Цветы Сатаны

24

Прочитав рукописные листочки Виолетты Гарднер, профессор Симпсон снял очки и с видом волнения и недоумения покачал головой. Дебра и Питер, сидевшие на софе лицом к широкому окну гостиной, видели его фигуру против света и плохо различали лицо, но все поведение выдавало смущение профессора.

— Так что вы об этом думаете? — поинтересовался Питер после долгого молчания. — Согласны вы с миссис Миллер, которая сомневается в подлинности текста?

Симпсон снова взял листки, посмотрел на них, как на сомнительный товар, недоверчиво перечитал несколько строк.

— Да, — коротко бросил он. — Это писала не Виолетта.

Услышав безапелляционный приговор от человека, кажущегося нерешительным по своей натуре, Питер изумленно взглянул на Дебру и спросил:

— Вы твердо уверены, профессор? Простите мою настойчивость, но, кажется, полковник Хоук убежден в обратном. Он даже сравнивал почерк с написанными рукою Виолетты открытками, которые она ему присылала.

— Полковник наблюдателен, но иногда ему не хватает проницательности. В данном случае очевидно, что автор этих строк старался подделать почерк и стиль Виолетты. Что касается каллиграфии, то здесь его талант неопровержим — он всех обманул. И тем не менее даже тут допущены кое-какие ошибки. Вот, возьмите одну из этих страниц и внимательно вглядитесь в буквы «i». Вы заметите легкий разрыв с последующими буквами, что в принципе является нормальным, так как приходится отрывать руку, чтобы поставить точку над i. Прилежные люди с чувством изящного пишут слова целиком, а потом уже добавляют сверху точки. Так вот, Виолетта относилась к этой категории. Она чрезвычайно заботилась о внешнем виде своих текстов, и ее буквы складывались в ровные звенья слов, составляющих фразу. При случае можете еще раз свериться с почтовыми открытками полковника.

Питер кивнул, передал листки Дебре, которая, в свою очередь, согласно покачала головой.

— И наконец — стиль! — продолжил хозяин, подойдя к окну. — Виолетта выражала свои мысли с поразительной глубиной, элегантностью и простотой. Она обладала искусством находить точные, верные слова, разговаривая с вами, заставлять сопереживать даже в самых обыденных вещах. Каждая из ее фраз звучала чарующей музыкой, рисовала чудесную картину с множеством деталей и легко воспринималась… Читая написанное ею, вы словно гуляли по волшебному лесу, видели, как солнечные лучи играют в деревьях, подобно небесным пучкам света, слышали журчащий перезвон водопадика, и вас убаюкивало пение птиц. Вместе с ней вы уносились далеко, очень далеко, погружались в морские пучины… Как еще выразить свою мысль? Никогда не остаешься равнодушным, безучастным после такого чтения.

Он долго покачивал головой с печальной улыбкой, затем, повернувшись к листкам, добавил:

— Смысл этих записей довольно точно отражает восторженность и жизнерадостность Виолетты, но все это, в общем, является анемичной пародией ее искусства. Можете поверить…

После молчания Питер спросил:

— Кто мог это написать, по-вашему?

— Не имею ни малейшего представления.

— По словам миссис Миллер, эти листы якобы вырваны из дневника миссис Гарднер.

— Да, мне тоже так кажется!

Питер не смог скрыть своего удивления:

— Как? Вам случалось его читать?

— Нет. Но Виолетта часто говорила о нем. Похоже, она говорила это, чтобы посмеяться надо мной, — я приходил в восторг от чтения ее стихов. Уверяла, что ее стихи гораздо хуже, чем проза. В дневник она вкладывала лучшее, на что была способна. А это, как вы и догадываетесь, разжигало мое любопытство! Однако несмотря на мои настоятельные просьбы, она его так и не показала.

— Как же вы смогли узнать эти листки? — удивилась Дебра.

— Из-за одной мелочи, которую заметили бы и вы, вглядись вы повнимательнее. Я имею в виду саму бумагу, а не текст.

Пара не замедлила приглядеться к бумаге и обнаружила слегка обесцвеченные пятна на каждой странице, формой напоминающие какой-то рисунок.

— Да, я кое-что вижу, — сказала Дебра. — Похоже на контур цветка!

— Совершенно верно, — подтвердил Симпсон. — Виолетта не раз говорила мне, что закладывала между страниц цветы со своей клумбы.

Опять в их мысли бесшумно вкрался призрак покойной. Дебра вспомнила, как в первую ночь привидение листало страницы дневника, переложенные засушенными цветами.

— Она считала, что красивые цветы лишь улучшали написанное, придавали ему некую магическую силу, опьяняющий аромат, своеобразный вкус, подобно тому, как изысканные специи улучшают вкусовые качества блюда. Прекрасное дополнение к ее талантам… Но, увы! Повторяю, мне так и не пришлось отведать его!

— А что вы думаете о самом тексте? Насколько мы понимаем, в нем содержится конфиденциальная информация, с которой многие были бы не согласны!

— Да, у меня такое же впечатление. Мне даже думается, что это мог написать кто-то близкий ей по духу.

— С какой целью, по-вашему? — подталкивал его Питер.

— Право, не знаю, что сказать…

— Вы не находите, что эти мнимые размышления обвиняют ее мужа?

— Да, конечно. Но так как мы уже знаем, что это фальшивка, то не стоит доверять написанному. И все же то, что здесь изложено, — правда, если мне не изменяет память. Я не обнаружил ни одного искажения. Боже! Что за печальная история, подумать только!

Профессор ненадолго умолк. Отвернувшись к окну, он мрачно смотрел на лесную опушку, находившуюся ярдах в тридцати от дома.

— К глубокому горю, вызванному этими несчастными случаями, прибавились еще и ужасные подозрения… — продолжил он.

— Несчастные случаи? — подхватил Питер недоверчивым тоном. — Разве вы не считаете их умышленными убийствами, как предполагает автор этих записей?

Симпсон утвердительно кивнул:

— Да, чувствовалось что-то ненормальное в этой последовательной серии драм. Но в то же время это казалось слишком ужасным, чтобы быть правдой.

— Виолетта Гарднер высказывала вам свои соображения по этому поводу?

Бывший преподаватель философии, казалось, смутился.

— Э-э-э… нет. Я… я хочу сказать: не в то время, потому что… она больше никогда не приходила после…

— После того, как ваша связь с ней закончилась?

Симпсон побледнел, снял очки и изумленно пробормотал:

— Боже! Откуда вам известно?

— Разные намеки то тут, то там… Впрочем, два других ее любовника уже признались.

Изумившись еще больше, Симпсон молча слушал, как Питер выкладывал ему добытые сведения. Взгляд его был мрачным, отрешенным.

— Аверил и полковник? — удивился он. — Право, я и не знал. Честно говоря, наш роман был более длительным. Наверное, потому, что мы больше дружили до этого… у нас были общие увлечения. Но конец положила Виолетта. Как-то неожиданно стала меня избегать. Я пытался поговорить с ней: без толку. Предполагаю, что она осознала двусмысленность нашей идиллии и предпочла прекратить ее.

Похоже, разрыв она перенесла безболезненно, я же никогда так и не смог ее позабыть. Она ворвалась в мою жизнь, как солнечный луч, и с тех пор, скажу откровенно, серость моего существования не освещалась ничем. Невозможно забыть тот майский день, когда она стремительно вошла в мою мастерскую и с ходу заявила, что хотела бы маленькую канарейку… Но, думаю, мы отклоняемся от темы. Драма, которая нас интересует, произошла месяца два-три спустя: мы тогда уже не встречались… Мне так и остались непонятными ее чувства…

Указав на страницы, Питер заметил:

— Не думаю, что вы не обратили внимания на выражение «этот дорогой профессор Симпсон». С одной стороны, звучит дружески, и в то же время здесь проскальзывает нечто интимное, намек на былую любовную интрижку. Это позволяет предположить, что автор этих строк был в курсе ваших отношений с покойной.

— Да, именно так. Поэтому-то я и сказал вам, что все здесь тревожаще верно. Кстати, известно ли вам, что один из несчастных случаев произошел совсем рядом? Пруд, в котором утонула маленькая Сара Кольз, находится прямо за этими деревьями.

— В тот день вы были здесь?

— Да, как и всегда. Я старый отшельник и редко покидаю свое логово.

— И даже были в этой самой комнате?

— Да, большую часть второй половины дня.

— А вы, случайно, не заметили ту таинственную личность, ту тень, которую Виолетта, а точнее, автор этих строк подозревает в убийстве?

Профессор подошел к окну и показал на открытое место перед лесом:

— Люди, идущие к пруду, никогда не проходят за домом. Они, как правило, поднимаются вон по той тропинке, к западу… Среди кустов шиповника, видите?

— Да, прекрасно вижу, — подтвердил Питер. — Вы, значит, должны были заметить того, кто шел по ней?

— Это так. Мне уже задавали такой вопрос в то время, — серьезно сказал профессор.

— И что вы ответили?

— Что, кроме тех, кто и должен по ней пройти, я больше никого не видел. Но это не совсем так. Был еще кое-кто…

Дебра удивленно раскрыла глаза и встретилась взглядом с Питером, который воскликнул:

— И вы ничего не сказали! А ведь это, по всей видимости, и был тот монстр, присутствие которого чувствовала Кэти Маршал…

— Да, я знаю. Но этот человек не мог быть убийцей.

— Почему?

— Я просто знаю. Поэтому ничего и не сказал.

— Кто это был?

Симпсон коротко взглянул на своих гостей, напряженно всматривавшихся в его губы, и пожал плечами:

— Старая история. Лучше бы не вспоминать о ней. Никто не выиграет оттого, что будет ворошить прискорбное прошлое. Воспоминания, они как фрукты: надо отбирать лучшие и выбрасывать плохие.

— Вам все еще помнится Виолетта? — сочувственно спросил Питер.

Профессор достал из кармана большой носовой платок, вытер вспотевший лоб.

— Да, как я уже сказал.

— В тот день она хотела купить у вас канарейку?

Симпсон улыбнулся и сразу помолодел на несколько лет.

— Купить? Нет… Позволю себе заметить, я тоже так думал, когда она показала на одну пичужку в клетке… У нее тогда было лицо, какого я еще никогда не видел… В моих ушах вечно будет звучать ее ответ на мой вопрос: «Нет, я желаю иметь канарейку именно от вас».

Недоверчивое удивление появилось на лицах Дебры и Питера. Последний тихо проговорил:

— Боюсь, я чего-то недопонимаю…

— Лирическое выражение предложения себя, вы понимаете?

— Предложение? Так вот прямо?

Хозяин дома сглотнул слюну, поморщился, потом ответил:

— И я так думал! Но она была так красива, нежна, что никакое слово не могло бы замарать ее уст. Однако свое пожелание она высказала иносказательно!

— Маленькую канарейку?

— Да, то есть ребенка.

— Вы в этом уверены?

— Более чем… Впоследствии она не раз говорила об этом.

Дебра и Питер попрощались с хозяином. На обратном пути Питер, словно молитву, непрерывно повторял:

— Не понимаю… ничего не понимаю… Подделанный дневник с такими убедительными подробностями… И эта Виолетта Гарднер, на первый взгляд такая добродетельная, оказалась настоящей нимфоманкой… Чего она в действительности хотела?

Дебра, нахмурившись при виде людей у дома миссис Миллер, ответила:

— Ребенка… Профессор Симпсон только что нам сказал.

— Ребенка? Для этого у нее был муж…

— Да, но за три или четыре года совместной жизни она так и не забеременела.

— Тогда миссис Гарднер и пошла искать в деревне то, что не смог ей дать муж! В принципе это нормально — закон природы, первобытный инстинкт, проявляющийся, когда человечеству грозит вымирание.

— Питер, прошу тебя! Можно подумать, что ты ревнуешь к покойнице.

— Ревную? Нет, просто я удивлен, потому что… Но смотри-ка, какая толпа у дома нашей соседки!

— Люди в форме… Кажется, полицейские!

— Верно. Я даже узнаю того, кто разговаривает с ними: наш друг полковник Хоук.

Дебра схватила Питера за руку, тихо сказала:

— Питер, мне кажется, там что-то случилось.

Дебра не ошиблась. Чуть позже отставной военный сообщил чете новость, которую он сам недавно узнал.

— Миссис Миллер мертва? — удивился Питер. — Не верится! Вчера вечером мы оставили ее в добром здравии.

Полковник провел ладонью по своим коротко стриженым волосам.

— Знаете ли, черепица, когда собирается свалиться вам на голову, как правило, не предупреждает об этом заранее.

— А что с ней случилось?

— То, что я вам сказал: насколько я понял, этой ночью ей на голову упала черепица. Не знаю, заметили ли вы, но целый ряд ее слабо держался над входом. Несколько плиток упало, когда хозяйка стояла в дверях. Одна из подруг обнаружила ее лежащей среди осколков с глубокой раной на голове.