Дар Юпитера

Глава 29

Ничего удивительного, что в этот час небольшой дискуссионный зал дальше по коридору был свободен. Первой, тяжелой поступью, туда вошла Лайдоф, сразу за ней Фарадей и последним, в некотором отдалении, Гессе, угрюмый и молчаливый.

— Садитесь, полковник, — распорядилась она и опустилась в кресло во главе стола. — Мистер Гессе, закройте дверь.

— Вы не получите никаких заложников, арбитр, — с места в карьер заявил Фарадей, опустившись в кресло на противоположном конце стола. — Это абсолютно исключено.

— Я поражена вашими высокими моральными принципами, полковник, — выпалила Лайдоф. — Но одновременно и тем, что у вас такая короткая память. Вы не забыли содержание нашего предыдущего разговора?

— Нет, — отрезал Фарадей. — А вы не забыли, каким принципом руководствуетесь прежде всего? Я думал, это — завладеть звездолетом.

— Звездолета не существует, — угрюмо сказала Лайдоф. — Вы же слышали, что он сказал: «Отдать вам звездолет для изучения я не могу». Как еще прикажете это понимать?

— «Однако после того, как вы разрушите барьер, мы покажем вам дорогу в другие миры», — процитировал дальше Фарадей. — Какая разница? Дело же не в наличии или отсутствии груды железа?

— Разница та, что если не существует звездолета как такового, тогда нам от всего этого никакого проку, — ответила Лайдоф. — Может, для них и доступны какие-то таинственные звездные врата в глубинах Юпитера, но для нас они бесполезны.

Фарадей покачал головой.

— Нет. Я убежден, что это не что иное, как семантическая проблема. Заявление Манты можно интерпретировать и так — у них есть звездолет, но они не собираются позволить нам изучить его.

— В любом случае, какой смысл продолжать? — заявила Лайдоф. — Мистер Гессе, сядьте! Вы меня нервируете.

Без единого слова Гессе отошел от двери, где он маялся с беспокойным видом, и уселся на равном расстоянии от обоих противников.

— И это вовсе не означает, что они никогда не позволят нам изучить его, — терпеливо продолжал Фарадей. — Просто они хотят, чтобы прежде была решена их проблема.

— Прекрасно, — заявила Лайдоф. — А я хочу встретиться с ними на полпути. И если звездолет все же существует, я хочу как минимум посмотреть на него, прежде чем мы сделаем еще хотя бы шаг.

Фарадей снова покачал головой.

— Нужно продемонстрировать добрую волю. Слышали, что сказал доктор Спренкл? Если мы сделаем это, Манта поверит нам и выполнит свою часть сделки.

— Вы так уверены? — спросила Лайдоф. — Несмотря на высказанное доктором Спренклом мнение, реально мы теперь понятия не имеем, как работает голова у мистера Рейми. Если он решит надуть нас, мы вернемся домой с пустыми руками.

Фарадей откинулся в кресле.

— Именно этого вы на самом деле и боитесь, правда? Боитесь остаться в дураках, боитесь обмануть ожидания Совета Пятисот, дожидающихся подарка, обещанного вашей фракцией?

— Сейчас обсуждается не моя личная политическая репутация, полковник, — спокойно ответила Лайдоф. — И просто для информации — ей ничто не угрожает.

— Тогда что вам стоит проявить великодушие? — настаивал Фарадей. — Помочь им решить свою проблему. Стать героиней Юпитера и заработать доброжелательное отношение всей Системы. И все это ценой двух ядерных бомб, которые никому никогда не понадобятся.

— И заодно вы продемонстрируете свою прозорливость, — пробормотал Гессе. — В конце концов, именно вы затребовали доставить сюда оружие.

— Правильно. — Фарадей тут же ухватился за эту идею. Если бы удалось убедить Лайдоф, что помочь Манте в ее интересах… — Мы можем даже, если угодно, записать задним числом, что занимались изучением радиации. Тогда вы сможете заявить, что заметили ее снижение в экваториальной зоне еще пару месяцев назад. Заподозрили, что тут есть проблема, сделали заключение и распорядились провести дальнейшие исследования.

— Интересная идея, — сказала Лайдоф. — К сожалению, я уже сообщила и Совету Пятисот, и службе безопасности, что ядерное оружие будет использоваться для акустических исследований.

— Можно ведь сказать, что вы не были абсолютно уверены, — заметил Гессе. — Чтобы не допустить распространения слухов, вы доставили сюда оружие под предлогом акустических исследований. Если предположения относительно радиации окажутся ложными, ничто не мешает вам использовать бомбы по первоначальному назначению.

— Очень хитроумно, — согласилась Лайдоф. — Вы оба неплохо соображаете. — Морщины на ее лице углубились. — И от меня требуется всего лишь стать соучастницей лжи, что даст вам в руки рычаг, который вы сможете использовать против меня же. — Она покачала головой. — Напрасный труд, полковник.

Фарадей вздохнул.

— Арбитр, что нужно сделать, чтобы достучаться до вас? Меня не интересуют ни власть, ни рычаги, ни идея устранения вас. Все, чего я хочу, это открыть человечеству дорогу во вселенную, и сделать это таким образом, чтобы иметь возможность спать спокойно. Это, наверно, слишком много, да?

— Задайте этот вопрос своему другу мистеру Рейми, — резко ответила Лайдоф и встала. — Он — единственное препятствие у вас на пути. Извините, но мне еще нужно подготовить сообщение для Совета Пятисот.

Фарадей сделал глубокий вдох.

— В таком случае готовьтесь к бою. Я хочу использовать эти ядерные бомбы, чтобы решить проблему Манты. И если вы встанете у меня на пути, я вас уничтожу.

Лайдоф остановилась на полпути к двери.

— Вы с ума сошли? — Она пристально посмотрела на него, и кожа вокруг ее глаз собралась глубокими морщинками. — Здесь у вас больше нет никакой власти.

— Напротив, — возразил Фарадей. — Я все еще руковожу проектом «Подкидыш». Вы сами сказали это меньше часа назад.

— И с такой же легкостью я могу лишить вас этих полномочий. — Выглядела она, однако, слегка сбитой с толку. — В жизни не видела, чтобы власть кому-то так быстро ударила в голову.

Фарадей покачал головой.

— Нет. Полчаса назад вы действительно могли сделать это, и я был бы не в силах помешать вам. Но не сейчас. К данному моменту мистер Бич уже отправил на Землю полную копию нашего разговора с Мантой.

— Чепуха! — отмахнулась Лайдоф. — Я что-то не слышала, чтобы вы отдавали ему такой приказ.

— Напротив, вы слышали, — возразил Фарадей. — Помните? Я сказал: «Действуйте согласно установленной инструкции». Не знаю, какие порядки вы завели, когда тут правили, но установленная мной инструкция включает в себя обязательную автоматическую отправку на Землю записей всех разговоров с джанска.

Во взгляде Лайдоф мелькнуло выражение неуверенности.

— Мистер Гессе, пойдите взгляните, что там происходит, — распорядилась она. — И если что, остановите это.

Гессе вскочил.

— Не стоит труда, — остановил его Фарадей. — Сообщение летит к Земле со скоростью света. Через полчаса Совету Пятисот станет известно, что нам предложили способ выйти за пределы Солнечной системы в обмен на помощь в разрешении проблемы джанска. Спустя еще полчаса общественность тоже узнает эту новость.

— Только если этого пожелает Совет Пятисот, — отрезала Лайдоф.

— А может, и нет, — сказал Фарадей. — Мы здесь, на станции, тоже имеем непосредственный выход на прессу.

— Вы не имеете права передать прессе секретные материалы! — рявкнула Лайдоф. — Это прямое нарушение предписаний службы безопасности Системы.

— Но я ведь тут единственный начальник, — напомнил ей Фарадей. — Пока не затрагиваются военная или государственная тайны, я один решаю, какие материалы секретные, а какие нет.

— Звездолет джанска — государственная тайна, — рявкнула Лайдоф.

— Официально нет, — спокойно сказал Фарадей. — Насколько мне известно, его существование никогда не было признано, а значит, и объявлено тайной. — Он вскинул руки. — Взгляните в лицо фактам, арбитр. Спустя час мое имя и проект «Подкидыш» станут предметом обсуждений во всем мире.

Лайдоф холодно улыбнулась.

— И вы воображаете, что я не учла эту возможность, когда мистер Рейми впервые контактировал с нами? Полно, полковник, не считайте меня полной идиоткой. Как вы думаете, почему я заставила мистера Гессе добиться от вас подписания этой бумаги до того, как позволила вам вернуться к участию в проекте?

— Потому что вы считали, что человек, вынесший себе приговор в измене, не посмеет воспротивиться вашей воле?

— Потому что даже если у такого человека хватит наглости предпринять подобную попытку, подпись на этой бумаге очень быстро сведет к нулю всю его знаменитую популярность, — сказала Лайдоф. — Однако если вас очень тянет совершить самоубийство, что же, вперед, обращайтесь к прессе. Мне вы больше не нужны.

— Ой ли? А как насчет Манты? — спросил Фарадей. — Он не станет говорить ни с кем, кроме меня, как вам известно.

— Он мне тоже больше не нужен, — ответила она. — Советник Латранесто наверняка жаждет занять его место в переговорах от имени джанска. Если им вообще есть что выставить при заключении сделки. Идите, мистер Гессе. — Она повернулась к двери…

— В таком случае, — сказал Фарадей, — больше и впрямь обсуждать нечего. Пусть решает общественность. — Он сделал жест в сторону Гессе. — Наверно, вам не мешает забрать драгоценный документ у вашего иуды.

— И то верно. Мистер Гессе?

— Да, арбитр. — С выражением муки на лице Гессе достал из кармана сложенный лист бумаги.

— И вам, наверно, не мешает бросить взгляд на подпись, — мягко добавил Фарадей.

Лайдоф на мгновение замерла с протянутой в сторону Гессе рукой. Потом, словно нападающая гремучая змея, рука метнулась вперед и выхватила документ. Лайдоф развернула его, посмотрела на подпись…

И уставилась на Фарадея.

— Что это, черт побери?

— Там написано «Карп Чарли», — пояснил Фарадей. — Это такой персонаж из мультика, оратор, выступающий от имени «Ассоциации рыб»…

— Я знаю, кто он такой! — рявкнула Лайдоф и вперила в Гессе испепеляющий взгляд. — Гессе?

Тот стоял с отвалившейся челюстью.

— Арбитр, клянусь…

— Не упрекайте мистера Гессе, — сказал ей Фарадей. — Если уж на то пошло, я с самого начала раскусил вашу маленькую игру.

— Похоже на то. — Лайдоф продолжала сверлить взглядом Гессе. — Интересно, как?

— Не упрекайте его и за это, — ответил Фарадей. — Он прекрасно сыграл свою роль. Виноват сценарий, в соответствии с которым он действовал.

— Сценарий? Что вы имеете в виду?

— Ну, к примеру, мне было сказано, что мистер Бич, описывая происходящее с Мантой, назвал его новых опекунов мужчиной и женщиной, — ответил Фарадей. — Мистер Бич никогда не выразился бы подобным образом, он употребил бы слова «Защитник» и «Воспитательница». Потом вся эта идея насчет оппозиционной фракции в Совете Пятисот, которая жаждала заполучить меня в союзники. Это, знаете ли, звучало как-то уж очень неубедительно.

— Странно, — пробормотала Лайдоф.

— Да. И последний штрих: тот факт, что спустя столько недель Гессе все еще оставался их единственным представителем на «Юпитере-Главном». К этому времени они, несомненно, имели возможность прислать кого-нибудь более опытного. Если существовали на самом деле.

— Понятно. — Лайдоф цедила слова, словно растирая их зубами в порошок. — Значит, вы подписались не своим именем. Но почерк…

Фарадей пожал плечами.

— Я очень плохо держал ручку. Не уверен, что вы добьетесь в этом отношении успеха.

— На бумаге отпечатки ваших пальцев.

— Я не брал ее в руки.

— Ваш пот в таком случае, — упорствовала она. — Анализ ДНК.

— Я ни разу не прикоснулся к ней. Придерживал локтем, и на мне была обычная рубашка, каких миллионы. Вы никогда не докажете, что я каким-то образом связан с этим документом.

Лайдоф тяжело задышала.

— Думаете, это все, что у меня есть на вас? — спросила она, взмахнув бумагой.

— Может, и нет, — ответил Фарадей. — Но без этой бумаги вы не сможете нанести мне серьезного удара. По крайней мере сейчас. Если предпочтете сражаться, то проиграете. — Он помолчал. — Есть и альтернатива. Уладить все тихо, мирно, здесь и сейчас. И к тому же еще не поздно для вас стяжать лавры человека, сумевшего открыть человечеству путь в другие миры.

Она прищурилась, внимательно вглядываясь в его лицо.

— Вы хотите убедить меня, что вас эти лавры не привлекают?

— Нисколько. Я уже сказал, чего хочу.

— В самом деле. — Она натянуто улыбнулась. — И вы даже не возражаете, чтобы эти лавры способствовали усилению моего политического влияния? Которое я с легкостью смогу использовать против вас же?

Фарадей сделал жест в сторону Гессе.

— Как-то мистер Гессе заметил, что вы никогда не руководствуетесь местью ради самой мести. Я готов рискнуть.

Медленно, как будто против воли, Лайдоф вернулась к своему креслу.

— Ладно, полковник. — Она положила бумагу на стол. — Слушаю вас.