Эту историю рассказала мне воспитательница детского сада Мария Сергеевна Смирнова.
— Галю к нам в сад привела женщина с очень молодым лицом, но совершенно седая. В тот день я узнала о галиной маме лишь по ответам на обязательные вопросы, которые ей задавали, как и всякой другой матери, при записи ребёнка в детский сад.
— Ваша фамилия?
— Сорокина.
— Имя, отчество?
— Анна Фёдоровна.
— Где работаете?
— На ткацкой фабрике.
— Домашний адрес?
— Улица Ленина, дом 18, квартира 40.
— Сколько лет девочке?
— Три года.
— Отец?..
— Погиб на фронте.
— Ещё дети есть?
— Была… девочка… Светлана. Убита во время налёта фашистской авиации…
При этих словах она крепко прижала к себе Галю, а Галя, курносая девочка с круглыми кукольными глазками на круглом веснушчатом лице, со смешными крючковатыми косичками, тоже прижалась к ней и, взяв в свои ручонки седую голову мамы, стала ей шептать что-то на ухо.
Анна Фёдоровна улыбнулась и погладила Галю по голове:
— Можно, Галочка, конечно, можно, если тётя…
— Меня зовут Мария Сергеевна.
— …если тётя Маруся разрешит. Она спрашивает, могут ли принять в детский сад её куклу,
Я посадила девочку к себе на колени.
— Конечно, можно и твою куклу записать к нам в детский сад. Она ведь твоя дочка? Да?
— Да.
— А как её зовут?
— Соня. А… когда она не слушается, я ее в угол ставлю.
— Ты её любишь?
— Да. А когда она суп не ест, тогда не люблю… А колясочку для Сони тоже можно сюда приносить?
— Конечно.
— А сониного мишку тоже можно?
— И мишку можно.
— А… а если я буду жить у вас, кто тапкины мамки будет искать?
— Что?
— Ой! Я совсем не так сказала! Мне надо было говорить мамкины тапки, а я говорю тапкины мамки…
Галочка смутилась, покраснела, скатилась с моих колен и, подбежав к матери, уткнулась лицом к ней в колени.
Анна Фёдоровна рассмеялась:
— Эх, ты, маленькая мама, сразу тёте Марусе все наши семейные тайны открыла! Знаете, когда я прихожу с работы, она ищет мои тапки, которые сама же нарочно и прячет…
Прошла зима. На лето, как всегда, наш детский сад выехал на дачу. Галочка пробыла на даче до июля, а потом её мама увезла в деревню, к бабушке.
Пришла она к нам, когда детский сад был уже в городе. На этот раз её привела женщина, которую я никогда не видела. Точнее, не женщина привела Галю, а Галя за руку втащила женщину.
— Здравствуйте, тётя Маруся!.. Тётя Маруся, а это моя мама! Тётя Маруся, у меня теперь две мамы — мама Аня и мама Клава. Это моя мама Клава. А мама Аня вам привет велела передать, она сегодня ушла на собрание. Мама Аня велела вам сказать, что она завтра сама придёт передавать вам привет. И вот ещё вам цветы. Это мы сейчас с мамой Клавой купили,
Женщина стояла и улыбалась.
Зная, что Галочка — большая фантазёрка и выдумщица, я в тон её лепету спросила:
— Галочка, а где же ты нашла себе вторую маму?
— Это, тетя Маруся, не вторая мама, а первая мама, потому что сначала меня родила мама Клава, а уже потом родила мама Аня. И не я нашла маму Клаву, а мама Клава нашла меня. Вот!
— Ну ладно, Галочка, довольно тебе загадки загадывать тёте Марусе, иди к девочкам.
— Хорошо, мамочка. Передай привет маме Ане и крепкокрепко её поцелуй.
Галочка поцеловала женщину и убежала…
Две мамы! Это не было шуткой и фантазией Галочки…
Через несколько дней после того, как Анна Фёдоровна вернулась с Галочкой из деревни и когда они сидели в своей городской квартире и пили чай, в дверь кто-то постучал. Стук был робкий, нерешительный, и Анне Фёдоровне показалось, что это стучат в соседнюю квартиру. Но когда стук повторился, Анна Фёдоровна вышла в прихожую и открыла дверь.
Вошла женщина. И так же нерешительно и робко, как и стучалась, она спросила:
— Простите, здесь живёт Анна Федоровна Сорокина?
— Да. Это я. Проходите, пожалуйста.
— Спасибо. Я… видите ли… Может быть, я ещё ошибаюсь… Но… скажите: у вас есть девочка… Галя?
— Да, это моя дочка. Наверное, успела уже подраться на дворе с кем-нибудь?
— Нет, Анна Фёдоровна… Я должна вам сказать… Поймите… Эх, да что уж тут, всё равно! Дело в том, дорогая Анна Фёдоровна, что Галя — моя дочь. Я из Киева…
По лицу Анны Фёдоровны разлилась матовая бледность. Она стояла молча, широко открытыми глазами смотрела на женщину и была похожа в это время на мраморное изваяние.
Из комнаты выбежала Галя.
— Мамочка, чай совсем, совсем остыл.
Женщина, увидев девочку, взметнула было к ней руки, но смущённо их опустила и только еле слышно прошептала:
— Какая… большая!
— Значит, — совершенно чужим голосом заговорила Анна Фёдоровна, — значит… вы Клавдия Николаевна Кравченко?
— Да, я Клавдия Николаевка Кравченко.
— А отец Гали?.. Впрочем, извините, ради бога. Раздевайтесь.
— Галочка, — сказала Анна Фёдоровна, когда ввели гостью в комнату, — иди к себе и поиграй, а мы с тётей… извините меня, пожалуйста… нам с Клавдией Николаевной надо поговорить.
— Хорошо, мамочка.
Долго сидели молча две женщины-матери в одной комнате. Потом заговорили. Они рассказали друг другу все о своей жизни и о своей судьбе. Анна Фёдоровна рассказала о своём муже, о том, как погибла дочка Светлана, как она удочерила Галочку. Клавдия Николаевна рассказала, как потеряла в 41-м году полуторагодовалую Галочку, как жила в эвакуации и разыскивала её. Галочкин отец тоже погиб на войне.
Сначала они беседовали за столом, потом перешли на диван. Они не заметили, как комната погрузилась в сумеречную осеннюю муть, и их, сидящих на диване, и все предметы как-то тускло и неестественно освещал лишь свет уличного фонаря, отражённый зеркалом.
Галочка заигралась и уснула. Она не слышала, как ееперенесли на кровать. Она спала, чему-то улыбалась во сне к ни разу не проснулась и не видела, что всю ночь у её кроватки сидела её настоящая мать. Она держала ручонку дочки в своей руке, а другой рукой бережно, боясь разбудить, гладила русую головку. И слёзы, тихие, светлые слёзы радости струились по щекам женщины, нашедшей самое дорогое, что может быть в жизни матери.
А рядом в комнате всё на том же диване сидела Анна Фёдоровна. Она не плакала. Горе расставания с Галочкой было так глубоко и сильно, что слёз не было. Только к горлу подступил ком и душил. Она широко открывала рот, глотала воздух, изредка наливала из графина в стакан воду, машинально подносила стакан ко рту и пила воду маленькими глотками. Но это не помогало. Ком в горло перекатывался и мешал дышать…
…Они договорились, что Клавдия Николаевна весь свой отпуск проведёт у Анны Федоровны. За это время, решили они, Галочка привыкнет к своей матери, а Анна Федоровна свыкнется с мыслью о том, что вынуждена расстаться со своей приёмной дочкой.
Через несколько дней, когда Галочка действительно уже привыкла к Клавдии Николаевне. Анна Фёдоровна сказал-:
— Галочка, Клавдия Николаевна — твоя мама, ты её так и называй,
— А ты? Ведь ты моя мама?
— Да, — сказала Клавдия Николаевна, — но и она тоже твоя мама.
— Значит, бывают две мамы?
— Бывают. Вот видишь, у тебя две мамы, значит, бывают…
Ещё через несколько дней Анна Федоровна сказала:
— Галочка, ты скоро поедешь с мамой в Киев и будешь там с ней жить.
— А ты? Ты тоже поедешь?
— Нет, ведь ты же знаешь, что мне надо работать на фабрике. А летом я возьму отпуск и приеду в Киев…
— А к бабушке в деревню прошлым летом мы уже не поедем?
— Галочка, прошлое лето уже прошло, а то, которое будет, называется будущее лето…
Накануне отъезда, когда Галочка пришла со двора домой и вошла в комнату, она увидела, что обе мамы сидят очень, очень грустные и всё время подкосят платки к глазам.
— Ой! Обе мамы плакают! Кто обидел моих мамочек? Мама Аня, может, ты тапки потеряла? Они в кухне под стулом, на них моя Соня спит.
Анна Фёдоровна обняла Галочку, улыбнулась сквозь слёзы:
— Нет, родная, нам просто очень грустно расставаться, ведь завтра ты с мамой Клавой уезжаешь в Киев.
Галочка на минуту задумалась. Потом подошла к Клавдии Николаевне, обняла её:
— Мама Клава, а давай не поедем, ведь маме Ане скучно без нас будет. И… и я не хочу без мамы Ани ехать.
После неловкого молчания Анна Фёдоровна подошла к Клавдии Николаевне положила ей свои руки на плечи, поцеловала её.
— Знаете, милая Клавдия Николаевна, я все эти дни держалась, как могла. Но… но вот сейчас чувствую, что… что не в состоянии перенести… Родная, оставайтесь у нас! Квартиры хватит, работа найдётся.
Клавдия Николаевна обняла Анну Фёдоровну:
— Спасибо! Спасибо! Я вас понимаю! Я об этом думала, но я не смела сама предложить…
Утром Галочка усадила свою куклу в тапку, другую тапку привязала шнурком к первой, потом привязала чайник с отбитым рожком, положила на колени кукле железнодорожный билет «Москва — Киев».
— Ну, Соня, поезжай. Только не капризничай в Киеве и кушай суп, целую тарелку. А твоя мама и мои мамы скоро приедут за вещами, и тогда поедешь обратно к нам.
— Я очень подружилась с этой чудесной советской семьёй и часто бываю у них, — заключила свой рассказ Мария Сергеевна. — Кстати, у Гали сейчас есть сестренка Верочка. Её взяли из детского дома, удочерила Анна Фёдоровна. Галочка уже учится в третьем классе, а Верочка ходит в наш детский сад. Обе женщины-матери тоже часто приходят к нам в детский сад, и когда они появляются, ребятишки бегут навстречу и кричат:
— Верины мамы пришли! Верины мамы пришли!