Дело антикварной мафии

Глава девятая Директор дает мне «добро»

— Итак? — сказал Валентин Макарович, когда мы вошли в его кабинет. — В чем проблема, Карсавин?

— Понимаете… — я колебался, как начать. Действительно, я все это время думал над словами Виталия Яковлевича. — Понимаете, вот, Виталий Яковлевич сказал, что такие подделки хорошо смотрелись бы только на сцене, как часть декораций, в особом театральном освещении… Приблизительно так он сказал, да?

— Да. И что из этого?

— Так ведь другой сосед Васьковых и Буркалова, Цвиндлер — театральный художник! И, конечно, он знает все приемы и способы, как нарисовать картину так, чтобы со сцены она выглядела настоящей. Но если бы я высказал это при всех, и при ребятах, и при Виталии Яковлевича, и при Николае Ивановиче, то получилось бы, будто я его обвиняю, а мне кажется, обвинять пока что нельзя, мне кажется, он вряд ли в чем-нибудь виноват, и это тот случай, когда не стоит зря навлекать подозрения на человека! Скорее всего могло быть так, что он невольно подсказал кому-то — Васьковым или Челканову — как можно подделывать иконы. Был какой-нибудь разговор, как всегда, когда соседи собираются, объединенные к тому же одной профессией и одними интересами, и Цвиндлер возьми и скажи: «Подумаешь, хитрости подделок! У нас в театре все очень просто решается, просто и грубо. Нарисовал что-нибудь похожее на икону, покрыл лаком, сунул на часок-другой в духовку и готово: такая икона на сцене будет выглядеть настолько подлинной, что дух захватит, и кто-нибудь вообразит даже, будто мы ее для спектакля у музея арендовали». Вот приблизительно так он сказал, понимаете?

— Понимаю, — кивнул полковник.

— И еще я решил, что очень странный сейчас заказ у Цвиндлера, из-за которого, как сказал охранник, он весь сияет. Посудите сами, Цвиндлеру платят колоссальные деньги за работу, которую сделал бы любой начинающий студент. И при этом, благодаря этой работе, он с раннего утра до поздней ночи находится далеко от мастерских, а уж когда он возвращается в мастерские то только за одним: бухнуться поспать, чтобы с утра опять взяться за работу. Если бы удалось выяснить связь этого заведения, откуда он получил заказ, с Васьковыми или с Челкановым, тогда бы вообще все встало на свои места! Получалось бы тогда, что Цвиндлера им надо было удерживать какое-то время подальше от мастерских, вот они ему этот заказ и подсунули! Но еще получалось бы, что тот, кто все это устроил, в любой момент может решить, что Цвиндлера надо устранить физически, так же, как Буркалова!.. Вот я и подумал, что мне надо бы уже сегодня найти Цвиндлера, познакомиться с ним и разобраться, виновен он или нет…

— А ты уверен, что разберешься? — спросил Осетр.

— Я постараюсь, — серьезно ответил я. — Во всяком случае, или я пойму, что он виновен, и тогда пусть им занимаются дальше другие, или он сумеет рассказать нечто очень важное, и нам станет ясно, почему ему подсунули этот выгодный заказ.

— Гм… — Директор размышлял. — Но ты ведь пойдешь не один, а со своими друзьями?

— Получается, так, — сказал я. — Так вы позволяете?! — я не мог сдержать восторга.

— Только очень осторожно, поняли? — он был в задумчивости. — Наверное, ты прав. Бывают случаи, когда не стоит с ходу подозревать человека… С другой стороны, эти предположения настолько хрупкие, что больше смахивают на фантазии. Но ведь одна твоя фантазия уже оказалась сегодня блестящей догадкой… И пообещай ничего не предпринимать без моего ведома. Когда повидаетесь с Цвиндлером — сразу звоните мне, а я уж решу, что вам делать дальше.

— Обещаю! — сказал я.

— И, естественно, ни слова своим друзьям, пока вы не уедете от других ребят. Никто, кроме вас, пока ничего не должен знать.

— Разумеется!

— Позвоните мне через часок. К этому времени я буду знать, по какому адресу искать Цвиндлера.

— Обязательно, как же иначе?

— Ну, хорошо… — он кивнул, то ли мне, то ли сам себе. — Тогда пошли.

И мы вернулись в класс.

— Все в порядке, — проговорил Валентин Макарович. — Мы решили все проблемы с Карсавиным. Поезжайте.

Мы всем классом загрузились в автобус. Николай Иванович и Виталий Яковлевич решили, как мы поняли, еще немного задержаться.

— О чем вы говорили с Осетром? — поинтересовались ребята, когда мы ехали.

— Да так, — ответил я. — Я думал убедить его разрешить нам завтра съездить в деревню Поплавцы, поглядеть, как там Буркалов. Ведь это совсем безопасно! Но Осетр и это запретил.

— Угу! — подал голос Вартанян. — Мне тоже эта идея в голову приходила, но я видел, что Осетр не в настроении, поэтому даже спрашивать не стал. А все равно, здорово мы сегодня поработали!

И мы стали горячо, наперебой обсуждать события прошедшего дня. Много версий и догадок выдвигалось, каковы главные планы Челканова. Например, Сашка Ипатьев сказал:

— Я вот чего не понимаю. Ведь этот датчанин, Гьельструп, не раз бывал в Москве, покупал картины для коллекции и вывозил их. Неужели он не знает, как надо оформлять их к вывозу? И свои знакомые люди у него должны быть, которые быстро ему разрешение сделают, и все такое? Так почему он так живо согласился на услуги Олега Кирилловича, как будто он совсем беспомощный в этих делах и ему обратиться не к кому?

— Да это понятно, из-за той же жадности! — тут же откликнулся Саврасов. — Конечно, он многих знает. Но ведь и они его знают? Знают, что он — человек богатый, и содрать с него можно много! Конечно, они бы сделали ему разрешение быстро, но за это они бы заломили бы ему цену не сто долларов, а двести, триста, а то и больше! Я думаю, Васьковы учитывали это, когда подсовывали ему своего приятеля Олега. Знали, Гьельструп наверняка решит, что Олег ему самой судьбой послан, чтобы лишние денежки сберечь.

— И потом, он не такой уж был беспомощный, — уточнил Жорик. — знал что по выходным этот комитет не работает, и разрешение получить нельзя, и в ценах он отлично ориентировался, знал, сколько стоят эти услуги. По-моему, он обрадовался, что Олег ему все сделает очень дешево, факт!

— В общем, тот случай, когда жадность фраера сгубила, — подытожил Астафьев. — Если б он обратился к своим знакомым, они бы цену за услугу заломили, зато просветили бы его, что купил он подделку, которая ни в каких разрешениях на вывоз не нуждается, и, естественно, не взяли бы с него ничего, и он бы, в итоге, и сто долларов сэкономил.

— А может, и они скрыли бы от него, что это — подделка, — хихикнул Стасов. — Ведь раз разрешения не надо, то и взять с него не за что, а кому охота двести или триста долларов терять?

Ну, и так далее. Мы многое обсудили, но, естественно, ни до чего конкретного не додумались. На том мы и доехали до Киноцентра (кое-кто вышел пораньше) и там расстались, разойдясь в разные стороны.

— Ну, все! — вздохнул Илюха, когда мы остались вчетвером, распрощавшись с остальными. — Мощный денек выдался! Теперь к тебе домой, поужинать и на боковую, да?

— Еще нет, — ответил я. — Нам предстоит еще одно очень ответственное дело.

— Так вот о чем ты говорил с директором! — воскликнул Жорик. — Хитрюга! На какое дело ты у него выпросил разрешение?

— Сейчас объясню, — сказал я. — Только сперва мне надо позвонить и получить еще кое-какие данные.

И я позвонил из ближайшего таксофона.

— Валентин Макарович, это я…

— Да, записывай. Ресторан «Дель Монте», находится на набережной Тараса Шевченко, так что вам добираться до него совсем недалеко. Еще раз повторяю: будьте предельно осторожны! И сразу мне отзвоните, при любых результатах, поняли?

— Разумеется, — ответил я.

— Тогда жду. Удачи вам.

Я повесил трубку и вернулся к друзьям.

— Можно проехать одну остановку до «Киевской», а можно пешком прогуляться, через мост. Я предлагаю пройтись пешком, а по пути я расскажу вам, в чем дело.

— Идет! — согласились они.

По пути я рассказал о моих догадках и о разговоре с директором.

— Здорово! — восхитился Илюха. — Выходит, если нам повезет, то мы до всего докопаемся, опередив взрослых?

— Вполне может быть! — кивнул я.

— Все четко! — сказал Лешка. — Конечно, театр! Иконы сделаны так, как в театре бутафорию делают, которая вблизи топорной работой смотрится, а из зала — просто ах! И то, что Цвиндлера стараются держать подальше от мастерских… Я думаю, ты прав. И главное, — не без досады добавил он, — это же так просто! Почему же я тоже не сообразил?!

— Должен был, но не сообразил, — сказал Жорик. — И я не сообразил, хотя тоже мог догадаться. Да что там мы! Вон, даже Николая Ивановича, при всем его колоссальном опыте, слово «театр» никак не всколыхнуло! А Андрюха врубился, молодец. Но ведь и каждый из нас многое просек! Если прикинуть, то один додумался до одного, другой — до другого!

Нам оставалось только согласиться с ним. Вот так, обсуждая мои догадки и прикидывая, как лучше всего познакомиться к Цвиндлером, мы добрались до ресторана.

Ресторан еще был закрыт для посетителей, и даже сейчас, несмотря на достаточно позднее время (впрочем, в мае около девяти вечера совсем светло), рабочие продолжали трудиться. Кто выкладывал плиткой дорожку к ресторану, кто красил фасад и рамы, кто возился с установкой ажурного кованого козырька над входом. По всему было видать, что владельцы ресторана хотят успеть открыть ресторан к летнему сезону.

Мы немного постояли, глазея по сторонам, потом я обратился к одному из рабочих.

— Скажите, а как нам найти Цвиндлера Ефима Моисеевича?

— Художника, что ль? — уточнил рабочий.

— Его самого.

— Так он там, внутри, стены расписывает. А что вам от него надо?

— Да нам было интересно, как фрески делаются, — объяснил Жорик. — И он предложил нам зайти поглядеть. То есть, не совсем он, а его друзья, но нам передали, что он не против.

— Что ж, зайдите внутрь, — кивнул рабочий. — Вы его сразу найдете.

Мы прошли внутрь, и, действительно, сразу увидели художника. В зале почти все уже было готово и отделано, а Цвиндлер, невысокий и плотный, с черной с сильной проседью курчавой бородой и встрепанными седыми волосами, стоял на стремянке и дописывал одну из последних фресок.

Нас окружала необыкновенная панорама Италии. Было видно, что художник потрудился на совесть.

— Вот это да!.. — вырвалось у нас.

Цвиндлер оглянулся.

— Нравится, ребятки? Вы к кому?

— К вам, — ответил я.

— Ко мне? — удивился Цвиндлер. — И что вам от меня надо?

— Буркалов, ваш сосед по мастерской, сказал нам, что вы не будете против, если мы подойдем поглядеть, как вы рисуете фрески, — объяснил я. — Мы так поняли, что он и с вами договорился.

— Ну, это вы неправильно поняли! — рассмеялся Цвиндлер. — Игорь Васильевич — очень славный мужик, и художник хороший, но… Но иногда ему только кажется, будто он что-то сказал или сделал. Впрочем, — добавил он, — иногда и мне это только кажется, особенно если мы с Игорем на пару посидим… Но погодите, — он нахмурился. — Ведь Игорь в деревню укатил, уже несколько дней назад…

— А мы с ним и говорили несколько дней назад, — сказал Лешка. — Просто до сих пор не могли выбраться.

— Ясненько! — кивнул Цвиндлер. Он быстро спустился со стремянки, оказавшись на удивление проворным. — Что ж, смотрите…

Он и сам внимательно смотрел на свою работу, искал недоделки или то, что, по его мнению нужно исправить.

— Здорово у вас получилось! — восхищенно сказал Илюха. — Особенно вон то… — он указал на старика на фоне подъезда с велосипедами.

— Это да, — кивнул Цвиндлер. — Надо было внести кусочек будничной жизни, это сразу и воздух сделало другим, и ощущение настоящей Италии появилось. А сколько я с заказчиками бился, что не надо делать точно по фотографиям, примитивно их увеличивая, что это и скучно, и результата не даст. У фотографии и живописи свои законы, и даже перспектива в фотоснимке и в картине — совсем разная, если поглядеть. Долго убеждал… и вот! Как говорится, старый конь борозды не испортит.

И он опять с удовольствием огляделся вокруг.

— Но сегодня вы уже не увидите, как я работаю, — сообщил он. — На сегодня хватит. Если получится, приходите завтра пораньше. Я закончу вот эту фреску и доведу до ума вон ту, на дальней стене. И, собственно, основная работа будет закончена. Еще два-три дня на поправки и на отделку мелочей — и принимайте работу, дорогие господа хозяева!

— Дураки будут, если не примут, — сказал Жорик.

— Я тоже так считаю, — серьёзно ответил Цвиндлер. — Да, по-моему, и они тоже так считают! — рассмеялся он.

— Завтра мы подойдем пораньше, — сказал я. — А сегодня, можно мы вас немного проводим? Вы нам расскажете, как такие вещи делаются, и вообще… Нам все это безумно интересно!

— Проводите, конечно, — согласился Цвиндлер. — Да и мне будет веселее домой возвращаться..

Он стал прибираться: кисти опустил в мыльную воду, счистил с палитры на газету остатки красок и протер ее тряпкой, уложил краски в деревянный ящик и отодвинул к стене…

— Игорь Васильевич говорил, что, вроде, совсем мало художников у вас в мастерских осталось, — сказал Алешка. — Что, вроде, многие художники, кому деньги были нужны, продали свои мастерские, потому что и район престижный, и сам дом в цене из-за старой основательной постройки, стеклянных крыш и всего такого…

— Это верно, — кивнул Цвиндлер. — И Игоря это страшно раздражает. Сам-то он мастерскую свою не продаст ни за какие коврижки.

— А ему предлагали? — живо спросил Жорик.

— Предлагали, как не предлагать! — чуть скривясь, ответил Цвиндлер. — И мне предлагали, и всем. Но мы с Игорем старой закалки, не чета нынешним. Для нас мастерская, в которой каждый квадратный сантиметр дорог и приспособлен для работы — это все равно, что родной человек. Мы-то ценим возможность заглянуть друг к другу в мастерскую, пообщаться, новые картины друг другу показать, просто посидеть, поговорить об искусстве и за жизнь… Иногда и поспорим крепко, но это хорошо. Мы-то друг друга понимаем. Не то что молодые художники — они не понимают, что такое общность художников, их общение и цеховая солидарность. Молодые, они все больше каждый сам за себя…

— Получается… — сказал я. — Получается, что Васьковы, про которых Игорь Васильевич говорил, что они очень модные сейчас художники, они тоже из тех, которые не понимают и которые сами за себя?

— Ну, Васьковы… — протянул Цвиндлер. — Васьковы, да, они из таких. Конечно, они и милы, и дружелюбны, и всегда готовы по-соседски на просьбу откликнутся, но… Но не хватает им какого-то стерженька внутреннего, что ли. Вот, например, эта история с иконами…

— С какими иконами? — спросил Жорик.

— Да с теми, которые Игорь из деревни привез! Говорил я ему, что иконы ценные, хорошие, что не надо спешить с их продажей, надо найти такого покупателя, который заплатит нормально. Так нет, он уперся, что, мол, они — соседи, и по-соседски ему все организуют. Ну, и купили у него иконы за приличную сумму, конечно, но цена эта далека от настоящей. Игорь был доволен и тем, что получил, но я ему сказал… Впрочем, чего там! Мне на Евгения с Натальей ворчать негоже, они, действительно по-своему всегда готовы соседям помочь. Вот и эту работу они мне устроили тоже, за что им спасибо. Понятия у них, так сказать, нынешнего времени, и меряют они все долларом, и может, с того, что я получил заказ — работу от ресторана, они свою какую-то выгоду будут иметь, так это их дело! Я-то, действительно, только спасибо им сказать должен!

Мы переглянулись. Выходит, все наши предположения верны! И работу в ресторане старому художнику устроили Васьковы, и сам Цвиндлер предполагает, что уж какую-то выгоду они с этого поимеют, такие они люди!..

Наконец, Цвиндлер снял запачканный краской халат и надел вельветовый пиджак, ровно настолько потертый и потрепанный, как положено пиджаку настоящего художника.

— А мы… — было видно, что Жорик быстро соображает, какой вопрос тут можно задать, чтобы продолжить тему. — Так разве Васьковы вам эту работу устроили? Мы так поняли, что это был… Как Игорь Васильевич сказал, какой-то ваш сосед, богатый коллекционер со связями… Как же его, как-то на «Ч»… И что-то про иконы Игорь Васильевич упоминал, только в связи с ним, но мы не поняли, что именно…

— Челканов, — сказал Цвиндлер. — Нет, Челканов здесь ни при чем. Наверное, Игорь в разговоре с лету перескочил с Васьковых на Челканова, — это с ним иногда бывает. Вот в ваших головках все и перепуталось… Ну, я собрался. Пошли?

— Пошли! — откликнулись мы.

Мы вышли из ресторана, а Цвиндлер спросил:

— Да, кстати, а откуда вы Игоря Васильевича знаете?

На это у нас был готов ответ.

— Мы с ним в художественном салоне встретились, куда он свои работы привез, и как-то разговорились. Нам нравится по художественным салонам ходить и по антикварным магазинам. Там прямо как в музее ходишь, только бесплатно!

— Понятно… — Он остановился на набережной и поглядел на реку. — Вечер-то какой славный! Не хуже, чем в Италии, а?.. Так о чем вы меня расспросить хотели?

Мы опять переглянулись. Надо было каким-то образом вернуть разговор к Челканову, но слишком грубо это делать, пожалуй, не стоило. И я сказал:

— А как вообще фрески пишутся? Ведь у них какие-то особенности есть, да?

— Есть, — кивнул он. — Вообще, то, что я сейчас делаю, — не фрески. Классическая техника фресок — техника, которую итальянские мастера называли secco — это живопись по мокрой штукатурке красками, разведенными на яичном желтке. Если штукатурка сухая, то краски нестойко будут держаться, сыпаться. Поэтому и наши иконописцы, расписывавшие фресками храмы, и западные мастера почти всегда держали при себе подмастерьев, которые все время смачивали штукатурку. Правда, Леонардо да Винчи, когда писал свою «Тайную Вечерю», обходился без подмастерьев, потому что ему не хотелось, чтобы хоть кто-то видел фреску, пока она не закончена… Впрочем, он был экспериментатором во всем, и в технологии живописи в том числе, он пытался писать красками, разведенными не на яйце, а на воске, например. Эти эксперименты, в итоге, дорого обошлись, потому что к нашему времени и «Тайная вечеря», и некоторые другие его работы стали сыпаться больше, чем все другие фрески той же эпохи, и реставрация для них понадобилась очень сложная… Но это так, к слову, — он рассказывал все больше загораясь и воодушевляясь, и было видно, что ему самому приятно рассказывать нам об искусстве. — Я это к тому, что я, если говорить строго, создаю не фрески, а живопись на стенах. Я беру такие краски, которые…

Что за краски он берет, мы узнали много позже, через неделю, когда опять его навестили. А в тот момент наш разговор прервали три головореза, метнувшиеся откуда-то из-за угла или из подворотни к нам. Мы как раз шли по безлюдному участку набережной, и было понятно, что у них самые дурные намерения… И еще было понятно, что их целью является Цвиндлер.

Про нас, мальчишек, они, конечно, решили, что мы не в счет. А зря. Все-таки, кое-чему мы в школе уже успели научиться, ведь у нас и уроки рукопашного боя есть, и занятия по действиям в экстремальных ситуациях… Жорик кувыркнулся — нырнул прямо-таки под ноги одному из нападавших, и тот, споткнувшись о него, носом вспахал асфальт. Второго встретил Илюха Угланов — Илюха ведь силач у нас, ему часто дают на два-три года больше, чем ему есть на самом деле, и боксом он занимается с большим удовольствием. Конечно, если взрослый знает, чего можно ждать от Илюхи, то Илюха со взрослым не справится, но если человек не подозревает, на что он способен, то Илюха еще как может ошарашить.

Он и ошарашил. Здоровенного кретина он встретил таким хуком справа, что только держись! Кретин на ногах не устоял, шлепнулся — и тут же выхватил шипованный кастет, не кастет даже, а нож с пилообразным лезвием.

Мы с Лешкой, тем временем, заслонили Цвиндлера от третьего, в руках которого был кусок железной трубы. Лешка успел толкнуть Цвиндлера к стене так, что нападавший промахнулся — и труба просвистела в воздухе.

Тем временем, громила, сбитый Жориком, уже вскочил на ноги, и кретин, получивший убойный хук от Илюхи, тоже поднимался с земли, размахивая своим страшным оружием. Жорик, перекувырнувшись, тоже вскочил — и приготовился к бою по законам уличной драки. Мы лихорадочно прикидывали, что делать. Было понятно, что, при всей нашей натренированности, мы против трех здоровенных головорезов, к тому же основательно вооруженных, не устоим. Была одна надежда, что мы выиграли драгоценные секунды. В таких историях нападающие обычно удирают, получив отпор. Конечно, где-нибудь в глухом переулке или на пустыре они точно никуда бы не слиняли, но в центре Москвы, неподалеку от Белого Дома, где полно милиции, каждая секунда бывает на счету и, если нападение сразу не удалось, то лучше смыться, пока тебя не забрали в милицию…

Я не знаю, удрали бы они или нет, скорее, мне кажется, нет, уж больно серьезные были намерения. Им был нужен Цвиндлер, судя по всему, но больше они ничего не смогли сделать. Невесть откуда посыпались на них несколько дюжих ребят, и мы глазом моргнуть не успели, как трое громил лежали лицами вниз на асфальте, в наручниках.

А один из наших спасителей вытащил мобильный телефон и доложил:

— Николай Иванович? Наши подопечные в порядке. На них попытались напасть, но мы все время были рядом, нападавшие задержаны… Хорошо, везем.

Он махнул рукой, и к нам подъехали три машины.

— Поехали… — кивнул он нам.

— Куда?.. — пробормотал Цвиндлер. — Что это было?..

— Все узнаете, Ефим Моисеевич, — невесело ответил он. — И скажите спасибо этим ребятам. Если бы не они, вас бы уже убили.

Мы расселись по машинам и поехали.