Дальняя дорога

Глава 15

Александр так задумался, что его вернул к действительности лишь голос Дийны:

— О чем вы размечтались, Саша? — Девушка усаживалась напротив него возле «обеденного стола».

Гирин заколебался — говорить ей или нет о ее загадочном сходстве с Ниной? Конечно, случай сам по себе очень любопытный, но ведь особый смысл и цену он имеет лишь для Александра! Какое дело Дийне до молодой женщины, которую любит Гирин и которая живет так далеко отсюда — за восемьдесят тысяч световых лет? Что по сравнению с этим чудовищным расстоянием сказочные «за тридевять земель»? А сходство было! В этом Александр убедился еще раз, разглядывая сейчас Дийну вблизи. Это было не сестринское, не родственное сходство, когда лица отливаются в одной, и той же, но каждый раз как-то по-особому видоизменяемой форме. Это было сходство другое, не столь внешне заметное, но духовно глубокое, которое проявляется, несмотря на различия в прическе, цвете кожи и отдельных чертах лица. Два разных слепка с одной и той же духовной сущности — вот что такое были Нина и Дийна. И никакие восемьдесят тысяч световых лет тут были ни при чем!

— Вы разглядываете меня как музейный экспонат! — Дийна облокотилась на пень, в свою очередь приглядываясь к Гирину. — Что такое стряслось с вами?

Близко заглянув в неземные, серебряные глаза Дийны, Гирин окончательно решил ничего не говорить пока о ее странном сходстве с Ниной.

— Я думаю о том, что сейчас там происходит. — Гирин кивнул на сказочный розоватый костер, отблески которого ложились на траву и на листву низко расположенных ветвей.

— Протоформа превращается в крылья, на которых вы полетите вместе со мной в лагерь. Только и всего!

— А можно я поближе рассмотрю эту самую протоформу?

— Пожалуйста.

Девушка достала из подсумка серебристый шарик и положила Гирину на ладонь. Протоформа и правда походила на жемчужину, но была гораздо тяжелее, точно налита ртутью. Перекатывая этот весомый шарик на ладони, Александр снова как-то ненароком, по инерции обратился мыслями к далекой Земле, к Нине. Гирин видел настоящий жемчуг всего один раз в жизни — в Кремле, в Оружейной палате. Увидел и страшно разочаровался: жемчужины, украшавшие древние изделия и царские одежды, были тусклыми и невзрачными, будто потухшими. Честное слово, тот дешевенький поддельный жемчуг, который Александру доводилось видеть на девичьих шейках, был куда ярче и красивее! Позже Александр узнал, что жемчуг совсем как человек — живет, красуется, сверкает, а потом стареет, тускнеет и умирает, превращаясь в невзрачные округлые камешки. И чтобы жемчуг жил дольше, надо не прятать его в шкатулки, шкафы и сейфы, а носить так, чтобы он касался теплом и дышащей человеческой кожи. И с тех пор, как Александр узнал об этом, жемчуг стал ему как-то по-особому дорог, стал понятнее и роднее всех других драгоценных камней. Он решил, что, как только Нина станет его женой, он тотчас купит ей пусть маленькую, но все-таки настоящую ниточку жемчуга. И пусть она носит ее не по праздникам, а всегда — каждый день.

— Очень сложный, универсальный продукт вашего производства, — услышал Гирин конец фразы Дийны, поднял на нее глаза и с некоторым трудом сообразил, о чем она говорит.

— Эта жемчужина?

— Эта протоформа! — поправила девушка. — Я могу превратить ее в любую вещь, в любую конструкцию, которую могу представить мысленно с достаточной полнотой.

Гирин покосился на бесшумный, понемногу угасающий костер, перевел взгляд на серебристо-перламутровый шарик.

— Каким же образом?

Дийна смотрела на него доброжелательно, но снисходительно.

— Это очень, очень сложное искусство! Нас обучают ему с самого раннего детства, так же как ваших детей учат рисованию и грамоте.

Дийна оживилась, лицо ее приобрело важное и вместе с тем несколько наивное выражение Она стала похожей на увлеченную старшеклассницу, которой не терпится поделиться с окружающими только что усвоенными знаниями, представляющимися ей исключительно важными и интересными.

— Любая четкая мысль, Саша, оформляется либо словесно, либо в виде зрительных образов — рисунков, объемов, чертежей и формул. Но, кроме того, она отражается всем телом, особенно лицом и руками, пальцами; это неудивительно: ведь именно руки — древнейшее орудие труда и воплощения мыслей. Колдуны, ясновидящие, гадалки — все они наделены даром чтения телесных мыслей, умеют наблюдать за лицом и руками, берут за руки и держат их в ладонях.

— Это правда, — согласился Гирин, вспоминая об опытах Вольфа Мессинга, о которых он, правда, лишь читал в журналах.

— Наши ученые, — продолжала Дийна увлеченно, — расшифровали телесный язык через микротремор мускулов, колебания электрического и магнитного потенциалов ладони и целую кучу других показателей. А конструкторы создали протоформу, — автономное саморазвивающееся устройство, похожее на живую клетку, ну, как, допустим, самолет походит на птицу — функции одинаковы, а пути реализации разные. Понимаете?

— Пока понимаю.

— В протоформу вмонтировано универсальное программное устройство, как бы генотип, а генотип этот снабжен приемником телесного языка. Чтобы использовать протоформу, ее накрывают пальцами. — Дийна взяла жемчужину у Александра и показала, как это делается. — Мысленно включают приемник, а потом шаг за шагом представляют создаваемую конструкцию. По обратным сигналам эта конструкция как бы высвечивается в голове, неудачное можно стирать и формировать заново, в созданное можно вносить исправления. Когда конструкция готова, подается сигнал «стоп», а затем протоформа стимулируется внешним импульсом энергии — можно использовать перстень, можно подержать протоформу над пламенем костра. Вот и все! В протоформу вмонтирован собственный микрогенератор энергии, а вещество она заимствует из окружающей среды.

— Вот и все, — пробормотал Гирин, жестом попросил у девушки протоформу и бережно принял весомый шарик на ладонь. — Ну а если нужно создать что-нибудь сложное, громоздкое — космический корабль, подводную станцию, целый завод? Неужто и такие вещи можно целиком удержать в голове?

Дийна кивнула, соглашаясь с его сомнениями.

— Вы правы, есть, конечно, предел для мысленного моделирования. Для создания очень сложных и громоздких конструкций производятся протоформы не с универсальным, а со специализированным генотипом, в который введена и схема будущего конкретного творения, скажем космического корабля, и программа его формирования. Такие специализированные протоформы большой мощности называют прототипами, их развитие обеспечивают внешние источники энергии, так удобнее.

Перекатывая на ладони тяжелый перламутровый шарик, Гирин полюбопытствовал:

— А она у меня, случаем, не заработает?

Дийна засмеялась:

— Нет. Приемник запускается четырехзначным цифровым кодом, а вы его не знаете.

— Из какого-то шарика — целый корабль или завод. Чудеса! — Александр передал протоформу девушке.

Пряча протоформу в подсумок на поясе, Дийна снисходительно улыбнулась:

— Вы, Саша, мыслящий человек — продукт развития крохотной оплодотворенной клетки. И это чудо достигнуто в ходе стихийной эволюции материи! Неужели корабль сложнее человека, а разум слабее стихийных сил? И потом, разве ваши телевизоры, самолеты и автомобили не чудеса для людей каменного века?

— Уговорили. Но откуда берутся протоформы, с помощью которых можно творить чудеса-нечудеса?

— Ту, — Дийна кивнула головой через плечо, — из которой сейчас формируются ваши крылья, я собрала сама.

— Как собрала?

Девушка засмеялась и пошевелила в воздухе своими загорелыми пальцами:

— Руками. Сборка протоформ из подручных материалов предусмотрена программой испытаний. Ну а вообще-то протоформы и прототипы производятся централизованно несколькими мастерскими-автоматами, которые обслуживаются бригадами численностью по десятку человек.

— Мастерскими?

— По своим размерам — мастерскими, а по потенциальной мощности и разнообразию продукции — колоссальными комбинатами, которые сравнимы с земными промышленными районами.

Гирин не без труда осмысливал услышанное, картина технологии, которую рисовала Дийна, была совсем не похожа на сложившиеся у него представления о будущем.

— Переход на универсальную продукцию — протоформы, прототипы и сверхъемкие аккумуляторы энергии — избавил нас от громоздких заводов, продолжала Дийна. — Сами собой рассосались раковые опухоли городов. Мы перешли к здоровой, нормальной жизни, к вторичному слиянию с природой.

— Раковые опухоли городов? — непонимающе переспросил Александр.

— Конечно, это утрированная оценка, зато наглядная! Правильнее назвать города возрастной болезнью цивилизаций. Города — печальная необходимость. В производство любой, даже самой обыденной вещи — автомобиля, радиоприемника или часов — у вас вовлечены миллионы людей. Интересы экономии и производства требуют, чтобы эти миллионы были сконцентрированы на крупных и сверхкрупных предприятиях, отсюда и безудержный рост городов, этого социального зла, которое приходится терпеть до поры до времени.

— Зла? Да земные города всегда были центрами культуры и прогресса! Нечего нам приписывать свои недостатки.

— Но у нас нет городов, — спокойно и снисходительно возразила девушка. — Как можно приписывать несуществующее?

— Совсем нет городов?

— Есть, но это города-музеи, которые мы охраняем так же, как люди охраняют дворцы, храмы и пирамиды.

— Жизнь без городов? — Гирин никак не мог освоиться с этой мыслью. Хоть убейте, не могу представить себе этого!

— Инерция мышления, — хладнокровно констатировала Дийна.

— Опять инерция?

— Опять. Тысячелетиями человечество строит и разрушает города, разрушает и снова строит. Растет число городов, растут сами города, и вам уже кажется, что так будет всегда. Даже самое далекое будущее видится вам лишь в гипертрофированно-урбанизированном варианте. Но прогресс — это не летящий снаряд, а качающийся маятник. Придет время, и если человечество справится с трудностями и уцелеет, то в ходе строительства коммунизма и космического расселения маятник градостроительства качнется в обратную сторону. Города постепенно растают, исчезнут с лика планеты. Правда, — по губам Дийны скользнула недоверчивая улыбка, в которой был оттенок мечтательности, — наши социологи говорят, что, когда разумные начнут гасить и разжигать звезды, реконструировать галактики и осваивать соседние субвселенные, они снова начнут собираться в огромные поселения. Но когда это будет!

Такое далекое будущее мало интересовало Александра, он думал о своем.

— Рассеются города, что же останется?

— Поселения-коммуны в несколько десятков, ну сотен человек каждое. Останутся коллективы, спаянные не только трудом, но и дружбой, общими интересами. Люди, которые, помимо высокого творчества и созидания, занимаются еще и древними, милыми сердцу, такими увлекательными полезными делами! Охотой, рыбной ловлей, коллекционированием, садоводством. В таких коммунах каждый человек на виду: он знает каждого и каждый знает его. Коммуны — единение собратьев и содругов, в коммунах крылатые слова «один за всех и все — за одного» не лозунг, не мечта, а сама жизнь. В таком мире содружества люди преодолевают свои слабости, ведут себя достойно, если даже кто-то или что-то соблазняет их и сбивает с правильного пути. Таким миром правит не только личная свобода, но и общественная необходимость, и царит в нем не одно доверие, но и высокая ответственность. У нас нелегкая, потруднее вашей, но зато такая интересная жизнь! Да ведь и у вас ростки духовного здоровья и новой морали пробиваются и крепнут прежде всего в предтечах коммун — в экспедиционных и студенческих отрядах, на зимовках, в молодежных бригадах, разве не так?

— Так, — согласился Александр в раздумье. — Но что же получается, назад, к природе? Голый счастливый человек на первозданной земле? Вы думаете, земные чудаки не мечтали об этом? О «назад, к природе» написаны многие тома, но это же пустые мечты, утопии!

— Не назад, к природе, а вперед, к природе, — с ноткой усталости в голосе поправила девушка, может быть, ей надоел сам разговор, может быть, утомила непонятливость Гирина. — Мы вернулись к природе, но мы отличаемся от первобытных охотников с каменными топорами так же резко, как этот охотник в эпоху своего господства отличался от диких зверей. — Серебряные глаза прямо взглянули на Александра. — Я одна могу сделать больше, чем целый земной город. Могу перебросить через реку мост, проложить в горах дорогу, построить дворец или океанский корабль.

— И разрушить город, — подсказал Александр. Ему было почему-то и грустно от той странной картины будущего, которую нарисовала ему девушка. — Разрушить большущий город вместе с копошащимися в нем в поисках счастья человечками!

Серебряные глаза холодно взглянули на Гирина, но голос девушки прозвучал с неожиданной, взрослой мягкостью:

— Города сами умрут, когда пробьет их час. Не города нужно разрушить, а создавать коммуны: отряды, бригады, поселения. И беречь как зеницу ока их особую, высокую мораль. В коммунах — ваше будущее. — Дийна поднялась на ноги. — Пойдемте, Саша. Ваши крылья уже готовы.