Глава третья. «ГОРОДОК НА КАМЕ, НЕ ДОЙТИ НОГАМИ...»

1

— Здравствуйте, Вячеслав Иванович, — услышал Грязное тихий голос. — Вас позволила себе побеспоко­ить Любовь Андреевна Тимофеева, возможно, вы слы­шали обо мне. Нет?

— Простите... — чувствуя отчего-то неудобство перед этим слабым голосом, стал оправдываться заместитель начальника ГУУРа. — Как-то сразу не приходит...

— Ничего страшного. Вы ж с правозащитными орга­низациями, насколько нам известно, постоянных дел не имеете, генерал.

Грязнову показалось, что собеседница улыбается. И тут его осенило: ну конечно!

Нет, лично знакомы они не были, но Вячеслав Ива­нович и слышал, и читал ее выступления в газетах, и по телевизору видел эту маленькую и бесстрашную женщи­ну, которая, кажется, провела в лагерях еще при Брежне­ве что-то около восьми лет — за бурную диссидентскую деятельность. В принципе, если только в том не было острой необходимости, Грязнов предпочитал не иметь личных дел с бывшими диссидентами. Но, как говорит­ся, видимо, нашлась серьезная причина, если она обра­щается к нему по прямому телефону, а не через помощ­ника.

— Извините, я вспомнил вас. Рад слышать. Какие проблемы и чем могу помочь?

— Вот видите, как хорошо, что вы сразу меня поня­ли. Я исключительно по делу. Не могли б вы выделить для меня хотя бы полчасика? Тут, кстати, и для вас лично у меня есть весточка.

— Откуда?

— Это отдельный рассказ, и я не хотела бы утомлять вас по телефону. Так когда я могла бы рассчитывать?

— А вы прямо сейчас подъезжайте ко мне. Пропуск я выпишу. А я передвину несколько дел на более позднее время, и мы сможем без помех пообщаться.

— Спасибо, я еду...

Не такая уж она была и старушка, как могло пока­заться по телефону. Довольно бойкая и сухая дама лет шестидесяти, с вызывающим, гордым взглядом и седой гривой волос, она вошла твердым, почти солдатским шагом и уставилась на генерала пронзительными черны­ми глазами.

Сколько ж ей было лет, когда ее осудили? Совсем молодая, наверное. И понял Вячеслав Иванович, что та­кую женщину никакие психушки не способны сломить, и почувствовал к ней изрядное уважение. Он попросил принести им чай с лимоном — так захотела она, пригла­сил за стол для заседаний, сел напротив, чтобы не чув­ствовала себя в официальной обстановке, и уставился вопросительно.

Любовь Андреевна покопалась в своей сумочке, дос­тала помятый, запечатанный конверт и, протянув Грязнову, извинилась за его внешний вид.

— А есть причина для извинений? — улыбнулся Гряз­нов.

— Еще какая! Я ж его тут, — она показала себе за пазу­ху, — увозила. Там эти сукины дети, извините за резкость, хотя они достойны гораздо более сильных эпитетов, гото­вы были раздеть нас для обыска — не везем ли мы, видите ли, чего-то запретного! Это нас! Представляете?

— Не очень, — вздохнул Грязнов, — но искренне вам верю. Я могу посмотреть, что в конверте?

— Ради этого, собственно, я к вам и приехала. И про­комментировать события, если вы попросите. Читайте, а я с удовольствием попью вашего чайку...

Он прочитал письмо егеря Воробьева, обращенное к нему как к последней помощи в этой жизни. И стало ему горько... До такой степени, что он не мог поднять глаз на женщину. А та, словно понимая его состояние, не торо­пила, давая время обдумать информацию.

— А теперь вы, пожалуйста... — сказал он и, обернув­шись, пошарил глазами по своему письменному столу. — Вы не будете возражать, если мы... если я закурю? У нас, вообще говоря, не курят, но иной раз так вдруг возьмет...

А я, кажется, видел вас однажды с сигаретой в руке — по телевизору.

— Я курю, могу и вас угостить, — с готовностью по­тянулась она к сумочке.

— Буду вам признателен, — кивнул Грязное и, под­нявшись, отыскал на стеллаже идеально чистую хрусталь­ную пепельницу, которую подвинул к Тимофеевой. За­курили, и она начала негромко рассказывать.

Ситуация была проста до изумления. В правозащит­ный фонд позвонила одна женщина — депутат област­ного Законодательного собрания — и рассказала о тех безобразиях, которые творятся в их области и в район­ном городке Воздвиженске. Поверить в то, о чем она рас­сказывала, было невозможно. Но факт есть факт. Новый звонок через день-другой подтвердил, что события про­исходят из ряда вон и не поддаются никакой логике. Бес­конечные зачистки, избиения ни в чем не повинных лю­дей, особенно молодежи, жуткие групповые насилия над женщинами и девушками там стали нормой. Протесту­ющие немедленно арестовываются, и их буквально под пытками заставляют сознаваться в преступлениях, кото­рые те отродясь не совершали. Короче, городок накрыла черная волна беспредела — Полнейшего милицейского произвола. А что же власти? А им нет дела до того, что происходит в провинции. Губернатор готовится к после­дним в этом году прямым выборам, и ему, естественно, требуется послушное и беспрекословно выполняющее его команды стадо. Та же задача стоит и перед мэром Воздвиженска, в чем ему активно помогают милиция, прокуратура и районная судебная власть. Жаловаться некому. Дошли до того, что в последние дни — после той кровавой катавасии, которую правоохранители устрои­ли в районе, — людям отказывают в продаже билетов на самолеты, поезда и автобусы. Частные машины обыски­вают, изымают все, что представляет личный интерес для сотрудников ДПС, водителей штрафуют и заворачивают обратно. То есть, другими словами, район буквально на осадном положении.

— Да-да, — кивал Грязное, — он пишет...

— На почте — представляете? — изымаются все пись­ма и телеграммы, перлюстрируются и неугодные отправ­ляются в корзинки для мусора. Люди могут звонить лишь по собственным мобильникам, если их еще не изъяли у хозяев...

— Неужели все до такой степени серьезно?

— Более чем... Нашу группу — еще двух женщин, при­летевших со мной, — вообще не хотели выпускать за пре­делы аэропорта. Мы устроили им форменный скандал, потребовали личного присутствия губернатора, которо­му мы все выскажем в лицо, после чего улетим — прямо на прием к президенту страны. Это испугало. Но за нами постоянно катались две машины с наблюдателями. Я даже не хочу описывать вам, Вячеслав Иванович, с ка­кими трудами и хитростями мы, разделившись, каждая сама по себе, сумели проникнуть в этот Воздвиженск. А в первый день нас просто прятали у себя жители, чтобы представители власти не смогли арестовать и засадить в каталажку. А чего мы только не наслушались от людей, боже мой! — Любовь Андреевна, обхватив голову рука­ми, качала ею. — Мы хотели записать, но поняли, что нам не позволят вывезти эту информацию. Вот только пись­мо и сумела спрятать, хотя эти мерзавцы уже руками ко мне лезли... Знаете, зачем я вам это рассказываю?

—Догадываюсь...

— Вряд ли! — отрезала она. — Вы что думаете, если в центральную печать до сих пор не просочились сведе­ния об этой провинциальной трагедии, извините за вы­сокий слог, то люди так ни о чем и не догадываются? Нет! Слухи сильней любой власти. И чего не хотят замечать у нас наверху, то скоро станет достоянием всей России. И не только! Есть и мировая общественность! Если ваш министр, который наверняка в курсе происходящего, не пожелает принять немедленные меры, мы способны его заставить это сделать! А чтобы у вас не возникло мысли, будто затевается какая-то провокация, я хочу оставить некоторые материалы, они, по-моему, смогут вызвать несомненный интерес. Это копии заявлений пострадав­ших и свидетелей еще первой стычки с милицией, кото­рые мне были переданы уже здесь, в Москве, но, я увере­на, местные органы не дадут хода этим документам. Ну а про слезные жалобы избитых и изнасилованных людей я уже вообще не говорю. Люди смертельно боятся, это по­мимо стыда и позора на свои головы, отказываются пи­сать, а кто пишет, уже давно ни во что не верит. Фор­мально, возможно, какую-то часть заявлений там и за­регистрировали, но рассматривать их никто не желает. То есть большего самочинства, дремучего самодурства даже представить себе невозможно!

Тимофеева раскраснелась, глаза ее пылали. Точнее, сверлили Грязнова как зрачки пистолетных стволов.

— Я бы, скорее всего, не пришла к вам, — сказала Тимофеева неожиданно усталым голосом, — если бы не Тихон Платонович... Он был так уверен в том, что вы им всем поможете, ну как... Не знаю, я, конечно, преуве­личиваю, но он сказал это таким тоном, будто обращал­ся за помощью к Господу Богу. Я понимаю, не самое удач­ное сравнение, но ведь другого у меня там как-то и не возникло, понимаете?

Грязное задумчиво и хмуро кивнул.

— И как же мы могли отказать ему? Вот поэтому... извините, если не по адресу...

— Ну что вы! А какой же еще нужен адрес?!

— Мало ли...

— Значит, городок на Каме... Не дойти ногами...

— Не достать руками... Это из фильма про детство Горького, помните?

— Ну а как же? Я там пять лет назад с друзьями отды­хал. Далеко-о-о... И вот на тебе! — тихий городок... Спа­сибо, что не сочли за труд... и это... поверили.

— Не стоит благодарности. Свою миссию по отно­шению к вам я выполнила. Вы поступайте как знаете, как сочтете нужным, а я, — она усмехнулась, — пойду все- таки своим путем. У нас сегодня в Доме журналистов пресс-конференция. Будет телевидение. Если захотите узнать подробности, в вечерних новостях наверняка по­кажут — по четвертому каналу. За остальные не ручаюсь, такова уж наша судьбинушка... Оставить сигаретку?

— Нет, спасибо. Вы мне лучше свои телефоны оставь­те. Чтобы я мог позвонить... посоветоваться.

— С удовольствием, — ответила она, передавая ему свою визитную карточку и поднимаясь.

Грязнов проводил женщину до двери, с поклоном пожал ей руку, усмехнулся, представляя, как собирались обыскивать эту гордую дамочку, размером с воробья, здо­ровенные омоновцы. Цирк, хоть стой, хоть падай! И это мужики?!

Он вернулся к столу и взял письмо, написанное ли­ловыми чернилами на четырех тетрадных страницах в клеточку, чтобы уже не второпях, а внимательно еще раз перечитать жалобу, вопль, исторгнутый из глубины сер­дца пожилого егеря, не отдавшего ментам на поругание свою дочь. И ее вспомнил Вячеслав Иванович — краси­вая деваха, кровь с молоком, рождает же еще таких рус­ская земля...

Впрочем, и зверей в милицейском обличье она тоже рождает...

Отложив письмо в сторону, Грязнов поднял трубку и набрал номер своего племянника — Дениса Андреевича, директора частного сыскного агентства «Глория».

— Племяш, — сказал он, — не сочти за труд, навести сегодня своего дядьку. Есть о чем всерьез потолковать...

2

Александр Борисович Турецкий, когда была возмож­ность и позволяло время, смотрел все основные вечер­ние информационные программы. Зная даже и нескры­ваемую нынче от публики ангажированность как теле­каналов, так и самих журналистов, он смотрел все пере­дачи подряд, а потом, сравнивая разные точки зрения и способы подачи материалов, выдвигал для себя собствен­ные версии тех или иных событий.

Так получилось и с событиями в Воздвиженске. То ничего не было, ни малейшей информации, а то вдруг словно из ведра вылили на головы столько, что впору было изумиться. Впрочем, трактовки событий мало чем отличались одна от другой, значит, сами факты говори­ли уже сами за себя и не требовали дополнительных объяснений.

Но говорили, как заметил Турецкий, пока только одни правозащитники. Вернее, женщины из Фонда дви­жения за права человека, побывавшие, по их словам, на месте, в глухой провинции, где-то у черта на куличках, в городке, который и на карте-то вряд ли сыщешь.

Поначалу Александр Борисович как-то не задавался вопросом, почему именно правозащитники поднимают шум на центральном телевидении, а не сами пострадав­шие, которых — по информации мадам Тимофеевой и ее коллег — в городе было немало.

Правозащитное движение — это, конечно, правиль­но, так и должно быть в цивилизованном государстве, но беда была в том, что, судя по изложенным фактам, ника­кой цивилизацией там, в глухомани, и не пахло. Возму­щения высказано много, но... что-то, чувствовал Турец­кий, здесь не сходилось. Заданность какая-то ощущалась. Ну типа как для демонстрации протеста — сейчас нема­ло таких «громких» акций — участников привозят в ком­фортабельных автобусах, и каждый из них за свое учас­тие получает бутылку водки.

В этой связи вспомнился довольно старый анекдот — хрущевских еще времен.

В Москве, на Новинском бульваре, беснуется толпа молодежи и студентов, швыряя в здание американского посольства пузырьки с чернилами. Те, естественно, раз­биваются, и разноцветные потеки безобразят желтую плоскость стены. Крики, лозунги и так далее. Американ­ские охранники — из морской пехоты — спрятались от «народного гнева» во дворе посольства и носов не кажут. А наш милиционер спокойно себе покуривает и погля­дывает на часы. Случайный прохожий его спрашивает:

«Что здесь происходит?»

«Стихийная демонстрация протеста против полити­ки американского империализма в странах латиноаме­риканского континента».

«А эти... чернила у них откуда?»

«Выдали, наверное, под расписку. А потом наши бу­дут мыть стены, — нравоучительно добавил милицио­нер. — Не может быть при социализме безработицы».

«И долго он будет продолжаться, этот стихийный протест?»

«Еще семнадцать минут», — глядя на часы, серьезно уточнил страж порядка.

Чем-то происходящее в российской глубинке напо­минало Турецкому анекдот из этой серии...

Но, имея уже укоренившуюся привычку, никаких вопросов не оставлять нерешенными либо хотя бы не проясненными до самой их сути, он выключил телеви­зор, где начались очередные сериалы, и позвонил Вячес­лаву Ивановичу домой. Раз милиционеры безобразят, значит, это по Славкиной части.

И потом, какая-то подспудная мысль подсказывала ему, что эти события могут неожиданным образом кос­нуться и его. Интуиция подсказывала. А Александр Бо­рисович верил своей интуиции.

— Ты телевизор сегодня смотрел? — без предисловий начал Турецкий.

— Это ты про Воздвиженск, что ли? — с ходу понял Грязнов. — И видел, и в курсе. Не совсем, конечно, но кое-какой информацией владею. Грязная история, Саня. И кажется, меня в нее втянут.

— Это каким же боком?

— А вот расскажу...

И Вячеслав Иванович поведал другу о посещении правозащитницы Тимофеевой, письме егеря и оставлен­ных ею материалах.

— Естественно, — заканчивая свой рассказ, сказал Грязнов, — я не собираюсь на слово верить каждому из­ложенному факту. Тут наверняка присутствуют и внут­ренние местные предвыборные игры, и борьба интере­сов, и криминальные разборки. Поэтому без тщательной проверки я и пальцем о палец не ударю. А вот когда эмо­ции обернутся совершенно конкретными доказатель­ствами, вот тогда мы посмотрим. А вообще вещь, конеч­но, возмутительная.

— И как же ты собираешься это делать?

— А я Дениску уговорил смотаться туда. Наверное, они с Филей Агеевым полетят. Либо поедут, пока непо­нятно. Ситуация там непредсказуемая. А еще, я знаю, там множество пострадавших от действий милиции, и, зна­чит, им потребуется толковый защитник. Я думаю, Де­ниска с Юрой нашим сумеет договориться. А гонорар? Да что ж мы, не найдем выхода? Там, я знаю, и крутые биз­несмены пострадали, они не станут жаться. Не должны... Слушай, Саня, а чего это тебя-то так заинтересовало?

— Еще и сам не знаю. А зачем тебе такой расклад? Денис с Филей? Один — голова, а второй — оперативная поддержка?

— Я так прикинул. Денис хорошо владеет мимикри­ей, а на Агеева никто там пристального внимания не об­ратит — габариты у него несерьезные.

— Что-то мне, Славка, твой тон не нравится. Ты гру­стный сегодня или сердитый?

— Скорей, расстроенный. Я ж тебе всего не расска­зываю. Если, кстати, потребуются детали, могу дать те­лефоны Тимофеевой. Она, похоже, приличная тетка. Да и письмо Платоныча посмотреть не грех.

— Я тебя не узнаю, Вячеслав, — натянуто засмеялся Турецкий. — Ты — и правозащитники! Что общего?

— Да вот так уж получается... Ну будешь звонить? Можешь на меня сослаться.

— Пожалуй, не надо. Всему свое время. Ладно, ста­рина, давай до завтра...

А утро показало, что интуиция у Турецкого все-таки имеет место быть. И достаточно острая.

— Александр Борисович, — послышался в трубке лас­ковый голос Меркулова, — если не сильно занят, загля­ни, есть для тебя кое-какая информация.

«Начинается, — сказал себе Турецкий и отправился к заместителю генерального прокурора. — Всегда одно: если не занят! А как может быть не занят первый помощ­ник генерального прокурора? Одной переписки уйма, не говоря о документах государственного значения...»

Но пока шел коридором, в голову не успела прийти мысль, что вызов связан каким-то образом со вчераш­ними событиями. Точнее, не вчерашними, они уже дав­но произошли, а сейчас просто докатилась волна до сто­лицы. А Константин Дмитриевич начал именно с этого:

— Телевизор смотрел? Новости видел?

— Ну? — сразу насупился Турецкий.

— Не нукай, а садись и слушай. Значит, так. Живопи­сать, что там творят наши доблестные правоохранитель­ные чины, я тебе не намерен, сам с ними разберешься.

— Ага! Вот так, значит? — воскликнул Турецкий.

— Заметь, именно! В подробности не вдаюсь, посколь­ку и сам слабо владею материалом. Но есть общие конту­ры, так сказать. Я только что беседовал с прокурором фе­дерального округа, потребовал от него объяснений...

— Ты?! — изумился Турецкий.

— А что такого? — нахмурился Костя. — Генеральный дал распоряжение. А ему, как я понимаю, сам президент. Похоже, и до Кремля уже докатилась волна недовольства и протеста. Или эти, хельсинкские дамочки постарались донести. Короче, реакция была самая жесткая. Сам бы я, может, и не ставил бы так вопрос, не разобравшись пред­варительно. Но понимаешь, Саня, у меня после беседы с прокурором сложилось впечатление, что он и сам там не совсем в курсе. Либо нарочно темнит, отделываясь об­щими фразами. Вот посмотри...

Меркулов прекратил крутить очки в руках, нацепил их на кончик носа и, глядя поверх стекол, стал листать блокнот со своими заметками, лежащий перед ним.

— Слушай... В указанном районе, это в Воздвиженске, век бы не слышал такого названия, в последнее вре­мя — примерно в пределах недели-полутора — были нео­днократно зафиксированы факты нападений на сотруд­ников милиции, находившихся, надо понимать, при ис­полнении служебных обязанностей. Вплоть до изъятия у них табельного оружия. Которое потом, естественно, вернули. В этой связи, а также на фоне резкого ухудше­ния криминогенной обстановки в районе была сплани­рована и проведена с помощью областного ОМОНа опе­рация по выявлению злостных нарушителей порядка и вообще преступников. У них там имеется какая-то орга­низованная группировка. Так вот, за время двух- или трех­дневной зачистки, будем называть вещи своими имена­ми, задержано и отправлено в изоляторы временного содержания до десяти членов этой ОПГ, на счету кото­рых только за последнее время три крупных поджога и взрывы иномарок, принадлежавших местным бизнесме­нам. Некоторые уже сознались, с другими ведется рабо­та. Далее. Оштрафованы и подвержены разным админи­стративным взысканиям порядка полусотни местных проституток. Задержаны и дают признательные показа­ния, — Костя взглянул в блокнот, — двадцать четыре рас­пространителя наркотиков. Взят под стражу местный барыга армянского разлива, следственные мероприятия в отношении которого также проводятся. И это они там, у себя, называют только вершиной айсберга. И назвали свои действия они оперативно-профилактическими ме­роприятиями по выявлению... и так далее.

— Ну и что? Если нет превышения, их надо преми­ровать. Да вот только вчера я слышал по телевизору об­ратное. Никакие не «мероприятия», а открытый произ­вол. Избиения, насилие и еще черт знает что. А с этим, президентским «сюрпризом», с полномочным предста­вителем, тебе не удалось побеседовать?

— Ты будешь смеяться, но он сегодня мне сам позво­нил. Видно, кто-то из Кремля уже сообщил ему о зада­нии президента. И он попытался меня уверить, что не­медленно сам выезжает в этот злополучный район, что­бы разбираться на месте и категорическим образом на­казать всех виновных. Ну ты уже знаешь этих любителей сотрясать воздух. Подвожу итог.

— Погоди, не торопись, ты, кажется, и это дело готов повесить на мою шею? Есть же у нас опытные следовате­ли! Почему всякий раз на амбразуру кидают меня? Я по­жалуюсь президенту.

— Сколько угодно. Он, кстати, по-моему, сам и пред­ложил твою кандидатуру — как человека жесткого и бес­компромиссного. А потом, ты все-таки умеешь ладить с правозащитниками. А их сейчас набежит туда чертова туча. А через неделю, я слышал, к нам в страну приезжа­ет делегация от Совета Европы, Хельсинкской группы и еще каких-то важных правозащитных организаций, ко­торые — это уже известно — станут портить кровь наше­му президенту. И на последней сессии ОБСЕ нас полос­кали. А у него, как ты понимаешь, ни одного стоящего аргумента. Политика, Саня! Кому ж и доверить?

— Опять политика, — пробурчал Турецкий.

— Я полагаю, на этой волне ты вполне можешь рас­считывать на самую действенную помощь и поддержку своего друга Вячеслава. Я поговорю с ним, если хочешь.

— Хочу. Мне надоело каждый раз обещать ему, что это в последний раз. У него, кстати, письмо есть оттуда. От какого-то его приятеля, где тот подробно описывает, что там творится.

— Ну вот видишь, а я и не знал. Так у вас уже есть договоренность?

— Костя, не надо меня ловить на фу-фу. Кого я могу из своих взять?

— Володьку Поремского. Вы же с ним сработались.

— А еще?

— Пусть Вячеслав возьмет помощников. Словом, иди собирайся, — с улыбкой поторопил он. — Может, имеет смысл поговорить с Тимофеевой, которая уже была там и в курсе обстановки? Во всяком случае, вчера она пока­зала свою осведомленность.

— Это все?

— А тебе мало? Ты же будешь действовать по указа­нию президента, пусть только попробуют ослушаться!

— Ох, Костя, святая душа! Вот за что я тебя люблю и уважаю, так это за твою дремучую наивность.

— Но-но, ты не очень! — деланно нахмурился Мер­кулов. — Уважает он... Ишь ты... Вали отсюда, не мешай работать!

Коронная фраза была произнесена, Турецкий засме­ялся и отправился к себе.

Вернувшись в свой кабинет, сразу позвонил Вячес­лаву.

Информация не заняла долгого времени. Грязнов, похоже, и не расстроился. Можно было подумать, что он даже обрадовался, и тут же стал объяснять причины, по которым он готов, так уж и быть, принять предложение Генеральной прокуратуры.

— Саня, если бы ты только знал, какая там рыбал­ка! — с задумчивой нежностью воскликнул он.

— Ты с ума сошел, какая рыбалка? Нам там вообще дышать не дадут!

— Э-э, старик, мы уже битые, нас на мякине не сло­вишь. Я когда был у них в прошлый раз, ну в прошлом еще столетии, помню, сижу с удочкой на высоком бере­гу. Водичка бежит мимо. Дерг, дерг — одна мелочишка. А тут Платоныч подходит, смотрит на меня, смеется. «Этак, — говорит, — без ушицы останемся». И достает он, Саня, бредешок. Мне протягивает один конец, велит идти по бережку, а сам забирается в воду чуть не по грудь. Всего и прошли-то метров сто, наверное, не больше. Выбираем сеточку, а в ней — ты не поверишь! — полтора десятка стерлядочек! Да каких, Саня! Мерные, все, без исключения, по двадцать два, ни сантиметром меньше или больше! Ах, какая ушица! Вот тут и моя мелочь при­годилась — отварили в первой воде, процедили и отдали собачке. Нет, не могу, просто глотать трудно. Все, кон­чай со своими искусами, Турецкий!

— Ты вот что скажи, ребята твои уехали уже?

— Нет, сегодня собираются. Мы там целую операцию разработали, чтоб к ним не цеплялись. А нужны?

— Хотелось бы перед дорогой, два слова.

— Так заезжай ко мне! Они от меня в аэропорт отпра­вятся. Заодно и по своим делам договоримся. Приезжай, Саня, отвальную устроим...

...— «Городок на Каме, матушке-реке!..» — петуши­ным тенором пропел высокий рыжий Денис, входя в ком­нату, где Александр Борисович вместе с Вячеславом Ива­новичем уже расставили закуски, налили себе по малень­кой и теперь спокойно поджидали молодежь.

Турецкий рассмеялся, он знал, что с музыкальными способностями у Дениски некоторая затрудненка, при­том что слухом он обладал вполне пристойным.

— Чего это вы все одно и то же?

— Да дядька сбил, заладил свое — «не дойти ногами, не достать руками». Вот и не отвязывается. Главное, что далеко, и никакой цивилизации там, судя по телевизи­онным сообщениям, даже близко не наблюдается. И куда он нас отправляет — просто ума не приложу!

— Все там будем, — «успокоил» Турецкий. — Здоро­во, Филипп, — пожал он руку Агееву. — Ну что, не бои­тесь, что вас тормознут где-нибудь на подходе? У них там нынче очень строго. Народ просто заворачивают, не пус­кают в город — и все, хоть ты тресни.

— Это они, Саня, как мне рассказала наша правозащитница, опасаются, чтобы сор из избы не вымели. Ог­ласки, я понимаю, боятся, сукины дети.

— Сан Борисыч, — Филипп покровительственно по­качал ладонью, — у нас с паном директором такие ксивы, что с ними можно хоть на край света.

— Покажи. Чтоб хоть знать, с кем придется дело иметь! — Турецкий хохотнул.

Филя достал ярко-красное удостоверение. Открыл, протянул Турецкому и сказал:

— Только предупреждаю, сразу не падайте в обморок.

А было ведь отчего. Никогда не видел Александр Бо­рисович подобного удостоверения, на котором был изоб­ражен майор непонятной службы Агеев, а текст гласил: «Спецподразделение по устранению попыток распрост­ранения наркотиков на территории СНГ и стран Восточ­ной и Западной Европы». Ниже должность — «главный военный инспектор». А еще ниже — «с правом обязатель­ного ношения огнестрельного оружия». И, наконец, под фотографией, где обычно ставится подпись владельца, был только код «ОС», что надо было понимать, видимо, как «особо секретно».

— А у Дениса, — продолжал Филя, — такое же, но только он не главный военный специалист, а просто — начальник. Без объяснения чего. Со вкусом сделано, да?

— Ни фига себе! — Турецкий взглянул на довольно ухмыляющегося Грязнова. — И кто ж это решился создать такое подразделение? Славка, ты, что ль?

— Зачем? Я заскочил к заместителю директора по наркотикам, объяснил ситуацию и выставил бутылку. Посмеялись и сочинили. Но с условием обязательного возврата — в музей Федеральной службы, чтоб потомки могли видеть, к каким уловкам нам иной раз приходилось прибегать в родном отечестве. Ну а компьютер учить не надо — нарисовал, нужный фон соблюл. Лично мне очень нравится это «право обязательного ношения», а тебе?

— Да известно же, чем абсурднее документ, тем боль­ше некоторые к нему испытывают доверия и почтения. Я согласен с Дениской, на шибко интеллектуальную пуб­лику там вряд ли можно рассчитывать. А для той шуше­ры сойдет. Только вот насчет Восточной и Западной Ев­ропы — тут вы, по-моему, малость перебрали. Нет?

— Но это же, сам понимаешь, совсекретный доку­мент, его каждому в нос тыкать не обязательно — только самым доверенным лицам. Пусть попробуют отыскать концы. А для обыденной жизни у ребят остается «Гло­рия» — вроде как их шпионская крыша. И тут уже все подлинное. Станут проверять, пожалуйста, действитель­но, есть такая частная сыскная контора, никому она не мешает. И чего они там ищут, тоже никому не важно. Толковая маскировка?

— По-моему, да.

— Это уже я сам придумал, — не удержался от хвас­товства Вячеслав Иванович. — Ну давайте, ребятки, са­димся, поужинаем, обсудим что и как, да вам и в дорогу пора собираться.

— Слушай, я все-таки не совсем понял, при чем здесь наркомания? Не нашлось чего-нибудь попроще? Или поважнее? — тихо спросил Турецкий у Грязнова.

— Прими мой упрек, Саня, — так же негромко отве­тил тот. — Ты невнимательно слушал Костино сообще­ние. Там же, в отчете местной прокуратуры, если по­мнишь, было указано на задержание крупного барыги и более двух десятков распространителей наркотиков. Так что в этом смысле наши ребята их как бы горячо поддер­живают. А мы, кстати, и проверим всех этих наркоманов, я-то ведь знаю, как это делается, как они грузят ребят, а потом выбивают признания. Ну сообразил?

— Не очень, но ладно. Значит, хлопцы, к нашему со Славкой прибытию хотелось бы иметь от вас фамилии и адреса всех пострадавших от действий милиции. Как, собственно, и главных исполнителей. Я понимаю, что сразу эти все вопросы не решить, но надо. Мы со Слав­кой их, естественно, сами опрашивать не будем, предос­тавим эту возможность известной вам Гале Романовой — у нее с жертвами обычно легко устанавливается контакт, особенно с женщинами. А с парнями будут работать два Володи — мой Поремский и Славкин Яковлев. Вы их хорошо знаете. Больше, я думаю, нам народу не надо. Дай бог, вас бы не засветить. Пересекаться будем только по мобильной связи. Я не думаю, что там у них повсюду поставлена прослушка, но на всякий случай надо быть готовыми ко всему. Спецтехнику свою возьмите, чтоб мы чувствовали себя комфортно. А потом, нам со Славкой наверняка придется постоянно испытывать на себе дав­ление со стороны местных властей. Поэтому руки у нас должны быть развязаны от всяких связей — мы сами по себе. А вот вы — другое дело. И если сядут вам на хвост — отрубайте безжалостно, как вы это умеете. И потом, раз уж вы «особо секретные», можете не стесняться.

— Вот такой совет мне нравится, — заметил Филипп, уминая толстый и жирный кусок ветчины, обильно поли­той кетчупом. — Но нам же, как я понимаю, придется все равно в какой-то мере и вашу безопасность обеспечивать.

— Я думаю, без этого обойдемся, — возразил Турец­кий. — А в общем, по ходу дела станет ясно. То, что мы все будем находиться под плотным колпаком, сомневать­ся не приходится. И в этом смысле мне, кстати, очень понравилась Славкина идея насчет Юры Гордеева. Вот ему, когда он появится в этом Воздвиженске, действи­тельно понадобится охрана. А мы, не пересекаясь с ним, но с его помощью соберем все необходимые доказатель­ства противоправных действий властей. И пойдет он у нас как столичная юридическая величина плюс всемир­но известный правозащитник — я уверен, Юрка справит­ся с такой ролью. Так что мне еще, возможно, придется в какой-то мере делать вид, что я защищаю местные влас­ти от Юркиной принципиальности. Впрочем, посмот­рим. А вы как собираетесь добираться?

— Мы же шпионы, дядь Сань, — отдавая должное семейным грязновским кулинарным способностям, ска­зал Денис с набитым ртом. — Летим в соседний регион, там берем напрокат машину — и окольными путями, ого­родами к Чапаеву. Остановимся, я полагаю, у егеря, най­дется же у него укромное местечко. После дядькиных рассказов об этом Тихоне Платоновиче я ему верю. Так что где нас найти, вы знаете. Необходимой техникой мы вас потом снабдим, можете не сомневаться, да такой, что там никому и не снилась.

— О! Расхвасталась редька, что она с медом хороша! — засмеялся Грязнов.

— Смейся, смейся, — и не думал обижаться Денис. — В деле увидишь.

Сами начальники — Турецкий с Грязновым-старшим — решили лететь разными рейсами и даже не в один день, для того чтобы растащить, что называется, внима­ние настороженных местных властей и тем самым отвлечь их, хотя бы на первых порах, от следователя-«важняка» Поремского и двоих оперативников — Яковлева и Рома­новой. Особенно последней — Галя должна быть вообще вне всяких подозрений, ибо ей предстоит самая трудная и напряженная роль — получить признательные показа­ния от девушек, которые считают, как во всех провинци­альных маленьких селах и городках, подобную свою беду несмываемым позором. И не только они — и их семьи, и друзья-подруги. Видно, и милиционеры также давно ус­воили старую деревенскую истину: опозоренная девуш­ка скорее руки на себя наложит, чем пойдет куда-то жа­ловаться. Оттого они и вели себя нагло и абсолютно без­боязненно. Так вот, заставить девушек преодолеть в себе этот страх якобы неминуемого позора и заменить его в их юных душах упрямым и упорным стремлением к спра­ведливости — в этом и состояла Галина главная миссия. Девушек надо было разговорить, д уж это Галя умела.

Но если о ее присутствии в районе узнают, послед­ствия могут быть непредсказуемыми. И потому Грязное поставил перед ней задачу — нигде не светиться. По офи­циальной версии прилетела из Сочи со своим женихом, им не впервой выступать в такой роли, навестить родню. А прикрывать ее будет Володя Яковлев, которому пред­стояло работать с молодыми людьми, пострадавшими от милиции. А где они устроятся, это их проблемы — ника­ких гостиниц, только частный сектор. И с этим вопро­сом им также может оказать помощь егерь Тихон Платонович— он с властями, судя по всему, в серьезных кон­трах, значит, знает, с кем можно договариваться, а с кем нельзя категорически.

Володя Поремский — достаточно опытный следова­тель — понадобится в первую очередь самому Турецко­му. Действительно ведь, было бы странным, если бы пер­вый помощник генерального прокурора Российской Федерации лично ходил по дворам в поисках нужной ему информации. Какое ж после этого к нему уважение? А так послал своего сотрудника — и сиди себе в приятной компании властей предержащих, изображая на лице ску­ку и утомление. Ведь только кажется, что ему оказана великая честь чуть ли не самим президентом, на самом же деле — обыкновенная рутина. И что надо? Чтобы дело вроде как бы двигалось — пусть ни шатко ни валко. А ког­да придет пора отчитываться о проделанной работе, вот тогда и надо думать. Они только поначалу должны уви­деть в нем серьезную угрозу для себя, но затем, когда им удастся быстро раскусить посланца из Центра — этакого ленивого сибарита, его перестанут бояться и соответствен­но беспокоиться и за свои стулья. Точнее, задницы.

Вот такова была диспозиция на первые дни, а дальше все будет зависеть от обстоятельств — от того, как пой­дет дело.

3

Между прочим, Турецкий, прилетевший первым, мог бы рассчитывать и на более теплый прием. Правда, в аэропорту его встретил федеральный прокурор, являв­шийся по своему статусу заместителем генерального и имевший на погонах три звезды, а не одну, как у Алек­сандра Борисовича. Явился и областной прокурор — даже у него по две на погонах. Но оба эти высоких чиновника от юриспруденции относились с заметным почтением к гостю. Им звонил Костя Меркулов и предупредил об осо­бой важности миссии Турецкого — имея в виду будущий визит европейцев к президенту.

Встречали еще и какие-то мелкие сошки, но вот ни губернатора, ни прочих областных начальников не было. Значит, посчитали встречу ненужной для себя. Тем луч­ше, подумал Александр Борисович, такая ситуация в оп­ределенной степени развязывала ему руки. Да он и сам не собирался бегать по начальству — перед ним стояла иная задача, которую он с ходу и начал исполнять.

Небольшой фуршет по поводу прилета устроили пря­мо в аэропорту, в VIP-зале, у накрытого стола. Турецкий поблагодарил за гостеприимство, сообщил, что в этих краях он впервые и потому с удовольствием примет лю­бые советы старших коллег, которые им будет угодно ему высказать. Но и оставаться в областном городе он тоже не намерен. Никакой нужды в визитах он пока не видит, с точкой зрения прокуроров, высказанной уже ими в от­четах, которые он прочитал в кабинете у генерального, когда получал конкретные указания по расследованию слишком громкого дела, он знаком. Они у него, кстати, с собой, и, если появилось уже что-то новое, будет бла­годарен за помощь. В принципе неясностей по этому поводу лично у него тоже нет, разве что за исключением некоторых деталей, которые он и собирается прояснить для себя, когда прилетит его помощник. И для этого им обоим придется отправиться в районный центр, на мес­то основных событий.

И еще Турецкий добавил, как бы заканчивая свой от­ветный тост, что очень надеется на конкретную деловую помощь местных товарищей. Во-первых, это в их же инте­ресах. А во-вторых, зная особую въедливость президента, которому, по всей вероятности, и придется докладывать о положении дел в Воздвиженском районе, он просто обя­зан лично владеть материалом с исчерпывающей полнотой.

При этих словах оба прокурора переглянулись с лег­кими усмешками, а Турецкий, сделав вид, что не заме­тил их игры, закончил, сохраняя серьезность:

— Уж вам-то, дорогие коллеги, и особенно вам, Дмит­рий Григорьевич, — он улыбнулся федеральному проку­рору, — известно как никому другому, что наш с вами ге­неральный терпеть не может лично докладывать подоб­ные материалы в Кремле. Поэтому, как говорится, не исключено, что именно ваш покорный слуга и будет тем самым пресловутым гонцом, которому либо отрубят го­лову за скверное известие, либо, в чем абсолютно не уве­рен, наградят — за хорошее. Слишком много за после­дние дни поднялось шума, и реакция в центре, мягко говоря, скверная, не в пользу области. А ведь у вас на носу выборы. Как бы в этой ситуации президент не поторо­пился с назначением. Неделя-другая, даже месяц вопро­сов не решают, а губернатору будет очень трудно преодо­леть сопротивление местного депутатского корпуса, вы меня понимаете? — Он многозначительно посмотрел на обоих прокуроров. — Кстати, а как его здоровье?

— Вероятно, вас интересует, почему его нет среди встречающих? — спросил, тщательно пряча улыбку, об­ластной прокурор Сивцов.

— Ни боже мой! Стоит, право, придавать значение подобным условностям! Это мы — как бы свои люди, одной службы. За что я вам, кстати, искренно благода­рен. Надеюсь и на вашу помощь в расследовании.

— Разумеется, — кивками подтвердили свое согласие прокуроры. — Кстати к вопросу о губернаторе, — заме­тил Сивцов, — он в настоящий момент беседует... или отчитывается, как угодно, перед полномочным предста­вителем, который вчера поздно вечером прилетел в наш город. Общаются с утра в Доме приемов. И если у вас не будет возражений, мы можем доставить вас сейчас пря­мо туда. Вам, наверное, тоже не вредно будет встретить­ся и поговорить с главными руководителями округа и области? — Это был не вопрос, а, скорее, подсказанный ответ, но с вопросительной интонацией в конце. Мол, все на ваше личное усмотрение.

— Вероятно, вы правы... В конце концов, именно го­лова держит за все ответ. А здесь у вас, как мне кажется, не были использованы реальные возможности в самом низу, на районном уровне. Да и с правозащитницами из Москвы власти Воздвиженска повели себя неразумно! Эти дамы теперь со всех трибун взахлеб рассказывают, как им постоянно угрожали, как их едва не раздели в аэропорту до нижнего белья в поисках компромата.

— Вранье, — с мрачной гримасой заметил областной прокурор.

— А кто сомневается, Федор Федорович? — хмыкнул Турецкий. — Умный человек знает, что самая лучшая информация — это хорошо дозированная информация. Но в конечном счете, и это тоже всем нам хорошо извес­тно, она должна оставаться в основе своей информаци­ей, а не «густой лапшой», в которой девяносто процен­тов вымысла и лишь десять того, что отдаленно напоми­нает истину, как это нередко и случается, когда за дело берется, мягко выражаясь... не совсем умный человек. — Он оглядел людей, встречавших его и стоявших теперь вокруг стола, и, не обнаружив ни одного милицейского мундира, допустил вольность: — А мы, к сожалению, все чаще убеждаемся, что наши доблестные правоохрани­тельные органы практически повсеместно напрочь уте­ряли это качество. Я имею в виду — понимание вынуж­денной необходимости, на чем мы все и стоим. И лепят иной раз такое, что за них же и приходится потом крас­неть действительно умным людям.

Народ захихикал. И Турецкий, выдержав паузу, закон­чил:

— Впрочем, это моя личная точка зрения, и я никому ее не навязываю.

Вот тут уж улыбки стали широкими, откровенными.

Людям понравилось, как москвич одним махом разде­лался с милицией. И поделом ей.

— А что касается правозащитниц, то здесь ситуация подпорчена тем обстоятельством, что в течение ближай­шего месяца, по моей информации, — Турецкий много­значительно взглянул на прокуроров, — намечена офи­циальная встреча в Кремле с большой группой сотруд­ников европейского правозащитного движения. Можно представить, какой это «подарок» самому президенту. Поэтому, я также думаю, нам и придется провернуть это дело в максимально короткие сроки, чтобы разобраться в сути и принять самые жесткие и решительные меры. Вы меня понимаете...

Похоже, что после такого шага у прокуроров отпала охота обсуждать эту проблему.

Довольно быстро — с непринужденностью случайных знакомых, которым ничего друг от друга не нужно, — они свернули застолье. Этим как бы подчеркивалась просто­та провинциальных нравов.

Кто-то заметил, что в том же Воздвиженске, если вы­падет вдруг свободная минутка, можно организовать чу­десную рыбалку. Правда, это мероприятие для любителей.

Турецкий сказал, что он таковым не является, а вот его друг, который, возможно, прилетит завтра или пос­лезавтра — это генерал Грязное из ГУУРа, — вот тот за­ядлый рыболов. Он, кстати, когда-то уже бывал здесь, места эти знает и любит.

Вот на такой ноте и закончился короткий фуршет, больше похожий на скороспелое знакомство.

Александра Борисовича, по его просьбе, отвезли в центральную гостиницу и поселили в номере люкс. И предложили сразу же отправиться в Дом приемов. Турец­кий согласился, но с условием, что он умоется и пере­оденется в штатское — незачем привлекать к себе излиш­нее внимание возбужденного населения.

Ну Славку будет встречать главный милиционер об­ласти. А губернатор, значит, предпочел полпреда, — на­верное, это правильно. Или он ждет, чтобы Турецкий первый к нему явился? А он будет важно встречать и небрежно протягивать два пальца, как мелкой сошке?

«А как насчет фиг вам? Ты еще сам за мной побега­ешь!» — почти вслух произнес Турецкий и огляделся — интересно, куда они воткнули свою прослушку? То, что она здесь имеется, несомненно. А впрочем, черт с ней, все равно в номере этом шикарном не жить. Разве что разок переночевать.

Он сделал все, что ему было нужно, и спустился в холл, где его ожидали оба прокурора.

— Я готов следовать за вами, господа, — изысканно заявил он.

Все было так, как и думал Турецкий. Или почти так.

«Они тут, в провинции, с ума посходили от собствен­ного величия». — Это была первая мысль, которая посе­тила голову Александра Борисовича, едва он вошел вслед за обоими прокурорами в «приемную залу», где его, ока­зывается, должны были представить полномочному пред­ставителю президента по федеральному округу и губер­натору области. Нет, можно что угодно говорить о «раз­вращенной советской партийной номенклатуре», но та была куда ближе к народу. И здесь не потемкинская де­ревня, здесь все капитально. Так что пусть не пудрят моз­ги высоким гостям, будто все это досталось им в наслед­ство от прогнившего бюрократического режима — в об­комах о подобных евроремонтах даже и не ведали.

Впрочем, Турецкий тут же вспомнил, что ведь в этих краях недавно побывал президент, где его наверняка пы­тались убедить, что кругом одна сплошная поддержка кремлевских инициатив, а если и есть проблемы, то они исключительно локального, финансового свойства. Ко­роче, добавьте из федерального бюджета, и вы немедлен­но увидите, как вас полюбят здесь еще больше. И это в области с полунищим населением в подавляющем своем большинстве.

Не менее величественно выглядел и губернатор Ко­жаный. Хоть ростом он был и невысок, но широк в пле­чах, а как смотрел! Ему и пьедестал не нужен, он и на более высокого, чем сам, умудрялся смотреть как бы свы­сока. Но зато по сравнению с полпредом — Петром Вла­димировичем, все еще похожим на подростка, несмотря на то что давно уже перевалил на пятый десяток, — вот по сравнению с ним Кожаный выглядел мелковато. При­ниженно. Наверное, ему крепко попало на утреннем со­вещании. А ссориться-то ведь с полпредом нельзя, вы­боры на носу. Или до Кожаного уже довели весть о том, что ситуация может круто измениться, и не в его пользу? Видимо, не без того.

Но все эти впечатления промелькнули в голове Алек­сандра Борисовича не задерживаясь — просто как конста­тация факта. Не обратил он внимания и на других присут­ствующих в зале, просто скользнул взглядом по несколько напряженным лицам, не останавливаясь ни на ком конк­ретно. Разве что низкорослый милицейский генерал от­личался от других багрово-красным оттенком щекастого лица — вот кому наверняка перепало больше других.

Федеральный прокурор открыл рот, чтобы предста­вить гостя из Москвы, но полпред сразу пошел навстре­чу Турецкому с дружески протянутой рукой и открытой улыбкой на лице, словно они были давно и хорошо зна­комы. Но что не знакомы — факт. Значит, игра? Тем не менее Турецкий с такой же «искренней» улыбкой тоже шагнул вперед и пожал руку. И если глядеть со стороны, получилось так, будто они заключили между собой ка­кой-то тайный союз против всех остальных, кто находил­ся в зале.

По-прежнему не слушая, о чем говорил федеральный прокурор и что показалось Турецкому несколько даже нарочитым, Петр Владимирович, любезно, почти по-до­машнему, взял его под локоть и, подведя к окну, негром­ким голосом стал задавать быстрые и короткие вопросы, на которые фактически не требовалось пространных от­ветов. Достаточно было кивков головы.

— Как долетели?.. Встретили?.. Накормили?.. Устро­ились нормально?.. Конкретная помощь требуется?.. — А вот последний вопрос: — В семье все здоровы? — Его сопроводила широчайшая, прямо-таки приятельская улыбка, после чего без паузы последовал и единствен­ный совет: — С любыми трудностями сразу ко мне. Мы очень рассчитываем, Александр Борисович, что вам уда­стся в самые короткие сроки поставить в этом безобраз­ном деле точку. И лично я — в первую очередь. Рассчи­тывайте на меня.

Ловко было сказано. Ни слова о том, в чем конкрет­но ему видится «безобразие» и, главное, что он имеет в виду, говоря «поставить точку». Наловчились, однако... излагать!

Еще раз крепко пожав Турецкому одновременно и ладонь, и локоть — ну максимально дружеский жест! — полпред оглянулся и сказал для всех остальных:

— Не стану вам мешать. Работайте, у меня дела. — И быстрым, спортивным шагом, чуть враскачку, явно поза­имствованным у президента, он покинул зал совещания.

Кожаный, казалось, был слегка погашен. Но только в первые минуты. А оставшись теперь главным, стал сно­ва расти на глазах, превращаясь в столпа. Он стоял в ожи­дании, когда Турецкий сам подойдет к нему, — ну точно как и предполагал Александр Борисович. И он взял да и не подошел — он вежливо склонил голову и, вытянув­шись затем, прищелкнул каблуками, как это делают вы­муштрованные военные.

Возникла пауза, напоминающая легкое замешатель­ство. Наверняка у всех появилась уверенность в том, что этот помощник генерального прокурора и полпред дав­но и близко знакомы, — и это был новый мотив для об­суждения. Но вряд ли им в голову пришла бы мысль, что здесь только что была продемонстрирована тонкая при­дворная игра.

Турецкий понял, что силою обстоятельств ему, как бы невольно, предоставляется слово.

— Господа, я уже говорил сегодня своим коллегам, — он взглядом показал на прокуроров, — и готов повторить, что лично ко всем вам пока никаких вопросов не имею. Для этого я должен обладать всей полнотой информа­ции. Надеюсь, с вашей помощью я быстро все узнаю. Если у вас имеются конкретные соображения или под­сказки, готов выслушать, если нет, я тоже не хочу отвле­кать вас от важных дел. Тогда всего доброго, господа, рад знакомству, и до встречи. Федор Федорович, — обратил­ся он к областному прокурору, — если позволите, я завт­ра оторву вас от дел. Ненадолго, хорошо? Заодно надо будет и вопрос с транспортом решить.

— К вашим услугам, — закивал Сивцов.

— Тогда, если нет вопросов, я откланиваюсь, господа.

— Да, до свиданья... До завтра. Всего доброго, — до­неслось со всех сторон, но никто не сделал шага, остава­ясь на своих местах. Наверное, потому что и губернатор возвышался неподвижной скалой. Нет, все-таки не ска­лой, а каменной глыбой — пусть и облагороженной ру­кой творца, но, в сущности, дикой.

— Я провожу вас, Александр Борисович, — сказал Сивцов, переглянувшись с губернатором и получив знак глазами, и первым двинулся к двери.

На выходе областной прокурор подозвал своего во­дителя и дал указание доставить Турецкого в гостиницу, после чего вернуться сюда.

— А завтра, прямо с утра, Александр Борисович, мы прикрепим к вам водителя с «Волгой». Желаю хорошо отдохнуть. А меня извините.

И он быстро ушел наверх, демонстрируя деловую оза­боченность. Ну конечно, там же сейчас уже вовсю идет горячее обсуждение, как же пропустить этакое! Задал им загадку полпред...

А Турецкий, отпустив шофера возле гостиницы, за­ходить к себе в номер не стал. Найти частную контору по прокату автомобилей труда не составило — объявление об этом висело в холле гостиницы. Александр Борисо­вич отыскал эту контору, придирчиво выбрал обыкновен­ную российскую «девятку» цвета мокрого асфальта, зап­латил сразу за десять дней вперед — большее время он и не собирался здесь оставаться, и так взял с запасом. И сказал, что пришлет за машиной своего помощника, на имя которого и будет выписана временная доверенность на вождение.

Никем не встреченный, Владимир Поремский при­ехал в город в восьмом часу вечера. Паспорт у него про­верили придирчиво, но не спросили, ни к кому прибыл, ни с какой целью. Возможно, потому что вид у него был слишком моложавый, чтобы думать, будто он какая-то важная птица.

Еще из автобуса, двигавшегося из аэропорта в город, он позвонил шефу. Александр Борисович сказал, в ка­ком он номере, и добавил, что уже договорился с адми­нистрацией: Владимир переночует у него.

Перед сном они решили сделать небольшой проме­над — немного подышать свежим речным воздухом. Спу­стились к набережной и прошлись по ней, останавлива­ясь и осматривая местные достопримечательности — «хвоста» определенно не было. Либо тут специалисты в этом деле, что вряд ли.

Вдоволь надышавшись и выбрав совсем пустынное место, Турецкий вызвал по мобильнику Дениса Грязнова. Тот доложил, что все у них с Филиппом движется по плану. С устройством проблем не было. Прибывшие с утра Галка с Володей тоже хорошо пристроены, они уже пашут. Постороннего внимания к себе никто тоже не обнаружил. Так что, можно сказать, пока все в порядке.

А интересно, какие острые проблемы могли бы воз­никнуть за такое короткое время? Дай бог, чтоб их вооб­ще не было...

4

Поремский с утра зашел за машиной, оформил на себя документы и уехал на ней. А Турецкий созвонился с Сивцовым и, когда тот прислал закрепленную за ним на весь срок командировки «Волгу», прибыл к нему же, в областную прокуратуру. Федор Федорович наверняка получил инструкции, как себя вести с москвичом.

Видимо, поэтому разговор о том, что послужило при­чиной взрыва среди гражданского населения в Воздвиженске и о столь неадекватной реакции городского и областного руководства, был недолгим и, прямо надо сказать, неконкретным. Сивцов довольно пространно высказал точку зрения, общую, как он настаивал, для всех руководителей области. О ней было известно Александ­ру Борисовичу еще в Москве, так что ничего нового он для себя не открыл, зато лишний раз убедился, насколь­ко неповоротлива и по-прежнему опасна эта замшелая бюрократическая машина, которая способна яростно за­щищать лишь собственные интересы и обслуживать не­большой круг причастных. А что касается населения, то на эту категорию граждан им всем в любые времена было в высшей степени наплевать.

Возможно, демократическая вспышка первой поло­вины девяностых годов здесь что-то и подвинула, но опять же главным образом наверняка в сфере перерасп­ределения бывшей государственной собственности. Но на том, похоже, серьезные преобразования и заверши­лись. Ну, может, не совсем все, иначе тот же Кожаный вызвал бы для подавления армию. А так, видите ли, ог­раничился только спецподразделениями милиции. Ну не Кожаный, так мэр Гузиков. Но ведь без того же Кожано­го этот мэр, сам по себе, ничего не значит, вот в чем дело...

Основополагающим считалось мнение начальника ГУВД Седлецкого, высказанное им сразу же по следам событий и, таким образом, четко объясняющее единую позицию руководства: «За троих избитых милиционеров они нам ответят по всей строгости закона». Постановка вопроса была выражена в столь категорической форме, что уже сама по себе как будто бы и не требовала даль­нейших объяснений. А ведь вопросов накопилась уйма.

Ни на чем не настаивая, Турецкий все же попытался тактично прояснить для себя эти вопросы. Ну начать с того, что, по имеющимся у него сведениям, трое сотруд­ников милиции — с чего, собственно, и загорелся сыр- бор — были не избиты, а получили легкие телесные по­вреждения со стороны лиц, защищавшихся от нападе­ния этих самых милиционеров. И, что подтверждали многочисленные свидетели, находились нападавшие в нетрезвом состоянии. Кстати, а где все эти и прочие ма­териалы? Где заявления потерпевших? Где жалобы на неправомерные действия правоохранительных органов, о чем в последнее время так много и громко сказано? Или они там, в районе, остались? Но ведь на всех пресс-кон­ференциях правозащитников, посетивших места столк­новений населения с милицией, сообщалось в прямой эфир, что люди жаловались напрямую в областную про­куратуру. И ссылались на то обстоятельство, что у них в районе никаких заявлений просто не принимали — от­казывали. Так что же на самом деле? Кто говорит неправ­ду? Или, может быть, специально путает, что-то недого­варивает?

Наивность тона Турецкого не провела опытного про­курора, немало повидавшего на своем посту. И он стал с жаром доказывать, что все только что высказанное есть не более чем злостные сплетни, оправдывающие дей­ствия экстремистов.

Вот так, хорошо еще — не террористов.

Впрочем, возможно, там что-то и было, но следы, вероятно, действительно остались в районе. Наверное, надо бы еще раз проверить.

Еще раз? А это как понимать? В области чрезвычай­ное происшествие! В высшей степени тактичный прези­дент едва не стучит кулаком, требуя немедленной раз­борки и самых жестких санкций к виновникам. МВД в панике. Генеральная прокуратура едва не на ушах стоит, вон даже полпред обещает всемерную помощь со своей стороны. А те, кто должен заниматься этим делом в пер­вую очередь, оказываются не совсем в курсе? Ну разве что готовы еще раз посмотреть, как будто, может, оно и на самом деле, вроде как бы с одной стороны... Или все же — с другой?

Конечно, не в таком ерническом тоне начал Турец­кий прижимать прокурора, он просто старательно про­демонстрировал ему свое профессиональное «изумление» и «непонимание». И этого пока было вполне достаточ­но, чтобы не обострять отношений раньше времени. Оно, разумеется, скоро придет, это обострение, но пусть хотя бы на первых порах останется ощущение свободы соб­ственных действий. Хотя, скорее всего, и тут вряд ли. Странно, что-то в последнее время прямо замучило его это ощущение сомнения буквально во всем.

Нет, они не оставят его в покое, не дадут действовать самостоятельно. И значит, какой из этого вывод? А эле­ментарный, господа! Мы поставим дело таким образом, что вы сами будете вынуждены предоставить мне эту сво­боду! Ибо скоро настанет момент, когда вам всем будет жизненно необходимо узнать, откуда черпает свои све­дения этот московский прокурор, похоже не верящий ни одному вашему слову. Вынуждены будете так поступить!

Новые идеи возникли у Александра Борисовича, и он стал уже прикидывать их воплощение, не очень внима­тельно прислушиваясь к искреннему недоумению обла­стного прокурора, которому казалось, что такое понятие, как корпоративная солидарность, в особых доказатель­ствах не нуждается... Впрочем, с ним-то уже все было ясно. Да и видел Турецкий, насколько неприятен такой поворот разговора для Сивцова, и потому не стал про­должать. Во-первых, жаль было времени, а во-вторых, все это начинало и ему самому надоедать. И он поторопился скомкать остальные вопросы, стал прощаться, тысяча­ми извинений заглаживая свою невольную неловкость. Кажется, удалось...

Федор Федорович то ли действительно поверил, то ли понял игру, но сам проводил Турецкого вниз, к подъезду, и даже оказал особую любезность, познакомив его с води­телем — пожилым, спокойным дядькой в кожаной кепке:

— Это наш Миша.

— Здравствуйте. Александр Борисович, — предста­вился в свою очередь Турецкий, пожимая сильную руку шофера. — Только неловко как-то, Миша... Вы ж старше меня. А по отчеству?

— Михал Евграфыч, — басом прогудел шофер.

— Смотри-ка, прямо Салтыков-Щедрин! — усмех­нулся Турецкий.

— Вы от него такого еще наслушаетесь! — засмеялся и Сивцов и добавил покровительственно: — Но ты, Миша, не того... не очень.

Успел Александр Борисович перехватить взгляд, ко­торый метнул на прокурора из-под низко надвинутого на лоб козырька водитель, и подумал, что у них тут все Непросто...

— Ничего, — высказал свое отношение Турецкий, — за разговором и дорога короче кажется, верно, Михаил Евграфович?

— Так точно, — кивнул тот.

Вопреки уверенности прокурора, шофер оказался немногословен. И на вопрос Турецкого, что народ гово­рит по поводу случившихся трагических событий, поду­мав, ответил:

— А это у нас никого не волнует. У нас выборы ско­ро — вот это волнует. А что там кому-то морды набили, юшку пустили, девок перетрахали, так то в общем по­рядке вещей. Пошумят и успокоятся, а куда им отсюда деваться-то? — Он внимательно посмотрел на Алексан­дра Борисовича и криво усмехнулся. — Вот так и народ понимает.

— Ну не все же, — возразил Турецкий.

— Не все, — охотно согласился шофер. — Некоторые все ищут приключений на свои... хе, задницы.

На этом разговор и закончился. Шофер, видно, по­считал, что ответил исчерпывающим образом, и на ос­тальные вопросы Турецкого либо кивал, соглашаясь, либо же неопределенно пожимал плечами. Так и прошла до­рога...

Воздвиженск встретил ветром и сыростью, — скорее всего, сказывалась непосредственная близость реки. Во­дитель, не спрашивая, подвез Александра Борисовича прямо к стеклянным дверям здания администрации. Ве­роятно, такое задание получил заранее.

— А гостиница тут есть, не знаете, Михаил Евграфович?

— У них тут все есть. И гостиница — тоже. А можем и в пансионате устроиться — там славно, водичка рядом, бассейн, опять же питание. Да они устроят, — добавил уверенно. — Вы тут, если недолго, так я посижу, а задер­житесь, отъеду, чтоб не стоять.

Очень логичная постановка вопроса.

— У вас телефон-то с собой есть?

— А как же!

— Номерочек мне свой запишите и отъезжайте. Я не думаю, что разговор будет коротким. Но на всякий слу­чай. И еще — пусть мои вещички полежат пока в вашей машине, ладно?

— Нет проблем, — прогудел тезка Салтыкова-Щед­рина.

Турецкий вышел из машины, сунув в карман листок с номером, и к нему тут же вышел из дверей невысокий мужчина.

— Здравствуйте, Александр Борисович, — спокойно приветствовал тот. — Позвольте представиться, Иван Порфирьевич Сажин, заместитель здешнего руководи­теля администрации, а проще говоря, мэра. Милости просим, заходите, мы вас давно ждем.

Значит, во взаимном представлении нужды не было — все знают.

Так оно и получилось: представлялся не он, а пред­ставлялись ему. Мэр, межрайонный прокурор, предсе­датель районного суда, начальник РУВД — как понял Турецкий, узкий круг сподвижников, от которых все за­висело в городе и которые, надо полагать, также все и решали в нем. Но ведь у них же должен быть хоть какой- то депутатский корпус, пусть небольшой, или в нем не было ни малейшей нужды?

Турецкий сразу перешел к делу. В нескольких фразах обрисовал полученное им от президента задание и пред­ложил, не теряя времени, предоставить ему все без ис­ключения материалы, имеющиеся в управлении внутрен­них дел, а также в прокуратуре, связанные с указанными событиями. И стал перечислять, буквально по пальцам, чтоб потом не случилось недомолвок, что ему нужно кон­кретно. И уже первые его указания, было заметно, заста­вили эту сидящую за столом «власть» хмуриться и отчуж­денно кривить губы — не того они, видно, ожидали. Либо им обещали в области. Ой не того! Однако ничего не по­делаешь, тут шутками не пахнет.

Мэр, поскольку именно эти материалы его не каса­лись, косо посматривал на своих, но помалкивал. Отду­вались пока прокурор с милиционером.

Керимов выразил немедленное согласие, хотя и выд­винул при этом не то чтобы встречное условие, но как бы хотел получить некую временную фору — материалы надо собрать, систематизировать, подвести базу, ну то есть придать им читаемый вид.

— А разве это еще не сделано? — удивился Турецкий, одаривая остальных открытой улыбкой.

— Нет, но... — сбился прокурор. — Одно дело — для себя, так сказать... А другое дело...

— Я понял вас, — так же радостно согласился Турец­кий, — и готов немедленно прийти вам на помощь. Я по профессии следователь. И мой помощник, который уже прибыл, надеюсь, к вам, тоже весьма опытный старший следователь по особо важным делам Генеральной проку­ратуры. И мы оба с ним привыкли сами разбираться во всех наших хитросплетениях. Поэтому можете не систе­матизировать, давайте как есть. Прямо вот сейчас и да­вайте. Я позвоню ему и подошлю его к вам в присутствие, ну а уж вы постарайтесь там, чтоб ничего не было по чис­той случайности забыто. Ну заявления ваших избитых милиционеров — это понятное дело, само собой, но вы и все остальное тоже... не забудьте. Да мы не будем тянуть...

Александр Борисович, жестом извинившись перед мэром, достал свой мобильник и набрал вызов.

— Алло? Владимир Дмитриевич? Рад вас приветство­вать, вы уже прибыли, как я понимаю? Вот и прекрасно. Тогда получите первое задание. Подходите к межрайон­ной прокуратуре... Знаете, где это? Отлично. Там сейчас будет господин Керимов. Его зовут Иннокентий Мурадович. Получите у него все материалы и начинайте ра­ботать. Иннокентий Мурадович, по согласованию со мной, выделит вам отдельный кабинет с сейфом. А я по­дойду попозже... Да, Владимир Дмитриевич, у подъезда администрации находится мой водитель на «Волге», Михаил Евграфович, так вот, он поступает и в ваше рас­поряжение, я позвоню ему. Вы меня поняли?

Еще бы не понять, когда заранее договорились. Ту­рецкий вытащил из кармана листок бумаги, снова набрал номер и сказал водителю, что подойдет его помощник, который и передаст дальнейшие указания. После этого спрятал трубку и оглядел всех:

— Вот видите, как прекрасно все у нас складывает­ся? — Он всем раздаривал обаятельные улыбки, снимая ими нарастающее напряжение среди присутствующих. — Тогда, Иннокентий Мурадович, если у вас нет срочных вопросов к Савелию Тарасовичу, может быть, вы начнете действовать? А я вас больше не задерживаю.

Прокурор поднялся, получил согласный кивок от мэра и, откланявшись, молча удалился.

— Теперь позвольте с вами, Павел Петрович. — Ту­рецкий повернулся всем телом к начальнику УВД. — Вопросы те же. Где заявления пострадавших? Где приня­тые по ним решения? Где жалобы и прочее? Я не уверен, что вы уже успели провести по ним расследования и пе­редать их в суд. Или успели? Тогда я просто в восхище­нии! Так как?

Красивое лицо подполковника словно окаменело. А по его профилю можно было бы прямо монеты чека­нить — столько было в нем гордого достоинства.

— Не совсем понял вопроса, — процедил Затырин. — Вам-то какая нужда в этих бумажках? Вы прокуратура. А эта мелочь — она по нашей, милицейской части. Земля, так сказать, беготня, отделение малой толики истины от потоков лжи...

— Забота о чистоте мундира, — в тон ему добавил Ту­рецкий. — Знакомый мотив! Это мой старый друг, Вячес­лав Иванович Грязное, замначальника ГУУРа, он, кста­ти, скоро подъедет сюда — министр его командировал мне в помощь, так вот он, Павел Петрович, — совсем уже весело продолжил Турецкий, — то же самое мне лепит. Причем, прошу заметить, всю жизнь, сколько его знаю. Представляете, Савелий Тарасович?

Вопрос в упор застал мэра явно врасплох, но тот, надо отдать ему должное, быстро сориентировался и ответил добродушной улыбкой: мол, уж мы-то с вами понимаем, а как же!

— Так что давайте, Павел Петрович, не будем друг другу полоскать мозги, а займемся конкретным делом. Все материалы на стол, ими тоже займется мой сотруд­ник. Я позже назову его имя. Либо сам посмотрю... Ну а с вами, Антон Захарович, — он повернулся к судье, — я хотел бы встретиться попозже, когда возникнут необхо­димые вопросы, вы не возражаете?

— К вашим услугам, — любезно поморщился коро­тышка судья.

— Вот и отлично, вот и познакомились. Хотелось бы поближе, но... сами видите, господа, время поджимает, а завтра, насколько я понимаю, у всех нормальных людей выходные. Или у ненормальных, вроде нас с вами, тоже? — спросил с легким вызовом.

И тут снова что-то сработало в голове у мэра, он пер­вый сообразил, понял глубочайший подтекст вопроса:

— Чтоб башка лучше варила, как у нас на батькивщине говорили, ее надо и дуже кормить, и отдых ей давать. А насчет «ближе познакомиться» да обсудить, что назы­вается, по душам, так кто ж будет против? Да я первый — за! Вы правильно делаете, Александр Борисович, что бе­рете быка за рога. Так воно и треба. А то мы, с нашей провинциальной раскачкой, уже позабыли, как люди в центре працюют. Так им, так! — И он шутливо погрозил пальцем своей свите. — Садите ваших работников, мы им зараз все условия обеспечим. Всем это ясно? — Он обвел свиту глазами, те закивали. — А с моей стороны смогу предложить послезавтра, в воскресенье, небольшой выезд на природу. Да, собственно, и не выезд. Вы ж, по­лагаю, к нам в пансионат устроитесь? Вам в области не рассказывали, шо у нас за прелесть? Ну так сами побачите. И вот там можно и рыбалку организовать. Вашему другу наверняка понравится.

— А вы уже и это узнали? Что он заядлый рыбак? — довольно рассмеялся Турецкий, окончательно снимая общую напряженность.

— Ну а как же ж? — обрадовался мэр. — Добра висть всегда впереди бежит! Так если не будет возражения с вашей стороны, я тогда распоряжусь.

— Не будет, — ответил Турецкий, поднимаясь. — Рад знакомству, господа. И прошу — задело! Президент ждать не любит, уж это я могу вам доложить по собственному опыту... Павел Петрович, я, пожалуй, готов с вами. Зах­ватите? А то я машину, вы слышали, отпустил, а в вашем городе еще не ориентируюсь. Вот мы сразу и начнем, не откладывая дела в долгий ящик, верно?

Затырину ничего не оставалось, как состроить любез­ную улыбку.

5

У Александра Борисовича была сейчас, собственно, одна главная цель — малость припугнуть. Но не до такой степени, чтобы жертвы почувствовали себя загнанными в угол и решились бы огрызаться, а чтобы показать «вер­хнюю» власть. Которая, во-первых, всегда видится в от­далении от нее неопределенной и непредсказуемой, и, во-вторых, в этой самой непредсказуемости, что хорошо известно руководителям с холуйским типом мышления, всегда могут найтись варианты — приемлемые либо спа­сительные в той или иной степени. Вот и пусть они пока ищут для себя эти самые варианты, полностью сосредо­точившись на нем, конкретном Турецком, или не менее конкретном Грязнове, который наверняка приедет уже завтра, и не мешают работать остальной группе.

Поэтому Александр Борисович, садясь в машину Затырина, меньше всего думал о том, какие мысли вороча­ются в голове у подполковника. Он же наверняка ни черта не делал. И что никаким документам не дан ход, Турец­кий тоже не сомневался. Было интересно, как станет выкручиваться подполковник. Он, кажется, большой проходимец — этакий провинциальный ловелас, значит, умеет выпутываться из скользких ситуаций.

С папочкой под мышкой он шел по коридору за на­чальником и ловил на себе, мало сказать, колющие взгля­ды. Видно, уже догадывались, кто прибыл и по чью душу. И каждый, поди, желал взглянуть на того человека, от решения которого в какой-то степени зависела или мог­ла зависеть его собственная судьба. А это означало, что каждый тут все-таки чувствовал себя виновным — в про­тивном случае чего бояться? Или они вообще ничего не боялись и провожали его взглядами из чистого любопыт­ства?

Вошли. Затырин поинтересовался, чего бы хотел вы­пить Турецкий — чаю или кофе? Александр Борисович попросил минеральной воды.

— Сделаем, — с готовностью согласился подполков­ник и тут же отдал распоряжение по телефону. А затем сел напротив и уставился на гостя в ожидании вопросов.

— Я что-то должен? — спросил Турецкий. И «дога­дался»: — А, вы, наверное, хотите узнать, с чего начнем? А давайте с начала событий. Итак...

Александр Борисович вынул из папки несколько бланков протоколов допроса, достал авторучку и приго­товился писать.

— Итак, вопрос первый: с чего началось? С конфликта с троими милиционерами. Давайте по порядку, расска­зывайте. А ваши сотрудники пусть тем временем прине­сут материалы. Слушаю и записываю.

— Я сейчас выйду и дам соответствующее указание, — подполковник поднялся, но словно ждал разрешения.

— А что, телефонов тут нет?

— Надо же объяснить.

— Ну тогда валяйте, — кивнул Турецкий.

Подполковника словно вымело из кабинета. Через

несколько минут вошел рослый сержант — принес бутыл­ку нарзана и чистый стакан. Положил рядом открывал­ку. Турецкий посмотрел на сержанта. Обратил внимание на полоски пластыря телесного цвета на лбу и скуле. Спросил:

— Как служба?

— Нормально, — недовольно протянул тот, обнажив зубы, и на верхней челюсти, с боков, сверкнули золотые фиксы.

— Спасибо за водичку, я сам открою. Свободен, — холодно сказал Турецкий.

Он вспомнил, что в одном из заявлений по поводу драки с милиционерами фигурировал сержант с клыка­ми золотых зубов. И пластыри, и зубы указывали на то, что это именно он и приходил. Как же его фамилия? Вспомнил, самая подходящая — Малохоев! Небось под­полковник направил его — познакомиться. Мало ли...

— Это тот самый Степан, которому больше других досталось? — небрежно этак спросил Турецкий у вернув­шегося с несколькими папками Затырина.

— Вы про кого?

— А вот воду приносил. С золотыми зубами.

— Похоже, вы говорите о нем. Пострадал парень.

— Да? А что, напарники у него были такие же слаба­ки, как он?

— Да нет, нормальные. Могу позвать.

— Потом. И до них дойдет очередь. А эти бандиты, которых они собирались брать, как всегда, из бывших тяжелоатлетов? Слоны?

— Да какие там слоны!.. — Подполковник чуть даже не сплюнул.

— Тогда ничего не понимаю... Трое здоровяков ми­лиционеров, я ж видел — у Степана вашего кулак как кувалда, не смогли справиться с двумя обычными граж­данами, которые, как утверждается, были еще и в совер­шенно пьяном состоянии? И больше того, позволили им, едва стоящим на ногах, избить себя, обезоружить да вдо­бавок доставить в отделение? Подполковник! Вы за кого меня держите? Вам не стыдно?

— Нет, подождите, а кто это вам заявил, что тех было только двое? Знаете, сколько там народу собралось? Це­лая толпа!

— Да что вы говорите? Ну давайте внесем в протокол это ваше показание... — сказал Турецкий, записывая. —

Нет, все-таки у меня остаются сомнения. Так и кажется, что никак не могло того быть. Или вы, Павел Петрович, забыли про собственные протоколы? Тогда давайте вспомним вместе. Валяйте выкладывайте.

И Затырин был вынужден подчиниться. Уже проду­манная им комбинация с документами рушилась на ходу.

— Вот, — он не очень уверенно протянул через стол несколько исписанных листков. — Это заявления от по­страдавших.

Турецкий взял, углубился в чтение. Читал он медленно, что-то помечая у себя в блокноте. Закончил с одним, за­нялся другим, потом третьим. Отложил все три в сторону.

— Это хорошо, что вы мне дали их почитать, Павел Петрович. Но я просил не эти. Мне нужны заявления Теребилина и Сороченко. А также их жен и пятерых сви­детелей. Давайте, чего вы ждете? Этак мы никогда с вами не закончим.

Возникла пауза. Затырин молча и бесцельно переби­рал бумаги в папке, но видно было, что делал это чисто формально, никаких других заявлений у него просто не было. И тогда Турецкий пришел ему на помощь:

— Может, забыли? Может, вы, Павел Петрович, дав­но уже передали их в прокуратуру для дальнейшего рас­следования и возбуждения уголовного дела по факту на­падения и так далее? Или эти документы уже отправле­ны в область — по требованию областного прокурора? Вы вспомните.

— Ах ну да, конечно! — обрадовался подсказке под­полковник. Он даже звонко шлепнул себя по лбу, коря за непростительную забывчивость. — Естественно, у меня тех заявлений и быть не может! Вы абсолютно правы, Александр Борисович! Уф-ф, ну просто гора с плеч, — искренне готов был покаяться он.

— Ну вот видите, — хмыкнул Турецкий, — все, ока­зывается, можно вспомнить, когда очень надо. Давайте запишем и это ваше показание... Но вы не огорчайтесь, мы с вами их искать сейчас и не будем, просто отмечаем их отсутствие у вас, указываем причину и... идем даль­ше. Видите ли, ко мне в Москву уже давно поступили копии всех этих материалов. Генерал как раз и захватит их с собой, когда приедет сюда, а вы потом вместе с ним и решите, что там законно, а что нет. Пустяки, пойдем дальше...

Таким иезуитским способом, не повышая голоса, не заставляя Затырина злиться, ибо и повода не было, Алек­сандр Борисович за час-полтора самым натуральным образом вынул из него душу.

Пришлось-таки Затырину рассказывать, как были задержаны «обидчики», как не совсем, мягко говоря, до­стойно вели себя в милиции с женщинами — одна бере­менная, другая — депутат, как затем среди ночи по звон­ку от помощника губернатора их пришлось выпустить и извиниться перед ними. Турецкий все старательно фик­сировал на бумаге.

У подполковника голова шла кругом — все, оказыва­ется, уже знал этот проклятый москвич! А прикидывался простачком! Но вопросы задавались, и на них надо было отвечать. Причем отвечать внятно, следя при этом, что­бы не проговориться случайно и не подставить себя.

Затырин вспотел от напряжения. А Турецкий пил пузырящуюся водичку из стакана, рассматривая ее на просвет, и нудным тоном утомленного человека продол­жал задавать вопросы.

И понял в конце концов Павел Петрович, что ничего у него с обманом не получилось. Концы не сходились. Да и подсказка относительно местонахождения докумен­тов была тоже весьма условной, проверить ведь раз плю­нуть. И что тогда? Ну а тогда можно будет, решил, види­мо, он, снова «поднапрячь память» и неожиданно «вспомнить», что никуда он ничего не отсылал, а запер в дальний ящик стола — подальше с глаз. И что не соби­рался он вести никакого расследования по этим заявле­ниям. Да и не в его это интересах, не говоря уже о мэре и остальных. Но это если уж совсем край.

Одного он не мог учесть: на его красивом, благород­ном лице игра мыслей была слишком заметна опытному взгляду Турецкого. А тот не давил подполковника даль­ше, сделав значительный первый шаг.

— Ну а материалы, которые касаются следующей стычки милиции и населения, мы с вами, Павел Петро­вич, давайте обсудим и проработаем завтра. Я вижу, вы устали. Да и я как бы с дороги. Надо еще устроиться. Во сколько мы завтра встретимся? Лучше, думаю, прямо с утра, в десять. Только вы уж, пожалуйста, приготовьтесь, чтоб мне снова не пришлось вам подсказывать, где мате­риалы искать, договорились?

Турецкий собрал в папочку исписанные листы, под­мигнул по-приятельски, засмеялся и встал. Затырин об­легченно вздохнул и вытер ладонью мокрую красную шею.

На первый раз ему вполне достаточно, решил Алек­сандр Борисович. Вот так, без напряжения, легкими тол­чками в самые болезненные точки, мы его и доведем до полной кондиции. А дальше посмотрим.

Выйдя из управления, он позвонил водителю, попро­сил подъехать, а сам стал прохаживаться по тротуару — вперед и назад, беспечно заложив руки за спину. И спи­ной, затылком ощущал, как неприятные прикосновения, острые уколы, взгляды сотрудников местных правоохра­нительных органов из окон, которыми те провожали каж­дый его шаг и жест. Немного навел шороху — это хоро­шо, думал он.

А в эту ночь придется, пожалуй, и не поспать. Надо будет тайно встретиться с ребятами и получить от них новую информацию, с помощью которой уже завтра с утра окончательно пригвоздить вруна-подполковника к стенке.

Да, ну и городок, будь он неладен! «Городок на Каме... Не дойти ногами... » Век бы сюда не ходить, не видеть...

Загрузка...