Декабрист

Глава 10 Битва

Битва в Драгошанах состоялась через день. Двигавшиеся на запад войска гетеристов натолкнулись на турецкие аванпосты. Решено было дать генеральное сражение. Часам к десяти утра войска выстроились на равнине. Впереди, в полутора верстах, виднелись полки янычар. После диверсии, устроенной Петром, османы были настороже и не хотели начинать первыми. Тогда Ипсиланти сам двинул войска вперед. Ломоносов видел, что начальник конницы князь Кантакузин еле сидит в седле. Вероятно, полковник переусердствовал, успокаивая расшалившиеся нервы, которых не было у него на Бородинском поле. Возможно, он хорошо оценивал, чем может окончиться битва с двукратно превосходящим противником. Сам Ломоносов возглавил отряд конницы, стоявший на правом фланге. Но Петр не успел ничего предпринять, так как запела труба к атаке. Конница устремилась на янычар. Навстречу им ринулись многочисленные всадники-сипахи и конные янычары. Стычка была короткой, греки не выдержали и опрокинулись в бегство. Начальник не был способен отдать никаких здравых команд. Петр, видя, что дело проиграно, отмахиваясь палашом, с частью своего отряда стал пробиваться к стоящей в центре Священной дружине.

Между тем янычары, увидев, что греческой кавалерии им больше нечего опасаться, всеми силами ударили на пехотные построения, в центре которых находилась Священная дружина. Полки пандур и отряды гетеристов не выдержали удара янычарских отрядов и побежали. Только Священная дружина, дав два залпа, встретила янычар в штыки. Но напор турок не ослабевал, они быстро уничтожили большую часть упрямых бойцов. Вот-вот должен был обрушиться завершающий удар, под которым пала бы последняя горстка израненных людей, обступивших греческое и трехцветное знамена.

Но тут случилось то, о чем долго после еще рассказывали старые янычары молодым в своих стамбульских казармах.

Громадный всадник на могучем коне с фланга врезался в толпу янычар во главе небольшого отряда казачьей кавалерии и бегущей следом пехоты. Его кавалеристы как железный таран рассекли отряд бунчужных шапок. Янычары сражались ятаганами — прекрасными изогнутыми клинками с внутренним лезвием, наследниками египетских мечей и кописов конницы Александра Великого, отличным оружием для рубящего удара. Однако делать колющий выпад ятаганом гораздо труднее, а именно такой удар нужен для отражения пехотинцами атаки всадников, в чем янычарам тут же пришлось убедиться на собственном печальном опыте.

Гигант рубил янычар громадным палашом и непрерывно стрелял в них из пистолетов, которых только на его неохватной груди висело шесть штук. Под этим нажимом потрепанные предыдущим боем турки стали откатываться, теряя убитых. Напавший отряд отрезал турок от остатков Священной дружины. При этом большая часть людей Ломоносова осталась на поле боя. Прикрытые ими от рокового удара янычар, уцелевшие герои сумели отойти и спасти знамя.

Совершив это нападение и убедившись, что остатки гвардии Ипсиланти спасены, Ломоносов приказал отступать. Он едва не столкнулся лоб в лоб с подошедшим к месту боя отрядом Иордаки Олимпиотиса, который тут же присоединился к общему бегству.

Остатки повстанческой армии отходили в полном беспорядке. Вечером Петр нашел Александра Ипсиланти в состоянии полной прострации, сидящего возле маленького костерка, глядя в пламя.

— Господин генерал, дело проиграно, нам надо уходить, — сказал ему Ломоносов.

— Как, бросить мое дело? — с остатком пафоса сказал Ипсиланти.

— Оно уже не твое! — сказал, неожиданно появляясь из тьмы, Олимпиот. — Я теперь до конца буду турок резать, а ты, почтенный князь, дергай в Австрию. Иначе, ходят разговоры, твоей головой с янычарами расплатиться хотят…

— Я не останусь с этими трусами, — тут же с пренебрежением отозвался генерал о своих сподвижниках, кто еще этим утром умирал за него. Побледневшему Ипсиланти помогли сесть на коня, с ним были его брат Георгий и несколько приближенных.

— А как же вы, турки будут вас искать, — обратился он к Петру.

— У меня только одно отечество. Я буду пробираться туда.

Ипсиланти перешел Карпаты и пересек венгерскую границу. Там адъютант австрийского генерал-губернатора дал ему паспорт для проезда через Гамбург. В нем он был поименован русским купцом. Однако в Венгрии он был схвачен, и император Франц-Иосиф на шесть лет дал ему убежище в одном из своих замков.

Остатки армии гетеристов разделились на два войска: один отряд в восемь сотен людей возглавил Иордаки Олимпиот, другой, семьсот человек, во главе с Георгием Кантакузином, начал движение к русской границе. Отчаявшиеся повстанцы дрались как звери. В середине июля Священная дружина вышла к русской границе, Кантакузин перешел в карантин на русской стороне, но другие уцелевшие вожди гетеристов — Николай Кантагони, Георгий Сафьянос, Георгий Мано, решили дать бой. С семьюстами бойцами они стали спиной к Пруту и сразились с пятнадцатитысячным турецким войском. Турки не решались применить орудия ввиду близости российской границы, резались ятаганами, а верные им казаки-некрасовцы кололи пиками. Битва окончилась гибелью вождей гетеристов, человек шестьсот оставшихся в живых перешли в русский карантин.

Уцелели Мано и Каравья. Но Ломоносова с ними не было…

Примерно в то же время через карпатские предгорья, вдоль австрийской границы на истощавшей лошади ехал рослый путник в изорванном рединготе. Уже оставалось не так много пройти до русских рубежей. Внезапно навстречу ему выехал австрийский поручик во главе пикета из полудюжины улан и спросил, куда он направляется.

Путник, удивленный появлением австрийцев в Молдавии, ответил, что в Россию.

Не согласится ли незнакомец проводить его в австрийскую крепость? — спросил офицер.

Путник ответил, что ему очень не хочется видеть сиротами семьи доблестного офицера и всех его храбрых солдат. Он открыл перевязь на груди, в которой торчало шесть пистолетов и еще пара выглядывала из седельных кобур. Два из них вдруг оказались в его руках со взведенными курками. Путник выжидательно улыбнулся. При виде такой любезной настойчивости офицер приподнял шляпу и вежливо пожелал незнакомцу счастливой дороги.

Тем же вечером отставной русский офицер пересек границу Отечества, возвращаясь, по его словам, с целебных вод, где провел полгода.

С некоторым сожалением, примерно два месяца спустя, он прочел в газете о том, что храбрый вождь повстанцев, Иордаки Олимпиот, был предан и, окруженный турецким войском, погиб, защищаясь, вместе с семьей, в монастыре Секу, зажженном янычарами. Так окончилось это восстание, хотя его сполохи не год, не два еще бродили по княжествам.

Турки, пойдя навстречу пожеланиям бояр, стали назначать господарей княжеств из природных молдаван и валахов.

Но примерно в тот июньский день, когда случилась несчастная битва в Драгошанах, на другом конце пока еще турецкой империи, в Морее, в Греции высадился Дмитрий Ипсиланти, офицер русской службы и член Гетерии. Он принял на себя, именем своего брата, руководство восстанием. Правда, признали его не все. Лишь несколько лет спустя смерть виднейшего вождя восставших, лорда Байрона, позволила ему стать действительным главнокомандующим армии повстанцев. Но борьба греков за независимость разгоралась. Турки, отвлеченные восстанием в дунайских княжествах, не сумели его загасить.

Но Иоаннис Каподистрия пока вынужден был удалиться в бессрочный отпуск для поправки здоровья.

…«Дорогая Марья Николаевна! С легкой руки вашего батюшки принял я участие в неких приключениях по ту сторону бессарабской границы. Не раз дело шло о смерти, но я всегда помнил сияние ваших глаз и красоту ваших рук. Мне не надо открывать медальон с вашим портретом, чтобы увидеть вас въяви. Однако повременю некоторое время приезжать в наши места. Засим кланяюсь и нежно целую ваши руки и все, что выше.

Ваш Петро».

Прочитав это письмо, Мария Жукова опустила голову на руки и заплакала.