Цитадель "Вихрь"

Мысль 27

Прошло уже четыре дня с той самой ночи, как аэромобиль ненароком перелетел Грань. Грани больше нет, аэромобиля тоже: от него осталась лишь груда обгорелых обломков железа, а Грань разрушилась, растаяла всего за какие-нибудь сутки. Черный, мокрый и насквозь прозябший лес выглядит отнюдь не дружелюбно: повсюду туман, снег прячется под деревьями рваными грязными клочьями, пожухлая трава пожелтела от токсичных выбросов, кое-где выгорела после пожара, который, ненадолго разгоревшись и охватив всю поляну, под недавним мощным снегопадом утих сам. Правда, снег так и не остался покрывать землю: из-за климатических проблем зима давно уже не похожа на зиму.

Однако практически полное отсутствие снега не означает, что на земле лежать не холодно. Штормовка вся испачкалась и истрепалась, кое-где ее порвали колючие заросли, и греет она теперь гораздо слабее, чем раньше. Укрыться в лесу негде, есть ничего нельзя: уровень токсинов в почве достаточно высокий, такой, что горстью вполне безобидного терновника есть шанс отравиться насмерть. Единственное, что немного спасает от холода и сырости — костер, благо, веток повсюду предостаточно, и рубить их даже не надо: можно собрать хворост на земле, правда, он сырой и приходится долго ждать, пока высушится и перестанет едко дымить. А можно забраться повыше и наломать веток покрупнее, но это редкая удача, потому что без еды остается все меньше сил.

И он решает: надо идти. Пусть не осталось никаких запасов, никаких личных вещей, даже практически никакой надежды на то, что наставник и ребята из отряда живы, — надо идти, надо выбираться из леса, надо найти своих. Надо…

Однако вот уже четвертый день клонится к закату, а он так и не сдвинулся с места. Когда подожгли аэромобиль, взрывной волной его отшвырнуло далеко за деревья. Почти сутки он пролежал без памяти, потом, с трудом преодолевая головокружение и боль во всем теле, смог развести первый костер, немного отогреться и прийти в себя. Подробности последней ночи он хорошо запомнил: аэромобиль совершил экстренную посадку за Гранью из-за повреждения радиатора и двигателя, наставник вышел проверить обстановку, и его сразу же окружили десантники. Варяг тогда тихо и незаметно выбрался из багажного отделения, кого-то спровоцировал, отвлек внимание на себя, но это не очень-то помогло. Ветер был ранен еще до этого, на дежурстве, и не справился в одиночку против четверых: когда его окончательно остановили, у ребят в машине заведомо не было шансов. Варяг был вооружен: тайком вытащил из рюкзака наставника карманный огнестрел, но это не особенно помогло против новейших винтовок и автоматов. Конечно, прятаться в кустах было трусливо, но Варяг рассудил здраво: будет лучше, если хотя бы кто-то один останется на свободе, а геройствовать и изображать самопожертвование, когда есть самые слабые шансы спастись, сейчас точно ни к чему. И он спрятался, затаился в темноте среди густых зарослей. Видел все до конца: как струсил и сдался Север, как выстрелом почти в упор ранили Сойку, как Часовщик пытался за нее заступиться и сам чудом остался жив.

Когда дуло чужого автомата ткнулось в затылок Тише, Варяг думал, что он не выдержит, и больших усилий стоило остаться на месте и не вмешаться. Он понимал, что и ей не поможет, и себя выдаст, и поэтому молчал, зло кусая губы и до боли сжимая кулаки. Тиша с такой надеждой оглядывалась по сторонам, очевидно, ища его, но он не стал показываться даже ей: слишком опасно. И потом, когда командир десантного отряда кинул в окно аэромобиля баллон со взрывчаткой, он сообразил поздно: бросился бежать, петляя и прячась за деревьями, но взрывная волна настигла, сбила с ног и с размаху швырнула спиной на твердую землю. Варяг не помнил, что случилось после: кажется, от сильного удара он потерял сознание, а когда очнулся, было уже светло и тихо.

На выгоревшей поляне остались их вещи: обрывки мембраны с рюкзаков, рассыпанные жетоны, чья-то ключ-карта, разорванные и перепачканные сажей и копотью штормовки девчонок. Варяг тогда оторвал шеврон Цитадели с куртки Тиши: ей сейчас знак отличия точно без надобности, а ему — пригодится, тем более, что собственная куртка сгорела в эпицентре взрыва. Недолго подумав, подобрал и ключ-карту: судя по милому и забавному стикеру в углу, она принадлежала Сойке.

После этого он не раз надевал наушники-мнемопередатчики и мысленно обращался к Тише, но все было тщетно: капельки молчали, она не отзывалась. Он не мог объяснить это, но чувствовал, что она жива, просто не может ответить: то ли девайс отобрали, то ли она просто сама его прячет и опасается пользоваться. Варяг решил не снимать одну капельку на случай, если Тишина позовет его сама, однако время шло, она не появлялась, и он все меньше верил в благополучный исход. И поэтому, когда сквозь лесные шорохи и уже привычный треск костра вдруг пробился до боли знакомый голос, Варяг вздрогнул, выронил наушник и не сразу сообразил ответить.

Мысли у девушки путаются, метаются, как загнанные птицы. Здесь нашлось место и тревоге, и страху, и радости от чего-то, и облегчению, и волнению. Она зовет его, упрямо пробираясь сквозь невообразимую какофонию собственных спутанных чувств, и он молчит несколько бесконечных долгих секунд, слушая ее тревожные взволнованные мысли.

— Я тебя слышу, — думает он наконец, когда бешеный водопад ее мыслей постепенно стихает. Однако, стоит ему подать голос, как поток несется снова, сбивая все на своем пути:

— Варяг! Ты жив! Наконец-то! Я так волновалась!

— Я понял, — усмехается он невольно, с не меньшим трудом пробиваясь сквозь этот самый поток. Эх, девушки, не умеете вы сдерживаться… — Где ты? Что с вами?

— Мы в Системе, но с нами все в порядке, правда, — торопится Тиша, кажется, убеждая больше себя, чем его, что волноваться не о чем. — Представляешь, оказывается, мой дедушка жив, а Сергей, то есть Ветер…

— Подожди, — теперь у самого Варяга мысли скачут и путаются в беспорядке. — Давай по очереди. Ты, главное, скажи: вы живы, здоровы?

— Да, да! — снова мысли-слова вылетают как из пулемета. — Север здесь, правда, где Часовщик и Сойка, мы не знаем, но я чувствую, что с ними тоже все хорошо. Ты сам-то где?

— Я… там, где вы меня оставили, — думает Варяг, в сотый раз оглядывая пустую поляну. — Наверное, пойду обратно на базу, а там доберусь до города…

— Ты можешь найти наших? Хоть кого-нибудь?

Где их теперь искать? После эвакуации на базе Лес не осталось никого, даже начальник покинул свой пост. Куда могли исчезнуть добрых две сотни служащих, наставников и новичков, только если на другую базу? До Моря слишком далеко, вряд ли разумно эвакуироваться туда в срочном порядке. Прятаться в городе явно не вариант: жителей столицы смущать внезапным появлением военные не будут. Значит, остается единственный путь: на базу Горы, правда, как туда добраться, Варяг не имеет ни малейшего представления. Только весьма смутные воспоминания с первых лекций, где рассказывали о географическом положении каждой базы.

— Да, — коротко отвечает Варяг, когда весь этот поток мыслей мелькает за секунду. — Я найду их. Обязательно. Держитесь там, хорошо?

— Ладно, — сквозь мысли Тиши снова пробивается тревога с нотками грусти. Она что… вот-вот заплачет? Жаль, что мнемопередатчики не регистрируют эмоциональное состояние.

— Не бойся. Я всегда рядом, — добавляет Варяг, соображая, что ей сейчас очень нужно это почувствовать. — Я люблю тебя, — думает он и сам же смущается такой мысли.

— И я тебя, — пробивается сквозь страх и тревогу едва уловимый ответ. И наушники снова замолкают.

Теперь он точно не может не реализовать эту идею: он пообещал Тишине, а значит, и ребятам, и наставнику. Если он сдастся сейчас, значит, все, что они уже пережили, окажется напрасным. И, поднимаясь и зябко кутаясь в перепачканный полосатый шарф, Варяг забрасывает костер землей и остатками снега, в последний раз оглядывается на поляну, прячет в карман шеврон с ключ-картой и направляется в сторону, на которую указывает полусгоревший хвост аэромобиля.

Зимой в лесу темнеет рано, а идти без фонаря по темноте — только заблудиться. В карманном огнестреле, который он позаимствовал из рюкзака Ветра — четыре пули, не так уж и много, и тратить их впустую — просто преступление. Но вспоминается кое-что из рассказов отца… Когда Варяг еще не стал Варягом и служащим Цитадели, а рос просто мальчишкой по имени Юрка, не было радиации, не было опасности в каждом шаге. Отец часто брал его, маленького, в походы: они забирались невысоко в горы, ходили по едва различимым дорожкам в лесной чаще, как настоящие бродяги, спали в палатке, сплавлялись на байдарке по извилистым речкам за городом. Папа уже двадцать с небольшим лет работает геологом и знает очень многое: как развести костер под дождем и снегопадом, как быстро высушить мокрые и грязные вещи и согреться, как соорудить укрытие из подручных материалов — камней, веток и земли, как ориентироваться без гаджетов и компаса, как не заблудиться или найти нужную дорогу, если это все-таки случилось.

Когда становится совсем темно, Юрка находит большой сук с рогаткой на конце. Оторвав край от рубашки, устраивает в разветвлении что-то вроде гнезда, складывает горкой высохший еловый лапник, очищенный от игл. Относит конструкцию на вытянутую руку, целится и коротко стреляет в самый центр. Сухая растопка мгновенно вспыхивает, пламя взвивается вверх, но быстро успокаивается, и импровизированный факел горит ровно, изредка колеблясь от дыхания сырого ветра. Яркое рыжеватое пятно выхватывает из темноты ближайшие деревья, сухие пни, дорогу на пару метров вперед.

Юрка совсем не чувствует усталости. Ноги несут его сами, дорога кажется знакомой, хотя это лесной парадокс: в лесу все дороги кажутся знакомыми. Но спустя три-четыре часа он вдруг понимает, что все-таки заблудился даже с факелом. Куда летел аэромобиль и где разворачивался, запомнить и отследить было невозможно, поэтому уже весь вечер он идет наугад и, конечно же, упирается в одну большую проблему. Чем быстрее он дойдет до базы, тем быстрее найдет способ связаться с остальными, теми, кто успел эвакуироваться, правда, пока совершенно нет идей — как именно. Да и дороги на базу нет, и базы тоже.

Факел догорает, дразняще бросаясь искрами и тихо потрескивая. Круг света от него становится все меньше и темнее. Слабость, родившаяся в уставших ногах, постепенно растекается по всему телу, словно заливая в руки и ноги свинец, а в глаза — темноту и туман. Пробираясь сквозь колючие кусты, вылезая из ям и небольших скользких оврагов, Юрка, наконец, падает от усталости. Факел, осыпавшись пеплом на прощание, гаснет совсем, и Варяг засыпает почти мгновенно, едва щека касается холодной и мерзлой земли.

Спустя четверть часа он вскакивает, будто от удара. Вспоминаются отцовские наставления: зимой на снегу спать нельзя! Земля быстро остывает и тянет тепло: не заметишь, как замерзнешь и не сможешь пошевелиться. А сейчас нет ни костра, ни теплых вещей, и Юрка запоздало чувствует, как пальцы немеют, а уши и щеки горят от холода. Прыгает на месте, машет руками, греясь, и вскоре понимает, что разбудила не случайная мысль, а мерное, монотонное гудение. Оно приходит с северо-востока, и Варяг хорошо знает, что это.

Пока что, к счастью, слышен только звук, летящий впереди, и отдаленно чувствуется едкий запах. Иодоводородная кислота действует на человека мгновенно, оказывает активное коррозионное действие на ткани и металлы, легко сжигает любой биоматериал. Видно, дроны действительно не прилетали целенаправленно на базу, а лишь окружали ее и распыляли ядовитый аэрозоль там, где теоретически, по расчетам граждан Системы, база могла находиться. Варяг поспешно стаскивает с себя оба свитера и верхние мембранные штаны, оставаясь в простом флисовом спортивном костюме. Кубарем скатывается в овраг, перетаскивает большие и средние камни ближе к огромным замшелым валунам, которые сдвинуть с места не представляется возможным. От работы жарко: краснея и отдуваясь через каждые пять шагов, он сооружает некое подобие колодца, скользя по гладкой замшелой поверхности, забирается внутрь, поправляет импровизированную крышу и закрывает одеждой рот, нос, прячет руки в рукава, сворачивается клубочком на дне каменного колодца и старается дышать как можно меньше.

Монотонный механический гул приближается, резкий удушливый запах становится все сильнее. Совсем не дышать невозможно, и Юрка коротко вдыхает, а потом задерживает дыхание надолго, как под водой. Дроны кружат над лесом, распыляя кислотные пары и смешивая их с легким мелким снегом. Варяг задыхается в своем укрытии, едкие нотки кислоты пробираются даже сюда, и даже сквозь несколько защитных слоев одежды. Он кашляет, не в силах сдержаться, и помнит, что глубоко дышать нельзя: резко вдыхает в плотную ткань свитера. Воздуха недостаточно, а чистого и вовсе больше нет. Легкие горят огнем, кашель мешает дышать, внутри все будто рвется на части: он сплевывает кровавый сгусток, глаза слезятся, но вытереть их тоже нельзя. К горлу подкатывает тошнота, но он с трудом сдерживается, и лишь когда затихает вдали монотонное гудение, спустя добрых десять минут пытки, он позволяет себе встать в каменном укрытии.

Ноги становятся ватными, в ушах шумит, и его тут же выворачивает наизнанку: едва успевает схватиться рукой за холодный замшелый камень, чтобы не потерять равновесие. Вокруг дымятся остатки травы, тяжелыми шапками с деревьев падает снег. Чтобы идти дальше, надо ступать по камням: кислота не взаимодействует с ними, а значит, на них будет более-менее безопасно. Шатаясь, кашляя и задыхаясь каждую минуту, Варяг медленно пробирается по скользким серым булыжникам, уже не заботясь о верном направлении.

Светает поздно: около девяти часов. Тусклое серое солнце, чуть только показавшись низко среди деревьев и рваных клочьев облаков, снова прячется в тумане, и день, едва начавшись, уже гаснет. Помимо отвратительного состояния Варяга клонит в сон: последние четыре дня он ничего не ел и только сейчас ощущает, насколько сильно устал. Вода в личной фляге закончилась прошлым утром, но, не успевает он в очередной раз подумать о безнадежной затее, как за деревьями поднимается огромный лесной коттедж в два этажа с затемненными окнами, широким крыльцом и заснеженной двускатной крышей. “База!” — радостно проносится в затуманенном сознании. Со стороны и для непосвященных она выглядела как-то так, напоминая самый обыкновенный большой дом. Почти бегом — насколько это возможно — Варяг добирается по камням до деревянных ступеней, с разбегу, не удержав равновесие, едва не летит носом в пол и прикладывает к двери Сойкину ключ-карту.

Ничего не происходит.

Конечно, понятно, что все эвакуировались и на базе никого нет, но…

Из последних сил Варяг стучится, цепляясь за круглую ручку, заглядывает в тонированные окна, но там ничего не видно. Сначала рукой, ладонью, потом кулаком, расцарапав кожу на костяшках пальцев, потом — тяжелым ботинком. В доме тихо, и, зло выругавшись с досады, парень с размаху бьет в дверь обеими ладонями и прижимается лбом к теплому, пахнущему хвоей дереву… Очередной приступ кашля скручивает и не дает дышать. Воздух из легких вырывается с каплями крови.

Но вдруг дверь открывается, едва не ударив его. На пороге стоит женщина в защитной маске и гермокостюме. Ее длинные волосы темным водопадом струятся по плечам, но Варяг успевает заметить, что шеврона Цитадели на ее костюме нет, да и вообще одежда не форменная.

— Помогите, — шепчет он хриплым сорванным голосом и совершенно без сил падает плечом на распахнутую дверь. Изумленно ахнув, женщина подхватывает его под руки и, обернувшись, кричит вглубь коридора:

— Максим! Иди сюда!

Вдвоем с мужем они заводят его в дом, усаживают в глубокое мягкое кресло с подогревом. Варяг безостановочно кашляет, задыхаясь, и мужчина — очевидно, хозяин дома — приносит ингалятор, помогает парню пристроить маску на лицо. Маска наполняется свежим ароматом эвкалипта и можжевельника, и хотя поначалу не получается глубоко вдохнуть, через пять минут становится ощутимо легче.

— Спасибо, — наконец тихо говорит он.

— Как ты здесь оказался? Во время химической атаки ни в коем случае нельзя выходить на улицу! — женщина обеспокоенно заглядывает ему в лицо, разворачивает к свету, придерживая за подбородок. — Какой ты бледный… Ну конечно. Еле живой. Отдохни, потом все расскажешь. Сейчас поешь, потом можешь прилечь. Душ справа по коридору, диван в твоем распоряжении.

С этими словами она пультом управления вызывает кухонного робота, и тот выезжает из-за угла, держа на лапе-пружинке поднос с едой. Тарелка горячего грибного супа, мясное рагу, свежий хлеб и дымящаяся чашка чая после четырех дней вынужденного голода сводят с ума, и Варягу стоит больших усилий вежливо поблагодарить и аккуратно приняться за еду. В доме уютно и спокойно: мягкая светлая мебель, высокие окна от пола до потолка в гостиной, на деревянных самодельных полках — мелкие безделушки, гаджеты и книги, повсюду сладко пахнет ванилью и сандалом: впрочем, после едкого кислотного дыма любой аромат покажется чарующим. Чтобы не смущать нежданного гостя, хозяева поднимаются на второй этаж, и Варяг, засыпая, слышит их приглушенные голоса, тихий гул телевизионной стены и тоненькое попискивание робота-помощника на подзарядке.

К полудню он чувствует себя гораздо лучше, и хотя глубокий сухой кашель по-прежнему изводит, у него есть силы на разговор. Хозяин, мужчина лет сорока пяти с явной военной выправкой, просит не особенно церемониться и звать его просто Максим, хозяйка Алена — то ли его жена, то ли просто подруга — в разговор не вмешивается, молча рисует на графическом мониторе, сидя по-турецки на ковре у электрокамина.

— Она у меня художница, — Максим ласково ерошит густые каштановые волосы Алены, проходя мимо, и Варяг чувствует, как в груди поднимается давно забытая волна теплоты дома. — Потом покажем тебе картины, если захочешь. Ну, рассказывай. Что ты делал в лесу во время тревоги?

— Я с базы Цитадели, — вытащив из кармана помятый и испачканный сажей шеврон, парень протягивает его хозяину в подтверждение, и тот задумчиво хмурится, расправляя обрывок ткани. — Меня зовут Варяг… То есть Юра. Из-за того, что Грань исчезла, служащие с базы эвакуировались, а мы… В общем, мой отряд по некоторым причинам не успел улететь со всеми. Я знаю, что они в Системе. И мне очень нужно попасть на базу Горы…

— До Гор пешком ты и за неделю не доберешься, — качает головой Максим. — Сейчас я тебя огорчу, но база вообще в другой стороне. Дроны очень часто промахиваются и летают большими кругами над лесом.

— А как тогда?.. — Варяг поднимает голову и замолкает, не договорив, потерянно глядя на хозяина дома. — Чем быстрее, тем лучше. Мне помочь им надо, понимаете? На базе Горы должны быть в курсе, что наш отряд пропал, но они не знают, что мы живы, не знают, где мы! Я один остался, но у меня даже средства связи нет. Коммуникатор забился снегом и испортился, связной браслет… потерял, наверно.

— Что же ты собирался делать на своей базе?

— Ну, для начала связаться с Горами… — Юра задумчиво скребет пробивающуюся светлую щетину. Бриться не стал: ему кажется, так серьезнее. — Потом, может, долететь туда…

— На чем? — вопросы Максима больше напоминают допрос, чем доверительный разговор, но так, без лишних слов, даже проще.

— Вдруг там остались аэромобили… У меня нет прав, но сейчас уже все равно…

— Это вряд ли, — коротко отвечает он и, недолго думая, бросает на плечи защитную куртку-мембранку, берет из медицинского отдела маску и протягивает запасную все еще кашляющему Варягу. — Времени мало. За мной. Аленка, к ужину не жди.

Максим целует женщину в уголок губ и быстро выходит. Юра, поспешно натягивая маску, шепотом благодарит хозяйку и выбегает за ним.