Дело антикварной мафии

Глава восьмая Предварительные итоги

— Что это?.. — спросил Осетров.

— Икона! — широко ухмыляясь, объяснил Юденич. — Мы сами и сделались покупателями!

— Но я же… — Осетров грозно нахмурился. — Я запретил!

— Осмелюсь доложить! — Юденич вытянулся по струнке, но без преувеличенной дурашливости Валикова. — Мы все обсудили и решили, что это Вельяминову вы запретили, а нам, наверно, можно!

— Та-ак!.. — язвительно протянул наш директор.

— Он не виноват! — вмешался Мишка Астафьев. — Это я его подбил!

— Почему — ты? — фыркнул Мишка Гущин. — Мы все вместе его подбили! И, может, я — в первую очередь!

— И, в конце концов, все здорово получилось! — подал свой голос и Колька Сухарев.

— И вовсе меня никто не подбивал! — сказал Юденич. — Это я всех завел! Первая-то мысль, что неплохо бы купить икону, чтобы у нас на руках был образец для экспертизы, моя была!

— Да у тебя даже не мысль была, а так, предложение! — сказал Гущин. — Ты даже слово «купить» не произносил. Ты просто сказал: «Интересно, а удастся ли нашим добыть хоть одну икону для экспертизы, и чтобы вещественное доказательство на руках было?» Вот мы на тебя и навалились, когда старушку с иконой увидели: давай, мой, покупай, если денег не жалко!

— Стоп, стоп, стоп! — сказал Осетров. Он выдержал паузу — а потом вдруг рассмеялся. — Ну ладно, показывайте, что за чудо искусства вы раздобыли?

Юденич достал икону и поставил на доску, на обозрение всему классу.

— Вот! — указал Юденич. — И пузырьки видны, и все, как положено.

— М-да! — процедил Осетров. — И сколько это стоило?

— Мы за тысячу триста рублей сторговались… — ответил Юденич.

— И у вас были с собой такие деньги? — прищурился Осетров. — Вы же знаете, в школе нельзя при себе иметь больше пятидесяти рублей на неделю. Нарушил правило?

— Не нарушал! — горячо ответил Юденич. — То есть, почти не нарушал… У меня была с собой кредитная карточка. О кредитных карточках ничего не говорилось, и потом, на нее ведь все равно ни в школе, ни во всех окрестностях купить ничего нельзя! Я ею до того ни разу не пользовался, честное слово, мне родители ее дали, чтобы была на случай каких-нибудь крайних непредвиденных обстоятельств, и мне было жутко интересно самому проверить, как она работает!

— По-моему, — сказал наш директор, — если в школе запрещены мобильные телефоны, то же самое относится и к кредитным карточках. Это же ясно, как дважды два!

— Да нам всем было интересно поглядеть, как она работает! — вступился Астафьев. — Какашка нам показал кредитную карточку, так мы на него и насели: давай попробуем, давай попробуем!.. Он еще долго сопротивлялся! А потом, когда мы с бабулей договорились, мы быстренько сбегали в гостиницу «Измайлово», там банкоматы есть, и… и вот!

— Ладно! — махнул рукой Осетров. — Насчет кредитных карточек я еще подумаю… Это наши внутренние дела, нашим гостям не интересные. Рассказывайте лучше, что вам выяснить удалось.

— Ну… — начал Юденич, — как мы уже сказали, старушка настоящая, икона поддельная. Насчет иконы сами видите: мы спектакль разыграли еще тот! Я изображал американского мальчишку, сына наших эмигрантов, вместе с родителями приехавшего погостить на родину и встретиться с друзьями, а ребята мне подыгрывали. Здорово получилось — хоть на пленку снимай! Я брожу по Измайлово, чтобы поглядеть матрешек и другие поделки, которые в Америке — роскошный подарок! А уж старая икона — шикарный подарок. И бабуля совсем поверила, когда я сказал: «Все, покупаю, только у меня наличными такой суммы с собой нет, я сейчас сбегаю, по карточке сниму», — и махнул карточкой у нее перед носом. Тут она совсем поверила, что я американец, и согласилась нас подождать. А когда мы икону запаковывали, я и говорю: «Да, кстати, а пропустят меня через границу с этой иконой? Ведь она старая и ценная, могут и придраться…» А старушка и объясняет: «А ты, милый, ступай к гостиничному комплексу «Измайлово», там несколько человек крутятся, помогут тебе оформить разрешение на вывоз. В основном, правда, они стараются с иностранцами работать, потому что те им за хлопоты больше платят. Да вы их сразу найдете, только мой вам совет, ищите такого Виктора Григорьевича, он — молодой еще человек, брюнет и с бородой черной, и в кожаной куртке всегда. Про него-то я знаю, что он не подводит. Я ведь уже третью свою икону здесь продаю. Только, милый, твои родители понадобятся, потому что ты еще несовершеннолетний, и на тебя выписывать разрешение нельзя!» «Что ж, — говорю я, — спасибо вам. Поговорю с отцом, может он к этому Виктору Григорьевичу и подъедет, если при нашей гостинице таких же людей нет. Нам-то все быстро надо будет сделать, мы в среду уже назад улетаем!» «Он-то сделает, милый, точно, сделает!» — заверила бабуля, и на том мы расстались. Вот! Теперь можно не только экспертизу иконы проводить — можно, если понадобится, кому-нибудь пойти туда, под видом моего отца, и с этим Виктором Григорьевичем контакт наладить, показав ему эту икону и попросить помочь с разрешением на вывоз. Хотя, мы так понимаем, этот Виктор Григорьевич ничего незаконного не делает. Ну, отвозит поддельные иконы в экспертный отдел Третьяковки или куда-то еще, получает справку, что художественной ценности икона не представляет и вывоз ее разрешен. А что берет с людей за такие услуги по сто или сколько там долларов, так они ж сами на это согласны… Да, ну и потом мы, конечно, проследили за этой старушкой. Она живет на «Бауманской», на Большой Почтовой улице. Точный адрес у нас записан, найти бабулю, если понадобится, не составит труда.

— Неплохо поработали, — усмехнулся Осетров. — Итак, что мы запишем?

Юденич, Астафьев, Сухарев и Гущин, посовещавшись, сделали такую запись:

11. Измайлово: старушка подлинная, икона поддельная. Адрес старушки известен. Известно, что есть «жучок» Виктор Григорьевич, помогающий старушке обманывать иностранцев, потому что, якобы, только он может сделать разрешение на вывоз такой «ценной» иконы.

— Очень хорошо! — сказал Осетров. — А теперь сосредоточьтесь и внимательно поглядите на все пункты вместе. Есть у кого-нибудь хорошие идеи, какие тут скрытые связи можно установить?

И мы задумались. Пожалуй, для вашего удобства я воспроизведу весь список целиком, чтобы и вы могли охватить его глазом и тоже подумать.

1. Имеется телефон, по которому нужно обращаться, если хочешь продать старинную икону.

2. «Анна Ивановна» — не Анна Ивановна, а художница Наталья Васькова.

3. Васькова с кем-то созванивалась и была довольна, что иностранец, получая разрешение на вывоз иконы, не раскусил подвох.

4. Кто-то хотел убить Буркалова Игоря Васильевича.

5. До этого Буркалов продал кому-то несколько старинных икон, которые по дешевке приобрел в деревне.

6. Разрешение на вывоз поддельной иконы оформлено датчанину Хансу Гьельструпу неким молодым человеком, который называет себя Олег Кириллович.

7. Разрешение на вывоз было оформлено в выходной день, с нарушениями, и за сто долларов побора.

8. Арбат: старушка подлинная, икона поддельная. Можно найти и продавщицу иконы, и покупательницу, и саму икону, если понадобится для экспертизы.

9. ВДНХ: старушка подлинная, икона поддельная. Обстоятельства вокруг разрешения на вывоз иконы — чистые, без нарушений.

10. Ордынка (Третьяковка): старушка подлинная, икона поддельная. С разрешением на вывоз все чисто, без нарушений.

11. Измайлово: старушка подлинная, икона поддельная. Адрес старушки известен. Известно, что есть «жучок» Виктор Григорьевич, помогающий старушке обманывать иностранцев, потому что, якобы, только он может сделать разрешение на вывоз такой «ценной» иконы.

— Что ж, — сказал директор, видя, что пауза затягивается. — Может, наши гости хотят пока что-нибудь сказать? Виталий Яковлевич?

Виталий Яковлевич поскреб подбородок.

— Подделка, конечно, самого низкого качества, — сказал он, рассматривая икону. — Рассчитана на людей ничего не смыслящих в этом.

Принять ее за хорошую работу можно только издали, при определенном освещении… Если б на, например, на сцене стояла. В общем, я бы казал, что, скорее всего, мы имеем дело с мелким мошенничеством. Впрочем проверить надо. Я почти не сомневаюсь, что кого-то из троих известных нам «оформителей разрешений» — либо этого Олега Кирилловича, либо безымянную пока девушку, ему помогающую, либо Виктора Григорьевича с черной бородой — наши давно обработали, и они добросовестно предоставляют нам нужную информацию. Не удивлюсь, если и все трое подписаны, потому и участвуют в мошенничествах, не особо боясь последствий. Знают, что мелкие грехи им простятся, если они вовремя доложат о попытке крупной контрабанды… Вы как думаете, Николай Иванович?

— Похоже на правду, — кивнул генерал. — Но давайте послушаем, что ребята скажут. Мне интересно, что в их головах варится.

Жорик поднял руку.

— Да, Шлитцер? — сказал Осетров.

— У меня идея такая, — Жорик встал, — что врага надо бить его же оружием!

— В смысле? — Осетров не очень понял, да и все мы, надо сказать не врубились.

— Я о том, что хочется этой Васьковой разыгрывать старушку — ну и пусть ее! Я предлагаю переодеть меня «бабушкой Алешки» — вы мои способности знаете, я старушку отменно сыграю. Икону мне какую-нибудь подберете, и позвоню я по этому телефону, и сойдусь напрямую с этой Васьковой! «Добрый день, милая, это здесь, что ли, икону могут купить?» — изобразил Жорик дребезжащим старушечьим голосом. — Нужно только грим навести, вены там вздувшиеся, старческую кожу, седой парик нахлобучить — это пара пустяков! Представляете — две поддельные старушки лицом к лицу! Это ж умереть можно будет!

— Может, и можно будет, — Осетров старался говорить сухо, но улыбку сдержать не мог, — только это не выход.

— Но почему?! — заспорил Жорик. — Я столько ценного узнать смогу…

— Кто его знает, сможешь или нет, — сказал Осетров. — А вот что влипнуть ты сможешь и насторожить всю их компанию, это да. Начнем с того, что вовсе не факт, что ты с Васьковой встретишься. Скорей всего, встречаться по поводу продажи иконы ты будешь совсем с другими людьми…

— …И эти люди почти наверняка мне предложат где-нибудь с их подделками стоять! — выпалил Жорик.

— Опять-таки, то ли предложат, то ли нет, а риск для тебя слишком большой. Нет, не дам я разрешения на эту авантюру, — сказал наш директор.

Жорик немного скис.

— Но прошу хотя бы эту идею иметь в виду, чтобы воспользоваться ею, если необходимость возникнет, — сказал он. — Вы же знаете, что актер я первоклассный! Как я Бабу Ягу играл, и…

— Хорошо, — кивнул Осетров. — Иметь в виду будем. Садись. — Он повернулся к поднявшему руку Володьке Дегтяреву. — Слушаем тебя.

— Меня удивляет, — сказал Володька, — что один случай довольно резко отличается от остальных. Тот случай, что на Тверской. Всюду были настоящие старушки, а тут — молодая женщина, переодетая старушкой. Всюду было организовано так, чтобы разрешение на вывоз можно было получить без нарушения каких-либо правил и законов, а тут — человек забирает из конторы на выходные служебную печать, и не просто служебную… она ведь наверняка гербовая, государственная, так?.. и дальше готов мухлевать с документами, оформив кое-что задним числом, то есть, действует, рискуя всей карьерой и почти подставляясь под уголовное дело, и ради чего? Ради лишних пятидесяти долларов?.. Но это же несерьезно! Почему было не уговорить этого датчанина подождать до понедельника и сделать все без нарушения правил? И здесь же странным образом возникает попытка убийства этого художника, Буркалова, — соседа по мастерской, одного из главных действующих лиц этой странной истории, Васьковой! Очень странно!

— Хорошо, — сказал директор. — Еще идеи есть?

Лешка Конев поднял руку.

— Я хотел бы спросить у Виталия Яковлевича… Виталий Яковлевич, вам очень много известно о том, что в мире искусства делается. Вы не знаете случайно, сколько Васьковы получают за свои картины?

— Почему же, знаю, — улыбнулся Виталий Яковлевич. — Оба они — художники модные, поэтому и работы их стоят немало. Евгений Васьков получает от двух до трех тысяч долларов за полотно. Наталья Васькова — поменьше, от тысячи до полутора тысяч долларов, но и это по нашим временам очень хорошо.

— Я приблизительно так и думал, — сказал Лешка. — На своих картинах они могут зарабатывать приблизительно по пять тысяч долларов в месяц на двоих. А с поддельной иконы им выходит не больше чем по двадцать пять долларов, учитывая, что и труд старушек надо оплачивать, и многим другим платить, чтобы все шло без сучка и задоринки. То есть, я исходил из расчета, что в среднем им удается сбывать подделку за восемьдесят долларов. Возможно, я и преувеличил, хотя думаю, что не намного. Сколько подделок они могут сделать в месяц и скольких старушек нанять, чтобы эти подделки реализовать? Ну, допустим даже по пять икон в день, сто пятьдесят в месяц. Получается четыре с половиной тысячи дохода в их карман. Меньше их дохода как самостоятельных художников, и к тому же, если они делают по пять икон в день, у них, наверное, на свои картины времени не остается. А ведь им выгоднее написать еще картину на продажу, чем наштамповать пятьдесят икон! Об этом я уже говорил, когда мы отчитывались: это слишком дешевый бизнес! Если уж делать подделки для всей Москвы, то делать их лучшего качества — я думаю, это у них не так много времени заняло бы — и сбывать их можно было бы долларов по сто пятьдесят, по двести. Да и еще ведь расходы на доски, на краски… Получается много суеты и напряга ради того, чтобы остаться в убытке, по сравнению с тем, что они иначе могли бы заработать. Вот это я и хотел бы особо отметить. И еще. Если Буркалова хотели убить, то за большие деньги — за его мастерскую или еще за что-то. А ради тех денег, которые вращаются в этой афере с иконами, не убивают, да и как Буркалов может быть причастен к этой афере? Если бы он был одним из изготовителей икон, мы бы обязательно нашли следы. С другой стороны, не надо забывать, что он и вправду — сосед Васьковых, и мог много знать об их делах. Я все это к тому, что или Васьковы ведут очень хитрую игру, и их бизнес намного круче, чем кажется, либо они вовсе не главные, и участвуют они в этой игре из интереса, из озорства, помогая кому-то дурить иностранцев, но при этом вкладывая в дуриловку ровно столько сил и средств, чтобы это не мешало их основным занятиям. Мне кажется, что переодевание Натальи Васьковой говорит в пользу этой второй версии: Васьковым нравится морочить людей, наказывая их за жадность и глупость, любят они розыгрыши, вот и все. Конечно, надо как можно скорее найти Буркалова в его деревне Поплавцы и выяснить, кому он встал поперек дороги или что такого опасного ему может быть известно. Думаю, покушение на него никак не было связано с иконами.

— Хорошие соображения, — одобрил Виталий Яковлевич. — Но тут есть, что возразить. Например, если допустить, что Евгений Васьков продолжает писать картины как писал, а иконами занимается жена, то получается, что он-то ничего не теряет, а она вместо полутора тысяч долларов приносит в семейный бюджет около трех тысяч. Ради такой весомой прибавки можно и покрутиться, верно? Но все-таки что произошло на Тверской? Почему этот случай отличается от прочих, и могут ли эти странности быть связаны с попыткой покушения на Буркалова, который, заметим, сам до этого был впутан в перепродажу икон. Мне кажется, я смогу вам дать ответ. Для этого мне надо сделать только один звонок.

Он вынул из кармана мобильный телефон и набрал номер.

— Привет, Сергей… Слушай, тебе ничего не говорит такое имя, Ханс Гьельструп? Да вот, всплыло, в довольно забавных обстоятельствах, и, вроде, слышал я его когда-то, но где и когда… Да, датчанин… Да, все точно… А ты не знаешь, связывало его что-нибудь с Васьковыми, Евгением и Натальей? Ах, вот как! Тогда все ясно. Да так… Благодарю за консультацию. До скорого.

Убрав телефон, он обратился к нам.

— Да, все встало на места… Понимаете, я обратил внимание на еще одну странность, о которой вы упомянули в своих рассказах, но, похоже, значения ей не придали. «Анна Ивановна» — то есть, Наталья Васькова — сообщила вам, что может и не продать икону, «если покупатель ей не понравится». Зачем она оставила за собой право выбора покупателя? Не потому ли, что ей надо было отдать эту икону конкретному человеку?.. — Виталий Яковлевич глубоко вздохнул. — Этот Ханс Гьельструп — довольно известный коллекционер современного искусства.

Из таких, знаете, любителей, которые часами могут красиво рассуждать, чем одно абстрактное пятно отличается от другого и в чем гениальность картины, состоящей из старого тапочка и нескольких пакетов от пылесоса, приклеенных к холсту, но при этом не отличит, скажем, французскую живопись восемнадцатого века от голландской семнадцатого, а уж подлинную икону от поддельной не отличит тем более. Он узнает какие художники модные, таких и покупает. При этом он жадноват и не очень честен, хотя человек богатый. В прошлый приезд в Москву он надул Васьковых — взял несколько их картин и уехал, не рассчитавшись до конца и пообещав, что, в виде оплаты, пригласит их в Данию за свой счет и по Европе покатает. Обещания своего он, конечно, не сдержал. Васьковы всей Москве жаловались, да и иностранным своим покупателям тоже, как их прокатил этот Гьельструп. А в этот приезд он просто избегал встречи с ними. Подать на него в суд Васьковы не могли, потому что все расчеты, естественно, велись из рук в руки, под честное слово, без всяких расписок. И они решили отомстить ему иначе, понимаете? Если Гьельструп купит как подлинник грубую подделку и начнет всем ее показывать, хвастаясь — его репутации будет нанесен такой урон, что многие художники откажутся иметь с ним дело! Да он посмешищем всей Европы станет! И уж, конечно, Васьковы позаботятся пошире растрезвонить о том, как они его умыли. Разумеется, Васьковы — Наталья, по крайней мере — как-то связаны с производством и продажей подделок, и вообще с рынком икон. Об этом говорит и то, что она дала вам телефон, по которому всегда купят хорошую икону у старушки, и то, что она до тонкостей знала, где и как стоят эти бабушки с иконами и как себя ведут, и то, что, судя по вашим описаниям, ее икона была подделана по точно такой же технологии, как и все остальные. Как эта, например.

Мы с Лешкой закивали, в классе слышалось хихиканье тут и там — все уже просекли, в чем дело, — а Виталий Яковлевич продолжил.

— Разумеется, Гьельструп, при его жадности и… и, скажем так, безграмотности, по большому-то счету, не мог бы не клюнуть, увидев бабульку, которая задешево продает старую икону. И тут, конечно, какой-то бабушке-старушке дело поручить нельзя. Надо действовать самой. Да еще приятно и месть осуществить собственными руками. И Наталья Васькова доказала, что она — замечательная актриса! Мы знаем, что она и в прошлые выходные стояла возле гостиницы, в которой остановился Гьельструп, но тогда они не пересеклись. Вот она встала и в эти выходные… Надо думать, Олег Кириллович, который помог ей одурачить Гьельструпа — ее приятель. И, скорее всего, девушка, взявшая печать домой на выходные — тоже ее приятельница, и пошла на такое грубое нарушение служебного долга, потому что знала: эта печать послужит делу святой мести за любимую подругу! Вот вам и весь расклад.

Класс уже несколько минут, как смеялся. А Виталий Яковлевич приподнял руку.

— И еще на одно хотел бы обратить ваше внимание. Вот Гьельструп, богатейший коллекционер. Он вложил в икону двести долларов: сто — «старушке», и сто — за разрешение на вывоз. Продать икону, как он считает, всегда можно и за пятьсот. То есть, по его мнению, операция принесла ему триста долларов чистого выигрыша. Что ему, который десятками и сотнями тысяч ворочает, эти триста долларов? Однако, он и ими не брезгует. Можно говорить о том, что это — европейское мышление, можно о том, что это — черта характера, а можно о том — что жизнь учит ничего не упускать. Но наши-то люди, живущие беднее, тем более будут хвататься за любой дополнительный доход. И нет ничего странного в том, что модные художники помогают изготовлять подделки, если это может принести им пусть даже не полторы тысячи, а несколько сотен долларов в месяц. Вопрос в том, кто стоит за ними, кто главный организатор всей аферы. Но это мы узнаем, потому что такие вещи надо знать. И еще неизвестно, что поведает нам Буркалов…

— Мы вам поможем! — подскочил Мишка Астафьев.

— Нет, — твердо сказал Осетров. — Наше участие в этом деле заканчивается. Вы ж слышали — до сих пор не исключена вероятность, что Буркалова пытались убить за иконы. Все это может быть слишком опасно. К тому же свои задания вы выполнили на отлично — и все!

Класс притих, потом Жорик поднял руку.

— Да, Шлитцер?

— Можно вопрос товарищу генералу? — спросил Жорик.

— Николаю Ивановичу, — поправил его Осетров.

— Ну да, Николаю Ивановичу… Скажите, Николай Иванович, вот вы приехали просто поглядеть, насколько мы толковые ребята и умеем работать, или хотели узнать что-то важное?

Николай Иванович слегка улыбнулся.

— Скажем так, и то, и другое.

— И вы услышали это важное?

— Кое-что услышал, — Николай Иванович опять улыбнулся.

— Позвольте мне догадаться… Наверное, вас интересует этот коллекционер, который на «форде» разъезжает, сосед и Васьковых, и Буркалова. Явно, богатый мужик, и при этом уж он-то будет знать толк в иконах, и настоящих, и поддельных, и вы думаете, что за всей этой аферой он стоит? А мы-то упустили его из виду!.. И к попытке убийства Буркалова он может быть причастен, так?

— Рано пока что говорить, так это или нет, — ответил Николай Иванович. — Но этот, как ты выразился, богатый мужик на «форде», это не кто иной, как Челканов. В свое время успел довольно крепко посидеть за всякие преступления, связанные как раз с произведениями искусства и с рынком искусства. За последние годы, можно сказать, воскрес из пепла. Почти наверняка, ключевая фигура в этой афере — он. И перед убийством он не остановился бы. И если уж он затеял аферу с подделками икон, то не ради двух-трех тысяч долларов в месяц, а ради чего-то большего… Впрочем, пока что рано о чем-то говорить. Естественно, что он держится в тени, и о нем вам не удалось узнать практически ничего. Но зато вы выяснили немало других ценных вещей. Молодцы! Все, что вы выяснили, нам очень поможет.

— Эх, как же мы не сообразили шестую мастерскую оглядеть! — вырвалось от досады» у Лешки. — Может, если бы мы заглянули туда, мы бы нашли что-нибудь важное!

— Вряд ли, — покачал головой Николай Иванович. — Он не такой дурак, чтобы держать в мастерской хоть что-то, способное его изобличить. Он ведь соображает, что у правоохранительных органов сохраняется интерес к его персоне… Что ж, спасибо вам, и всего доброго.

— Пожелаем всего доброго и нашим гостям, — сказал Осетров, и мы все встали. — Кто хочет вернуться в город, домой, чтобы как раз успеть к ужину, тех сейчас отвезет тот же автобус. И еще одно. Ни один человек не выйдет из класса, пока не даст твердое слово, что не попытается самостоятельно продолжить расследование или проследить за предполагаемыми преступниками. Повторяю, вы сделали, что могли, и подошли как раз к той грани, за которой может быть слишком опасно. Кто не даст слова — на остаток выходных останется в школе. А кто слово даст и его нарушит — тот, сами понимаете, будет исключен. Ясно?

— Ясно! — нестройным хором ответили мы.

— Очень хорошо. Начнем по алфавиту. Абраменко!

— Обещаю!

— Астафьев!

— Обещаю!

— Боков!

— Обещаю!..

Так дошла очередь и до меня.

— Карсавин!

Я молчал.

— Карсавин?..

Я сделал глубокие вдох и выдох и сказал:

— Валентин Макарович, я не могу обещать, пока… пока не поговорю с вами лично, совсем коротко.

— Вот как? — Осетров удивился. Да и на лицах всех остальных, включая наших гостей, отразилось легкое удивление. — Что ж… — он на секунду задумался. — Следуй за мной, Карсавин, в мой кабинет.

И я пошел за директором.