Цитадель "Вихрь"

Мысль 24

Север плохо помнит, как закончился тот день. Весь вечер он провел в кабинете у старого инженера АН-322 (так и не приспособился к странным местным именам, и инженеру пришлось на время свыкнуться с тем, что его зовут “Извините, пожалуйста”). К вечернему занятию Север уже неплохо освоился в местной технике, вспомнил, что проходили на старших курсах учебного центра по ту сторону Грани, и смог сразу же присоединиться к практической работе про действие аммиака на организм.

Ребята-стажеры, все примерно его возраста, кто-то чуть старше, собираются вокруг большого круглого стола и, чинно разместившись на автоматических стульях на одинаковой дистанции, по очереди высказываются тихими, спокойными и ровными голосами. Никто не проявляет эмоций, не старается лезть вперед, растолковать сложный момент непонятливым товарищам. Мнение каждого здесь подчеркнуто важно, но решение принимается коллективным разумом. Север даже старается вставить свои несколько слов о том, что в норме при взаимодействии метаболита с аммиаком синтезируется глутамин, но, стоит ему закончить, как его бодрую реплику отбивает прохладный и сдержанный голос светловолосой девушки с длинной косой:

— При взаимодействии метаболита с аммиаком синтезируется глутамат, который связывает аммиак и, в свою очередь, образует нетоксичный глутамин. Эти две реакции являются первичными и единственными нейтрализаторами аммиака в мозге.

— РИ, молодец! Ты такая умная! — слышится со всех сторон, а Север, вспыхнув спичкой, краснеет до кончиков ушей, исподлобья глядя на стажерку-отличницу. Та сидит спокойно, выпрямив спину и сложив руки на коленях, принимает комплименты легким кивком.

Инженер, принимающий у ребят зачеты, ставит каждому активному участнику дискуссии — в том числе и Северу, как он успевает заметить на большом мониторе — по пять баллов, а правильно ответившей девушке — десять. РИ-112 сдержанно улыбается уголками губ, и Север вскипает: больше всего ему не нравится местная подчеркнутая холодность, как будто это не человеческие эмоции, а заводские настройки. Как будто не люди, а искусственно выращенные роботы служат в Системе. Давешний разговор с АН-322 заставил его задуматься над правильностью такого суждения, однако поведение всех стажеров лишь подтвердило гипотезу. Люди за Гранью не умеют проявлять эмоций. Поэтому вести войну с Государством им совершенно не трудно. Ведь они считают, что это всего лишь их работа.

Робот-попутчик провожает Севера до его определенной Системой ячейки — маленькой комнаты в жилом блоке для стажеров, которым позволено жить и учиться прямо в центре. Среди множества запутанных коридоров парнишка не раз замечает табло “Опасно! Не входить”, и тем не менее, отдельные сотрудники в красных костюмах заходят, и шлюзы за ними наглухо закрываются. Любопытство пересиливает, и напротив одной такой таблички, поблескивающей в конце длинного темного коридора, Север ускоряет шаг, почти бежит, обгоняя робота-проводника, пока не закрылся шлюз. Поскальзываясь у самого края, успевает просунуть в проем левую руку… Створки шлюза больно сжимают предплечье, но отказываются раскрываться, как ни бей по герметичной железной перегородке. Взвывая от боли и досады, Север прислоняется лбом к холодной стене: как освободить руку, идей нет, а давление тем временем ощущается все сильнее, хотя створки не двигаются, просто зажимают кисть слишком сильно.

Робот-проводник вертится вокруг, всем своим видом показывая, что парень совершает ошибку, сменив направление, и мигает всеми пятью лампочками. В конце концов Север отпихивает его ногой к противоположной стене:

— Уйди! Надоел. И без тебя тошно.

Обиженно пискнув, робот выключается, но полоса невезения на этом завершаться и не планирует. В пустом коридоре акустика эхом разносит легкое щелканье каблучков, и вскоре из мигающей темноты появляется красивый и стройный силуэт девушки с косой, которая на минувшей дискуссии первая дала правильный ответ. В красной блузке и бордовых брюках, она хорошо видна в темноте, и Север, в очередной раз бесполезно дернув руку из железных тисков, решает забыть о гордости и окликает ее:

— Эй! Подойди!

Девушка останавливается в двух шагах. Без тени удивления на красивом, спокойном лице приподнимает одну бровь. Север снова дергает рукой:

— Я тут… это… застрял. Помоги!

— Какова цель посещения недоступного отсека? — прохладно интересуется РИ-112.

— Да случайно вышло! — оправдывается Север. — Туда кто-то зашел, ну, мне интересно стало…

— Любопытство в Системе строго запрещено, — бесстрастно резюмирует девушка. — Ты будешь оштрафован. Или временно арестован, как сочтет нужным комиссия.

— Но мы же никому не скажем? Помоги, пожалуйста! Ты же можешь его открыть! Так руку держать больно вообще-то…

— Мы обязаны доносить о замеченных случаях незаконного проникновения в отсеки высшего доступа, — безапелляционно заявляет РИ-112. — В противном случае, сами будем считаться соучастниками правонарушения.

— Пожалуйста… Ну хочешь, я за тебя все задания по стажировке буду делать? До конца года, РИ!

— Мои знания в области биоинженерии явно превосходят твои, — без тени кокетства и хвастовства добавляет она. Однако делает пару шагов вперед, и они оказываются рядом, так что пересекаются взгляды. Бесконечно долгую минуту тянется молчание, пока РИ-112, наконец, не произносит шепотом:

— Ты такой необычный. Никогда не видела таких белых волос… и таких светлых глаз.

Ее тонкие прохладные пальцы осторожно прикасаются к белоснежным прядям и пропускают их насквозь. Север вздрагивает, но не отталкивает ее. От РИ-112 приятно пахнет легкими фруктовыми духами и чем-то еще неуловимо сладким. Он закрывает глаза, стараясь не смотреть на ее бесстрастное, почти неживое лицо.

— Это краска и линзы? — интересуется девушка шепотом.

— Нет. Это я такой родился, — так же тихо отвечает Север и, положив свободную руку ей на талию, осторожно привлекает к себе и бережно, невесомо касается губами ее губ. Сладкий запах цветов и фруктов вблизи кажется дурманящим, и Север боится открыть глаза, чтобы правда не оказалась сном и фантазией. Губы у РИ-112 тонкие, мягкие и горячие, почти как дыхание, срывающееся коротко и часто. Ее хрупкая ладонь сперва упирается парню в грудь, а потом вдруг расслабляется, скользит на плечо и слегка цепляется за рубашку. Север притягивает ее ближе, но, почувствовав, как под ладонью напрягается ее идеально прямая спина, сразу же отпускает и отстраняется.

РИ-112 ошарашенно хлопает глазами, неотрывно глядя ему в лицо. Впервые у нее появляются живые эмоции, и это одновременно изумление, страх и растерянность. Она медленно проводит пальцами по губам, едва дыша, и, спохватившись, поспешно убирает руку с плеча мальчишки.

— Ты… Что ты сделал? — испуганно шепчет она, отшатнувшись и прижавшись спиной к стене напротив. — Так нельзя! Так не принято!

— Почему?

— Ты должен заполнить анкету, пройти подтверждение, получить талон на разрешенные встречи и подписать согласие… То же самое надо сделать мне… или нет… Той девушке, которую ты выберешь. Система определяет, можно ли людям быть вместе… А я… А меня… — она краснеет, все сильнее прижимаясь к стене, и Север замечает, как она вся дрожит то ли от страха перед случившимся, то ли от волнения. — А меня еще никто никогда не выбирал…

Дрожащей рукой выудив из поясного несессера ключ-карту, РИ-112 торопливо прикладывает ее к сканеру, и шлюз открывается, отпустив, наконец, руку незадачливого стажера. Север с облегчением разминает ушибленную кисть, но РИ вдруг хватает его за здоровую руку и тянет за собой:

— Уходим! Сюда сейчас все сбегутся. У меня тоже не высший доступ.

У шлюза сиротливо остается лежать сломанный робот-проводник. Теперь те, кто придет на сигнал тревоги, решат, что он врезался в шлюз, спровоцировал включение сигнала, и сочтут его механизм неисправным.

Взявшись за руки, РИ-112 и Север петляют по полутемным коридорам, ловко минуя роботов-охранников и выключая за собой светодиодные ленты. Ключ-карта девушки позволяет доступ на всю территорию центра только в сопровождении старшего менеджера или учителя, поэтому, если бы узнали, что у шлюза она была без сопровождающих, то могли бы серьезно оштрафовать или даже лишить доступа. Впрочем, РИ-112 знает: она перспективный стажер на хорошем счету, поэтому одна маленькая шалость наверняка сойдет ей с рук. За исключением одного момента: если не узнают, кому и каким образом она помогала.

Север радуется, что в коридорах нижнего этажа центра темно, и его смущение хорошо скрывает мягкий полумрак, подсвеченный красным: румянец можно списать на плохое освещение. На самом же деле внутри все горит огнем, щеки и уши пылают, словно от стыда, а ладоням так жарко, как будто он надел защитные герметичные рукавицы. По той руке, которая сжимает узкую и хрупкую ладошку РИ-112, пробегают разряды тока. Нет, она ему совсем не нравится, он и видел-то ее от силы раза два. Но первый поцелуй запомнится навсегда, даже если произошел почти случайно. И оттого смущение еще сильнее накрывает обоих беглецов: они совсем не знают друг друга, оба пошли против правил, но случившееся не вернешь и не исправишь.

Да и, признаться честно, не хочется.

РИ-112 кусает губы, пряча взгляд: в полумраке ее темные глаза чуть поблескивают, и она, не привыкшая проявлять эмоции, боится и смущается еще сильнее. Север оказывается впереди: она устала, не привыкла бегать на каблуках, пусть даже невысоких. На одной из пожарных лестниц каблук неожиданно застревает между ступеньками, с едва слышным треском ломается, и девушка, вскрикнув, падает. У самых железных ступеней Север успевает ее поймать на лету, и РИ-112 испуганно цепляется за его предплечья.

— Осторожно! Не ушиблась? — он ставит девушку обратно, но та, снова сдавленно вскрикнув, вдруг морщится от боли и начинает оседать на ступеньки. Из глаз текут слезы, размазывая тушь и аккуратно подведенные стрелочки.

— Тихо, не плачь! — Север совершенно теряется, в панике пытается нащупать замок от медицинского несессера, но тут же вспоминает, что при обыске у них забрали все личные вещи. — Погоди, я сейчас… Сейчас!

Подхватив ее под спину и под колени, парень медленно спускается на лестничный пролет, опасаясь тоже споткнуться в темноте: его невольная спутница высокая и, хотя стройная, вовсе не пушинка. Тоненько всхлипывая от боли, РИ осторожно обнимает его за шею, боясь, что он не удержит и уронит. Но Север бережно опускает ее на пол, снимает с правой ноги туфельку: стопа распухла, и очевидно, девушке больно ею пошевелить.

— Ничего страшного. Это вывих. Быстро пройдет, — Север неловко гладит девушку по голове, убирает с лица прилипшие к мокрым щекам волосы, ласково проводит пальцем по контуру мягкого, чуть заостренного подбородка. — Как тебя зовут на самом деле?

— Никак, — РИ-112 снова удивленно хлопает мокрыми от слез ресницами. — Ай, больно, что ты делаешь!

Продолжая ощупывать ее ногу, Север смотрит исподлобья:

— Так не бывает. Назвали же тебя как-то родители?

— У меня нет родителей, — РИ всхлипывает, размазывая косметику по щекам и под глазами. — Вернее, есть, но я их не знаю. Нас воспитывает Система. Сначала дом ребенка, потом подготовительный центр, потом — учебный, потом — распределение и работа… Буквы личного кода — это имя и отчество. Но я не знаю, как меня зовут… Никто не знает своего обычного имени.

— Хорошо, — юный медик сдувает со лба взмокшие белые пряди. — Тогда я буду звать тебя Римма.

— Как?

— Римма, — повторяет Север и резко дергает. Всю ногу на мгновение прошивает болью, но, не успевает РИ-112 снова закричать, как он крепко прижимает ее к себе и покачивает, успокаивает, как маленькую. — Тшш, тихо, все хорошо. Ты молодец. Сейчас пройдет, вот увидишь.

РИ-112 беззвучно плачет, уткнувшись ему в плечо. И не помнит, когда плакала последний раз. Когда последний раз она проявляла настоящие эмоции: не сдержанно-спокойную улыбку при вручении аттестата зрелости, не суровую строгость при прохождении распределения, ни хладнокровное спокойствие при выполнении очередного задания инфоцентра, а такие — изумление, страх, радость, волнение, возможность плакать и невозможность сдержаться. И хотя все это так чуждо, странно и незнакомо выросшей под руководством Системы девушке, она не может не признаться, что ей это нравится куда больше, чем жизнь по расписанию и предписанию.

— Ну, куда теперь?

Неожиданно Север снова поднимает ее на руки. Несмотря на то, что он сравнительно невысокий и на первый взгляд не выглядит особенно сильным, РИ неожиданно доверяет ему, понимает, что он не уронит и не сделает ей больно. Снова неловко обняв его за шею, как тогда, на лестнице, она шепотом отвечает:

— Теперь на четвертый этаж. Спуститься можно здесь и выйти в общий коридор. Там в конце будет лифт-телепорт. Выбери цифру 4 и кабинет 403.

— А что там?

— Это… это кабинет АН-322. В личные комнаты нам с тобой сейчас лучше не возвращаться.

— Понял, — кивает Север и, подхватив ее поудобнее, продолжает спускаться и выходит в общий коридор, залитый светом лент, наполненный неясным жужжанием голосов, писком автоматических дверей, роботов-ассистентов. На странную парочку многие обращают внимание и оборачиваются вслед, но РИ-112 прячется, зарываясь лицом в рубашку Севера, тонко пахнущую мятой и морем, а тот, в свою очередь, не отвечает на любопытные взгляды и не останавливается до самого телепорта.

— РИ! Это ты? — неожиданно из-за поворота подбегает бывшая однокурсница и бесцеремонно загораживает дорогу. — Что случилось? Кто это с тобой?

— Упала на лестнице, подвернула ногу, — спокойно поясняет Север. — Идем в медпункт.

— Ааа, — разочарованно кивает девчонка. — Ну ладно… Выздоравливай, РИ!

Та не отвечает, отвернувшись. Где-то в глубине проносится только одна мысль: имя Римма ей очень нравится. И тонкий мужской одеколон с ароматом бриза и свежести кружит голову, как холодный северный ветер.

Наконец подходит их очередь, и телепорт любезно распахивает фосфоресцирующие двери. Север теперь не рискует заходить куда ни попадя, однако РИ-112 с улыбкой успокаивает:

— Не бойся, телепортом все пользуются. Можно без доступа, он общественный.

— Ну смотри. Если что, вместе застрянем, — шутливо подмигивает парень и заходит, не без опаски оглянувшись, нажимает комбинацию цифр. Не проходит и секунды, как двери снова раскрываются, только на этот раз в другую сторону и на другом этаже, прямо напротив кабинета с табличкой 403.