Constanta

9. Броуновское движение

Броуновское движение – беспорядочное движение микроскопических видимых, взвешенных в жидкости или газе частиц твердого вещества, вызываемое тепловым движением частиц жидкости или газа. Никогда не прекращается.

Изучая чужое расписание, я заметила на себе несколько удивленных журналистских взглядов. Видимо, решили, что я у них новенькая, раз около их стенки околачиваюсь. Ан-нет, мне просто стало нужно знать, когда и где у Довлатова пары. Почему? Потому что я больше не могла выносить эти бесцветные учебные будни без его присутствия.

В один момент я поняла, что время, проведенное с ним (комиссия, пиццерия, разговор по телефону), было самым чудесным и эмоционально наполненным в моей жизни. И я больше не собиралась жить, не встречаясь с ним, даже несмотря на то, что он напрочь забыл о проблемной студентке. Ради этого придется задерживаться в универе, делая вид, что остаюсь заниматься дополнительно или сдавать какие-нибудь долги, но откуда ему знать, что это не так?

Любоваться его ростом и симпатичной черной бородой только на немых статичных фотографиях мне до одури надоело, вот я и придумала этот коварный план. Ольга, конечно, была в курсе, что я бегаю за преподом, и порицала меня за такую слабохарактерность.

«Ты девушка, следовательно, априори горда и недоступна, – говорила она мне со строгим лицом, убежденная в своей правоте. А потом добавляла, радостно хлопая в ладоши и расплываясь в улыбке, – но ради такого медведя я бы и сама побегала!» Несколько раз Ольга подстрекала меня написать ему, но раз он сам этого не делает, значит, не считает нужным связываться со мной после того, как наша общая проблема решилась.

– Мужик просто так свой номер не дает! – убеждала меня Ольга, размахивая миниатюрным пальчиком. – Пойми ты наконец, ты нравишься ему-у!

– Ольга, это бред. Мы обменялись номерами только затем, чтобы связываться, когда это нужно по делу, понимаешь? Сейчас уже нет никакой необходимости, и, держу пари, он с трудом вспомнит, кто я такая, если я его увижу и поздороваюсь.

Но Ольга решительно не соглашалась, настаивая на своем. Иногда мне кажется, что она еще слишком чиста, добра и наивна, чтобы принимать этот мир в том же свете, что и я. Уж кого-кого, а мужчин я научилась видеть насквозь, и учуять интерес со стороны сильного пола еще в состоянии. В моем случае им не пахло. Но Ольгу не переубедишь.

– Ты только подумай: он ведь реально помог тебе! Зачем он это сделал, кроме как не из симпатии?

– Он действовал в своих интересах.

– Ладно. Тогда почему Галя сказала, что он пялился на тебя всю комиссию?

– Он сказал, что ей показалось, – мрачно ответила я, припоминая тот разговор, а заодно и как я расхуярила свой телефон из-за этого.

– О, смотри. Он онлайн, – Ольга показала мне экран своего айфона. Я сморщилась от вида его аватарки, которую видела уже добрую сотню раз. Казалось, она набила на моем зрачке оскомину, и там вот-вот вылезет катаракта. – Извини. Помню, тебе противно. Просто он так часто тут сидит, и почти всегда с телефона.

Я лишь пожала плечами, уводя глаза в сторону и поднося кусочек пиццы ко рту, но так и не донесла. Константин Сергеевич показался в дверях пиццерии: высокий брюнет нестандартной наружности обратил на себя все взгляды.

– Ебать-колотить, – протянула я обреченно, – вспомнишь солнце, вот и лучик.

К счастью, Довлатов прошел в дальнюю часть помещения, так и не увидев меня, хотя я бы и так не позволила ему этого сделать, спрятавшись под стол.

– Оля, прикрой меня своей широкой мужской спиной, – умоляла я.

– А что там? Кто там? – не оборачиваясь, застыв на месте, шипела она.

– Он самый. Надо тикать отсюда, – дожевывая пиццу и спешно допивая сок, я исподтишка поглядывала в опасную зону.

– Почему? Ты разве не хотела его увидеть?

– Хотела! Но и не хотела одновременно! Неужели непонятно?

– Да нет, понятно, – засмеялась Ольга. – Тогда идем, чего сидишь?

– Погоди, хочу глянуть, с кем он, – глаза нащупали широкую спину, с которой стягивалась светлая куртка. – Слава богу, спиной сел. Можно еще посидеть. Нет, ты глянь! Он там с бабами какими-то! С девками, с… это, вроде, даже с нашего факультета, твою же ма-а-а-ать…

Захотелось рыдать и смеяться. Захотелось подойти и врезать ему, хотя он ничего обидного не сделал. Но одновременно и сделал. Как и все мужчины, которые даже не подозревают, в какой момент обидели женщину.

– Ян, спокойствие. Он тебе свадьбы не обещал, звезд с неба не доставал. Он свободный человек, тебе ничего не должен. Только его жену должны волновать подобные его посиделки, – незаметно оборачиваясь, Ольга кивнула. – Да. С нашего факультета. Журналистки. Возможно, они с ним тут по делам сидят.

– Да! Конечно! Как со мной тогда! По делам! Охуеть, какую лапшу он мне повесил. Ходит сюда с каждой встречной поперечной, приятно проводит время с молодыми студентками. А я – снова одна из множества, желающего его компании… Мудозвон. Как я могла в такого втюриться?

– Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей, – цитировала Ольга.

– Ка-а-ак это? А кто мне тут трезвонил, что он ко мне небезразличен?

– Все говорило о том. Все, кроме того, что я вижу сейчас.

– Ну наконец-то получилось тебя убедить, хотя бы на наглядном примере. Блять, как же мне паршиво. Пошли отсюда.

Аппетит пропал.

Я бросила еду, чего со мной раньше никогда не случалось, и не глядя в сторону, где сидел Довлатов и его студентки, вышла из пиццерии. Едва за мной закрылась дверь, как я накрыла лицо руками и всхлипнула. Ольга была в таком шоке, что не описать словами. Она никогда не видела, как я плачу. Никто в универе не видел. Все привыкли, что я либо злая, либо саркастичная. Но слезы – это что-то новенькое. Тем более прилюдно. Я никогда не позволяла себе подобного. Но этот упырь довел меня до невообразимого – напрочь забыть о своих же принципах не показывать слабости толпе. И что со мной? Я не могу себя контролировать и реву непонятно из-за чего. А потому что больно.

– Яна, Яночка… ну что ты? Ты из-за него, что ли?

– Это все так смешно, правда. Говорю тебе. Я хочу смеяться и смеяться над собой и своей глупостью – постоянно. Это же надо, приревновать постороннего мужика! Я такая дура… Оля, ну почему я такая?

– Какая?

– Уродливая! Безнадежная! Почему мужчина, который понравится мне, никогда не обратит на меня внимания?

– Дурочка! – Ольга обняла меня и прижала к себе, всхлипывающую. – Ты очень красивая! А если он того не рассмотрел, то это только его проблемы! Не заморачивайся, он все равно женат!

– Идем отсюда, – я спешила утереть слезы, чтобы никто больше не был свидетелем вспышки моих нестабильных гормонов. – Я не хочу его видеть, я не хочу встретиться с ним случайно…

– Ну-ну, успокойся. Еще ты не плакала из-за каких-то мудаков!

– Как ты сказала? Ты сказала «мудаков»? – я нервно захихикала сквозь слезы: Ольга не позволяла себе брань. Никогда, вообще. – Как ты можешь говорить такие слова? Я на тебя плохо влияю.

– Ой, я тебя умоляю. Я и сама знаю пару ласковых.

– С кем поведешься, того и наберешься, – воскликнула я, и почему-то эта поговорка, прозвучавшая так в тему, просто снесла мне крышу: я безудержно засмеялась, насильно прогоняя из себя тоску и зверскую боль обиды. Обиды, которую он причинил мне, сам того не ведая.

Я достала сотовый, удалила к чертям его номер и решила, что никогда в жизни не опущусь до того, чтобы караулить его у аудиторий, делая вид, что я оказалась там случайно. Никогда не стану искать встречи с ним, видеться с ним специально – я не буду так унижаться ради какого-то сраного, женатого, охренительно красивого мужика.

А еще я попросила Ольгу больше никогда при мне не упоминать его имени и фамилии.

***

Шло время. Я не видела его нигде, кроме как на фотографиях, которые потихоньку все-таки продолжала просматривать, роняя слезу на клавиатуру.

Вот он где-то в саду, вот в аудитории со студентами, вот – вручает кому-то грамоту, вокруг камеры, вспышки… вот его дети, вот он совсем молодой, пацан еще безусый, с сослуживцами… Глядя на него, я только и могла вздыхать. Что же за вечная несправедливость: кому-то достается такое счастье, которое они и оценить не в силах, а кому-то не достается ничего.

Но тяжелее было скрывать эмоции в университете, когда я слышала от кого-то его фамилию или имя. Особенно от старосты. Ведь она произносила их с такой интонацией и полуулыбкой, будто у нее с ним что-то было. Это не давало мне покоя. И ведь просить ее не делать этого было бы слишком откровенно – она и так уже начала о чем-то догадываться.

Когда я видела его онлайн… Я всегда надеялась, что он напишет, и мне становилось хорошо, свободно, легко… Даже какое-то умиление накатывало, как будто смотрю на маленького ребенка. Мне нравилось осознавать, просто осознавать то, что он там, по другую сторону экрана, тоже держит в руках телефон, смотрит на дисплей и, возможно, даже видит меня в списке своих друзей онлайн…

Смотрит на мою аватарку и безразлично отводит глаза, переходя на другую страницу. Он видит хоть какую-то частичку меня, пусть и состоящую из пары сотен пикселей, но мне и этого хватает. Когда я вижу: Константин Довлатов онлайн, меня охватывает какое-то счастье. Да! Он мне не напишет и даже не подумает об этом. Но он здесь. И я здесь. Хоть такая мелочь нас объединяет. Хоть что-то общее у меня с ним есть… Только этому и остается радоваться.

Каждый день я слушала музыку из его аудиозаписей. Почему я такая дура? Он ведь никогда моим не станет. Пора с этим завязывать.

Боже, будь милостив, пусть я в тебя не верю, но ты ведь знаешь, что я – сплошное противоречие, сплошное противоборство. Так что если я тебя отрицаю, это значит, я прошу у тебя сил… сил вынести все это. Дай мне терпения, дай мне воли, которые были у меня раньше. Почему, полюбив, человек не властен над собой, почему превращается в раба? Почему я не могу приказать себе перестать заходить на его страничку, почему не могу заставить себя не оборачиваться в коридорах при звуке шагов, даже когда точно знаю, что его там быть не может? Почему я так хочу его увидеть, но готова спрятаться в туалет, если он только покажется из аудитории?

Я проповедую честность, но вру себе. Я считаю себя смелой и сильной (после всего, что пережила), но на деле оказываюсь трусливой слабачкой. Я ненавижу себя. То, что у меня внутри – в полном хаосе, постоянно движется и меняет направление. И я не могу привести это в порядок.

Я не понимаю, за что меня можно любить. Но хочу, чтобы меня любили. Хочу взаимности, хочу чуда, которого со мной никогда не случалось. Я хочу уверовать… Обрести веру в лучшее, в будущее, в людей… Хоть единожды.