раз убили Генерала, вполне могут убрать и остальных. Мне только интересно, за что?

— Не нужно было вам сюда приезжать, — сделал свое заключение Цапля, — все началось с вашего визита.

— Не нужно меня расстраивать. Мне не хотелось бы очень сильно менять мнение о вашей личности. Неужели вы правда не понимаете, что я всего лишь следствие? Причины здесь гораздо глубже.

— Я уже вообще ничего не соображаю, — зло ответил Цапля, резко выворачивая руль.

— Только спокойнее. И не забудьте избавиться от своего оружия. Можно оставить его где-нибудь в отеле. Или просто выбросить. В самолет с пистолетом, по-моему, не пускают, — с явным сарказмом закончил беседу Дронго.

Глава 21

Нестор даже не надеялся на удачу. Он просто бежал в сторону рощи, уже потеряв всякое представление о реальности. Он еще услышал, как кто-то ломал ветки, пробираясь впереди, и как затем взревели моторы машины, уносившей убийцу прочь. Он даже не успел заметить марки автомобиля. Когда он наконец выбрался на дорогу, вокруг не было никого.

Он огляделся вокруг, сел прямо на асфальт, начал смеяться. Словно выплескивая все накопившееся в нем за эти последние несколько дней. Убийство Важи Дадашвили, драка со своими наблюдателями, еще одно убийство уже в Балтиморе, и все за несколько дней. Это было много даже для очень сильного человека. Он наконец кончил смеяться, заметив, как слезы текут по его щекам. Нервное напряжение было так велико, что он смеялся почти неистово, до слез, не отдавая отчета своим действиям.

Теперь нужно было срочно уходить. Он зашагал в сторону от города. Нестор шел довольно долго, пока его не подобрал какой-то рефрижератор, шедший на юг. В пригороде Вашингтона он сошел и, поймав такси, поехал в аэропорт. Там он быстро взял билет на Лос-Анджелес. К счастью, на внутренних американских линиях не нужно было предъявлять паспорт, внутри страны этот документ был крайне непопулярен. Поэтому, выписывая ему билет, очаровательная девушка лишь мельком взглянула на его паспорт.

В самолете он почти не спал. Уникальность ситуации заставляла все время размышлять. Кто-то уже дважды его опережал, словно зная наперед все его поступки. Этот кто-то был достаточно силен, если решился убрать самого Генерала и бросить вызов Гураму Хотивари. И теперь этот кто-то вполне мог охотиться на самого Нестора Каландадзе, дважды уходившего каким-то чудом от смерти и ставшего просто очень опасным свидетелем.

Конечно, он понимал, что идеальное место для засады — это место жительства следующего авторитета. И он сознавал, что умный убийца сумеет просчитать его ходы заранее, подготовив встречу в Лос-Анджелесе или в Сан-Франциско. А может, убийца будет ждать его в Бостоне? В любом случае он должен был рисковать, хотя бы для того, чтобы обнаружить этого неуловимого убийцу и иметь возможность спокойно выехать из страны. В том, что теперь его ищут по всему Восточному побережью Америки, он не сомневался. Оставалось надеяться, что он выйдет на убийцу раньше, чем полиция на него. Правда, был еще третий вариант, при котором убийца находил самого Нестора. Но думать об этом не хотелось, так как на этом заканчивалось вообще все дальнейшее существование. В третий раз убийца просто не мог промахнуться.

Он прилетел в Лос-Анджелес ночью и снял номер в отеле, расположенном неподалеку от аэропорта, чтобы утром найти наконец Палача и объясниться с ним. Теперь уже не нужны были никакие хитрости. Если Палач был прошлой ночью в городе, значит, он не мог совершить этого преступления в Балтиморе.

Дважды подобное совпадение было невозможно. И в день убийства Важи, и в день смерти Георгия Палач должен был находиться на другом конце Америки. Если его не было в Лос-Анджелесе, значит, он и есть тот самый убийца, который отличился в Нью-Йорке и Балтиморе. Кроме того, он был левша, а уже это обстоятельство делало его автоматически главным среди подозреваемых. Если он был в городе, значит, он исключается из числа предполагаемых убийц и нужно было продолжать поиски. Никаких других вариантов просто не существовало.

Проснувшись утром, он, даже не позавтракав в отеле, поехал искать дом Палача. Он даже не мог побриться. Уходя из отеля «Милфорд Плаза» в Нью-Йорке, он успел взять свой чемоданчик с бритвенными принадлежностями и запасом нижнего белья. Ничего особенного там не было, никаких документов. Но вчера утром, когда они выезжали с Георгием в этот злополучный ресторан, он оставил его в доме Генерала, не подозревая, что больше никогда не вернется туда.

Санта-Фе-Спринг был расположен в юго-восточной стороне Лос-Анджелеса и представлял собой довольно типичный американский городок, несколько видоизмененный благодаря наличию столь крупного мегаполиса, как Лос-Анджелес. На улице, где был дом Мамонтова, проживали в основном выходцы из итальянских и ирландских семей, сумевшие перебраться в Америку достаточно давно и обзавестись уже необходимым капиталом для страховки на будущее.

Здесь стояли дома людей среднего достатка и почти не было русских эмигрантов. Соседи не знали, чем занимается живущий в скромном одноэтажном доме с гаражом бывший вор в законе, названный Палачом за свою невероятную жестокость и насилие. Обывателей немного раздражало, что на их улице поселился какой-то русский, но этот тип вел себя довольно тихо, и скоро о нем все забыли, у каждого хватало своих проблем.

Нестор отпустил такси за два квартала от дома Мамонтова и пошел дальше искать дом самостоятельно. Сказывался опыт работы в госбезопасности. Нужный дом он нашел сразу, в Америке вообще трудно заблудиться, но ему не понравились закрытые ставни окон и двери. И выброшенные на газон газеты. Он не стал заходить за маленькую ограду, но обратил внимание, что на траве валялись две газеты. «Неужели этот тип читает американские газеты?» — подумал Нестор. Но в любом случае нужно помнить, что последние два дня Палача не было дома. И если помнить, что Палач в дополнение к этому еще и левша, то ему приходится думать, что он все-таки нашел убийцу с первого захода.

Но именно поэтому Нестор сомневался. Он стоял у ограды, смотрел на газеты и сильно сомневался. Неужели это все так просто? Узнать, кто из пятерых левша, приехать в Лос-Анджелес и увидеть лежащие на траве газеты. Неужели действительно все так просто? Он чувствовал каким-то шестым чувством, что здесь обычная логика не годится. Нужно проверять и дальше. Не успокоиться и проверить остальных.

Нестор обошел дом, все было тихо. В любом советском городе, а тем более в Грузии, можно было найти соседа, который с удовольствием рассказал бы о всех привычках и странностях Мамонтова, который наверняка бы знал, куда уехал его сосед и как долго он там пробудет. Но здесь была Америка. Здесь не любили следить за соседями, а еще чаще даже не знали, кто именно живет рядом. Здесь не задавали лишних вопросов и не совали нос в чужие дела. И никто не интересовался, почему Мамонтова два дня нет дома. Тем более он был чужаком, гостем, которого не очень любили и не очень понимали.

Он решил сделать еще один круг перед тем, как окончательно уйти, и снова завернул за угол, обходя дом с задней стороны. В переулке было тихо и спокойно. Он сделал еще два шага и почувствовал, как в левый бок ему больно надавило дуло пистолета.

— Тихо, — услышал он чей-то голос, — не оборачиваться и не двигаться.

Человек говорил с чудовищным английским акцентом. Нестор не стал делать резких движений, только чуть повернул голову. Грубые резкие черты лица, курчавые волосы, чуть сплющенный нос. Какая-то грубая мужская красота. Этого человека он нигде раньше не видел.

— Что вам нужно? — спросил Нестор.

— Почему у тебя такой акцент? — удивился незнакомец. — Ты говоришь по-русски?

— Говорю. И не надо так давить мне в бок, я никуда не сбегу.

Давление пистолета чуть ослабло.

— Ты грузин, — кажется, утвердительно сказал незнакомец, — у тебя такой акцент.

— Да, я грузин. Чего тебе нужно?

— Это ты стрелял в Генерала?

Нестор уже ничему не удивлялся.

— Слушай, убери пистолет, — раздраженно сказал он, — ни в кого я не стрелял. Скажи сначала, кто ты такой?

— Это не твое дело. Я тебя сразу узнал. Тебя ищет вся американская полиция. Сукин ты сын. Зачем Генерала убил? Он ведь такой хороший человек был.

— Иди ты к черту. Хочешь стрелять, давай стреляй, а глупости не говори.

— Зачем ты его убил?

— Ты других слов не знаешь? Я его не убивал.

— Тогда почему тебя ищут американцы?

— Потому что я был с Георгием в момент его убийства. Какой-то негодяй выстрелил в него из рощи, а я в этот момент сидел рядом с ним.

— Кто стрелял в него, ты видел?

— Конечно, нет, просто слышал выстрел. Перестань меня допрашивать. Ты сам скажи, кто такой? Иначе я больше не скажу тебе ни слова, — решительно заявил Нестор.

— Я его старый знакомый.

Незнакомец наконец опустил пистолет, и Нестор повернулся к нему всем телом.

— А имя есть у старого знакомого?

— Я Клык, может, слышал такое имя?

— Ты живешь в Бостоне?

— Так Генерал говорил обо мне?

— Я знаю твой адрес. Знаю, что вы приехали в Америку вшестером. Он даже дал мне ваши адреса и имена. Сказочник, Сокол, Зверь, Клык, Палач и сам Генерал.

— Нас было шестеро, — подчеркнул Клык, — а теперь нас осталось пятеро. Кто-то пришил нашего Генерала.

— Это так и есть, но, к сожалению, меня действительно разыскивает американская полиция. А мне необходимо найти этого убийцу, и я думаю, что им может быть ваш общий друг Палач.

— Почему ты так думаешь?

— У меня есть некоторые сомнения. До Георгия убили моего друга в Нью-Йорке. И там действовал левша, а ведь Палач, кажется, был левшой.

— Ты и это знаешь?

— Мне рассказал Георгий.

— Поэтому ты и приехал сюда?

— Да, мне нужно найти Палача. А почему ты приехал сюда?

— Я узнал о смерти Генерала и начал искать Сказочника. Но тот тоже куда-то исчез. И тогда я прилетел сюда из Бостона, чтобы встретиться с Палачом. Мы с ним договаривались увидеться сегодня днем, но дома никого нет. Мне это очень не понравилось, а тут появился ты.

— Теперь ясно, но я не видел Палача даже в лицо.

— Что будем делать? — спросил Клык. Он уже убрал пистолет в карман.

— В доме ты смотрел?

— Конечно. Я ведь любой замок вскрываю. А ты что, человек Гурама?

— Почему ты так решил?

— Разве может просто так грузин приехать к Генералу? А потом появиться у Палача. Раз тебе Генерал доверял, значит, ты человек Гурама Хотивари. Ты меня, парень, на понт не бери, я ведь таких фраеров обламывал.

— Не надо, — Нестор не любил общаться с такими типами, он их всегда не любил, — для меня сейчас самое важное найти Палача.

— Тогда нам нужно звонить Соколу.

— А почему ему?

— Этот, сука, совсем скурвился, стучит самому дяде Сэму, но нас, старых товарищей, часто выручает, не подводит. Может, мы к нему и позвоним.

— А куда делся Сказочник?

— Откуда я знаю. Он ведь в Чикаго жил, но его там теперь нет, и найти его никто не может.

Они вышли из дома.

— У тебя машина есть? — спросил Клык.

— Откуда? Я же преступник, меня вся Америка разыскивает.

— Да, правильно. У меня машина в конце улицы стоит. Давай быстрее пойдем, не нравится мне это место.

Но дойти до автомобиля им не дали. Рядом взвизгнули тормоза автомобиля, и из резко остановившейся машины выскочили Карен, Григор и еще двое каких-то парней.

— Тьфу ты, черт, — в сердцах произнес Клык, — так я и думал. На ФБР напоролись.

— Это не ФБР, — успел сказать Нестор.

Парни окружили их, насмешливо улыбаясь.

— Чего же ты, парень, — сказал Григор, — думал, ушел от нас в Балтиморе, и все? Мы за тобой, как волки, шли. Теперь тебя вся американская полиция разыскивает. А ты прыгаешь с места на место. Правильно наш шеф говорил, что ты рано или поздно сюда приедешь. Убил двух своих друзей и теперь хочешь третьего пришить?

Клык стоял, нахмурившись, ничего не понимая.

— Сначала мы тебя сами обработаем, — торжествующе произнес Григор, — а только потом полиции сдадим. Вот там ты и расскажешь все, откуда ты такой умный взялся.

Ребята стояли торжествующие. Второго напарника Нестора они просто не принимали в расчет.

— А чего вам надо? — спросил Клык.

— Ты, дядя, не влезай, — совсем как-то по-московски сказал один из парней. И в ту же минуту пожалел, что вообще произнес эти слова.

От сильного удара в челюсть он успел только охнуть и рухнул на асфальт. Занесший ногу второй парень получил резкий удар в пах и заорал на всю улицу. Клык прошел такую лагерную школу, что мог бы драться против десятерых. Вскоре все четверо были раскиданы в разные стороны. Ошеломленный Григор вспомнил, что у него есть пистолет, но он не успел даже достать его — Клык наступил ногой ему на руку и, наклонившись над изумленным парнем, отобрал у него оружие.

И сказал очень внятно, с присущей ему издевкой:

— Вы, ребята, больше не вякайте, иначе языки отрежу. А если кто еще попытается что-нибудь достать, яйца оторву.

И пошел к своему автомобилю.

Нестор пожал плечами, посмотрел на испуганных парней и отправился следом.

— Кто такие? — спросил Клык, когда они сели в его автомобиль.

— Дешевка, не обращай внимания. К нашему делу они никакого отношения не имеют, — покачал головой Нестор, — для нас сейчас важнее найти кого-нибудь из твоих бывших сообщников.

— Говоришь, как «мусор», — недовольно заметил Клык, — почему сообщники? Это друзья.

— Да, конечно, извини, я оговорился.

— Набирают вас неизвестно откуда, — плюнул Клык, — ничего не знаете.

Навстречу им ехал автомобиль с двумя мужчинами. Клык вдруг замер, даже, кажется, чуть пригнулся. Или испугался. Он ошеломленно посмотрел на Нестора.

— И Цапля приехал, — сказал он, — значит, дело нечисто. Этот стервятник так просто не появляется.

— А кто такой этот Цапля?

— Убийца. Ты что, правда, Цаплю не знаешь? У нас говорили в Союзе, если Цапля клюнуть хочет, значит, можешь себе гроб заказывать.

— Он так опасен?

— Дурацкие вопросы. Ты знаешь, у меня ведь тоже высшее образование. Ты мне очень не нравишься, парень. Какой-то ты слишком интеллигентный. Может, ты и высшее образование имеешь? — Имею.

— И что ты кончал?

— Высшую школу КГБ.

— Смешно, — сказал Клык, — но глупо. Так шутить нельзя, могут просто не понять.

— Спасибо за совет. Так что, нам придется вернуться?

— Ты или дурак, или так красиво притворяешься? Это Цапля, понимаешь? Он убийца, настоящий убийца. Даже Палач рядом с ним всего лишь ребенок. А Цапля работает на Рябого. Здесь что-то не то. Нужно выяснить, почему он приехал сюда, в Лос-Анджелес. Да еще с напарником. Он ведь никогда не работает с напарником, это не в его стиле. Поедем за ними.

— Там могут быть эти ребята, — напомнил Нестор.

— Да, верно. Нужно выбросить их оружие. Оно наверняка незарегистрированное.

— Можно подумать, твой пистолет зарегистрирован.

И здесь Клык сказал слова, сильно удивившие Нестора:

— Неужели ты думаешь, парень, что я могу разгуливать по Америке с незарегистрированным оружием? У меня даже разрешение на него есть.

Глава 22

После крушения Советского Союза и депортации ряда особо опасных уголовников из Литвы в Россию он считал, что все его приключения кончились. Так, видимо, считали и в Министерстве внутренних дел России. К тому времени из людей, начинавших операцию «Дельфин» десять лет назад, почти никого не было на службе, а новое поколение руководителей уголовного розыска просто не понимало, для чего нужна подобная разведка.

В девяностые годы, после развала СССР, все становилось смешным и ненужным. Теперь уже делами вершили не презренные воры в законе, а уважаемые члены парламентов и министры. Преступность получила полную легализацию, припрятанные и сделанные на наркотиках или подпольных цехах деньги оказались смешными по сравнению с огромными суммами, выручаемыми за продажу собственных ресурсов. На распродаже своей Родины чиновники зарабатывали такие гигантские деньги, что в течение года становились миллионерами, обгоняя английских лордов в тридцатом поколении или американских нуворишей, чьи отцы и деды в тяжелейших трудах зарабатывали себе имя и капитал. Эти новые миллионеры знали, как нужно жить, и умели жить, отдыхая на Канарах и Бермудах, покупая особняки в Испании или Франции.

Андрея Кирьякова продержали еще три лишних месяца в российском лагере, пока нерасторопное начальство пыталось выяснить, почему именно этот известный в преступной среде авторитет должен быть выпущен на волю и освобожден как сотрудник милиции. Проверка продолжалась достаточно долго, пока наконец, разобравшись в чем дело, его не доставили в Москву и торжественно объявили, что он сделал большое и нужное дело. Говоривший это какой-то милицейский генерал и сам не был уверен, в чем именно состоит героизм Андрея Кирьякова, но на всякий случай сказал о мужестве, верности долгу и любви к Родине. А потом объявил о присвоении звания полковника и увольнении на пенсию по выслуге лет. Один год в лагерях Андрею засчитывали за три, как на фронте. Это было еще предложение Андропова, и его никто не посмел отменить.

Так Андрей в свои сорок пять оказался почетным пенсионером. Целых три месяца он просто просидел в полученной от государства коммунальной комнатушке и беспробудно пил. Благо ему выдали зарплату за последний год, проведенный в лагере. Этих денег как раз хватило на трехмесячную пьянку. Потом он вынужден был думать о своем будущем.

Но затем ему просто повезло. МВД и КГБ, реформируемые, изменяемые и разгоняемые, конечно, не смогли бы, да и не захотели, брать к себе такого профессионала, как Кирьяков, а вот разведка неожиданно вспомнила о нем. В отличие от других ведомств Служба внешней разведки сумела сохранить свои кадры и не допустить массового увольнения своих профессионалов. Пришедший к руководству этим ведомством академик Примаков сумел почти чудом сохранить все кадры Первого главного управления КГБ СССР. И среди тех, кто оказался в его аппарате, был и старый полковник, принимавший участие в разработке операции «Дельфин».

Кирьякова нашли уже на грани полного алкогольного опьянения. Его почти два месяца лечили строгой диетой, гипнозом и лучшими из имеющихся фармацевтическими препаратами. Через два месяца это был уже не развалившийся в свои сорок пять лет полуалкоголик-полукретин с трясущимися руками, а уверенный в себе мужчина в полном расцвете сил.

И только тогда начальство решило, что ему можно доверить ту тайну, ради которой его и вытащили из ада разложения личности. И только тогда он сам решился позвонить уже переехавшей в Москву Ларисе. Свидание было недолгим и тягостным. Если, несмотря на свой возраст, он сумел как-то выбраться из трясины алкоголизма и вернуться к полноценной жизни, то у Ларисы вся ее жизнь была практически закончена.

Неудачная жизнь с нелюбимым мужем, постоянные волнения за рубежом, где в тесных советских колониях нельзя было сказать ни одного лишнего слова и где экономили даже на фруктах, стараясь заработать на «Волгу», мечту всех специалистов за рубежом. Долго хранимая тайна и опасения за узнавшего обо всем старшего сына, тягостные воспоминания о своей первой, так и не удавшейся любви превратили Ларису в затравленную истеричку с рано наступившим климаксом. Она уже не могла и не хотела ничего никому давать. Она не могла даже брать. Она могла лишь существовать, отравляя жизнь своим близким и самой себе.

Но если у нее так и не сложилась жизнь, то словно в награду за одну несостоявшуюся судьбу она получила другую. Ее сын Андрей сумел успешно сдать экзамены в известный Гарвардский университет и теперь собирался переезжать в Америку. Тогда в первый и последний раз Андрей-старший позвонил своему сыну перед отъездом и приехал провожать его на вокзал в своей форме полковника с орденскими планками на груди. И тогда впервые Андрей-младший увидел своего отца в полном блеске, догадываясь, чем и как занимался его настоящий отец.

Правда, за такой номер Кирьяков едва не вылетел со своей новой работы, но ему удалось убедить своих коллег, что почти все время он сидел в поезде, в купе сына, и не выходил на перрон. Поезд уходил в Ленинград, откуда через Финляндию должен был улететь в Америку его сын, и отец просто не мог удержаться от подобной выходки, сознавая, как глупо и непростительно он себя ведет.

Только ради сына он и дал согласие на эту новую, более сложную и более рискованную работу. В колониях, несмотря на сотни заключенных, он всегда знал, что среди офицеров есть человек, который может в любой момент вытащить его оттуда. И это сильно прибавляло уверенности, как если бы он шел вместе со всеми в пустыне и, страдая от жажды, осознавал, что рядом идет некто, способный мгновенно облегчить его страдания. В таких случаях отсутствие воды не так страшно, ибо сама мысль, что ты можешь в любой момент напиться воды, укрепляет в тебе силы, в отличие от всех остальных.

В колониях Андрей твердо усвоил одну истину, выводя для себя как непреложный закон. Человека чаще всего убивает отсутствие надежды. И это самая мучительная и самая тяжелая смерть. Он знал, что присутствие сына там, в Америке, прибавит ему сил и даст надежду. И он согласился во второй раз на невероятный эксперимент, отдавая себя вторично в заложники уже новой системы.

Лучшего нельзя было даже желать. Известный во всех колониях и очень авторитетный вор в законе собирался теперь начать новую жизнь за океаном. Лучшего алиби и лучшей легенды невозможно было придумать. Андрея знали сотни и тысячи заключенных, с которыми он отбывал наказание по многим колониям бывшей страны. О нем ходили легенды, его «короновали» по всем законам воровского мира, его знали и ценили многие паханы, предпочитая иметь своим арбитром и советчиком.

Российскую разведку очень заинтересовал тот факт, что в Америку начали давать визы бывшим преступникам. Такое количество людей, получивших американские визы, начало вызывать пристальный интерес, и в результате решено было послать Сказочника по этому маршруту.

Получение заграничного паспорта для вора в законе оказалось самым легким делом. В ОВИРе новый красный паспорт был оформлен всего за триста долларов. Сказочник получил новый паспорт, а служба безопасности — фамилии офицеров МВД, торгующих подобными документами. Затем наступила очередь всевозможных справок и документов. Иногда даже Андрея, прошедшего столько тюрем и колоний, поражал масштаб коррупции. Деньги брали не стесняясь, никого не опасаясь, словно это было в порядке вещей. За каждую липовую справку, за каждую бумажку нужно было платить. А заплатив, быть уверенным, что тебе выправят документ, по которому ты можешь представлять интересы даже английской королевы или Папы Римского.

Потом было собеседование в американском посольстве. Сотни и тысячи добропорядочных и законопослушных граждан не получали визы только потому, что терялись при слишком хамских вопросах и не находили ответов на непонятные, на их взгляд, требования. Андрея провели без всякой очереди, просто служащий открыл дверь, и они попали на собеседование. Американца интересовало, не болел ли он сифилисом и не собирается ли он оставаться в Америке. Разумеется, Андрей уже знал, как отвечать, и никаких сложностей с ответами на вопросы не испытывал. Потом его еще спросили, есть ли у него деньги на поездку, и Андрей даже предъявил справку из Внешэкономбанка, где у него якобы лежали деньги. На этом собеседование закончилось, и через три дня он получил американскую визу.

А американский консул получил за оказание услуги такого рода небольшой конверт с пятью тысячами долларов, и все были довольны. Еще через два месяца Сказочник улетел в Америку. Отныне ему приходилось полагаться только на себя. По заранее намеченному плану он жил поочередно в Нью-Йорке, Вашингтоне, Чикаго.

Казалось, все идет нормально, в Америку в одной партии с ним переехало сразу пять авторитетнейших воров в законе. Но оказалось, что не все так гладко. Кто-то из этих пятерых сумел узнать так долго охраняемую тайну. Шантажист начал шантажировать российское посольство в Вашингтоне, и Сказочник получил задание выяснить, кто из пятерки может быть этим человеком. Но, несмотря на все его усилия, выяснить подобное не удалось. А потом произошла трагедия.

Шантажист, сумев разгадать игру российского посольства и поняв, что его просто водят за нос, убрал сотрудника, который с ним встречался. И в ультимативной форме потребовал денег. И вот тогда, как уже знал Андрей, было решено послать в Америку специального эксперта. Самому Андрею приказали в срочном порядке покинуть Чикаго и перебраться куда-нибудь подальше. Он сначала послушался совета и даже переехал в Новый Орлеан, но продолжал внимательно следить за своими бывшими солагерниками. Первым прокололся Георгий. Сообщение о смерти Генерала Андрей прочел в газетах и понял, что неизвестный решил начать действовать.

Он не знал, что за сутки до этого в Нью-Йорке в своем номере был зарезан Важа Дадашвили, но он понимал, как трудно будет вычислить убийцу среди четверки таких отъявленных мерзавцев. Себя он мог в расчет не принимать, а Георгий был уже застрелен. Что такого мог знать Георгий, за что его убили, спрашивал себя каждый раз Андрей и вспоминал, как в Сухуми мельком увидел лицо Генерала. Неужели во имя сохранения этой тайны его и убрали, но в таком случае почему именно российская разведка ищет убийцу Борисова?

После сообщения о смерти Генерала он позвонил в Лос-Анджелес, к самому Палачу.

— Ты слышал об убийстве Георгия? — спросил Мамонтова Андрей.

— Слышал, — невозмутимо ответил Палач, — но я тут ни при чем. Это, кажется, дело рук самой грузинской мафии. Там, говорят, наемных убийц послал сам Гурам Хотивари.

— Они были с Георгием большими друзьями, — парировал это утверждение Андрей, — и Гурам никак не мог прислать сюда своего убийцу.

— В газетах написано совсем другое.

— В газетах пишут всякую дребедень, лишь бы привлечь внимание читателей.

— Что думаешь делать? — поинтересовался Мамонтов.

— Посмотрим, — он знал, что Палач всегда был тесно связан с Рябым, а эти убийства вполне могли быть организованы отцом «русской мафии», как иногда называли Рябого.

Но разговор он запомнил. И когда ему позвонил Зверь, он уже был готов действовать. Капустин был единственный человек, у которого имелся телефон Сказочника и его адрес.

— Слышал про убийство Генерала? — спросил Капустин.

— Все знаю. Там, говорят, какой-то грузин был. Думаешь, специально послали?

— Не знаю. Нам нужно как-то действовать, — предложил Зверь, — нельзя ждать, пока неизвестный убийца просто так приедет и нас шлепнет.

— Сначала нужно узнать, за что?

— Просто так. Рожи наши ему не нравятся. Какую-то большую игру затеяли, а мы ничего не понимаем. Поэтому нам всем вместе держаться нужно. Иначе раздавят, — сказал Капустин, — ты ведь знаешь мой нюх.

— Знаю, я утром говорил с Палачом. Он темнит, но, кажется, тоже ничего не знает.

— Будь с ним осторожнее, — посоветовал Капустин, — ты ведь знаешь, чей он человек.

— Давай через два дня я к тебе прилечу, — предложил сам Андрей. В некоторые моменты можно нарушать даже самые строгие инструкции. Три убийства подряд — Борисова, Дадашвили и Хабашели красноречиво подтверждали правоту слов Капустина. Ждать больше было нельзя. Но двух дней не получилось. События развивались более стремительно.

В этот вечер он оставил свой автомобиль перед домом и пошел принимать ванну. В Новом Орлеане всегда было довольно жарко, а последние дни вообще были особенно душными. Он отсутствовал не более двадцати минут, и, когда вышел на улицу, машина по-прежнему стояла на том же месте. Андрей уже открыл дверцу автомобиля, когда стоявший рядом продавец мороженого приветливо улыбнулся ему.

— Все в порядке? — спросил чернокожий парень, улыбаясь.

— Да, конечно. — Он сел на свое место и чуть наклонился, вставляя ключи, когда продавец мороженого произнес:

— Я ведь ребятам тоже говорил — эти машины довольно капризные. Они требуют особого ухода.

— Каким ребятам? — выпрямился Андрей.

— Вашим мастерам, — охотно пояснил парень, — которые смотрели ваш автомобиль.

Андрей осторожно вылез из машины, открыл передний капот. Ошибиться было невозможно. Мощная бомба была установлена с таким расчетом, что его машина взлетела бы на воздух сразу, как только он тронется с места. Это были уже не гипотезы, это была реальная смерть, от которой он уберегся чудом. О его пребывании в городе знал только Капустин. Еще мог узнать Палач, но он звонил ему лишь сегодня утром. Неужели такая оперативность? И ради чего? Кому мешают прибывшие в страну паханы? Теперь уже просто не оставалось никакой альтернативы. Если это Капустин, то исход встречи будет предрешен. Если это Палач и стоявший за ним Рябой, значит будет смертельная схватка. Целых полчаса он бережно отсоединял провода этой гнусной бомбы. А еще через четыре часа он улетел в Нью-Йорк.

Глава 23

В Лос-Анджелес они летели вдвоем в полупустом самолете. Рейс был ночной, и пассажиров было меньше обычного. Дронго обратил внимание, что Цапля спит почти так же, как и он, по-особенному, по-волчьи. Достаточно было пройти рядом стюардессе или подняться кому-нибудь из пассажиров, сидевших неподалеку, как они оба, почти одновременно, открывали глаза.

Когда принесли ужин, Цапля недовольно пробормотал:

— Лучше бы дали поспать.

— У нас еще долго не будет нормального сна, — предположил Дронго.

— Не думаю, — возразил Цапля, — все скоро кончится. Кто-то начал играть и не остановится, пока не добьется своего. А ведь Генерала должен был стрелять именно я.

— А я до сих пор не уверен, что его стрелял не ты, — пробормотал Дронго, — никаких твердых доказательств у меня нет.

— И тем не менее ты летишь со мной в Лос-Анджелес, — уточнил Цапля.

— Это мой единственный шанс. Должен же я хоть кому-нибудь доверять.

После этого дня они обращались друг к другу только на «ты».

— Ты достаточно откровенен.

— Это я только притворяюсь. Видимость открытой коммуникабельности.

— Хорошо, — спокойно заметил Цапля, — я учту для себя это на будущее.

Больше они не сказали друг другу ни слова.

В Лос-Анджелесе им пришлось сначала оформляться в отель «Кальмар», расположенный в Санта-Монике, почти на самом берегу океана. Затем на кредитную карточку Цапли была оформлена взятая напрокат машина, и они отправились к дому Палача. И, уже подъезжая к дому, Цапля чуть притормозил машину.

— Интересно, — сжав зубы, сказал он.

— Что-то не так? — понял Дронго.

— Там в машине сидел Клык, — пояснил Цапля, — мне интересно, что он здесь делает.

— Может, приехал по тому же делу, что и мы, — предположил Дронго.

— Он не один, — мрачно заметил Цапля, — кажется, скоро ты не будешь радоваться, что у меня нет оружия.

— У тебя с ним плохие отношения?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Мне не нравится, когда внезапно появляются старые знакомые. Это всегда очень неприятно. Кажется, они поехали за нами.

— Кто второй, ты знаешь?

— По-моему, ты его тоже знаешь.

— Не нужно говорить дурацкими загадками, — разозлился Дронго, — ты не на сцене.

— Верно. Это тот самый грузин.

— Какой грузин?

— Которого разыскивают по подозрению в убийстве Генерала. Они и могли вдвоем его убрать. Похоже, Клык и есть тот самый убийца.

— Ты можешь объяснить мотивы?

— Не могу, — вывернул резко руль в правую сторону Цапля, — думаю, к Палачу лучше не соваться. Нам важно проверить, что знают эти двое.

— Может, остановимся и спросим?

— Ты почему такой веселый? — посмотрел на Дронго его напарник. — Странный ты человек. Нас сейчас убивать будут, а ты веселишься. Знаешь, ты мне начинаешь нравиться.

— Ты сколько людей убил, мерзавец? — вдруг спросил Дронго.

— Хочешь пересчитать?

— Нет. Нельзя быть таким глупым. Они здесь явно не для того, чтобы в нас стрелять.

— С чего ты взял? — Цапля смотрел одновременно вперед и в зеркало заднего обзора. Машина преследователей по-прежнему шла следом.

— Во-первых, мы случайно столкнулись с ними. Во-вторых, если они уже убрали Мамонта, то должны были бежать отсюда как можно скорее, чтобы их не заметили у дома Палача. А они вместо этого едут за нами. Не очень логично. И, наконец, тот самый грузин очень рискует нарваться на первого встречного полицейского.

— Понятно, — сквозь зубы произнес Цапля, — все-таки ты кагэбэшник. С таким аналитическим мышлением тебе нужно работать Шерлоком Холмсом.

— Мы знаем Конан Дойла. Для обычного киллера ты весьма начитан. Давай сделаем так. Вон там на углу ты останови машину, чтобы я сошел. А потом сделай круг и постарайся оторваться от этих ребят. Я тебя буду ждать через три часа в «Кальмаре».

— Ты что-нибудь придумал?

— Увидишь, — подмигнул ему Дронго, — нам нужно все проверить.

Цапля завернул за угол и резко затормозил. Здесь было небольшое кафе с открытой террасой, и он, едва дождавшись, когда Дронго покинул машину, дал резкий газ и скрылся за поворотом. Подошедшая машина с его преследователями резко затормозила, заметив Дронго. Но, поняв, что сам автомобиль с Цаплей куда-то скрылся, они быстро проехали вперед. Дронго демонстративно прошел к столику и, сев под навесом, заказал себе кофе.

— Вы, кажется, ждали именно меня? — спросил он по-английски. — Вам пришлось для этого сделать несколько контрольных кругов, — улыбнулся Дронго и добавил по-русски: — И не нужно говорить со мной на вашем английском. Хотя вы говорите довольно неплохо, но неистребимый грузинский акцент вас выдает.

— Вы специально остались, чтобы с нами поговорить?

— Конечно. Мне было интересно встретиться со свидетелем убийства нашего общего знакомого Георгия Хабашели.

Нестор невольно улыбнулся.

— Вы первый человек в Америке, который сказал это слово «свидетель». Все остальные утверждали, что я и был убийцей.

— Из сообщений американских газет можно было сделать такой вывод. Кроме того, там было помещено ваше описание и ваш фоторобот. На вашем месте я бы срочно избавился от столь характерных для кавказского человека усов, — посоветовал Дронго, — и не разгуливал бы по американским городам с видом скучающего туриста.

— Спасибо, — Нестор немного удивленно смотрел на Дронго. После знакомства с Клыком он понял, что бывают и образованные воры в законе. Видимо, в этот раз он встретился именно с таким.

— Не стоит благодарить. Я ведь знаю, что вы не убивали Генерала. Вы сидели рядом с ним в том ресторане, а он был убит с расстояния в пятьдесят метров. Я умею читать между строк. Для этого не обязательно видеть все самому.

— Вы не похожи на остальных, — задумчиво произнес Нестор, — умеете анализировать ситуацию, принимать нестандартные решения. Ведь это вы придумали для Цапли подобный трюк с машиной. Боюсь, что Клык его уже не найдет.

— Правильно. Я только недавно прибыл в Америку.

— Тогда я знаю, кто вы, — объявил Нестор.

— Интересно.

— Вы тот самый человек, из-за которого я приехал в Америку. Из-за которого и начались все эти события.

Дронго молчал.

— Кроме всего прочего, мы, кажется, с вами были коллегами, — вдруг сказал Каландадзе, — ведь все говорят, что вы кагэбэшник, а я провел в этом малопочтенном теперь заведении довольно много времени.

— Кто вы? — прищурился Дронго.

— Нестор Каландадзе, бывший сотрудник КГБ Грузии, уволенный из органов за апрельские события восемьдесят девятого в Тбилиси. Теперь полномочный представитель Гурама Хотивари в Америке.

— Так я и думал, — кивнул Дронго, — только я не кагэбэшник, и все события начались не из-за меня. Я всего лишь следствие происходивших здесь событий. А причины совсем в другом человеке, который и начал эту странную игру.

— Вы приехали по поручению Рафаэля Багирова. Такую версию нам рассказали в Москве, — сказал Нестор.

— Это легенда. Я вообще не разговаривал с Багировым никогда в жизни. Но мне нужно найти совсем другого человека. Подозреваю, что наши интересы несколько совпадают. Вы ведь тоже ищете убийцу Генерала.

— И моего напарника Важи Дадашвили. Он был зарезан в номере отеля «Милфорд Плаза» два дня назад. Конечно, покойный был сукин сын, но, согласитесь, это очень неприятно, когда убивают вашего напарника, с которым вы прилетели в Америку. Подозреваю, что меня разыскивают и за это убийство.

— Как его убили?

— Зарезали прямо в номере. Но убийца был левшой. Знаете, там был такой характерный разрез. Убийца схватил за шею Важу и провел ножом не слева направо, как обычно, а справа налево. Вы понимаете?

— Вы достаточно наблюдательны. И поэтому вы прилетели сюда?

— Да. Ведь Мамонтов был левшой.

— Почему был?

— Это я оговорился. У него перед домом лежат газеты за два дня, и все окна, двери закрыты. Его в доме нет. Клык проверял.

— А он почему прилетел?

— Услышал об убийстве Генерала и решил связаться с Палачом. Приехал сюда, а того не было дома. Затем он чуть меня не убил, решив, что я и есть тот самый убийца. Сейчас поехал искать Цаплю. А вам не кажется, что убийцей мог быть ваш напарник? Он ведь профессиональный убийца.

— Я тоже так думал. Но у него не хватило бы времени приехать в Балтимор. Мы в это время были с ним вместе в Нью-Йорке. Кроме того, он не левша, это точно.

— Но он, по-моему, человек Рябого. Про этого бандита я слышал мало хорошего.

— Здесь вообще все бандиты, с кем мы имеем дело, — тихо произнес Дронго, — вон, кажется, возвращается ваш напарник. Сейчас он будет требовать у меня сатисфакции.

Из подъехавшей машины вышел рассерженный Клык. Он уже понял, что исчезнувший автомобиль с Цаплей ему не найти.

Громко хлопнув дверцей своей машины, он поспешил к сидевшим на террасе людям. Подойдя, он недовольно сказал:

— Вы, кажется, уже нашли общий язык?

— Здравствуйте, — не вставая, произнес Дронго, — приличные люди сначала здороваются, а уже потом начинают предъявлять претензии.

— Иди ты… — огрызнулся Клык. — Куда делся твой напарник, ты мне лучше это скажи.

— И не надо хамить, — строго одернул его Дронго, — иначе я тоже пошлю тебя подальше и уйду отсюда.

— Ах ты сука, — видимо, появление Цапли действительно разозлило и вывело из себя Клычкова. Он размахнулся и нанес довольно сильный удар по сидевшему на стуле Дронго. Тот, явно не ожидавший такого удара, не успел уклониться, лишь сумев в последний момент чуть повернуть голову, чтобы удар был скользящим и не таким болезненным. Но удар все равно получился достаточно сильным, и Дронго упал на землю, опрокидывая свой стул. Нестор, уже видевший в деле Клычкова, испугался, что упавший поднимется и полезет в драку, которая может для него плачевно кончиться.

Клык стоял над поверженным противником с довольным видом. Дронго не спеша поднялся, отряхнул одежду и вдруг, развернувшись, нанес ответный удар прямо в челюсть Клычкова. Тот от удивления не успел даже прикрыться и отлетел гораздо дальше, чем это можно было ожидать. Уже лежа на земле, он потер челюсть.

— Сукин ты сын, — сказал он уже без прежней злобы, — а удар хороший. Молодец. Настоящий удар, — добавил он, потирая свою челюсть.

Дронго наклонился над ним, подавая ему руку. Клычков руку принял и, поднявшись на ноги, усмехнулся:

— Я тебя, кажется, еще не видел.

— Ничего, мы еще познакомимся ближе, — пообещал Дронго, показывая на стул, — давай лучше садись, спокойно поговорим.

Клычков согласно кивнул головой и уселся рядом с Нестором.

— Сначала познакомимся, — предложил Дронго, — меня зовут Виктор Крылов. Я только недавно прилетел из России. Как зовут вас обоих, я знаю, представляться не стоит. Меня интересует вопрос — что вы хотите делать?

— Искать, кто убийца, — ответил за обоих Нестор, — это мой единственный шанс.

— Согласен, — кивнул Клык, — я был должником Хабашели. Кстати, никакой он не Хабашели. Настоящая его фамилия Хидешели. Георгий Хидешели, но в Америке у него была записана такая фамилия. Он спас мне жизнь, и я его кровник. Поэтому я и должен найти его убийцу.

— Тогда нас четверо, — удовлетворенно заметил Дронго, — если считать вместе с Цаплей. Он так же, как и мы, ищет убийцу.

— Может, это он сам и пришил Георгия? — спросил Клычков.

— Нет, — твердо отрезал Дронго, — это исключено. Он работает на Рябого и не стал бы просто так убивать Георгия без особой команды. Сначала Генерал должен был встретиться со мной.

— Это он тебе так говорил? — спросил Клык.

— Это я тебе говорю, — невозмутимо отозвался Дронго.

— Не горячись, Клык, — вставил Нестор, — этому человеку можно верить.

— Если ты будешь меня все время перебивать, — добавил Дронго, — я просто повернусь и уйду. А тебе придется иметь дело с неуловимым убийцей, который, по-моему, охотится на вас всех.

— Что я должен делать? — понял серьезность своего положения Клычков.

— Сначала поверить моим словам, выслушать меня, а потом уже принимать решение, — предложил Дронго.

Нестор согласно кивнул головой. Клычков сделал вид, что не заметил этого согласия Нестора, но молча сидел на стуле, ожидая дальнейшего продолжения разговора.

— Нам нужно вместе искать этого убийцу, — продолжал Дронго.

— У меня есть сведения, что им может быть Палач. Он ведь, кажется, был левшой?

— Тебе уже успели рассказать, — понял, в чем дело, Клык.

— Я бы все равно его нашел. Просто с вами это будет интереснее и немного короче.

— Значит, мы должны быть твоими ангелами-хранителями, — уточнил Клычков, — завидная роль, ничего не скажешь.

— Вы должны быть убийцами, — испортил окончательно настроение Клыка сам Дронго и добавил: — Но только после того, как мы его найдем.

— Что ты говоришь? — испугался Нестор, решив, что он ошибся в этом человеке. — Почему мы должны быть убийцами?

— Этот неизвестный убил троих. Значит, мы обязаны помнить, что или он, или мы. А вернее, или они, или мы.

— Мне трудно тебя понять, — произнес с недоумением Клык, — кто это они?

— Один человек не мог выследить Нестора и его напарника, застрелить Генерала, выйти на связь с российским посольством, убрать, если его убрали, в Лос-Анджелесе Палача. Это могла сделать только группа людей. За этими событиями стоит либо Рябой, либо Зверь, либо третья, неизвестная нам группа людей.

— При чем тут российское посольство? — не понял Клычков, еще не знавший о гибели Борисова.

— Этот неизвестный убийца убил и сотрудника посольства, — ответил Дронго. Он хотел сообщить максимально возможную информацию своим собеседникам. В данном случае ему была важна реакция Клычкова.

— За что?

— Не знаю, — соврал Дронго, — но, кажется, все из-за вас. Этот сотрудник что-то знал, — он говорил почти правду.

— Нужно лететь в Сан-Франциско, — решительно заявил Клык, — только там и решим, кто стоит за всеми этими событиями.

— С ним? — показывая на Нестора, спросил Дронго. — У нас могут быть большие неприятности.

— Я сбрею усы, — быстро согласился Нестор.

— Этого мало, — покачал головой Дронго, — нужно будет и выбрить голову. Загримироваться под кого-нибудь. Нужен особый психотип, скажем, волейболиста или пловца, спортсмена с бритой головой.

— Согласен, — немного нервно произнес Нестор, — но мне нужно лететь с вами.

— Тогда решено. Надеюсь, у вас нет оружия? — спросил Дронго у своих новых партнеров.

— У меня есть, — гордо ответил Клычков, — и соответствующее разрешение федеральных властей имеется. Я могу сдать свое оружие в багаже и получить в Сан-Франциско.

— Да, — очень удивился Дронго, — интересно, как это вам удалось?

— В Бруклине есть специальная компания, — махнул рукой Клык, — за хорошие деньги они вам не только разрешение на оружие, но и «пушку» доставят. Тут никаких проблем быть не может.

— Тогда все нормально. Летим в Сан-Франциско, — согласился Дронго, — по-моему, это последний из вашей компании?

— Да, — ответил Клычков. — Сказочник исчез неизвестно куда. Палач тоже исчез. Зверь в Нью-Йорке. А Сокол в Сан-Франциско. Он последний. Кроме того, он связан с ФБР и сумеет нам помочь при желании. Только встречаться с ним должен ты. Меня и Цаплю он знает давно, но нам нельзя показываться вместе с ним, сразу возьмут на заметку. Нестору тем более нельзя, он и так ходит по этой земле, каждую минуту ожидая ареста. Значит, остаешься только ты. Но и тебе нужно быть осторожнее. Сокол очень сложный человек, он так просто не расколется. Нужно будет, чтобы мы ему позвонили.

— Не подходит, — сразу сказал Дронго, — если он связан с ФБР, то его телефон вполне могут прослушивать. И тогда вас легко найдут. Подозреваю, что некоторых из вас может искать и американская полиция, которую тоже волнуют сразу три убийства, случившихся подряд. Они могут не связывать их друг с другом, но смерти Дадашвили и Хабашели слишком очевидно связаны присутствием Нестора, и им будет несложно выйти и на вас.

— Согласен, — подумав, ответил Клычков, — а ты можешь предложить что-нибудь другое?

— Сделаем так, — задумался Дронго, — встретимся в таком месте, где они нас явно не будут ждать. И где за ним не будут следить. В таком месте, куда он может спокойно пойти, ничего не опасаясь и будучи уверенным, что там ничего не случится.

— Такого места для нас просто не существует, — начал нервничать Клык. — Ты можешь предлагать более реальные вещи?

— Не торопись. Такое место существует. Однажды мне поручили взять большую сумму денег, не прибегая к насилию. Знаешь, что я сделал? Я узнал имя комиссара полиции района, где был расположен ювелирный магазин. Позвонил в магазин и сказал, что говорит комиссар полиции Бариани. И предупредил, что сейчас будут грабить магазин и грабителям не нужно оказывать никакого сопротивления. Полиция возьмет их на улице прямо с поличным.

— Здорово, — восхищенно сказал Клычков, — получилось?

— Конечно. Хозяин отдал мне все деньги, как только я вошел в магазин, уверенный, что меня схватят на улице. А я спокойно ушел.

— Красиво, — засмеялся Нестор, — я где-то даже слышал эту историю.

— Нужно ее применить, но в другом варианте. Мы узнаем фамилию инспектора полиции района, где проживает Сокол, и позвоним ему домой. Даже если ФБР прослушивает его телефон, они спокойно отнесутся к визиту своего подопечного в отделение американской полиции. Это единственное место в городе, куда они его не будут сопровождать и куда он пойдет в абсолютной уверенности собственной безопасности.

— Ты прав, — сразу оценил возможности такого варианта Клык, — как жаль, что мы не работали с тобой в России. Мы могли бы с успехом использовать твой метод. Дураков везде хватает.

— А теперь нам нужно поехать к дому Мамонтова, — предложил Дронго своим новым напарникам, — и посмотреть, куда именно он уехал.

— Я уже был у него дома, — снисходительно объяснил Клык, — там ничего нет. Давайте оставим этот вариант, там даже газеты на траве лежат.

— И все-таки мы поедем к его дому, — терпеливо сказал Дронго, — я там оставил маленькую вещицу, она нам может очень пригодиться.

— Какую вещицу? — не понял Клык.

— Вы смогли подключиться к его телефонной системе? — понял Нестор.

— Точно. Теперь понимаешь, почему мне нужно подъехать к дому Мамонтова? Я просто сниму этот приборчик. Раз Палача два дня нет дома, значит, там почти нет разговоров. А может, и есть. Всего один, но очень важный.

— Когда вы успели? — тихо спросил Нестор.

— Секрет фирмы, — улыбнулся Дронго, — поехали?

Они вышли втроем из ресторана и, сев в автомобиль, поехали к дому Палача.

— Надеюсь, этих ублюдков там не будет, — пробормотал Клык.

— Кого? — не понял Дронго.

— Банда хулиганов, — пояснил Нестор, — напали на нас у дома Мамонтова.

— Хулиганы? — иронически спросил Дронго. — Ну да, конечно.

Они подъехали, и вышедший из автомобиля Дронго прошел к дому. Вернулся он через десять минут.

— Теперь все, — сказал он, — будем слушать их разговоры в отеле.

— Куда теперь? — спросил Клык.

— Поехали к Цапле, — предложил Дронго, — но только без резких движений. Он человек нервный, может нас неправильно понять. Ему нужно будет долго объяснять, зачем и куда мы едем.

— Это я знаю, — неприятно улыбнулся Клык, — с этим стервецом всегда одни проблемы. Он никогда никому не доверяет. Поэтому его и назвали Цапля. Вечно один на своем озере. И никто ему никогда не нужен. Все свои убийства он спланировал и осуществил только сам, лично, своими руками. Знаешь, какой он профессионал? Если ему нужно, он доберется до любого человека, но уберет его. Правда, одна страсть всегда у него была. Это карты. Он такие деньги проигрывает, скажу, не поверишь.

Дронго чуть не вскрикнул. Как он мог это забыть? Какой идиот! Нужно было давно поговорить с Цаплей. Он мысленно ругал себя всеми возможными словами. И в то же время настроение у него заметно улучшилось. Теперь он точно знал, что в его новой команде Иуды не будет.

Глава 24

В депутатскую они приехали за два часа до вылета самолета. Рафаэль Мамедович Багиров был в белом костюме и в шелковом галстуке от Валентино, а Гурам Хотивари, напротив, был одет подчеркнуто строго и представительно в серый костюм, специально привезенный для него из Италии. Оба сидели в креслах, предпочитая читать газеты. В баре и вокруг депутатской суетились «шестерки» и помощники обоих лидеров. У этих двоих были билеты первого класса на самолет «Дельта» в Нью-Йорк. Кроме них, в Америку вылетало еще четырнадцать человек. Шесть человек из охраны Багирова и пятеро из охраны Хотивари. Двое людей Хотивари, отправлявшихся вместе с ним, были американским и российским инженерами-компьютерщиками, без которых Хотивари, истово веривший в научный прогресс, никуда не ездил. И которые фактически приносили ему куда большую прибыль, чем все его люди, вместе взятые.

Багиров, кроме своих телохранителей, взял с собой в Америку и своего очаровательного секретаря — Зою, лидировавшую в прошлом году в конкурсе на звание «Мисс Россия». Багиров, сидевший в жюри, сделал все от него зависящее, чтобы молодая девушка не получила этого приза. Зоя ему сразу понравилась, и он твердо решил не отпускать ее во Францию. По традиции победительница конкурса получала контракт во Франции.

Он тогда добился своего, девушка не попала даже в тройку призеров. Но через несколько дней к расстроенной Зое приехали представители лучшего рекламного агентства России и предложили попробоваться у них. А еще через неделю она уже работала секретарем самого Рафаэля Багирова. В этой московской девчонке, дочери обычных российских инженеров, невероятным образом сочетались красота и какая-то внутренняя интеллигентность, которую эстет Багиров очень ценил в женщинах. Он давно уже не жил со своей женой, и увлечение Зоей было не просто сиюминутной вспышкой страсти. Ему все больше и больше нравилась эта красивая девушка, так быстро вписавшаяся в плотный график его собственной жизни.

Зоя немного опаздывала. Ее должна была привезти из дому специально посланная за ней машина, но, как и все женщины, перед первой поездкой в Америку она немного волновалась и долго выбирала для себя подходящую одежду и наряды, благо в этом она не испытывала никакого недостатка. Багиров делал ей королевские подарки, заказывая платья из лучших домов Европы.

Наконец за час до вылета она приехала и прошла в депутатскую в своем темно-синем костюме, в юбке, заканчивающейся значительно выше колен и так выгодно подчеркивающей красоту ее стройных ног. Хотивари с восхищением смотрел на девушку. У Багирова был хороший вкус, здесь с ним соревноваться было бессмысленно. Гурам ласково улыбнулся молодой женщине и отложил газету.

К ним подошла встревоженная дежурная.

— Простите, господа, — извинилась она, — но американцы не признают депутатских комнат. Они требуют, чтобы все их посетители проходили через специальный контроль и службу охраны компании «Дельта». Они настаивают, что таковы правила для всех. Даже для членов парламента и министров. Безопасность прежде всего.

— Безобразие, — сразу возмутился Хотивари, — для чего тогда мы купили билеты первого класса?

— Таковы правила, господа, — еще раз извинилась дежурная.

— Пойдем, Гурам, — кивнул Багиров, — раз такой закон, то ему нужно подчиняться.

И, пропустив вперед Зою, он пошел следом за ней. Гурам, бросив газету на пол, что-то гневно произнес по-грузински и отправился следом за ними.

Только в самолете он немного успокоился. Обслуживание в первом классе было на уровне мировых стандартов, красивые молодые стюардессы мило улыбались им троим, и полет прошел прекрасно. Нью-Йорк встретил их ярким солнцем, бьющим в правый иллюминатор, в аэропорту ДФК.

Их встречали. Прибывшие заранее помощники уже успели нанять целую команду частных детективов, взявшихся охранять столь высоких гостей. После прохождения необходимых таможенных и пограничных формальностей они вышли к ожидавшим их лимузинам и отправились в отель «Плаза», где им были заказаны соответствующие номера-сюиты. Для Зои был заказан отдельный номер. После того как они разместились в номерах, Хотивари и Багиров, по предварительной договоренности, встретились в холле и вышли прогуляться рядом с отелем, где стояли в ожидании клиентов красивые кареты, запряженные парами лошадей. Здесь их ждала какая-то машина, в которую оба известных лидера преступного мира сели без всякой охраны. За рулем автомобиля сидел доверенный человек Гурама Хотивари, а рядом с ним сидел не менее близкий человек Рафаэля Багирова. Первого звали Реваз, второго — Аскер.

— Говорите, — потребовал Хотивари, как только захлопнулась дверца машины.

— Мы все проверили, — начал Аскер, оборачиваясь назад, — Важу убили в отеле «Милфорд Плаза». Его зарезали прямо в ванной. И бросили там его труп.

— Как собаку, — разозлился Хотивари, но Багиров положил свою руку ему на плечо.

— Подожди, Гурам, пусть они нам все расскажут.

— Говорите, — прохрипел Хотивари, соглашаясь со своим партнером.

— Его зарезали в ванной, — продолжал Аскер, — а сам Нестор Каландадзе куда-то исчез. Мы думали, может, это он и зарезал Важу, но потом выяснилось, что он сбежал. Люди Аветисова следили за ним и даже отвезли его в Балтимор. Он по дороге опять сбежал. А потом приехал в Балтимор к Генералу. Тот его принял, накормил и решил вместе с ним в греческий ресторан съездить. Нестор даже вещи свои оставил у Генерала.

— Вещи нашли? — на этот раз не выдержал Багиров.

— Полиция нашла. Там даже его бритва была. И его зубная щетка. Теперь его везде ищут. А он полетел в Лос-Анджелес. Там встретился с Клыком. Вместе они избили четверых людей Аветисова. Вернее, их бил один Клык, а Нестор рядом стоял, так они потом рассказывали. И даже пистолет у них отобрал.

— Дальше, — потребовал Багиров.

— Они потом уехали. А Сказочник исчез. Никто не знает, где он был. Но он еще живой, это точно. Сегодня утром его в Нью-Йорке видели. Он приехал к Зверю домой, и теперь они там вместе.

— У него большая охрана? — поинтересовался Гурам.

— Помните Валю Трубочиста? — спросил молчавший до сих пор Реваз. — Он теперь его охраняет.

— Валек, — мотнул головой Гурам, — этот теннисист. Не думал, что и он здесь оказался.

— Он только недавно приехал, но сразу стал помощником Зверя. Говорят, они вместе сидели. Валек неплохих ребят подобрал. Человек пять.

— Они должны быть вместе, Сказочник и Зверь, — продолжал Аскер, — а в Лос-Анджелесе Палача не оказалось. Наши ребята все проверили и выяснили, что он в Хартфорд полетел.

— К Рябому? — понял Гурам, посмотрев на Багирова. Тот плотно сжал губы.

— К нему. А вот того кагэбэшника мы найти не смогли. Который Генералу звонил и теперь должен был встречаться с другими. Его след мы потеряли, нигде найти не можем. Но Аветисов уверяет, что его люди видели в аэропорту всех четверых.

— Кого четверых?

— Этого гостя, который приехал якобы от вашего имени, Рафаэль Мамедович. Там был и Нестор Каландадзе, и Клык. А четвертым, не поверите, с ними вместе был Цапля — человек Рябого.

— Так, — зловеще произнес Багиров, — значит, все-таки Рябой. Раз они были вместе с человеком Рябого, значит за всеми этими событиями стоит он. Решил мне за убийство Лазарева отомстить. Сукин сын.

— Если это он, — тяжело произнес Гурам, — нам нужно уезжать. Как можно быстрее. Здесь мы на его территории. У нас всего человек двадцать, не больше. Этих частных детективов я не считаю, им в кино сниматься нужно со своими бицепсами. На хорошее дело они не годятся. А нас ведь прямо в отеле пришить могут.

— Подожди, — провел рукой по лицу Багиров, — они были вчетвером в Лос-Анджелесе. А Палача там в это время не было. Так?

— Верно, — подтвердил Аскер.

— Тогда что они делали в Лос-Анджелесе, — у Багирова были неплохие способности аналитика, — почему они оказались все в этом городе?

— Просто приехали, — пожал плечами Гурам.

— Диснейленд смотреть? — недовольно пошутил Багиров. — Нет, Гурам, здесь что-то не так. Если они люди Рябого, то зачем приехали в этот город? Ничего просто так не бывает.

— Но Цапля его человек, — напомнил Гурам, — по нашим сведениям, именно он убрал Арчила Гогию, моего предшественника. И мы это ему так просто не простим.

— Потом расскажете мне о ваших обычаях кровавой мести, — перебил его Багиров, — лучше подумаем, как быть дальше. Если они люди Рябого, значит, вся операция была задумана как приманка, чтобы вытащить нас в Америку.

— Что мы и сделали, — огорченно кивнул Гурам, — у вас есть с собой оружие, Реваз?

— Да мы уже купили, — обернулся к нему Реваз.

— Смотри на дорогу, — приказал Гурам, — а вообще лучше давай разворачивайся, и поедем обратно в отель. Если сумеем доехать.

— Пока все спокойно, — сказал Реваз, — за нами никто не едет.

— Как глупо мы попались на эту удочку, — в сердцах сказал Багиров, — я просто поверил Гольдбергу, как все это глупо. В гостиницу возвращаться нельзя. Там может быть засада. Ты уверен в Ревазе?

— Как в самом себе, — кивнул Гурам.

— Аскер тоже не подведет, — нервно теребя носовой платок, произнес Багиров, — нам нельзя больше оставаться в этом городе. Они нас ждут в отеле, это точно. Хотят накрыть всех сразу. У меня на такие дела нюх. Может, они ждали кого-то в Лос-Анджелесе. Неужели Рябой придумал такую сложную комбинацию, только чтобы вытащить нас из России? Непонятно. Но в гостиницу, Гурам, нельзя возвращаться. Никак нельзя.

— Там наши люди, — напомнил Гурам.

— Черт с ними, — отозвался Багиров, — если все это придумано из-за нас, они найдут способ убрать наших людей и добраться до нас. Мы с тобой два дурака, Гурам, два старых дурака, попавшихся на дешевую удочку. В аэропорт, — приказал он Ревазу, — быстро в аэропорт.

Реваз повернул машину.

— Черт, — вспомнил Багиров, — у меня нет денег, а кредитная карточка осталась в отеле. У тебя есть деньги, Гурам?

— Да, кажется, тысяча долларов есть.

— Не хватит, — покачал головой Багиров. — У вас есть деньги? — спросил он у Аскера и Реваза.

— У меня восемьсот долларов, — кивнул Реваз.

— А у меня еще три тысячи осталось, — вытащил пачку денег Аскер.

— Хорошо, — кивнул Багиров, — этого хватит.

— А Зоя, — вспомнил Гурам, — вы ее оставляете?

— Без нас ее не тронут, — торопливо сказал Рафаэль Мамедович, — а с нами у нее будут проблемы. Вернется домой через несколько дней, ничего не случится.

Хотивари ничего не сказал.

— Реваз, — обратился к водителю Багиров, — ты лучше Аскера говоришь на английском. Позвони узнай, когда ближайший рейс на Москву и есть ли билеты.

Аскер набрал номер справочной, передал трубку Ревазу. Тот, кивнув, начал говорить по-английски. Затем чуть повернул голову.

— На Москву самолеты полетят только завтра. Аэрофлот и «Дельта». Первого класса места есть. В «Дельте» есть и простые места.

— На первый класс у нас не хватит денег, — быстро сообразил Багиров, — а до завтра мы ждать не можем. Спроси, куда есть самолеты вообще. В любой город России.

Реваз снова что-то спросил.

— Они говорят, есть билеты в Магадан, — ответил он.

Гурам поперхнулся. Багиров криво улыбнулся.

— Туда мы пока не торопимся. А в другие страны СНГ есть?

— Ночью нет. В Магадан летит рано утром.

— Перестань говорить глупости со своим Магаданом, — не выдержал Багиров, — спроси, в какую страну ближайший рейс. Куда не нужно визы. В Турцию есть?

— Через Франкфурт-на-Майне есть, — ответил Реваз, продолжая вести машину.

— У нас же нет турецкой визы, — напомнил Хотивари, — как мы попадем в Турцию?

— Для Турции не нужна виза. Достаточно заплатить десять долларов и пройти с туристическим паспортом. Проклятие, — вырвалось у Багирова, — вы правы. У меня дипломатический паспорт, а у вас синий, служебный. С ними в Турцию за десять долларов не пустят. Нужен обычный красный.

— Его у нас нет, — огорченно заметил Гурам.

— Тогда нужно думать. Куда можно попасть без визы и без приглашения с нашими паспортами? — задумался Багиров. — Спроси, в Пекин есть билеты?

— Куда? — изумился Хотивари. — Какой Пекин? Вы хотите лететь в Китай?

— Есть, — ответил Реваз, — самолет уходит через три часа. Какая-то китайская авиакомпания. Два места в экономклассе.

— Сколько они стоят? — спросил Багиров. Кажется, он впервые за последние двадцать лет волновался по поводу цены.

— Тысячу сто долларов туда и обратно.

— В один конец, — заорал Багиров, — мне нужно в один конец!

— Шестьсот долларов.

— Хорошо. Заказывай два билета. Срочно. Мы едем в аэропорт. Все деньги отдайте мне.

Аскер, взяв деньги Реваза и сложив их в одну пачку, протянул их Багирову. Тот быстро схватил деньги.

— Вот тысяча двести долларов, — сказал он Гураму, — я сам пойду брать билеты. Все остальные ждут меня в автомобиле.

— Может, я пойду? — предложил Аскер.

— Нет, — отрезал Багиров, — только я сам. Так надежнее. Потом вернемся из Китая в Москву.

— Зачем такие сложности, — не понял Хотивари, — и почему мы должны лететь одни?

— Так надежнее, — пояснил Багиров.

Через полчаса автомобиль остановился у здания аэропорта, там, где висела вывеска китайских авиалиний. Багиров, выйдя из машины, буквально побежал к кассам. Вернулся он через десять минут.

— Выходите, батоно Гурам, — сказал он, — а вы возвращайтесь в город, — приказал он обоим ребятам, — пусть наши не знают пока, что мы уехали. Скажете обо всем только завтра утром. Уезжайте.

— Может, мы вас проводим? — предложил Аскер.

— Нет, — не согласился Багиров, — лучше вы уезжайте, меньше будет подозрений. И по дороге нигде не останавливайтесь. Нигде. Это приказ. Только в гостинице.

Они вместе с Гурамом поспешили к стойкам регистрации пассажиров.

— Хорошо еще, что по старой советской привычке мы положили свои паспорта в карман, батоно Гурам, — вздохнул Багиров.

— Вы думаете, что все это придумал Рябой?

— Конечно, нет, — сказал Багиров, озираясь по сторонам и отдавая билеты и паспорта улыбающейся девушке.

— Смокинг? — спросила она.

— Ноу смокинг, — ответил Багиров и, уже обращаясь к Гураму, добавил: — Если бы все с самого начала было задумано как ловушка, они бы не убили столько людей. Это слишком сложная комбинация даже для такого гада, как Рябой. С самого начала там шла какая-то игра, а на этом этапе, когда мы прилетели в Нью-Йорк, Рябой может решить, что наступил удобный момент, и воспользоваться случаем. Понимаете, о чем я говорю? Он просто решит воспользоваться удобной ситуацией.

— Вы думаете, он захочет нас убрать? А почему вы не думали об этом в Москве?

— Там была другая ситуация, — объяснил Багиров, — мы летели сюда, уверенные, что ищем непонятного самозванца, выдающего себя за моего человека и зарезавшего вашего. Правильно?

Девушка протянула им паспорта, билеты и посадочные талоны.

— Пройдемте быстрее за контрольную полосу, — предложил Багиров, — там мы будем чувствовать себя спокойнее.

Они прошли к выходу из терминала и, показав свои паспорта, оказались в зале ожидания. Но дальше их не пустили. Они уселись в кресла, нервно поглядывая на часы.

— Я расскажу вам все, как только мы войдем в самолет, — торжественно пообещал Багиров.

— Вы начали говорить об этом человеке, — напомнил Гурам, — но мы ведь действительно приехали из-за него.

— Ладно, — сказал Багиров, оглядываясь, — сейчас я вам скажу. У моего человека, у Аскера, никак не могло быть трех тысяч долларов. По моим сведениям, у него должно было оставаться долларов триста, не больше. Откуда у него такие деньги? Но самое важное другое. Он ведь мне ничего не сказал о Трубочисте. Это ваш Реваз о нем говорил. А Валька Трубочист сидел в одной камере с Аскером. И я это помнил очень хорошо. Теперь понимаете?

— Вы думаете, нас все-таки ждали? — изумленно спросил Гурам.

— Думаю, да. Поэтому я и соврал. Сказал, что мы полетим из Китая в Москву. А на самом деле мы полетим из Пекина через Тегеран в Баку. В Иран нам тоже не нужна виза, туда пускают с дипломатическими и служебными паспортами без визы. На самолетах иранской авиакомпании мы сможем транзитом перелететь через Тегеран в Баку. А в моем городе меня никакой Рябой не достанет. Это уже будет не в его силах. Теперь вы поняли мой план?

Служащие аэропорта пригласили пассажиров к выходу. Началась проверка посадочных талонов. Одними из первых в самолет прошли Багиров и Хотивари.

— Последний раз я летел экономклассом лет двадцать назад, — сказал, не удержавшись, Багиров, — но выбирать не приходилось. Лучше сохранить жизнь, улетев таким самолетом, чем быть застреленным даже в таком отеле, как «Плаза».

— Я вас все-таки не понимаю, — развел руками Гурам, — почему вы не дали знак Ревазу просто убрать вашего человека? Или не позвонили в отель, чтобы там встретили этого Аскера?

— А если я ошибаюсь, — спросил Багиров, — а если это все лишь бред моего воспаленного трусливого воображения? Зачем убирать верного человека? Проверить правильность моей версии мы сможем уже завтра. Я позвоню в Америку и скажу рейс самолета, которым мы якобы прилетаем из Пекина в Москву. Если Аскер действительно готовил что-то в Америке, то в Москве меня будут ждать, прямо в аэропорту. Это очень легко проверить. Кроме того, вы представляете, какое дело мы сделали, если я прав? Улетели на деньги, выплаченные за наше убийство.

И он громко, истерически расхохотался.

— Поражаюсь вашему уму, дорогой Рафаэль Мамедович, — восхищенно произнес Гурам, — похоже, я теперь ваш кровный должник.

— Это нам еще предстоит выяснить, — отозвался Багиров, застегивая ремни у себя на животе.

В это время Аскер набирал чей-то телефон.

— Сорвалось, — сказал он, — этот мерзавец что-то почувствовал. Пусть его встречают в Москве.

Глава 25

Чтобы убедить Цаплю, ему пришлось пустить в ход все свое красноречие. Нестор и Клычков сидели на улице перед входом в автомобиле и терпеливо ждали окончания их трудной беседы.

— Нельзя нам их брать с собой, — упрямился Цапля, — они вполне могут оказаться теми реальными убийцами, которые убрали Генерала и теперь собираются убрать нас. Нельзя доверять Клыку, я его знаю.

— У нас нет другого выхода, — доказывал Дронго, — нам лучше объединиться. Это единственный шанс узнать что-либо об этих убийствах. Иначе тебе не оправдаться перед Рябым. Ты и так сидишь по уши в дерьме.

— Почему, — сразу насторожился Цапля, — с чего ты взял, что я должен оправдываться перед Рябым?

— А как ты объяснил свой крупный проигрыш в Праге? — спросил вдруг Дронго.

— Какой проигрыш? — похолодел от волнения никогда не теряющий самообладания Цапля. — О чем ты говоришь?

— Ты не ослышался. — Психологически Дронго важно было сыграть гнев и возмущение, а на их волне сделать вынужденное признание, чтобы еще сильнее привязать к себе Цаплю.

— При чем тут Прага?

— Ты забыл про деньги Михо, которые ты взял у покойного в гостинице «Украина»? — спросил Дронго. — Взял и утаил их от своих хозяев, проиграв в пражском казино. Вспомнил теперь? — Цапля посерел от гнева. Руки бесцельно шарили по столу, словно в поисках оружия.

— Откуда, — прошептал он, — откуда тебе известно, что там были деньги?

— Мне известно не только это, — Дронго понял, что нужно несколько сбавить накал беседы, чтобы его собеседник нашел время прийти в себя, иначе он будет зажат в угол и может решиться на невероятную выходку.

— Что еще? — Цапля тяжело опустился на стул, следя за Дронго.

— Ты ведь вернулся в Прагу еще раз. И даже убрал крупье из этого казино, решив, что он запомнил тебя в лицо, — он тоже подвинул стул и сел напротив своего собеседника, стараясь видеть его глаза, — но ты напрасно все это сделал, люди Рябого все выяснили про тебя. Они даже сличили деньги, проигранные тобой в казино, с номерами купюр, полученных перед смертью Мосешвили в банке. Догадываешься, к какому выводу они пришли?

— Номера совпали, — кажется, Цапле удавалось оставаться бесстрастным. Ценой героических усилий, но удавалось.

— Верно. Они совпали. И, кроме того, людям Рябого удалось установить, что именно ты приезжал в пражское казино, что именно ты проиграл огромные деньги, спрятанные от мафии, и что именно ты убрал чешского крупье, опасаясь, что он может запомнить и выдать тебя. Достаточно?

— Теперь мне нужно убить тебя, — как-то меланхолично заметил Цапля, — ты слишком много знаешь.

— Тогда лучше начни с Рябого, — посоветовал Дронго, — он тоже все знает. И для тебя он гораздо опаснее, чем я.

— Значит, он знал все с самого начала, — тяжело задумался Цапля, — и даже когда посылал меня следить за тобой, тоже знал. Значит, они меня просто хотели подставить. Если получится — хорошо, не получится — тоже неплохо.

— Боюсь, не совсем так, — возразил Дронго, — если бы у тебя получилось, тебя бы, конечно, отблагодарили. Пулей в затылок. Можешь не сомневаться. И следили они в «Мэрриоте», возможно, за нами обоими. А теперь ответь на вопрос — ведь ты чувствовал, что они тебя ведут, и понимал, что здесь дело обстоит не совсем так, как тебе говорил Рябой?

— Об этом не стоит говорить, — нервно произнес Цапля, — у меня теперь нет ни денег, чтобы скрыться, ни убежища, куда скрыться. Похоже, ты прав. Мой единственный выход — найти убийцу и благодаря этому выкрутиться из подобной ситуации.

— Может, мне уже можно их позвать? — спросил Дронго.

— Ты нарочно рассказал мне все это, чтобы я согласился принять участие в вашей авантюре, — без гнева произнес Цапля, — я не в обиде. У каждого свои методы работы. У тебя они свои, у меня свои. Так даже интереснее. — Он поднялся из-за стола и прошел на кухню, чтобы включить газовую плиту. — Зови их, — показал он на дверь, махнув рукой.

В «Кальмаре» в двухкомнатных номерах были свои кухни. Гостиница была двухэтажная, построенная вокруг двух бассейнов и сада, разбитого в центре отеля. Все балконы выходили прямо на бассейны. Это было типичное место отдыха для богатых туристов, приезжающих сюда со всего мира.

Дронго спустился вниз по лестнице, прошел через сад и вестибюль, где сидели дежурные, и вышел к машине.

— Все в порядке, — сказал он, наклоняясь, — вы можете пойти со мной.

— Надеюсь, он не кусается? — уточнил Нестор.

— Нет, — расхохотался Дронго.

Они прошли вестибюль и, войдя в сад, двинулись гуськом к лестнице, ведущей на второй этаж.

— У вас есть оружие? — спросил у Клычкова Дронго. Тот кивнул головой, показывая пистолет.

— Вы не могли бы его одолжить мне? — снова удивил необычной просьбой Дронго.

— Зачем? — спросил Клычков.

— Чтобы вы не начали палить в нашего общего знакомого. У него нет оружия. Это я вам гарантирую.

— Возьмите, — протянул ему оружие Клык после минутного колебания. Он все-таки не совсем доверял Дронго. Они поднялись наверх и вошли в номер. Цапли нигде не было. Уйти было невозможно, но напарника Дронго не было нигде. Лишь когда они расселись на диванах, за окном послышались шаги. Не доверявший никому Цапля на всякий случай вылез через окно спальной и теперь входил обратно со стороны сада. Лишняя предосторожность, считал он, никогда не помешает.

Войдя в комнату, он замер, затем медленно, кивнув Клыку, пошел к дивану и сел прямо напротив гостей в кресло. Дронго усмехнулся.

— Теперь все в сборе. Давайте посмотрим, что там говорил Мамонтов.

Они подключили аппарат Дронго к магнитофону и принялись напряженно слушать. Первые два звонка были из каких-то страховых компаний.

Третий звонок был от женщины.

«Слушай, Славик, — говорила она по-русски, — я тебя ждать буду. Приезжай вечером обязательно, только не опаздывай».

Четвертый звонок был для них полной неожиданностью.

«Здравствуй, Слава», — сказал чей-то голос.

— Это Сказочник, — сразу определил Клычков.

«Ты слышал об убийстве Георгия?» — спросил Сказочник.

«Слышал. Но я тут ни при чем. Это, кажется, дело рук самой грузинской мафии. Так говорят, наемных убийц послал сам Гурам Хотивари».

«Они были с Георгием большие друзья, и Гурам никак не мог прислать сюда своего убийцу», — возразил Сказочник.

Нестор с огорчением покачал головой.

«В газетах написано совсем другое», — ответил Мамонтов.

«В газетах пишут всякую дребедень, лишь бы привлечь внимание читателей».

«Что думаешь делать?»

«Посмотрим», — ответил Сказочник и положил трубку.

Мамонтов куда-то позвонил.

«Это телефонная компания? — спросил Палач. — Мне только что звонили. Вы можете сказать, откуда?»

«Да, конечно, — любезно сообщил женский голос, — вам звонили из Нового Орлеана. Запишите телефон», — и она продиктовала номер телефона.

И наконец, шестой звонок был тот самый, которого они ждали.

«Слава, — сказал чей-то хриплый голос, — мы тебя все здесь ждем. Давай по-быстрому к нам собирайся. А то кое-кому уже каюк пришел. Нужно решать, как быть дальше».

«Понимаю, — ответил Мамонтов с усмешкой, — мне Сказочник звонил, спрашивал про Генерала. Если позвонит еще раз, что сказать?»

«А ты знаешь, откуда звонил?» — спросил быстро голос.

— Это сам Рябой, — уверенно сказал Цапля.

«Мне удалось узнать номер телефона, — довольным голосом сказал Мамонтов, — хочешь записать? Он в Новом Орлеане».

И он продиктовал номер телефона.

«Хорошо, — ответил довольный голос, — он всегда был верным человеком Зверя. Кажется, в этот раз ему не уйти. Мы тебя ждем, приезжай».

И положил трубку. Больше звонков не было.

— Все ясно, — кивнул Дронго, — образовались две группы. С одной стороны, Рябой и Палач. С другой стороны, Зверь и Сказочник. Конечно, если последнему удастся уйти живым из Нового Орлеана, что мне лично представляется возможным. Лучше я сам позвоню ему.

— Как ты объяснишь, что знаешь его телефон? — спросил Клык. — Он тебе не поверит, и правильно сделает. Просто пошлет тебя подальше.

— Прошло два дня, — напомнил Нестор. — Этот звонок был позавчера.

— Я все-таки позвоню, — тревожно сказал Дронго. Его волновала судьба Сказочника больше, чем все остальное.

Он набрал телефон Нового Орлеана.

— Отель «Шератон», мы вас слушаем, — раздался голос.

— Имя вашего Сказочника? — спросил Дронго, он обязан был помнить даже о таких мелочах, не подставляя человека, чья жизнь и без того была ежедневным подвигом.

— Андрей Кирьяков, — ответил Клычков.

— Мне нужно знать, проживает ли у вас в гостинице мистер Кирьяков? — спросил Дронго, тревожно замирая.

Через десять секунд он услышал:

— Нет, мистер Кирьяков выехал от нас два дня назад.

— Спасибо, — едва не крикнув от радости, сказал он.

— Мы должны лететь в Сан-Франциско, — сказал он, обращаясь к напряженно ожидавшим его ответа людям. — Сказочнику удалось уйти от людей Рябого. Нужно выяснить все до конца.

Через три часа они были в аэропорту Лос-Анджелеса. Они уже проходили к самолету, когда обернувшийся назад Клычков неслышно выругался.

— Что случилось? — спросил Дронго.

— Там, кажется, мелькнул кто-то из знакомых, — напряженно ответил Клычков, — тьфу ты черт. Америка превратилась прямо в проходной двор, никуда нельзя спрятаться от своих бывших земляков.

Они прошли в самолет и расселись по своим местам. В Сан-Франциско они прибыли под вечер, но, выйдя из аэропорта, сразу поймали две машины такси, отправляясь к дому Сокола. По традиции, в американских такси рядом с водителем никто не занимал места.

— Ты и в Сан-Франциско оставил свои приборчики? — спросил Цапля.

— А ты как думаешь? — улыбнулся Дронго.

— Хитрый ты черт. С таким и связываться опасно, — пробормотал Цапля с восхищением в голосе. — Сам ставил или кто помог?

— Ты же всегда работаешь в одиночку, — напомнил ему Дронго, — я такой же индивидуалист, как и ты. Мне не нравятся шумные компании, особенно в нашем деле.

— Это правильно, — согласился Цапля.

К дому Сокола они подъехали почти вместе. Отпустили машины и сели в небольшом ресторанчике, прямо напротив дома Савченко.

— Кажется, там все в порядке, — сказал через пять минут Цапля, сидевший лицом к дому.

— Ты думал, ФБР там засаду устроит, — съязвил Клычков, — нужно ему звонить.

— Сначала нужно узнать, как зовут инспектора этого района, — напомнил Дронго и, встав со своего места, прошел к стоявшему за стойкой хозяину ресторанчика, хотя скорее по-русски это можно было назвать закусочной. — Скажите, мистер, — улыбнулся Дронго, — как зовут офицера вашего района, мы хотели бы с ним встретиться.

— У вас проблемы? — улыбнулся в ответ японец, хозяин этого заведения.

— Нет, конечно. Просто нас просили передать в полицейский участок некоторые данные по нашей недвижимости. Мы хотели бы навести справки, перед тем как здесь что-либо приобрести.

— Конечно, — сразу ответил вежливый японец, — его зовут Брайан Тейлор. Если хотите, я дам вам его телефон.

— Вы мне очень поможете, — с чувством произнес Дронго. Затем, взяв телефон, подошел к сидевшим за столиком и ожидавшим его «компаньонам». — Теперь я знаю имя и телефон офицера этого участка. Нам нужны будут машины. Вы можете взять по своим кредитным карточкам? — обратился он к Цапле и Клыку.

— Конечно, — ответил Клычков, — здесь с этим никаких проблем не бывает.

— Встречаемся через полтора часа, — решил Дронго, — у нас очень мало времени.

— Что буду делать я? — спросил Нестор.

— Наблюдать, — быстро ответил Дронго, — с твоим опытом тебе нельзя отсюда уходить. Обращай внимание на все мелочи. Может, ФБР имеет своих людей, чтобы охранять своего информатора. А я сам постараюсь за это время снять показания моей машинки. Там, правда, будет сложнее, место очень шумное, рядом бензоколонка, с другой стороны здания.

— Здесь японский район, — напомнил Цапля.

— Ну и что?

— Они не обратят на тебя внимания, даже если ты будешь трахать на улице женщину. Лишь бы та не сопротивлялась, такая у них этика, — убежденно сказал Цапля.

— Психолог, — покачал головой Дронго, — тогда тем более нет проблем. Быстрее за машинами.

Через полтора часа они встретились в том же ресторанчике. Цапля и Клык подъехали на автомобилях.

— Надеюсь, вы брали машины не в одном агентстве? — спросил Дронго.

— Не держи нас за идиотов, — проворчал Клычков, — конечно, мы их брали в разных агентствах.

— Из дома никто не выходил, — сообщил Нестор, — но Савченко там, в доме, это точно. Два раза я видел его фигуру вон в том окне. Кажется, там его кабинет.

— Хорошо устроился, сука, — с ожесточением сказал Клык, — за счет иудиных денег всегда можно неплохо жить. Это я своей Кате говорил об этом стервеце.

— Катя — это твоя подруга, с которой вы приехали из России? — спросил Дронго.

— Да, а почему ты спрашиваешь? — сразу насторожился Клык. — Ты ее раньше знал?

— Конечно, нет. Просто я слышал, что ты приехал не один, — успокоил его Дронго, — нельзя быть таким ревнивым.

— Я не ревнивый, — вдруг улыбнулся Клычков, — она мне все равно никогда не изменит. Проверена в деле. Такие, как она, в Сибирь идут за своим мужчиной и молчат. Это я хорошо знаю.

— Поздравляю, — сказал Дронго. — У меня есть небольшой приборчик. Я его за это время тоже достал. Сначала послушаем, что здесь, а потом позвоним Савченко.

— Что это за модель? — спросил Нестор, указывая на аппарат. — Я таких раньше не видел.

— Новая модель ДХ-3000, — пояснил Дронго, — с подключенной батарейкой может записывать все ваши разговоры в течение недели. Очень полезная штука, советую обратить на нее серьезное внимание. Может помочь в решении многих вопросов, от семейной драмы до такого случая с убийством.

Он подключил прибор к магнитофону и включил его на громкость. Здесь тоже были ничего не значащие звонки и какие-то знакомые Савченко, надоедавшие ему просьбами о ссуде. Один звонок привлек их внимание.

«Это говорит Кевин, — раздался в трубке уверенный голос, — ты не знаешь, чем занимается Уваров в посольстве России?»

«Впервые слышу такую фамилию, — ответил своим визгливым голосом Савченко, — а что случилось?»

«У него какие-то непонятные связи с приехавшими из России вашими русскими. Мы ничего не можем понять».

«Они все-таки записали наш разговор, — понял Дронго. — Господи, почему в посольстве держат таких дураков? Хотя, с другой стороны, если бы Уваров был умнее, был бы послом или консулом. Значит, он ни на что не годится, если его держат на такой должности в таком возрасте».

— Кто такой этот Уваров? — не понял Клычков. — Вы что-нибудь поняли? — спросил он у остальных.

— Я знаю этого Уварова, — ответил Дронго, — пустое место. Они просто ошибаются.

Еще два ничего не значащих разговора они пропустили. И вдруг Дронго услышал знакомую интонацию. Ошибиться было невозможно. Это был голос Капустина.

«Как живешь, Петро?» — спрашивал Капустин.

«Спасибо», — осторожно отвечал, очевидно не ожидавший от этого звонка ничего хорошего Сокол.

«Слышал про убийство Генерала? — спросил Капустин. — Как думаешь, кто его мог совершить?»

«Не знаю», — нервно ответил Савченко, он, конечно, помнил, что его телефон прослушивается.

«А ты не виляй, Петро, — посоветовал Капустин, — скоро крупная драчка будет. Нужно определяться. То, что ты с дядей Сэмом шашни водишь, это пусть на твоей совести будет. А вот все остальное… Сам знаешь. Подумай, Петро, крепко. Нам толковые люди нужны будут. Может, это Рябой всю воду мутит, как думаешь?»

«Я не знаю, — плачущим голосом сказал Савченко, — я ничего не знаю».

На этом разговор завершился.

— Звонить Савченко прямо сейчас, — посмотрел на часы Нестор, — уже поздно. Из полиции так поздно не звонят. Может, поспим, а утром позвоним?

— Да, — вынужден был согласиться Дронго, — нужно подождать до утра.

Они сняли два номера в каком-то отеле и расселились привычными парами: Дронго с Цаплей, а Клычков с Каландадзе.

Интересная компания, невесело думал Дронго. Бывший сотрудник КГБ, уволенный из органов и работающий теперь на мафию, наемный убийца, на совести которого убийство и знакомых самого Дронго, и наконец вор в законе Владлен Клычков. И сам Дронго. Трудно представить себе более разношерстную публику. С этими мыслями он заснул, повернувшись на другой бок, чтобы не видеть лица лежавшего на соседней кровати Цапли.

Утром они спокойно позавтракали и, рассевшись по двум машинам, поехали к дому Савченко. Они еще не подъехали к дому, когда Дронго тревожно начал вертеть головой.

— Что случилось? — спросил Цапля.

— Там был вчера полицейский пост, а сейчас его нет, — показал Дронго в сторону моря, — что-то случилось. Мне это не нравится.

Они подъехали к самому дому и только тогда увидели скопление автомобилей и полицейских. Пришлось снова идти в свой небольшой ресторанчик.

— Что-нибудь случилось? — спросил Дронго у хозяина ресторанчика.

Тот огорченно кивнул головой.

— Убили нашего соседа, — показал он на дом Савченко, — сегодня ночью и застрелили. Какой ужас, здесь всегда был такой порядок, никто не думал, что такое вообще возможно. А у меня двое детей живут со мной. Маленькие еще. Я думал, здесь самый спокойный район Сан-Франциско.

— Как его убили?

— Ничего не знаю. Говорят, какой-то грабитель.

Дронго вернулся к своей команде.

— Кажется, мы опоздали, — озадаченно сказал он, — сегодня какой-то убийца застрелил Петра Савченко. По-моему, это вообще мистика.

Три пары глаз тревожно посмотрели на него.

И в этот момент за его спиной раздался противный голос:

— Надеюсь, я вам не помешаю?

По внезапно напрягшимся лицам Цапли и Клыка он понял, что незнакомец хорошо знаком обоим бандитам. Дронго обернулся. Этого человека он никогда раньше не видел.

Глава 26

Дронго напряг свою память. Нет, определенно он никогда не видел этого неприятно улыбающегося типа.

— Как дела, ребята? — фамильярно спросил незнакомец.

— Сядь и не мелькай, — тихо посоветовал Цапля.

— Вечно ты грубишь, Цапля, — сказал, все-таки присаживаясь, этот тип, — нет чтобы обрадоваться старому другу, стаканчик поднести.

— Это ты его, Матрос, пришил? — показал на дом Савченко Клык.

— Нет, конечно, — нагло улыбнулся Матрос, — разве я кого-нибудь могу пришить? Мне до вас далеко. Я гоп-стопник. Обычный и нормальный, не чета вашему брату. Его маленькие усики над толстой губой начали раздражать и Дронго.

— Ты чего здесь сидишь, сука, — вдруг сказал он грубо, — пошел отсюда, мразь такая!

Он явно ошибся. С Матросом нельзя было так разговаривать. Это он сразу понял по лицу Цапли и Клыка. Раз Матрос появился здесь, значит что-то произошло. Он всегда говорил с людьми только с позиции силы.

— Ты меня еще умолять будешь, — поднял толстый короткий палец Матрос, — чтобы я вернулся и спас твою черную подружку.

— Что? — изумился Дронго, откуда они могут знать про Лону?

— Уже теплее, — нагло кивнул Матрос, — начинаешь понимать, да? Твоя подружка у нас. И ты мне здесь не указывай, что делать. И не гони меня, сукой называя. А то положу твою подружку под такую суку, что она ей все внутренности порвет.

— Он человек Рябого, — сказал Клычков, поясняя ситуацию Дронго.

Откуда, подумал Дронго, каким образом они могли выйти на Лону? Через «Хилтон»? Но она давно должна была вернуться к Барбаре. Барбара! Как он мог забыть! Он звонил Барбаре из номера своей гостиницы. Конечно, они проверили просто номера телефонов и вышли на Лону. Как же он мог так ошибиться? Он чуть не застонал от боли, представив себе вызывающе красивую и элегантную Лону в руках этого мерзавца.

— Чего тебе надо? — спросил Клычков.

— Мы поедем в Хартфорд, — улыбнулся Матрос, — все вместе. И без глупостей. Ты, грузин, можешь остаться здесь, если хочешь, — обратился он к Нестору, — но я бы тебе не советовал. Сейчас тебе лучше у нас быть, чем на воле разгуливать. А тебя, Цапля, мы ждем давно. Спасибо, что вывел нас на этого субчика, — показал он на Дронго.

Цапля раздраженно отвернулся. Дронго провел с ним слишком много времени, чтобы сразу понять, как он относится к прибывшему гонцу и его словам.

— А я? — спросил Клычков. — Меня ты никак не заставишь поехать?

— Почему, — улыбнулся Матрос, — а Катька твоя? Думаешь, я просто так приехал! Позвони в Бостон, узнай, где твоя баба.

Вот тогда Клычков и вскочил. Дронго успел схватить его буквально в последний момент, иначе здесь началась бы драка.

— Спокойнее, — зло посоветовал Матрос, — я ведь не лох какой-нибудь. Не нужно так трепыхаться. Лучше поедем все вместе. И вам спокойнее будет, и девочкам вашим.

— Куда мы поедем? — спросил Дронго.

— К Рябому, — сказал Матрос, — нужно разобраться с вами со всеми. Чего-то вы все больно прыткие стали. Так едем или как?

— Конечно, — заставил себя улыбнуться Дронго, — конечно, мы поедем с тобой, только сдадим свои автомобили, — он незаметно подмигнул Цапле, и тот его понял.

— Можно я поеду с Клыком, а ты поезжай с Цаплей? — обратился к Нестору с необычной просьбой Дронго. — А ты, Матрос, лучше езжай с ними. Они еще сбежать могут, а мы никогда. Наши женщины у вас.

— Это точно, — усмехнулся Матрос, направляясь к автомобилю Цапли.

— Нам нужно немного времени, — шепнул Нестору Дронго. Нестор в ответ кивнул головой.

Когда машина с ними наконец отъехала, Дронго обратился к Клычкову:

— Теперь быстро. Ты говорил, что в Бруклине есть компания, которая может достать любое оружие. Это верно?

— Конечно. Они могут сделать и разрешение. Но на это уйдет несколько дней.

— Долго, — не согласился Дронго, — нужно, чтобы они доставили нам оружие в Йонкерс, понимаешь, туда, чтобы мы могли потом переправить его в Хартфорд. Сколько там езды, часа два?

— Да, примерно так.

— Тогда звони в Балтимор. У меня есть деньги, у тебя они тоже есть. По-моему, у Нестора вообще целая пачка. Мы сможем вооружить батальон или полк солдат. Но все это нужно делать очень быстро. Ты меня понял?

— Кажется, да. Ты хочешь попытаться?

— А у нас есть другие варианты?

— Нет, — убежденно ответил Клычков, — они не отпустят женщин, даже если мы туда приедем. Рябой никогда не оставляет свидетелей. Это исключено.

— Тогда звони скорее в Бруклин, нам нужно оружие к сегодняшнему вечеру. Успеют достать?

— Ты хочешь захватить Рябого?

— Это наш единственный шанс. Взять его и затем обменять на женщин. Как ты думаешь, пойдут они на такой обмен?

— Пусть только попробуют не пойти, — сжал кулаки Клычков, — если кто-нибудь из них дотронется до Кати, я лично разорву его на мелкие кусочки, все дела брошу, а найду и разорву.

— Эмоции нам не нужны, — строго одернул его Дронго, — сейчас важно все правильно продумать.

Через час, позвонив в Бруклин и сдав свой автомобиль, они приехали в условленное место, где их уже ждали Нестор, Цапля и Матрос.

— Как у вас с машиной, — спросил Матрос, — все в порядке?

— Да, конечно, — кивнул Дронго, — садись в наше такси, и мы поедем.

Они ехали довольно долго.

— Куда мы едем? — наконец встревожился Матрос.

— За деньгами, — успокоил его Дронго, — может, Рябой деньги примет как выкуп.

Матрос понимающе кивнул головой. Деньги могли помочь в любом случае, резонно решил он.

Наконец они подъехали к какому-то мотелю.

— Пойдем, — предложил Клык.

— Куда? — испуганно спросил Матрос. Он вдруг сообразил, что все это время его обманывали. Очень наглые люди, как правило, бывают и очень трусливыми, ибо это оборотная сторона их наглости. — Зачем, ребята? — тревожно прошептал он и почувствовал, как в бок ему упирается ствол оружия.

— Лучше молчи, — посоветовал Клык, и они вместе вышли из автомобиля.

В комнате мотеля, которую они сняли, набились все четверо. Матроса крепко связали и положили на кровать.

— Теперь так, родной ты мой, — Владлен Клычков принес большой нож, — теперь я начну тебя резать по кусочкам. Как кто-то говорил сегодня утром. Или ты мне все расскажешь.

— Что ты хочешь? — испуганно спросил Матрос, изгибаясь всем телом. Он уже понимал, что поступил глупо, понадеявшись на захваченных людьми Рябого женщин. Стоявшие над ним люди не боялись ни его угроз, ни взятия заложниц. Это были просто не те люди, с которыми можно было разговаривать языком угроз. К сожалению, Матрос понял это довольно поздно.

— Где находятся женщины? — спросил Клык.

— Они в Хартфорде, — испуганно ответил Матрос, — там, в доме у Рябого. Им не причиняют вреда, только заперли в одной комнате. Я не разрешил, чтобы их щупали наши ребята.

— Спасибо, — кивнул Клык, — ты очень благородно поступил. Сколько людей у Рябого в доме?

— Он собрал всех кого можно. Человек сорок, — сорок пять. Ему хотелось знать, почему приехал этот неизвестный гонец и кого он представляет.

— Это ваши люди убили Георгия Хабашели и Важу Дадашвили? — спросил Дронго.

— Нет, — испуганно вытаращил глаза Матрос, — мы думали, что это сделали вы.

— А где Сказочник?

— Он в Нью-Йорке, у Зверя. Мы послали людей, чтобы они убрали Сказочника в Новом Орлеане, но ему удалось уйти. Теперь мы готовимся брать их обоих.

— Кто убил Сокола?

Матрос замолчал. Потом раздраженно сказал:

— Вы же все понимаете, зачем спрашиваете?

— Ты его убил? — уточнил Дронго.

— Он был стукачом, — ответил Матрос, — это ведь так просто. Не может быть стукачом вор в законе. Вот мы его и приговорили.

— Начерти план дома Рябого, — предложил Дронго, — только постарайся не ошибиться.

— Не ошибется, — заметил Цапля, — я ведь кое-что помню. А если ошибется, значит сделал это нарочно.

— Развяжи ему руки, — предложил Дронго.

— Это опасно, — подал голос Цапля, — я эту гниду хорошо знаю, он как змея уползти сможет.

— Только не от нас, — возразил Клычков, — чтобы уйти от нас четверых, нужен взвод спецназа. У него шансов никаких нет. Ты ведь все понимаешь это сам, Матрос?

Тот угрюмо кивнул головой, и наклонившийся Клычков разрезал веревку, связывающую ему руки. Протянул ему ручку.

— Теперь можешь начертить план. И без глупостей.

Матрос кивнул, наклонился над столом. Его маленькие уши, плотно прижатые к голове, делали его похожим на злобного хорька. Водя ручкой по бумаге, он напряженно обдумывал ситуацию. Своим звериным чутьем он понимал, что эти люди просто так его не отпустят. И у него нет никаких шансов выбраться живым из этого мотеля. Но и оставаться в этом месте было невозможно.

В этот момент в дверь постучали. Клычков достал пистолет и ткнул его в бок Матросу:

— Сиди тихо.

Нестор пошел открывать дверь.

— Простите, господа, — это был портье, — там вас ждет машина. Такси. Может, вы расплатитесь с водителем?

— А ты не заплатил? — спросил Цапля у Нестора.

— Нет, я думал, ты заплатил.

— Мы свою машину отпустили, — кивнул Дронго, — отпустите и вы свою. Только пусть идет Цапля, Нестору опасно показываться часто на людях.

Цапля кивнул, вышел из номера.

Матрос понял, что у него есть маленький шанс. Продолжая водить ручкой по бумаге, он внутренне сжался. Нестор подошел к окну, посмотрел на небо.

— Кажется, будет дождь.

— Можно водички отпить? — попросил Матрос. Дронго пошел в ванную наполнить стакан. И в этот момент Матрос, резко выпрямившись, нанес сильный удар Клычкову. Пистолет отлетел в сторону, а сам Клык согнулся от боли. Бросившийся на Матроса Нестор получил сильный удар ногой, но сумел упасть на своего противника. Выбравшись из-под него, Матрос бросился к дверям. Дронго, выбежавший на шум из ванной, попытался прыгнуть, но Матрос уже открыл замок и ударом самой двери отбросил Дронго. Тот понял, что негодяй сейчас уйдет. Матрос сделал два шага в коридор, вдруг как-то шумно вздохнул и упал опять в комнату. Следом за ним в номер вошел Цапля, сжимая в руке окровавленный нож.

— Я же вас предупреждал, — сказал он.

— Спрячь нож, — посоветовал, тяжело дыша, Дронго, поднимаясь на ноги, — а то прямо как в дешевых фильмах, входит бандит с ножом в руках.

— Спасибо, — добавил Нестор, уже поднявшийся на ноги. Клычков, все еще лежа на полу, покачал головой.

— Как сильно бьет, сукин сын.

— Больше бить не будет, — показал на труп, лежавший на полу, Дронго, — только что мы будем с ним делать?

— Придумаем, — мрачно пообещал Цапля.

— А говорил, взвод спецназа, — вспомнил Нестор, потирая руку.

— И все-таки не ушел, — удовлетворенно сказал Клычков, поднимаясь на ноги, — теперь ты, Цапля, посмотри, что он там накалякал. Обычно в таких случаях человек правду пишет. Он только о побеге думает, ему нечего скрывать в этом чертеже.

— Все правильно, — посмотрев на взятую бумагу, сказал Цапля, — это план дома Рябого. Вот здесь его комната. Он всегда в темных очках бывает, света дневного не любит. Кожа на руках и на лбу у него немного обожжена, и поэтому он свет не включает. Сейчас, правда, ему пластическую операцию сделали, но все равно он сидит в полутемной комнате.

— А где могут содержаться наши пленницы? — поинтересовался Клычков. — Мне кажется, в подвале или вот в этих закрытых комнатах.

— Обычно у него пленники сидят вот в этой комнате, — отметил на плане место двух комнат Цапля, — но тут нужно быть очень осторожным, рядом комната охраны. Если будет стрельба или какой-нибудь шум, охранники просто ворвутся в комнату пленников и сразу откроют огонь.

— Учтем, — мрачно сказал Клычков, — постараемся не шуметь.

— Когда доставят оружие из Бруклина? — спросил Дронго.

— Сегодня ночью. Мы должны быть в Нью-Йорке сегодня ночью, — напомнил Клычков, — у нас мало времени.

— Верно, — согласился Дронго, — значит, решено, мы летим вместе, вдвоем.

— Втроем, — сказал Нестор, — мне все равно одному оставаться нельзя. Я лечу вместе с вами.

— Тогда вчетвером, — сказал Цапля, — я лечу вместе с вами. Если вы не пришьете Рябого, то он поймает и пришьет меня. Никаких других вариантов не будет.

— Тогда мы летим в Нью-Йорк все четверо, — подвел итог чуть улыбнувшийся Клычков, — все-таки я был прав. Против нас не устоит даже взвод спецназа. Я собираюсь доказать свои слова в Хартфорде. Там всего сорок человек.

— Нужно будет детально разработать план нападения на дом, — предложил Дронго, — но это мы сделаем в самолете, сейчас нам нужно избавиться от трупа нашего Морячка. И сделать так, чтобы он не вонял хотя бы несколько дней.

«Кажется, я начинаю говорить на их жаргоне», — недовольно подумал он.

— Я так спрячу труп этого мерзавца, — пообещал Цапля, — что его не найдут еще лет сто пятьдесят.

— А как мы его вынесем из номера? — спросил Нестор.

Вместо ответа Цапля просто открыл окно.

— Здесь второй этаж, — показал он вниз, — можете просто спустить его вниз. Мы с Крыловым его подхватим.

— Неплохо, — одобрил Клык, — в тебе сразу чувствуется опытный убийца. Умеешь избавлять от нежелательных свидетелей.

— Этот сука не свидетель. Вы мне сегодня подарок сделали. Я ведь его давно не любил. Думаю, и он меня не особенно любил. И приговор мой привел бы в исполнение сам с большим удовольствием. Мы с ним давно ждали этого момента.

— В общем, это было вашей внутренней разборкой, — махнул рукой Дронго, — пошли быстрее, у нас мало времени.

Глава 27

В Нью-Йорк они прилетели вечером в одиннадцать тридцать. В аэропорту их уже ждали два автомобиля — джип и «Форд», заказанные по кредитной карточке Клычкова. В этой стране образцового сервиса все заказы выполнялись, как обычно, четко, аккуратно и в нужный срок. На двух автомобилях они выехали в Йонкерс, маленький город — спутник Нью-Йорка, расположенный на севере от мегаполиса. Там и состоялась встреча с бруклинскими торговцами оружием.

— Вы хотели все самое лучшее, — сказал почти с одесским акцентом седоватый старичок в каком-то смешном сюртуке. Дронго думал, что такие бывают только в рассказах Бабеля. Но перед ним стояло живое воплощение подобных рассказов. — Мы привезли все, что вы просили.

— Конкретнее, — перебил словоохотливого старичка Клычков, — покажите, что вы привезли.

— Зарплата, конечно, наличными? — спросил старичок. С ним вместе на грузовичке приехало несколько высоких мрачных парней, среди которых был и темнокожий. Он так и сказал по-русски «зарплата».

— Да, разумеется, — ответил Клык, — но только за хороший товар.

Старичок всплеснул руками.

— Разве когда-нибудь мы подводили? У нас все правильно, все оформлено. Весь товар только высшего качества, и все по строгим американским законам. Мы сразу оформим вам разрешение. Нотариус будет здесь через десять минут после того, как мы договоримся.

— Только без нас, — попросил Клычков, — что это такое?

— Гранатометы. Последняя модель, — охотно пояснил старичок, — будете довольны, здесь есть специальный прицел, позволяющий сфокусировать цель. Это модель «Хоклер и Кох». Самая лучшая модель «НК-79».

— Хорошо, а автоматы?

— Как мы говорили. Я только понял, что вам нужно было больше «игрушек». Поэтому мы и привезли достаточно много разного оружия. Здесь есть и штурмовые винтовки «энфилд», и недавно разработанные «мини-узи». Их длина около шестидесяти сантиметров, а со сложенным плечевым упором вообще только тридцать шесть. Они намного меньше обычных «узи». Те автоматы со сложенным прикладом всего сорок семь сантиметров, — охотно объяснил старичок.

Разговаривая с ним по телефону, Клычков, опасаясь подслушивания, использовал воровской жаргон, назвав оружие «игрушками». Но здесь его понимали без лишних объяснений.

— Это «АКМ», последняя модель. Видите, они были сделаны специально для наших десантников. Маленькие удобные ручки. Абсолютно новая модель девяносто первого года, «АК-74М». Здесь можно применить и подствольный гранатомет.

— Почему не привезли «ингрэмы»? — строго спросил Клычков. Это были специальные бесшумные пистолеты-пулеметы, используемые на вооружении в спецподразделениях полиции США.

— Как не привезли? — обиделся старичок. — В том ящике лежат. Прямо в новой упаковке. Можете забрать весь ящик.

— Гранаты? — спросил, заглядывая в этот ящик, Клычков.

— Там французские осколочные, здесь китайские. Они для прорыва бетонных заграждений и имеют очень мощную взрывную силу, выбивают взрывной волной практически любую ограду или дверь.

— Приборы ночного видения, — продолжал перечислять старичок, — это радиоуправляемые мины. Это мины с управляемыми механизмами, поставленные на длительное либо короткое использование. Можно даже делать направляемый взрыв. Это специальное ружье для слезоточивого газа. Ни один человек не может остаться в помещении, не получив ожог легких. Это пять противогазов. Я на всякий случай привез пять.

— Я же говорил, что нас четверо.

— Дорогой господин Клычков! Вы звоните ко мне из Сан-Франциско и говорите — нам нужно оружие. И я бросаю все свои дела, мчусь сюда, чтобы помочь вам. Вы меня действительно предупреждали, что вас четверо. Но ведь штурмовое оружие нужно только для штурма. И тут я понял, что вы хотите либо кого-то убить, либо кого-то освободить. Это не мое дело, но на всякий случай я привез и пятый противогаз.

— Спасибо, — серьезно ответил Дронго, — мы вам очень благодарны. Давайте грузить ящики в наши машины, если они туда, конечно, влезут. А если не влезут, то лучше всего их оставить здесь, а самим выгрузить из ящиков все необходимое.

— Влезут, — кивнул старичок, — там еще должны быть бронежилеты. Они из кевлара, и я даю их вам всего лишь в прокат на три дня. Вам хватит три дня?

— Вы разумный человек, — торжественно сказал Дронго, — с вами очень приятно иметь дело.

— Только когда нужно. Мне говорят, Исай, ты нужен.

— Это так, — серьезно согласился Клычков, — вы просто как палочка-выручалочка.

— Просто я знаю людей, — пожал плечами Исай. — Осторожнее! — резко крикнул он двум своим работникам. — Там мины, а не помидоры.

Вскоре все было кончено.

— С вас тридцать одна тысяча восемьсот долларов, — любезно сообщил старичок.

— У меня нет таких денег, — покачал головой Клычков, — может, вы немного сбавите?

— Я и так сбавил почти наполовину, — сказал хитрый и расчетливый старичок, — дальше просто некуда.

— Берем, — решил Дронго, — у меня с собой восемь тысяч долларов. Нестор, сколько у тебя?

— Четыре тысячи, — даже не считая, отозвался грузин.

— А сколько у тебя на карточке? — спросил Дронго.

— Шестнадцать с половиной, но я их знаю, нужно платить все и сразу.

— Отсрочка возможна?

— Нет. Они просто заберут свой товар и уедут, нужно платить.

— Не хватает четырех тысяч, — задумчиво произнес Дронго, — их нужно срочно найти.

— Вот моя карточка, — сказал вдруг появившийся Цапля, — у меня как раз чуть больше пяти. Пусть снимают все деньги. После сегодняшней ночи они мне могут не понадобиться.

Дронго, не скрывая своей радости, передал две кредитные карточки и две пачки денег старичку. Тот, взяв деньги, тщательно их пересчитал и сказал:

— А это мой маленький подарок, — и показал на небольшую коробку, которую принесли последней.

— Что там такое? — не понял Клычков.

— Радиоуправляемый вездеход. Его можно направить в любую сторону, он начинен таким количеством взрывчатых веществ, что может взорвать даже Эмпайр-Стейт-Билдинг. Я очень надеюсь, что вы не будете этого делать. Внешне он похож на интересную игрушку.

— Договорились, — кивнул Клык, и они заторопились к машинам.

— Простите меня, — снова послышался за спиной голос старика, — но, если вы сегодня вернетесь домой, может, вы снова продадите мне мое оборудование и имущество за половину цены? Как вы считаете, это нормальное предложение?

— До свидания! — ничего больше не сказав ему, закричал злой Клычков, усаживаясь в автомобиль. Он с силой закрыл дверь. — Ненормальная жадность, — пробормотал он.

— По-моему, он прав, — вздохнул Дронго, — если мы не добьемся успеха сегодня ночью, завтра нам уже штурмовое оружие вообще не понадобится. В этом смысле нам нужно было согласиться на деловое предложение этого мистера.

— Страна торговцев и дураков, — убежденно сказал Клычков, — они все тут такие, ничего святого нет. Сумеем мы вернуться — и он купит оружие у нас, не сумеем — значит наше оружие продадут другие.

— Приятная перспектива, — усмехнулся Дронго, — скоро будет светать. Мы успеем доехать за два часа?

— Должны успеть, — посмотрел на часы Клык, — и еще около часа нужно, чтобы все подготовить на месте.

Они ехали в машине молча, почти не разговаривая. В первом автомобиле сидели Клык и Дронго, словно взаимное несчастье объединило их, во втором — Нестор и Цапля.

Они уже подъезжали к Хартфорду, когда Дронго спросил:

— Как ты думаешь, женщины там?

— Думаю, да, — сквозь зубы ответил Клычков.

— Им можно доверять, — спросил Дронго, имея в виду людей Рябого, — они не будут трогать женщин?

Клычков, сжав зубы, молчал. Дронго почувствовал, как начинает вибрировать правая щека, что случалось во время сильных волнений. «И почему только Лона приехала из Сиэтла? — с запоздалым сожалением подумал он. — Почему я позвонил этой Барбаре, как я мог так ошибиться? Это ведь было элементарно. Бандиты проверили мои телефонные разговоры и выяснили, где живет Барбара. А там взяли и Лону».

— Скоро будем, — прервал его мрачные размышления Клычков.

— Будем настоящими мужчинами, — закрыв глаза, прошептал Дронго.

— Что ты сказал? — спросил не понявший его реплики Клычков.

— Расул Гамзатов сказал, что драться нужно в двух случаях — за любимую женщину и за Родину. Во всех остальных случаях дерутся только петухи.

— Смешно, — подумав, сказал Клык.

— Да нет, не очень. Поэт прав.

— Ты, наверно, коммунистом был? — спросил у Дронго его товарищ по несчастью.

— Почему был?

— Ах ты идейный, — недовольно сказал Клычков, всматриваясь в темноту, — что такого великого сделали ваши ублюдки-коммунисты? Жрали, пили, срали и просрали всю страну И не говори мне про Родину. Моя Родина для меня здесь, в Бостоне. Это я сам и моя Катька. И больше никто. И за то, что у нас с тобой отняли баб наших, мы сейчас едем туда. Едем, чтобы убить Рябого и вернуть наших баб. Вот тебе моя философия.

Дронго молчал. Спорить как-то не хотелось.

— У меня ведь баб много было, — продолжал вдруг, неизвестно почему, Клычков, — разных баб, хотя больше все стервы попадались, дешевки, лярвы. А вот настоящей среди них никогда не встречал. И вот встретил свою Катьку в Новгороде. Знаешь, она на меня посмотрела, и я решил — все, завязал. Никогда больше на дело не пойду. Почувствовал в себе что-то.

Он снова замолчал. Дронго, поняв его состояние, молчал.

— Думаешь, какая любовь большая, а? — сквозь зубы спросил Клычков. — Да не было никакой любви. Это пока я трезвый был, я все о ее душе думал, а как напился… — Он снова замолчал и вдруг с небывалым ожесточением сказал: — Все мы говно одно. Все до единого. И ты такой же, если с нами связался. — Он снова замолчал и продолжал: — В общем, напился я в тот день. А как только напился, так всю эту дурь любовную из моей головы и вышибло. А Катька вечером одна возвращаться должна была. Она студенткой была. И что ты думаешь я сделал?

Бывают случаи, когда нужно не прерывать монолога своего собеседника. Это лучший способ поддержать беседу, в которой обязательно должны участвовать двое.

— Я ведь к ней полез, — продолжал Клычков, — виделись мы всего два раза, а я к ней полез. Понимаешь?

Фары идущего за ними большого джипа освещали их лица.

— Напился я в тот день и ждал ее в парке. А она даже не знала, что я там буду. Веселая такая шла. Увидела меня, подбежала, обняла. И что ты думаешь я сделал?

Молчание было тяжелым, словно в кабине автомобиля начал работать пресс, нагнетающий давление.

— Я ее изнасиловал. Понимаешь, какой я сука, взял и трахнул свою единственную женщину, о которой всегда мечтал. Которая со мной, рецидивистом, вором в законе, встречаться решила. Она ведь такая доверчивая была. А я ее в кусты, платье разорвал и даже ударил.

Дронго смотрел перед собой. Клычков скрипнул зубами.

— Она даже не кричала. Только сначала сопротивлялась, а потом затихла и лишь когда… в общем она ведь девушкой была… когда я ее в первый раз… закричала. И все. А я, скотина, животное, поднялся, довольный такой, и, даже на нее не посмотрев, пошел снова пить с корешами. Получил, что хотел, и ушел. Если разобраться, все мы, мужики, немного сволочи. Получаем от бабы все, что нужно, и презираем ее, как только кончим.

Он сглотнул накопившуюся у него во рту слюну и продолжал:

— А утром меня забрали. Оказывается, на наши крики пришел какой-то прохожий, отвез Катьку в милицию, а потом подняли весь город, чтобы меня найти. А чего меня искать? Я ведь даже не помнил точно, что было. Меня на квартире прямо тепленького и взяли. Привезли в милицию. Я, как только Катьку увидел, разорванную, губы в крови, под глазом синяк, так и бросился к ней. «Кто, — спрашиваю, — тебя посмел так изуродовать? Не жить больше этому человеку!» А она смотрит на меня и мелко так дрожит, дрожит и молчит. И тут сержант, рядом со мной стоявший, меня так больно ногой ударил и, насмехаясь, говорит:

«Конец тебе пришел, Клык, залетел ты на этот раз крепко. За изнасилование студентки дадут тебе, рецидивисту, вору, имеющему шесть судимостей, „вышку“, и никакой архангел тебя больше не спасет».

— Ты извини, — сказал он вдруг, обращаясь к Дронго, — сам чувствую, что иногда на лагерный жаргон сбиваюсь. У меня ведь высшее образование имеется.

Он достал сигареты, чиркнул зажигалкой и снова продолжал:

— Я как только понял, что это я сделал, так с горя чуть голову себе не разбил. Она в углу сидит, и приехавший прокурор уже протокол готовит. А я про «вышку» совсем даже не думаю. Только на нее смотрю, и страшно мне — ведь любил ее по-настоящему. Тут ее мать приехала, бросилась сразу ко мне, все лицо исполосовала и кричит, так кричит, словно по душе лезвием водят: «Говорила я тебе, Катька, не водись ты с этим бандитом, говорила».

И милиционеры рядом гогочут и бьют меня в бок, больно бьют.

«Кончился ты, Клычков, навсегда, обломали твой клычок». И мать кричит так страшно. Прокурор, уже улыбаясь, спрашивает меня:

«Какая это у вас судимость, гражданин?»

А я стою и дрожу весь. Удавить хочу самого себя. Они думают, я от страху дрожу, не понимают, что от ненависти к самому себе. И вдруг я глаза Катьки увидел. Смотрит она на меня, и глаза у нее такие… — Он выбросил сигарету в окно, сжал крепче руль машины… — Никогда ее глаза не забуду. Смотрю и понимаю, что натворил. И вижу, любит она меня по-прежнему. Понимаешь — меня, гаденыша, насильника, любит. А прокурор уже лезет со своими вопросами. Сейчас, говорит, мы этому сукину сыну очную ставку делать будем, и ты на него укажешь. И приказывает брюки с меня снять, чтобы, значит, пятна разные там на экспертизу послать. Тут его ребята с меня, как с каменного, брюки и содрали. А начальник милиции говорит: «Не надо нам никаких опознаний, он это все сделал, там свидетели видели, как он с ней в парке встретился и как уходил оттуда, тоже видели». Но прокурор настаивает и просит брюки мне какие-нибудь найти.

На повороте мелькнула табличка, что до Хартфорда осталось девятнадцать миль.

— Скоро будем, — сказал Клычков, замолкая.

— Тебя посадили? — впервые нарушив молчание, спросил Дронго.

— Нет. Когда прокурор опять об очной ставке заговорил, он вспомнил, что заявления нету от потерпевшей. И сказал ей, чтобы она писала. А в большой комнате шумно было, мать кричала, милиционеры надо мной, раздетым, смеются, начальник милиции кричит, и вдруг так очень тихо Катька говорит: «Нет». И все услышали. Мать даже замерла, испугалась, на нее смотрит. Прокурор начал что-то понимать. «Как ты сказала?» — спрашивает. А она твердо так говорит: «Нет». И все молчат. Потом разом все кричать стали — прокурор, мать, начальник милиции, даже дежурные «мусора». А она стоит одна, вся избитая, разодранная, изнасилованная, и говорит все время: «Нет, нет, нет».

Они ведь все не понимают, почему она меня жалеет. Не понимают, что и она в этот момент мои глаза увидела. И боль там мою тоже увидела. Знаешь, какая это страшная боль! Словно кто-то твою любимую женщину вот так подло, грязно, на глазах у тебя прямо трахнул, а ты стоял и смотрел. Ты даже не представляешь, как это больно. Смотрю я на нее, как она все время твердит «нет», и чувствую сам, какой я есть. Она ведь всю мою жизнь в этот момент перевернула, человека во мне разбудила, а зверя убила. И на меня все время смотрит. Словно поддержки какой ждет. От меня ждет. И тут я впервые в жизни не выдержал. Встал я перед ней на колени и попросил: «Прости меня, Катька. И будь моей женой». Ты понимаешь — я, вор в законе, известный по Союзу «академик», на коленях стою перед ней в присутствии всех этих сукиных детей. И все молчат. А она спокойно так, очень спокойно подошла ко мне и говорит, что согласна. Тут все снова стали кричать, а я, кажется, сознание потерял, ничего не помню.

Ночью в себя пришел, в камере. Они решили, что она немного тронулась, и меня все-таки не выпустили. Так я из рубашки своей петлю сделал и ночью повесился. Только не рассчитал, трубы там в изоляторе гнилые были, вот они и не выдержали. А через два дня меня выпустили. Кажется, мы приехали в этот Хартфорд. Теперь ты понимаешь, что она для меня?

— Мне теперь жалко Рябого, — сказал вдруг Дронго, — тебя ему не остановить.

Глава 28

Они лежали на земле, всматриваясь в предрассветный туман. В эти часы люди спят обычно особенно крепко. Все трое ждали Цаплю, который должен был появиться с минуты на минуту. Он лучше других знал расположение дома и вызвался проверить наличие охраны вокруг него. Все было тихо. Здесь не было столь привычных уху стрекотания кузнечиков или щебетания птиц. Природа словно замерла в ожидании.

— Чего он там так долго? — недовольно проворчал Клычков. — Мог бы и быстрее вернуться.

— Это не так просто, — заметил Дронго, — там ведь охрана.

— Не верю я ему. Он ведь человек Рябого, — напомнил Клык.

— Не надо, — строго одернул его Дронго, — он ведь с нами сюда вместе приехал. Вместе будем этот домик штурмовать.

— Увидим, — произнес Клычков.

Они ждали еще минут десять, пока наконец не появился Цапля.

— Там удвоена охрана, — тревожно сказал он, — но пройти можно.

— План прежний? — спросил Нестор.

— Да, но нужно быть очень осторожными. Иначе мы рискуем вызвать на себя огонь из сорока автоматов.

— Это уже как бог пошлет, — нервно сказал Клык, натягивая на себя противогаз.

— Не люблю стрелять в людей, — пробормотал Дронго, также натягивая на себя маску противогаза.

— В общем, я единственный среди вас профессиональный истребитель человечества, — Цапля надел противогаз и присоединился к остальным, — всегда мечтал пощупать Рябого.

Они отправились к дому, стоявшему на холме. Это был загородный дом Рябого. Нестор, оставшийся один, подтянул к себе тяжелый пулемет и посмотрел через оптический прицел на дом. Пока все было спокойно.

Трое из одной команды тихо крались к дому. У стены прохаживался часовой. Цапля поднял руку, попросив остальных лежать на земле, и, дождавшись, пока рядом с ним не поравнялся охранник, быстро вскочил на ноги. Не было слышно даже хрипа часового, Цапля был настоящим профессионалом. Дронго невольно поморщился, но Цапля уже подавал знак.

Они метнулись к стене, и Клычков бросил на стену специальный крюк. Зубья были обмотаны пластиком, и звука почти не было слышно. Первым по веревке поднялся сам Клычков, следом пошел Дронго, замыкал альпинистов-любителей Цапля. Они спустились в сад. Пока все шло по плану. У Дронго висело за спиной огромное ружье. Все были вооружены короткими автоматами и слезоточивыми гранатами. Пока Клычков и Дронго двигались вперед к дому, Цапля расчетливо установил на стене радиоуправляемые мины.

У дома ходили трое охранников. Цапля показал в сторону небольшого строения справа от основного здания. Все трое поспешно скрылись там.

— Это уже настоящее кино, — прошептал, немного задыхаясь, Дронго, — тоже мне команда смертников!

— Ничего, — тоже тяжело дыша, ответил Клычков, — эти ребята хоть и моложе, но подготовлены еще хуже.

Дождавшись, пока охранник, стоявший у дома, подойдет к ним ближе, они по знаку Цапли бросили камень на траву. Заинтересованный охранник подошел поближе и получил нож в спину от Клычкова.

Клык оттащил его за подсобное помещение.

— Обязательно махать ножами, — зло спросил Дронго, — не можете без этого? Мне потом отсюда еще уезжать предстоит.

— А ты хочешь, чтобы мы их в живых оставляли? — удивился Клычков. — Тебе просто твоя баба не дорога.

Не время было ругаться, и Дронго проглотил это оскорбление, лишь покачав головой.

— У нас осталось полторы минуты, — показал на часы Цапля, — я буду у дверей, вы начинайте в доме. Только не спутайте, главное — комната охраны.

Он лег на землю и пополз в сторону дома. Клычков и Дронго подошли к большому окну на первом этаже. Секундная стрелка встала на свое место. Дронго снял ружье. Выстрелил прямо в окно. Оконная рама рухнула. Они вдвоем, швырнув в образовавшуюся брешь по гранате, полезли внутрь. Послышались крики, чьи-то ругательства. В комнате на полу, задыхаясь от газа, хрипели двое. Дронго показал своему напарнику вперед.

В коридоре им попался один из охранников, уже поднявший автомат. Дронго с неожиданной злостью выстрелил первым. Охранник упал. Клычков поднял большой палец правой руки.

Они быстро пробежали коридор. Никого не было. В конце коридора были дверь и лестница, ведущие вниз. Оглядевшись, они открыли дверь и бросились вниз по лестнице. Наверх уже спешили сразу трое охранников Рябого. На втором этаже послышались крики, одиночные выстрелы, автоматная очередь. Тревожно переглянувшись друг с другом, они швырнули вниз в охранников еще по одной гранате. Все помещение наполнилось слезоточивым газом. Охранники, побросав оружие, хрипели в разных углах. Это были в основном молодые ребята, не привыкшие к подобным испытаниям.

Дронго и Клычков побежали вниз. Из комнаты охранников лезли остальные, и длинные автоматные очереди обоих напарников заставили их спрятаться в своей комнате, отвечая беспорядочной стрельбой.

— Я их держу, — крикнул Дронго, — беги налево, там должны быть женщины.

Клычков, кивнув, побежал к левой комнате, швырнув еще одну гранату в сторону комнаты охранников. Высадив с разбегу дверь, он ворвался в комнату. На полу сидели сразу трое женщин. Это были его Катя, Лона и Барбара. Не разобравшись в чем дело, люди Рябого увели из дома сразу обеих женщин, и Барбаре пришлось разделить участь своей подруги.

Клычков на мгновение растерялся. У него было лишь два запасных противогаза, в расчете на Лону и Катю. А здесь были три женщины. Он стянул маску. Лона внимательно в него всмотрелась. Катя с криком бросилась к нему на шею.

— Быстрее, — приказал Клычков, обнимая любимую женщину, — нам нужно уходить.

Все три женщины покорно надели противогазы, выбегая следом за Клычковым в коридор. Он сразу почувствовал себя хуже. Действие слезоточивых гранат сказывалось.

Дронго заметил, как из комнаты вышли сразу четыре человека вместо троих. И еще он сразу обратил внимание на отсутствие маски у его напарника. Он содрал свою, едва не задохнувшись от действия газа. Бросил последнюю гранату и бегом побежал на лестницу, бросая противогаз Клычкову.

— Уводи женщин! — закричал он.

— А ты? — успел крикнуть Клык.

— Уводи! — гневно заорал Дронго.

Лона среди дыма и огня даже не заметила его. Но он сразу узнал ее грациозную фигуру. И продолжал отстреливаться. В сад выскочил Цапля.

— Сорвалось, — крикнул он появившемуся Клычкову, — этот стервец здесь не ночует.

— Уходим, — показал Клычков на женщин.

— Где Крылов? — спросил, стреляя на ходу, Цапля.

Клычков показал в сторону дома, где еще слышались автоматные очереди. Там по-прежнему шел бой. Цапля достал свой пульт и нажал на кнопку. Взрывы радиоуправляемых мин направленного действия образовали в каменном заборе дыру в несколько метров. Сыпались камни, слышались чьи-то крики.

Дронго, продолжая отстреливаться, выбежал в сад. Впервые вдохнул воздух полной грудью. Сильно болела голова. За ним выскочили сразу трое охранников. Он не успел поднять автомат, как ударила очередь тяжелого пулемета. Все трое охранников оказались отброшенными к дому. Подошедший на помощь Нестор из пулемета расстрелял людей Рябого.

Сверху уже бежало человек десять-пятнадцать. Нестор дал по ним очередь, с тревогой замечая, как тяжело отходит к образовавшемуся разрыву в стене Дронго. Тот успел нахвататься газов и теперь не совсем координировал свои действия. Это заметил и уже выбежавший за линию сада Цапля. Он стащил с себя противогаз и, показав Клычкову на стоявший в стороне джип, бросился обратно.

Клычков уводил женщин к машине. Усадив их в автомобиль, он развернул машину, намереваясь подъехать поближе к месту сражения, чтобы забрать своих товарищей.

Цапля, подоспевший вовремя, подхватил Дронго и вместе с ним побежал к Нестору. Ударило сразу пять автоматов. Цапля, как-то счастливо улыбаясь, сполз на землю. Нестор, бросив пулемет, взял в руки пульт и направил прямо к дому почти игрушечный вездеход. Несмотря на плотный огонь, маленькая юркая машинка сумела пройти к дому и там остановиться. Нестор нажал кнопку. Чудовищный взрыв, казалось, потряс все здание.

Дронго наклонился над умирающим Цаплей.

— Все нормально, — сумел усмехнуться Цапля, у которого были уже кровавые пузыри на губах.

Дронго ничего не говорил. Он видел, что ничем помочь уже нельзя.

— Это ис… ку… пле… ние, — прошептал Цапля, очевидно, имея в виду свою страшную жизнь.

— Как тебя зовут? — вдруг вспомнил Дронго, так и не узнавший имени своего напарника.

— Цап… ля, — даже в последний миг своей жизни он не считал возможным назвать свое имя. Он умер на руках у Дронго. Тот подхватил тело и бросился к стоявшему в трехстах метрах джипу. Из ворот выехали два автомобиля.

— Быстрее, — крикнул Нестор, уже подбежавший к джипу.

— Брось его тело, — заорал Клычков, увидевший по откинутой назад голове, что Цапля мертв. Но Дронго не бросил тела погибшего. Нестор, выругавшись, достал гранатомет. Машины с охранниками были совсем близко. Нестор быстро поставил гранатомет на плечо и выстрелил.

Огромный столб пламени поднялся на том месте, где была первая из машин. Вторая невольно затормозила. Взрывом раскидало людей из первого автомобиля в разные стороны. Автоматная очередь полоснула по окнам джипа. Вскрикнули женщины. Послышались дальние завывания полицейских сирен. Сюда спешила полиция штата Коннектикут. Тихого, спокойного штата, где никогда не видели и не слышали подобных разборок.

Дронго все-таки успел добежать до машины и бросить мертвое тело прямо на женщин, из последних сил переваливаясь на переднее сиденье, благо семиместный джип был с открытым верхом. Клычков сразу дал газ, и машина запрыгала по кустам. Другую машину они еще утром оставили на станции технического обслуживания.

Нестор стоял сзади, поднимая уже второй гранатомет.

— Надеюсь, мне не придется стрелять в полицейских, — пробормотал он. Женщины, увидев лежавшего прямо на их платьях убитого Цаплю, уже даже не кричали. Они просто испуганно озирались вокруг.

— Сворачивай влево, — крикнул Нестор, — там впереди идут полицейские автомобили.

Клычков послушно начал поворачивать руль. Только теперь Лона заметила впереди сидевшего Дронго.

— Это ты все придумал? — крикнула она ему.

— Да, — задыхаясь, ответил Дронго, — так романтичнее.

Его все-таки скрутило и начало рвать прямо в машине. Сидевший на месте водителя Клык покачал головой.

— Напрасно ты мне отдал свой противогаз, — сказал он.

— Ничего, — сумел прохрипеть Дронго, — но там не было Рябого.

— Нам нужно пересесть на другие автомобили, — предложил Клык, — иначе они нас догонят.

— Не сейчас, еще рано, — возразил Дронго, — доедете до станции техобслуживания и пересаживайтесь вместе с Катей и Нестором в «Форд», а мы поменяем джип. Когда двое женщин, больше доверия.

— Вы уезжайте на «Форде», а я сам поменяю машину, — возразил Клык, — они ведь взяты по моей кредитной карточке.

— Да, конечно, — согласился Дронго, — встретимся в Цинциннати.

Через двадцать минут они были на станции. Еще через пять минут «Форд» с сидевшей за рулем Барбарой уносил ее, Лону и Дронго в сторону Пенсильвании. На заднем сиденье был труп Цапли. Они похоронили его через четыре часа дороги, найдя достаточно тихое место. Копать пришлось всем троим, и труднее всего было Дронго, который чувствовал себя очень плохо после того, как наглотался газов.

В одном из тихих мотелей они остановились, сняв себе один большой двухкомнатный номер. Дронго едва дотащился до номера, настолько плохо он себя чувствовал. Когда он упал на кровать, Лона даже улыбнулась Барбаре:

— Кажется, все в порядке.

Но именно в этот момент Дронго свалился с кровати, и обе молодые женщины закричали почти одновременно. Кровать была в крови.

Они бросились осматривать тело Дронго. Вскоре они убедились, что никаких серьезных ран у него на теле нет. Просто автоматной очередью ему чуть поранило мякоть левой руки, а кровь на одежде была и от убитого Цапли. Женщины с трудом раздели Дронго. Он был почти без сознания, сказывались напряжение дня и долгое пребывание без противогаза в комнате со слезоточивым газом.

Они сумели разрезать ему всю одежду и на руках отнесли его в ванную. Обратно им пришлось почти волочить его. Две хрупкие женщины не могли справиться с огромным, тяжело повисшим мужчиной. Потом его положили на большую двуспальную кровать. Барбара пошла ночевать на диване в другой комнате. Лона, осторожно отодвинув спящего, легла рядом с ним.

Утром он открыл глаза, чувствуя, как за ним наблюдают. Почти рядом лежала Лона. Она смотрела ему в глаза.

— Доброе утро, — неуверенно произнес Дронго.

Она молчала.

— Что-нибудь случилось? — забеспокоился он. — Как я сюда попал, что я здесь делаю?

Она по-прежнему смотрела на него своими большими чуть раскосыми глазами. Белки ее глаз, казалось, не сулили ничего хорошего.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

Вместо ответа он хотел ее поцеловать, но она отодвинулась. Показала на соседнюю комнату. Там на диване спала Барбара.

— Уже лучше, — наконец вспомнил он все события предыдущего дня, — просто я вчера наглотался этих газов. Я плохо себя вел?

— Терпимо, — ответила Лона, по-прежнему не отводя своих глаз. Это начало его беспокоить.

— Почему ты так смотришь?

— Ты знаешь, что с нами было? — спросила Лона.

— Вас захватили и держали в доме в качестве заложниц. Конечно, знаю. А теперь мы вас освободили.

— Нет, — тихо сказала она, — не так.

— Не понимаю?

— В той комнате спит Барбара. Ты знаешь, сколько ей лет? Она намного моложе меня.

— Мне пойти туда? — разозлился он.

— Не шути, — тихо попросила женщина, — после того, что случилось, Барбара боится оставаться одна.

— Что произошло? — серьезно спросил нахмурившийся Дронго.

— Они знали, что я твоя девушка, а Катя подруга твоего друга. И нас по приказу какого-то большого босса не трогали. Но вот Барбара была ничьей подругой.

— Да, — холодея, сказал он.

— Ее изнасиловали, — она произнесла это почти по слогам, смотря в глаза Дронго, словно он был виновен в случившемся. Она молчала. Бывают минуты, когда ничего невозможно сказать ни в оправдание, ни в утешение.

— Мне очень жаль, — наконец выдавил он.

— Виновата только я. — Она лежала, и от этого ее красивое лицо как-то вытягивалось, превращаясь в чужую и злую маску.

— Мне действительно очень жаль, — виновато сказал он.

— Сегодня мы уедем в Сиэтл, — сказала она, словно нанося ему пощечину, — нам лучше больше не видеться. Ты приносишь одни несчастья.

— Я невезучий человек, — усмехнулся он. Горько усмехнулся.

— От этого Барбаре не легче. Это моя вина, и я буду с ней все время, — тихо сказала Лона.

— Я ничем не могу помочь?

— Ничем. Одно твое присутствие будет вызывать у нее воспоминания об этих кошмарных двух днях.

— Понимаю.

— Неужели без этого никак нельзя было обойтись?

— Может, и нельзя.

— Тебе лучше вообще больше не приезжать в Америку, — безжалостно сказала Лона, поднимаясь с постели. Она спала прямо в одежде.

— Это твои последние слова?

— Да. — Она прошла в ванную.

Он остался лежать на кровати. Через две минуты она позвала его. Очень тихо, но он услышал. Осторожно поднявшись, он прошел в ванную, закрыл дверь, и они застыли в страстном поцелуе.

— Мы видимся с тобой последний раз, — твердо сообщила Лона, чуть отдышавшись. — Я не хочу, чтобы с моими близкими случилось еще что-нибудь.

— Ты, как всегда, права.

— Уходи, — попросила женщина.

Он взялся за ручку двери.

— Подожди, — она вдруг решительно сорвала с себя свою темно-синюю блузку, отстегнула юбку, — иди ко мне.

Это было самое странное и самое страстное свидание в его жизни. Они оба знали, что это последнее свидание в их жизни. Бывают моменты, когда двое могут это прочувствовать. И они отдали друг другу все, что могли. Отдали без остатка. Если учесть, что ни говорить, ни шуметь они не могли, то эта сексуальная сцена стала еще более страстной и одновременно еще более жуткой, чем они хотели.

Это было их последнее свидание в жизни. Лона сдержала свое слово. Позавтракав в мотеле, они сели в первый проходивший мимо автобус и уехали на Запад, в сторону Сиэтла. А он остался один. Как всегда, один, и вся его любовь, все страхи, надежды, сомнения, ожидания были какими-то жалкими и ненужными одновременно.

Он нашел в ванной забытую щетку Лоны. Сначала он долго держал ее в руках, вдыхая аромат волос женщины, так нравившейся ему. Затем он спрятал расческу в карман своей новой рубашки. Одежду ему привезли из магазина соседнего города. Он заказал ее по телефону. Машину он оставил в городе, дав данные кредитной карточки Владлена Клычкова. В Цинциннати уехал уже на автобусе. В дороге он вспоминал историю своих приездов в эту страну, невеселую историю своих встреч с Лоной. Три года назад они расстались с надеждами на следующую встречу. В этот визит рухнуло все. Он думал и о своем задании, которое в принципе так и не было выполнено. Завтра должен был окончиться срок, данный неизвестным Уварову, но ничего сделать Дронго не сумел, а убийца и шантажист так и не был найден. Погибло столько человек. Куда-то исчез Сказочник. Словно в этот раз все было против него — люди, время, расстояния, судьба. Уже подъезжая к Цинциннати на следующий день, он, неожиданно решив для себя что-то, выбросил расческу Лоны в окно. Словно избавляясь от всего, что было в его жизни и в этой поездке. И плохого, и хорошего.

Глава 29

В Цинциннати он получил ошеломляющее известие. В Нью-Йорк прибыли руководители крупных мафиозных групп Рафаэль Багиров и Гурам Хотивари. Но, получив сведения о готовящемся на них покушении, оба руководителя мафии срочно покинули город. А Капустин ищет повсюду Клыка, сумевшего выкрасть свою девочку из-под носа Рябого. Клычков, узнавший об этом, решил выйти на связь со Зверем и позвонил ему из соседнего городка. Зверь был сама любезность.

— Так это ты пощипал Рябого, ну молодец. А мы тут со Сказочником думаем, кто мог так отодрать нашего друга.

— Спасибо, — сдержанно ответил Клык, — что нужно?

— Рябой на мировую пошел, гонцов посылает. Просит, чтобы мы нашли тебя и друга этой черномазой подружки. Да, если грузин с вами, его тоже захватите. Мы все встретиться должны.

— С кем встретиться? — нахмурился Клычков.

— С Рябым, с кем же еще? — засмеялся Зверь. — Мы хотим наконец собраться и узнать, что за события происходят здесь вот уже столько дней. Кто убивает наших людей, кому это выгодно? Кто убил Георгия? И почему убили? Мы должны это знать. Иначе нам конец, всех уничтожат.

— А где встреча будет?

— В Хартфорде, у друга твоего в городе, — засмеялся Капустин.

Клычков в ответ тоже рассмеялся:

— Ничего себе шуточки!

— Я не шучу, — сказал вдруг Зверь, — мы все к нему поедем. Я, ты, твои люди, Сказочник и Палач. Все там будем, в Хартфорде, на территории Рябого.

— В каком доме, — закричал Клычков, — мы его дом сожгли весь.

— Это вы его загородный дом сожгли, а теперь встреча будет в гостинице «Гудвин». Красивый отель такой в Хартфорде есть. Вот там и встретимся и поговорим. А кто не приедет, значит, виноват, того мы и будем в оборот брать.

— Меня уже взяли в оборот, — напомнил Клычков.

— Это ошибка вышла, Рябой даже извиниться готов.

— Что произошло? — ничего не понимая, спросил Клычков.

— Хотим мы тут дружка твоего пощупать. Этого соловья залетного. Он пел мне про разные истории, а сам, оказывается, фонарил, врал. Филин он, а не соловей. И за это мы его щупать больно будем. Ты законы наши лучше нас знаешь. Никаких дел у тебя с этим «мусором» быть не может. Или я ошибаюсь, Клык?

Он не боялся, даже когда ему стреляли в лицо, а здесь он вдруг почувствовал, что нервы начинают сдавать.

— Хватит меня фаловать[80] я тебе не баба, чтобы ты меня уговаривал. Что нужно?

— Привезешь его в Хартфорд и сдашь нам. Тепленького, живого. Мы его мучить не будем, это я тебе обещаю. Просто поговорить с ним хотим. Все разузнать.

— Мы не уйдем живыми из Хартфорда, — возразил Клычков, — Рябой обиду долго помнит. Живыми мы не уйдем. Так зачем мне приезжать? Или ты сам решил меня сдать, Зверь?

— Ты глупости не говори, — разозлился Капустин, — никто пальцем тебя не тронет. Там все будут. И Сказочник со мной придет, и Палач.

— Он нас не отпустит, — твердо сказал Клык, — а я за фраера никогда не был. В Хартфорд я не приеду. Вам нужно, вы и приезжайте ко мне в Бостон или в другой город.

— Понимаешь, что говоришь? — спросил Капустин. — Не приедешь, значит, это ты Генерала и Сокола пришил. И нету тебе прощения.

— Твой Рябой их пришил, — зло ответил Клычков, — мы убийцу сами начисто заделали. Он теперь на другом свете. В Сан-Франциско Матрос работал по приказу Рябого. Понимаешь, что получается? Вот кто всех и убирал. Сука он, твой Рябой. И ты его не защищай.

— Дурак ты, Клык, — вдруг добродушно сказал Зверь, — тебе говорят, приезжай, так нужно. Я тебя когда-нибудь обманывал? Может, наш друг сам побоится приехать. Как думаешь?

Клычков начал что-то понимать.

— Значит, нам всем троим приехать? — переспросил он.

— Конечно, — ответил Зверь, — наш друг Рябой не посмеет ничего сделать. На встречу приедет шериф Хартфорда. Наши итальянские друзья попросили его следить за порядком. И Паоло приедет на эту встречу. Если с нами что-нибудь случится, Рябой получит электрический стул либо пулю от наших коллег итальянских. Теперь понял, почему твой «мусор» нам нужен? Пусть расскажет, кто его послал и кто поручение дал. Может, Рябой уже давно соловьем стал, стукачом, а мы ничего не знаем.

— Я тоже не знаю, — честно признался Клычков, — много мы у него людей обидели. Ты меня понимаешь?

— Понимаю. Но ты думать должен. На этой встрече мы все точки расставить должны. Ты ведь не можешь вечно бегать по городам, тебе в Бостон возвращаться придется. Что было, то было. Кто старое помянет… Но выяснить все нам очень нужно. Всем нужно — понимаешь?

— Ладно, — тяжело согласился Клык, — все карты у тебя. Я буду.

— Очень хорошо. Встреча назначена на сегодня в десять вечера. Успеешь прилететь в Хартфорд?

— Успею. — Он уже собирался положить трубку, когда Зверь вдруг добавил:

— Только друзей своих не забудь позвать, может, ради них мы столько людей собираем.

— Кто гарантирует их безопасность?

— Я, — высокомерно заявил Зверь, — если они не убивали Георгия, я лично гарантирую им безопасность.

— До свидания. — Клычков положил трубку, озадаченно вздохнув. Ему будет очень трудно вернуться в Хартфорд, даже если рядом с ним поедет американский президент. Но он понимал, что не поехать он не может. Слишком солидные люди соберутся в этом отеле «Гудвин».

Он подробно рассказал обоим партнерам весь разговор с Капустиным, ничего от них не утаивая. Теперь нужно было принимать решение.

— Думаешь, это не ловушка? — спросил Нестор.

— С такими людьми? Рябой не сумасшедший. Если там будет шериф, он ничего не сделает.

— А если этот шериф куплен людьми Рябого?

— В этом случае тем более. Он не решится подставить своего шерифа даже ради нас. И потом в Америке в отличие от СССР трудно подкупить шерифа или начальника полиции. Для этого ему в Хартфорде достаточно долго жить нужно. Это могли сделать только итальянцы, их мафия уже сто лет как в Америке обосновалась, связи нормальные имеет. Может, даже шерифа и не купили вовсе. А тот приедет как знакомый Паоло, как его давний друг. Просто приедет обеспечивать порядок, чтобы помочь нам разобраться и найти убийцу Генерала. Хотя я думаю, что и это дело рук Рябого. А случай в отеле с твоим другом, Нестор, так это точно дело рук самого Палача. Он ведь левша единственный среди нас.

— Неубедительно, — ответил Нестор, — нет никаких доказательств. Там мог быть и другой левша.

— А ты что думаешь делать? — спросил у Дронго Клычков. — Настаивать я не могу. Тебе лучше с нами не лететь.

— Я лечу, — неожиданно твердо сказал Дронго.

— Гарантий для тебя нету, — предупредил Клык, — ты для них «мусор», они тебя могут не пожалеть.

— Я все равно лечу. Мне нужно найти, кто убил Генерала. Я должен знать, почему его убили.

— Тебе-то это зачем? Убили нашего кореша. Это наш вопрос, а ты можешь спокойно уезжать. Раскрыли тебя мы, все знают, на кого ты работаешь. А с Генералом и его убийцей мы сами разберемся.

— Я же тебе рассказывал насчет убийства сотрудника посольства. Не могу я уехать, пока не узнаю, кто его убил и за что.

— Это действительно большой риск, — осторожно заметил Нестор, — как твой бывший коллега, я тебе тоже советую туда не лететь.

— У меня нет другого выхода. Только там я смогу установить имя убийцы. Только там, среди них, ты меня понимаешь?

— Понимаю, — Нестор протянул ему руку, — одного они тебя не возьмут. Я буду с тобой до конца.

— Непонятные вы люди, «мусора», — с неожиданной теплотой вставил Клычков, — ладно, черт с вами, летим. А случись что, я третьим с вами буду. За то, как ты мою бабу спасал, я должник твой, — обратился он к Дронго, — а долги отдавать принято. Они ведь специально так мало времени нам оставили, чтобы мы подготовиться не успели и оружия с собой не взяли. Они ведь и не знают, что у меня пистолетик есть зарегистрированный. И в багаж я его спокойно сдать могу. В общем, судьба у нас теперь общая.

Дронго усмехнулся. Он неожиданно понял, что у него появились неплохие шансы выбраться живым из Хартфорда.

Через два часа они вылетели на самолете в Хартфорд. Клычков благополучно сдал свой багаж с зарегистрированным оружием, чтобы получить его после прибытия в Хартфорд. И все-таки он очень волновался.

— Не понимаю, — раздраженно говорил Клычков, — кому понадобилась еще одна встреча в Хартфорде? Мы все никак не можем тут сами поладить, а они нам — новых эмиссаров. При чем тут Рябой?

— Значит, ни при чем, — ответил Дронго, — мы его тогда напрасно подозревали. Это не он убийца был и, возможно, не его люди. Он все равно сукин сын, но по другим статьям.

— Вот увидишь, мы приедем в Хартфорд, а нам скажут, что они ошиблись, — нервничал Клычков, — однажды такое уже было.

— Что было? — не понял Дронго.

— Меня вызывали по просьбе Зверя в Вашингтон, а потом оказалось, что его помощник Валек ошибся. Этот чертов теннисист.

— Когда это было? — Он пока еще ничего не мог решить.

Клычков задумался и сказал число. Вот это самое число и насторожило Дронго. Он почувствовал вдруг, что удача, столь долго исчезавшая во время этой поездки, вдруг оказалась прямо перед ним.

— Как это было, — немного волнуясь, спросил он, — ты можешь конкретнее вспомнить?

— А чего вспоминать? Я прилетел, а мой самолет немного опоздал. Погода в этот день плохая была. Так меня прямо в аэропорту Валек и встретил. С таким обычным своим сучьим выражением лица. И, улыбаясь, говорит, прости, мол, меня, Клык, ошибка вышла, не нужен ты теперь Зверю. Ну я ему тут и врезал.

— А он что сделал?

— А он утерся и пошел. Что он еще мог сделать, только недавно в Америку приехал, а уже строит из себя мастера. Теннисист вонючий.

— Почему вы его всегда теннисистом называете?

— Так он же какой-то даже чемпион был. Кажется, Минска или Киева. А потом начал пить и спорт забросил, но подачи у него сильные были с обеих рук, сам видел.

Поднявшись со своего места, Дронго быстро прошел в конец самолета, где обычно стояли платные телефоны, и попросил разрешения позвонить. Кредитной карточки у него не было, и пришлось вернуться обратно в салон за карточкой Клычкова.

— Зачем она тебе? — удивился Клык. — Там почти нет денег. Это вторая карточка из «Сити-банка». Свою основную я отдал за оружие. Здесь всего несколько сот долларов.

— Ничего, — усмехнулся Дронго, — на один разговор хватит.

Он снова прошел в конец салона и позвонил в Вашингтон. Уваров буквально дополз к трубке. У него уже не было голоса. Он помнил о роковом числе. Его не столько беспокоила собственная жизнь, сколько собственная карьера. Для него это было важнее всего. А последний день истекал сегодня ночью.

— Что вы думаете сегодня делать? — почти плакал Уваров.

— Плотно поужинать и лечь спать, — он не любил трусливых чиновников, — скажите лучше, когда начались эти звонки? Точное число вы помните?

— Точно не помню, но примерно пять месяцев назад. Кажется, пять, — пролепетал Уваров.

— Мне нужно срочно досье на Борисова. Чем он занимался, какой вид спорта любил?

— Куда мне его прислать? — оживился Уваров.

— Дадите факс в отель «Рамада» в Хартфорде на мое имя. Запомнили? Только мне нужны эти данные через час. Сделаете?

— Конечно.

— Всего хорошего.

Он положил трубку. Кажется, что-то начинает проясняться.

В Хартфорде они рассредоточились по отелям. Нестор поехал в «Шератон», Клычков — в расположенный напротив «Холлидей Инн», а он остановился в «Рамаде», находящейся прямо рядом с вокзалом. Это было сделано по предложению самого Дронго, чтобы не подставлять под удар сразу всех троих.

В этот вечер у отеля «Гудвин» — самого лучшего отеля города — было заметное оживление. Много полицейских и еще больше каких-то подозрительных личностей, будто только что вышедших из гангстерских фильмов Голливуда.

В отеле собирались лидеры преступного эмигрантского мира. Первыми на правах хозяев приехали какие-то пожилые итальянцы. Среди них выделялся один старик. Все называли его Паоло и понимали, что рассредоточенные по всему городу итальянцы в шляпах его люди. Кое-где мелькали и местные детективы.

За ними прибыли Рябой в неизменно темных очках и Палач, вызывающий ужас своими рыбьими выпученными глазами. Почти сразу к отелю приехала и другая пара. Зверь — Михаил Капустин и Сказочник — Андрей Кирьяков. Первую пару сопровождал помощник Рябого, коренастый здоровый мужчина по кличке Енот. Вторую пару сопровождал всегда улыбающийся Валька Трубочист. В это время Дронго читал сообщение, поступившее из Вашингтона. Последние сомнения отпадали. Теперь нужно было действовать.

Они договорились встретиться у пивного бара, расположенного прямо рядом с отелем «Рамада». На этой же улице, только выше и дальше, был расположен самый фешенебельный отель города, в котором их уже ждали. Дронго вошел в пивной бар и только теперь вспомнил, что голоден. В самолете от волнения он почти ничего не ел. Взяв меню, он чисто механически заказал какую-то еду и, получив тарелки, даже не взглянул на смотревшую на него с любопытством молодую официантку.

Только пообедав, он вспомнил наконец о ней и, подняв глаза, заметил улыбающуюся девушку, с короткой стрижкой и немного круглым лицом, в шортах и тенниске.

— Вам понравилось? — спросила она.

— Да, спасибо, — он так привык говорить по-русски в Америке, что неожиданно сказал эту фразу на русском.

Девушка удивилась.

— Что вы сказали?

Он вдруг вспомнил, где он находится, и едва не рассмеялся. Девушка с любопытством смотрела на него.

— Вы иностранец, — поняла она, — на каком языке вы говорили?

— На русском, — он только теперь заметил цвет ее глаз. — А как вас зовут? — спросил Дронго.

— Джейн.

— Пожелайте мне удачи, Джейн, — он улыбнулся ей на прощание и вышел из бара. На улице его уже ждали Клычков и Каландадзе.

— Я уже волновался, — покачал головой Нестор, — кто знает, правильно ли мы делаем. Давай пойдем быстрее.

Они поспешили к отелю, где уже собрались ожидавшие их гости. Каждого входящего в зал заседаний внимательно проверяли на предмет оружия. Всех гостей пропускали через специальное устройство, фиксирующее наличие даже ключей в карманах.

«Интересно, — весело подумал вдруг Дронго, — как сумеет Клычков пронести в гостиницу оружие?» Но он недооценил опыт матерого лагерника, просидевшего столько лет в колонии. Еще днем, сразу по прибытии, Клык успел посетить отель «Гудвин» и за последние деньги, снятые с карточки, сумел договориться с одним из служащих отеля. Получив на десять минут его форму, Клычков сумел войти в зал заседаний и прикрепить пистолет к задней панели огромного стола, стоявшего в этом помещении.

Последним на встречу приехал местный шериф Альфред Вильсон, который прошел в зал, и заседание сразу началось.

— Мы хотим поблагодарить наших друзей, — начал Паоло свою речь, — и прежде всего нашего друга шерифа Вильсона за его присутствие на этом сугубо внутреннем совещании приехавших в Америку русских эмигрантов. Мы все верим, что Америка будет для вас второй родиной, как когда-то стала родиной для нас, итальянских переселенцев.

Он говорил недолго, минут пять. Переводчиков не было, все сидевшие уже могли понимать английский, хотя некоторые понимали его не очень хорошо. Во главе большого стола сидел Паоло со своими людьми. Справа сидели Рябой, Палач и Енот. Слева сидели Зверь, Сказочник и Трубочист. Приехавшие из Цинциннати гости расположились напротив Паоло. Клычков не сумел правильно рассчитать все, и прямо у пистолета оказался Нестор, который сидел лишь справа от Клыка. Тот, наклонившись, очень тихо сказал:

— У тебя под столом прикреплен мой пистолет. Немного погодя осторожно достань его.

Нестор, поняв, в чем дело, кивнул головой.

После выступления Паоло поднялся Рябой. Он как-то особенно неприятно усмехнулся, посмотрев на Дронго, и сказал:

— Благодарю вас, мистер Паоло. Вы правы, мы собрались сюда, чтобы обсудить некоторые вопросы нашей внутренней жизни. Сначала я предлагаю почтить память всех погибших.

Все встали, и Дронго сумел сдержать невольную улыбку. Кто и кого убивал, он уже почти знал.

— Мы собрались и для того, чтобы решить наконец, как нам быть, — продолжал Рябой, — мне трудно говорить так хорошо по-английски, как это делает мистер Паоло, и поэтому разрешите мне перейти на более привычный русский. А наш переводчик будет вам переводить, — Паоло согласно кивнул головой.

В зал быстро вошел очень молодой человек в темном костюме и сел позади Паоло и двух его друзей, скорее телохранителей или помощников.

Рябой удовлетворенно кивнул головой, продолжая свою речь.

— Мы собрались сюда, чтобы кое-что выяснить. Вот этот человек, — показал он на Дронго, — прилетает сюда и выдает себя за посланца наших друзей. Но те отказываются иметь с нами дело, заверяя, что никого не посылали. Более того, они спешно улетают из Америки, решив даже не встречаться с нами. Мы ничего не понимаем. Но только затем нам удается установить, что этот незваный гость работает на наши правоохранительные органы, то есть обыкновенный «мусор», стукач.

При этих словах, переведенных ему переводчиком, Паоло нахмурился. Заметив это, Рябой продолжал с большим воодушевлением.

— Нам очень хочется узнать, кто убил после его прибытия в Америку Важу Дадашвили. Кто застрелил Георгия Хабашели. И кто, наконец, ответит за убийство Сокола и покушение на Сказочника в Новом Орлеане.

— Это очень важно, — согласился вставший со своего места Зверь, — и мы должны ответить на все без исключения вопросы. Пусть сначала начнет этот молодой человек, если у него есть что сказать в свое оправдание, — и он показал на Дронго.

Тот встал, огляделся. Тринадцать пар внимательных глаз смотрели на него. Среди них был и тот, ради кого он прибыл в Америку, и тот, кого он искал все эти дни. Тринадцать пар глаз. Трое итальянцев, шериф, переводчик Паоло, пятеро бандитов, двое друзей, сидевших слева и справа, и еще один тайный друг, возможно, даже не подозревавший о цели его визита. При таком раскладе начинается его выступление. Он еще раз огляделся, увидел дружеский кивок Нестора и начал говорить:

— Уважаемые господа! Как вы знаете, в Америку я прибыл не по своей воле. Вы все считаете, что события начались после моего приезда в Америку. Это не так. На самом деле они начались гораздо раньше. За полтора месяца до моего приезда был убит сотрудник российского посольства Марек Борисов. Убийца до сих пор не найден. И тогда было решено послать меня, чтобы придать новый импульс вашей работе.

Он с удовольствием увидел, что его слова произвели впечатление на шерифа и итальянцев. Это были типичные представители старой школы мафии. Они понимали, что не следует убивать просто так государственных чиновников, вызывая гнев всего аппарата.

— Но, приехав в Америку, — продолжал он, — я столкнулся с некоторыми проблемами. Во-первых, за мной начали следить. Причем следить начали сразу, как только я встретился с господином Капустиным. Сначала за мной следили люди покойного Цапли. Потом к ним подключились люди господина Капустина. И, наконец, последними на меня вышли ваши люди, — поклонился он в сторону Рябого, — так что вы немного соврали, заявив, что ничего обо мне раньше не знали. Вы даже знали, что я прилечу в Америку и буду встречаться с уехавшими из страны авторитетами. Именно поэтому вы и послали ко мне своего убийцу Цаплю, приказав ему убирать всех, с кем я буду встречаться.

— Где ваш свидетель? — спросил Рябой, очень неприятно усмехаясь. — Может, вы нам его предъявите?

— Вы прекрасно знаете, что он мертв, — сухо ответил Дронго, — но я не буду с вами спорить. Если вы не будете меня перебивать, я продолжу.

— Почему мы дали ему слово? — спросил Палач у Рябого. — Он ведь «мусор», а мы его слушаем.

— Так надо, — шепнул ему в ответ Рябой, — может, хоть он объяснит нам, что случилось.

— Я понимаю, — продолжал Дронго, — как на меня обижен господин Капустин, но у меня просто не было другого выхода. Через два дня после моего приезда узнавшие обо мне в Москве настоящие авторитеты решили выяснить, что происходит. И тогда сюда были посланы двое — Важа Дадашвили и Нестор Каландадзе. Однако убийца российского дипломата понимал, что новая проверка ему не нужна. И он убивает Важу Дадашвили. При этом обратите внимание, что убийца был левшой, так как порез был справа налево. А так обычно владеют ножом только левши.

Палач, чувствуя на себе взгляд всех остальных, невольно спрятал свою левую руку под стол. Но все молчали.

— Тогда Нестор Каландадзе бежит из отеля, спутав карты этому убийце, который надеялся, что именно Каландадзе будет подставкой для американской полиции. Каландадзе прибывает к Георгию Хабашели. Тому самому Генералу, с которым я должен был встретиться. Об этом знали только несколько человек: Рябой, Клык, Зверь и Сказочник. Тем не менее Георгия убивают. Это показывает, что убийца уже начал нервничать. Так же думает и Рябой, которому просто не нравятся все эти убийства. Тогда вы вызываете к себе из Лос-Анджелеса своего друга Палача.

— Не нужно о нас говорить, — неприязненно заметил Палач, — говори лучше о себе.

— Послушаюсь совета. Я и мои новые напарники узнаем, что Палач летит в Хартфорд и встречается с Рябым. После чего принимается совершенно неоднозначное решение о ликвидации Сказочника, который лишь чудом остается жив. А вот Петру Савченко повезло меньше. Его убирает Матрос по приказу самого Рябого. В это время в Сан-Франциско появляемся мы, и Цапля убивает Матроса.

— Сукины дети, — разозлился Рябой, — значит, это вы его убрали.

— И наконец, чтобы установить всю истину, Рябой решается на отчаянный шаг. Он берет в заложники наших женщин, не рассчитывая на нашу столь неоднозначную реакцию. Что там было, вы все знаете.

— Так кто же этот смутьян, убийца и шантажист? — нервно спросил Паоло.

— Я долго думал, кто именно, пока мне не помог Клычков. Вчера он вспомнил о своем пустом визите в Вашингтон. В день убийства Борисова он летит в Вашингтон якобы по просьбе Зверя.

— Ну и что? — не понял сам Капустин.

— Сейчас объясню. Я навел справки и выяснил, что один из вас переехал сюда всего лишь несколько месяцев назад. Как раз тогда, когда начались эти все события.

— Точнее, — прохрипел Рябой.

— А если точнее, — продолжал Дронго, — то я прекрасно понимал, что одному справиться с такими убийствами трудно. Но можно вполне использовать людей своего патрона, не объясняя им причины происходящего. Как видите, я достаточно откровенен. Более того, я грешил на Рябого и Зверя, пока не установил точно, кто именно был организатором и исполнителем этих убийств.

Этот человек убил Важу Дадашвили, застрелил Георгия Хабашели, дважды хотел убить меня. Именно он вызвал Клычкова в город в день убийства Борисова, которого знал очень давно и с которым, видимо, хотел разделить какие-то деньги. Но с подставкой Клычкова не получилось, и тогда он, одинаково хорошо владеющий двумя руками, решил подставить Палача, зарезав как левша Важу Дадашвили в ванной комнате.

— Вы можете привести доказательства и назвать имя этого человека? — спросил, нахмурившись, Паоло. — Это очень серьезно.

— Он прямо здесь, в комнате. У старых воров в законе свое собственное кредо. Они никогда не опустятся до контактов с посольством или каким-то сотрудником посольства. А вот у остальных… Этот человек считает, что один из вас был подставкой МВД, и поэтому решил шантажировать российское посольство. Этот человек изменил вашему кредо, он, по существу, предал вас. Посмотрите на него. Он и сейчас держит сигарету в левой руке, — и Дронго эффектно вытянул руку, указывая на Валю Трубочиста. Все вздрогнули. Тот действительно держал сигарету в левой руке.

Под взглядами авторитетов он вскочил на ноги и гневно закричал:

— Он все врет, он все врет, мент поганый!

— Ты ведь действительно уезжал в тот день, — задумчиво проговорил Зверь, — а мне сказал, что едешь на корт. Какого числа убили Генерала, это мы сейчас проверим, прямо по телефону.

И вот тут Трубочист не выдержал. Он понял, что пощады ждать не приходится. Здесь просто собрались не те люди. Он упал на колени и, размазывая слезы, начал кричать:

— Я хотел как лучше! Мне еще Генерал говорил, что среди вас есть… — Он вдруг понял, что говорит, и, пораженный, умолк.

— Договаривай, — сказал, нехорошо улыбаясь, Сказочник, — среди нас есть «стукач». Знаешь ведь, как в лагере свою правоту доказывали? Топором себе либо руки, либо пальцы рубили. Теперь и тебе, дураку, придется. Посмотри на этих людей. Я знаю их по десять-пятнадцать лет. Сука ты.

— Я ручаюсь за всех воров, сидящих с нами, — гордо встал Капустин во весь свой внушительный рост.

— Подтверждаю, — тяжело поднялся за ним Рябой.

— Приговор! — потребовал Палач.

— Нет, — закричал испуганный Трубочист, — я не хочу!

Он вскочил на ноги, толкнул пытавшегося задержать его Сказочника и уже подбегал к дверям, когда раздался выстрел. Это переводчик, неожиданно для всех выхвативший оружие, выстрелил по знаку Рябого прямо в голову убегавшему Трубочисту. Тот, даже не сумев повернуться, с размаху рухнул как подрубленный.

Паоло гневно вскочил.

— Мы так не договаривались, — сердито сказал он, но переводчик уже приставил пистолет к его собственной голове. Все замерли.

— Спокойно, — сказал Рябой, — я еще не расплатился с этими суками, — показал он в сторону приехавших из Цинциннати гостей. Нестор протянул руку и нащупал рукоятку пистолета.

— Мы дали им слово, Рябой, — спокойно напомнил Сказочник, — и с итальянцами ссориться не следовало бы. Это плохо кончится.

— Не твое собачье дело, — усмехнулся Рябой, — свидетелей все равно не будет. Енот, возьми оружие у шерифа.

— Мне говорили, — сказал спокойно Паоло, — что с русской мафией нельзя иметь дело, но я не думал, что это настолько серьезно.

Зверь посмотрел на Сказочника, чуть кивнув ему головой. Если не останутся свидетели, понял Капустин, значит, их участь предрешена. А за свою жизнь он привык бороться до конца.

Енот подошел к шерифу и протянул руку, показывая на переводчика, державшего пистолет у головы Паоло. Шериф, выругавшись, начал доставать оружие, и в эту секунду Сказочник швырнул бутылку. Енот обернулся, и шериф выбил у него оружие из рук. Именно в этот момент резко поднявшийся Нестор выстрелил прямо в лоб переводчику. Тот сполз на землю. Поняв, что проигрывает, Рябой бросился к пистолету своего человека и почти сразу получил несколько выстрелов в грудь и в спину с обеих сторон. Пришедшие в себя итальянские помощники Паоло и шериф буквально расстреляли его в упор, изрешетив все тело. Черные очки Рябого отлетели в сторону, и кто-то в суматохе наступил на них, сломав дорогие темные стекла.

Эпилог

— Как тебе удалось так быстро все просчитать? — спросил его Андрей, когда они сидели в пивном баре у отеля «Рамада». Их задержали всего на сутки, но благодаря стараниям Паоло, которому они, собственно, спасли жизнь, все оставшиеся в живых участники этой встречи были отпущены из полиции. Стрельбу в отеле объяснили буйством сумасшедшего переводчика, ворвавшегося во время заседания в конференц-зал и застрелившего двоих гостей. Рябого хоронили даже торжественно, с музыкой и гостями, приехавшими из разных уголков света.

Дронго переехал в отель «Шератон» и на следующее утро собирался в Нью-Йорк, чтобы улететь домой. Теперь, отвечая на вопрос Андрея, он пожал плечами:

— Это было нетрудно. Когда я просто проверил сроки, все совпало. И потом, подсознательно я всегда помнил о вашем кредо. Не мог настоящий вор в законе пойти на переговоры с посольством. Это противно его пониманию чести. Поэтому я колебался. А когда Клычков сказал, что прилетел в Вашингтон в день убийства Борисова и его по ошибке вызвал Валек, все встало на свои места. Ведь Трубочист был бывшим теннисистом, и у него одинаково хорошая подача с обеих рук. И руки сильные были. Вот почему он Важу удержать сумел. А тот его давно знал, даже не подозревал ни о чем. Слава богу, теперь хоть Нестора отпустят домой.

— Главное, ты не забудь передать в Москву, — оглянувшись, тихо прошептал Андрей, — американцы пытаются наладить контакты с авторитетами нашего уголовного мира. Для этого и пускают их сюда в Америку, выдавая свои въездные визы. Им нужны связи и среди наших воров. Видимо, речь идет о крупной операции против них здесь, в Америке. Они даже вербуют из их числа осведомителей, пытаясь взять под контроль прохождение денег в местных банках.

Дронго кивнул головой.

— А, вообще-то, ты молодец, — восхищенно сказал Андрей, — я бы так не смог.

— Ты меня с собой не сравнивай, — сказал Дронго, — ты сам настоящий герой. Я ведь всегда в уме тебя держал. Твою судьбу.

— Это как повезет, — засмеялся Андрей, — давай, коллега, еще по одной, и спасибо тебе за все!

— Подожди, — попросил его Дронго. Он встал и подошел к стоявшей у стойки молодой долговязой девушке со светлыми волосами.

— Скажите, Джейн сегодня работает?

— Нет, — усмехнулась девушка, — она приходит только в первую смену.

— Ясно, — разочарованно сказал Дронго, — вот мой адрес, — он достал листок бумаги, написал номер своей комнаты, — это отель «Шератон». Если она вдруг появится, вы ей передайте.

— Вряд ли появится, — любезно ответила девушка, — но я передам.

— Нет в мире счастья, — пробормотал Дронго, возвращаясь к Андрею.

— Давай выпьем, — устало сказал он, — хотя в общем-то я не любитель этого дела. Но когда не везет так, как мне, то уже не везет до конца, — он махнул рукой.

Сидевшие за соседним столиком люди Паоло внимательно следили за ним. Их не интересовал его собеседник, им было важно знать, когда наконец столь беспокойный гость покинет их страну. По предварительной договоренности, они должны были сообщать о всех передвижениях этого типа в ФБР. Поэтому они все время смотрели на часы, уже зная, что незнакомец вылетает завтра утром обратно в Москву. И это было для них самое важное.