Цитадель "Вихрь"

Мысль 10

Очередное утро начинается с дребезжания Сойкиного будильника. Нет, что бы там ни говорили на лекциях по физике, а самой большой силой притяжения на свете обладает моя подушка в семь утра. И что самое обидное, соседка спит и не слышит — вставать и выключать локальную сирену приходится мне.

Кое-как соскребаю себя с постели. На красном табло-дисплее горят цифры: без четверти восемь. Оказывается, несчастный будильник надрывался уже сорок минут, а мы спим, как убитые. Теперь понятно, почему каждая сирена тревоги сопровождается ощутимой вибрацией — некоторых особо уставших и пневмопушками не разбудишь. Что уж там какая-то… радиация.

Тренировка через пятнадцать минут, а мы еще толком не проснулись! Чует моя… кхм, душа, устроит нам Ветер и бурю, и ураган. Расталкиваю соседку, и пока она оккупирует ванную, я нагретым электроном летаю по комнате, втискиваюсь в форму, заправляю свою постель и, немного подумав, Сойкину — а мысленно записываю, что за это надо будет выпросить у нее вторую порцию сока, если будет вишневый. Все равно она его не пьет, а я обожаю. Расчесывать мне почти нечего, умоюсь по дороге салфетками. Поторапливаю мою сонную подругу, и вот уже через двенадцать минут мы вылетаем из жилого блока, сшибаем выползший из-за угла робот-пылесос, скатываемся на лестницах по перилам (Сойка еще успевает ворчать на меня за то, что не дала ей накраситься как следует) и влетаем в зал за две минуты после сигнала, уставшие заранее.

Мальчишки уже построились на кросс, а мы топчемся в шлюзе. Антисептик, не дождавшись, обрабатывает нас сам, встроенные в пол щетки быстро чистят подошвы, а наставник ничем не выражает своего недовольства. Дорого бы я дала за такую выдержку.

— Сверхурочное дежурство, — коротко говорит он совершенно спокойным и обыденным голосом, но мы переглядываемся и понимаем, что спорить бесполезно: сами виноваты. — В конец строя. Десять минут по периметру — бегом марш!

— Ты еще позже могла меня разбудить? — возмущенно шипит Сойка, стоит нам только поравняться.

— Ты еще крепче могла заснуть? — вторю я ей. Не вижу ничего катастрофического в сверхурочном дежурстве, кроме того, что мы опять ляжем позже всех. Что ж, надо переходить на солнечную энергию и заряжаться от дневного света. Наверное, на нашей базе возможно и такое.

День не задается с самого начала. Несмотря на то, что я изо всех сил стараюсь выполнять рекомендации наставника, спарринги у меня никак не ладятся: сначала Варяг, а потом и Север легко расправляются со мной на ринге. Песок путается в волосах и скрипит на зубах, колени и спина горят огнем от падений, а мальчишки только сочувственно вздыхают: поначалу они пытались поддаваться, но сначала я сама прошу их так не делать, а потом и Ветер подключается. “В сражении не место жалости, сейчас перед вами не однокурсница, а соперник, забудьте о том, что вчера помогали ей чинить рацию и настраивать оптический прицел. У войны короткая память” — вот и все, шутки кончились. Видимо, наставник тоже не в духе, и скорее всего, даже не из-за нашего опоздания.

Несмотря на общее “ненастроение”, это все-таки скорее исключение, чем правило. Отряд у нас в общем-то хороший, даже с Сойкой можно ужиться, если абстрагироваться от ее беспрерывной болтовни и изредка кивать невпопад. Север — всегда бодрый и веселый парнишка, разрядит любую обстановку, даже сегодня нам от его шуток и подмигиваний становится немного легче. Часовщик — наш островок спокойствия, его не сильно огорчает даже перспектива ночного дежурства, он не выглядит ни напуганным, ни растерянным, как будто прожил на базе уже не один год. Мне нравится его уверенность в завтрашнем дне. И нравится, как он расспрашивает меня о дедушкиных часах — хотя это и болезненное воспоминание. Варяг… я до сих пор не понимаю его, не знаю, как лучше вести себя с ним, поэтому отношения у нас все еще настороженные. Варяг нелюдимый, но не мизантроп, никогда не поддерживает общее безудержное веселье, словами не бросается, говорит редко, но метко. И все же есть в нем некая надежность, приятное ощущение защищенности рядом с ним. Он — та самая каменная стена, но чтобы покорить эту стену, нужно не взять ее штурмом, а попытаться принять ее существование здесь и сейчас. У меня пока не выходит, впрочем, справедливости ради — Варягу я тоже неинтересна как девушка.

Да и кому я буду интересна, кроме медперсонала в больнице? Видели бы меня наши мальчишки года три назад — вообще бы разговаривать не стали. Спасибо, что прожила еще один день. И еще один. И еще.

Однако именно в спарринге с Варягом у меня получается лучше всего. Да, он все-таки жалеет, не бьет в полную силу и не кидает лицом в песок, как у них частенько бывает с Севером — но мне с ним по-настоящему интересно тренироваться, почти как с Ветром. Значит, правильно я догадалась, что он и Сойка — будущие работники боевого отдела.

Делаю все, как показывал наставник: обманчиво-расслабленная стойка, согнутые локти и колени, взгляд — в лицо оппоненту. У Варяга голубые глаза и грубоватые светлые черты — он действительно слегка похож на викинга. Сенсорный счетчик баллов на краю ринга пищит, пора начинать.

Варяг кружит по рингу, выжидает, пока я первой начну атаку, но такая позиция невыгодна: поняв мои действия, он сразу же возьмет ситуацию под контроль и направит поединок в русло, удобное для него. Поэтому я выполняю обманный маневр: бью в сторону, нарочно промахиваюсь, кувырком падаю ему под ноги и легкой подсечкой под колени пытаюсь сбить на песок. Однако Варяг гораздо сильнее и крепче, чем выглядит на первый взгляд: терять равновесие он даже не собирается, смотрит на меня сверху вниз чуть насмешливо. Прикладывает к сенсору ладонь, получает свои пять очков и помогает мне подняться.

— Не ушиблась?

Первый раз, когда он заговорил со мной. Даже теряюсь от неожиданности и забываю активировать робота-очистителя, чтобы тот выдул песок из волос, и осторожно опускаюсь на скамейку. Варяг присаживается на одно колено напротив:

— У тебя кровь.

И правда: леггинсы слегка разорваны, а на коленке ссадина. Видно, хорошо я пропахала песок. Не обращая внимания на мое странное молчание, Варяг вдруг достает из несессера спиртовую салфетку и осторожно стирает кровь с моей коленки и штанины, а потом другой салфеткой делает легкую временную перевязку быстрыми и уверенными движениями.

— Извини, не хотел, — коротко бросает он, поднимается и уходит. А я сижу и пораженно смотрю ему вслед: вот тебе и ледяная неприступная стена…

Конечно, не о том сейчас думать надо. А о ночном дежурстве, например, о котором в первый день Сойка сказала, что это опасно, потому что “убить могут на раз-два”. Я почему-то совсем не ожидала, что оно может стать штрафной санкцией за банальное опоздание, однако с того дня, когда произошла трагедия из-за снегопада, мы все понимаем, что дисциплина в Цитадели — превыше всего.

Вечером, когда все лекции и тренировки проходят — проходят мимо меня, — наш отряд, встрепанный, взъерошенный и категорически недовольный жизнью, собирается в фойе первого этажа. Здесь база напоминает какой-то информационный центр, где три стены из четырех представляют из себя огромные компьютеры, с которых можно узнать любую необходимую информацию, если она в твоем доступе. Так, например, у нас, новичков, нет доступа вообще ни к чему. Когда пройдем распределение — чуть больше, чем через месяц — получим первую ступень. У большинства наставников — третья, почти самая высокая. Четвертая — только у руководства Цитадели или у бойцов-ветеранов, которые никогда не получали административных выговоров. Интересно, почему у Ветра до сих пор ее нет? Она действовала у того наставника, в чьем отряде тогда погиб парнишка, и теперь из-за этой нелепой катастрофы наставника разжаловали до третьей ступени, что в общем-то не критично.

Вот только мне нужна именно четвертая. Никаким другим способом нельзя получить доступ в архив Цитадели.

…Вскоре спускается Ветер в своей неизменной синей штормовке и полном вооружении. И только тогда нам становится страшно: не берусь говорить за других, но у меня под ногами покачивается пол, сердце совершает кульбит и показывает чудеса акробатики, а вдоль позвоночника скользит ощутимый холодок. Неосознанно касаюсь руки Варяга, стоящего рядом, и чувствую, что она такая же холодная, как у меня.

Варяг руку не отнимает, но я отдергиваю сама, когда возвращается способность мыслить.

Мы все порываемся идти к аварийному выходу, но Ветер останавливает одним движением. Целый день он как будто не в своей тарелке, и нам передается это скользкое, неприятное, липкое чувство тревоги. Даже Сойка, и та притихла, прячется за плечом у Часовщика. А еще я вдруг замечаю, что она не накрашена.

Пока мы топчемся в фойе в полном молчании, Ветер ключ-картой открывает один из шлюзов, и тот с едва слышным писком герметично захлопывается. Не сговариваясь, мы прилипаем к нему со всех сторон, вот только на стенах административного корпуса стоит качественная звукоизоляция. Недолго помучившись в неведении, Часовщик вдруг выуживает из внутреннего кармана куртки крохотный прибор, напоминающий капельку. На обратной стороне у него — три кнопки, красная, зеленая и белая. Парень нажимает сначала зеленую, потом белую, и устройство вдруг оживает, вибрирует.

— Это карманный усилитель звука, — шепотом поясняет Часовщик, донельзя довольный собой и своим изобретением. — Я в учебном центре подслушивал лекции у ребят постарше. Сам сделал.

Мы толкаемся у двери, пытаясь встать поудобнее, а Часовщик пристраивает свою капельку к шлюзу, и мерно гудящая компьютерами тишина вдруг наполняется разговором. Голосов всего три, один женский, похоже, Мелиссы, другой принадлежит Ветру, а третий… возможно, я ошибаюсь, но похоже, что это тот самый лысый инженер из приемной комиссии.

— …Девочки сами виноваты, им ничто не мешало прийти на тренировку вовремя, — говорит он. Настройки слегка сбиты, и голоса слышатся как будто из-под воды, но в целом разборчиво. — Да, это серьезная мера, но лучше сейчас показать им, что расслабляться нельзя, чем потом рвать на себе волосы из-за того, что их нарушения дисциплины привели к непоправимым последствиям.

Кто бы говорил про волосы.

Однако ни Ветру, ни Мелиссе явно не до смеха.

— Послушайте, Капитан, мы пока вправе все отменить. Химическая атака дронов — это еще цветочки, вы сами знаете, что они никогда не ударяют один раз. Что, если именно сегодня ночью у них запланирован следующий?

— Будет им наукой, — коротко обрубает главный. Судя по всему, Капитан — его кодовое имя.

— Будьте благоразумны, оцените реальные риски и опасность, — подключается Мелисса. — Я, конечно, скорее медработник, чем тренер, но даже мне понятно, что новички плохо справятся с дежурством. Если кто-то из них… погибнет, — она выдерживает короткую нервную паузу, — то виноваты в этом будете вы. Вы готовы жить со столькими потерями на совести?

Ненадолго наушник замолкает. В тишине слышны тяжелые шаги подкованных железом сапог и шумное дыхание Капитана.

— У служащих Цитадели нет совести, — чеканит он сухо и холодно. — У них нет чувств и сентиментальности. У них есть боевые задачи, которые надо выполнять, даже если ценой чьей-то жизни, черт возьми!

Снова молчание. Я вижу, как у Часовщика дрожат пальцы, а Сойка бледнеет. Выходит, наша жизнь не ставится ни во что? В цену боевой задачи, причем далеко не самой важной? Что ж, громкие слова всегда говорятся на публику, а истина тщательно скрывается за герметичными шлюзами с аудиоизоляцией.

Они еще недолго спорят, но Капитан, руководитель базы, непреклонен. Он настаивает на том, что дежурство не должно быть заменено, даже в экстренном порядке, и хотя Ветер изо всех сил заступается, его решения уже ничто не может изменить. Нам очень стыдно, ведь если бы не наше опоздание, ему не пришлось бы оправдываться и просить у старшего замену. Хотя все равно это не приносит никаких результатов.

Шлюз открывается без писка, неожиданно, и мы едва успеваем отскочить. Наставники выходят мрачные, Мелисса едва кивает всему отряду и спешит уйти, а Ветер берет из рук Часовщика наушник-капельку. Поднимает ее к свету, прикладывает к связному браслету для активации — несмотря на то, что хозяин успел ее выключить, браслет наставника может включить все, что угодно, не имеющее особого доступа. Капелька вибрирует и включается.

— Хорошее изобретение, — констатирует Ветер. Бросает наушник на пол и наступает тяжелым сапогом. — Только не для тех целей.

У Часовщика лицо заливает бледность, он сжимает кулаки, однако сдерживается, ничего не говорит. Сойка цепляется за его рукав, но он угрюмо отмахивается и первым уходит к главному шлюзу. Нам ничего не остается, кроме как последовать за ним.

В лесу, окружающем базу, темно, сыро и холодно. Кислотный снег искусственно растопили роботы-очистители, в атмосфере опасности нет, но мы должны быть начеку: это действительно не последняя атака, и неизвестно, когда будет следующая. Мы идем цепочкой за наставником, под ногами хлюпает грязь и шуршит жухлая листва, сосны бросают под ноги пожелтевшие иголки. Сверху что-то мелко моросит: то ли дождь, то ли обыкновенный снег, порывы ветра скользким холодом пробираются под куртку и путают волосы — я прячу руки в рукава и поднимаю воротник, но легче от этого не становится. От сырости пахнет геосмином и грибами, на сапоги моментально налипают комья грязи, и поднимать их все тяжелее. А база остается все дальше и дальше, и окна в ней не светятся даже ночью. Мне не по себе.

Не знаю, сколько мы уже идем, но на одной из дорожек Ветер останавливается и раздает нам связные браслеты. Что ж, хоть что-то интересное за сегодняшний день. Наставник приподнимает рукав куртки и показывает на своем:

— Это кнопка активации, дисплей при включении сразу глушите или прикрывайте полами куртки — очень яркий, легко заметить в темноте. Работает как обыкновенный экран, не пугайтесь, что прозрачный — встроенные механизмы у него те же, что у сенсора. Для выхода на связь — цифры азбукой Морзе, каталог включается повторным нажатием на застежку. Ничего сложного. В случае обнаружения пустот включайте карманного робота для герметизации, в случае обнаружения подозрительных объектов — не ищите, как их обезвредить, сразу вызывайте меня или дождитесь, если вы впереди. Разделимся по трое, связь каждые тридцать минут. Варяг, Север, Часовщик — вы по траектории юго-юго-запад, девочки со мной. И еще, — добавляет он после недолгой паузы. — Не прикасайтесь к Грани без гермоперчаток. А лучше вообще не прикасайтесь.

От его указаний становится все тревожнее и тревожнее. Парни, серьезные и притихшие, кивают нам на прощание и растворяются в вязкой сырой темноте. Сойка нервно закусывает губу, я неуверенно беру ее за руку.

— Не волнуйся, все хорошо будет, — говорю ей, хотя сама абсолютно не уверена.

— Отставить разговоры! — рявкает Ветер. Ему даже не надо угрожать штрафом или чем-то еще: мы и так донельзя напуганы и понимаем, что если бы не наш промах, ничего бы не было.

Около четверти часа проходит в полном молчании. Мы с Сойкой ползаем по мокрой примерзшей грязи. Кто бы мог подумать, что в мире технологий и гаджетов нам придется искать их не особыми приборами, настроенными на ультразвук, металл, посторонний радиосигнал или что-то подобное, а просто вот так, по грязи и холоду, руками в тонких биолайкровых перчатках?

У меня от холода коченеют пальцы, у Сойки на щеках и подбородке грязные разводы. Однако, не успеваем мы начать ненавидеть это дежурство, как словно из ниоткуда беззвучно появляется Ветер. Достает из рюкзака большую термокружку, активирует мгновенный подогрев маленьким девайсом на брелке и отдает нам.

— Грейтесь. Нам до рассвета тут сидеть.

— Мы ничего не нашли, — рапортую я, пока Сойка пьет его волшебный чай.

— Я знаю, — вздыхает наставник. — Это нормально.

— Почему вы так просили отменить дежурство?

— Потому что мне дорого место на базе, но ваша жизнь дороже. Капитан так не считает.

— Говорят, с вами в рейды ходить безопаснее всего, — Сойка отдает кружку мне и лукаво улыбается. Ветер мгновенно мрачнеет.

— Нет. Никто не застрахован. Я достаточно опытный, но не всемогущий.

— У вас вроде бы нет четвертой ступени? — продолжает допрашивать Сойка, абсолютно не замечая, что ему явно неприятен этот разговор.

— Была, — коротко отвечает Ветер. — Все, перерыв закончен. Сейчас мальчики выйдут на связь.