Дефект плацебо

Глава 27. АЛИНА

Несколько дней тянутся вечность. От шагов за дверью каждый раз внутри холодеет.

Все что делаю, читаю и слоняюсь по дому, пытаюсь изучить его. Благо это не входит в запрет в отличии от приема пищи. Поесть здесь можно только до двух часов дня. После этого в холодильнике лежат только вода и неизвестные мне таблетки.

От сегодняшнего осмотра гинеколога я отказалась, аргументируя отказ своей липовой справкой.

— Зря, — жмет плечиками Бахмал.

В платье она вполне сошла бы за какую-нибудь китайскую принцессу.

— Артур знаешь как работает пальчиками. Настоящий профессионал.

Она мило хихикает и уходит вниз. В такие моменты кажется, что мы просто соседки без страшного приложения в виде этого места.

Нужно действовать, но мне страшно. Мамаша потеряла всякий интерес с тех пор, как втолкнула меня в эту комнату.

Поднимаюсь с кровати и на ватных ногах иду в ее комнату. Каждая девочка имеет право на один звонок в неделю. Кому-то проверенному. Стучусь в уже знакомую дверь, но не слышу шагов.

Пока все заняты осмотром, у меня есть возможность остаться незамеченной. Дергаю ручку и на удивление она поддается.

— Я стучала, — начинаю мямлить, когда прямо перед собой вижу владелицу комнаты.

— А я сказала, что можно зайти? — ухмыляется, — чего надо?

— Позвонить, — вся моя минутная решительность улетучивается и коленки предательски начинают дрожать.

— Кому?

— Хасану.

Смотрит на меня с удивлением.

— Я вчера звонила ему. Затерялся. Как всегда торчит где-то.

Проходит вглубь помещения к столу. Открывает один из ящиков и достает оттуда кнопочный телефон. Вводит цифры.

— Если не ответит, больше звонить не дам. Сама выбрала, — говорит с какой-то гордостью.

Хозяйка положения. Видно, как она получает удовольствие от власти которая есть в ее руках.

Прикладываю телефон к уху, слушаю хриплые гудки из динамика.

Один, второй, третий...

— Я же сказала, — складывает руки на груди.

Четвертый, пятый...

— Давай сюда.

— Алло, — доносится до меня грубый, такой же хриплый как и гудки, голос.

— Хасан-джан, — выдыхаю в трубку, — со мной все хорошо.

В трубке молчание, но мне и этого достаточно. Он поднял! Поднял!

— Спасибо за шанс, — не знаю как рассказать ему о том что мне страшно.

Что эти два дня были сущим кошмаром. Что я не спала, боялась что меня задушат. Не ела, чтобы не отравили. Пила только после того как видела, что из этой бутылки уже кто-то пил.

— Я верю в тебя.

Голос дрожит или мне кажется?

— Я не подведу, — слезы подступают к глазам, стараюсь не моргать.

Писк разрывает тишину и я убираю телефон от уха.

— Надо же как ты привязалась к нему. Не влюбилась ли часом?

Мамка смотрит на меня с подозрением.

— Нет, — отрицательно качаю головой.

— Сегодня вечером будут гости. Готовься. Одень красное.

— Бахмал говорила...

— А теперь говорю я, — подходит ближе, — попытаемся продать тебя дороже. Будь хорошей девочкой, ты обещала Хасану.

Она гладит меня по голове. Нежно, по-матерински.

В голове моментально прокручиваются недавние события.

Мы сидим с Леоном в куче фотографий и чертежей.

Чертежи этажей, подвала, двора. И фотографии всех кто может быть опасным. Прямо как в шпионском фильме.

На фото мамки стоит красный жирный крест.

— Если думаешь, что попадалово может подстерегать только от мужиков, которые захотят выебать тебя, то ошибаешься. Эта мразь страшнее всех клиентов.

В 90-х слухи поползли, что на Петроградке одна баба своих сестер под мужиков подкладывает. Бизнес целый развернула. Те оказывали такие услуги, что у мужиков голова кружилась. Запись в очередь велась. Пока слушок до Королева не дошел. Захотелось ему воочию узреть самовылепленную сутенершу. Он уже тогда выстраивал свой собственный город на костях. Найти такую сучью мразь, которая торговала своими сестрами — редкая находка.

Леон морщится и замолкает. Неужели у убийцы есть какие-то нормы морали?

— Что было дальше? — прошу продолжить.

— Когда он пришел, дверь ему открыла девочка. Пухлые губы, большие синие глаза. Дочкой ее оказалась. Та сидела в тюрьме, и прямо там родила. Я часто видел эту девочку у Короля. Он забрал ее к себе и насиловал. А потом она исчезла.

— Он... Убил ее? — облизываю пересохшие губы.

Леон молча смотрит на меня, и я понимаю все без слов.

— Я могу идти? — отстраняюсь от ее рук.

— Иди, — разрешает, а я буквально сдерживаю себя, чтобы не бежать отсюда сломя голову.

Залетаю в комнату, сажусь на кровать и обхватываю свои ноги.

Момент, которого я боялась больше своей смерти настал.

Долго сижу перед зеркалом. Бесцельно вожу расчёской по коротким волосам. Сама не знаю какую преследую цель. Хорошо выглядеть? Вряд ли в данный момент мне хочется именно этого. Скорее тяну время.

— Я бы на твоём месте накрасилась ярче, — доносится до меня.

Бахмал лежит на кровати и листает журнал. Ловлю себя на зависти. Настоящей. Черной. Она под защитой, не обязана посещать подобного рода рауты, но я уверена что справилась бы лучше именно она.

— Для чего мне привлекать к себе внимание?

Пожимаю плечами, окидываю равнодушным взглядом ряд косметических средств на туалетном столике.

— Чтобы кому-то понравиться. У мужиков частенько срабатывает инстинкт собственника, отделаешься малой кровью.

Ледяной пот прошибает снова. Пальцы начинают дрожать. Так просто было геройствовать в квартире с Леоном, играть в шпионов, чувствовать себя в безопасности когда он рядом. А теперь я абсолютно одна, в доме где творятся страшные вещи. Я даже не знаю что он думает на самом деле. Значило ли что-то для него произошедшее на кануне. Тогда мне казалось что значило, теперь я не знаю ответа. Даже гадать страшно, допускать что все это было простой манипуляцией для того чтобы я приняла его предложение. Знаю только одно: я не справлюсь. Если все зайдет слишком далеко, не смогу переступить и пойти дальше. Я все таки наношу косметику. Подвожу глаза, делаю алыми губы.

— Правильно, — улыбается Бахмал. — Инга бы не одобрила, выйди ты из комнаты серой мышью.

— Ее зовут Инга?

— Если не врет, — снова пожимает плечами.

Поражаюсь ее спокойствию. Я видела и других девушек. Наверное я выделяюсь из всех, своим взвинченным состоянием. Мои нервы на пределе, вздрагиваю от каждого внезапного звука. Звонок не успокоил, скорее наоборот прибавил лишних причин для сомнений.

Дверь отворяется без всякого стука. Встречаюсь с холодным взглядом хозяйки этого места.

— Долго возишься, — выражает недовольство.

Придирчиво оглядывает мой внешний вид.

— Ты говорила что работала официанткой? Где?

— Просто обычный паб, — бормочу невнятно. — Окраина Питера, ничего особенного.

— Значит с подносом справишься, — обрывает. — Будешь подносить напитки нашим уважаемым гостям. Допущу тебя в зал переговоров, и не дай Бог мне придется пожалеть об этом, понятно? Встань.

Повинуюсь ведомая каким-то инстинктом. Она сильнее меня и физически и морально. Сопротивление равно самоубийству, Бахмал красочно мне это продемонстрировала.

Мамка подходит ко мне вплотную. Берет своими грубыми пальцами за подбородок. От нее пахнет сладостью и гнилыми персиками. Удушливый, выедающийся запах.

— В глаза не смотреть, пока не попросят. Не навязываться. Не пытаться ничего вынюхать.

На последней фразе сильнее сжимает мой подборок, причиняет боль.

— И никаких отказов. Желание клиента закон. Любое желание. Это понятно?

— Да, — киваю и пытаюсь освободиться от захвата ледяных пальцев.

— У тебя сегодня дебют. Лично буду наблюдать за тем как себя покажешь. Если мне что-то не понравится, отправлю на вход облизывать ботинки.

Мамка победно улыбается, видимо тому ужасу, который теперь отчётливо читается в моем взгляде.

— Через пятнадцать минут жду тебя в переговорной, — бросает и выходит из комнаты, оставляет за собой приторный шлейф.

— Расслабься, она всех так запугивает, — пытается успокоить меня Бахмал.

— На входе действительно...

— Да нет, — смеётся, будто мы ведём речь о чем-то действительно смешном. — Но местечко она тебе правда подобрала элитное. За стол допускаются только важные гости. Вполне вероятно, что никому из них и дела до тебя не будет. А вот за дверью переговорной остаётся всякий сброд. Те, за кого пришли поручится. Сопровождающие, охрана. Эти никогда не откажут себе в лакомстве.

Прекрасно. Приглаживаю ладонями подол вызывающего яркого платья. Оказывается, так здесь выглядит везение.

Не хочу гневить судьбу. Спустя короткий отрезок дарованного мне времени, оказываюсь там, где меня ждут. Пытаюсь себя убедить что все это игра. Киношные пробы. Мне просто нужно отыграть на камеру. Убедительно, так чтобы все поверили. Так легче. Если на мгновение допускаю что все правдиво, кровь моментально стынет в жилах, а во взгляде проступает животный ужас.

Инга хлопочет вокруг большого стола. Поправляет и без того ровный ряд бутылок. Что-то раздраженно цедит одной из девушек, которая волей случая попадет ей под горячую руку.

— Новенькая?

Перевожу взгляд на молодого человека.

Темный костюм. Руки сложены за спиной. Под пиджаком четко проступают очертания кобуры. Он стоит практически на самом входе. Обращается ко мне, но смотрит прямо перед собой. В этом доме полно охраны. Они снуют и внутри на улице, но не удостаивают девушек своим вниманием. Вообще никак не реагируют, словно на это существует строжайший запрет.

— Красивая.

Едва сдерживаю ухмылку. Повторяю за ним, тоже смотрю перед собой.

— А разве вам не запрещено? — озвучиваю догадку.

— А мы разве кому-то расскажем?

— Спасибо. За комплимент.

Невольно улыбаюсь, ровно до того момента пока не осознаю, что в данный момент предпочла бы выглядеть значительно хуже. Внимание внешнему виду здесь уделяют колоссальное. Мои волосы прежде, никогда не имели такой здоровый вид, а кожа никогда так не сияла. Злая ирония заключалась в том, что здесь мне это было совершенно не нужно.

Время тянется слишком долго. Даже икры начинает сводить от напряжения. Натянутые нервы начинают шалить.

Совсем недавно я выстукивала огромными каблуками по просторным холлам «Артериума», а теперь стояла на не менее высоких шпильках, в ожидании тех кого буду обязана ублажить.

Спустя полчаса в зале начинают собираться первые гости. Несколько пожилых мужчин занимают за столом места. Они слишком увлечены беседой и не обращают на меня никакого внимания когда я подношу им выпивку. Вообще не замечают моего присутствия, словно я пустое место. Немного расслабляюсь от этого. Надежда на то что у серьезных людей нет времени на подобную блажь, украдкой греет сердце.

Я ещё несколько раз подхожу к гостям, их число увеличивается. Внушаю себе что я обычная официантка и ничего страшного произойти не может. И мне удается в это поверить. Я почти расслабляюсь в волнах мнимого спокойствия.

Все меняется когда в комнату переговоров входит он. Появляется здесь последним и дверь за ним закрывается. Складывается впечатление что он нарочно тянул время, желал таким образом продемонстрировать свою значимость. За запертой дверью остаётся и охранник. Глупо конечно, но с его уходом я теряю внушительную часть своей уверенности, будто его нахождение здесь могло что-то изменить.

Мужчина кивает гостям, отодвигает стул. Щелкает в воздухе пальцами и бросает взгляд в мою сторону. Вижу, как в его глазах вспыхивает нездоровый блеск. Поспешно разрываю зрительный контакт. Наливаю в широкий стакан виски, прикладываю максимум усилий, чтобы не расплескать жидкость.

Вокруг становится невыносимо тихо. Словно перед грозой. Все замолкают и я несу напиток в гробовой тишине. Чувствую, как он меня разглядывает и мне совсем не нравится этот взгляд. Острый. Колючий. Словно вспарывает кожу и пробирается внутрь. Вижу как улыбка ломает его тонкие губы. Он уже все для себя решил, — вот о чем красноречиво говорит весь его вид. Наши пальцы соприкасаются когда я пытаюсь поставить на стол бокал. Он перехватывает их, обжигает ледяные руки. Становится очень страшно. Неизбежность захлёстывает. Самовнушение падает, обнажая мою ничтожность и незначительность.

Я на грани от того чтобы свалиться в обморок. Ну бывают же и здесь форс мажоры? Из ряда вон выходящие ситуации? И сама себе отвечаю, что не бывают. Любой проступок может стоит гораздо больше, чем я смогу отплатить.

Возвращаюсь на место. Примыкаю спиной к прохладной стене из кирпичной кладки. Стараюсь слиться с поверхностью. Мужчины за столом оживают. Щёлкают кнопки на папках, шуршат бумаги. Слышу все это сквозь бой крови в собственных ушах. Они говорят о каких-то поставках. Называют адреса, произносят фамилии. Я должна все запоминать, улавливать детали, но у меня ничего не получается. Только начинаю брать себя в руки, как развязный взгляд выбивает меня из колеи. Он откровенно скучает. Ясно даёт понять, что предложенные варианты ему не по душе.

— У меня и так все на мази. К чему мне риски?

Ослабляет манжеты, а после отправляет сигару в гильотину и отрезает ей кончик.

— Король щедр с теми кто работает с ним, — убеждает самый пожилой из всех присутствующих. — Он готов оставить шестьдесят процентов. Это больше чем половина.

— На кой черт мне половина, когда у меня есть все?

Зажимает сигару зубами. Огонь зажигалки вспыхивает и я слышу как трещит кончик.

— Потому что это его земля. И все что находится здесь, принадлежит ему, — поясняет как неразумному. — Он в праве отнять все.

— Если бы мог, давно отнял.

Ровное кольцо дыма выходит из его рта белым облачком. Ловлю себя на мимолётном восхищении. Он здесь как и я. Один против всех. Но держится значительно лучше.

— Не время мериться яйцами, с тобой решили разобраться по-хорошему, — в диалог врывается ещё один.

Когда-то наверняка симпатичное лицо, уродует глубокий шрам.

— Делишься, получаешь поддержку. Дополнительные схемы. Связи. Не делишься...

Гильотина снова приходит в движение. Кончик новой сигары красноречиво отлетает в сторону.

— Это Король так сказал? — нагло усмехается и встаёт из-за стола. — Тогда где же он? Почему лично не выдвинет свое предложение.

— Он поручил нам представлять его интересы. Мы обязательно передадим ему твое отношение к новым условиям, которые ты в любом случае примешь, — произносит с нажимом, чем ещё сильнее распаляет его.

— Моё отношение? — взгляд мужчины снова вспыхивает. — Моё отношение кроется в том, что ебал я его условия и все что ему принадлежит.

Вскрикиваю от неожиданности, когда он оказывается совсем рядом и грубо хватает меня за волосы. Подворачиваю ногу, не могу устоять на высоких каблуках. Инстинкт самосохранения берет свое. Забываю о покорности. Все что мне так усердно пытались вбить в голову в этом месте, вылетает напрочь. Кричу. Вырываюсь. Но кажется его это ещё больше заводит. Все мои отчаянные попытки вырваться, для него всего лишь игра. Так же играючи он несколькими жёсткими рывками разрывает на мне платье. Заламывает руки и кладет обнажённой грудью на стол. Я вижу перед собой чужие лица. Равнодушные взгляды. Мужчины. Нет, подобия мужчин, которые не способны встать на защиту женщины. Только вот женщина ли я? Имею право считать себя таковой, после всего на что подписалась?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Во все щели выебу, чтобы Королю было более доходчиво моё отношение ко всей этой затее.

Слышу как бряцает пряжка ремня. Слезы разъедают глаза солью. До крови кусаю губы, когда его пальцы заходят слишком далеко. Стирают грань. Отнимают последнюю защиту. Пытаюсь кричать, но он с такой силой вжимает мою голову в стол, что мне кажется я слышу как трещит мой череп.

Стук в дверь. Ещё и ещё. После она открывается и меня сметают со стола с такой силой, что я больно ударяюсь о стену.

Вижу на пороге охранника, который совсем недавно делал мне комплименты. Прижимаю ноги к груди, пытаюсь укрыться остатками ткани. Вижу его и понимаю что мне нет спасения. Я или умру, если соглашусь на все это добровольно, или меня убьют за то, что не подчинилась.

— Вам звонок, — невозмутимо протягивает трубку моему насильнику.

— Я ещё не закончил переговоры, звонок может подождать! — рявкает нечеловеческим голосом.

Он весь на взводе, его ноздри широко раздуваются. Злость или похоть, мне не удаётся различить. Прячу лицо в ладонях, отчаянно всхлипываю когда он снова надвигается.

— Я бы не беспокоил. Звонок действительно важный, — не сдается охранник.

Теперь мне становится страшно и за него. Я вижу налитые кровью глаза, агрессию, наполнившую металлом мышцы.

Его лицо меняется, стоит ему взять трубку и услышать голос. Как-то неестественно вытягивается, теряет былую надменность. Чудовищные метаморфозы. Я практически уверена, что он тоже боится. Ему страшно не меньше моего. Так и не произносит и слова. Кладет трубку, ошалело оглядывает толпу.

— Я все сказал! Сделки не будет! — выкрикивает истерично и вылетает из кабинета пулей.

Я хочу обрадоваться, облегчённо выдохнуть, но у меня не получается. Здесь ещё полно мужчин, которые стали свидетелями кошмарной сцены. Допускаю, что многие из них завелись. Это природа. От этого никуда не деться. Грех не воспользоваться тем, что тебе услужливо предлагают.

И Вселенная слышит мои мысли. Тот, чье лицо уродует глубокий шрам, приближается ко мне, опускается на корточки. Проводит широкой ладонью по затылку, собирает в кулак короткие волосы, не сильно тянет.

— Мудак, все настроение испортил.

Смотрит прямо в мои глаза, но реплика явно дарована не мне.

— Решать его надо, — отзывается пожилой. — Сколько можно былыми заслугами отца пользоваться. Лютый был на положении, по правилам жил, законы чтил. За правое всегда топил. И от дел по-людски отошел. А этот...

Сплевывает на пол, морщится, словно съел что-то горькое.

— Пусть Король сам решает, но я тебя поддержу. Валить надо. Берега совсем попутал, — отпускает волосы, позволяет снова уткнуться лбом в колени и тихонько всхлипывать.

Когда я снова позволяю себе поднять голову, в переговорной никого нет. Ни единой души. Только тяжёлый дым сигар и неровно брошенные стулья. Дверь тихо открывается и я затравленно оборачиваюсь на звук.

Конечно же, все не могло закончиться так просто. За мной обязательно вернуться.

— Держи, — охранник протягивает мне халат, помогает спрятать за толстым плюшем яркие ошмётки одежды. — Мне сказали тебя Ксюша зовут. Меня Леша.

Упускаю короткий смешок, один, второй, третий. А после взрываюсь самой настоящей истерикой.

Что я сейчас вижу в его глазах? Симпатию? Или мне совсем снесло голову на почве произошедшего.

— Держись от меня подальше, Леша, — бросаю грубо и резко.

Я черствею. Ощущаю это на ментальном уровне. Погибаю внутри и моментально покрываюсь коркой. Обрастаю панцирем. Это место не создано для каких либо светлых чувств. Здесь все пропахло алчностью, похотью. Рано или поздно все это наполнит мою душу. Уничтожит единственный лучик, блекло мерцающий в глубине. Только есть ли она? Инстинктивно трогаю пальцами грудную клетку, подушечки ощущают могильный холод. Нет ее. Ни души, ни сердца. Сама вынула и положила на блюдце. Только вот вместо того чтобы все это хранить, это цинично сожрали.

— С дороги.

Отталкиваю охранника, толкаю дверь и иду мимо разношёрстной толпы. Как заводная кукла шевелю руками и ногами. Пока позволяет механизм. Пока между лопаток крутится серебряный ключик, безумно напоминающий нож воткнутый в спину.