Циклон «Блондинка»

Глава третья

Каюта превращена в руины. Профессор в растерянности, Эвелин спит. Восходящее солнце выставляет обоих в неблагоприятном виде. Каторжник, несмотря на блестящую аттестацию, вынужден искать применение своим достоинствам в другом месте. Жирный с полным основанием отбивается от некоего шофера, доказывая тем самым свою безобидность. Эвелин отменяет заказ мистера Вильмингтона на ужин и собственноручно накрывает на стол. Гордон ищет Будду у него в доме.

Эвелин, ценой долгих усилий очистив одежду от грязи, поспешила в кают-компанию. Она и сама понять не могла, отчего присутствие профессора приводит ее в такое смущение. Как это ни глупо, но она перед ним потупляет взор, словно девчонка! После ужина Эвелин тотчас же удалилась к себе в каюту и, закончив приготовления ко сну, вознамерилась почитать.

Впервые в жизни она плыла на пароходе. Море, как и обычно в Ла-Манше, было подернуто зыбью. У девушки закружилась голова, и, отложив книгу, она решила немного проветриться на свежем воздухе. На палубе, кроме нее, никого не было. Тяжелая, мрачная ночь спустилась над морем.

Эвелин прогулялась до самой кормы и, почувствовав себя лучше, повернула обратно. Судно казалось вымершим, словно на нем путешествовала она одна. Нигде ни пассажиров, ни матросов. Эвелин ускорила шаги. Когда до каюты оставался какой-нибудь десяток метров, не более, она застыла на месте как вкопанная.

У двери ее каюты стоял какой-то человек. Каторжник!

Она прижала руки к отчаянно колотившемуся сердцу. Что же делать? Впрочем, ведь не решится же он напасть на нее здесь, на судне, смешно подумать!.. Однако напрасно Эвелин пыталась успокоить себя. Волнующие события последних дней, непривычное морское путешествие, пребывание в одиночестве привели ее в истерическое состояние. Она дрожала всем телом.

Огромный лысый человек стоял, широко расставив ноги, и огонек сигареты на мгновение выхватил из темноты очертания его изуродованного шрамом профиля.

Внезапно решившись, Эвелин шагнула было к каюте, но каторжник плотно загораживал вход, неподвижно застыв на месте и оборотясь к ней лицом…

Господи, что же делать?!

И тут она увидела рядом чью-то каюту, где горел свет. От ужаса у нее стучали зубы, и тело уже не дрожало межой дрожью, а судорожно сотрясалось. Неосознанно, ведомая инстинктом панически напуганного человека, она ринулась в эту спасительную каюту.

— Меня зовут Эвелин Вестон. Умоляю, позвольте мне провести эту ночь у вас… Меня преследуют!

Пожалуй, профессор не так удивился бы, если бы к нему в каюту вломился носорог, чье чучело мечтательно обозревало обстановку его лондонской квартиры, и, извинившись за вторжение, предложил бы сыграть в покер… Кстати, подобная ситуация была бы для Баннистера предпочтительнее, поскольку с охочим до карт носорогом ему легче было бы найти общий язык, чем с этой дамочкой в лиловой пижаме и шлепанцах, которую зовут Эвелин Вестон и к тому же преследуют.

Баннистер сразу же решил, что разумнее всего будет подняться с кресла, однако неловкость ситуации усугубил его давний недруг — чайный стакан, который, воспользовавшись удобным моментом, тотчас грохнулся на пол. Да и салфетка, подобно омерзительному полипу, исподтишка зацепилась бахромой за пиджачную пуговицу лорда и поползла по столу, увлекая за собой сахарницу, спиртовку, книгу и, наконец, бутылку рома.

Беспрецедентный случай: к вам входит женщина, и в тот же миг все вокруг падает и рушится! Каюту наполнил предсмертный звон бьющейся посуды, а рассыпавшийся сахарный песок безмолвно агонизировал, растворяясь в луже рома посреди ковра.

— Чем могу быть полезен? — промолвил лорд Баннистер упавшим голосом.

Девушка тоскливым взглядом уставилась на груду осколков, некогда составлявших сервировку стола.

— Прошу вас… Позвольте мне провести здесь оставшуюся часть пути. Ведь мы скоро приплываем… Меня преследуют…

— Я могу проводить вас до каюты…

— Нет, нет, на это я пойти не могу! Чтобы из-за меня и вас… чтобы вы пострадали… Возле каюты меня подстерегают убийцы, один из них только что отсидел шесть лет… Простите, я, пожалуй, пойду… — И девушка повернула к двери.

Профессор видел, что она дрожит от страха. Ну как выгонишь такую из каюты? Он взял девушку за руку. Рука ее была холодна как лед.

— Садитесь, пожалуйста, и прежде всего выпейте немного виски.

Девушка села и, выпив виски, чуть успокоилась. Зато беспокойство лорда Баннистера лишь возросло.

— Все же ваши аргументы недостаточно убедительны, — сказал он.

— За мною гонится убийца… Он подкарауливает у двери… я не решаюсь даже дойти до своей каюты… — запинаясь, промолвила Эвелин.

— Но и в моей каюте вам нельзя оставаться до утра. Это повредит моей репутации, а кроме того, противоречит моим принципам.

— Вы правы, милорд… — Она направилась к двери, но была так жалка в своем страхе, что профессор преградил ей дорогу.

— Нет, я не могу вас так отпустить! — Он нервно расхаживал по каюте, и мелкие монетки позвякивали у него в кармане в такт шагам. — Мне кажется, нет ничего предосудительного, если женщина в таком взволнованном состоянии проведет несколько часов в обществе врача. Прошу вас, садитесь. Скоро рассветет и мы прибудем в Кале. — Он не слишком дружелюбно произнес эти слова, поэтому счел нужным добавить: — Извините, что я так раздражен, но, в конце концов, личная жизнь джентльмена — не проходной двор!

Профессор и в самом деле был раздражен. Демонстративно сев за стол, он раскрыл книгу и погрузился в чтение. Эвелин, сгорая от стыда, грустно смотрела на Баннистера. Затем опустилась на колени и начала подбирать с ковра плачевные последствия своего вторжения в чужую каюту. Профессор невольно покосился в ее сторону. Гм… она производит впечатление девушки из хорошей семьи. А ведь, наверное, какая-нибудь авантюристка или того хуже…

— Не утруждайте себя, — сказал он, — утром стюард все уберет.

— Господин профессор… поверьте, я очень сожалею!

— Нам остается лишь примириться с ситуацией. Несколько часов как-нибудь скоротаем, и, надеюсь, дело не дойдет до сплетен. Во всяком случае, мне бы этого не хотелось. А чего, собственно, от вас добиваются ваши преследователи, мисс Вестон?

— Я пытаюсь разыскать старинную фамильную драгоценность, а некий преступник-убийца случайно узнал об этом и теперь неотступно преследует меня.

— Весьма сожалею. Мне вообще жаль людей, которые не щадят усилий и обрекают себя на муки ради преходящих благ. Деньги, фамильные драгоценности… Если бы вы изучали философию, мисс Вестон, вам было бы известно изречение Аристотеля: «Что не вечно, то не истинно».

— Я изучала философию, милорд, и, насколько мне известно, это изречение принадлежит не Аристотелю, а Гермесу Трисмегисту.

Воцарилось тягостное молчание. Лорд Баннистер знал, что он не силен в философии. И собственный промах он воспринял так болезненно именно потому, что удар пришелся в самое уязвимое место.

— Ночная пора не располагает к научным диспутам, — сдержанно парировал он. — К тому же, если я правильно понял, вы не для этого собирались воспользоваться моим гостеприимством.

И Баннистер вновь склонился над книгой. Долг джентльмена защитить даму, которой якобы угрожает опасность, но беседовать с ней вовсе не обязательно. В особенности если у нее хватает дерзости поправлять ученого с мировым именем. А если она к тому же еще и оказывается права, то такая дерзость тем более должна быть наказана. Эвелин испуганно опустилась в кресло позади лорда Баннистера и больше не проронила ни слова.

Профессор сидел, уставясь в книгу, но читать был не в состоянии. Очень рассердила его эта особа. Вот уже второй раз врывается она в его спокойную жизнь, словно вспышкой молнии озаряя все вокруг своей белокурой гривой. Как циклон!

Да, это сравнение как нельзя более уместно. Профессору доводилось наблюдать в тропиках душное затишье, когда ни один листок не шелохнется, а весь воздух напоен жаркой истомой, — и вдруг налетает ураган!..

Профессор постепенно пришел к убеждению, что слишком сурово обошелся с этой сведущей в философии сестрой природной стихии. Что, кстати, поделывает девушка? Затаилась, как мышка, сидит, наверное, в тоске и печали, а может, и плачет.

Баннистер обернулся, чтобы молвить гостье приветливое слово.

Эвелин спала.

С полуоткрытым ртом, с безвольно поникшей на спинку кресла головой, она спала, как младенец.

Профессор вынужден был признать, что девушка очень хороша собой.

Пробурчав себе под нос нечто невразумительное, Баннистер продолжал чтение, время от времени бросая на Эвелин озабоченные взгляды. Но та спала беспробудным сном. Должно быть, она очень устала.

Так прошло часа полтора. Девушка спокойно спала, профессор беспокойно читал.

Занималась заря.

Баннистер встревожился не на шутку. Скоро пароход прибудет в Кале, самое время барышне отправляться к себе в каюту, прежде чем остальные пассажиры проснутся и выйдут на палубу…

— Мисс Вестон!

Девушка испуганно встрепенулась. В первый момент она силилась понять, где находится, а затем залилась краской смущения. Лишь чрезвычайные события последних дней настолько выбили ее из колеи, что ночная встреча с Гордоном могла повергнуть ее в панический страх.

— Господин профессор, умоляю простить меня!

— Нервозность современных женщин для меня не новость, — великодушно махнул лорд рукой. — А теперь тихонько отправляйтесь к себе в каюту, чтобы вас никто не заметил.

Он проводил Эвелин до двери и вышел вместе с ней на палубу. И туг разразилась катастрофа! Сам дьявол не смог бы подстроить все с такой ловкостью. На палубе, прямо напротив каюты лорда, в ожидании восхода солнца стояли мэр Парижа со своей словоохотливой супругой и газетчик Холлер. Эвелин и профессор сразу же заметили честную компанию. Но и их заметили тоже. Все, как по команде, уставились на них: сам мэр, его не в меру общительная супруга, газетчик Холлер и ясное солнышко, только что взошедшее над Каналом.

Эвелин была в лиловой пижаме, профессор — в превеликом смущении… Несколько секунд царило неловкое молчание, затем его нарушил мэр.

— Значит, все-таки решили насладиться восходом, милорд? — бодро провозгласил он. — Да и леди Баннистер, я смотрю, тоже любительница природы!

Холлер тем временем схватил висевший у него на груди «кодак», запечатлел ошеломленную молодую пару в лучах восходящего солнца, а в следующий момент подошел к ним представиться.

— Рад с вами познакомиться, леди Баннистер. Редактор Холлер…

Мэр Парижа и его болтливая супруга также представились. Ни один из них не усомнился в том, что выходящая из каюты профессора дама может быть только его женой. Эвелин не решалась и рта раскрыть, лорд Баннистер бормотал нечто нечленораздельное. Оба не успели прийти в себя, как злополучная троица тактично удалилась. Страстные любители природы истолковали смущение молодой пары костюмом Эвелин: все же светской даме не пристало знакомиться в неглиже. Напрасно Холлер подошел к ним, выговорила газетчику словоохотливая супруга мэра.

— Я сделала что-то не так… — испуганно пролепетала Эвелин, когда они остались вдвоем.

— Милая мисс Вестон, вы как циклон, только еще опаснее. Знаете, что вы натворили? Я только что развелся с женой, причем в глубокой тайне от всех. А сейчас эти люди приняли вас за мою супругу. Необходимо немедленно рассеять их заблуждения.

— Но, милорд, что же тогда они подумают обо мне?! Да и о вас тоже! Надеюсь, я имею дело с джентльменом, который знает, какие обязательства налагает на него забота о репутации дамы.

— Сожалею, мисс Вестон, но я не собираюсь снова жениться.

— Я и не имела в виду столь радикальные меры. По-моему, будет вполне достаточно, если в Кале мы сойдем с парохода вместе, ведь мы вот-вот прибудем. А это короткое время пусть ваши знакомые пребывают в убеждении, будто я ваша жена. Тогда никто не узнает, сэр, что вы развелись. В порту, когда ваши знакомые уйдут, я поблагодарю вас за любезность, и — обещаю — больше вы меня не увидите.

— Вашу руку!

Теперь оставалось пережить лишь несколько неприятных минут в порту. Там они раскланялись с газетчиком и мэром, которые все время называли Эвелин «миледи», отчего профессор ежеминутно заливался краской. Но наконец они остались одни. Баннистер ждал, пока выгрузят на берег его роскошный «альфа-ромео», который он приобрел всего несколько дней назад. Эвелин велела носильщику доставить ее багаж к парижскому экспрессу, и они с профессором распрощались.

— Я вам глубоко признательна, и… мне очень стыдно перед вами, — промолвила Эвелин и, опечаленная, медленно пошла прочь.

Профессор смотрел ей вслед. Кто же она, эта девушка? Ясно одно — натура незаурядная. И действительно очень мила. Без нее даже как-то пустовато… Сколько осложнений внесла она в его жизнь! Теперь в Париже придется выкручиваться, лгать направо и налево, объяснять, почему он один, без супруги. А Баннистер ненавидел ложь. Ненавидел в первую очередь потому, что она вносит в жизнь множество неудобств, а профессор любил покой и удобства. И все-таки девушка она милая…

И вновь он видел перед собой картину: Эвелин спит в кресле, как большое дитя; белокурая головка склонилась к плечу, нежный рот полуоткрыт.

Эвелин грустно сидела, забившись в угол купе пульмановского вагона. Пока профессор был рядом — пусть хоть на несколько часов, — она поняла, как это хорошо, когда несчастной, преследуемой бандитами девушке обеспечена мужская поддержка. Теперь опять она осталась одна как перст.

Пассажиров в поезде было мало. Ей удалось отыскать незанятое купе. Вдоль дороги, чередуясь, мелькали возделанные поля и рощицы, а поезд, как бы кичась собственной скоростью, пренебрежительно гудя, летел мимо небольших станций.

Дверь купе распахнулась.

— Вы позволите?

В купе вошел высоченный человек — череп лысый, нос обезображен давним шрамом.

Удивительно, однако на сей раз Эвелин не впала в панику. Страх, охвативший ее ночью на пароходе, был скорее следствием взбудораженных нервов, нежели проявлением природной трусости. Конечно, она и сейчас боялась этого человека, но не так, как прежде.

Девушка молча кивнула, как бы отвечая на вопрос и в то же время пресекая попытки пришельца завязать разговор. Она отвернулась и снова стала смотреть в окно. У насыпи козы щипали траву.

— Напрасно, мисс Вестон, вы уклоняетесь от разговора. Не мешает познакомиться с партнером по игре.

Эвелин холодно, спокойно повернулась к говорящему.

— Мне нет нужды знакомиться с вами, поскольку я знаю вас. Вы каторжник Чарльз Гордон, только что освободившийся из Дартмура, и пытаетесь похитить наследство Джимми Хогана. На вашем языке это называется «партнер по игре»?

Каторжник ухмыльнулся.

— Если бы я намеревался похитить Будду, я бы поостерегся заводить знакомство с вами. Ведь тогда, случись преступление, вам ничего не стоило бы напустить на меня полицию.

Его рассуждения звучали вполне логично.

— Чего же вы хотите?

Гордон достал портсигар.

— Позволите закурить, мисс Вестон?

— Пожалуйста.

— Я предлагаю вам заключить союз. Мой опыт и находчивость увеличат ваши шансы отыскать статуэтку. Думаю, вам ясно, что добывать алмаз придется способами, до известной степени преступными. Камешек, правда, является вашей законной собственностью и стремление завладеть им не противоречит закону, но для этого вам придется присвоить статуэтку, которой по праву владеет другой человек, пусть даже ее содержимое принадлежит вам. Вряд ли вы станете сообщать эти подробности владельцу Будды, а значит, путь, ведущий к цели, основан на обмане или краже. Без ложной скромности смею вас заверить, что, будучи профессионалом, я всегда действовал с отменным успехом и Скотленд-ярд мог бы дать мне блестящую аттестацию. С вашей стороны было бы, мягко говоря, ребячеством отказываться от столь выгодного предложения, тем более что я претендую всего лишь на половину.

— Если я правильно поняла, вы желаете вступить со мной в долю?

— Совершенно верно.

— Могу я говорить без околичностей?

— Люди моей профессии не отличаются особой чувствительностью.

— Хорошо. Тогда примите к сведению, что нет на свете такого прекрасного алмаза или такого огромного наследства, ради которого я согласилась бы иметь партнером негодяя.

Каторжник задумчиво смотрел в окно и медленно, глубоко затягивался сигаретой.

— Не знал, что вы придаете такое значение этикету.

— Так знайте же!

— Однако у этого дельца есть еще один аспект, заслуживающий внимания. Разумеется, я намерен завладеть статуэткой даже в том случае, если вы отвергнете мое предложение, и тут уж все средства будут хороши. Возможно, мне придется обокрасть вас, или поприжать, или пришить, наконец… Ведь если мы не придем к соглашению, я не обязан придерживаться правил честной игры.

— Вполне возможно. А теперь, когда мы с вами все обсудили, извольте перейти в другое купе.

— Еще одно слово…

— Но только последнее!

Каторжник побагровел от злобы.

— Неужто вы всерьез решили со мной тягаться?! — воскликнул он. — Ведь вы же видите, что я обошелся без регистрационной книги и все равно иду к цели вровень с вами!

— Вы идете не вровень со мной, а следуете за мной по пятам!

— И впредь буду делать то же самое!

Эвелин пожала плечами.

— Надеюсь, что рано или поздно мне удастся вас обойти. Ну а если не удастся, пусть алмаз достанется вам… — Она поднялась с сиденья. — Хотите, чтобы я потянула за стоп-кран?

— Нет-нет, я ухожу… Только с вашей стороны было бы гораздо разумнее отдать мне регистрационную книгу. — Мошенник умолчал о том, что, когда Эвелин при таможенном досмотре раскрыла свои чемоданы, он приметил желанную добычу в желтом чемодане, том, что поменьше. — Тогда пятьдесят процентов будут ваши…

— Считаю до трех и дергаю стоп-кран.

Каторжник, подобно опереточному герою, оскорбленному в своих лучших чувствах, щелкнул каблуками:

— До свидания!

— Раз… два…

Дверь купе захлопнулась.

Гордон, пройдя в вагон третьего класса, присоединился к своим дружкам: он ввел в дело двух давних своих сообщников, и те от самого Лондона ехали вместе с ним.

— Барышня заупрямилась, — сказал он, обращаясь к одному из бандитов. — Валяй, действуй теперь, как условились, Райнер.

Тот, кого звали Райнером, — седой господин меланхолического вида и с моноклем, походивший скорее на коммивояжера, но отнюдь не на грабителя и убийцу, — отозвался уныло-плаксивым тоном:

— Ладно, ладно, заметано… У тебя случайно не найдется сегодняшней газетки?

В душе Эвелин отнеслась к словам каторжника вовсе не с таким холодным безучастием, какое выказала внешне. Его заявление звучало весьма убедительно: конечно же, где ей тягаться с каторжником, который по части грабежей и убийств располагает превосходной аттестацией.

Что же делать? Ради того, чтобы завладеть своим законным наследством, вступать в сделку с бандитом, составлять общий план действий с убийцей? Что, бишь, говаривал дядюшка Брэдфорд? Ах да: «Честность подобна первоклассному мужскому портному: ей не пристало идти на уступки».

Будь что будет, Эвелин принимает вызов!

Повсюду существует полиция, повсюду сыщется джентльмен, который в нужную минуту придет на помощь даме. А если нет? Ну что ж, значит, надо расстаться с мечтой о богатстве, только и всего. Да и что мошенник может против нее предпринять?

Когда поезд прибыл в Париж, Эвелин получила ответ на этот вопрос. Невысокий седой носильщик подхватил ее желтый чемодан — тот, что поменьше, — и помчался с ним к выходу с перрона.

Эвелин, стоя у вагона, ждала, когда он вернется за другим чемоданом.

— Прошло добрых минут десять, а носильщик все не возвращался. Более того, он вообще не вернулся, унеся желтый чемоданчик с регистрационной книгой. Будь Эвелин лично знакома с пассажирами третьего класса, она бы не сомневалась, что носильщик этот — не кто иной, как Райнер, перед самым прибытием поезда с помощью фуражки и куртки изменивший свою внешность соответственно намеченной роли.

«Хорошо еще, — подумала Эвелин, — что я вырвала из регистрационной книги нужную страницу и спрятала в другой чемодан».

Гордону стало не до шуток, когда он, старательно перелистав книгу, не обнаружил как раз той страницы, где среди прочих торговых сделок за май месяц значилась и продажа статуэтки.

— Ума не приложу, чего ты так убиваешься, — недоуменно заметил Райнер, наблюдая, как Чарльз Гордон бьет себя кулаком по лбу. — Продолжим наблюдение за девчонкой, и все будет в ажуре. Выяснится же рано или поздно, кого она разыскивает в Париже, а значит, у того человека и алмаз.

— Уж очень просто у тебя все получается! А где гарантия, что она снова не обведет нас вокруг пальца?

— Вряд ли ей это удастся. В данный момент ее пасет Жирный, так что скорее всего она прямиком выведет нас на владельца алмаза. Ведь его адрес мы и не смогли бы раздобыть другим путем, учитывая, что ты вышел на свободу несколькими часами позже того, как девчонка начала действовать. Вот в чем неудобство тюремной жизни: в тот момент, когда тебе приспичило, из-за решетки не выйдешь. Где ты собираешься обедать?

Гордон иной раз готов был на стенку лезть от этих неожиданных и, как правило, весьма прозаических вопросов Райнера.

— Спасибо, сыт по горло!

— Тогда рекомендую выпить кофейку в «Кафе Ром», но только поднимись на второй этаж, там кофе варит одна турчанка, и… Эй, чего ты тяжелыми предметами швыряешься?!

В сантиметре от его головы пролетела здоровенная книга.

Райнера, обосновавшегося в «Кафе Ром», после обеда позвали к телефону.

— Дамочка без конца пересаживалась с автобуса на автобус, — доложил Жирный, — видать, догадалась, что за ней следят, и хотела избавиться от хвоста. Ясное дело, ничего у нее не получилось. В конце концов она заявилась на рю Мазарини, семь, а оттуда направилась на рю Сальпетриер, двенадцать, к директору бюро путешествий «Колумб». Сейчас она находится там, а я говорю из телефонной будки напротив, так что увижу, как она выйдет, и двинусь за ней. Передай Гордону, что на рю Мазарини она справлялась насчет миссис Брэндс и узнала, что в той квартире проживает Эдвард Вильмингтон, директор бюро «Колумб». Либо статуэтка находится у него, либо он может навести на след. Неплохо бы Гордону наведаться к этому Вильмингтону и в лоб спросить, где статуэтка.

— Ладно, я передам Гордону. Он скоро должен сюда прийти.

— Ну, тогда я побежал, а то девица вышла…

— Алло, погоди!

— Чего тебе?

— Не знаешь случайно, скачки сегодня состоятся?

Жирный молча повесил трубку.

На рю Мазарини девушку ждали неутешительные вести. Мать лейтенанта Брэндса полгода назад скончалась. Вскоре умерла и ее дочь, миссис Вильмингтон, и теперь в квартире проживает один мистер Вильмингтон. Все ему сочувствуют: надо же какое несчастье, в такой короткий срок лишиться жены и тещи…

Поначалу Эвелин часто меняла транспорт, чтобы на случай, если каторжник выслеживает ее, скрыться в толпе пассажиров. Время от времени она оборачивалась, однако ни разу не заметила Гордона.

Судя по всему, ей удалось оторваться от преследования!

Однако Эвелин ошибалась.

За ней неотступно следовал Корнед Биф, поэтому, сколько бы Эвелин ни оборачивалась назад, она и не могла увидеть каторжника. А вот коренастого, кричаще одетого человека — на противоположной стороне рю Мазарини он поднял укатившийся мячик и с отеческой улыбкой вручил его малышу — она не знала. Между тем этот любезный господин и был Жирный, заслуживший свое прозвище мощной комплекцией и отсутствием ума.

С рю Мазарини девушка тотчас же поспешила в бюро путешествий «Колумб» и вскоре предстала перед мистером Вильмингтоном.

Директор бюро путешествий оказался худощавым, элегантно одетым господином с изысканными манерами; его глаза поражали своей яркой голубизной, и весь облик его был моложав, несмотря на пробивающуюся в волосах седину. Стало быть, вот он каков, незадачливый зять лейтенанта Брэндса и вероятный владелец статуэтки стоимостью в миллион фунтов стерлингов.

— Меня зовут Эвелин Вестон.

— Чем могу быть полезен, мисс Вестон?

— Я пытаюсь разыскать старинную семейную реликвию. Это квадратная шкатулка, крышка которой украшена керамической статуэткой Будды; он изображен сидящим с низко опущенной головой.

— Мне знакома эта вещица.

— Насколько мне известно, лет пятнадцать назад ее приобрел господин лейтенант, а впоследствии она перешла к миссис Брэндс, не так давно скончавшейся.

— Да-да, я представляю себе, о чем идет речь. Среди безделушек моей покойной тещи действительно была такая фигурка. Теща очень любила подобные вещицы… Теперь все хранится у меня.

— Вот именно… я бы хотела… приобрести эту шкатулку… — Голос Эвелин прерывался от волнения. — Сами понимаете, семейная реликвия…

— Весьма сожалею, мисс Вестон, однако я не намерен распродавать вещи, которые мне дороги как память о теще.

— Но шкатулка с Буддой действительно находится у вас?

— О да! Как я уже сказал, теща любила подобные безделушки, и после нее их осталось немало. С каждой связаны определенные семейные воспоминания, и я ни за какие деньги не расстанусь ни с одной из них. Так предписывают английские фамильные традиции…

— Но ведь, насколько мне известно, эти вещи являются собственностью господина лейтенанта…

— Тем более. Память о моем несчастном шурине для меня священна. Так что ни статуэтка Будды, ни какие бы то ни было другие памятные предметы не продаются.

В этот момент мистера Вильмингтона позвали к телефону; он договорился с кем-то о встрече, а затем велел секретарше заказать у Феликса Потэна холодный ужин на две персоны. Возвратившись к разговору с Эвелин, он в довольно резкой форме повторил свой отказ, и все же у девушки осталось сомнение, действительно ли Будда хранится у него.

Логично было предположить, что, если статуэтка цела, она находится у Вильмингтона дома.

Эвелин вышла на улицу растерянная. Застрять у самой цели… Ну нет, она с этим не смирится! Возможно, дух старого каторжника — ее благодетеля — вдруг поспешил ей на выручку, а вернее всего, свершилось чудо: барышню с гуманитарным образованием ненароком осенила весьма практичная мысль. Нет и еще раз нет, она от своего не отступится, она изыщет способ проникнуть в дом к Вильмингтону. Взломает замок, если другого выхода не будет…

Эвелин ужаснула собственная дерзость.

Из ближайшей телефонной будки она позвонила к Феликсу Потэну.

— Говорит секретарша мистера Вильмингтона из бюро «Колумб». По просьбе шефа я только что заказала у вас ужин на две персоны… Да, да — рю Мазарини, семь… Будьте любезны аннулировать заказ… По всей вероятности, завтра… Благодарю…

Эвелин положила трубку. И в этот момент увидела через стекло на противоположной стороне улицы кричаще одетого коротышку… Сегодня он попадается ей на глаза уже третий раз… Совсем недавно на рю Мазарини он подал малышу укатившийся мяч.

Девушка поняла, что толстяк следит за ней. Господи, как же у нее не хватило ума сообразить раньше! Конечно же, каторжник пустил по ее следу другого человека, ей незнакомого, чтобы тем вернее и без лишних хлопот достичь своей цели.

Впрочем, следит он за нею или нет, а от этого субъекта надо избавиться.

Эвелин вышла из телефонной будки и, словно не замечая толстяка, торопливо пошла своей дорогой. На углу она села в такси и назвала адрес своей гостиницы. Чуть погодя Эвелин обернулась и в заднем стекле увидела, что следом за такси идет машина; по всей вероятности, этот тип в кричаще пестром костюме решил не отставать от нее. Она обратилась к шоферу:

— Месье, вот вам десять франков… Меня преследует какой-то навязчивый тип. У ближайшего перекрестка сверните за угол и притормозите, чтобы я смогла выскочить. А затем некоторое время попетляйте по улицам, чтобы увести моего преследователя подальше.

Шофер с ухмылкой взял деньги. У ближайшего перекрестка он свернул за угол и тотчас притормозил, не останавливая машины.

Эвелин выскочила из такси и вбежала в первый попавшийся подъезд.

Шофер дал газ и помчал дальше. Вся операция заняла несколько секунд. Вторая машина, в которой сидел Жирный, тоже повернула за угол. Хитрость Эвелин удалась. Коротышка продолжал неотступно следить за машиной, хотя девушки там уже не было. А поскольку водителю пустого такси требовались свечи зажигания, то он — в сопровождении гангстера — отправился к дешевой мастерской чуть ли не на другом конце города, около знаменитого кладбища Пер-Лашез.

Тут Жирный почуял неладное. Он отпустил свое такси и поспешил к первой машине. Она оказалась пустой.

— Где дама? — спросил мошенник у шофера.

— А разве в машине ее нет?

— Нет.

— Поищите получше, может, она спряталась под сиденьем.

— Вы что, вздумали со мной шутки шутить?

— Да. Но, видно, шутки не всякий понимает, — проговорил шофер тоном, не предвещающим ничего хорошего, зажав в руке тяжелый разводной ключ, словно индейский томагавк.

Жирный и сам был не прочь подраться, тем более что ситуация тянула на классический случай самообороны, но таким способом вряд ли можно было рассчитывать на получение информации, поэтому пришлось пустить в ход пряник.

— Видишь десять франков?

Разводной ключ плавно опустился и, враз утратив свой воинственный вид, мирным бытовым инструментом поник в руке водителя.

— Итак, где же дама вышла?

— Когда мы свернули с набережной на бульвар Сен-Мишель, я притормозил и она выскочила из такси. Дама сказала, что ее преследует какой-то нахал… Я и поверил.

— Ну а что вы думаете теперь, когда мы, можно сказать, познакомились?

— Теперь-то я в этом уверен.

Жирный выяснил для себя главное и понял, что с этой минуты у него руки развязаны. Надо как следует всыпать шоферу. Что ни говорите, а право на самооборону сохраняется даже задним числом. Бандит вырвал у водителя разводной ключ и бросил его в сторону, а затем несколько минут колошматил незадачливого шутника. Чтобы не запачкать своего экстравагантного костюма, Жирный схватил шофера за горло и плотно прижал его к стене. Конечно, при работе одной рукой эффект получается не тот, но гангстер старался компенсировать неизбежные потери, время от времени пиная жертву ногами.

Пожилой владелец ремонтной мастерской отодвинул подальше от дерущихся канистру с маслом и сел на нее, чтобы со всеми удобствами насладиться сим незаурядным зрелищем. Наконец Жирный отпустил измордованного шофера и щелчком стряхнул с пиджака кусочек штукатурки.

— Значит, по-твоему, я нахал, способный приставать к дамам?

Шофер захлебывался кровью.

— Гм… если присмотреться поближе, вы производите впечатление человека вполне смирного.

— Вот это другой разговор! Тогда живо подбрось меня к «Кафе Ром».

Владелец мастерской вручил клиенту свечи зажигания, наполнил бак бензином, шофер сел на водительское место, захлопнул дверцу и помчал своего воинственного клиента в пестром костюме к центру города.

Жирный с взволнованным видом ворвался в кафе. Господин Райнер, он же грабитель и убийца, как раз играл в шахматы с неким доктором медицины.

— Прошу прощения, — проронил он, заметив своего приятеля, и встал. — Следующий ход мой.

Выслушав полный самооправданий невеселый отчет коротышки, Райнер изрек следующее:

— Напрашивается любопытный вывод! Гордон заранее предвидел, что дамочка обведет тебя вокруг пальца. По-моему, либо она не из начинающих, либо ты стал сдавать. Судя по всему, стальные челюсти времени не щадят даже грабителей, ведущих размеренный образ жизни… Гордон отбыл в бюро «Колумб», откуда ты звонил. Нам велено дожидаться здесь. Такова повестка дня.

— Кто бы мог заподозрить в зеленой девчонке такое подлое коварство! — пожаловался Жирный.

— Что и говорить, это был запрещенный прием по отношению к доверчивому преступнику. А кстати, во что обходится теперь поездка на такси до Пер-Лашез?

Гордон вернулся в кафе возбужденный.

— Где девица?

— Мистер Гордон… — запинаясь, пробормотал Жирный, — девица сбежала… выскочила из машины.

Гордон от злости скрипнул зубами.

— Ну что за остолоп! Живо отыщи лорда Баннистера и не спускай с него глаз. По всей вероятности, он пожелает встретиться с мисс Вестон. Профессор остановился в отеле «Риц», возможно, через него нам снова удастся напасть на след девицы. Все сведения сообщать сюда. Ты, Райнер, останешься за связного, а я пошел.

— Куда?

— За Буддой. Он проживает на рю Мазарини, в доме номер семь.

— Может, сперва попьешь кофейку? — предложил Райнер.

— Идиот!

Освободившись от преследователя, Эвелин повернула обратно вдоль набережной. Она остановилась у лавчонки подержанной одежды, внимательно осмотрела витрину, затем вошла внутрь.

— Мне нужно темное платье для горничной. И дайте к нему кружевной передник, как тот, что на витрине.

Эвелин переоделась, не выходя из лавчонки. В другом магазинчике по соседству купила черную лаковую сумку и сложила туда свою одежду. Покончив с экипировкой, она отыскала поблизости магазин фирмы «Феликс Потэн», торгующий деликатесами, что не составило труда, ведь Потэн имел магазины во всех районах Парижа. Она попросила упаковать ей холодный ужин на две персоны, затем поспешила на рю Мазарини и позвонила у дверей квартиры Вильмингтона. Ей открыла служанка.

— Я от фирмы Потэна, доставила ужин.

— Как же, знаю! — буркнула женщина. — Оставьте здесь, пожалуйста.

— Если позволите, я сама накрою на стол и расставлю закуски. Ужин от Потэна хорош, лишь когда он должным образом сервирован.

— Делайте как хотите…

Эвелин проворно и ловко накрыла на стол, разложила на блюдах принесенные закуски. Прислуга тем временем возилась с уборкой где-то в глубине квартиры, и Эвелин воспользовалась этим. Выйдя в прихожую, она громко хлопнула дверью, а сама спряталась в уголке между гардеробом и стеной. Служанка лениво прошлепала к двери проверить, хорошо ли она закрыта, и снова ушла в комнаты. Минуло с полчаса. Тем временем наступили сумерки. Эвелин стояла в своем укрытии не шелохнувшись. И наконец счастье улыбнулось ей. Уборщица вышла в пальто и шляпке, держа в руках сумку и зонт. «Наверное, она приходящая и, значит, сейчас возвращается домой», — радостно подумала Эвелин. Так оно и было.

Девушка осталась в квартире одна.

Торопливо пройдя в гостиную, она включила свет. От страха и волнения теснило грудь. В гостиной стояли три витрины, набитые всякими безделушками. Эвелин по очереди осмотрела каждую витрину и убедилась, что Будды там нет. Дверь комнаты была распахнута, так что видна была соседняя гостиная, поменьше. И вдруг одно из окон соседней гостиной медленно отворилось. Сперва на подоконнике показались руки, а следом вынырнула и лысая голова. Отчетливо можно было различить бандитскую физиономию и нос, обезображенный шрамом.

Гордон, каторжник!

От ужаса Эвелин застыла на месте.