Дефект плацебо

Глава 31. АЛИНА

Просыпаюсь и сразу бросает в холодный пот. После вчерашнего кажется все страшным сном. Длинным и неправдоподобным. Но подушки скинуты на пол, простынь скомкана в ногах, а я лежу полуголая в комнате, которая всего на одну ночь стала спасением. Вспоминаю руки Леона, грубые поцелуи, жесткие объятия, и слеза стекает по виску. Я выжата полностью. Мне казалось, что он пришел для того чтобы забрать меня.

Но вместо того, чтобы спать в его доме, поднимаюсь с огромной кровати. Тело отзывается ноющей болью.

Помню отрывками, как хватал меня. Больно и с маниакальной одержимостью. Как что-то одновременно самое дорогое в его жизни и самое бесполезное. Как то, что жаль испортить и не жаль уничтожить.

Бреду в свою комнату, не обращая внимание на снующие туда-сюда мужские фигуры, и их голодные взгляды.

— Как все прошло?

Прислоняюсь спиной к двери и вижу перед собой Бахмал. Ее узенькие глаза загораются интересом.

— Лучшая ночь в моей жизни, — почти не вру.

— Какой он, расскажи?

Она подминает ноги под себя и ждёт.

— Ну...

Выдыхаю и ползу к кровати.

— Большой и сильный.

Поднимаю вверх запястье, рассматривая оставленные следы его пальцев.

— Старый?

— Нет.

— Извращенец?

— Наверное нет, — пожимаю плечами.

Хотя можно ли назвать секс с Леоном нормальным? Вряд ли.

— Ясно, — выдыхает Бахмал.

Кажется, что она разочарована моим рассказом.

— Ты знаешь, кто владелец этого всего?

Окидываю взглядом помещение.

— А зачем тебе это знать?

— Просто интересно.

— Девчонки рассказывали, что один раз их всех собрали в общем зале. Выстроили в длинную линию и раздели. Так и простояли пару часов, пока не пришел он.

— Они рассказывали как его звали?

— Хозяин.

Бахмал повела плечиком, и тонкая бретелька маечки спустилась ниже.

— Руками было запрещено трогать. Только ртом.

Наверное, в истории больше не было случаев, когда одного мужчину обслуживало более двухсот девушек. И у Калигулы не было столько.

— Так это все принадлежит ему одному?

Меня мало интересуют плотские утехи Королева. Хочу докопаться глубже. Не верю, что столько баб в одном помещении не разнюхали все о хозяине.

— Старая шлюха имеет долю. Она руководит домом очень давно. Возможно, что все записано на нее. Я точно слышала, что дом принадлежит женщине.

Киваю. Хоть что-то. Вряд ли бы Король стал настолько рисковать и вписывать свое имя в бумаги. Это и так понятно.

Отворачиваюсь к стене и закрываю глаза. Во рту до сих пор сушит, голова раскалывается, и я вскоре проваливаюсь в сон.

— Вставай, соня.

Бахмал трясет меня за руку, а я с трудом открываю глаза.

Она в красивом нижнем белье, с какими то рожками вкрученными в волосы, носится по комнате.

— Собирайся. Мамка сказала, что на сборы у нас полчаса. Приезжает какой-то особенный хрен.

— И что?

Спросонья не пойму о чем говорит соседка.

— И то, что у тебя очень мало времени, Ксюш. Появишься перед клиентом с таким лицом и тебя ждет наказание.

— Подожди... Какой клиент? У меня есть же...

— На встречу с вип-персонами собираются все, кого называют. Даже если ты купленная.

Нет. Мгновенно схожу с ума от услышанного.

Резко поднимаюсь с кровати, натягиваю халатик и вылетаю из комнаты.

Пробегаю по коридору мимо охраны, которая даже бровью не ведет в мою сторону.

— Что это значит? — врываюсь в комнату к мамке.

— Ты охуела?

Она поднимается со стула, ее взгляд не говорит ни о чем хорошем, но мне плевать.

— Меня купили! Купили! И сейчас Бахмал сообщает мне, что я должна собираться для кого-то особенного!

— И что тебя так возмущает? Тебе говорят, ты делаешь. Как тупая обезьяна. Понятно?

Она подходит ко мне вплотную и хватает меня за волосы.

— Такие шелковые, ухоженные. Дорогая. Ты совсем не похожа на шлюху, я это сразу поняла. Не хочешь ничего рассказать мамочке?

Чувствую, как земля уходит из-под ног. Ярость, которая пару секунд назад захлестывала меня, волной спадает.

— Это нечестно.

— Проституция вообще не совсем честное дело, как считаешь? Или ты беспокоишься, что твой ебарь заметит подвох? Не переживай.

Она с мнимой заботой гладит меня по щеке, одновременно прижимая к себе, отсекая попытки отстраниться.

— А если он сегодня придет?

Пытаюсь найти аргумент.

— Не приедет. Уж не думаешь ли ты, что сильно зацепила его? Я наблюдала за тобой. Ты исполняешь на галимую троечку. Любая из моих девок может затмить тебя.

— Если я расскажу ему что ты подсматривала, он отрежет твою тупую голову, — выплевываю, и наконец отхожу от нее.

— Он сам попросил записывать. Еще одна услуга из нашего прайс-листа, — ухмыляется мерзкой улыбкой, а меня будто окатили ледяной водой.

Нет. Леон не мог.

— Чтобы потом передергивать длинными скучными вечерами.

— Ты врешь!

Взвизгиваю и хватаюсь за голову, которая готова взорваться от всего происходящего.

В этот момент я понимаю, что больше не вывожу. Свечи сожжены, а игра продолжается без меня. Меня давно выбили из доски, на которой осталось только два короля.

— Ты мне надоела. Иди одевайся.

Вылетаю из комнаты и врезаюсь в громилу, который оттаптывает пороги на втором этаже.

— Пусти, придурок, — дергаюсь, когда он больно хватает меня за локти.

Почти слышу хруст своих костей.

— Не дури. Фантом скоро заберёт тебя. Жди, — шепчет почти беззвучно, но я слышу каждое слово, будто оно у меня в мозгу.

Он отпускает меня так же резко, как и схватил.

Я оборачиваюсь на верзилу и ощущаю взгляд полный ненависти. Видно, что его самого мало улыбает перспектива работать на два фронта.

Залетаю в комнату и хватаю первые попавшиеся шмотки. Что если сейчас появится Леон? Придет, чтобы забрать меня отсюда. Я должна быть готова.

Быстро расстёгиваю цепочку и вешаю на нее маленькую флешку. Прячу улику под воротником платья.

— Выглядишь как будто собралась в картинную галерею, — комментирует мой внешний вид Бахмал.

Она обошлась короткими шортами и таким же топом.

— Целомудрие привлекает всяких извращенцев и ублюдков. Вот увидишь.

Лихорадочно дергаю замок на спине.

— Посмотрим, — она вздыхает и застегивает босоножки на длинном каблуке.

В зал мы спускаемся через двадцать минут. Количество избранных поражает. Король опытный заводчик, только его не интересуют животные. Он обзавелся личным гаремом и правил в нем.

— В линию стали.

Инга появляется из ниоткуда и сурово следит за исполнением своего приказа.

Становлюсь в самый конец, когда ее взгляд цепляется за меня.

— Вперед, — командует,

— Иди, — подталкивает меня Бахмал, — ослушаешься — хуже будет.

Делаю шаг вперед и теряю равновесие. Больно ударяюсь коленями о жесткий ковер.

— Идиотка, — ухмыляется Инга и хватает меня под руку.

Колени горят огнем, но я все же оказываюсь в строю.

Всегда ненавидела командную игру. Одной было бы проще выпутаться из этого дерьма.

Слезы некстати начинают застилать глаза и размывают зал.

— Давно вы к нам не заглядывали, — слышу заискивающий голос мамки, становится противно.

Вытираю глаза и замираю. Костенею на месте. Если у Горгоны был сын, то я теперь знаю какой у него облик.

Черные джинсы, такой же джемпер обтягивает каждый мускул, руки украшены выраженными венами, виски аккуратно выбриты, кривая ухмылка, небольшой шрам над верхней губой и глаза. Темные, как колодцы. В которых сыро и пусто.

Даня, — пытаюсь сказать, но с губ срывается только хрип.

Не верю сама тому что вижу. Готова списать все на игры разума, помутнение рассудка. На все что угодно, только бы не верить в реальность происходящего.

Он дарит мамке новую улыбку. Весь его облик просто сочится превосходством. Я думала что знаю его достаточно хорошо, изучила вдоль и поперек. И от принятия обратного становится больно. Паника подкатывает к горлу. Не могу сдержать всхлип. Глотаю воздух, который режет моё горло. Это ведь он вывел меня на Короля. Это он был в курсе всего происходящего в моей жизни. И это именно ему я позвонила, когда у меня начались проблемы. Моё состояние не остаётся без внимания. Первой реагирует Инга, посылая мне уничтожающий взгляд. А следом присоединяется он. Вглядываюсь в знакомые черты, а в итоге смотрю на чужого человека. Будто Даня умер, а чернейшее зло вселилось в его тело. Он срывается с места, но очень быстро берет себя в руки. Усмиряет пыл и вальяжно направляется в мою сторону. Не знаю где беру силы сдерживать эмоции. Впиваю в ладони ногти. Пальцы дрожат. Это могут быть последствия наркотиков, или симптомы нервного срыва. До боли закусываю губу, когда он останавливается напротив меня и по-хозяйски берет за подбородок. Комната плывет, вертится, теряет свои очертания.

— Ее хочу, — произносит, и опаляет мое лицо горячим дыханием.

Запах. Голос. Теперь все кажется чужим.

Слышу за своей спиной разочарованные вздохи. Господи, кто-то действительно способен находится здесь и получать от происходящего удовольствие?

— Хороший выбор, Данил Андреевич.

Инга застывает за его спиной. Ее голос пропитан елеем. Лживая, лицемерная мразь.

— Но эта девочка новенькая. Едва ли ей удастся удовлетворить все ваши потребности. Ксения хорошая калька, но с ней ещё работать и работать. Я могу посоветовать вам...

Даня разворачивается в сторону мамки, которая из кожи вон лезет чтобы ему угодить. Мне второй раз за эти несколько минут становится жутко. Инга замолкает. Прикусывает язык. А я не понимаю, отчаянно не понимаю как такое возможно. Мне хочется вцепиться ногтями в его лицо. Содрать маску. Обнажить сущность человека, которого думала, что любила.

— Мою комнату готовь.

— Так все уже готово, Данил Андреевич.

Даня властно кивает и сжимает мое запястье в железной хватке. Буквально тащит меня в сторону, пока я давлюсь рыданиями. Один глоток. Второй.

Что меня ещё ждет? Кто еще воткнет в спину нож по самую рукоятку?

— Твою мать, — рычит Даня, когда с силой швыряет меня на кровать.

Зарываюсь лицом в подушки, путаюсь в холодном шелке и все надеюсь, что это страшный сон. Проснись. Проснись.

— Алина, что это за хуйня? Что происходит?

Он хватает меня, пока я бьюсь в истерике.

— Не трогай меня! Не трогай меня, блядь! Это ты. Это все ты!

Срываюсь на крик, но крепкая ладонь впечатывается в мои губы с нечеловеческой силой. Бьюсь в его руках, теряюсь в пространстве. Он все знал. Он все подстроил. Бьется в висках, пульсирует в венах.

Резкий стук в дверь отрезвляет. Замираю на мгновение.

— Все в порядке? — слышу настороженный голос охраны.

— Я сейчас отпущу тебя, а ты возьмешь себя в руки и прекратишь истерику, — шепчет, вжимаясь губами в ухо.

Отпускает и на ходу стягивает с себя джемпер.

— Нахуй пошел, — открывает дверь и закрывает собой проем.

— Инга просила предупредить. Портить нельзя, — лениво произносит охранник.

— Если я еще хоть слово услышу — хуево будет всем.

Даня хлопает дверью и возвращается ко мне.

Меня трясет от одного его вида.

— Не подходи, — хриплю и протягиваю руки.

— Какого хрена, ты здесь делаешь?

— А ты? Ты с самого начала все знал? Знал, что Король убьет меня, да?

— Что ты мелешь, Алина? О каком, блядь, убийстве идет речь?

Я должен был ему услугу. Он попросил познакомить вас. Ты попросила защиты. Помнишь? Ты сама попросила. И я свел вас.

— Ты знал. Все знал.

Захожусь в немом рыдании, чувствую как верно схожу с ума.

— Так. Я выведу тебя отсюда. Сегодня. Иначе если он узнает, что ты здесь — точно убьет.

— Только если ты не...

Не успеваю договорить, как Даня швыряет со столика небольшой светильник.

— Я должен, твою мать. Должен! Послушай.

Мое лицо оказывается в его ледяных ладонях. Наверное, это должно отрезвлять, но нет.

— Сейчас мы выйдем отсюда вместе. Я выведу тебя и мы улетим. Возьму два билета в Хабару, поедем, познакомлю тебя с матерью. Заляжем на дно, откроем свое дело. Денег хватит. Слышишь? Алина?

Качаю головой и смех вырывается из глотки.

— И жить в постоянном страхе? Это ты предлагаешь? Сначала подставляешь, а потом пытаешься спасти? Знаешь, давным-давно слышала такую поговорку: однажды предавший, предаст дважды. Если Король захочет мою голову — ты принесешь ему ее на блюдечке.

Он отталкивает меня от себя. Начинает мерить гигантскими шагами комнату. Я вижу его ярость и растерянность. Если все мои догадки верны, не понимаю что именно выбивает его из равновесия. Или я уже разучилась видеть? Никогда этого не умела?

— А какой выход видишь ты? Желаешь остаться здесь? Обслуживать других мужиков? Ты вообще как здесь оказалась, твою мать?

Опирается руками о кровать. Заключает в клетку.

— Какого хера ты здесь, Алина?

— Меня зовут Ксения, — шиплю сквозь зубы, заученную легенду. — Моему больному дяде нужны деньги на операцию.

— Очнись! В какую бы игру ты не играла, прекращай. Его не переиграть. Он найдет и спросит. И с меня теперь тоже.

Снова отстраняется. Закидывает к потолку голову. Едва ли не воет раненым зверем.

— Сколько стоило предательство? — спрашиваю и вытираю крупные слезы.

Я не плачу, нет. Даже не всхлипываю. Это сердце обливается кровью и выпускает соленые реки наружу.

— Я никого не предавал.

С силой бьёт ногой по кровати.

— Тебя. Наши чувства.

— Не ври мне, — выходит бесцветно.

— Поговорим после того как вытащу тебя отсюда.

— Я никуда с тобой не пойду.

Говорю, а сама не верю. Добровольно выпускаю из рук реальный шанс, оставляю все на волю призрачного случая.

— Значит у тебя два дня. Я даю тебе два дня форы, как в ебучих догонялках. И мой тебе совет, Алина: беги. Беги со всех ног.

Даня подходит к окну, достает пачку и закуривает. Морозный воздух проникает сначала в комнату, следом в легкие.

— У меня к тебе просьба, — касаюсь холодного металла, а после, сжимаю в руках флешку.

Он молчит. Вижу только как движется его спина от глубоких затяжек.

— Найди Леона и отдай ему это. Два дня — слишком маленький срок. Могу не справиться.

— Я предлагаю уйти сейчас.

— Не могу.

Встаю с кровати, подхожу к массивной спине, касаюсь кожи.

— Как угораздило тебя?

Разворачивается и впечатывается в мой лоб своим.

— Глупая, какая же ты глупая. Если Король узнает, то никто не сможет вытащить тебя отсюда.

— Ты передашь?

Снимаю цепочку и вкладываю в его ладонь.

— Кто он? Как на него выйти?

Понимаю, что поступаю неправильно, но называю адрес Леона. Не могу доверять Дане, но другого выбора у меня нет.

— У тебя два дня.

Данил отталкивает меня, хватает с кровати джемпер и выходит из комнаты, оставляет меня наедине со своими мыслями.

Моё утро начинается с панической атаки. Несмотря на то, что безошибочно определяю симптом, мозг заключен в лапы агонии. Безвыходность моей ситуации гипертрофируется. Искаженный разум рисует чудовищные варианты событий. Я вижу смерть Леона, вижу, как Даня оказывается в его доме в компании Королева. Вижу, как они разделываются с ним, убивая мою последнюю надежду. Я задыхаюсь. Пытаюсь набрать в лёгкие воздуха, но они не слушаются. Организм перестает работать. Тело немеет от ощущения приближения конца света. Меня кто-то трясет за плечи, кто-то что-то говорит. Голоса превращаются в гул. На лбу выступает испарина. Неизбежность окисляется, растекается по венам, блокирует кровоток. Впервые, это состояние я испытала на седьмой день после смерти мамы. Мне казалось что я умираю. Иду за ней следом. Оно преследовало меня каждую ночь на протяжении месяца, и я научилась справляться с приступами. Сейчас все произошло слишком неожиданно, а происходящее казалось в десятки раз страшнее, и мне ничего не оставалось кроме как принять и впитать в себя каждую грань этого животного ужаса.

— Ты чего, эй! Какого хрена с тобой происходит? — доносится, словно из под толщи воды. — У тебя передоз? Что за херня творится?

Крепко зажмуриваюсь. Пытаюсь сфокусироваться на голосе. Схватиться за этот якорь. Ощутить под ногами почву.

— Да нахуя мне это надо? Пусть Инга сама с этим дерьмом разбирается!

Чувствую, как меня отталкивают. Смысл брошенных слов достигает своей цели. Реальная паника вытесняет мнимую. Работает выверено и четко.

— Бахмал, все в порядке. Просто дурной сон, — говорю сдавленно.

Лёгкие саднит от жадных глотков кислорода.

— Какой сон? Ты как труп синяя!

Бахмал залерживается на пороге, словно не знает как поступить дальше.

— У меня так бывает. Прости, если напугала.

— Пиздец, Ксюша!

Все же возвращается обратно и забирается с ногами на кровать.

— Мне уже не восемнадцать. Подобные пробуждения, явно не прибавят мне лишний десяток лет. Я плохо училась в школе, но сомневаюсь что там преподавали уроки первой помощи торчкам. Ты же торчишь, верно? Старая сука подсадила тебя на порошок?

— Нет. Это правда сон. Ужасный и безумно реалистичный.

Тянусь к пластиковой бутылке стоящей на тумбочке, и делаю несколько жадных глотков.

— И что же там было такого ужасного?

— Приснилось, что я не выберусь отсюда, — не хочу врать.

— А зачем было сюда ехать, для того чтобы хотеть выбраться? — Бахмал выгибает бровь.

— А тебе не хочется?

— Ты реально под кайфом, — качает головой не скрывая раздражение.

— Нет. Серьезно. Если появиться возможность, если будет реальный шанс сбежать, ты воспользуешься им? Ты говоришь, что тебя купили. Наверняка за это тебе был положен какой-то процент. У тебя же есть счёт, куда приходят деньги. Вопрос ведь только в заточении? Если выбраться, будут средства начать новую жизнь на свободе?

— На свободе? — Бахмал громко смеется, обнажает белоснежные зубы. — Что для тебя свобода, Ксюша?

— Возможность жить без ограничений. Независимость. Способность принимать самостоятельные решения, выстраивать жизнь так, как тебе хочется, — перечисляю очевидное.

— Как хочется, — продолжает вторить Бахмал, — то есть, все что было до того как я оказалась здесь, это мне так хотелось? Вставать в пять утра и идти пешком по мёрзлой земле, для того чтобы оказаться на рынке, и впаривать китайский ширпотреб идиотам, это свобода?

— Сейчас же можно все сделать по-другому, — пытаюсь возразить, но Бахмал меня уже не слышит.

Мне удается своим вопросом, погрузить ее в некий транс. Отрезать от реальности.

— Там воняет отравой от клопов. Так сильно, что этот запах въедается в кожу, волосы. Смыть невозможно. Место, в котором ты ощущаешь себя настоящим ничтожеством. С девяти до трёх, я торговала пеленой обувью. А с трёх и как получится, меня ебал хозяин точки. Иногда сам. Иногда приводил друзей. А однажды он привел своего тринадцатилетнего сына и сказал что парню пора взрослеть. Он говорил, что своей покорностью я отплачиваю за его доброту. Что не каждой удается так выгодно устроится. У меня даже была зарплата, предоставляешь? И один выходной в месяц. Я могла себе позволить прилично одеться и сходить куда-нибудь пожрать. Сделать вид, что я нормальная. В эти редкие моменты мне казалось, что я могу встретить свою судьбу. Кто-то влюбится в меня без памяти. Мир перевернётся.

Мы жили в комнате коммуналки, которая принадлежала маминому хахалю. Мать души не чаяла в этом куске дерьма. Боготворила его и считала что мы должны на него молиться. Этот мудак регулярно совершал намаз, читал молитвы, а по вечерам без зазрений совести приторговывал наркотой. Когда я вернулась домой, нас ждала облава. Мусора вытрясли из захудалой комнатухи килограммы дряни. Честно, я была рада. Думала, если Закира упекут за решетку, моя мать прозреет. Но я не знаю на каком языке и какому Богу нужно молиться, чтобы он меня услышал. Все произошло с точностью до наоборот. Мать отволокла меня в угол и заявила: если я не возьму ответственность за хранение и сбыт на себя, она перегрызет себе вены. Прикинь? Я была в таком шоке, что потеряла всякую возможность мыслить здраво. Только отрешённо кивала, когда на меня вешали чужую вину. Мусорам было похуй кого вязать. Я провела ночь в обезьяннике, а на утро меня купила Инга. Стечение обстоятельств. Но я предпочитаю считать это счастливым билетом. Там, за забором, я нахожусь в розыске. Здесь жру красную икру и меня имеют всего лишь раз в неделю. Каждый сам определяет что для него свобода, не так ли?

Бахмал встала, с раздражением собирая баночки которыми была уставлена ее прикроватная тумбочка.

— За двадцать пять лет я никогда не была так счастлива, как здесь, — бросила она, прежде чем скрыться за дверью ванной комнаты.

Услышанное на мгновение выбило меня из колеи. Заставило волосы на голове шевелиться. У меня была совершенно другая жизнь, ни капли не похожая на эти кошмары, и я обязана была, чего бы мне это не стоило, вернуть все обратно.

Думай, Алина, черт возьми, думай. Впервые, ясно осознала что стоит рассчитывать только на свои силы. Если здесь отыскали свое пристанище подобные Бахмал, если они извлекают пользу, от пребывания здесь, значит и от меня никто не станет ждать побега. Моя легенда должна была работать.

Натягиваю первую попавшуюся под руку одежду и выхожу на улицу. Мелкий дождь больно хлещет по щекам, но я упорно продолжаю свой осмотр под видом обычной прогулки. Мне требуется три круга по территории, чтобы окончательно убедиться в том, что высоченный бетонный забор не оставляет никаких шансов. Перелезть или сделать подкоп — не представляется возможным. Мрачная крепость под надёжной защитой. На воротах посменно дежурит пост охраны. Безумная идея приходит сама собой. Так уж вышло, что сегодняшний день стал днём воспоминаний. Вспоминаю свою учебу, то, какую профессию мне удалось получить. Возвращаюсь в дом и прямиком направляюсь в кухню. Достаю обычный кофе и подавляя рвотные позывы, заставляю себя проглотить две чайные ложки сухого порошка. Если я сама не могу выйти из этого дома, то должна сделать так, чтобы в нем смогли появиться другие люди.

Результат не заставил себя ждать долго. Через пятнадцать минут у меня начало колотиться сердце, а все тело бросило в жар. Подобный трюк проделывала моя подруга, она побоялась завалить заключительный медицинский экзамен и значительно оттянула время для дополнительной подготовки в последствии.

Меня сгибает пополам, с губ срывается стон. Привлекаю внимание охраны и пары девочек. Теперь наступает моя очередь разыгрывать спектакль. Аппендицит — распространенная проблема, требующая незамедлительной медицинской помощи. Удаление воспалённого органа, нуждается в соответствующих условиях. Я продолжаю кричать и корчиться, когда два амбала хватают меня под руки и волокут по лестнице. Наш мозг способен на многое. Если очень постараться, можно ощутить боль которой не существует. Охрана оставляет меня в комнате, где регулярно ведёт осмотр приезжающий гинеколог. Что-то наподобие оборудованного на скорую руку медицинского кабинета.

Я старательно ору все это время, пока мои крики не призывают настоящее зло. В голове все было идеально. План просто обязан был сработать. Сбитая с толку мамка должна была вызвать скорую. Меня бы погрузили на носилки и вынесли за пределы резиденции. Красочно представляю, как карета трогается. Закрывается дверь. А дальше проще. Дальше можно вооружиться скальпелем или любым другим острым предметом и выцарапать себе свободу.

Инга склоняется надо мной и в нос ударяет отвратительный сладкий запах гнилых персиков. Ее взгляд, точно рентген, сканирует каждую эмоцию. А после холодные пальцы смыкаются на моем горле. Длинные ногти причиняют боль. Кофе работает. Моя кожа пылает нездоровым жаром, но мамке плевать на очевидные симптомы.

— Кончай свой цирк, — цедит и усиливает напор. — Иначе я лично разрежу тебя и проверю, причастна ли ты к тому что у меня пропало.