Давай придумаем любовь

– Я уже обо всем подумала, мам. И решила. И если ты не хочешь, чтобы Женя переехал к нам, то я могу с Павликом к Жене уйти. Его мама не будет против. В конце концов, мы можем квартиру снять…

– Еще чего придумала! С Павликом! Это ведь мой внук, между прочим! И мне небезразлично, где и с кем он будет жить! Насколько я знаю, у Жениной матери двухкомнатная квартира, ведь так?

– Да, так. И что?

– А то! Где там Павлик жить будет? С вами в одной комнате? Или с твоей новоявленной свекровью в ее комнате? Что это за ерунда получается, а? Нет, нет… Никуда Павлик переезжать не будет, ему и здесь хорошо. У него тут своя комната, школа недалеко… А если уж тебе приспичило Женю сюда привести, то что ж… Я тогда к сестре жить уеду. Она давно зовет, кстати… Буду скитаться по людям, если рядом с родной дочерью мне места нет…

– Мам! Ну зачем ты меня перед выбором ставишь, скажи? К тому же я этот выбор уже сделала! Или мы вместе с Павликом уходим жить к Жене, или Женя перебирается к нам! Я думаю, вы с ним прекрасно поладите!

– Вот так, да?

– Да, мам. Вот так.

Татьяна Петровна долго смотрела на дочь, потом вздохнула, спросила тихо:

– Да что с тобой происходит, Маш, не пойму? Ты какая-то стала… Совсем неуправляемая.

– А разве это плохо, мам?

– Не знаю, не знаю… Боюсь, ты в этой неуправляемости множество глупостей натворишь.

– И пусть, мам… Пусть будут глупости. Сама их натворю, сама исправлять буду. Мне давно пора жить своим умом, понимаешь? Раньше вы с Олегом за меня все решали, а теперь я сама хочу!

– Понятно… В себя, что ли, поверила? – с обидным смешком проговорила Татьяна Петровна.

– Да. Поверила. Поверила, что я тоже человек. Что меня можно любить как личность, а не как послушную рабыню. Поверила, что я могу поступать так, как мне надо, а не как другим надо.

– Это Женя, что ль, тебе человеком-то стать помог? Мать, значит, тебя гнобила всю жизнь, а пришел благодетель Женя и помог тебе освободиться от гнета? А мать теперь врагом номер один стала, да? Растила тебя, воспитывала, учила, с внуком занималась, поддерживала тебя в трудную минуту… Все это теперь псу под хвост, да?

– Нет, мам. Не так все. Я тебя по-прежнему люблю. Но когда-то я должна была начать жить по-своему, правда? И я не понимаю, почему ты так болезненно на все это реагируешь… Ты же умная, мам! И ты Женю совсем не знаешь! Он и правда очень хороший, ты увидишь…

– Не хочу я ни знать, ни видеть твоего Жени. Завтра же уеду к сестре. Поживи тут без меня, если такая самостоятельная, давай… Олег-то хоть знает, что у тебя теперь Женя есть, скажи?

– Нет. Не знает. Он вообще ничего знать не хочет, неужели сама не видишь? Даже Павлику не звонит…

– Ну, это потому, что не намиловался еще, не очухался. Вот погоди, если узнает…

– Да пусть узнает, подумаешь. У него своя жизнь, у меня своя.

– Ну да, ну да… Только меж вами большая разница есть.

– Какая, мам?

– Да обыкновенная. Он мужчина, а ты женщина. Что позволено мужику, бабе совсем не позволено. Он твой законный муж, понимаешь? Вы ведь и не разведены даже!

– Ну, это дело времени… Я сама подам на развод, как соберусь.

– Да кто ж вас разведет, сама подумай? У вас же ребенок!

– Мам… У меня такое чувство, что ты со своими постулатами в прошлом веке осталась. Другие времена уже, мам! И жизнь другая!

– Ну-ну… Поучи мать, как же. Мать всю жизнь прожила, а ума не нажила, да?

– Ой, давай не будем начинать все по тому же кругу…

– Не будем. Я собираться пошла. Завтра утром уеду… Павлика только жалко, как он тут без меня будет…

Мама всхлипнула и ушла в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Будто давала понять, что открывать эту дверь не стоит. А утром Маша проснулась от шороха в прихожей. Вскочила с постели, накинула на себя халатик, но услышала, как хлопнула дверь. Значит, мама все же уехала к сестре. Даже не попрощалась…

Хотя ведь это только звучит громко – уехала. До тети Лены в пригород ехать всего полчаса на автобусе. Мама и без того часто у нее гостит, а летом так вообще неделями пропадает. Ничего, ничего… Поживет немного и вернется. У тети Лены характер тоже не сахар…

В следующий выходной Женя переехал к ним с Павликом. Маша сама разложила его вещи в шкафу, чуя некую дрожь в руках – отчего-то ее уверенность опять несколько поколебалась. Будто назад пути уже не было, и потому было немного страшно.

А может, и хорошо, что назад пути не было! Ведь все у них получилось, получилось! Взяли и придумали себе любовь, и вот результат – уже и живут вместе! И все у них будет хорошо… Они очень будут стараться, чтобы все было хорошо!

И они старались. Очень старались. Даже казалось, что будто наперегонки бегут в этих стараниях. Будто выхватывают друг у друга из рук все хозяйственные заботы. И вообще… Очень хорошо живут, да! Главное, что Женя с Павликом нашел общий язык. И все вместе они замечательно проводят выходные – в парке гуляют, в кино ходят, в кафе… Да Олег за все годы их жизни столько времени с Павликом не проводил, сколько Женя за это короткое время!

Ну вот, опять Олега вспомнила… Зачем, зачем? Только хорошее настроение портить. И надо бы развестись с ним побыстрее, чтоб никогда уже больше не вспоминать… Пусть Павлик с ним общается, конечно, если Олег все же в этом общении заинтересован. А ей все это больше не нужно… Он ей теперь никто. Все, место занято, Олег. На твоем месте теперь Женя. Добрый, заботливый, любящий… Может, пока и не любящий, но старающийся. Ведь если очень стараться, то все и получится – они так решили…

Иногда ей очень хотелось поговорить с кем-то, хотя бы услышать, как это звучит на словах. Или чтобы ее просто поддержали… Весело так поддержали, с удивлением – да бог с тобой, Маш, что за сомнения! Так поддержали, как Катя умеет, например. Но Катя не может, у нее свекровь болеет, Светлана Ивановна. Очень серьезно болеет, и они с Денисом с ног сбились, пытаясь ей чем-то помочь. Какие могут быть задушевные разговоры с подругами в такой ситуации, это ж понятно… И не Маринке же звонить, в самом деле! Та вообще ее на смех поднимет, скажет, с ума сошла. Или вообще что-нибудь обидное скажет. Мол, я бросила мужа, а ты, смотри-ка, подобрала, шустренькая оказалась! Нет, пусть Маринка ничего не знает… Перестали общаться, и ладно. Маринка обиделась, наверное, что Катя и Денис оставили в друзьях Женю, а не ее. И ей тоже перестала звонить. А может, Маринка и знает все про них с Женей, потому не звонит… Ну да бог с ней. Не очень-то и хотелось.

А как Женина мама обрадовалась, что они теперь вместе! Даже прослезилась, когда Женя ей сообщил, что переезжает. Маша присутствовала при этом и тоже чуть не расплакалась вслед за Ольгой Васильевной. И приняла ее в свои объятия, приговаривая:

– Ну что вы, Ольга Васильевна, что вы… Все будет хорошо… Не надо плакать, Ольга Васильевна…

– Конечно, хорошо, Машенька! Это ж я от радости плачу! Ой, ты не представляешь, как я рада! Вы так подходите друг другу, вы прекрасная пара! Вы даже внешне похожи… Я знаю, Машенька, как Женя твоего Павлика любит… Он никогда его не обидит, можешь быть в этом уверена!

– А я и уверена, Ольга Васильевна. Я и в себе стала уверена. Да я женщиной себя почувствовала, что там говорить…

Да, все было хорошо, замечательно просто. Но иногда она вдруг взглядывала на Женю и понимала – он о Марине сейчас думает. Особенно когда та же самая песенка вдруг прозвучит где: «…давай с тобой сыграем в прятки…»

В такие моменты холодный страшок пробегал внутри – что же мы делаем, что? Ведь нельзя придумать любовь, нельзя… Иначе бы это было все слишком просто. Раз – и придумал, и полюбил. Потом раз – и отменил, и вернул все обратно. Ведь глупость же, в самом деле, и так не бывает.

Наверное, и Женя мучается время от времени той же мыслью. И тоже думает, что она не может забыть Олега. И так же, как она, спрашивает себя: что мы делаем, что?

Но страшок проходил, и все шло своим чередом. День за днем, ночь за ночью.

Да, ночью… Они так яростно старались любить друг друга, будто доказывали себе что-то. И тела отвечали им благодарностью. Может, основной составляющей этой благодарности была игра гормонов, которым по природе положено в свои игры играть, кто знает… По крайней мере, думать так не хотелось. Иначе опять можно в дебрях сомнений заплутать.

Главное, что им хорошо вместе. И все на этом! Значит, все-таки можно придумать любовь, правда?

Катя и Денис вдруг неожиданно заявились к ним сами! Маша услышала воскресным вечером звонок в дверь, удивилась – кто это может быть так поздно?

Открыла, а там стоят Катя и Денис! Так обрадовалась, обняла Катю, крикнула вглубь квартиры:

– Женя! Павлик! Идите сюда! Смотрите, кто пришел!

– Да мы ненадолго, Маш… – быстро пояснила Катя, снимая плащ. – Услышали про ваши новости, решили заглянуть, увидеть все своими глазами. Ой, мы так рады за вас, ребята, так рады… Это ведь с нашей легкой руки все у вас получилось! Помнишь, как Денис на дне рождения тост поднял? Мол, вы так друг другу подходите…

Быстренько организовали немудреное застолье, сели на кухне. Катя посмотрела на Дениса понимающе:

– Ладно, можешь выпить, я сама машину поведу… В кои-то веки в гости выбрались, ладно! Вы ж понимаете, ребята, беда у нас…

– Как Светлана Ивановна, ей лучше? – участливо спросила Маша.

– Да, лучше. Обещали на той неделе из больницы выписать. Три месяца там провела. И мы рядом с ней неотлучно. Дежурили по очереди, практически жили в ее палате.

– Молодцы…

– Да что молодцы! Она ведь наша мама! И Денису мама, и мне мама, – устало улыбнулась Катя.

– А дети как же? Кирюша с Сонечкой?

– С ними Сергей Васильевич управлялся, они его слушают. В общем, справились почти… Еще немного осталось. Слушай, Маш, у тебя есть «Дети капитана Гранта», Кирюшка спрашивал?

– Да, кажется, есть… Не помню… Если Павлик никому из друзей не отдал, то есть. Пойдем посмотрим!

– Пойдем…

Они встали из-за стола, ушли в другую комнату, где стоял большой книжный стеллаж во всю стену. Маша провела ладонью по корешкам книг, проговорила тихо:

– Никак не могу с книгами расстаться… Сейчас все от них избавляются, а я не могу. Кажется, это предательство какое-то… Будто я не книги предам, а суть свою. Нет уж, пусть будут…

– Ну, ты у нас натура впечатлительная, это понятно! – кивнула Катя, рассматривая корешки книг. – Да и что значит все избавляются? Ты ж не все… Ты вольна поступать так, как тебе хочется. Да я даже не представляю тебя без этого книжного стеллажа, если честно!

– Вот, нашла! – радостно воскликнула Маша. – Вот они, «Дети капитана Гранта», возьми! Павлик ее давно уже прочитал!

– Да, он у тебя читающий… Кирюша мой тоже к чтению пристрастился, слава богу. Это Павлик на него так влияет… Слушай, а как он вообще к Жене отнесся? Нормально?

– Да, вполне… Они очень дружат, Женя сразу нашел с ним общий язык. Да ты же помнишь, он и раньше с ним хорошо общался, еще до того, как…

– А Олег знает, что вы теперь вместе?

– Нет. Не знает.

– А ты что, ему ничего не сказала?

– Не сказала. Я думала, скажу, когда он Павлику позвонит… Когда встретиться с ним захочет. Но он не звонит. Значит, мы ему неинтересны уже. И ладно, и пусть…

– Маш… А скажи мне честно… Ты все равно его любишь, да?

– Не знаю, Кать. Честно, не знаю, что тебе ответить.

– Но тебе как с Женей вообще… Хорошо?

– Да. Очень хорошо.

– И в постели?

– Да. И в постели.

– Тогда что означает твое «не знаю»? Брось, Маш! Все очень удачно для тебя получилось! Живи своей жизнью, и все!

– Да, все так… Но мы ведь с Женей все это просто придумали, понимаешь? Придумали себе любовь… А вдруг она и правда всего лишь придуманная? Вдруг это наша фантазия, Кать?

– Но ведь сама говоришь, что тебе с ним хорошо во всех смыслах!

– Ну да… Хорошо, конечно. Мужские и женские гормоны еще никто не отменял.

– Ну не скажи… Если совсем не любишь человека, если он тебе неприятен, то никакие гормоны уже не сыграют роли, вот в чем дело. А Женя, он же такой… Он умеет любить, он должен кого-то любить, этого его натура требует. Много лет любил Маринку, был ей предан и верен. А теперь будет так же любить тебя, понимаешь? И тоже будет тебе предан и верен. А Маринка сама виновата, что сломала в нем эту необходимость – быть ей верным и преданным. Так что считай, что тебе повезло! И вообще… Мой тебе совет – не сомневайся больше и не думай. Живи себе и будь счастлива. Ты так похорошела, прям любо-дорого смотреть! Глазки горят, щечки розовые! Пусть время идет, время все по своим местам расставит!

– Да, Кать, оно очень быстро идет… Не успели оглянуться, а уже середина октября! Глядишь, и Новый год скоро.

– Да, Новый год встречаем у нас. По заведенной традиции! Надеюсь, Светлана Ивановна к этому времени уже поправится. Ой, Маш, я так рада за тебя, так рада… И пусть пока Маринка про ваши новости ничего не знает, так лучше будет, я думаю. Ты ничего про нее не слышала, как у нее дела?

– Нет… Мы с ней не общались.

– А Женя? Тоже с ней не общается?

– Нет…

– Ну и ладно, если так. Как говорит Денис, баба с возу, кобыле легче. Он и раньше Маринку недолюбливал, а теперь и слышать о ней не хочет. А Женю он всегда уважал…

– Девчонки! – услышали они из кухни голос Дениса. – Вы чего там зависли, все еще книжку найти не можете? Идите сюда…

– Идем, идем! – громко проговорила Катя, направляясь на кухню. И на ходу пояснила Маше: – Мы ведь и правда ненадолго, скоро ехать пора…

Посидели еще немного, долго прощались в прихожей. Потом Женя и Маша стояли у окна, смотрели, как лихо выруливает со двора Катя.

– Хорошие у нас друзья… – тихо проговорил Женя, обнимая ее за плечи.

– Да, хорошие, – так же тихо откликнулась Маша, улыбаясь. – Они так рады, что мы теперь вместе… И твоя мама рада. Все рады… кроме моей мамы. Она ведь до сих пор на мои звонки не отвечает… Почему она так со мной, а? Почему? Ведь я же знаю, что она любит меня… И я ее люблю!

– Ничего, все наладится со временем, Маш. Обязательно наладится.

– Ты думаешь?

– Конечно. Все будет хорошо, Маш…

– Ма-а-ась… Ну Ма-а-ась… Почему ты не хочешь со мной идти в караоке? Почему я тебя должна уговаривать? Пойдем со мной, Мась… Я не хочу одна… Все девчонки будут с пацанами, а я опять одна… Ты хочешь, чтобы я на тебя обиделась, да? Ты меня больше не любишь?

Рита надула губы, посмотрела на Олега исподлобья. Ему подумалось вдруг – зачем… Зачем она их так оттопыривает? Некрасиво. И без того выглядят как пельмени.

Эта мысль напугала и в то же время очень удивила. Ему ж так все в ней нравилось, так умиляло бесконечно! Сейчас-то чего вдруг?

Наверное, потому, что настроение плохое. Устал. От всего устал. От этой бесконечной заботы – где еще денег добыть… Квартирная хозяйка, у которой Рита снимала жилье, оказалась дамой неумолимой, никак не хотела давать отсрочку по оплате. Твердила как заведенная – или платите, или освобождайте жилье.

Он платил, конечно. Выкручивался. Из последних сил. И на Ритины прибамбасы тоже уходила уйма денег – на одежду, на косметику, на то же караоке…

Он терпеть не мог караоке, будь оно трижды неладно! И не потому, что неловко было в компании с молодыми девчонками и их пацанами сидеть, а потому, что предполагалось, будто он должен за все эти удовольствия платить… Ясно ведь, что они смотрели на него как на папика. Но какой он папик, к чертовой матери, а? Ему же сорок всего…

– Ну Ма-а-ась… Ну чего ты… Пойдем… – ныла по-прежнему Рита, сидя на диване и внимательно разглядывая свое лицо в круглое зеркало. – Ну пойдем в караоке, Ма-а-ась…

– Рит, я не могу, я устал. Сегодня день был трудный. Иди одна, ладно? И вот еще что… Прошу тебя, не называй меня больше Масей. У меня имя есть, между прочим.

– Да-а-а? – удивленно спросила Рита. – А я думала, тебе нравится… Я ж не обижаюсь, когда ты меня малышом называешь?

– Так и я не обижаюсь… Я просто тебя прошу – не называй меня так больше.

– Но почему, Мась?

– Потому! Звучит по-дурацки, вот почему! И что за манера переспрашивать, скажи? Неужели трудно просто взять и не называть меня так?

– Ну Мась, ну чего ты на меня сердишься?

Ярость вспыхнула в нем с новой силой. Он обернулся к ней, спросил тихо, почти злобно:

– Мне что, еще раз повторить свою просьбу?

– Ну вот, ты опять сердишься, я ж говорю. И я не понимаю, почему…

– Я не сержусь. Я устал очень. День был тяжелый. У нас есть что-нибудь съестное в доме? Ужасно есть хочется.

– Нет… Я ж не думала, что ты не захочешь в караоке пойти! Я думала, мы там поужинаем…

– Что, совсем никакой еды нет, да?

– Ну пожарь себе яичницу, если хочешь.

– Да, хочу. Очень хочу. А я еще я хочу борща и домашних котлет. И овощной салат. И пирог с мясом. И чая свежезаваренного хочу!

– Мась, ты чего… – удивленно уставилась на него Рита. – Ты хочешь, чтобы я тебе борщ варила, будто клуша какая-нибудь, да? У меня ж маникюр, Мась…

Выглядела она сейчас странновато. Потому что один глаз был накрашен, а второй нет. И с этим выпученным накрашенным глазом она выглядела как циклоп, и это его почему-то страшно рассмешило. Только смех получился довольно нервный и наверняка для Риты обидный. И потому он поторопился успокоить ее:

– Да нет, малыш, нет… Что ты, малыш. Я понимаю, ты для кухонных работ не создана. Ты из тех женщин, которые не умеют готовить. Знаешь, есть такой анекдот… Мол, существует три типа женщин – которые умеют и любят готовить, которые умеют, но не любят готовить, и самые страшные те, которые не умеют, но любят готовить.

– А я не поняла – ты меня к какому типу относишь?

– А тебя вообще в этой градации нет. Ты особенная. Ты и не умеешь, и не любишь. Ведь так?

– Ну да… Но я ведь сразу тебя предупреждала об этом… Что не умею и не люблю.

– Я помню, Рит. Помню. Ладно, я пиццу себе закажу.

– Значит, все же не хочешь со мной в караоке, да?

– Ну я же сказал… Ты ведь тоже не хочешь делать то, о чем я прошу, правда?

– Это ты о своем сыне сейчас, да? Обижаешься, что я не хочу с ним общаться?

– Да, Рит, обижаюсь. Он же мой сын.

– Ну сам с ним и общайся, кто тебе мешает? А я не хочу. Он меня не уважает и будто презирает даже. Это же понятно, что его мать… Твоя бывшая… Это она его так настраивает!

– Рит… Но ты же видела Павлика один раз всего… Почему сразу такие поспешные выводы делаешь?

– А ты сам? Ты сколько раз его видел, а? Сам ведь тоже не очень торопишься, насколько я понимаю. Я ж не против, Мась, совсем не против! Проводи с ним выходной день, ради бога! Только сюда его не приводи… Я ж не обязана терпеть оскорбления в свой адрес!

Олег только развел руками, изображая на лице непонимание. Хотя чего уж там – надо признать, что Рита права. Сам-то он не торопится на свидания с сыном. Нет, оно было бы хорошо, конечно, забрать Павлика на выходной, погулять с ним, на аттракционы сводить, в кафе посидеть… Так, как все «воскресные» отцы делают, в общем. Но ведь для этого деньги нужны, как ни банально это звучит, простите! А у него этих денег почему-то никогда нет… Не хватает, черт возьми, не хватает! Все уходит куда-то, будто в прорву… На оплату съемной квартиры, на Ритины причиндалы, на караоке…

А она ведь могла бы его понять, между прочим. Пойти навстречу. Ну хотя бы не бегать с подружками в караоке каждую субботу, будь оно трижды проклято!

Пока жарил себе яичницу на кухне, Рита успела собраться. Появилась в проеме двери, встала в призывную позу, слегка отклячив круглый зад:

– Как я выгляжу, Мась? Классно, правда?

Он глянул… И опять прежняя мысль молнией пронеслась в голове – зачем она губы так оттопыривает? На утку похожа… Ладно, что задницу оттопырила, но губы-то зачем?

И опять испугался этой мысли, поторопился кивнуть одобрительно:

– Просто сногсшибательно выглядишь, малыш… Умереть и не встать. Все пацаны в караоке у твоих ног будут.

– А ты меня ревнуешь, да?

– Конечно, ревную. Как же без ревности-то. Никак просто.

– А ты меня любишь, Мась?

– Конечно, люблю. Только прошу еще раз, пожалуйста… Не называй меня Масей, ладно?

– Хорошо, Мась, не буду… А как мне тебя называть?

– У меня вполне нормальное имя. Олегом меня зовут.

– Ладно, ладно… Не сердись, я поняла. Так я пошла, Мась? Ой… То есть Олег…

– Иди, Риточка. Иди.

– Заметь, я даже не попросила, чтобы ты меня отвез… Такси заказала. Ты заценил мою заботу, Мась? Ой… То есть Олег…

– Заценил. Спасибо тебе, дорогая. Низкий поклон.

– И обратно я на такси приеду. Ладно, не скучай тут без меня. Пока.

– Пока-пока…

Рита ушла, и он в одиночестве принялся есть яичницу. Которую терпеть не мог, в общем. Но в магазин за продуктами идти не хотелось. Вообще ничего не хотелось, настроение становилось все более паршивым. Еще и Рита усугубила его своим вопросом насчет Павлика – а сам-то ты, мол? Сам-то не торопишься с ним встречаться!

Да. Получилось, ткнула в больное место. Но ведь он так не хотел, вовсе не хотел! Думал, они часто будут видеться, очень часто… И как же быстро эти дни пролетают, эти недели, эти месяцы! Все думаешь потом, потом… В следующие выходные обязательно… И все не получается никак почему-то. Все какие-то дела находятся, оправдания для себя придумываются. Даже не позвонил ему ни разу после того, как он был у них с Ритой в гостях. С тех пор как произошел этот неприятный инцидент с Ритой и Машей. Нет, кто бы мог подумать, что Рита так резво выскочит из машины и полетит к Маше с претензиями? Он даже остановить ее не успел…

Маша обиделась, наверное. Хотя она вроде и необидчивая, она очень спокойная и рассудительная. Жалко, что он ее разлюбил. А может, и совсем не любил…

Нет, нет, конечно, любил. Ухаживал за ней с трепетом. Он это помнит прекрасно! И как вечерами гуляли, и как цветы ей дарил, и как целовал ее, а она стеснялась и замирала испуганно, сердце ее так стучало – рывками… И как они танцевали под нежную музыку Леонарда Коэна:

…Веди меня в танце к своей красоте Под горящую скрипку, Танцуй со мной сквозь страх, Пока я не окажусь в безопасности…

Жалко, что все это прошло. Очень жалко. Или… Или это не сожаление, а досада сейчас в нем говорит? Мол, на что променял прежнюю комфортную жизнь, Машину преданную любовь, нежную мелодию Коэна? И если уж совсем честным быть, глядя на эту дохлую яичницу… На что променял тещины борщи, котлеты и пироги? На красоту променял, пластическим хирургом исполненную?

А еще Павлик… Как, как он мог так поступить с сыном? Полгода ему не звонил! Как так получилось, как? Наверное, Павлик обиделся вусмерть, вряд ли захочет теперь с ним общаться!

Нет, надо срочно наводить мосты. Прямо сейчас надо, пока Риты нет дома.

Прямо сейчас…

Вытащил из кармана телефон, задумался. А что он ему скажет, как объяснит? Может, сначала Маше позвонить, спросить про Павлика? Или лучше теще позвонить, Татьяне Петровне. Уж она точно выболтает, что и как у них там происходит… Теща всегда хорошо к нему относилась, можно сказать с нежностью. Да, это хорошая мысль – сначала ей позвонить…

Татьяна Петровна ответила тут же, затараторила в трубку обрадованно:

– Ой, Олежек, здравствуй! Здравствуй, дорогой мой! Чего это ты вдруг про меня вспомнил, Олежек?

– Да я до Маши не могу дозвониться, Татьяна Петровна… – тут же придумал причину звонка Олег. – Хотел спросить про Павлика, как он там…

– Ой, да я и сама не знаю, Олег… Я ведь к сестре уехала. Обиделась я на них… Так скучаю по Павлику, так скучаю! Все жду, что он сам про бабушку вспомнит, а он… Уж много времени прошло, а он так и не позвонил! Маша-то, вижу, звонит, да я не откликаюсь. Обиделась…

– А что случилось, Татьяна Петровна? Почему вы на нее рассердились?

– Так выгнала она меня, вот почему! Из дому выгнала, можно сказать!

– Маша? Выгнала? Да ну… Быть такого не может. По-моему, она даже рассердиться как следует не умеет, а уж чтобы из дому выгнать… Нет, это точно не про нее. Что-то вы мне недоговариваете, Татьяна Петровна.

– Ну, допустим, не выгнала… Допустим, я по своей воле уехала. Но это ведь дела не меняет… Обидела она меня, сильно обидела.

– Да чем, Татьяна Петровна?

– Ой, да неужели ты ничего не знаешь, Олег?

– А что я должен знать? Говорите уже, не томите! Что случилось, Татьяна Петровна?

– Ой, ведь и правда не знаешь… Как это я сразу не догадалась, что ты не в курсе…

– Да что случилось, говорите скорее! Я уже волноваться начинаю, ей-богу!

– А то и случилось, что Маша чужого мужика в дом привела. Теперь живет с ним в нашей квартире… А меня, стало быть, за дверь… Знаешь, как мне обидно, Олежек? Растила, растила дочь… Во всем себе отказывала… И вот тебе благодарность! Как начинаю обо всем этом думать, прямо с ума схожу!

– Погодите, Татьяна Петровна, погодите… – с трудом вклинился в этот монолог Олег. – Я что-то не понял… Какого мужика? Откуда он взялся-то?

– Да этого же… Маринкиного бывшего… Маринка его выбросила, а она подобрала, выходит! И радуется этому, дурочка! Я пыталась ее вразумить, а она мне нахамила, представляешь, Олежек? Мне ничего и делать не оставалось, как уехать к сестре! Теперь как представлю, что этот… Который бывший Маринкин… Что он в моей квартире…

– Опять не понял! О ком вы? Это вы про Женьку сейчас говорите, что ли?

– Ну да… Про кого ж еще…

– Но… Но этого не может быть, Татьяна Петровна! Чтобы Маша и Женька… А Марина куда смотрела, как так получилось? Ничего не понимаю…

– Так я ж тебе объясняю, что Маринка от Жени ушла! К другому ушла! Причем знаешь, так хитренько… То есть и не ушла, а в его же квартире жить осталась. И привела туда своего нового мужика. А Жене от ворот поворот… Он, выходит, таковский был, все это съел как миленький! Нет, я удивляюсь наглости этой Маринки! Хотя если мужик позволяет с собой такое… Почему бы и нет, правда?

– Но этого не может быть, Татьяна Петровна, этого не может быть… – повторял Олег как заведенный. – Этого просто не может быть…

– Да как не может, если все так и есть, Олежек! Я и сама удивляюсь, как это у них все так получилось, у Маши-то с этим Женей! Она мне еще заявила, что любит его… И он ее любит… Представляешь?

– Нет, нет, какая любовь, что вы… Это ж ерунда какая-то получается! Я ж знаю, как Женька любит Маринку, он всегда по ней с ума сходил, все ее закидоны терпел! Маша говорила, со школы еще…

– Так и Маша ведь говорила, что любит тебя, что жить без тебя не может! И что? Взяла и связалась вдруг с этим Женей! А я ей все время говорила, чтобы не обманывала себя, зачем? Чтобы тебя ждала… Что у тебя сын. Да она все равно тебя любит, я же знаю!

– Вы так считаете, да?

– Конечно! Я ж мать, меня не обманешь. Потому и обиделась на нее за этого Женю… Ну чего она себя обманывает, правда?

– И… Давно они вместе живут, интересно?

– Да уж месяц как… В июле вместе на юг ездили, ну и вот… Теперь уж сентябрь на дворе. Павлик в школу первого сентября пошел, а я его даже не проводила. Я ж всегда его провожала первого сентября!

– Понятно, что ж… Уже месяц, значит. Понятно…

– А ты чего звонил-то, Олежек?

– Да я ж вам говорю – хотел узнать, как у Павлика дела. А тут такие новости… У меня в голове не укладывается, правда. Чтобы Маша… Да как она могла… И с кем! С Маринкиным Женей! Бред… Бред какой-то, ей-богу!

– Ну вот, теперь ты тоже знаешь, Олежек. Вот и думай теперь, и решай… Может, и правда вернешься, а?

– Да куда ж я теперь вернусь, Татьяна Петровна?

– А хотел бы, Олежек?

– Ну… Как сказать… Не знаю, что вам и ответить… Просто я не понимаю пока до конца… Нет, как она могла так быстро, скажите? Она о Павлике подумала или нет? Почему она мне не удосужилась такие новости сообщить, я кто вообще, отец своему сыну или нет? Да как она могла, как?!

Олег распалялся все больше, и Татьяна Петровна помалкивала испуганно. Он почувствовал этот ее испуг, быстро попрощался, нажал на кнопку отбоя. И долго сидел, глядя в одну точку перед собой. Моргал обиженно. Как ни старался уложить неприятную информацию в голове, все не получалось, не хотела она там укладываться. Даже представить такое было трудно – чтобы Маша и Маринкин Женя… Этот подкаблучник, этот размазня, этот влюбленный послушный тихоня… Этот идиот, этот ботаник неуклюжий… Женя и его Маша… Да нет, этого просто не может быть! Вот не может, и все тут!

А она… Как она могла? Почему ему ничего не сказала? Да она должна была поставить его в известность, он же не кто-нибудь, он отец их ребенка! Что, это обстоятельство совсем не имеет для нее значения? Ну да, он давно не общался с сыном… Но это же ничего еще не значит… В конце концов, они даже не разведены, юридически она его жена! Да как у нее вообще ума хватило… На такое?!

Совсем разозлившись, он принялся ходить по квартире, не находя себе места. Отшвырнул ногой упавшие с кресла Ритины шмотки. Потом косметичку со стола рукой скинул, ее содержимое рассыпалось-раскатилось по полу, будто стараясь убраться подальше с его глаз.

Как ни странно, это отрезвило его немного. Опустился на колени, принялся собирать Ритины прибамбасы в косметичку, даже под диван неуклюже полез, чтобы достать закатившуюся туда баночку с кремом.

Потом вдруг пришла здравая мысль – надо Марине позвонить… Она ведь наверняка не знает, где пристроился ее бывший. Вот сейчас и узнает…

Быстро отыскал в телефонной памяти Маринин номер, кликнул нетерпеливо. Она ответила тут же, будто ждала его звонка. Но очень удивилась, воскликнула весело:

– О! Олежек! Какими судьбами? Чего вдруг звонишь? С Машкой что-то случилось, да?

– Вот именно, случилось… А ты разве не в курсе?

– Нет… Я давно ей не звонила. Обиделась я на них. И на Катьку, и на Машку, и на Дениса… Взяли меня и вычеркнули из друзей, даже на день рождения Дениса не позвали. Помнишь, как мы все вместе лихо его праздновали?

– Помню… Но я не об этом хотел… Значит, ты не в курсе…

– Ой, да говори уже скорее, чего тянешь! Что там с Машкой, говори!

– Не только с Машкой… Но и с твоим бывшим тоже. Они ведь вместе сейчас. Он к ней переехал.

– Да ну… Не может такого быть. Ты что-то путаешь, Олеженька. Ты пьяный, что ли? Такой бред несешь…

– Я не пьяный. Я абсолютно трезвый. Все так и есть, как я сказал. Если хочешь, еще раз повторю – твой бывший переехал к моей Машке, они вместе сейчас живут. Зашибись… какая новость, правда?

– А я тебе тоже могу повторить – ты что-то путаешь, этого просто не может быть!

– А вот и может. Я сам был в шоке, когда узнал. Только что теще своей звонил. Она мне эту новость и сообщила. Уж она-то ничего не путает, поверь мне.

– Что, неужели правда?

– Правда, Мариночка, правда.

– Да иди ты… Нет, не может этого быть… Чтобы Машка и мой Женя…

– Он уже не твой. Успокойся.

– Да я-то спокойна, в общем… Только поверить не могу. А вот ты совсем не спокоен, ты очень даже нервничаешь, смотрю.

– Конечно, я нервничаю! И злюсь! И возмущаюсь! Конечно, мне нет дела, с кем она там… Но ведь могла бы меня в известность хотя бы поставить!

– То есть спросить у тебя разрешения, да, Олежек? – с явным сарказмом сказала Марина смеясь.

– Не вижу ничего смешного, совсем не вижу! – снова взъярился Олег. – Между прочим, она моя жена, если ты не забыла! На минуточку так!

– Бывшая, Олег, бывшая… И нечего локти кусать, если поезд уже ушел. Я ведь локти себе не кусаю… Бери с меня пример, Олежек. И вообще… Чего ты так возмущаешься-то?

– Я не возмущаюсь. Просто… Я ведь не развелся еще… Может, я вообще передумал бы разводиться… Имею право, в конце концов!

– А, поняла! Ты заднюю хотел дать, правильно? Намылился уже возвращаться, а там – опа… Пригретое место уже и занято! Все так, Олежек, да? Что, новая любовь не ко двору пришлась?

– А вот это уже не твое дело, поняла?

– Да не мое, конечно. Разве я спорю? А только видела я тут вас намедни… Тебя и твою пассию. Подходить не стала, чтоб не смущать. А девица твоя произвела на меня впечатление, да… Настоящее чучело, ничего не скажешь. И какой папа Карло так с ней переусердствовал? Если честно – без слез на твою пассию и не взглянешь. И без смеха тоже. Главное, как ты мог на это чучело запасть, не понимаю? Хотя… Ты-то как раз и мог… Ты же у нас недалекий, Олежек, хоть и с виду Ален Делон. Красота мужику не впрок, мужику бы ума надо побольше.

– Марин… Ты почему со мной так разговариваешь, а? Я чем-то тебя обидел? Или это досада в тебе говорит, что твой бывший успел пристроиться и тебя забыл? Так исходишь ядом в мой адрес, что страшно становится. Я тебе под руку попал, да? От досады меня мишенью выбрала?

– Да, есть у меня досада, ты прав. Я этого и не скрываю. В отличие от тебя… я не бешусь и локти себе не кусаю.

– Ой, да еще как ты их кусаешь, Марин. Еще как…

– Может, и кусаю. Но ведь и ты тоже… Понял уже наверняка, что из твоего чучела путной жены не выйдет. Вот я это сразу поняла, как только ее рядом с тобой увидела. Но что я? У меня ведь глаз трезвый, адекватно оценивающий. А до тебя только сейчас печальная правда дошла, да, Олежек? Что, старая жена лучше была, сознайся? Не зря ж говорят, что каждая последующая жена хуже предыдущей… А уж в твоем случае тем более!

– Ладно, хватит. Я сам разберусь, кто лучше, а кто хуже.

– Конечно, разберешься. Да уже разобрался, я думаю. С Машкой-то комфортнее жилось, правда? Жил и не тужил, делал все, что хотел… Как та стрекоза из басни Крылова. Как там? Где под каждым ей кустом был готов и стол, и дом? И борщок всегда сварен, и пироги настряпаны, и рубашечка свежая с утра наглажена. Главное, никто ничего от тебя не просит, не требует… Только рядом будь, только никуда не денься. А теперь что? Теперь все плохо, да, Олеженька? Сочувствую тебе, что ж. Но ничего не поделаешь, потерял ты Машку. Знаешь, почему так произошло? Сказать?

– Ну и почему, по-твоему?

– Потому что ты и правда глупый. Но при этом самооценка у тебя страшно завышена. Впрочем, как у всех глупых мужиков. Ты Машкину любовь чем-то таким считал… Самим собой разумеющимся. И не дошло до тебя, что таких жен не бросают. Умные-то мужики понимают почему… Конечно, она сама виновата, что слишком тебя любила, это да. Просто до замирания сердца любила, в рот тебе смотрела – что пожелаешь, мой господин… И почему хорошие и умные женщины всегда влюбляются в идиотов, не понимаю…

– Ну ты это, слышь! Аккуратнее на поворотах, поняла? Сама-то не больно умна, как я погляжу!

– Не хами, Олеженька. Хотя… знаешь. Не мне обо всем этом судить. Я и сама не лучше Машки в этом смысле оказалась… Тоже приняла глупого мужика за умного, но это уже другая история. А что касается тебя… Ты глупый, да. Не понял своего счастья. И поделом тебе, что ж.

Все. Все! Не мог он больше выносить этого издевательства, нажал на кнопку отбоя. И снова принялся ходить по комнате из угла в угол, не находя себе места. Да и было ли у него здесь место, если посмотреть правде в глаза?

И вообще… Что это такое с ним было? Как, как такое могло с ним произойти, как? А главное – что теперь делать? Ведь надо же что-то делать, предпринимать что-то очень срочно…

Марина усмехнулась, отложила телефон в сторону. Подумала вдруг – чего напала на бедного Олега? Сама-то она не в лучшей ситуации сейчас, тоже, можно сказать, локотки кусает!

А может, и хорошо, что на Олеге злость сорвала. Он перебьется, а ей хоть немного лучше станет. Да и не сказала она ему ничего такого, что было бы неправдой…

Но лучше не стало. Такая мерзость была на душе, такая досада отчаянная! Ну как, как ее угораздило так влюбиться, как? Где был рассудок, где холодная голова, где спасительный здоровый цинизм? Ведь Стас, он же такой… Весь на ладони. Слегка на эту ладонь подуй – и нет ничего… Ведь и любить его не за что, вот в чем дело! Почему она сразу этого не поняла, почему полетела навстречу своей обманной любви, как мотылек летит на свет лампы? Теперь крылышки обожгла, выходит. Больно крылышкам-то… Больно. А после разговора с Олегом стало еще больнее. Потому что всегда грела та самая спасительная мысль – она же в любой момент может позвать Женю. Позвать, и он прибежит, как Сивка-Бурка из сказки, на ее зов: «Встань передо мной, как лист перед травой!» И можно будет все поменять… И послать к лешему эту новую неземную любовь, будь она неладна!

Конечно, она пыталась изо всех сил спасти эту любовь. Новую, неземную. Да только и спасать там нечего было. Фу, даже само выражение ужасно пошло звучит – спасти любовь! Чью, чью любовь-то, господи? Свою собственную? Да ее ж не спасать надо было, а сразу душить на корню! Сама себя обманула, выходит…

Нет, поначалу все было красиво, конечно. Весна пролетела как один праздничный солнечный день. Летала как на крыльях, ничего не замечала, не видела, все бегала вокруг Стаса как заполошная курица. В начале лета купила путевки в Турцию на двоих, причем за свои деньги купила. Хотела сюрприз устроить любимому. Вот ведь до чего дошла – сюрпризы начала придумывать, как романтическая сопливая девица! А Стас принял все это почти равнодушно, плечами пожал – ну, Турция так Турция, давай поедем…

Вот там все самое противное и началось, между прочим. Именно так – между прочим… Около бассейна, на жарком солнышке, с коктейлем в руках. Стас плескался в бассейне, а она разговорилась с дамой, расположившейся на соседнем лежаке. Такая была легкая беседа, ни к чему не обязывающая. Она ж не знала, что у новой знакомой с красивым именем Нинель уже планы созрели относительно Стаса!

Хотя наверняка она сама себе придумала это имя. Прекрасно звучит – Нинель. Хоть что-то примечательное, потому что на эту особу и внимания-то сразу не обратишь… Серая моль, ни внешности, ни фигуры. И Стас, когда она его этой Нинель представила, даже и бровью не повел в ее сторону.

Это потом, в ходе развития знакомства, вдруг выяснилось, что эта самая Нинель – дамочка непростая. Что у нее раскрученный бизнес имеется по продаже косметики, а к нему два салона красоты в придачу. Ну, квартира еще двухуровневая, дом за городом… И все эти сведения о себе она преподнесла будто играючи, будто между прочим! И даже в салон к себе ее пригласила, благо, что они в одном городе проживают, как выяснилось. Больше с ней общалась, а на Стаса, казалось, мало внимания обращала.

А она, идиотка, расслабилась. А как тут не расслабишься на ее месте? Кругом сплошной праздник – солнце, выпивка, любимый рядом… Еще и знакомство полезное подвернулось, почему ж нет?

Честное слово, ничего такого она не заметила, ничего в глаза явно не бросилось. И вроде Стас даже не общался с этой Нинель… А вот как подло все вышло. И месяца не прошло, как она в его телефоне трогательную переписку обнаружила. И с удивлением прочитала, что уже и про чувства взаимные оба лепечут, и «скучаю по тебе, милая», и «целую тебя, любимый…».

А еще обнаружила, что эта Нинель первая ему написала. Откуда-то ведь и номер телефона его узнала, зараза! Хотя не исключено, что он сам ей номер дал…

Обидно было, ужасно обидно. Причем за себя. Что ж она так… Взяла и ошиблась по-глупому?

А еще любви было жалко. У нее ведь и не случалось никогда большой любви, все было довольно пресно… Без крыльев и без полета. А летать хотелось, очень хотелось!

Вот и полетала, что ж. Так взлетела, что крылышки обожгла.

Зато прозрела. Хотя радости от этого прозрения никакой. Летать лучше было. Когда летишь на крыльях, солнце слепит глаза, и это такое счастливое ощущение – не передать… Какая же коварная вещь эта любовь. Не знаешь и не поймешь, что лучше! Быть зрячей или слепой…

Марина вздохнула, улыбнулась горько. Подошла к окну, глянула вниз во двор – не видно ли машины Стаса.

Нет. Нет там его машины. Наверняка опять поздно приедет. Хотя какая уж разница теперь… Все равно ведь скоро объявит, что уходит к Нинель. Да она и готова к этому разговору, в общем… Хоть и больно его начинать будет, конечно.

Да, очень больно… Как себе ни объясняй, что ошиблась, что не того полюбила, сердце-то все равно ничего не слышит! Не зря же говорят – ему не прикажешь…

А может, ну ее к черту, эту Нинель? Может, надо бороться за свою любовь, если уж она здравого смысла не слышит? Может, Стас и не думает ничего такого… Он же сам говорил, что любит ее, только ее. А Нинель сама к нему навязалась. Не мог же он отказать женщине… К тому же такой, которая намного старше его и выглядит как серая моль. Он пожалел ее, наверное, вот и все!

Конечно, ей и самой было противно так думать. Несвойственна была ей эта пугливая суета. Черт возьми, как же это все плохо, как больно… Как больно, когда ты любишь, а тебя предают! И такой слабой становишься – хоть плачь. Никогда не плакала, а тут…

Еще и темень эта октябрьская за окном, хмурая, дождливая. И сомнения внутри такие же хмурые. С одной стороны, любовь, а с другой – мысли строптивые: что она ему, транзитный билет? Да никогда, никогда она в такой унизительной роли не была! И не будет! Вот сейчас он придет, и она все скажет так, как есть! Вот бог, вот порог, мой милый! Иди к своей бледной моли Нинель, неси к ней свою обманную харизму! А меня уволь, я больше не могу, не могу…

Так ушла в гневные мысли, что не увидела, как въехала во двор машина Стаса. И вздрогнула от звонка в дверь, быстро утерла со щек злые слезы. Бросилась в прихожую, будто боялась не успеть…

Он глянул на нее удивленно, ничего не спросил. А мог и спросить – отчего, мол, глаза у тебя заплаканные? Случилось что? Чем я тебе могу помочь, дорогая?

– Ты ужинать будешь? – только и спросила тихо, пряча от него лицо.

– Нет… Я ужинал с друзьями в кафе. Прости, тебя не позвал… У нас что-то вроде мальчишника было. Не обижайся.

– Да я не обижаюсь… Просто предупредить надо было, вот и все. Я звонила, у тебя телефон был отключен.

– Ну да. Батарея села. Еще днем. А зарядку я дома забыл.

Она только усмехнулась – как врет спокойно! Как говорится, простенько и со вкусом. Неужели ничуть в ней не сомневается, не предполагает, что могла к нему в телефон залезть?

– Я спать сразу пойду, ладно? Устал…

– От чего ты устал, интересно?

– Да от всего устал. От работы, от погоды, от жизни устал…

– И от меня тоже устал, да?

– Хм, странный вопрос, Марин… Что это с тобой сегодня? Ты опять не в духе? Сердишься, что я поздно приехал? Хочешь отношения выяснять, да?

– Нет, не хочу. Я тоже устала.

– Тогда я спать пойду, ладно?

– Иди…

Повернулась, ушла на кухню. Снова встала у окна, задумалась.

Нет, так больше нельзя, нельзя… Нельзя быть обманутой, нельзя жить обманутой. Да и что же это такое, в конце концов! Что с ней происходит такое, откуда эта душевная вялость, расхлябанность? Никогда она раньше не позволяла себя обманывать, никому не позволяла! И к черту эту любовь, если все так! Ей ведь раньше и без любви прекрасно жилось! Вполне себе комфортно. Зачем, зачем она себе эту муку придумала?

Наверное, потому, что Женя ее слишком любил. И ей тоже захотелось вот так… Чтобы слишком. Позавидовала Жениной любви, выходит? К самой себе? Смешно…

Ладно, надо идти спать, утро вечера мудренее. Утром она все решит…

Тихо открыла дверь в спальню, услышала, как телефон Стаса исходит вызовом. А он не слышит, спит крепко. Подошла, глянула на дисплей…

Нинель. Он даже имя не удосужился как-то зашифровать. Ответить ей, что ли? Взять телефон, выйти с ним на кухню и поговорить, выплеснуть боль и обиду?

Схватила телефон, снова ушла на кухню. Но ответить не успела, телефон замолчал. И хорошо, наверное. Не надо ей унижаться перед этой Нинель. Может, она только того и ждет, чтобы все разрешилось.

Хотела было вернуться в спальню, но телефон вдруг снова ожил, на это раз высветилось другое имя – Кристина.

Интересно, а это еще кто? Новая претендентка на обманчивую харизму? Ну, это уж перебор, простите! Боливар двоих уже не выдержит, у Боливара терпение кончилось!

– Да, говорите! – произнесла она свирепым шепотом, оглядываясь на дверь спальни. – Вы кто такая вообще? Почему моему мужу по ночам звоните?

– Ах, мужу… – полился в ухо насмешливый женский голосок. – Стало быть, вы теперь числитесь новой жертвой… Понятно… Как хоть вас зовут, жертвенная вы наша, а?

– Я не понимаю, о чем вы… Кто вы вообще?

– Да ладно вам, не задавайте глупых вопросом. И без того понятно, кто я. Бывшая я, кто ж еще. Скажите, а он вас не успел еще до ниточки обобрать? У меня вот, к примеру, кругленькую сумму взаймы взял… Якобы на развитие своего бизнеса. Как там бизнес-то у него, развивается или нет? Собирается он мне деньги возвращать или как?

– Я думаю, вам лучше с ним об этом поговорить, Кристина. Я ничего не знаю.

– Ну еще бы… Не будет же он с вами про долги разговаривать. Хотя он умеет красиво о себе говорить, сама на эту удочку попалась. Так складно врет, и веришь ведь, вот в чем дело! Он вам еще про бизнес в Китае не рассказывал, нет? А про наследство, которое вот-вот получить должен? А денег у вас взаймы не просил? Да вы не стесняйтесь, что ж вы молчите… Наоборот, вы мне благодарны должны быть, что глаза открываю на правду. Он ведь сейчас на вашей территории живет, да? В вашей квартире? Не просил еще продать ее, чтобы бизнес открыть?

Марина молчала, не зная, что ответить. Каждое слово этой Кристины будто эхом отдавалось в голове, каждое слово было похоже на правду. И не за что было больше цепляться, ни за какую любовь и харизму… Сыпалась вся ее любовь, как песок сквозь пальцы.

– Ну не молчите, что же вы… Хотя понимаю, как вам трудно, да. Я сама была на вашем месте, знаю, как это трудно. Он же такой обаятельный, такой симпатичный, такой милашка… Так хочется верить, что вот оно, твое женское счастье, отыскало тебя! И готова платить за это счастье всем, что у тебя есть! А как же, как не помочь любимому, правда? А потом… Потом такое разочарование наступает – хоть в петлю лезь. У вас уже пришло это разочарование? Или нет еще? И мой вам совет – не ждите, бросайте его быстрее. Хотя… Если у вас нет ничего, чем бы он мог поживиться, то он и сам вас бросит. У меня вот деньги были… От родителей наследство досталось. А теперь попробуй взыщи с него эти деньги! Сама ж отдала, дура… Сижу теперь, сама тихонько удивляюсь – как могла-то? Сама, своими руками… Даже мысли ни одной не возникло, что он меня обманывает. И так жалею, так досадую, что не одумалась вовремя, не выгнала его к чертовой матери! Учтите, он ведь расставаться не умеет по-человечески. Даже прощения не попросит. Еще и нахамит походя. И осадочек от этого хамства надолго еще с вами останется. Надеюсь, вы меня услышали…

– Да. Я вас услышала, Кристина. Я очень вам сочувствую, что ж… Спасибо вам.

– Да не за что. И у меня к вам просьба еще будет… Скажите ему, что я все равно с него долг возьму. Пусть не прячется. Если не хочет неприятностей, пусть лучше сам отдаст. Или пусть ходит и оглядывается – нет ли кого за спиной… Так и скажите ему, ладно? Хотя вам сейчас не до моих просьб, конечно… Уж как-нибудь сама разберусь. Прощайте…

Марина долго еще смотрела на экран телефона, будто ждала, что Кристина перезвонит. Снова перезвонит и скажет что-нибудь такое… Все это неправда, мол. Это я со зла вам наговорила, с досады. Хотела бывшему отомстить.

Но чем дальше, тем больше ей становилось ясно, что все это правда. Потому что она и правда всего лишь очередная жертва: осознавать это было невыносимо. Она – и жертва! Да, да, это так! Она сама из себя эту жертву сотворила, она и только она!

А ведь раньше всегда жалела тех дурочек, которые попадаются на такую удочку. И сколько таких историй слышала – не сосчитать. И всегда думала про себя – вот я бы никогда и ни за что… Уж из меня дурочку никто не сделает!

Ну уж нет. Нет! Не будет она этой дурочкой. Сейчас же разбудит Стаса и выяснит все. Хотя чего выяснять, и без того все понятно!

Фурией примчалась в спальню, сбросила с него одеяло, проговорила громко:

– Вставай! Мне поговорить с тобой надо, Стас!

Он сел на кровати, обхватив себя руками, ошалело посмотрел на нее. Потом проговорил сонно-капризно:

– Ты что, с ума сошла? Я же сплю… Нельзя было утром поговорить, что ли?

– Нет, нельзя! Я сейчас хочу поговорить! Ты можешь мне объяснить, кто такая Кристина?

– Да, могу, конечно… Это бывшая моя… А в чем дело-то, я не понял?

– Ты у нее занял деньги и сбежал, так?

– Да чего сразу сбежал-то… Даже если так, я ведь не куда-то сбежал, а к тебе… Ты и сама этого хотела, разве не так?

– Да, хотела. Дура была, вот и хотела.

– Чего сразу дура-то? Сама ж говорила, что любишь!

– А ты? А ты любил меня, Стас? Только честно сейчас мне скажи…

– Да, любил. Наверное…

– Что значит наверное?

– Да то и значит. Понимаешь ли, детка… Любовь… она такая подлая штука. Сегодня тебе кажется, что любишь, а завтра все меняется вдруг…

– А завтра Нинель появляется на горизонте, да? У которой есть чем поживиться?

– Ну зачем ты так… Не надо так грубо. Я ж не виноват, что тебя разлюбил, а ее люблю. И это очень серьезно, понимаешь? Наверное, я женюсь даже… Я не хотел тебе пока говорить, хотел завтра все сказать. Но если ты сама начала этот разговор… Давай будем говорить, что ж…

– Да, я сама. И все, не надо больше мне никаких разговоров. Поднимай свою задницу, вещи собирай, слышишь? И чтобы через полчаса духу твоего тут не было.

– Ой, ну зачем… Зачем ночью-то? Давай утром… Я устал, я спать хочу! Неужели нельзя как-то по-человечески попрощаться?

– Нет, нельзя. Уходи сейчас! Я еще раз повторяю – полчаса тебе на сборы, чтоб духу твоего тут не было! И только попробуй на работе мне навредить, понял? Я не собираюсь бросать работу только потому, что начальник отдела – мой бывший! Ой, да я всем расскажу, какой ты… Я всем глаза на тебя открою, понял? Что ты альфонс, ты обманываешь женщин, которые тебе поверили, что только обманом живешь!

– О, а на эту тему можешь даже не париться… Мой дорогой братец меня уволил сегодня, не понравилось ему, что я недостаточно усердия проявляю. Наверное, он думал, что на части себя буду рвать, чтоб ему угодить. Ага, щас… И без его благодеяний сомнительных проживу. Подумаешь, осчастливил меня должностью начальника отдела!

– Ну вот и замечательно, что он тебя погнал поганой метлой! От тебя же, кроме пафоса, что ты начальник отдела, больше и толку нет! Собирайся… Время пошло, слышишь?

– Ой, только не надо так грубо…

– А это я еще не грубо, Стасик. Ты еще не знаешь, как я могу грубо. И твое счастье, что не узнаешь. Слава богу, бегать мне за тобой не придется, как несчастной Кристине. Собирайся, чего сидишь? Ну?

– Ладно, сейчас… Я ведь не хотел так прощаться, я красиво хотел… Чтобы без обид… Я все-таки любил тебя, Марина. И ты меня любила… Зачем теперь так-то?

Она вдруг увидела, как он жалок сейчас. Как смотрит испуганно исподлобья. И никакой харизмы в нем будто и не было, испарилась куда-то. Или она сама себе все же придумала эту харизму? И любовь тоже придумала? Будто сама о себе роман прочитала… Перевернула последнюю страницу, и все, романтика закончилась. И жизнь началась.

Повернулась, вышла из спальни. Долго сидела на кухне, глядя в стену и ощущая только нетерпеливую досаду – когда же наконец он соберет свои шмотки и уйдет? А когда услышала, как захлопнулась за ним дверь в прихожей, ощутила такую пустоту, что страшно стало в нее провалиться. Очень страшно…

Впрочем, не станет она никуда проваливаться. Еще чего. У нее Женя есть, между прочим. Женя, который ее любит. Да, именно так! Всегда любил и сейчас любит! Мало ли что там у него сейчас происходит… Это ж надо такое придумать, в самом деле! Любовь с Машкой! Ага, сейчас… Может, кто в это и поверит, да только не она! К тому же теперь она точно знает, что придуманная любовь – это ничто. Это пшик, это самообман всего лишь.

Да, Женю надо вернуть, чем быстрее, тем лучше. Надо ему просто позвонить. Всего лишь. И позвать. Пальчиком поманить…

Нашла телефон, кликнула его номер. Потом спохватилась запоздало – ночь ведь на дворе… Ну и пусть ночь, неважно! Женя и ночью к ней примчится, это ж понятно.

– Да, Марин… Что-то случилось, да? Ты почему звонишь? – услышала она его сонный голос.

– Я потому звоню, Жень, что не хочу ждать утра. Я хочу, чтобы ты приехал ко мне. Прямо сейчас, Жень.

– Да что случилось, ты можешь мне объяснить?

– А сам не понимаешь? Я ж тебе говорю – приезжай… Прямо сейчас. Я обратно тебя зову, Жень. Да, я совершила ошибку и хочу срочно ее исправить. Я же знаю, что ты любишь меня. Что простишь. Ну что я еще должна сказать к этому, что? Неужели тебе еще что-то непонятно?

– Не надо ничего говорить больше, Марин. Я тебя понял. Только я не вернусь. Извини.

– То есть как? Как это ты не вернешься? А, понимаю… Машка там рядом, да? Но это же глупости все, Жень… Зачем ты сам себя обманываешь сейчас и Машку тоже обманываешь? Я же знаю, что ты меня любишь!

– Нет, Марина. Нет…

– Что значит нет?

– А то и значит, что нет. Ложись спать, Марина. Ночь на дворе. Успокойся и ложись спать.

– Да я спокойна… как никогда! – почти истерически выкрикнула она, но в ответ услышала только характерное короткое бульканье телефона: Женя вышел из разговора.

И тут же приступ ярости охватил ее – да как смел вообще! Как смел сказать ей нет! Он, который всегда смотрел с обожанием, говорил с придыханием! Для которого она всегда была единственной и неповторимой, смыслом жизни была! Да как он мог с ней так разговаривать!

А потом ярость сменилась удивлением – неужели и правда мог? Но ведь это очень плохо, если так, это просто ужасно… Сначала она поверила в бесконечность его любви, а теперь, значит, вот так? Отомстить ей немного решил, что ли? В себя поверил?

Ну уж нет, мой дорогой… Не бывать этому. Я тебя никому не отдам. Ты мне самой очень нужен, как выяснилось. Я поняла, как мне с тобой жилось хорошо. Как удобно. Не бывать этому, не бывать! Надо же, Машку себе придумал зачем-то… Кому и что доказал? Ничего, вернешься ко мне, на коленях еще приползешь! И Машка без тебя обойдется. По всей видимости, к ней Олег скоро вернется, намыливается уже. Ничего, ребята, придется нам всем поднатужиться и все расставить по своим местам. Ничего…

И надо Олегу звонить, подгонять его к нужным действиям. Только не сейчас, конечно. Завтра она ему позвонит!

Так и не уснула этой ночью, только зря лежала в постели, смотрела в потолок. Утром встала и не узнала себя в зеркале – на Бабу-ягу похожа. Глаза горят злым огнем, губы сжаты, морщинки на лбу обозначились. И успокоила себя тут же – ничего, ничего… Все пройдет. Сейчас умоется и сразу Олегу будет звонить, чего тянуть-то?

Олег ответил быстро, проговорил деловито:

– Говори, Марин, только быстро и по делу! Я за рулем! Чего тебе?

– Так я и хочу по делу, очень быстро! Без всяких обиняков и экивоков с намеками! Надеюсь, и тебе уже стало понятно, что надо все возвращать на свои места! Тебе – Машку, мне – Женю! Только ты первый должен этот процесс начать, ты ж мужик все-таки!

– И как я его должен начать, по-твоему?

– Да все очень просто! Приди и возьми свое! Машка тебе жена законная или кто? Приди и выгони оттуда моего благоверного, пусть тоже возвращается на свое место!

– Ну, это легко сказать, Марин…

– И сделать тоже легко, Олег. Машка же тебя любит, обратно за милую душу примет. Я в этом просто уверена. Да что я, Машку не знаю?

– Ты думаешь, примет?

– А то… Я ж говорю – хорошо знаю Машку. Она же безвольная. Чем наглее ты себя поведешь, тем лучше. Ой, да мне тебя учить, что ли? Ты и сам умный, сам разберешься!

– А недавно ты убеждала меня, что я глупый…

– Ну извини! Была не права! Да и не об этом сейчас речь… Нам сейчас не обижаться друг на друга надо, а дело общее делать!

– Хм, общее дело… Скажешь тоже… Даже звучит смешно.

– Ой, да какая разница, как оно все звучит? Давай, Олег, давай, действуй решительно! И будет тебе счастье, и борщ тещенькин будет, и пироги по субботам! Приди и выгони моего, понял? Это твое место, законное! Пора, пора возвращать все на свои места… Поиграли мы все в любовь неземную, хватит! Надеюсь, ты понял меня, Олежек?

– Да понял, понял… Не надо мне сто раз повторять, понял. Да я и сам хотел, в общем… Ты права, наигрались уже, хватит!

Олег остановил машину, задумался. А ведь Маринка точно права… Взяла и озвучила его сомнения в одно предложение – пора, мол, возвращать все на свои места! И чем скорее, тем лучше! И прямо сегодня надо все это провернуть! А чего ждать, он и без того измучился в этой неприютной новой жизни! Это ведь только поначалу в ней любовь и романтика, а потом… А потом обыкновенного тепла хочется, уюта и сытости. То есть на свое законное место хочется. В конце концов, там тоже своя романтика есть, да и любовь тоже… Кто ж ее поймет вообще, эту любовь! Ее ж на хлеб не намажешь да не съешь…

Вообще, ему на работу бы надо, сегодня с утра совещание назначено. Хотя ведь может он заболеть? Слечь с высокой температурой, например? Вполне себе может. К тому же сейчас времена такие: только заикнись, что у тебя температура высокая, и все, начальство испугалось уже, дома сидеть велит, на работу чтоб ни шагу! Надо только голос болезненный себе организовать, чтобы по телефону звучал соответственно, и позвонить директору. Он как раз из тех, из пугливых. А потом, денька через три, можно снова позвонить и объявить, что здоров. Мол, эта тревога ложной была. Если директор не захочет оплачивать эти дни без больничного, так и черт с ним… И без сохранения зарплаты на эти три дня обойтись можно. Теперь ведь главное – жизнь свою устроить по-прежнему, вернуться в лоно семьи, чего там эти три дня, бог с ними!

Директор, конечно же, промычал в трубку недовольно – не вовремя расклеился, мол… Но принял к сведению, разрешил на работу не выходить. Таким тоном разрешил, будто одолжение делал. Будто за эту скромную должность он должен был и больным на работу ползти. Надоело уже на него ишачить и все время недовольные замечания в свой адрес выслушивать! Это ж понятно, что он все время хочет дать ему понять – не оправдал ты моих ожиданий, мол… Того и гляди, скоро предложит уволиться. Как надоела вся эта бодяга, кто бы знал только…

Но не об этом сейчас надо думать, не об этом! Надо действовать, Марина права. И чем быстрее, тем лучше. Ведь черт его знает, как там Женя обосновался, сволочь такая. И кто бы мог подумать, что он таким шустрым окажется! Да и Маша хороша… Как в той пословице себя повела – муж в дверь, а жена в Тверь! Ладно, с этой «Тверью» он потом разберется… Сейчас надо свое место законное от Жени освободить. Придумать надо, как это сделать. Ведь просто так не заявишься, не скажешь с порога: «Машенька, вот он я! Все осознал, все передумал, все понял… Ты у меня одна-единственная и неповторимая, Машенька!»

Да, так сразу и не вернешься большим подарком. Но ведь с Машей можно пока просто поговорить… Так, чтобы Жени рядом не было. В кафе вечером пригласить, например. А что, это мысль, между прочим!

Тут же кликнул Машин номер, и она ответила удивленно:

– Да, Олег… Слушаю…

– Здравствуй, Машенька. Как ты? Как там Павлик? Прости, что я долго не звонил…

– Да все хорошо у меня. И у Павлика все хорошо.

– Он обижается на меня, да?

– Не знаю, Олег. Мы больше на эту тему не разговариваем, если честно.

– А я так соскучился по нему, знаешь… Целыми днями о сыне думаю, думаю…

– Так позвони ему, предложи вместе выходные провести. Ты же отец.

– Маш… А по тебе я тоже скучаю. И очень хочу тебя увидеть, и нам надо поговорить… Давай вечером встретимся, в кафе сходим? Нет-нет, я понимаю, что у тебя теперь своя личная жизнь… Я в курсе, Маш, ты не думай. Но просто посидеть в кафе мы с тобой можем? О Павлике поговорить, и вообще… Увидеться как-то… Мы ж с тобой не чужие, правда?

– Олег, я никак не могу. Извини.

– Что, Женя будет против, да? Но он же понимает, что у нас с тобой сын, что я его отец… Что имею полное право общаться с его матерью. Разве не так?

– Нет, Женя не будет против. Просто у меня сейчас аврал на работе, и раньше девяти часов я никак не освобожусь. А после девяти мне домой уже пора… Сам понимаешь.

– Да, понимаю, конечно же понимаю. Но ведь обеденный перерыв у тебя есть? Можешь выйти хотя бы на полчасика?

– Да что случилось, Олег? Почему ты вдруг так настаиваешь на встрече?

– Да, случилось. Я скажу, когда увижу тебя. Мне в твои глаза надо посмотреть, Маш… Это очень важно для меня… И для тебя тоже. Так выйдешь в обеденный перерыв?

– Ну хорошо… Там недалеко от моего офиса, за углом, кафе есть.

– Да, я знаю…

– Я приду туда в половине второго.

– Спасибо, Маш! До встречи! Все, больше не буду у тебя время отнимать…

Он первым нажал на кнопку отбоя, улыбнулся довольно. Хорошо, что по телефону не стал говорить о том, что вернуться хочет, лучше при встрече сказать. В глаза поглядеть нежно-просительно. Или, наоборот, властно-требовательно. Она не устоит, точно не устроит. На нее всегда его взгляд магически действовал.

Хотя… Кто его знает, что с ней стало за это время. Какой голос уверенный – не узнать! И даже не обрадовалась нисколько, что он позвонил… Только удивилась, и все. Неужели этот слабак Женя на нее такое влияние имеет?

Да ну… Не может этого быть. Этому Жене только и полагается, что хвостом за Маринкой ходить. Может, он так же хвостом и за Машей ходит, да только ведь женщины такого обращения не любят, они власть над собой любят. Харизму мужицкую. Так что Женя должен уйти, а он должен свое взять. Что ему по праву принадлежит. И возьмет… Возьмет, черт побери, возьмет!

Ровно в половине второго он был в кафе, занял удобный дальний столик у окна. Попросил официанта поставить в вазу белые розы, которые принес с собой. Машка любит белые розы…

О, а вот и она! Боже, да неужели это она…

Ему даже не по себе стало – будто холодной водой в лицо плеснули. Не по себе, потому что показалось вдруг это вовсе не Маша идет к нему между столиков, а совсем другая женщина. Даже походка у нее изменилась. Да и все, все в ней изменилось… А похорошела-то как, господи! И прическа другая, и взгляд… И несет себя с достоинством, не улыбается даже. Встал ей навстречу, раскинул руки:

– Машенька… Как же я рад тебя видеть, если б ты знала! Так рад… Вот, цветы твои любимые, смотри…

– Да, я вижу. Спасибо, Олег. Только… Зачем? И вообще, что все это значит, не понимаю?

– А сейчас тебе все скажу, Машенька… Давай сначала заказ сделаем? Вот смотри, в меню твой любимый салат есть… А может, вина выпьем, как думаешь? Или шампанского?

– Нет. Я ничего не хочу, Олег. Я ж тебе говорила, у меня всего полчаса. Ничего не успеваю сделать, работы много.

– Ну хорошо… Я постараюсь уложиться в полчаса, не больше…

Подошел официант, чтобы принять заказ. Олег снова спросил Машу:

– Так что ты будешь?

– Только кофе. И минеральную воду.

– И все? – разочарованно переспросил официант.

Маша кивнула, и официант повернулся, чтобы уйти, но Олег остановил его неожиданно:

– Постойте! У меня просьба к вам будет… Сфотографируйте нас, пожалуйста!

– Хорошо, давайте… – пожал плечами официант, беря из рук Олега телефон.

Он и сам пока не понимал, зачем это делает. Но шестое чувство подсказывало – так надо. Запечатлеть надо их встречу, а фотография пригодится. Как вещественное доказательство. Кому, для чего – это уже второй вопрос. Там видно будет…

Маша получилась на фотографии удивленной и недовольной, а он, наоборот, улыбчиво-доброжелательным. Даже сам себе понравился – красавец мужчина. Джонни Депп с Томом Крузом нервно курят в сторонке.

И это осознание взбодрило, придало ему смелости, даже в голосе появилась нужная интимная хрипотца. Наклонился к Маше, проговорил тихо:

– Я начну, пожалуй, с самого главного. То есть с признания покаянного, Маш… Я ошибся, очень ошибся. Пойми, так со всеми бывает, не я первый, не я последний. Прости меня, Машенька. Я знаю, ты добрая, ты все поймешь и простишь! Я понял, как сильно тебя люблю… Наверное, для этого все и произошло, как думаешь? Чтобы я понял, как сильно люблю…

– Что-то я не пойму тебя, Олег! – отвела глаза Маша. – Не пойму, чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебя простила? Хорошо, будем считать, что простила, если тебе так легче… Я прощаю и отпускаю тебя, Олег. Будь счастлив. Я не держу на тебя зла.

– То есть не понял… Как это – будь счастлив? – обескураженно моргнул Олег, неловко улыбаясь. – Я ж не об этом сейчас… Ты не поняла меня, Маша! Не услышала! Я хочу, чтобы ты меня простила и… И разрешила вернуться обратно…

– А возвращаться некуда, ты же об этом знаешь. Все изменилось, Олег. Ты же знаешь, что мы с Женей…

– Да, я знаю. Мне Маринка сказала. И не скрою, мне очень неприятно было об этом узнать! Нет-нет, я понимаю, конечно, что ты была вправе… Что нехорошо с тобой поступил… Но все равно ужасно неприятно.

– Ну… Что я тебе могу сказать, Олег… – быстро пожала плечами Маша, глядя в окно. – Хотя и не обязана ничего говорить, в общем… Это теперь моя жизнь, и тебя в ней больше нет. О чем еще говорить?

– Но… Ты счастлива с ним, да?

– И на этот вопрос я тоже отвечать не обязана. Я ж не на исповеди сейчас.

– Ладно, ладно… Не сердись. Просто ведь ты еще не знаешь, наверное… Маринка снова сейчас одна, вот в чем дело.

– И что?

– Как это что? Разве сама не понимаешь? Да стоит ей только Женю позвать… Не боишься, что он тут же от тебя убежит?

– А зачем ты мне все это говоришь, Олег, а? Что ты от меня хочешь, скажи?

– Затем и говорю, чтобы ты знала. Чтоб готова была. Чтобы бегство Жени не принесло тебе новую боль.

– Переживаешь за меня, стало быть?

– Да, переживаю! Очень переживаю! – горячо ответил Олег, не обращая внимания на ее усмешку. – И потому хочу, чтобы ты… Чтобы мы… Снова были с тобой вместе, Маш. Я понял, что ни дня больше не смогу прожить без тебя, без Павлика… Я очень люблю тебя, правда. Чтобы это понять, стоило пройти через эту ошибку. И ты любишь меня, я знаю. Давай все сначала начнем, Маш… Прошу тебя, поверь мне! Все теперь будет по-другому, обещаю!

– Нет, Олег. Нет…

– Да почему же нет? Женя все равно уйдет обратно к Марине, это же ясно! Ты снова хочешь остаться одна?

Маша ничего не ответила, только мотнула головой нервно, вставая из-за стола.

– Мне идти пора, извини… Мне и правда пора…

– Погоди, я провожу тебя! – торопливо проговорил Олег, отыскивая глазами официанта. – Сейчас, только рассчитаюсь…

Но Маша уже быстро шла меж столиков, потом бежала по улице. И не потому, что так уж торопилась на работу, а просто боялась, что Олег ее догонит. Не хотела она ничего слушать, не хотела больше… Хватит и того, что услышала! И казалось, эти последние слова Олега бежали за ней вслед: «… все равно уйдет к Марине, это же ясно!»

Только сев за рабочий стол, опомнилась. Что это она, в самом деле? Хватит, надо сосредоточиться. И впрямь работы невпроворот…

А Олег в это время уже звонил теще, Татьяне Петровне. И голос у него уже был другой, более решительный и даже капризный немного. Знал, что с тещей можно не церемониться, соблазнительную хрипотцу не включать. Можно сразу приступить к делу, без обиняков.

– Татьяна Петровна, здрасьте. Узнали меня, надеюсь? Это Олег, ваш зять любимый!

– Ой, Олежек! Здравствуй, дорогой, здравствуй! Рада тебя слышать!

– И я тоже рад… Я тогда сразу к делу, хорошо? Я решил вернуться, Татьяна Петровна. В конце концов, мы одна семья… Я не разводился с Машей и не собирался даже, вы ж понимаете! И Павлик мой родной сын, как я его оставлю? Ему тоже родной отец нужен, между прочим! Правильно я говорю, Татьяна Петровна?

– Конечно же, правильно говоришь, Олежек! И я тоже Маше говорила все время, что ты вернешься, что не сможешь без нас жить! Надо только перетерпеть немножко, подождать, когда у тебя эта дурь пройдет… Со всеми ведь мужиками такое бывает, это же понимать надо… А она что сотворила, а? Женю этого в дом привела… Ведь глупо это все, ужасно глупо! Ну подумала бы сама – какой этот Женя отец Павлику? Родного отца никто не заменит… Конечно, с родным отцом лучше, и говорить нечего! Да разве ж она меня послушала, а? Я уж не стерпела, к сестре уехала… Не могла на все это глядеть!

– Да, да, Татьяна Петровна, как раз об этом я и хотел с вами поговорить… – с трудом пробился Олег сквозь словесный поток тещи. – То есть помощи у вас попросить…

– А какой помощи, Олежек? Ты только скажи, я все сделаю…

– В общем, делать ничего особо не надо. Просто поддержать меня, когда я приду.

– Так поддержу, конечно… Да мы с тобой в два счета этого Женю выставим, что ты!

– Да… Маша сегодня допоздна на работе будет, я только что с ней говорил…

– Ага, ага. У нее в это время всегда работы много бывает, я знаю. Отчеты какие-то срочные…

– Значит, Женя сегодня раньше Маши должен домой заявиться, ведь так?

– Да, так. Да, я поняла тебя, Олежек… Знаешь, чего я тебе посоветую? Заявись-ка ты раньше, чем он, с вещами… Чтоб он видел и понимал все. Что ты к себе домой вернулся, а ему, стало быть, уйти надо. В общем, веди себя с ним как хозяин в доме. Да ты ведь и так хозяин, если по большому счету, Олеженька!

– Да, спасибо за совет, Татьяна Петровна. Сейчас же поеду и вещи свои соберу.

– Ага… Я тоже сейчас быстренько соберусь да приеду. Вместе и встретим этого Женю, пока Маши нет…

– Да, так будет еще лучше, Татьяна Петровна. Приезжайте. Тут надо решительно действовать, вы правы.

– Я мигом… Я мигом… Как хорошо, что ты мне позвонил, Олежек! Новости хорошие сообщил… Мне уж тоже надоело тут у сестры подъедаться, домой хочется. Ой, да неужели у нас все будет так, как раньше, а? Поверить не могу прям…

– Будет, Татьяна Петровна, обязательно будет. Все возвращается на круги своя. Так и должно быть, наверное.

– Да, Олеженька, да…

– Ну, все тогда? До вечера, Татьяна Петровна? Вы в котором часу домой приедете?

– Так в пятом часу где-то…

– Замечательно! И я к этому времени заявлюсь. Может, чуть раньше… А запасные ключи от квартиры по-прежнему у соседки хранятся?

– Да, у нее. Я ей сейчас позвоню, чтобы ключи тебе отдала.

– Хорошо. До встречи, Татьяна Петровна!

– До встречи, Олежек… До встречи…

Олег улыбнулся, глянув на свое отражение в потухшем экране телефона. Все-таки он у тещи имеет успех… Всегда она на его стороне была и сейчас тоже. Да разве другая теща поддержала бы его в этой ситуации, несколько подлой для ее дочери?

Впрочем, сейчас не об этом надо думать… Надо ведь еще с Риточкой разобраться, перетерпеть ее истерику. Риточке его неожиданное бегство явно не понравится. Да и кому бы понравилось, интересно? И как бы ей все объяснить, чтобы поняла…

Хотя можно и без объяснений обойтись. Потому что с Риточкой объясняться – только хуже себе и ей делать. Она все равно не услышит и не поймет, а он только время потеряет. Надо просто войти в квартиру, молча собрать вещи и молча уйти. Без объяснений. Обойдется без них Риточка. Хорошенького помаленьку, как говорится.

Подъехал к дому, резво взбежал по лестнице на третий этаж, открыл своим ключом дверь. Заранее слепил на лице непроницаемое выражение, но, похоже, оно не пригодится. Потому что Риточки дома нет! Ура, ура! Ускакала куда-то по своим обычным делам – или на посиделки с подружками, или на маникюр, или еще куда. Неважно…

Прошел в спальню, по пути выволок с антресолей чемодан. Бросил его на смятую с ночи постель, открыл дверцу шкафа, принялся кидать в чемодан свои вещи.

Собирался быстро, экономя каждую минуту, – вдруг Риточка вернется. Поставил чемодан в прихожей, накинул куртку… Подумал – а с ключами как быть? Просто на кухонном столе оставить? Но это уж совсем нехорошо как-то… Риточка названивать начнет, выяснять, в чем дело.

Надо ей записку написать, вот что. Какую-нибудь ерунду, приправленную романтикой. Чтоб Риточке не было так обидно.

Сел на кухне за стол, принялся писать. Получалось довольно неплохо, все в Риточкином глупо-сентиментальном духе. Даже не знал, что он может так лихо письма писать… «Прости, малыш, но мы разные с тобой люди. Я понял, что недостоин тебя. Ты позже все бы поняла, что ошиблась во мне… А я не хочу этого, не хочу! Не хочу мучительного выяснения отношений!»

Так, молодец он… Отлично просто! Надо еще что-нибудь втиснуть слезливое. И добавил к написанному: «Ведь мы бы не хотели видеть агонию любви, правда? Расставшись, мы с тобой спасем свою любовь…»

О, а это что-то до боли знакомое получилось, что написал… Вроде бы песня такая есть, в его юности популярной была. Из каждого утюга звучала. Что-то там еще было про снежинки, которые на ресницах таяли… Неважно, в общем.

Оставил записку на столе, положил сверху ключи. Ну все, можно сваливать… Домой пора, домой! Хватит с него романтики, наелся досыта.

Ровно в четыре он позвонил в дверь той самой соседки, у которой хотел взять ключи. Она открыла, глянула на него с любопытством. Потом перевела глаза на его чемодан. И проговорила немного насмешливо:

– Ишь, Машенька-то на моде нынче стала… Один мужик в доме живет, другой сбежал да возвращаться намылился… Чего тебе от меня надобно, а? Чего в дверь звонишь?

– Ключи хочу взять от квартиры. Татьяна Петровна всегда их у вас оставляет на всякий случай, разве не так?

– Ну да, оставляет… А ты что, и есть тот самый всякий случай, да?

– Выходит, что так.

– Да ладно, не суетись. Татьяна-то полчаса назад в подъезд вошла, я видела. Дома она.

Соседка еще раз ухмыльнулась, глядя на его чемодан, и захлопнула дверь. Олег пожал плечами и тут же услышал за спиной радостный говорок Татьяны Петровны:

– Заходи, Олеженька, заходи! Выходит, я раньше тебя домой заявилась… Заходи, родной, заходи!

Он втащил в прихожую чемодан, и Татьяна Петровна указала ему на другой чемодан, притулившийся под вешалкой:

– Вот, я его вещи уже собрала, Жени этого… Успела до твоего прихода. Нехорошо, наверное, чужие вещи собирать, я понимаю, а с другой стороны – отчего ж нет, если все так быстро получилось? Чего тянуть-то? Он, кстати, придет в шесть часов, я Павлику звонила, узнавала. Он его должен после тренировки встретить.

– Может, мне пока убрать свой чемодан, а, Татьяна Петровна?

– Нет, пусть в прихожей стоит! Пусть он увидит, что ты не в гости пришел, а совсем вернулся.

– Ну да, ну да… Верно все говорите, пусть увидит! Я вот только переживаю, что Маша рассердится, что мы с вами так…

– Не переживай, Олежек. Пусть рассердится. Как рассердится, так и успокоится. Я вот поговорю с ней…

– Не надо, Татьяна Петровна. Предоставьте это мне, с Машей я сам разберусь. И с Женей тоже сам поговорю, ладно?

– Хорошо, хорошо… А пока идем на кухню, я покормлю тебя. Успела до твоего прихода котлеток навертеть… Я ж знаю, как ты любишь мои котлетки! Скучал по моей стряпне, признавайся?

– А то… Конечно, скучал. Не то слово…

Ровно в шесть они оба вздрогнули от звонка в дверь. Татьяна Петровна проговорила испуганным шепотом:

– Это они… Женя с Павликом…

Олег сам открыл дверь и, не глядя на Женю, раскинул руки навстречу Павлику:

– Привет, сын! Я соскучился! Ну, иди же скорей сюда, иди… Прости меня, что долго не приходил… Я больше никуда не уйду, я обещаю тебе, мы теперь всегда будем вместе!

Павлик перешагнул через порог и остановился, глядя на Олега растерянно. Потом поднял глаза на Женю, будто ждал от него чего-то. И тут же выскочила из-за спины Олега Татьяна Петровна, затараторила ласково:

– Что же ты застыл, Павлик? Видишь, папочка твой вернулся! Ты разве не рад? Он теперь всегда с тобой жить будет, он же твой папа! Ты ведь хочешь этого, правда?

– Не давите на него, Татьяна Петровна… Дайте опомниться хотя бы… – тихо произнес Женя, с тревогой глядя на Павлика.

– А не надо мне диктовать, что делать! Кто ты такой, чтобы тут командовать? Я пока что в своем доме нахожусь, понятно?

Татьяна Петровна тут же ухватила за локоть Павлика и повела за собой вглубь коридора, приговаривая на ходу:

– Иди, Павлик, иди в свою комнату… Не надо взрослым мешать. Пусть они поговорят, а ты иди…

Павлик оглянулся на Женю. Всего лишь на секунду. Но этого хватило, чтобы разглядеть на его лице горестное смятение и вопросы незаданные – что вы, мол, делаете, взрослые… Зачем так с дядей Женей, зачем? Вы его обижаете сейчас, а мне почему-то стыдно…

Ничего такого на лице мальчика не увидели ни Олег, ни Татьяна Петровна. Только Женя улыбнулся ему ободряюще – ничего, мол, держись, будь мужчиной! Так бывает, ничего не поделаешь…

– Пойдем на кухню. Поговорим… – деловито произнес Олег, мотнув головой.

– Что ж, давай поговорим, – согласился Женя, идя вслед за ним на кухню.

Сели за стол, Татьяна Петровна встала в дверях, сложив под грудью полные руки.

– В общем, разговор у нас будет короткий, Жень… – первым заговорил Олег, глядя на свои ладони. – Тебе надо сейчас уйти, как ты сам понимаешь. Уйти, потому что я вернулся. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что Маша меня любит, а не тебя. Это во‑первых. Во-вторых, у меня здесь сын… И Маша моя законная жена, это тоже тебе понятно, надеюсь. Так что можно считать ситуацию вполне анекдотической – муж вернулся и любовника в доме застал. А как там дальше в анекдоте, не помнишь? Я ведь могу тебя и с балкона сбросить, имею право. Возражения у тебя какие-то есть? Выкладывай, я тебя внимательно слушаю.

– Да, есть возражения, Олег. Самое главное возражение – почему мы без Маши сейчас говорим? Это ведь она должна решить… Если Маша скажет мне уйти, я тут же уйду. А без Маши…

– Ой, да что ты за Машину юбку-то хватаешься, господи! – не удержалась от комментария Татьяна Петровна. – Своего, что ли, ума нету, скажи? Как Маша ему скажет, смотри-ка… Что она тебе скажет, что? Она ж любит Олега, пойми! Я мать, я лучше знаю свою дочь, понятно? Не надо ее ни о чем спрашивать, просто уйди, и все! Я уж и вещи твои собрала… Видел, чемодан в прихожей стоит?

– Я думаю, Татьяна Петровна права, Жень… – тихо проговорил Олег. – Зачем ставить Машу в неловкое положение? Ты ж понимаешь, как ей будет трудно тебе сказать… Это ж Маша, она всегда была такой, ей трудно обидеть кого-то. И я тебе больше скажу, Жень… Я понял, что она очень хочет, чтобы я вернулся. Мы виделись с ней сегодня… Вот, посмотри…

Олег вытащил из кармана телефон, сунул его под нос Жене.

– Видишь, мы вместе, да? Видишь? Так что пожалей ее, уйди без объяснений. Так лучше будет всем. Ну ты ж мужик, ты должен понять… Сделай первый шаг, она тебе только благодарна за это будет. Не надо никаких объяснений и выяснений… И даже звонить ей не надо. Зачем? Пожалей ее… Она так переживает эту ситуацию… Что ей придется что-то тебе объяснять… Будь же мужиком, Жень! Прошу тебя!

Женя ничего не ответил. Встал, молча вышел из кухни. Прошел в прихожую, подхватил чемодан… И, обернувшись к Олегу, спросил тихо:

– Можно я к Павлику ненадолго зайду? Поговорю с ним…

– Не стоит. Зачем его травмировать? Я сам ему все объясню. Я ж его отец, а не ты.

Женя кивнул, вышел за дверь. Спустился на лифте на первый этаж, дошел до машины, погрузил в багажник чемодан. Все это проделал почти автоматически, будто во сне. Потом не помнил, как ехал до дома. Слышал, что телефон все время звонит. Видел на экране имя – «Марина». Не отвечал… Не хотел. Не мог…

– Женя, что это? Почему ты с чемоданом? Что произошло, Жень? Ты с Машенькой поссорился, да?

Ольга Васильевна сыпала испуганными вопросами, не могла удержаться. Женя молчал, стаскивая с себя куртку, потом проговорил устало:

– Не спрашивай меня ни о чем, мам… Потом поговорим, ладно? Я не могу пока…

– Хорошо, хорошо! Просто Марина мне все время звонит, спрашивает, что с тобой, почему на ее звонки не отвечаешь. А я не знаю, что говорить… Я и без того очень волнуюсь! Что мне ей сказать, Жень?

– Ничего не говори. Я потом ей отвечу, позже.

– Да, поняла, поняла…

Женя ушел в свою комнату, плотно прикрыл за собой дверь. Весь остаток вечера Ольга Васильевна подходила к его двери на цыпочках, прислушивалась беспокойно.

Тихо было за дверью. Тревожно тихо. Не выдержала и постучала, спросила осторожно:

– Жень… Ты ужинать будешь? Или чаю хотя бы выпей… Что с тобой, Жень?

– Да, мам… Я сейчас приду на кухню. Поговорим.

Голос у Жени был хриплый и тихий, были в нем нотки еще какие-то… Удивленного горестного недоумения были, как ей показалось. И сердце зашлось от жалости к сыну – почему ему так не везет, почему? Вроде так счастлив был рядом с Машенькой…

Повернулась, ушла на кухню, едва сдерживая слезы. Но понимала, что плакать нельзя – только ее слез и не хватает сейчас бедному сыну. И даже улыбнулась, когда он вышел на кухню и сел за стол, спросила почти беззаботно:

– Так ты есть будешь или нет? У меня голубцы сегодня… Удачные получились!

– Нет, не буду, мам. Не хочется. Лучше поговори со мной… Наверное, я большую глупость сейчас сделал, не знаю. А может, наоборот…

– Да что случилось, объясни? Ты же не объяснил ничего!

– Да что тут объяснять… Олег к Маше вернулся и попросил меня уйти. Я ушел… Вот и все объяснение.

– А Маша? Маша тоже попросила тебя уйти?

– Нет… Нет, ее дома не было.

– И что? Ты разве не мог ей позвонить и спросить, кого из вас она выбирает?

– Не мог… В том-то и дело, что не мог.

– Но почему, Жень? Почему?

– Не знаю, мам, как тебе объяснить… Мы ведь с ней так решили – мол, придумаем себе любовь. Ее между нами нет, но мы просто придумаем. А если придумаем, значит, она будет. Заранее неверный посыл, да? Как думаешь? Нельзя же взять и придумать себе любовь… Еще и взаимную…

– Нет, Жень, все не так, не так… – немного помолчав, тихо ответила Ольга Васильевна. – Ты сам себя сейчас обманываешь, Жень. Это ты с Мариной когда-то придумал любовь, понимаешь? Вернее, придумал свою к ней любовь… Внушил себе с детства, что любишь ее, и сам в это поверил. Обманул сам себя. А потом взял и полюбил по-настоящему, Машеньку полюбил! Ведь любишь ее, скажи?

– Да, люблю… Я с ней только понял, какое это счастье – любить. Свободно любить, без унижения и страданий. Да, я был счастлив все это время…

– А Маша? Почему ты все за нее решил? Может, она тоже… Возьми и позвони ей, прямо спроси!

– Нет, не могу. Как я ей позвоню, я же ушел. Сам ушел… Она вернется домой, а там Олег. А я ушел… Надо было остаться, а я ушел! Теперь простить себе этого не могу! Но что теперь говорить об этом, ничего уже назад не вернешь.

– Сынок, сынок… Что ж ты у меня такой нерешительный, а? Что ж у тебя за характер такой? В который раз обвиняю сама себя – наверное, это я тебя таким воспитала… Потому что одна растила, без мужа… Да, это я во всем виновата, только я!

– Мам, прекрати… Ни в чем ты не виновата. И все, не будем больше об этом, прошу тебя.

– Хорошо, не будем… Я только спрошу… Ты что, к Марине вернешься теперь, да?

– Нет. Не вернусь. Один буду жить. Не прогонишь?

– Да ну… О чем ты? А Марина-то опять мне звонила, пока ты у себя в комнате был. Плакала в трубку, представляешь? Помощи у меня просила… Ну, чтобы я тебя с ней помирила. Мы долго с ней говорили… Представляешь, она теперь утверждает, что всегда любила тебя. Что ты ее идеальный избранник, что совершила большую ошибку, когда решила с тобой расстаться. И что у вас якобы такая расчудесная гармония в отношениях была… Мол, в паре так и должно быть, чтобы кто-то был сильнее другого, неважно кто – мужчина или женщина. Ты знаешь, я даже ей возразить не могла, так убедительно у нее все это звучало! Она ведь и впрямь сильнее тебя, а ты слабее…

– Да, так раньше и было, мам. Я тоже считал, что это правильно, что это и есть та самая любовь и гармония. А теперь нет… Теперь я другой стал. И не хочу быть слабым. Хотя что я говорю – я же только что был слабым… Позволил себя выгнать, позволил собой манипулировать. Но все равно я чувствую, что стал другим, понимаешь?

– Понимаю. Значит, не будешь мириться с Мариной… Ей ведь тоже все это хорошим уроком было, я думаю…

– Нет. Не буду. Не хочу. Я сейчас вообще ничего не соображаю, если честно. Будто под воду нырнул и вынырнуть не могу, дышать нечем.

– Ну не пугай меня. Иди лучше спать. Утро вечера мудренее. Говорят, с новыми обстоятельствами просто переспать надо, какими бы они ни были. А утром проснешься и подумаешь обо всем уже по-другому!

– Хорошо, мам… Я тогда к себе пойду, ладно?

– Что ж, иди… А Марине-то мне что сказать? Она ведь опять названивать будет!

– Ничего не говори. Просто не отвечай, и все. Я сам потом с ней поговорю, пусть она больше тебя не терроризирует.

– Да уж… Иначе и не скажешь – терроризирует! Видимо, во что бы то ни стало решила тебя вернуть. Ладно, иди… Иди спать, сынок. Все будет хорошо, все наладится как-нибудь…

Маша открыла своим ключом дверь, крикнула в глубину квартиры:

– Женя, Павлик, я дома! Устала как никогда… Что ж вы меня не встречаете, а?

– Почему же, встречаем…

Маша вздрогнула, услышав голос Олега. И уставилась на него удивленно, когда он вырос перед ней в прихожей. И спросила чуть хрипло:

– Ты… Ты что здесь делаешь? Почему ты…

– Потому что я твой муж, а не Женя. Я вернулся, Маш. Я домой вернулся. Я не могу без тебя, понимаешь? И без сына не могу.

– То есть… Как это? А Женя где? – спросила Маша, сама удивляясь, как нелепо звучит ее вопрос.

– А Женя ушел… Это ж сразу было понятно, Маш. Я тебе еще днем сказал в кафе… Помнишь? Маринка теперь одна, и она позвала его обратно. Он и ушел… Я знаю, что она его позвала. Говорил с ней сегодня утром.

– Как это… ушел? Вот так взял и ушел? И мне ничего не сказал?

– Ну, я не знаю, почему он тебе не сказал… Видимо, решил, что так будет лучше. Да и неловко ему, наверное. Может, понадеялся, что ты и так все поймешь, без лишних разговоров. Не я должен отвечать тебе на эти вопросы, я твой муж все-таки! Почему я что-то должен знать про твоего любовника? Мне дела нет до него! Пусть еще спасибо скажет, что я его с балкона не сбросил!

– Он не любовник, Олег. Он… Он…

– Ну? И кто же он? Может, тебе паспорт мой показать, где черным по белому написано, что я твой муж? А он, стало быть, любовник!

– Но ты же ушел! Ты к другой ушел! Какой ты мне муж после этого? И не смей больше про Женю говорить, что он любовник!

Олег смотрел на нее, все больше удивляясь. Как, как она с ним разговаривает, откуда эта дерзость взялась? Так и хочется ответить резко, на место поставить… Но нельзя, не та ситуация. Не та…

Вздохнул, проговорил чуть снисходительно:

– А ты изменилась, Маш… Я еще в кафе это увидел…

– Да, я изменилась. И я не ждала тебя обратно. Так что можешь не изображать из себя подарок, потому что это смешно выглядит, Олег.

– Смешно? А мне сейчас вовсе не до смеха… Я, между прочим, не только к тебе вернулся, но и к сыну. У нас с тобой сын есть, ты не забыла?

– По-моему, это ты про него забыл… Не звонил, не находил времени пообщаться. Разве не так?

– Маш… Что мы с тобой ссоримся, а? Стоим в прихожей и ссоримся. Ну что это, в самом деле…

– Да, ребятки, хватит уже отношения выяснять! – выскочила в прихожую как черт из табакерки Татьяна Петровна. – Потом все меж собой выясните, а сейчас давайте ужинать будем! Мы ведь с Олегом даже за стол не садились, тебя ждали, когда ты с работы придешь. А Павлика я уже накормила, он спать лег. Ему завтра вставать рано…

– Я не хочу есть, мам. Я тоже спать лягу. Мне все как-то осознать надо… Я не понимаю пока ничего…

– Ой, да что тут понимать, доченька, что тут еще понимать! Твой муж законный домой вернулся, а ты… Нет, я понимаю, конечно, тебе покочевряжиться перед ним надо, понимаю. Вроде того не прощу тебя, подлый изменщик, потому что гордая я, ага. Понимаю. И Олег тоже понимает… Правда же, Олег?

– Конечно, Татьяна Петровна… – живо подхватил Олег, косясь на Машу. – Я очень даже хорошо понимаю, я виноват, ужасно виноват! Могу даже на колени встать, я не гордый… Хочешь, Маш, я перед тобой на колени встану?

Он даже сделал некое движение, будто и впрямь собирался упасть на колени, но Маша махнула рукой сердито:

– Не надо, Олег, прекрати этот цирк, ради бога! Я так устала сегодня… Даже не понимаю, что происходит… Как же так, не понимаю…

– Жалеешь о том, что Женя ушел?

– Да! Жалею, Олег! Жалею! Да! – запальчиво произнесла она, резко к нему обернувшись.

– Ну ладно, хорошо… Я и это вынесу, что ж… Если я виноват… Я пойму…

– Хватит, ребятки, хватит… – снова вступила в их диалог Татьяна Петровна и даже попыталась погладить Машу по плечу, но та поморщилась и увернулась неловко. – Ладно, хватит уже… Иди, Машенька, спать ложись, если устала. Отдыхай. Утром встанешь, и все уже будет по-другому, поверь. То есть все у нас будет по-старому… Забудем плохое, будто его и не было. А как еще жить иначе? Все вернулось на круги своя, и слава богу. Иди, Машенька, иди…

В спальне Маша легла в кровать не раздеваясь. Долго лежала, закрыв глаза, пытаясь осознать то, что случилось. Или понять хотя бы. Женю понять. Наверное, его можно понять… Марина позвала, и он не мог не уйти. Но почему тогда с ней не поговорил, не объяснил? Почему вот так? Неужели испугался с ней объясняться?

Выходит, что испугался. Ушел. Значит, не получилось у них любви. Значит, нельзя себе ее придумать. А она ведь уже поверила, что все получилось, поверила! А Женя… А Женя решил уйти. Не прощаясь. Наверное, духу не хватило на объяснения. Да еще и Олег вернулся некстати… Или все-таки кстати. Для Жени… Мол, так проще всего будет. Когда все вернутся на свои места…

Очень хотелось плакать, но слез не было. И уснуть тоже не удавалось. Господи, как же так, почему все так получилось? Хотя, может, и не могло быть по-другому. Любовь не терпит экспериментов, наверное. Наказывает потом за такие эксперименты…

Услышала, как Олег тихо вошел в спальню, как лег рядом с ней, осторожно положил руку на плечо.

– Ты спишь, Маш?

– Сплю.

– А почему в одежде? Давай я тебе помогу платье снять…

– Я сама, не надо. И вообще… Не трогай меня, пожалуйста. Даже не прикасайся ко мне, понятно?

– Да, конечно… Я же все понимаю, Маш. Я очень виноват перед тобой, да. Поверь, я очень тебя люблю… И верю, что ты меня простишь. Не сразу, со временем… Я буду ждать столько, сколько нужно. Сколько тебе нужно…

«…Давай мы с тобой сыграем в прятки, и я тебя искать не буду… Я найду себе намного лучше, я найду себе совсем другую…»

Мелодия звучала во сне так явственно, что Женя проснулся и поднял голову от подушки, пытаясь понять, откуда она звучит. Неужели и правда во сне? Так громко и так… Так больно?

Да, больно. Ему было очень больно. А еще он видел во сне тот самый золотой пляж в Феодосии, Машу видел в голубом сарафане. Она такая красивая в этом легкомысленном сарафане, такая… Такая родная… И песня эта рефреном звучит. Их песня…

Наверное, они и правда в прятки играли, а не любовь себе придумывали. То есть Маша играла в прятки. От Олега пряталась. А он вернулся, и Маша нашлась. И не стало необходимости другую любовь придумывать. Потому что нельзя ее придумать, нельзя! Если любишь одного, то с другим ничего не придумается!

Что ж, пусть она будет счастлива. Пусть. А он будет ее помнить. И любить…

– Жень, ты на работу не проспишь? Половина восьмого уже! – услышал он за дверью голос матери.

– Да, мам, встаю!

– Я тебе блинчики с творогом на завтрак приготовила. Сейчас кофе сварю. Вставай.

– Встаю, встаю…

На кухне Ольга Васильевна осторожно глянула на него, спросила тихо:

– Как ты, Жень?

– Все хорошо, мам. Все хорошо, не волнуйся.

– Марина опять с утра мне звонит… Спрашивает, почему ты на ее звонки не отвечаешь. Я ей сказала, что ты телефон отключил… А она чуть не заплакала от обиды, правда! Вот хоть убей меня, а никак не могу представить Марину плачущей! Ты бы поговорил все-таки с ней, а? Если не хочешь к ней возвращаться, так и скажи. Не прячься.

– Прости, мам. Да, надо мне было еще вчера с ней поговорить, прости…

– Ой, да ладно, не извиняйся. Завтракай спокойно. Успеешь еще, поговоришь.

Женя включил телефон, когда сел в машину и выехал со двора. И тут же услышал звонок, на дисплее высветилось имя «Марина».

– Да, слушаю… Что ты от меня хочешь, Марин?

– Ой, Жень… Ну наконец-то! Зачем ты меня так мучаешь, скажи? Ведь знаешь, что я тебе названиваю… А ты телефон отключил! Трудно ответить, да?

– Трудно, Марина. Ты права, очень трудно. Потому что мне не хочется с тобой говорить. Да и не о чем.

– А вот тут ты не прав, Жень… Нам очень даже есть о чем говорить. Мне многое нужно сказать тебе, Жень!

– Например?

– Например, что я люблю тебя. Я даже и не подозревала раньше, как я сильно тебя люблю. Недооценивала тебя, не думала о тебе… Я только сейчас поняла, какой дурой была, Жень! Прости меня, а? Прости…

– Мне не за что прощать тебя, Марин. Все в порядке.

– Правда? Это правда, Жень? Ой, как я рада… Значит, ты вернешься ко мне, да?

– Нет. Не вернусь.

– Но почему, Жень? Ведь ты любишь меня, я знаю!

– Нет. Я другую люблю.

– Это Машку, что ли? Да брось… Не можешь ты ее любить, не можешь! Зачем ты меня обманываешь?

– Я не обманываю тебя. Это правда.

– Ой, ну не говори так, не надо! Какая Машка, Жень? Что ты себе придумал? Вернись, а? Я все поняла, я буду другой… Обещаю тебе… А к Машке же все равно Олег вернулся, ты ей не нужен вовсе. А мне очень нужен… Давай сегодня вечером встретимся и поговорим, ладно?

– Нет, Марин, нет… Я не могу. И говорить больше не могу, мне на работу надо, уже опаздываю.

– Но погоди… Погоди, Жень! Еще минутку! Это что же получается… Это ты мне хочешь сказать, чтобы я квартиру освобождала, да? Но мне некуда идти, Жень… Некуда…

– Я ничего такого сказать не хочу, Марин. Живи столько, сколько тебе надо. Я пока у мамы поживу. Когда определишься с жильем, тогда и съедешь.

– Да как я определюсь, как? Ну Жень… Ну что ты, в самом деле… Как еще с тобой говорить, не понимаю? Я и так всю ночь не спала… Хватит уже, возвращайся, не мучай меня! Я другой буду, обещаю тебе! Самой хорошей женой буду!

– Все, Марин, не могу больше говорить… И не звони мне, пожалуйста, больше. Очень тебя прошу. Все…

Она еще что-то говорила, и он торопливо нажал на кнопку отбоя, поморщился от досады. Так непривычно было слышать, как она просит, как унижается… И даже нелепо как-то. Зачем она? Зачем… Ведь ясно сказал – не вернется!

Телефон тут же затрезвонил снова, и на экране высветилось – «Марина». И ничего не оставалось, как снова его отключить. Потому что совещание с утра назначено, а он и без того на него опаздывает…

– Маш… Ну чего ты как неживая? Олег вертится вокруг тебя, в глаза заглядывает, а ты… Нельзя же так, Маш, нельзя!

Татьяна Петровна проговорила все это свистящим шепотом, оглядываясь на дверь кухни, потом глянула на дочь с укоризной:

– Не узнаю тебя, Маш… Ты ж так любила мужа, куда все подевалось-то? Ведь любила, скажи?

– Да, любила. Очень любила.

– А теперь что? Если любовь была, так она ж никуда не делась! Только не говори мне сейчас про Женю своего… Ну что тебе этот Женя? Да разве его рядом с Олегом поставишь? Олег, он же такой… Да любая женщина бы мечтала рядом с ним оказаться!

– Ну, если любая… Вот и живи с ним сама, мам.

– Что?! Что ты сейчас мне сказала? Ты почему хамишь, а? Я что, заслужила такое хамство, по-твоему? Ничего себе…

– Прости, мам, я не хотела. Само вырвалось как-то. Прости…

– Да я-то прощу, что ж мне еще остается. Я же мать, я таковская была, все стерплю. А вот ты… Ты это… давай. Гордыню-то свою притормози маленько. Погордилась и хватит. Олегу ведь тоже могут надоесть твои капризы, учти!

– Да разве я капризничаю, мам? Я вовсе не капризничаю…

– Ага… Мне-то не надо сказки рассказывать! Ходишь с кислым лицом, внимания на мужа не обращаешь! А раньше вокруг него вьюном вилась! Ой, смотри, доченька, перегнешь палку с гордыней-то… Олег парень видный, на него спрос всегда будет!

– Ну пусть… Я ж его не держу…

– Ишь ты, смелая какая нашлась! Без мужа хочешь остаться, Павлика отца родного лишить? У тебя умишко хоть какой есть, скажи? Да другие бабы с ума сходят, чтобы мужа в семью вернуть, по гадалкам бегают, привороты делают, деньги бешеные за это платят… А твой к тебе сам пришел, с повинной головушкой! А ты… Не понимаю я тебя, хоть убей, не понимаю! Какого еще рожна тебе надо, а?

– Ты все сказала, мам? А то мне идти надо…

– Что значит все сказала, не пойму? Это ты что сейчас имеешь в виду? Вроде того… заткнись, мать, все равно я тебя не слушаю?

– Ну, если исключить это грубое «заткнись». То да, примерно все так и есть. Я сама со своей жизнью разберусь, мама. Не говори мне ничего больше, не надо.

– Да уж, разберешься ты… Больно самостоятельная стала, смотрю!

– Так давно пора… Сколько можно твоим умом жить?

– А то ты плохо жила моим умом! Ведь все хорошо у тебя было, счастлива с Олегом была! И я для вас старалась, из кожи вон лезла! А теперь что? Теперь ерунда какая-то происходит, прям видеть не могу, как ты от него морду воротишь!

Татьяна Петровна всхлипнула, отвернулась к плите, демонстрируя Маше оскорбленную спину. И проговорила слезно-гнусаво:

– Я же мать, я же сердцем переживаю за тебя… Вчера опять ночь не спала, тахикардия была страшная… Вот помру в одночасье, узнаешь тогда! Пожалеешь, вспомнишь, что я тебе говорила, да поздно будет…

– Все, мам, все… Успокойся, пожалуйста. Давай я тебе валерьянки накапаю?

– Да ты себе лучше валерьянки накапай, а не мне! Может, сама успокоишься и хоть улыбнешься мужу!

– Ну, мам… Перестань, пожалуйста…

– Ладно, иди. Куда ты там торопилась? Иди…

Маша выскочила из кухни так поспешно, будто сбегала. Ей вообще казалось, что она в последнее время не живет, а сбегает… От Олега сбегает, от мамы. Любой повод находит, чтобы уйти из дома. Уйти и унести свою тоску непонятную…

Ну откуда, откуда эта тоска? Ведь все равно ничего не вышло у них с Женей, и мама права, надо бы радоваться возвращению в семью Олега. А у нее не получается радоваться, хоть убей. Вот и третьего дня никакой радости не получилось, когда Олег решил романтический вечер устроить. Никогда раньше не делал ничего подобного, а тут…

В тот пятничный вечер она задержалась на работе – корпоратив был по случаю юбилея начальника. Еще и мама позвонила, сказала, что к сестре на выходные едет и Павлика с собой забирает. Потому она и домой не торопилась – не хотелось этот вечер вдвоем с Олегом провести. Только в десятом часу домой заявилась, открыла своим ключом дверь…

И застыла на пороге. И не поняла ничего сначала…

В квартире было темно, вдоль всего коридора горели свечи. Тут же выглянул из спальни Олег, проговорил с нежностью в голосе:

– Иди… Иди сюда, Машенька. Я ужин романтический приготовил…

Она пожала плечами, сняла пальто и сапоги, прошла меж рядами свечек в спальню. И там были на полу свечки… Очень много свечек. И столик низкий журнальный с ужином. С шампанским. С фруктами. Подушки диванные вокруг столика брошены. Красота да и только.

– Садись, Машенька, садись… Сейчас я шампанское открою… А еще я твой любимый салат сделал, смотри… И семгу в фольге… Все, что ты любишь, Машенька!

Она села на одну из подушек, протянула руку, отщипнула пальцами виноградину, задумчиво сунула ее в рот. Проговорила тихо:

– Я есть не хочу, извини, на работе у нас корпоратив был. И шампанского тоже не хочу. Так что зря ты старался, наверное.

Она видела, как изменилось его лицо, как пробежала по нему судорога досады. Но тут же исчезла, и снова проявилось то самое приторное выражение услужливости.

– Ну хотя бы символически пригуби… Возьми бокал, Машенька. И послушай меня, пожалуйста, ладно?

Она взяла в руки бокал, кивнула почти равнодушно – говори, мол…

– Я хочу тебе сказать, Машенька… Вернее, хочу еще раз прощения попросить… Только сейчас осознаю до конца, как сильно я перед тобой виноват, какую боль я тебе принес. И только сейчас осознаю, как сильно я тебя люблю… Видимо, чтобы это понять, надо совершить какую-то глупость. Я клянусь тебе, что больше никогда. Ничего подобного… Я всю жизнь буду верен тебе, клянусь.

– Ой, Олег, не клянись, не надо. Зачем? Высокопарно звучит, не находишь? – произнесла она чуть насмешливо, поворачивая бокал в пальцах. – Когда тебя предали один раз, могут предать и потом. И даже не в этом дело… Не в этом…

– А в чем, Машенька? Ну что, что мне еще надо сделать, чтобы ты поверила мне?

– Я не знаю… Я и правда не знаю. И сама не понимаю, что со мной происходит…

– Но ведь ты любишь меня, правда? Я же знаю, что ты меня любишь! Скажи мне, Машенька…

Олег чуть подался вперед, глядя ей в глаза. А она молчала, не знала, что ему ответить. Язык не поворачивался сказать: «Да, люблю». Ведь не скажешь же ему в такой момент, что она совсем в другие глаза хотела бы посмотреть…

Олег не выдержал этой опасной паузы, вскочил на ноги, шагнул к музыкальному центру, нажал на нужную кнопку, и в комнату плотной волной вошла мелодия – та самая мелодия их любви.

…Веди меня в танце к своей красоте Под горящую скрипку, Танцуй со мной сквозь страх, Пока я не окажусь в безопасности…

Да, это их мелодия. Нежная, красивая. И вот уже Олег ей руки протягивает, приглашая на танец. Наверное, у него до мелочей продуман весь этот романтический вечер. Во время танца он будет ее обнимать нежно, потом поцелует. И она должна будет разомлеть и растаять, и он подхватит ее на руки, и… Нет. Нет! Не будет этого. Не получится у нее. Не получится, не получится, черт возьми! И подскочила с подушек, бросилась прочь из комнаты испуганной ланью, сшибая на ходу свечки. Только слышала, как Олег чертыхается тихо, пытаясь эти свечки собрать. Еще и пожара, мол, им сейчас не хватало…

Закрылась в ванной, дала волю слезам. И за себя было обидно, и за Олега тоже. Ну как, как он не понимает, что все уже не может быть так, как раньше? Что предательство делит любые отношения, пусть самые замечательные, на «до» и «после»?

Да, простить можно все, конечно. А с памятью что делать, с той самой энергией прошлого счастья? Она ведь уходит, улетучивается после предательства. И вроде вот оно, то же самое, на словах и в поступках, даже лучше, и в стараниях романтичнее… А главного нет. Счастливого и безмятежного полета любящей души уже нет…

И нельзя обмануться прощением, нельзя. И вернуть прежние времена нельзя, когда очень хотелось и романтики, и поцелуев, и разговоров о любви. Обиды как таковой нет, но и не можешь уже ничего. Не можешь, не можешь!

Плакала долго, отчаянно. И почему-то рефреном к отчаянию звучала та самая их с Женей мелодия: «…давай мы с тобой сыграем в прятки, и я тебя искать не буду…» Ну зачем, зачем она звучит? Чтобы ей еще горше стало? И картинка эта видится, как они с Женей идут по краю моря, взявшись за руки… Зачем?

Проплакавшись, подумала грустно – надо ведь что-то решать, как дальше жить. Наверное, надо сказать Олегу, что ничего у них больше не будет. Честно сказать. Да, надо сказать…

Умылась холодной водой, глянула на себя в зеркало. Боже, какие глаза тоскливые… Вот бы мама сейчас ее увидела, обязательно сказала бы что-нибудь в своем духе! Мол, Олег для тебя с романтическим ужином расстарался, а ты опять кочевряжишься как ненормальная!

Да, мама права. Она ненормальная. Пусть Олег уходит от нее, пусть ищет себе нормальную. Пусть…

Вышла из ванной, увидела, что никаких свечек уже нет. И в спальне свет не горит. И стол романтический убран. И когда это он все успел? Будто и не было ничего… Лежит на кровати, глаза закрыты. Но видно же, что не спит!

– Олег… – позвала тихо. – Я же знаю, что ты не спишь, Олег… Может, нам надо все же расстаться, а? Ты же видишь, не получается ничего…

Он долго молчал, потом произнес тихо:

– Ложись спать, Маш, ты устала… Ты просто устала за день, я понимаю. Ложись и спи. Не будем мы с тобой расставаться, потому что… Потому что я не хочу. И тебе надо просто успокоиться и понять, что все у нас по-прежнему, все хорошо. Может, я просто тороплю события, прости… Трудно простить, я понимаю.

– Да не в этом дело, Олег…

– Не надо сейчас говорить ничего, пожалуйста. Дай мне время, Маш. И себе тоже дай время. Оно все обиды лечит, поверь. Все будет хорошо, Маш, вот увидишь. А сейчас ложись и спи, ты устала. Тебе просто выспаться надо, Маш…

Вернувшаяся воскресным вечером Татьяна Петровна с любопытством заглядывала им в лица, но ничего не спрашивала. Только потом шепталась о чем-то с Олегом на кухне. Хотя и понятно… о чем. И Павлик спросил вдруг у нее виновато:

– Мам… А ты ведь будешь мириться с папой, правда?

– Так мы и не ссоримся… Почему ты спросил?

– Ну… Просто так. Конечно, вам надо помириться, я понимаю. Знаешь, мам, я тебе честно скажу… Дядю Женю мне тоже жалко. Правда. Вот если бы можно было жить и с папой, и с дядей Женей…

– Ну что ты, сынок… О чем ты… – не удержалась от неловкого смешка Маша, отворачивая от сына лицо.

– Да я понимаю, что так нельзя. Но мне все равно жалко дядю Женю… Неужели я его больше никогда не увижу? Вообще-вообще? Он же мне обещал, что мы на каток пойдем… Я узнавал, каток уже работает, а я еще ни разу там не был.

– Так папу позови… Он с тобой сходит.

– Так я уж звал… Он сказал, что потом как-нибудь. Когда у него время будет. А его никогда у него не бывает, я знаю.

– Хорошо, Павлик, я папе скажу, он сходит с тобой на каток. В следующее воскресенье уже сходит.

Павлик кивнул, но видно было, что не очень-то ей поверил. Вернее, в такую возможность не поверил. И она только вздохнула, не зная, что еще ему сказать… К тому же в дверь кто-то позвонил, надо было идти открывать.

Открыла… И глазам своим не поверила. За дверью стояла та самая фифа. То есть малыш. Та самая неземная любовь Олега с надутыми губами и задорно выпирающей грудью. И голос у нее был такой же – задорно-наглый:

– Позови Олега, мне поговорить с ним надо! Он дома?

– Нет. Он с работы еще не пришел.

– Не ври! Он должен быть дома, я знаю!

Маша даже растерялась от такого напора, но тут же услышала за спиной голос мамы:

– С кем ты разговариваешь, Маш? Кто там пришел?

– Это… Это… Даже не знаю, как сказать…

– Дай я гляну! – решительно отстранила ее мама, шире распахивая дверь.

Маша даже рот ладошкой прикрыла, представляя, что сейчас будет… И нисколько не удивилась, когда увидела, как мама грудью пошла на этого малыша, приговаривая довольно громко:

– Пошла отсюда, шалава подзаборная, слышь? Стоит тут, шары выпучила! Щас как съезжу по этим шарам, так и полетишь кувырком с лестницы, все свои пришитые титьки растеряешь! Пошла, пошла!

– Мам, прекрати, ты что… Не надо так, мам… – попыталась урезонить ее Маша, да только не тут-то было, потому что Татьяна Петровна уже вошла в раж, несдобровать бы малышу, если бы соседская дверь не открылась и не прозвучал голос молодой мамаши Лидочки:

– Татьяна Петровна, что вы кричите так? Я только что ребенка спать уложила… Что случилось, Татьяна Петровна?

– Да ничего, Лидочка, ничего… Видишь, ходят тут всякие, жить мешают… Можно бы и с лестницы спустить, да, боюсь, много шуму будет. Или потерпишь, Лидочка?

Рита не стала ждать, что ответит соседка Лидочка, быстро бросилась вниз по лестнице, неловко семеня ногами, обутыми в модные сапоги.

Остановилась уже на первом этаже, заскулив от отчаяния, и прислонилась спиной к батарее. Решила тут подождать Олега… Может, он и правда еще домой не пришел.

Ждала она недолго. Вскоре открылась дверь, и в подъезд вошел Олег, деловито снимая перчатки. Риточка бросилась к нему, дрожа от отчаяния:

– Мася! Масечка, это я… Я за тобой пришла, Масечка… Я же люблю тебя, я не могу без тебя! Меня же сейчас чуть не убили, представляешь? Еще бы немного, и…

– Кто тебя чуть не убил? – растерянно спросил Олег, пугливо отстраняясь. – Ты что, в дверь моей квартиры звонила, да?

– Да… Мне сначала твоя бывшая открыла, а потом… Потом не знаю… кто. Ее мать, наверное…

– Понятно. Только она не бывшая, а настоящая. Она моя жена, Риточка. Я к жене вернулся, можешь ты это понять? Я ж тебе написал все… Ты что, не читала?

– Читала… Но я не поняла, Мась… А как же я? Ты же говорил, что любишь меня…

– Ну, может, и любил. Потом разлюбил. Так бывает, ничего не поделаешь.

– Но со мной так нельзя. Мась… Ты что… Я не на помойке себя нашла, чтобы со мной можно было вот так!

– Все, Рита, все… Не будем больше ничего выяснять, я все тебе сказал. Уйди, Рита, и больше здесь никогда не появляйся, от души тебе советую. У моей тещи рука очень тяжелая, она и впрямь может тебя с лестницы спустить. Иди, Рита, иди… Всего тебе самого наилучшего!

– Мась… Я не могу, не могу…

– Все! Все, я сказал! – почти выкрикнул он довольно злобно, так, что Риточка отпрянула и сделала пару шагов назад. И даже чуть присела на тонких ножках от страха.

Потом повернулась и пошла к двери, чуть пошатываясь. Он смотрел ей вслед, ничуть ее не жалея. Даже странно было, что никакой жалости внутри нет, а есть только досадное удивление – как, как его на это приключение угораздило? Теперь вот расхлебывай все последствия. И бог его знает, сколько времени еще надо будет расхлебывать…

Зашел домой как ни в чем не бывало. Маша, увидев его, проговорила почти весело:

– Тут твоя пассия приходила, Олег… Поговорить с тобой желала.

– Ну что ж делать, Маш… Приходила и приходила, не обращай внимания. Забудь, Маш…

Она пожала плечами и тут же услышала, как звонит ее телефон в комнате. И поспешила ответить, обрадовалась так, как давно ничему не радовалась:

– Катя! Привет! Как хорошо, что ты позвонила! Погоди, я сейчас дверь в комнату закрою…

– А что, не хочешь, чтобы твои домашние наш разговор слышали, да?

– Не хочу, Кать… Рассказывай, как у вас дела! Светлану Ивановну из больницы выписали? Сергей Васильевич здоров? Как Денис? Как дети?

– Да все хорошо, в общем… Да, Светлану Ивановну выписали, она хорошо себя чувствует. И Денис вроде вздохнул… Он так испугался, когда она заболела! И прогнозы были просто ужасные… Но ничего, мы ее выходили. Все обошлось, слава богу.

– Молодцы… Рада за вас. Хорошие новости, Кать!

– Да, такие вот новости… И про твои новости я тоже знаю, Маш. Про Олега знаю…

– Откуда? Я ж тебе не говорила…

– А мне Кирюша сказал. Он же с Павликом в чате переписывается, вот Павлик и сообщил, что папа вернулся.

– А… Понятно.

– Ну? Чего ты замолчала, Маш? Как у тебя с Олегом-то?

– Да никак. Не знаю, что тебе ответить, Кать. Не знаю.

– Понятно, что ж… Мне бы на твоем месте тоже было неуютно, если честно. А еще мне Женю жалко, Маш… Представляю, как Олег его нагло выставил…

– Нет. Он сам ушел. Сам… К Марине ушел…

– Да ты что? А я не знала… Я ведь звонила ей недавно, она мне ничего не сказала. Странно даже.

– Ну, может, не захотела, не знаю…

– Маш, у тебя голос такой грустный! Кажется, вот-вот заплачешь! Что, все так плохо, да?

– Ой, Кать, не спрашивай меня больше, не надо…

– Ладно, потом поговорим. Скоро ведь Новый год… Теперь и не знаешь даже, кого звать, кого не звать… Такая хорошая компания была, а теперь и не знаешь! Но тебя я точно хочу позвать! Приедешь к нам, Маш? Ну, и Олег тоже… Куда ж его теперь… А Маринку тогда звать не будем. И Женю тоже… Ой, даже не знаю, что делать, правда! С одной стороны, вроде все ко всем вернулись, и хорошо, а с другой – осадок на душе остался после всех событий…

– До Нового года еще три недели, Кать. Долго еще.

– Ой, да предновогодье всегда очень быстро пролетает, ты же знаешь! Ладно, посмотрим… Как еще Денис решит, не знаю… Ой, а вот и он приехал с работы! Ну все, Маш, пока… Буду мужа кормить…

– Пока, Кать. Денису привет передавай.

– Передам. Пока-пока…

Марина услышала звонок в дверь и бросилась в прихожую, на ходу поправляя растрепавшиеся волосы. Открыла быстро, увидела соседку Юлю и отступила на шаг, произнесла разочарованно:

– А, это ты, Юль… Входи…