Цунами

Глава 4 Абордаж

– Зарядите орудие. Сделайте предупреждение. Может быть, джек под звездным флагом.

– Нет, американец, – уверенным и недовольным тоном человека, делающего тяжелую работу, отвечал лейтенант Алексей Сибирцев.

Адмирал колебался. Может быть, если это американец, то не надо с ним разговаривать. Из опыта известно, что как бы ни был американец хорош, а в решительный момент всегда выдаст все англичанам. Станет известно о нашем походе и в Японию, и пошлют флот ловить «Диану».

«Нет, не тут-то было!» – подумал адмирал.

Путятину советовали иметь на «Диане» американский флаг, чтобы легче было пройти при встрече с англичанами, а с американцами избегать встреч. Нет, это не его приемы! Он не сменит флага! Притворяться нечего. К тому же у американца есть новости. А охота – пуще неволи.

Капитан с руганью побежал куда-то. Когда он сдерживается, свирепое выражение не сходит с его лица.

Его взгляды: держать экипаж в страхе, не давать роздыха уму и рукам матросов, кормить как следует, чтобы были сыты; чтобы высыпались, по приказу веселились. Упражняться, если нет дела; чтобы одежда была сухая, сапоги целы, куртки просмолены. Запас воды и водки взят. Люди выбраны отличные.

Но все это не означает, что в глубине души Лесовский не судит о том, что вокруг него происходит. Адмирал и его подозревает. Конечно, капитан имеет обо всем свое мнение…

На палубу поднялся американец в красной шерстяной рубахе. Лесовский холодно с ним поздоровался и провел в свою каюту.

Через четверть часа адмирал пригласил обоих к себе в салон. Здесь же Константин Николаевич Посьет, Гошкевич, Пещуров и Можайский.

– Очень рад, – тряс руки долговязый Шарпер, и лицо его, желтое, как песок, морщилось. Чуть виднелись синие, как лед, глаза. – Английских судов в Сангарском проливе нет. Эскадра англичан, как утверждают, направляется из Гонконга в Нагасаки. Они хотят заключить договор с Японией по примеру коммодора Перри. О, Старый Бруин[3] заключил выгодный договор!

– Он заключил?

– Да.

– А какие условия?

– Он заявил этим лгунам, что не потерпит неуважительного ответа на письмо президента! Вы это знаете? И двинется с десантом морской пехоты прямо в их столицу Эдо.

Шарпер так расхохотался, словно сидел с товарищами в таверне.

Выражение лица Путятина смягчалось спокойной улыбкой опытного дипломата. Он соблюдал такт, оставаясь во власти интереса к тому, что рассказывал американец, а не обращая внимания на его развязность.

Лесовский, предварительно допросивший американца, сказал, что мистер Шарпер не раз бывал у наших берегов и хорошо знает адмирала Завойко и генерал-губернатора Муравьева.

Шарпер глубоко затянулся табачным дымом и стал рассказывать об условиях договора, заключенного с японцами.

– Я пришлю вам с боцманом гонконгские газеты.

У них несколько газет выходят в Гонконге… Теперь предстоит ратификация договора. Но мы уже подходим к их берегам, и они не смеют тронуть нас, американцев. Времена меняются быстро. Да-да!

Шарпер сказал, что знает все новые порты в открытых русских бухтах.

– Я бывал в Петровском, в Де-Кастри… и повсюду…

Ваши южные поселения поставлены в отличных бухтах, но еще южнее есть удобные незанятые заливы, которые не замерзают или замерзают ненадолго.

Путятин ничего не сказал про новые порты и не спросил ничего, чтобы не выдать секретов. Молчать он умел.

– Вы были в Гонконге? Да, я знаю, вы бывали там. Вы видели их город? Как там все быстро строится! Сносятся целые горы! Да, но место нездоровое! Никуда не годится. А ваши адмиралы развивают в новых бухтах энергичную деятельность. И я, адмирал, помогаю им. Я признаюсь вам. Вы знаете их, адмирал. Я исполняю их поручения, доставляю все, что им требуется. Да, из Америки… Еще они жили в фактории на Петровской косе, а я бил там китов, и они хотели меня расстрелять. Этот ваш молодой адмирал тогда еще был капитаном. И с тех пор мы подружились. Честным трудом и аккуратностью мы расположили друг друга. Я привозил им апельсины и муку, когда они чуть не погибали от голода. Этим летом я познакомился с господином генерал-губернатором. Вы можете верить мне, что ни единому англичанину я вас не выдам. Ни одному американцу я не скажу про вас ни слова, так как шкипера наши – хорошие ребята, но в жизни часто такие положения, что приходится становиться предателями… Мне сделаны большие заказы к весне будущего года, я все доставлю к этим берегам… А пока я иду за стаей китов. Я как игрок, но не так суеверен, чтобы бояться возвратиться. Да, киты проходят Сангарским проливом… А я жду, адмирал, я жду, когда вы построите в одной из удобных гаваней настоящий порт и большой город…

«И он о том же!» – с досадой подумал Путятин и невольно поморщился.

– В вашем новом городе, о котором вы все так мечтаете на этом океане, я построю магазин. Я составлю компанию с русскими капиталистами и построю док. Я могу произвести для вас все, что вам понадобится. Не только из выгоды для себя. Ведь я ваш первый и лучший верный помощник за все эти годы. У вас нет тут пока ничего, но все будет. У вас зато есть уголь, золото, лес. Можно открыть фабрику, найдем капитал!

Шарпер отложил трубку и потер руки от удовольствия.

– А крейсеров английских пока нет. Идите спокойно, но не в Нагасаки. Идите в Симода. Порт там открыт по договору с Перри. Вы, адмирал, любите нашего Перри? Я люблю Перри. В Японии столько гаваней, а они не разрешают пользоваться. Мы все их со временем откроем.

– Да, конечно, генерал глубоко уважает коммодора Перри, – сказал Посьет.

Адмирал прочитал гонконгские газеты, присланные шкипером в шлюпке на прощание.

В них подробный пересказ трактата, заключенного в городке Канагава коммодором Перри. А петербургские газеты обошлись краткими заметками. И то не все.

Английская эскадра пошла в Японию.

Адмирал вызвал Степана Степановича.

– У вас все готово?

– Так точно.

Путятин посмотрел на часы. Он приказал прислать казака Дьячкова.

– Что тебе говорили японцы про Америку?

Дьячков стал повторять свои рассказы.

– Америка приходила к ним на Матсмай…

В гонконгских газетах писали, что американцы заходили в порт Хакодате на острове Матсмай!

«Когда вы построите здесь города?» – вспомнил Евфимий Васильевич вопрос шкипера. «Я входил во все гавани, и там всюду есть киты. Занимайте, адмирал… Мы должны с вами занять, пока не поздно!» Пока не поздно!

Адмирал опять посмотрел на часы.

Александр Федорович Можайский в это время ходил по палубе. Сегодня в свободное время он чертил гребной винт особого устройства. У него на душе боль от восторга, что винт в воздухе может со временем, если найти верную форму, оказать то же действие, что и винт в воде.

– В баню к ним пойдете, – советовал тем временем Посьет, толкуя с Алексеем Сибирцевым. – У них мужчины и женщины моются сообща, как во времена «Капитанской дочки». Вот где вы увидите все их прелести.

– А как в проливе, спокойно?

– Да, американец не лжет…

– Слава богу, значит, можно позаниматься, – сказал Можайский.

– И спокойно отдохнуть…

Раздался крик в рупор. Со свистком в руке пробежал боцман. Залились дудки унтер-офицеров.

– Тревога, господа!

– Вот вам и «спокойно отдохнуть»! – воскликнул Сибирцев и кинулся по трапу.

Раздался выстрел из пистолета. Свистки вызывали всех наверх. Матросы кинулись в жилую палубу, в каюты офицеров, во все уголки судна, в каюту адмирала, где между икон и шкафов с книгами стояли два тяжелых орудия. Всюду принайтовлены грозные чугунные пушки. Жерла их поползли из портов.

В море выброшена цепь на буйке. Через некоторое время судно легло в дрейф. Забегали подносчики картузов с зарядами.

Сто пятьдесят матросов с офицерами построились шеренгами на верхней палубе, готовясь к посадке в шлюпки. Заскрипели блоки и заскользили тали, опуская под борт тяжелые гребные суда.

Адмирал следил по часам. Он замечал, как падают ядра. Он видел сапоги матроса, бегущего черпать воду брезентовым ведром. Мелькали озабоченные и послушные лица офицеров.

Под парусами и на веслах шлюпки с разгона подходили к борту «Дианы».

Маслов на всем ходу забросил на борт крюк и мгновенно забрался по тросу на палубу. Другой крюк закинул Елкин и, как ловкий цирковой артист, перепрыгнул через борт и выхватил пистолет. Офицеры и матросы стали прыгать с гребных судов на корабль. Их товарищи встречали «нападающих». В воздухе засверкали абордажные пики, топоры, кинжалы. Слышалась стрельба из пистолетов.

Вечером после вахты и чая с хлебом Можайский ушел в каюту, скинул мундир и уселся за стол. Тучное артиллерийское орудие на тяжелом станке занимало больше половины его помещения. Александр Федорович достал карандаш, чертеж и линейку. Тускло светит свеча в фонаре.

Настанет ли когда-нибудь время, что корабль осветится электрическим машинным светом?

Можайский чертит часть гребного винта для работы в воздухе, уверенный, что догадка его в основе верна.

В походе адмирал попросил его изготовить модель маленького парового судна с гребным винтом для подарка японцам. Алексей Николаевич Сибирцев при этом усердно ему помогал. Теперь маленький пароход готов. В топку наливается спирт. В котле закипает вода, работают шатуны и кривошипы, вращают вал, и бурная волна валит от винта, толкающего пароходик. На парусном корабле всем нравилась эта игрушка.

В детстве Александр так не увлекался машинами. Как-то вдруг нашел на него интерес к механике и открытиям ее законов. Его разбередили виды необычайных просторов, величия новых земель. Можно ли здесь сидеть сложа руки? Сколько тут воздуха, сколько воды! Сюда перелетать надо, а не переезжать в тарантасах и не ходить вокруг света из Кронштадта. Увлеченный своими замыслами, он почти не обращал внимания на странности и капризы адмирала, раздражавшие его товарищей. Оп прощал адмиралу его парусный корабль, как прощал, что Путятин видит в нем лишь ловкого рисовальщика и ретивого лейтенанта.

Ночью изрядно качнуло. Стучали и звенели бутылки, двигались ящики с пластинками для дагерротипа, банки с растворами, лампа для подогрева ртути. Александр Федорович вскочил и, засветив ночник, стал все закреплять. Свалился ящик с красками. Расставив вещи «в штормовом порядке», допил бутылку кваса, кинул ее в корзину и завалился, закутавшись в одеяло и шинель. Осень давала себя знать и здесь.

На рассвете море было в барашках. Сквозь серое небо видны голубые просветы. Вода в такой день кажется тяжелой, словно волнуется расплавленный свинец.

Алексей Сибирцев вдруг схватил Можайского за руку.

– Смотрите!

Александр Федорович неожиданно увидел горы среди облаков. «Япония!» – подумал он. Почувствовалось что-то волнующее, чего ожидал так долго, что обещает какие-то неведомые, таинственные ощущения.

Алексей Сибирцев смотрел на синие пики среди облаков, и ему тоже казалось, что здесь его ждет что-то особенное. Алексей знал за собой грех, что он подвержен припадкам экзальтации.

По другому борту тоже видны лесистые скаты гор. «Диана» шла ко входу в пролив между двух величайших островов. Слева Матсмай, на нем порт Хакодате, куда идем. Справа Ниппон, где обе столицы, главный остров страны, ее основа – материк.

Теперь уж что бы ни было, а придется, как надеялись молодые офицеры, ступить на запретный берег.

У Можайского мелькнуло в голове, что не переимчивым ли японцам везет он чертежи винта? Как знать? Адмирал говорит, что они народ редких способностей.

Евфимий Васильевич на юте. Из-под красного околыша торчат его нестриженые волосы. Щеки и крупный нос картофелиной красны от свежего ветра. Голова высоко поднята на похудевшей шее. Узкое и хмурое лицо, словно адмирал озабочен и с утра устал.

В трех кабельтовых от «Дианы» шел большой японский корабль с высокой кормой и выгнутым от ветра четырехугольным парусом, на котором нарисован красный шар.

Офицеры столпились на юте, а матросы – на баке и у бортов, разглядывая японцев в халатах и шляпах. Японское судно быстро отходило.

– Что это за красный шар на парусе?

– Это восходящее солнце, – объяснял Гошкевич. – Видимо, военное судно.