Декабристы-участники войн 1805-1814 гг.

Во второй половине декабря 1813 г. союзные армии в разных местах начали переправляться через Рейн. Война была перенесена на территорию Франции. Несмотря на ряд серьезных разногласий, возникших среди союзников, было решено продолжать войну до окончательного разгрома наполеоновской Франции и низвержения Наполеона.

В многочисленных боях на полях Франции также участвовали наши герои. Многие из них сражались в составе русских войск Главной (Богемской) армии, находясь всегда в первых рядах коалиционных сил. Они были при переправе через Рейн, в блокаде и осаде прирейнских крепостей, в битве при Ла-Ротьере, в штурме Немура, в сражении у Бар-сюр-Об, в окрестностях Арси-сюр-Об, в сражении под Фер-Шампенуазом и, наконец, в битве за Париж.

Перед фронтом Главной (Богемской) армии двигался 3-тысячный летучий корпус генерала Платова. В составе этого отряда находился штабс-капитан А. Н. Муравьев. В феврале — начале марта 1814 г. он был в сражениях у г. Санс и при Вильнев-ле-Руа, участвовал в ночном штурме и взятии крепости Немур, расположенной по дороге на Фонтенебло, при взятии г. Сезан. Далее Муравьев получил задание открыть сообщение с Силезской армией Блюхера. Во главе небольшого казачьего отряда он двинулся в этот опасный рейд и выполнил задание.

20—21 марта происходило сражение в окрестностях г. Арси-сюр-Об. А. Н. Муравьев участвовал в казачьих атаках на неприятельские батареи. За это сражение он был награжден орденом Анны 2-й степени. До конца войны во главе отдельного казачьего отряда он поддерживал связь между наступающими на Париж корпусами, одновременно нападая на неприятеля. «За все сии дела награжден чином (капитана. — Л. П.), от императора австрийского же орденом Леопольда и от баварского короля военным орденом Максимилиана»^{222}.

Отдельный корпус под командованием генерала Витгенштейна 27 февраля сражался у Бар-сюр-Об, 2–3 марта у Лебрюссель и Труа. В этих битвах участвовали штабс-капитан В. И. Враницкий, получивший за отличие чин капитана, и поручик IL И. Пестель, награжденный орденом Анны 2-й степени^{223}.

Полковник М. А. Фонвизин находился в отряде генерала Палена, авангарде корпуса. 17 февраля недалеко от Бар-сюр-Об французы неожиданно напали превосходящими силами на этот авангард и разбили его. М. А. Фонвизин был ранен и взят в плен. Сначала он находился в Париже, но при приближении к Парижу союзных войск всех пленных отправили в один из городов Бретани. В городе находилось много русских и австрийских пленных. Когда до Бретани дошли слухи о падении Наполеона, Фонвизин с согласия других военнопленных организовал и возглавил восстание. Восставшие захватили арсенал и город^{224}.

В сражении при Арси-сюр-Об принимали участие капитан С. И. Муравьев-Апостол, адъютант командира 3-го гренадерского корпуса, подполковник И. С. Повало-Швейковский, в составе Московского гренадерского полка, капитан по квартирмейстерской части в корпусе Витгенштейна В. И. Враницкий, полковник М. Ф. Орлов.

В составе лейб-гвардии гренадерского полка сражались поручик В. М. Бакунин, штабс-капитан А. М. Булатов, Прапорщик М. М. Спиридов^{225}.

Союзная армия двигалась с боями на Париж. У Фер-Шампенуаза путь к столице Франции преградили два французских корпуса — маршалов Мормона и Мортье. 22–24 марта произошло сражение, в котором особенно отличилась кавалерия.

Очевидец этой битвы Н. И. Лорер вспоминал: «На обширной долине чернелось несколько неприятельских колонн, построенных в каре; они медленно подвигались к лесу по направлению к Парижу; но против них стояла густая масса нашей кавалерии и им, следовательно, предстояло или «отразить наши силы, или повергнуть оружие…» Союзное командование, не желая кровопролития, послало к французам парламентеров с предложением сдаться и сложить оружие. Ответом был сильный залп из пушек и ружей. Последовал приказ «войскам идти в атаку, и кавалерия стройно, рысью понеслась к неприятельским колоннам, но меткие ружейные и пушечные выстрелы остановили нашу кавалерию. Тогда государь приказал кирасирам с легкою кавалерийскою дивизией и баварскою кавалериею идти напролом и ударить на французов. Сам Шварценберг впереди повел атаку. Зрелище было страшное… кавалерия с страшным криком бросилась на смелого врага… и целые три колонны французов легли на месте»^{226}. Вслед за кавалерией в атаку пошла пехота. Победа была полная. Путь на Париж был открыт.

В этой атаке участвовали ротмистр кавалегардского полка М. С. Лунин, награжденный орденом Анны 2-й степени, и конногвардейцы П. И. Кошкуль и А. Я. Мирко-вич; последний проявил в деле незаурядное мужество и был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость»^{227}.

Особенно тяжелые бои выпали на долю Силезской армии под командованием генерала Блюхера. В ее состав входили два русских корпуса — барона Ф. В. Сакена и графа А. Ф. Ланжерона.

Под Бриеном, при Ла-Ротьере, в жестоких боях в долине р. Марны, в битве при Суассоне, где Силезская армия соединилась с корпусом генерала Винценгероде, в сражениях при Краоне и Лаоне — везде доблестно сражались будущие декабристы.

В корпусе генерала Сакена в 13-й артиллерийской бригаде воевал прапорщик Г. С. Батеньков.

В начале освободительного похода русской армии 1813 г. корпус входил в группу войск, которым совместно с корпусами Милорадовича и Дохтурова была поставлена задача овладеть Варшавой. Батеньков участвовал в битве за Варшаву 7 февраля, в сражениях с войсками Понятовского у Ченстохова и штурме Кракова. В схватке при г. Кренбау он получил ранение в плечо. 16 октября во время вылазки неприятеля из крепости Виттенберг он спас от захвата врагами артиллерийские снаряды; за проявленную храбрость получил чин подпоручика.

В Германии русские офицеры посещали различные масонские ложи. В 1813 г. Батеньков стал масоном. Во время заграничных походов через масонские связи в среду русских офицеров проникали прогрессивные освободительные идеи.

В начале 1814 г. корпус генерала Сакена переправился во Францию. Начались жестокие схватки с противником на его территории. Командуя батареей, Батеньков принял участие в деле при Вакулере, в сражении при Шато-Бриене и Ла-Ротьере. За отличие в последнем он был награжден орденом Владимира 4-й степени с бантом^{228}.

И февраля Наполеон перешел в наступление в районе Монмираля. Ему удалось расколоть надвое Силезскую армию. Завязался жестокий бой. Колонна под командованием генерала Сакена стала отступать. Артиллерия самоотверженно прикрывала отступление пехоты и отражала картечью стремительные атаки неприятельской пехоты и конницы. Батенькова, находившегося в арьергарде, поставили защищать мост, чтобы прикрыть отступление. Много лет спустя он вспоминал этот бой: «Мы стреляли, французы валились. Мы стреляли, а французы падали и приближались; французы были близко; товарищ, чтобы спасти пушку, отъехал; у меня осталось только два канонира. Я сам приложил фитиль и от удара упал; меня проходящие французы кололи, но мне не было больно, когда же штык мне попал под чашечку колена, я потерял память».

Израненный Батеньков без сознания остался на поле боя. Его правая рука прикрывала рану характерным масонским жестом. Подъехавшие к нему два французских офицера оказались масонами. Батеньков вспоминал впоследствии: «Они, приникнув к лицу, удостоверились, что я жив, точас прикрыли плащом убитого солдата и на своих руках донесли до шоссе… и приказали отвезти в госпиталь ближайшего города»^{229}.

Вместе с другими пленными Батенькова отправили на юг Франции. После занятия Парижа он явился в Главный штаб, где ему объявили, что «подпоручик Батеньков убит и исключен из списков». Никаких документов у Батенькова не было. Его узнали двое солдат, служивших в его части.

В сражениях Батеньков получил 11 ран, но не получил никаких наград за свои боевые дела. Наоборот, ему поставили в вину «чрезмерную храбрость, проявленную при защите позиций, прикрывавших отступление армии, из-за чего якобы была потеряна вся батарея»^{230}.

В Александрийском гусарском полку (2-я гусарская дивизия) сражался штаб-ротмистр В. Л. Давыдов. В кампанию 1814 г. он принимал участие в сражении под Пине, в тяжелых боях под Севаном и Монмиралем. «Марта 10 и И под Сульте и городе Париже с полком находился»^{231}. Во всех этих боях участвовал в составе того же Александрийского гусарского полка подпоручик А. Л. Кологривов^{232}.

В составе корпуса графа Ланжерона (32-й егерский полк) в 1814 г. проделал боевой путь штабс-капитан А. Г. Непенин. Весь январь и февраль он участвовал в тяжелых боях, которые вела Силезская армия. За отличие в сражении при Ла-Рош-Эре 1 февраля он был произведен в подполковники. За сражение при Краоне 7 марта был награжден орденом Анны 2-й степени с алмазным украшением. 9 марта участвовал в битве при Лаоне, а 12 марта у Суассона^{233}.

В составе 37-го егерского полка, входившего в корпус Ланжерона, воевал поручик К. А. Охотников. 11–14 февраля он сражался под Монмиралем, где 37-й егерский полк особо отличился в бою 14 февраля, отражая бешеные атаки кавалерийской дивизии Лефевра-Денуэтта и Лаферьера. Охотников был ранен и взят в плен, где он находился с 14 февраля по 21 апреля 1814 г.^{234}

В Витебском пехотном полку в составе корпуса графа Ланжерона сражался полковник И. Н. Хотяинцев.

2 февраля он принял участие в сражении у Ла-Ротьера, где соединившиеся Главная и Силезская армии разбили французов. Он был тяжело ранен. За отличие в сражении награжден орденом Анны 2-й степени^{235}.

Капитан Мингрельского полка В. К. Тизенгаузен во время кампании во Франции, очевидно в конце января 1814 г., был откомандирован из «Польской армии» в какую-то другую часть. Из его формулярного списка известно, что в феврале 1814 г. он участвовал в «занятии городов Суассона и Монмираля», т. е. находился в составе Силезской армии (очевидно, в корпусе Винценгероде). Затем он был переведен в одну из частей Главной армии и сражался «марта 10 при городе Арси, 13-го при Фер-Шампенуазе». За отличие он получил назначение в лейб-гвардии Семеновский полк^{236}.

Корпус под командованием генерала Винценгероде действовал совместно с Силезской армией. Авангард корпуса осадил хорошо укрепленный г. Суассон. Генерал-майор С. Г. Волконский во главе Волынского уланского полка 15 февраля участвовал в штурме этой крепости.

6 марта Волконский сражался при Краоне, 9 и 10 марта он участвовал в своем последнем бою, окончившемся взятием русскими войсками Лаона. Был награжден орденом прусского Красного орла 2-й степени. Волконский покинул корпус и отправился во Франкфурт в Главную квартиру, где ему стало известно о взятии Парижа и отречении Наполеона^{237}.

Летучий отряд под командованием генерала Чернышева входил в состав Силезской армии. Откомандированный в него полковник кавалергардского полка П. П. Лопухин отличился во многих битвах на полях Франции. «В сражении при Люттихе 12 января, когда неприятель в числе 2000 пехоты и 500 кавалерии и 4-мя орудиями шел к городу, дабы вытеснить переднюю часть авангарда, полковник князь Лопухин обошел с казачьим полком… правый неприятельский фланг, ударил в тыл и пробился до орудий, коими овладел, изрубив всех канониров». Столь же мужественно он сражался у Суассона, за что был награжден орденом Георгия 4-й степени^{238}.

П. П. Лопухин «во время баталии при г. Лаоне был послан с полком… на левый фланг для подкрепления стрелков, на коих неприятельская кавалерия несколько раз нападала, атаковал и опрокинул оную, обеспечил цепь егерей, перед ним находившуюся». 11 марта во время сражения при г. Класси он «прикрывал орудия под сильным пушечным, картечным и ружейным огнем». Награжден орденом Владимира 4-й степени^{239}.

В составе летучего отряда генерала Чернышева в Конноартиллерийской роте воевал прапорщик К. Ф. Рылеев. Он несколько раз участвовал в сражениях^{240}.

СРАЖЕНИЕ ЗА ПАРИЖ

28 марта союзные войска находились уже в одном переходе от Парижа. 29–30 марта произошла битва за столицу Франции. Все декабристы, служившие в гвардии, приняли в ней участие.

Н. И. Лорер вспоминал: «Мы сомкнулись в густую колонну и двинулись вперед. Нам представилось удивительное зрелище, которое едва ли кто-нибудь из нас забудет: обширная равнина до самого предместья Бель-Виль была усеяна войсками». «Гвардия стояла в резерве. Влево от нее стояла прусская гвардия, впереди корпус Раевского, вправо гора Монмартр, с ветряными мельницами, на этой горе стояло множество орудий, которые обстреливали всю равнину. Войска густыми стройными колоннами шли прямо на приступ…»

Против гвардии стояли французские корпуса маршалов Мармона и Мортье.

«День уже склонялся к вечеру; генерал Ермолов был неотлучно с нами. Потребовали лейб-гвардии гренадерский и Павловский полки. Храбрый генерал Желтухин, с простреленной фуражкою, бодро повел их в дело, и скоро мы увидели несколько раненых офицеров этих полков. Завязалась страшная резня… Пришла очередь подраться и нашему Литовскому полку.

Между тем упорный бой кипел по всей линии Парижа, и его окрестностей не было видно за облаками густого дыма; да впрочем нам и не до него уже было. Солнце начало склоняться к горизонту; скоро наступил вечер. Заметно, выстрелы становились реже; лишь только вправо от нас, у подошвы Монмартра и на верху его, страшно ревели пушки и слышны были одобрительные крики «Ура!». Войска наши подвигались к Монмартру… Монмартр взят, и Париж шлет парламентеров»^{241}.

Лейб-гвардейский гренадерский полк находился в первой линии боя. Поручик А. М. Булатов своею храбростью обратил на себя внимание генерала Ермолова, который представил его к награде. Он был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость» и орденом Анны 2-й степени^{242}. Прапорщик М. М. Спиридов отличился при занятии форта Бель-Виль; был награжден орденом Владимира 4-й степени с бантом^{243}.

Поручик по квартирмейстерской части А. З. Муравьев «произведен в штабс-капитаны и удостоился переводом в гвардию». Капитан С. И. Муравьев-Апостол, адъютант командира 3-го гренадерского корпуса генерала Раевского, получил в награду орден Анны 2-й степени. Подполковник Московского гренадерского полка И. С. Повало-Швейковский в сражении под Парижем командовал стрелками 3-го гренадерского корпуса; был ранен пулей в плечо, получил две контузии, но остался в строю и, «невзирая на сильное сопротивление неприятеля, овладел» предместьем Бель-Виль. За этот подвиг он был награжден орденом Георгия 4-й степени. Поручик по квартирмейстерской части П. И. Фаленберг за мужество и находчивость, проявленные при атаке Монмартрских высот, был награжден орденом Владимира 4-й степени и прусским орденом Военного достоинства. Капитан В. К. Тизенгаузен за отличие в сражении награжден орденом Анны 2-й степени^{244}.

КАПИТУЛЯЦИЯ ПАРИЖА

30 марта 1814 г. на рассвете к Бондийскому замку под Парижем, где жил Александр I, привезли французского офицера. Он назвал себя парламентером, присланным для переговоров о перемирии. Его отвели к царю. Александр I лично предложил М. Ф. Орлову отправиться вести переговоры о перемирии. Он дал ему «право останавливать огонь везде», где Орлов счел бы это нужным, вплоть до права прекращать самые решительные атаки, «даже обещающие полную победу». В случае, если бы Орлову не удалось мирным путем добиться перемирия, атаки должны были возобновиться. Напутствуя Орлова, Александр I сказал ему: «С бою или парадным маршем, на развалинах или во дворцах, но Европа должна нынче же ночевать в Париже».

С французским офицером, выдавшим себя за парламентера, полковником Дьяковым и двумя трубачами Орлов направился к французской линии. Огонь со стороны русских был прекращен, то же последовало и с французской стороны. Но только парламентеры приблизились к неприятелю, как сопровождавший их француз отъехал от них, смешался со своими и исчез из виду.

«Мы еще стояли, — рассказывал Орлов, — не зная, какой успех будет иметь попытка наша, как вдруг яростные крики, сопровождаемые общим залпом, возвестили, без всякого предупреждения, о возобновлении неприятельских действий. В то же время человек двадцать конных егерей, пользуясь удалением нашим от своих, бросились во весь опор на меня и полковника Дьякова… Едва успел я выхватить саблю и отбить удары, наносимые мне, а между тем Дьяков… отделался от противника своего ударом нагайки. Все это сделалось в одно мгновение, и когда, преследуемые по пятам, мы доскакали до деревни, то войска наши двинулись опять вперед, и конные егеря, гнавшиеся за нами, попали в плен». Впоследствии выяснилось, что французский офицер вовсе не был парламентером. Он просто заблудился, попал в расположение русских войск и, чтобы избежать плена, назвался парламентером.

Бой продолжался. К четырем часам дня корпус Раевского атаковал Бель-Вильские высоты, взял деревню Бель-Виль и Сен-Шамонский холм. Тогда-то и появились настоящие парламентеры с предложением начать переговоры. Александр I вызвал М. Орлова и приказал переговорить с присланным офицером. Офицер требовал остановить атаку, но он не имел никаких письменных полномочий. Остановить же атаку значило отложить победу. Орлов получил приказ вместе с французским парламенте-^ ром ехать к маршалу Мармону, командовавшему французскими войсками на этом участке, и лично с ним договариваться. После недолгих переговоров с Мармоном было решено прекратить огонь с обеих сторон. Орлов должен был вернуться к Пантенской заставе для окончательных переговоров о сдаче Парижа. Возвратившись к царю, Орлов доложил об успехах переговоров^{245}. «И вот орудия умолкают… Повсюду воцарилась тишина. Влево на горе, где находился государь во все время сражения, заметно было какое-то непонятное для нас движение, беготня: оттуда беспрерывно мчались в разные стороны на все пункты флигель-адъютанты и ординарцы», — вспоминал Н. И. Лорер. «Я стоял при моем взводе, — писал он далее, — и не мог хорошо видеть, что делается впереди, слышу только по всем войскам громкое радостное «Ура!» и вижу, как шляпа нашего доброго командира торжественно летит вверх. Я не вытерпел и побежал вперед. «Что это значит?» — спросил я моего товарища. — «Париж сдался». Я бросился ему на шею. Нет! Перу не передать восторга и радости нашей. Колонны наши стояли молча; но когда наш почтенный начальник подъехал и поздравил их с победою, молодцы наши грянули восторженно: «Рады стараться, ваше превосходительство! Слава богу!» Увлеченные общей радостью и мы закричали вместе с ними: «Слава богу!»… Войска отдыхали после битвы. Во всех полках гремела музыка; песенники, крики, шум, ржание лошадей — какая смесь солдат в разных мундирах и одеждах… тут раскинута палатка, там поставлен шалаш, в ином месте пылает бивачный огонь, в другом располагается артиллерия, кавалерия; здесь стоит пехота, скачут адъютанты, а там тянутся донские казаки»^{246}. Кругом всеобщая радость и веселье.

Между тем Александр I вызвал К. В. Нессельроде и передал ему заранее составленную инструкцию по заключению капитуляции. Тут же была составлена комиссия для поездки к французам. Со стороны русских в нее вошли Орлов и Нессельроде. Комиссия направилась к Пантенской заставе, где застала маршала Мармона и его штаб. Маршал предложил русским парламентерам отправиться к Ла-Виллетской заставе навстречу маршалу Мортье. Орлов наблюдал, что происходило в тылу французов. Он подметил, что оборона города была чисто военная. За линией войск не было населения столицы.

Все происходило «без сильного энтузиазма со стороны народа, без революционных импровизаций со стороны начальников». Союзники выиграли сражение за Париж. Нессельроде предложил французам «сдать город со всем гарнизоном, какой бы он ни был…». От таких условий капитуляции маршалы категорически отказались. Нессельроде, не зная, что предпринять, решил возвратиться в союзную штаб-квартиру за новыми полномочиями. В Главной квартире союзников после короткого совещания в присутствии Александра I и короля прусского, на, котором присутствовал и Орлов, было решено «отказаться от намерения принудить маршалов к положению оружия, но продолжать переговоры в том же смысле, т. е. с намерением подавить воинский дух Наполеона, сковав средства, которые находились во власти его». Орлов и Нессельроде снова поехали к Ла-Виллетской заставе. Переговоры возобновились в 7 часов вечера, но стороны не могли прийти к соглашению. Между тем наступил вечер. Орлову стало ясно, что ночью союзные войска не смогут атаковать Париж, что было бы единственным средством не дать маршалам Мортье и Мармону вывести Свои войска и соединиться с Наполеоном. «Из этого я заключил, — вспоминал Орлов, — что надобно было тотчас составить импровизированную капитуляцию или попытаться еще раз вырвать требуемые условия, прекратив переговоры, и предложил, что соглашусь остаться заложником в Париже до истечения перемирия». Договорились, что атаки на Париж не будут возобновлены до тех пор, пока Орлов не перейдет через русские аванпосты. Нессельроде уехал в штаб-квартиру, а Орлов как заложник поехал с Мармоном в Париж. Таким образом, Орлову «суждено было представлять Европу, ночующую в Париже». По дороге Орлов еще раз убедился, что город будет сдан без боя и что французские войска уже оставляют Париж.

Мертвая тишина стояла на улицах. Не было видно прохожих. Слышны были только передвижения уходящих из города войск. Мармон привез Орлова в свой дом. Гостиная маршала была полна народу, который все прибывал. Орлова окружили офицеры. В первые минуты ему пришлось отражать целый град насмешек и острот, например, такого содержания: «Знаете ли вы, где император Наполеон? — сказал один из толпы. Он ночует нынче в Мо». «Как! — воскликнул Орлов. — У генерала Сакена, который, сколько мне известно, не думал выходить оттуда с тремя корпусами своими!» «А! у вас еще три корпуса в Мо! — подхватил другой. — Подлинно прекрасная победа раздавить 30000 храбрых соединенными силами целой Европы». «Послушайте, — сказал Орлов, — не сердитесь на нас слишком за нашу вежливость. Мы хотели во что бы то ни стало отблагодарить вас за посещение, которым вы нас удостоили в том же сопровождении».

Между тем к Мармону приезжало множество знатных лиц. Орлов рассказывал впоследствии, что перед ним прошли все современные знаменитости Франции. Из слышанных разговоров он снова смог убедиться, что Париж будет сдан, а все войска выведены из него для соединения с Наполеоном. Вскоре появился Талейран. Узнав, что в гостиной находится русский офицер, посланник русского царя, Талейран сумел незаметно подойти к Орлову и тихо сказать ему о том глубочайшем почтении, которое он питает к Александру I. Он просил Орлова передать это русскому императору (Талейран готовился совершить свое очередное предательство). Вскоре после его ухода, около 11 часов вечера, приехал адъютант Наполеона Жирарден, с которым Орлов встречался в начале войны в Вильне. У него было задание Наполеона возбудить население Парижа к сопротивлению, а также тайный приказ — в случае входа союзников в Париж взорвать Гренельский пороховой склад и таким образом погубить город. Жирарден пытался поднять парижан, но безуспешно. Орлов заметил, что «Наполеон уничтожил жизнь и движение в массах, и массы остались недвижны».

Жирарден, не сумевший выполнить ни одно из заданий Наполеона (на приказание взорвать Гренельский пороховой склад комендант склада полковник Лескур ответил категорическим отказом), находился в крайне раздраженном состоянии и излил его на Орлова, которому пришлось тактично, хладнокровно и остроумно, чтобы не раздражать публику, слушавшую их за общим обеденным столом, где происходил разговор, отражать словесные атаки этого умного и злого человека. Орлов спокойно, отдавая должное боевым качествам противника, показал присутствующим, что «со всех сторон и на всех точках положение» союзников «было наступательное, преобладающее». Он произнес блестящую речь, в которой изложил свои взгляды (по сути дела, взгляды всего передового офицерства русской армии) на будущее Европы и Франции. Он искренне верил в освободительную миссию союзных держав и считал, что для гарантии твердого мира они требовали «от Франции только обеспечений против честолюбия ее властелина и против нападений на будущее время». Это всеобщее желание свободы и независимости, по мнению Орлова, дало возможность «собрать в одну массу столько различных армий», чтобы противостоять деспотизму Наполеона. Орлов был искренне убежден в благородном высоком бескорыстии союзников и особенно подчеркнул роль России, которая не хотела «ничего для себя самой», а только «всеобщего мира и неприкосновенности государства» от посягательств Наполеона. Обращаясь к своим слушателям, Орлов призывал Францию «не внимать тщетным обольщениям, принести в жертву свои мечты о славе и владычестве, будущности, исполненной счастья и спокойствия, предпочесть систему равновесия и снова занять принадлежащее ей место и сан в общем воссоздании здания европейского…». Это горячее выступление произвело большое впечатление. Орлов вспоминал, что «имел сладостное удовольствие заметить это по удвоившимся ко мне вежливости и внимательности, с которой мои слушатели теснились вокруг меня».

К 2 часам ночи, наконец, приехал граф Парр с полномочиями для заключения капитуляции. Союзники согласились на отступление французской армии, но оставили за собой право преследовать ее. Маршал Мармон согласился на эти условия. Тут же в гостиной Орлов сел и написал текст капитуляции Парижа, который был прочитан вслух. Со стороны многочисленных слушателей не последовало никаких возражений. Капитуляция была подписана. Оставалось только назначить депутацию, которая должна была идти навстречу Александру I. «День уже занимался, — вспоминал Орлов, — когда депутация готова была отправиться. Я сел на лошадь и повел ее в Бонди через наши биваки, представлявшие огромную массу огней, при свете которых солдаты, уже отдохнувшие, чистили ружья и приготовлялись торжествовать последний акт страшной борьбы, только что приведенной к концу»^{247}. Н. И. Лорер вспоминал, как они готовились к торжественному вступлению в Париж: «Наступление торжественного дня отняло у всех сон; для нас не было ночи, как не было ее когда-то для малочисленной, но бодрой духом армии русской накануне роковой Бородинской битвы»^{248}. Вернувшись в Главную квартиру, Орлов ввел депутацию в большой зал замка и приказал известить о ее прибытии Нессельроде, который тут же вышел к ней. Сам Орлов прошел прямо к царю, доложил о подписании капитуляции и обо всем, что с ним произошло в Париже. К 8 часам утра Орлов отправился к Пантенской заставе, где должна была произойти сдача города союзникам.

«Мы и явились туда, — вспоминал Орлов, — но нетерпение парижан не дозволило нам соблюсти правильно этой формальности. Все улицы, по которым союзники должны были проходить, и все примыкающие к ним улицы были набиты народом, который занял даже кровли домов».

Между тем к воротам Парижа подходили русские войска. Это была русская гвардия, гренадерский корпус и три кирасирские дивизии. Гвардия построилась перед воротами, которые были еще заперты. Но скоро подъехало союзное командование во главе с Александром I, и Орлов присоединился к огромной свите царя. При звуках музыки ворота Пантенской заставы раскрылись и победоносные русские войска, прошедшие Европу сквозь грозные битвы, разбившие дотоле считавшегося непобедимым Наполеона, двинулись в город. «Колонны наши, — вспоминал Н. И. Лорер, — с барабанным боем, музыкою и распущенными знаменами вошли в ворота Сен-Мартен… Любопытное зрелище представилось глазам нашим, когда мы… очутились у Итальянского бульвара: за многочисленным народом не было видйо ни улиц, ни домов, ни крыш; всё это было усеяно головами, какой-то вместе с тем торжественный гул раздавался в воздухе. Это был народный ропот, который заглушал и звук музыки и бой барабанов. По обеим сторонам стояла национальная гвардия… От десяти часов утра войска шли церемониальным маршем до трех часов»^{249}.

Таким образом, как писал Энгельс, Наполеон «пошел на Москву и тем самым привел русских в Париж»^{250}.

6 апреля Наполеон в Фонтенебло отрекся от престола. 11 апреля был составлен так называемый Фонтенблоский трактат, Он определял судьбу Наполеона и его семьи. В тот же день Орлов получил распоряжение отправиться в Фонтенебло для оформления акта об отречении французского императора. Приехав в Фонтенебло, Орлов согласовал с Коленкуром список лиц и состав охраны, которые должны были сопровождать Наполеона на остров Эльбу, а также вопросы о полном прекращении военных действий и освобождении военнопленных^{251}.

14 апреля 1814 г. за боевые заслуги и решающую роль в переговорах о капитуляции Парижа М. Ф. Орлов был произведен в генерал-майоры^{252}.