Цветы на окнах

3

Рябинин огляделся…

Холодный воздух, приправленный печным дымком, помог ему сделать бездонный вдох. Непривычная тишина стекала с побелевшего неба. Яблони стояли без листьев коряво, стараясь пригнуть тёмные ветки к окостеневшей земле. Изморозь, лёгшая на колодец ночью, так и не сошла с моренных дождями досок, отчего они посветлели, как бетонные кольца под ними.

В глубине узловатых яблонь желтела потешная избушка, сложенная то ли из тонюсеньких сосновых брёвнышек, то ли из толстых жердей. Кургузая труба лила на крышу белёсый дымок; казалось, что дранка сохнет и курится от невидимого жара.

Рябинин пошёл к ней по дорожке, обсаженной какой-то высокой травой, теперь стоявшей воткнутыми пучками соломы…

За дверью обдало теплом и запахом, который вошёл в него глубоко и тревожно. Он огляделся, слегка растерявшись в этом запахе. Плита, сложенная из свежего кирпича… На ней кастрюля, чайник и чугунок, тёмный, словно его только что выкопали из древнеземельной толщи. Просторный стол, сколоченный из гладких плашек. Лавка, длинная и широкая, хоть спи на ней. Некрашеный пол, жёлтый, как сливочное масло. Сосновые стены, увешанные пучками зверобоя, мяты и полыни…

За столом сидел мужчина, опершись на локти. Казалось, что обвисшая фигура продавливает плашковую столешницу. Он поднял голову, но его взгляд лишь коснулся вошедшего.

— Я следователь прокуратуры, — неуверенно сказал Рябинин.

Слежевский не отозвался — глядел в сосновую стену, будто ждал, что брёвнышки раздвинутся и войдёт кто-то ещё. Но та, кого он ждал, больше никогда не войдёт в эту потешную избушку.

— Мне нужно вас допросить…

— Да-да, — засуетился Слежевский, но засуетился только одним голосом.

Рябинин сел к столу, расстегнул портфель и выложил папку, надеясь оживить Слежевского этими приготовлениями. Но тот лишь вздохнул.

— Расскажите, как всё произошло.

— Я уже говорил…

Рябинин иногда задумывался: не стал ли он равнодушным к чужому горю за своё следственное многолетие? Нет, не стал. Но как-то притерпелся — иначе было бы невозможно работать. Сейчас этому раздавленному горем Слежевскому прильнуть бы к утешителю, к сильной и доброй душе. А Рябинину нужны показания — немедленно, подробно, правдиво.

— Утром мы ушли с Геной на работу… Вместе. Вернулся я позже. Увидел… Что же рассказывать?

Он впервые глянул тёмными, слегка выпуклыми глазами прямо. Теперь взгляд отвёл следователь — в лице Слежевского столько было непереносимой муки, что Рябинин испугался. И понял, почему он, следователь, обязанный пулей лететь на место преступления, пока горячи следы, тянет время под любым предлогом; понял, почему эти места происшествий для него тяжелей всех допросов и очных ставок, — из-за потерпевших. Из-за их непереносимого горя.

— Какие у вас были отношения с женой?

— С Анной… Самые лучшие.

— Враги у неё были?

— Откуда же…

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Кого? Некого.

Рябинин задавал стандартные вопросы, принюхиваясь. Он разъял этот сложный запах, тронувший его у порога. Пахло детством — сосной, дымом, печкой, травами, варёной картошкой… Но откуда картошка? На плите кипел тёмный чугунок. Слежевский хочет есть?

— Сыну варю, — глухо сказал он, перехватив взгляд следователя.

— Ничего подозрительного не замечали?

— Где?

— На улице, в посёлке, в доме. — Рябинин и сам не знал где.

— Не замечал.

— Вчера к вам никто не заходил?

— Нет.

Рябинин снял очки и провёл по лбу сухой ладонью. Усталость и бессонье прятались где-то там, в черепе, и давили на глаза сверху.

— Вспомнил…

— Что? — Рябинин торопливо нацепил очки.

Слежевский глядел на него ожив. Правая рука скоро и нервно пробежалась по скромным усикам и легла на голову, на чёрные гладкие волосы, словно хотела удержать то, что там вспомнилось.

— Вчера приходил какой-то шофёр, предлагал дрова…

— Купили дрова?

— Нет. Тогда он попросил разменять двадцать пять рублей. Анна взяла у него бумажку, пошла в большую комнату, разменяла. Он и ушёл…

— Опишите шофёра.

— Среднего роста… В кепке… Я стоял в кухне и видел его издали.

— Во что он был одет?

— Не обратил внимания.

— Куртка, пальто, плащ?..

— Не видел.

— Что на ногах?

— Ну, такие мелочи…

— Опишите его голос.

— Господи, да я и не слышал. С Анной он говорил.

— Может быть, никакой он и не шофёр?

— Нет, машина урчала.

— Какой марки?

— Я на улицу не выходил.

На Рябинина вновь накатила неподъёмная усталость.

— Олег Семёнович, от вашей памяти зависит розыск преступника.

— Я понимаю. Но ничего, кроме среднего роста и кепки, не запомнил…

Мало: рост, кепочка и профессия. Немало: пол, рост, кепочка и профессия. Теперь была рабочая версия — убийство совершил водитель грузовика, мужчина, среднего роста, в кепке.

Рябинин дал подписать протокол и ушёл, ибо всегда понимал человека, которому хотелось побыть одному.