Дефект плацебо

Глава 2. АЛИНА

Здание, у которого я припарковываю машину, всегда меня впечатляло. Ещё в детстве, когда мы с водителем завозили сюда маму, я представляла, что это ничто иное, как современный дворец: белый каркас, толстые прочные стекла. Они поблескивали на солнце и представляли абсолютно нереальную картину. Ребенком я воображала, что здесь сокрыты всевозможные изобретения. Даже машины, позволяющие путешествовать в прошлое и будущее. Слушая мои откровения, мама никогда мне не перечила. Только загадочно улыбалась, тем самым подкрепляя все эти домыслы. Мама была очень красивой. После ее смерти, пересматривая фотографии, мне казалось, что время было над ней не властно. Чистая кожа, полное отсутствие каких бы то ни было морщин. Я даже не помню, чтобы мама болела. Элементарной температуры не помню.

Произошедшее стало для меня шоком. Я до последнего отказывалась ехать в морг на опознание, упорно набирая один и тот же номер. А после... После все было как в тумане. Похороны, волокита с бумагами, вступление в наследство. Мама была соучредителем фармакологической компании "Артериум", теперь владельцем пакета акций стала я. Меня долго вводили в курс дела, грузили информацией о поставках, знакомили с точками сбыта, отправляли в производственные цеха. Но все это время, ощущение того, что все ходят вокруг да около, никак меня не покидало. И интуиция не подвела.

Спустя длительное время и шквал информации, партнер по бизнесу, Виктор Леонидович, закрывает дверь в мой кабинет и садится напротив.

— Как ты, Алиночка, справляешься? — спрашивает участливо.

Мягко сказать, с виду он производит впечатление отталкивающего, но далеко не глупого человека. Включая меня, компания делилась между четырьмя соучредителями, но именно Виктор Леонидович всем своим видом демонстрирует существенное превосходство.

Это уже после детального знакомства с документами я узнала, что все его преимущества мнимые. Акции компании разделены на абсолютно равные доли. Двадцать пять процентов каждому.

— Да, стараюсь.

Отвожу взгляд от монитора и слабо улыбаюсь.

— Что-то срочное?

— Я хотел поговорить с тобой. Без лишних ушей и глаз. И надеюсь, что этот разговор останется между нами. А ещё, я бы не отказался от кофе.

— Да, конечно.

Мой палец зависает над кнопкой селектора. Несмотря на то, что я ежедневно, на протяжении месяца с утра до ночи провожу в этих стенах, мне все ещё не удобно обращаться к своему секретарю с подробными просьбами. Поэтому по дороге на работу, я стараюсь заезжать в авторесторан. Обедать тоже предпочитаю в соседнем кафе. Наверное, я просто не привыкла и до конца не осознавала произошедшего. Всего полгода назад, после окончания медицинского университета, я сама носила кофе своему научному руководителю в одной из городских лабораторий.

Пауза затягивается, когда Виктор слишком долго размешивает сахар в белой фарфоровой чашке. Периодический стук чайной ложки действует на нервы, и добавляет головной боли.

— Алина, все это серьезный бизнес, — наконец-то говорит он. — Степень конкуренции высока, а доверие покупателей шатко. Наша фирма уже многие годы на хорошем счету, потому что мы оставляем "Артериуму" значительно больше, чем того требуют должностные обязанности. Мы живём этим, и твоя мама жила.

— Я понимаю, я стараюсь. Просто не получается так быстро... — бормочу.

— Ты ещё совсем молода, это не твое, Алиночка.

— Пожалуйста, не нужно ставить на мне крест.

В моем голосе появляются нотки раздражения. Всегда обидно, когда тебя недооценивают. И не помню, когда посвящала себе свободное время. Горы документов, сотни знакомств... Было бы правильнее сказать, что я слилась с этим местом, и проросла в него корнями.

— Что ты? Даже в мыслях не было, — елейно проговаривает Виктор.

Кажется, он понимает, что перегибает, и теперь пытается переиграть партию.

— Я совсем не сомневаюсь в твоих способностях, ты умная девочка и безумно похожа на свою мать. Но между вами есть одно большое различие. Она сама решила посвятить себя целиком и полностью работе, а ты стала жертвой обстоятельств.

— Значит так было суждено, — отвечаю размыто.

Разговор с каждым новым словом становится все более неприятным. Я вижу, как мнется Виктор, нервно отстукивает пальцами по столешнице и прикусывает внутреннюю часть щеки.

— Успокоительные и обезболивающие препараты, всего лишь прикрытие, — наконец выдает он.

— Что вы имеете в виду?

Подобное заявление заставляет меня поморщиться.

— Когда ты получишь доступ к офшорам своей матери, поймёшь, что на обычных таблетках столько не заработать.

— Я не понимаю.

Нервный смешок срывается с моих губ, после того, как встаю с кресла, и подхожу к окну. На улице сгущается сумрак. Редкие капли разбиваются о толстое стекло, и стекают вниз ломаными струями.

— Наше производство имеет две стороны, и вторая сторона очень далека от закона.

— Наркотики? Я в жизни не поверю, что моя мать могла участвовать в чём-то подобном.

Возмущение вскипает. Расшатанные нервы и эмоциональные потрясения оставили печать на психике. Я чувствую, что в любой момент могу взорваться.

— Наркотики — это слишком пошло. Мы же специалисты в первую очередь. Аналитический склад ума толкает к изобретениям. Чужие открытия ревностно царапают самооценку. Мы изобрели нечто уникальное, не имеющее аналогов.

— И что мешает получить на свое изобретение сертификат? Обрести мировую известность, награды. Ну, если это действительно того стоит?

Я уже не скрываю откровенного пренебрежения, но Виктора это не останавливает. Он так же встает с кресла, и следует моему примеру.

Дождь усиливается, но вместо свежести, ощущаю тяжёлый запах чужого парфюма.

— Много что мешает, Алиночка. Например то, что сертифицированный товар откроет всем доступ к составу.

— Все знают из чего состоит парацетамол, но никто не перестает покупать его после этого.

— Так ведь и продают все, кому не лень, — Виктор широко улыбается.

Делает ещё один шаг в мою сторону, и касается моих волос. От неожиданности столбенею.

— Молодость, красота, свежесть. Ты даже не можешь представить, какое количество людей тебе завидует, — задумчиво проговаривает, явно погружаясь в собственные воспоминания или размышления.

На какие-то секунды его взгляд становится пустым, но Виктор быстро берет себя в руки и натягивает на лицо дежурную улыбку.

— В общем, Алиночка, выбор все равно остаётся за тобой. Просто я хочу донести всю серьезность нашей деятельности. Конечно, у нас есть покровители, без этого никуда, но никто не застрахован от неожиданных последствий. Суды. Тюремное заключение. Все это может стать горькой реальностью.

— И что вы мне предлагаете?

Мерзко признавать, но я чувствую себя загнанной в угол. Виктор, по всей видимости, ждал этого вопроса. Об этом свидетельствует блеск в его глазах.

— Ты можешь продать свои акции мне. Получить в свое распоряжение огромную сумму. Сразу. Отдельно мы можем оговорить сумму ежемесячного процента. Поверь, Алина, это тоже очень большие деньги, но в случае чего, ты останешься не у дел. Абсолютная безопасность и безбедная жизнь. Никакого риска. Подумай, сразу ничего не отвечай, — раскрывает карты он.

Улыбаюсь ему в ответ. Виктор Леонидович наивно полагает, что ведёт беседу с идиоткой, которая не понимает, что дадут ему полученные проценты. К его сожалению, я отменно играю в «Монополию» с детства.

— В память о твоей матери я желаю тебе только лучшего. Она специально держала тебя подальше от всего этого. Хотела, чтобы ты завела семью, родила детей.

— Виктор простите, но я не готова сейчас говорить с вами о моей матери.

Быстрым шагом подхожу к столу, собираю подготовленные документы в прозрачную папку. Пальцы дрожат и горький ком подкатывает к горлу. Я до сих пор ещё не осознаю. Не принимаю. И каждый раз упоминание о ее смерти калёным железом протыкает моё сердце.

— Занесу отчёты и поеду домой. Пожалуй, на сегодня достаточно разговоров, — отвечаю, не оборачиваясь.

Останавливаюсь только рядом с секретаршей и прошу закрыть кабинет, когда он опустеет.

Не знаю почему, но я уверена в том, что Виктор не врёт. Только сейчас начинаю сопоставлять факты и превращать их в подтверждения. Дорогие подарки, редкие, но очень дорогостоящие путешествия.

Несмотря на то, что мама готовила меня к самостоятельной жизни, и деньги я от нее перестала получать, как только устроилась на работу, я бы не смогла позволить себе дорогой автомобиль или телефон. А ещё одежда. Я настолько привыкла что моим гардеробом занимается мама, полностью доверяла ее вкусу, что даже не имею представления, сколько стоит чёрное платье трапеция от «Bottega Venetta», которое я ношу.

Захожу в лифт, касаюсь кнопки с цифрой "пять".

Сегодня утром я брала ежегодные отчёты у ещё одного соучредителя «Артериум». За ним, в большей степени, закреплены финансовые вопросы, в то время, когда Виктор предпочитает контакты с внешним миром. Благодаря своей хитрости, он легко втирается в доверие. Мастерски располагает к себе.

Третий соучредитель женщина, но видимся мы крайне редко. Большую часть времени она проводит на производстве, и принимает непосредственное участие в технологии изготовления. Все здесь занимают свое место, и понимают ради чего все это делают. На мгновение, предложение Виктора перестает пахнуть утопией.

Перевожу взгляд к зеркалу, и тут же ругаю себя за минутную слабость. Слишком на нее похожая. Внешне. Но намного слабее и мягче изнутри.

Сегодня я оставила волосы распущенными. Освещение лифта забавно играет с их цветом, придает каштановым локонам красноватый отлив. А ещё глаза, зелёные. Обычно такой пигмент получают блондинки и рыжие.

«Крайне редкий случай и удача», — говорила моя мама.

Лифт тормозит на нужном этаже, и я оказываюсь в просторном коридоре. Большая часть кабинетов закрыта, а в некоторых продолжает кипеть работа. Финансовый отдел является самым суетливым местом нашей компании.

Останавливаюсь у кабинета с лаконичной табличкой, вмещающей в себя всего лишь одно слово «Садальский». Поправляю платье, несколько раз стучу и вхожу, после недовольного «войдите».

— Алина, вы? Чай, кофе?

— Не вставайте, я зашла вернуть отчёты, уже уезжаю, — пресекаю его рвение.

Учитывая тучноватую комплекцию мужчины, считаю, что ему с трудом даётся каждое движение. Уже практически выхожу из кабинета, когда он окликает меня по имени. Понимаю, что еще одной порции нравоучений я не вынесу, но все же покорно поворачиваюсь в его сторону.

— Алина, я хотел сказать...

Очень странный и резкий звук, почти свист. Мгновение, и голова Садальского с ужасным грохотом ударяется о столешницу. Не думаю совсем, когда делаю шаг к столу, когда окунаю пальцы в вязкую лужу липкой крови. Такая маленькая дырочка, аккуратная, и столько крови. Чудеса.

Наверное, она такая же маленькая, как и отверстие в стекле, пропускающее внутрь спасительный сумрак.