Дама с горгульей

Глава 5

В университетском вестибюле было просторно и немноголюдно, наверное, поэтому Сокольский сразу же ее увидел. Агриппина стояла на лестнице и от этого, вероятно, казалась выше и значительнее. Черная длинная юбка и вязаный кардиган с простой, почти мужского покроя, белой блузкой очень ей шли.

Артем поднялся по лестнице и попытался улыбнуться девушке в знак приветствия. Не вышло. Почему-то ему было сложно улыбаться Агриппине, все равно что заигрывать с кладбищенским ангелом. И он просто кивнул.

– Мы можем побеседовать у нас на кафедре. Все сейчас на лекции, а секретарь наверняка отправится пить кофе, если поймет, что у нас важный разговор, – предложила после приветствия Гриппа.

Сокольский согласно кивнул, и она повела его по лабиринту коридоров и лестниц.

Как ни странно, но здесь, в стенах университета, Гриппа не смотрелась ни чопорной, ни заносчивой. Даже двигалась она как-то грациознее, легче, увереннее, чем дома. Артему вдруг вспомнилась ее яркая, изысканная мать. Пожалуй, Елена Сергеевна, так гармонично смотревшаяся в своем особняке, в этом интерьере выглядела бы, как выкрашенная под павлина курица. В то время как ее дочь преобразилась здесь из щипаной вороны в ясного сокола. То есть в соколицу. Вот что значит человек на своем месте!

Орнитологические размышления Артема были прерваны прибытием на место. Агриппина распахнула типовую деревянную дверь с названием кафедры и пропустила гостя вперед.

В помещении не было никого, кроме стоявшей у стеллажа барышни в узеньких брючках и длинной яркой пашмине на плечах.

– Марина, ко мне тут по делу зашли. Мы побеседуем здесь, если не возражаешь… – обратилась к ней Агриппина, попутно указывая гостю на вешалку в углу.

– Конечно, Агриппина Владимировна, я пойду пока кофейку попью, – согласно кивнула барышня и, прихватив со своего стола сигареты и зажигалку, быстренько удалилась.

– Агриппина Владимировна? – приподняв брови, спросил Сокольский, усаживаясь за длинный стол.

– Так проще, – пояснила Гриппа.

Она уселась во главе стола, словно начальник на приеме, и Сокольский, пристроившись сбоку, неожиданно почувствовал себя просителем.

– Я вас слушаю, – добавила Агриппина официоза, в то же время давая понять, что она человек занятой и целый день ему посвящать не намерена.

Вот и славненько, решил Сокольский. И перешел к делу.

– Агриппина Вольдемаровна, у меня к вам важный разговор, и мне бы хотелось, чтобы он остался между нами. Единственный человек, с кем вы можете его обсудить, это ваш отец, – строго глядя ей в глаза, проговорил Артем.

– Вот как? Слушаю. – Кажется, Гриппе его секретность была до лампочки.

– Агриппина Вольдемаровна, в настоящее время я по поручению вашего отца занимаюсь расследованием обстоятельств покушения на его жизнь и гибели Никиты Окаемова.

– А разве этим не полиция занимается?

– Полиция вряд ли сможет что-либо сделать. Когда речь идет о преступлении в столь высокой сфере, она оказывается фактически бессильна. Да и Вольдемару Сигизмундовичу не хотелось бы выносить сор из избы.

– Хорошо. Ну а я-то чем могу помочь?

– У меня к вам совсем простые вопросы, но очень важно, чтобы, прежде чем отвечать, вы хорошо подумали.

– Разумеется, я всегда думаю, прежде чем отвечать, – сухо произнесла Агриппина.

– Прекрасно.

«Самодовольная, самоуверенная, заносчивая зануда», – мысленно прокомментировал Артем. А вслух спросил:

– Вам был заранее известен сценарий праздничного вечера?

– Нет.

– Вы не знали, что именно планирует ваша мать?

– Нет.

– Не были в курсе, в какой костюм будет одет именинник?

– Я даже не знала, в каком костюме буду я.

– Как это возможно?

– Костюм заказывала мать. Со мной она не советовалась, а я ни о чем ее не спрашивала.

– И когда же вы его увидели?

– Когда начала переодеваться. Его принесли, достали из чехла, и я увидела.

– А если бы он вам не понравился? – не скрывая недоверчивой усмешки, спросил Артем.

– Кого это волнует? – пожала плечами Гриппа.

«Сумасшедшая! – мелькнуло у мужчины. – Остается удивляться, почему Начинкины ее специалистам не покажут. Женщина, которой все равно, что она наденет на праздничную вечеринку, точно сумасшедшая».

Сокольский молча смотрел на собеседницу, как на редкое насекомое. Отчего Агриппина испытала еще более острый приступ неприязни.

– Я ответила на все ваши вопросы. Тогда, думаю, вам пора, – поднимаясь, проговорила она холодным, как ноябрьский дождь, голосом.

– О простите! – встрепенулся, приходя в себя, Сокольский и встал. – Собственно, это был не сам тот вопрос, который я хотел прояснить, но если вы ничего не знали о празднике, то…

– Я сказала, что не знала о нем заранее.

– И что это значит? – не понял ее уточнения глава департамента охраны.

– Когда я приехала в дом родителей, мамочка тут же взялась за меня на пару со своим стилистом, которому помогала горничная, а они втроем только и делали, что, не закрывая рта, обсуждали готовящийся праздник. Но вряд ли это можно назвать «заранее».

– Так… – опускаясь обратно на стул, сказал Артем. Беседа начинала его сильно раздражать. – Значит, вы узнали сценарий праздника за… За сколько часов до его начала?

– Думаю за три или три с половиной.

– Вы обсуждали с кем-нибудь, кроме перечисленных лиц, подробности предстоящего маскарада?

– Нет. Я спустилась вниз, когда гости уже собрались, и почти ни с кем не разговаривала. И уж конечно, не раскрывала никому маминой «страшной тайны».

– Даже Илье Пофисталовичу? – неизвестно зачем задал бессмысленный и бестактный вопрос Артем и тут же неожиданно для себя покраснел.

– А при чем здесь Илья? – искренне удивилась Гриппа.

– Простите, я полагал, раз он ваш жених…

– Жених? Откуда такие сведения? У нас с Ильей отношения не более близкие, чем с прочими прибывшими на праздник гостями, – несколько раздраженно возразила Гриппа.

До нее только сейчас дошло: похоже, этот юркий тип, Илюша Тиховлиз, усердно распускает в обществе слухи об их несуществующей помолвке. Такое положение вещей просто оскорбительно! И ведь хоть бы раз она дала ему какой-то повод так полагать… Агриппина сидела, нахмурившись, и сверлила тяжелым взглядом стол.

«М-да, – подумал Артем Георгиевич, – кажется, я крайне мало знаю о фигурантах расследуемого дела».

Действительно, если он столь поверхностно судил о хозяйской дочери и ее мнимом женихе, возможно, ошибся и в отношении других участников истории. А вот это уже скверно. Ибо точный психологический портрет действующих лиц гарантирует правильное понимание мотивов их возможных поступков. Что ж, надо перейти от собственных предположений и предвзятых мнений к изучению этой компании Начинкины – Коробицкие – Тиховлизы. А возможно, и Сидоренко. У самого-то Алексея Николаевича алиби твердое, но его водитель не имеет такового вовсе. А это может говорить о многом.

Так рассудил Артем Георгиевич, после чего набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул через рот. А затем обратился к своей все еще угрюмой собеседнице:

– Агриппина Вольдемаровна…

Артем улыбался Гриппе легкой, вполне дружеской улыбкой. Девушка вскинула голову и замерла от удивления. Это было что-то для нее новенькое.

– Я знаю, как искренне и глубоко вы любите отца, – продолжил Сокольский, – а потому буду с вами предельно откровенен. Падение статуи было не случайным. Ее сбросили. Имела место умышленная попытка убить вашего отца. Поскольку никто из находившихся в доме не знал о том, что Вольдемар Сигизмундович временно отдал свой костюм водителю, попросив того заменить себя на открытии праздника, смерть Окаемова можно считать роковой случайностью, спасшей жизнь вашему отцу. Его хотели убить, – еще раз повторил Артем, стараясь донести до собеседницы всю серьезность произошедшего. – И возможно, попытка повторится. Поэтому нужно срочно вычислить человека, покушавшегося на жизнь Вольдемара Сигизмундовича. К счастью, круг подозреваемых достаточно узок, но вычислить злоумышленника мне пока не удалось. Не хватает информации. Вы мне поможете?

Агриппина кивнула.

– Пожалуйста, вспомните, кому вы могли сообщить хоть какие-то подробности о празднике. Любые! Костюм отца, как ваша мать украсила залы, каких музыкантов пригласили. Что угодно!

Гриппа покачала головой, но Сокольский ее остановил.

– Не торопитесь. Подумайте. Может, это был ваш маленький племянник или его няня, ваша горничная. Бабушка, с которой вы просто хотели поделиться своим мнением…

Агриппина взглянула на сидящего рядом мужчину. Сейчас Сокольский выглядел взволнованным, даже возбужденным. Его глаза с надеждой и ожиданием смотрели на нее. Девушка вздохнула.

– Мне жаль вас разочаровывать, Артем Георгиевич, но я действительно ни с кем не говорила в тот вечер. Дело в том, что у меня нет друзей в окружении родителей. Я всегда неуютно себя чувствую на подобных сборищах и, как правило, ни с кем не общаюсь. Просто отбываю повинность. Я несколько раз отвечала людям, которые меня узнавали, но они в основном спрашивали, как мои дела, и тут же отходили.

– Никто не задавал вопросов об отце и готовящемся празднике? – с тающей надеждой повторил Артем.

– Нет.

– Что ж. – Поднимаясь, Сокольский взглянул мельком на часы. Сколько времени коту под хвост! – Если что-нибудь вспомните, мой телефон у вас есть. Рад был встрече.

Артем Георгиевич уже был в дверях, когда Гриппа вспомнила одну сценку, которую случайно наблюдала еще до приезда гостей.

– Постойте! – воскликнула девушка, вскакивая с места. – Анжела!

– Она спрашивала о празднике?

– Да. Но не меня. Было это часа за полтора до начала карнавала. Я сидела у себя полуодетая. Стилист Владик убежал за украшениями, мама вышла на минутку отдать какие-то распоряжения и пропала, со мной осталась только Лиза, мамина горничная.

Потом ей кто-то позвонил, она извинилась и вышла. Мне жутко захотелось пить, а все куда-то пропали. Однако Владик запретил мне двигаться, лицо у меня было чем-то намазано, то ли перепелиными какашками, то ли соловьиной мочой.

Увидев выражение лица своего визави, Гриппа рассмеялась.

– Да, да, это ноу-хау нашего Владика. Знаете, иногда лучше не знать, какова цена женской неотразимости, – не очень ловко пошутила девушка. – В общем, все меня бросили. Пить хотелось ужасно, но показываться на глаза людям в таком виде мне не хотелось, и тут я услышала за дверью тихие голоса. Мне показалось, там Лиза, и я решила выглянуть за дверь. Но чтобы не напороться на кого-нибудь другого, едва приоткрыла щелочку и заглянула в нее. В коридоре, недалеко от комнаты Анжелы, действительно была Лиза. И она что-то прятала в тот момент в нагрудный кармашек. А в дверях своих апартаментов стояла Анжела и спрашивала ее громким шепотом: «Ты уверена?» – «Да, хозяйка сто раз при мне об этом говорила, – ответила ей Лиза. И, оглядевшись по сторонам этак воровато, добавила: – Только уж вы не проговоритесь никому, а то меня хозяйка за болтовню живьем поджарит». Мне их секреты были до лампочки, я прикрыла дверь и громко позвала Лизу. Та прибежала, и я послала ее за водой, – закончила рассказ Гриппа.

– Вот лиса! – от досады стукнул кулаком по косяку Сокольский. – Я разговаривал с горничной вчера вечером, как и со всей прислугой. Вела себя, как ангел безвинный. Ну, держись, красавица… – Главный секьюрити с плотоядной ухмылкой покачал головой. – Спасибо, Агриппина Вольдемаровна, за помощь, извините, что отнял ваше время.

Вежливо попрощавшись, Сокольский шагнул за порог.

– Постойте! – на этот раз уже более требовательно и твердо воскликнула Гриппа. – Я поеду с вами.

– Что? – растерялся Артем. – Зачем?

– Вы ничего из Лизы не вытянете, если только не собираетесь применить раскаленный утюг.

– С чего вы взяли?

– Лиза тертый калач. Она работает у моей матери уже три года, и за это время не было ни одного скандала. Девушка не получила ни одного выговора, только похвалы, премии и подарки. А это значит очень многое, можете мне поверить. А до того Лиза работала у госпожи Скумбриевской. Та еще стерва, почище мамочки! Ей бы и святой не угодил, но Лиза умудрялась. К маме горничная перешла, когда мадам Скумбриевская развелась с мужем и вышла замуж за молодого серфингиста где-то в Мексике, а после этого уволила всю прислугу моложе сорока пяти лет. Лиза вам не по зубам, вы ничего из нее не выжмете. Ее не запугать, не запутать, не обмануть.

– Тогда, простите, как вы действовать собираетесь?

– Вы забыли о простом классическом приеме, испокон веков используемом при допросах. Называется он очная ставка, – снисходительно улыбнулась Гриппа. – К тому же я знаю о Лизе достаточно, чтобы мамочка прибила ее в собственном будуаре. Хозяйка – единственный человек, кого Лиза боится по-настоящему.

– Почему? – искренне удивился Артем, вспоминая миниатюрную, хрупкую, немного инфантильную и капризную Елену Сергеевну, которая всегда казалась ему не опаснее кузнечика.

Гриппа усмехнулась.

– Потому, что моя мамуля наделена бурным темпераментом, вспыльчива, обладает буйной фантазией, совершенно не умеет держать себя в руках, временами страдает детским максимализмом, непредсказуема, нелогична, ей наплевать на доказательства, объяснения и слезы. Она безжалостна к представительницам своего пола и всех их, без исключения, считает законченными, завистливыми, жадными стервами, мечтающими занять ее место. Мама в порыве страсти может схватиться и за утюг. А ее хрупкость – чистой воды иллюзия. При желании она и вас на обе лопатки положит, причем раньше, чем вы моргнуть успеете.

– А вы не преувеличиваете? – с некоторым испугом спросил Сокольский.

– Извините, Артем Георгиевич, но иногда мужчины поразительно слепы. Наверное, поэтому они чаще бывают счастливы в браке, чем женщины, – с какой-то поразительной, прямо-таки столетней мудростью во взгляде проговорила Гриппа, смотря на собеседника с сожалением.

Артем стоял молча. Впервые в жизни он видел девушку по-настоящему. Видел не странноватую, немного жалкую дочку босса, которую все считали почти юродивой, а умную, уверенную в себе молодую женщину, довольно симпатичную и, кажется, совершенно не заносчивую. Теперь ему казалось, что законченными дурами были те расфуфыренные пустоголовые красотки, которых, кроме нарядов и вечеринок, ничто в жизни не волновало, и которые насмешливо поджимали губки при виде Гриппы. И нечего удивляться, что она постоянно молчит в обществе. А о чем, собственно, ей с ними разговаривать?

– Так во сколько мы с вами встретимся? – вырвала мужчину из размышлений Гриппа. – Я сегодня освобожусь в пять – в полшестого. Значит, у родителей смогу быть около шести.

– Думаю, нам лучше приехать вместе. Давайте я заеду за вами в половине шестого.

– А моя машина?

– Могу потом подвезти вас обратно к университету. Или, если хотите, заберу вас из дома. Вы ведь, кажется, живете здесь неподалеку?

– Да. Точно, так будет лучше. Сейчас я напишу адрес. Как подъедете, позвоните.