Решение импульсивное и не совсем обдуманное.
Никогда ещё не попадала в такую щекотливую ситуацию. Мысли хаотично мечутся в голове, так что виски простреливает боль. Или это из-за внезапного перепада температур. В коридоре было прохладно, в ванной Громов успел напарить так, что по спине начинает струиться пот, а волосы прилипают к шее и лбу. От влажности они пушатся ещё сильнее, чем обычно. Впору залезть к Матвею в ванну и, отобрав душевую лейку, освежиться. Только я этого делать не собираюсь, как и объяснять предкам, что в нашем санузле забыл голый парень. По крайней мере, сегодня. Вряд ли они поверят в то, что это лишь акт доброй воли по спасению Матвея от дяди Тагира. Скорее они решат, что в их отсутствие мы занимались сексом.
Представляю, как бы вытянулось лицо папы, распахнулись в недоумении и без того огромные глаза мамы. Андрей засмеялся бы как конь, а Савва полез бы в лоб с вопросами типа: какого лешего на незнакомом парне делают его вещи. Он тот ещё собственник.
Это знакомство точно стоит отложить до лучших времен.
О чём я вообще думаю? Каких времен?
Громова надо по-тихому выставить из квартиры и посыпать порог солью, чтобы не смел больше здесь появляться.
Глубоко вдохнув, медленно оборачиваюсь. Слава богу, Матвей додумался воспользоваться шторкой для ванны, а я думала, эта вещь бесполезна… Если б не она, то сейчас я наблюдала бы голую задницу незнакомого парня, а вместо этого рассматриваю ромбовидный узор под цвет кафеля.
Зеркало запотело, в воздухе клубится горячий пар. Громов решил свариться в кипятке? Не переставая шумит вода. Он ведь только был из душа? Какого лешего опять полез тратить чужую воду?
Это какой-то фетиш?
— Громов! Матвей… — шепчу, аккуратно ступая по влажному полу. — Я принесла одежду. Вылезай давай! Побыстрее!
— Коротышка? — вопросительные интонации в голосе по ту сторону шторы веселят. — Какого хрена ты там забыла?
— Ты сам предлагал на тебя посмотреть. Всё уже, передумал? — шиплю, сваливая принесённую одежду на стиральную машину. — И прекрати меня так называть! Можно быть повежливее, я вообще-то спасаю твою задницу…
— Ты умеешь удивлять… хочешь, залезай ко мне, согрею… Я как раз думаю о тебе.
— Говори потише, мы теперь не одни. — Пропускаю мимо ушей пустую болтовню.
В прихожей смеются братья. Мама звонит папе и напоминает об ужине в ресторане. Отец может и не приехать, особенно если внезапно вылезет внеплановая операция.
— Подашь полотенце? Хозяева нагрянули? — Громов заворачивает кран, и шум воды стихает. — У тебя проблемы будут из-за этого?
Тысяча и один вопрос, словно мы давние друзья. И его совсем не смущает, что я стою в метре от того места, где он принимает душ и, судя по запаху, воспользовался моим земляничным гелем.
Неожиданно смущает мысль о том, что голубая штора для ванны — это то немногое, что отделяет от меня голого и почти незнакомого парня.
Нет, я в курсе, как у них там всё устроено и даже не так давно в арт-студии рисовала на мастер-классе голого натурщика, весьма одарённого природой. Но то был профессиональный интерес. Эстетическая красота мужского тела. Плавные линии. Изгибы.
А сейчас я думаю совсем не о линиях на своих чертежах, и угол в девяносто градусов представляется в воображении иначе. Пристально вглядываюсь в мужскую тень. Похабщина.
Лера, что с тобой?!
Прочищаю горло и, схватив сухое полотенце с крючка, протягиваю Матвею.
— Хуже. Мои родители.
— Кто? — Судя по скрипу и приглушённому мату, Громов поскользнулся и растянулся в керамическом корыте.
Так ему и надо, горе-герою-любовнику. Сегодня явно не его день.
— Блть… копчик отбил. Ле-ра, мать твою, это шутки такие? — возмущенно, но голос наконец понизил.
И имя моё вспомнил. Какая прелесть.
— Шутка была про горничную. Упс. Не думала, что ты поведешься, — плююсь сарказмом.
Складываю руки на груди и прислушиваюсь, что творится за дверью.
Судя по голосам, братья расходятся по комнатам, а мама чем-то активно шуршит в прихожей. Боже, почему я пустила его в эту ванную, ближайшую ко входу? Одно лишнее движение, и мы спалимся!
— Лерун, это ты? — кричит она, проходя мимо нас. — Ты в порядке?
Вот ведь бли-и-ин. Ломиться сюда она, конечно, не будет, но вопросов избежать становится всё труднее.
Громов высовывает из-за шторки мокрую голову и, округлив глаза, таращится. У парня намечается весёлый денек, посвящённый знакомствам с родителями. Начал с дяди Тагира, который, будь его воля, свернул бы этому балбесу шею, и грозит закончить семьёй лечащего врача собственного отца.
И мне эта мысль совсем не нравится. Не после того, что рассказал папа о Громове-старшем и о его лечении.
— Я здесь. Собираюсь, — произношу, повышая голос.
— Надеюсь, ты не намочила волосы? Нам пора уже выдвигаться, я только немного освежусь и вызову такси. Отец и Илья будут ждать нас на месте, — говорит мама.
— Хорошо… Я уже почти всё… — запинаюсь, давясь воздухом, потому что Громов наконец отдёргивает штору, выбираясь наружу.
Останавливается напротив и, склонив голову, изучающе прокатывается взглядом по моему лицу.
Теперь, когда мы находимся во влажном тесном пространстве ванной и его полуголое тело занимает собой большую часть помещения, я не знаю, куда пристроить свои глаза.
Смотрю на мужские бёдра, обмотанные моим розовым полотенцем, и не могу сдержать короткого истерического смешка.
— Тебе идёт, — усмехаюсь и отворачиваюсь. — Переодевайся. И выходим. Я первая, ты за мной. Моя комната в самом конце коридора…
— Хочешь познакомить меня со своими предками? Не слишком ли ты торопишь события, Лерун? — произносит дразняще, судя по звукам, начинает одеваться. — Посмотришь?
— Даже не мечтай.
— Это ответ на какой вопрос?
— На оба! — вскрикиваю.
Он выводит меня из себя, играя на моём ангельском терпении, доброте и не совсем стабильных нервах.
Два коротких удара в дверь, заставляют меня подпрыгнуть и прижать ладонь к левой стороне груди. Сердце колотится так, будто стремится вывалиться наружу.
— Лерка, ты с кем там разговариваешь? — удивлённо тянет Савва.
— Тае голосовое пишу… — лепечу испуганно.
Тихий смех Громова щекочет затылок. Не глядя на парня, сжимаю кулак и завожу руку за спину.
— Ауч!
Попала.
— Меткий удар. Поставленный, — хрипит Матвей, но уже на тон тише. — Тебе так приглянулись мои яйца, что всё не можешь оставить их в покое? То согреть хотела, теперь разбить всмятку? Совсем не бережёшь.
— На твои причиндалы я не претендую, — шепчу, поглядывая на дверную ручку. Савва не пытается вломиться, значит, поверил в басню с голосовыми сообщениями для подруги. — Радуйся, что дядя Тагир их не оторвал и тебе в рот не засунул. Пожалуйста, подумай о сохранности своих гениталий молча. И послушай дружеский совет: в ближайшее время здесь не появляйся.
— А мы уже стали друзьями? — звучит насмешливо.
— Даже не надейся…
Матвей снова издаёт смешок, а я борюсь с желанием обернуться и попытаться убить его взглядом.
Пар понемногу начинает рассеиваться, и дышать влажным тёплым воздухом становится чуточку легче. Правда, потеть меньше от этого я не стала. Это то ли от нервов, то ли от близости незнакомого полуголого парня, которого, кажется, совсем не смущает ситуация, в которую он попал.
Нужно собираться в ресторан на ужин с семьей, и я точно не могу появиться там в таком виде. С прилипшими к шее и лбу волосами, которые от влаги в воздухе начинают пушиться больше, чем обычно, и в пропахшей потом футболке.
— У этой Наргиз остался мой телефон и коллекционная пара кроссовок. Сможешь забрать, по-дружески?
— Нет!
— Ты в курсе, что, когда злишься, похожа на маленького злобного гнома?
Мне мерещится, что он касается кожи на шее пальцами, снимая с неё волосы, но, когда стремительно оборачиваюсь, парень стоит на приличном расстоянии. Нахально усмехается, приподняв уголки губ, из-за чего возле глаз собираются мелкие мимические морщинки, добавляя суровому, заостренному лицу Громова очарования. Сердце замедляет ход.
Матвей, засунув руки в карманы спортивных штанов Саввы, которые ему почти впору, покачивается с пятки на носок и назад.
Босой. Опять.
— Там есть носки.
— Тебя смущают голые мужские ноги? А что будет, если тебе показать чл…
— Хватит! — обрываю его резко и громко, выставив вперёд руку. — Я хочу, чтобы ты не шлёпал по коридору, а тихо прокрался, или вместо моей комнаты отправишься прямиком назад на лестничную площадку.
— Ого! Ты скрываешь меня? Я первый парень, которого ты рискнула пригласить в гости и сразу затащить в ванную? Это потому, что не можешь устоять перед моим природным обаянием?
Возвожу глаза к потолку, сжимая кулаки. И почему я всё ещё его спасаю?
А, ну да… в детстве я всегда тащила домой всех уличных кошек, котов и котят. Моими стараниями довольно скромная квартира, в которой мы тогда жили, становилась ещё меньше, а животных, которых родители не успевали раздавать по знакомым, — всё больше. С тех пор прошло много времени, у мамы появилась аллергия на все возможные виды шерсти домашних животных. Поэтому ни кота, ни собаку мы по итогу так и не завели. А привычка помогать брошенным и драным котам никуда не исчезла.
— Громов, ты слишком много берёшь на свой счёт. Мне просто стало тебя жаль, — произношу, глядя в болотного цвета глаза Матвея.
На щеке справа, прямо на скуле, у него есть крупная, идеально круглая родинка. Мой взгляд смещается туда, а затем плавно стекает на губы парня. Они выглядят мягкими, в меру пухлыми и неожиданно манящими. К ним хочется прикоснуться кончиками пальцев или прижаться своими губами. Чего я, конечно, никогда не сделаю. Никогда.
— Потому что я тебе понравился, — утвердительно тянет Громов и склоняет голову набок. — Ещё в нашу первую встречу.
Надеюсь, мои щеки покраснели от духоты, а не оттого, что я вдруг смутилась под пристальным взглядом Громова.
— Ты совсем не в моём вкусе.
— Спорим, докажу обратное?
— Воздержусь.
Матвей хмыкает. Он выглядит расслабленным, не таким хмурым, как на вечеринке у Клима или в красном “Мини Купере” своей подружки. Его настроение определённо улучшилось с того времени. И я не хочу думать о том, что могла стать причиной этих улучшений. Скорее всего, во всём виноват секретный секс с Наргиз.
— Идём уже отсюда. Зачем нужно было устраивать здесь настоящую сауну?
— Мои бубенцы немного замёрзли, — пожимает плечами, — пытался согреться. Теперь они распаренные, тёплые и гладкие. Хочешь потрогать?
— Нет, я погорячилась. Мне совсем тебя не жаль.
Отвернувшись к двери, открываю замок и толкаю её плечом. В коридоре пусто. Из другой ванной слышится шум воды, видимо мама принимает после работы душ. Братья о чём-то громко спорят на кухне, в ожидании когда мы с родительницей будем готовы к выходу.
Обернувшись, показываю Матвею, куда надо идти. Он с серьёзным видом кивает, будто мы играем в шпионов. Опять хочется закатить глаза. Еле сдерживаюсь.
Первой пробегаю в свою комнату, гостеприимно приоткрывая дверь. Громова дважды приглашать не приходится, и он в несколько бесшумных шагов оказывается рядом. Вопросительно приподнимает брови, застыв на пороге. С тихим рыком заталкиваю его внутрь и как раз вовремя: лохматая голова Саввы выглядывает из-за поворота.
— Малая, ты собралась, или как?
— Почти.
Выдохнув, плотно прикрываю за собой дверь.
Громов бесцеремонно растянулся на моей незаправленной постели, как будто она только его и ждала. Парень с интересом рассматривает мою комнату, скользя взглядом по стенам. Даже успевает сунуть нос в открытый ноутбук, перед тем как я захлопываю крышку и уношу его на стол.
— Мы все сейчас уйдём, тебе нужно будет выйти самому и захлопнуть дверь, — говорю, бегая из стороны в сторону.
Собираю разбросанные по углам вещи и прячу в шкаф. Я не очень аккуратна, и у меня редко бывают гости. Тем более парни. Точнее, их не бывает совсем.
Громова ничего не смущает, он, забросив руки за голову и согнув ногу в колене, наблюдает за моими перемещениями. За тем, как я, растопырив пальцы, пытаюсь пригладить распушившиеся волосы. Как двумя пальцами тру под глазами, стирая осыпавшиеся чёрные точки от туши, и достаю из шкафа, откуда вываливается ком одежды, который я запихивала туда раньше, чистые джинсы. Белую рубашку снимаю с вешалки в другом отделении. Слава богу, она оказывается глаженой.
Аккуратно раскладываю вещи на кровати и свожу брови на переносице. Где мои чистые носки?
— Я никуда не спешу, — флегматично отзывается Матвей.
У меня от его пристального взгляда покалывает затылок, жжёт кожу между лопатками и нервы сворачиваются в канаты.
— Ха-ха. Очень смешно. Будь здесь и не шуми!
Наспех принимаю душ, стараясь не намочить волосы, и, кутаясь в халат, возвращаюсь назад в комнату. Братья всё ещё шумят на кухне, а из родительской спальни в коридор падает тонкая полоска света. Времени всё меньше.
Громов уже не лежит на кровати, теперь он сидит за моим столом и с интересом перебирает гору эскизов и мелких чертежей, которые я обычно рисую наспех, когда приходит вдохновение. Все более масштабные работы находятся в столе — в папках, и в компьютере — в программах.
— Положи на место! — шиплю, шлёпая парня по руке ладонью.
Он выпускает из пальцев листки и переводит на меня взгляд.
— Хочешь стать второй Заха Хадид?
— Я удивлена, что ты знаешь, кто это!
— Я тоже поступал в наш вуз, если ты не в курсе.
— Мечтал стать архитектором? — в неверии распахиваю глаза.
Образ хама, мажора и прожигателя жизни никак не вяжется с выбором этой професси.
Громов загадочно улыбается, приподнимая плечи.
— Планировал. Вот видишь. Мы идеальная пара. А ты всё ещё сопротивляешься.
— Для идеальной пары у нас слишком мало точек соприкосновения. Одной любви к линиям маловато.
— Можем поискать ещё.
— Этот подкат тоже не считается. Отвернись. Мне нужно переодеться.
Матвей тихо свистит, но неожиданно не спорит. Крутанувшись на стуле, разворачивается ко мне спиной.
Быстро сбрасываю с себя халат и натягиваю джинсы. Я уже застегиваю почти все пуговицы на рубашке, когда слышу:
— Знаешь, для девственницы ты слишком смелая. Впустить в дом незнакомого парня, вломиться к нему в ванную, раздеться перед ним.
Вскинув голову, встречаюсь с грязно-зелёными насмешливыми глазами в маленьком зеркале на окне. И понимаю, что всё это время Матвей лишь делал вид, что не смотрит на меня. Он всё прекрасно видел. И, судя по его потемневшему взгляду, ему очень даже понравилось увиденное.