Глава 11
Рождественский сочельник, 1810 год
Проведя несколько дней в поместье Дансмора, Натан уразумел, для чего устроили прием: леди Дансмор искала невестку. Увы, ее сын в восторге не пребывал. Поначалу неприязнь Дансмора к сей затее Натана изумила. Он был поборником традиций, но в то же время не хотел жениться и обзаводиться потомством.
Разве что, кроме нежелания, имелось что-то еще? Возможно, робость? С дамами, коих подсовывала мать, Дансмор вел себя неуклюже. Он всегда ненавидел внимание и стремился к спокойствию. Знамо дело, он сгорал со стыда, оттого что его выставляли напоказ, как говяжью вырезку в мясной лавке.
Гости разделились на два лагеря. Первый лагерь состоял из шести барышень и их семей, кои получили приглашения несколько месяцев назад. Второй лагерь — это кембриджский круг. Некоторых джентльменов сопровождали супруги, обретенные за прошедшие годы; Натан, Росс, Осборн и Дансмор до сих пор не женились. Натан подозревал, что Дансмор их пригласил, дабы отвлечь внимание от себя.
Первый лагерь порадовался тому, что добавился второй лагерь. Барышни завлекали неженатых джентльменов, их отцы и братья заполучили товарищей, с коими ездили верхом, пили после ужина портвейн и играли в бильярд.
Леди Дансмор не разделяла радости гостей. Чаще всего она сохраняла хорошую мину, но иногда злость на сына проявлялась. Она беспрестанно пыталась поставить его в ситуацию, где Дансмору приходилось проводить время с той или иной барышней. Он переворачивал страницы, когда дама играла на фортепиано, или же предлагал даме прогуляться в самые отдаленные уголки сада. Но невзирая на ее точные шаги, Дансмор ловко избегал барышень. Он сноровисто находил джентльменов, что занимали его место, никого не оскорбляя, втягивал других в занятия, которые, по замыслу матери, должны проходить тет-а-тет. Уморительно следить за этой игрой.
Видит бог, Натану нужно отвлечься. Он возлагал большие надежды на сей прием. Несмотря на то что Дансмор — ужасный зануда, Натан с нетерпением ждал встречи с кембриджскими приятелями. Однако леди Дансмор — деспотичная хозяйка. Каждый день с утра до позднего вечера забит весьма скучными развлечениями. После приезда Натан почти не видел камердинера. В поместье Дансмора завтрак в постель не подавали, из-за того, что приехало много гостей, не набирали ежедневно ванну. Зачастую он видел ее, только когда совершал утренний туалет и переодевался к ужину.
Самая занятная гостья — это миссис Марш, но Натану, невзирая на ее очевидный интерес, совершенно не хотелось с ней кокетничать. Что же до Росса, он даже не пытался уйти в загул. Он все время ходил по пятам за мисс Ховард. Если он не предлагал сопроводить ее на прогулку или принести чашку чая, то просил сыграть на фортепиано или спеть для гостей.
Сначала Натана огорошило, что Росс превратился в преданного воздыхателя. Мисс Ховард, безусловно, прелестна, но назвать ее красавицей нельзя. Темные волосы и глаза, стройная фигура — эка невидаль. Лишь на второй день, когда они компанией отправились на конную прогулку, он понял, чем мисс Ховард привлекла Росса. Она оказалась превосходной наездницей: прекрасно держалась в дамском седле, инстинктивно наклонялась, ловко натягивая поводья. Живые глаза искрились удовольствием, придавая простому лицу красоту.
— Вы говорили, — пробормотал Натан Россу на ухо, — что впервые увидели мисс Ховард в парке, когда она ехала верхом?
— Да, — ответил Росс, не сводя с нее глаз.
Натан занимался всякой ерундой, тогда как единственный интересный человек оставался недосягаемым, несмотря на то что находился безумно близко.
Каждый день он пытался измыслить оправдание, дабы удалиться в опочивальню хотя бы на пятнадцать минут. Гости, должно быть, гадали, почему он вечно пропадал. Все бы ничего, если бы, попадая в опочивальню, он утолял желание наблюдать за ней, но в восьми случаях из десяти она либо отсутствовала, либо изыскивала повод ретироваться.
Наконец-то наступил Рождественский сочельник. Через два дня он уедет в Кемберли, где ненадолго останется с ней наедине.
Еще три ужина. Сегодняшнюю трапезу подадут в половине шестого — несусветная рань для ужина. Но позднее у слуг состоится бал. «Традиция», — сказал Дансмор. В бальном зале, где играл оркестр, они танцевали, ели и пили. Дансмор с матерью заглядывали на час, как и гости, изъявившие желание.
Натан, безусловно, пойдет. В ответ на вопрос про бал Феллоуз подтвердила, что пойдет, если его светлость не возражает.
— Конечно, иди, Феллоуз, — отозвался он. — Сегодня Рождество. На бал наверняка придут восхитительные барышни, с которыми ты с радостью станцуешь, — подмигнул он.
Натан приподнял брови, указывая на двойной смысл слова «станцуешь». Она отвела взгляд, щеки вспыхнули. Он вспомнил, как увидел ее в Гайд-парке с Лили Хокинс. Женщины припали друг к другу устами, смеялись, целовались.
Кем они друг другу доводились? Натан готов поклясться, что она не сапфистка, но может, ему просто хотелось так думать?
Он представлял, как она танцует в мужском облачении, кокетничает с горничными, потягивает крепкий пунш, возможно, становится розовощекой и беззаботной.
Он хотел это увидеть. Хотел увидеть, как у нее получается маскироваться.
Увы, сначала придется пережить очередной ужин. Он осмотрел в зеркале безупречный вечерний костюм и гладко зачесанные волосы. Феллоуз стояла с заведенными за спину руками и совершенно пустым лицом.
Натан снял с платка алмазную брошь.
— Что думаешь, Феллоуз? Эта брошь не годится.
Она склонила голову, оглядывая его профессиональным придирчивым взором. Натану нравилось, что она на него смотрела. Он не знал почему.
— Подойдет рубиновая брошь, милорд.
Поразмыслив, он кивнул. У нее отличный вкус. Он начал доверять ее мнению.
— Точно.
Миг спустя она вернулась с рубиновой брошью. Закрепляя украшение, она почти не дотрагивалась до хрустящей ткани, опустила светловолосую голову.
— Спасибо. Теперь что касается бала, Феллоуз. Пожалуйста, не думай о завтрашнем дне. Наслаждайся танцами и, разумеется, барышнями. Я с радостью посплю подольше. Благо есть повод.
— Спасибо, милорд, но я не собираюсь бражничать всю ночь.
Неудивительно. Будь она беспечной, в своем обмане она бы не продвинулась столь далеко.
— Не глупи, — направляясь к двери, молвил он, не в силах удержаться от очередной колкости. — Найди милую девицу и темный уголок. Развлекайся, будь другом. Сегодня Рождество.
Уходя, он хохотнул над ее румяным лицом.
В зал все плелись по двое или по трое. Все в лучших одеяниях. Хихикавшие горничные облачились в грошовые платья с яркими лентами, лакеи выглядели просто и в то же время странно без ливрей и напудренных волос, камеристки и камердинеры в поношенных нарядах смотрелись замечательно. В воздухе витали сдерживаемое волнение и свобода. На сегодня иерархия исчезла.
Джорджи пришла одной из первых. Прислонившись плечом к стене, она крутила счастливую монетку, наблюдала за теми, кто входил в бальный зал. Все бросали взгляды на столы, кои ломились от яств и напитков, на музыкантов, что настраивали инструменты. Друг на друга они тоже бросали взгляды, оценивая шансы.
На Джорджи косились многие. Впервые с тех пор, как она ступила в дом Харланда, ей стало приятно. Нельзя падать духом из-за обычного внимания. Люди очень смышленые. Рассматривая себя в зеркале, она видела миловидного юношу, любимца женщин. Привлекательного и безобидного. Актрису, исполнявшую мужскую роль. В самом лучшем смысле ей казалось, что она вот-вот выйдет на сцену. Чувствовала она только волнение, а не сокрушительный страх. Не нужно запоминать реплики, надо лишь исполнять роль беззаботного красивого молодого человека. «Возможно, — лукаво подумала она, — даже сердцееда».
Замечали ее не только женщины. Рослый лакей по имени Джим неустанно на нее поглядывал, а мистер Элдер, один из камердинеров, слишком часто для простого дружелюбия хлопал по плечу. «Если бы они заглянули в бриджи, интереса бы поубавилось», — сдерживая улыбку, мысленно рассудила она.
Сегодня Джорджи приятствовала ко всем. Пусть на ней не надето красивого платья, но она непременно станцует. Конечно, будоражил не только прием. Джорджи кое-что запланировала на потом: ночью она проберется в графский кабинет.
Она много раз пыталась попасть в кабинет, но всякий раз дверь оказывалась заперта. Макс выхлопотал набор профессиональных отмычек, и она ежедневно тренировалась. Аккурат вчера у нее почти получилось отпереть дверь, но вдруг она услышала, что кто-то приближался. К счастью, это была всего лишь служанка, а не Дансмор. Девушка счищала с настенных бра расплавленный воск. От поисков Джорджи пришлось отказаться.
Она не сомневалась, что на сей раз все получится. Требовался лишь удобный случай, а сегодня идеальная ночь для того, чтобы применить навыки, ибо гости, включая Харланда, улягутся спать раньше слуг.
Джорджи не обращала внимания на тоненький голос разума, подсказывавший, что вряд ли она найдет доказательства, на которые рассчитывает. После всего, что она сделала, дабы сюда попасть, она должна хотя бы попробовать. Время на исходе. Она должна попробовать ради Гарри. Это их последняя надежда.
— Добрый вечер, мистер Феллоуз.
В желто-зеленом платье Тилли Браун выглядела очаровательно. Джорджи убрала монетку в карман и отвесила элегантный поклон.
— Мисс Браун. Прекрасно выглядите.
Тилли подмигнула.
— Да вы и сами выглядите замечательно.
— Можно пригласить вас на танец?
— Разумеется.
— Тогда, возможно, я удостоюсь чести сопроводить вас на первый танец?
— С радостью, — просияла она.
Джорджи чуть не захохотала, наслаждаясь своим рыцарским благородством и яркими искрами у Тилли в глазах. «Жаль, настоящие мужчины не ведут себя так же».
— Я бы принес пунша, — примолвила Джорджи, — но пока что никто не рискует приближаться к столам. Полагаю, мы ждем миссис Уатт и мистера Дженкинса.
— И его светлость, — сказала Энни. — Граф с матерью жалуют в первый час. Нам можно повеселиться, после того как они уйдут.
Ответить Джорджи не успела, ибо в распахнувшейся двери возникли миссис Уатт и мистер Дженкинс.
— Добрый вечер, — объявил мистер Дженкинс, усмиряя болтавших слуг. — Вижу, все готовы праздновать. Скоро мы начнем веселиться. Однако через несколько минут спустятся его светлость и гости. Посему я попросил бы вас встать рядом со мной, дабы поприветствовать его светлость.
Радости поубавилось. Все выстроились в два ряда посреди бального зала: мужчины сзади, барышни впереди. «Что за редкостные бараны», — гневно подумала Джорджи.
Они ждали. И ждали. Спустя целых пятнадцать минут донеслись звуки приближавшихся шагов. Дверь распахнулась, и вошли уверенные модные аристократы, щебетавшие между собой. «Пришли поглазеть на подчиненных», — угрюмо подумала Джорджи.
Первой шагала величавая леди Дансмор, одетая в темно-синее платье, на голове покачивались длинные серебристые перья. Дансмор, высокий, бледный, худой, с ярко выраженным вдовьим пиком, вошел следом за ней. Облаченный во все черное, по мрачности он ничем не уступал священнику.
Гости лепетали, кидали любопытные взоры на неподвижных гуляк. Среди них был и Харланд, выглядевший роскошно и недосягаемо в прекрасных одеждах, рубиновая брошь в складках платка напоминала густую каплю крови.
Джорджи мельком глянула на Тилли Браун. Глаза у нее уже не искрились. Несмотря на прекрасное настроение в самом начале, при виде дам в превосходных платьях и с длинными перьями она вновь ощутила себя неказистой и заурядной. Хотелось развернуться и убежать, закричать: «Идите к дьяволу со своим приемом!», бросить мясной пирог в голову лорду Харланду, что крутил черную шелковую ленту монокля и весело оглядывался.
Красивый привилегированный павлин.
В этот самый миг Джорджи уже не хотела у него служить. Как и влиться в их ряды. Она хотела отрешиться от сей иерархии, затосковала по равноправному обществу. Сие изумило, ибо, несмотря на то что ее растили в театре, иногда она чувствовала себя там не в своей тарелке.
Актеры всем сердцем любили театр. Джорджи не любила. Ей там нравилось, но порой она мечтала о другой жизни. В порыве откровенности она сознавалась себе, что отчасти притязания на права по рождению — это шанс изведать, что можно жить по-другому.
— Добрый вечер, — изрек Дансмор, после чего гости смолкли. — Надеюсь, вы не против, что мы заявились. Мы с матушкой хотели лично пожелать вам веселого Рождества и поблагодарить за усердный труд в минувшем году.
Он улыбнулся, но, судя по виду, смущался. Джорджи позабавило, что Дансмор — ее кровь, а стоявшая рядом с ним женщина — ее тетя.
— Если не возражаете, — продолжил Дансмор, — мы присоединимся к вам на несколько танцев, а потом оставим вас праздновать. — Он шагнул вперед. — Миссис Уатт, окажете мне честь?
Миссис Уатт склонила голову и сделала шаг вперед.
Леди Дансмор приглашения на танец ждать не стала. Она перевела властный взор на мистера Дженкинса, который послушно протянул руку.
Вслед за тем гости вместе со слугами выстроились рядами. Оставшиеся мужчины первым делом обратили взгляды на камеристок, а Харланд подошел к простоватой посудомойке, коей не больше шестнадцати, и одарил великолепной улыбкой, приглашая на танец. Сие типично для Харланда — нарушать традиции и делать по-своему. Однако Джорджи улыбнулась уголком губ, ибо это любезно с его стороны. Посудомойку переполнила радость.
Джорджи хотела отыскать Тилли, но наткнулась на привлекательную женщину лет тридцати пяти с рыжеватыми волосами, в довольно смелом платье из золотистого шелка и сетчатой ткани. Она надменно вскинула бровь и ждала.
— Позволите пригласить вас на танец, мэм? — решительно поинтересовалась Джорджи.
Поверх плеча женщины Джорджи увидела, что Тилли встала в ряд вместе с гостем и устремила на нее печальный взор.
— Я уж думала, вы никогда не предложите, — иронично отозвалась женщина, оглядывая Джорджи с головы до ног. Джорджи подставила локоть, а женщина взяла ее под руку. — Я миссис Марш. А вы?
— Мистер Феллоуз, мэм. Камердинер лорда Харланда.
— Счастлива познакомиться, мистер Феллоуз. Ни за что бы не подумала, что вы служите у Харланда. Вы бы больше подошли Осборну.
Она улыбнулась, привлекая внимание к губам, накрашенным красной помадой, что размазалась тонкими полосками. Следовало нанести пудру над верхней губой, чтобы помада не растекалась. Зато у нее красивое платье, хоть и довольно смелое для сего приема. Джорджи пришлась по вкусу жесткая сетчатая ткань; хотелось потрогать, дабы проверить качество. Судя по виду, ткань дорогая. Леди Дансмор, стоявшая напротив, бегло посмотрела на платье миссис Марш и нахмурилась. Джорджи решила, что, если получится, она выкажет миссис Марш приязнь.
Это оказалось не слишком сложно. Поговорить толком не удавалось, тем не менее при каждом повороте миссис Марш бормотала ироничные и потешные замечания Джорджи на ухо.
— Уверена, вы счастливы, что мы испортили вам вечер, — при первом повороте сказала она, засим добавила: — Не переживайте, сильно увлекаться мы не станем. Скоро вы повеселитесь. — Чуть позднее она продолжила: — Хотя так и тянет остаться. — Она смерила Джорджи оценивающим взглядом. — Вам нравятся женщины, мистер Феллоуз?
— Мне нравятся и мужчины, и женщины, — невозмутимо отозвалась Джорджи при следующем повороте. — У всех есть достоинства.
— Согласна, — сверкнула глазами миссис Марш. — Пороки тоже есть. Я предпочитаю пороки. А вы?
Джорджи не сумела сдержать смешок. Всему виной лукавая улыбка и то, сколь издевательски и язвительно она произнесла слово «пороки». Она напоминала Лили. Миссис Марш тоже залилась смехом. Несмотря ни на что, Джорджи расслабилась.
Натан не мог оторвать от нее глаз. Нерешительность, сдержанность, к коим он привык, сегодня испарились. Волосы ярко и пленительно блестели в свете свечей, бледная кожа сияла. Завораживали каждое движение, изящная сила, на удивление выразительное лицо. Он беспрерывно представлял, каково это — обнажить женственные изгибы, скрывавшиеся под одеждой.
С ней заигрывала Лидия Марш, улыбаясь уголками накрашенных губ. Ее ни капли не смущало внимание хищной дамы. Феллоуз отвечала на бесстыдное кокетство, смеялась вместе с Лидией. Может, она все-таки сапфистка?
Натан с трудом перевел взор на простушку Полли, смотревшую на него лучистыми глазами.
— Ты очень хорошо танцуешь, Полли, — улыбаясь, солгал он.
— Спасибо, милорд, — прошептала она и в очередной раз запнулась о его ноги.
Жаль, танцевал он не с ней. Вышло бы то еще зрелище, учитывая, что они оба в бриджах. Может, Феллоуз захотела бы вести? Судя по всему, получалось у нее недурно.
Когда танец закончился, он склонился над рукой Полли, проводил ее до стола с закусками, где ждали друзья, и перед уходом принес бокал пунша.
Танцевал он больше часа, постоянно возвращаясь к ней взором. Феллоуз же не взглянула на него ни разу. Казалось, партнерши ее увлекали. Она светилась счастьем. Как только они очутились в одном ряду, Натан уловил удивленный хохот. Чудесный и заразительный. Улыбалась она не только губами, но и глазами, взор устремила на партнершу, призывая посмеяться вместе с ней. При одном лишь взгляде на нее Натан улыбнулся уголками губ.
Чем больше спрятанного он видел, тем более привлекательной ее считал. Хотелось не только раздеть, но и обличить яркую, обаятельную женщину, обнажить каждую часть тела и жадно осмотреть.
Натан мог бы на всю ночь остаться на балу — наверху все равно ждали унылые увеселения, — но все же настало время уходить. Дансмор вышел в центр бального зала и произнес скучную речь, ничем не отличавшуюся от первой. Всем пришлось вернуться наверх, позабыв про музыку, болтовню и смех. Вернуться в холодную гостиную, к остывшему чаю, скверному бренди и игре в шарады.
Покидая зал, Натан бросил взгляд через плечо. Феллоуз стояла рядом с миловидной барышней в желто-зеленом платье, склонившись над ее рукой. На миг он изумился. Неужели девушка не видела, кто перед ней стоял?
Почему он сам не видел?