Дело хитроумной ловушки

Глава 12

Судья Клинтон Девитт обратился к Гамильтону Бюргеру:

— Вы не хотите сделать официальное заявление, мистер Бюргер?

Бюргер кивнул, тяжело поднялся из-за стола и занял место, отведенное для присяжных.

— Дамы и господа, — начал он. — Я собираюсь сделать одно из самых коротких заявлений, которые когда-либо делал. Надеюсь доказать, что обвиняемый Джеральд Конвэй, который является президентом корпорации, известной под названием «Калифорния и Техас. Глобальное развитие и исследование», обычно упоминаемой как «Техас Глоубал», начал борьбу с создателем компании Гиффордом Фарреллом. В газетах появились объявления, призывающие голосовать за то, чтобы мистер Фаррелл встал во главе компании. Собрание акционеров, дамы и господа, идет уже три дня. По признанию обвиняемого, это было для него серьезным испытанием, что, впрочем, было ясно из газет еще до собрания. Мы надеемся доказать, что покойницу, Розу М. — Калверт, Гиффорд Фаррелл нанял для выполнения особого задания, а именно: составить сверхсекретные списки акционеров, которые его поддерживают. Она отпечатала эти списки и отдала их мистеру Фарреллу. Мы намерены доказать, что обвиняемый каким-то образом узнал о том, что покойная печатала эти списки. Когда он понял, что не может подкупить ее, он попытался, угрожая револьвером, отнять у нее списки. Она начала сопротивляться и была застрелена. Более того, мы надеемся доказать, что обвиняемый сообщил прессе, а также дал полиции чрезвычайно неправдоподобное объяснение того, как он оказался в той комнате, где был найден труп. Мы надеемся доказать, что обвиняемый обратился к присутствующему здесь адвокату, Перри Мейсону, и проконсультировался с этим ловким адвокатом задолго до того, как был обнаружен труп. Мы рассчитываем доказать, что Перри Мейсон приступил к работе немедленно, надеясь надежно защитить своего клиента. Обвиняемый был направлен им в мотель «Глэйдел», где он остановился на ночь в домике 21. Мы надеемся доказать, во всяком случае, отсюда вытекает, что прошлой ночью обвиняемый вышел из домика и закопал оружие, которым было совершено убийство. Это был револьвер системы «Кольт» номер 740818 38-го калибра, и нет никаких сомнений, дамы и господа, что это то самое оружие, выстрел из которого оборвал жизнь Розы Калверт. Мы надеемся доказать, что обвиняемый отправился в отель «Рэдферн», зашел в комнату, в которой было совершено убийство, назвав клерку свое ненастоящее имя, и тем самым заставил того подумать, что молодая девушка в комнате — его секретарь. Мы рассчитываем доказать, что комната, где было совершено убийство, была снята жертвой под вымышленным именем. Мы надеемся доказать на основании его собственного признания, что у обвиняемого был ключ от комнаты, что он вошел туда, а затем через некоторое время вышел оттуда и обратился за помощью к адвокату. Мы докажем, что адвокат обвиняемого знал о том, кто была та убитая женщина, задолго до того, как об этом узнала полиция, и единственно, откуда он мог получить эти сведения, был его подзащитный. Очевидно, дамы и господа, мы должны вынести обвинение в убийстве.

Гамильтон Бюргер повернулся, тяжело ступая, направился обратно, к столу присяжных заседателей, и сел.

Судья Девитт взглянул на Перри Мейсона:

— Желает ли защитник сделать вступительное заявление сейчас или сделает его позднее?

— Ваша честь, — сказал Мейсон, — я хочу сделать его сейчас. — Он поднялся и встал напротив присяжных. — Разрешите мне поблагодарить суд и вас, дамы и господа присяжные заседатели. Я собираюсь сделать самое короткое заявление, какое я когда-либо делал в своей жизни. Мой подзащитный обвиняется в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Он был вовлечен в борьбу за контрольный пакет акций «Техас Глоубал», корпорации, у которой огромный уставный капитал. Мы рассчитываем доказать, что была сделана попытка подставить подзащитного так, чтобы его обвинили в убийстве, или в любом случае дискредитировать его до такой степени, чтобы отобрать у него корпорацию. Для того чтобы подставить его, дамы и господа, необходимо было воспользоваться ложным обвинением, что при любых обстоятельствах преследуется по закону. Если суд подтвердит это, если подзащитный сможет противопоставить ложному обвинению обоснованное оправдание, которое объясняло бы все случившееся, святая обязанность присяжных заседателей принять объяснение к сведению и оправдать подзащитного. Господа присяжные заседатели, вы должны заявить, что будете придерживаться буквы закона, а суд подскажет вам, что есть закон. Исходя из этих обстоятельств, мы надеемся, что обвинение будет снято.

Мейсон повернулся и направился к своему месту, когда вскочил Гамильтон Бюргер.

— Пусть суд извинит меня, — сказал он, — но, мне кажется, присяжные заседатели должны иметь в виду, что обязанностью защиты является построение правдоподобных предположений. Я призываю к разуму, к чувствам присяжных заседателей.

— Суд учтет это, мистер окружной прокурор, — сказал судья. Продолжайте.

— Моим первым свидетелем будет сержант Голкомб, — заявил Гамильтон Бюргер.

Сержант Голкомб вышел вперед, поклялся говорить правду и дал устные показания о своем разговоре с Перри Мейсоном — о том, как он поднялся в номер и обнаружил мертвую девушку, лежавшую на кровати.

— Вы беседовали с мистером Мейсоном о том, как он обнаружил тело?спросил Бюргер.

— Да.

— Что сказал Мейсон?

— Я протестую, — сказал Мейсон, — поскольку это противоправно, не относится к делу и несущественно. Беседа проходила в отсутствии обвиняемого.

— Мистер Мейсон сказал вам, что он действовал как адвокат в интересах клиента, когда обнаружил тело?

— Да.

— Он сказал, что действует от имени этого обвиняемого? — спросил судья Девитт.

— Он не был таким многословным.

— Протест принят, по крайней мере на настоящий момент.

— Вы были в номере 729? — спросил Гамильтон Бюргер.

— Да, сэр.

— Что вы там обнаружили?

— Я обнаружил тело молодой девушки.

— Которая лежала на кровати?

— Да.

— Она была мертва?

— Да.

— Вы можете описать положение тела?

— Она вытянулась, фактически лежала на спине. Ее правая рука была поднята, будто она пыталась защититься и…

— Я требую, чтобы описание было принято критически, как и показания свидетеля, — сказал Мейсон.

— Конечно, — ответил судья Девитт. — Свидетель может описать положение руки, но не может делать заключение, почему рука оказалась в таком положении.

— Продемонстрируйте суду положение руки, — победно улыбаясь, попросил Бюргер, зная, что это приведет к ослаблению влияния судьи на присяжных.

Сержант Голкомб поднял руку.

— Когда вы прибыли в отель? — спросил Бюргер.

— Приблизительно без десяти восемь.

— И сразу направились в номер?

— Да, сэр.

— В котором часу вы увидели тело?

— Я бы сказал, около восьми часов. Мои заметки говорят о том, что я начал обыск номера в восемь часов четыре минуты.

— Допрос, — внезапно сказал Гамильтон Бюргер.

— Правая рука была поднята над лицом в том положении, в каком вы показывали? — спросил Мейсон.

— Да.

— Левая рука свешивалась?

— Да.

— Вы дотрагивались до тела?

— Я пощупал запястье, чтобы убедиться в отсутствии пульса.

— Запястье какой руки — правой или левой?

— Правой.

— Вы не обнаружили пульс?

— Нет.

— Рука была в том положении, которое вы показали?

— Да.

— Она не касалась лица?

— Нет, сэр, нет.

— Оставалось место между тыльной стороной руки и лицом?

— Да.

— Значит, рука была поднята, когда женщина умерла.

— Естественно, — проскрипел сержант Голкомб. — Она была в состоянии, известном как «трупное окоченение».

— Вы знаете, что такое трупное окоченение?

— Конечно.

— Что это?

— Оно наступает после того, как человек убит, и тело окаменело.

— Правая рука была поднята, и наступило трупное окоченение? Верно?

— Да.

— А как же левая рука?

— Она свешивалась с кровати.

— Вы дотрагивались до левой руки?

— Да.

— Вы сказали, она свешивалась с кровати?

— Да.

— Вы имеете в виду, что она не была окоченевшей?

— Она свешивалась. Она висела… от плеча.

— Вы двигали левую руку?

— Чуть-чуть.

— Вы могли ее двигать?

— Конечно.

— Она медленно двигалась?

— Она качалась от плеча. Я не пытался согнуть ее в локте.

— Но рука качалась у основания плеча, верно?

— Да.

— Спасибо, — сказал Мейсон. — Это все. У меня больше нет вопросов.

— Следующим свидетелем будет Гиффорд Фаррелл, — сказал Гамильтон Бюргер.

Фаррелл выглядел очень важным и печальным, когда тихо прошел к свидетельскому месту.

Одна из женщин-присяжных подалась вперед, вглядываясь в его тонкое, загорелое лицо. Мужчины были более осторожны в своих оценках, но было ясно, что его манеры держаться вызвали интерес.

Гамильтон Бюргер поручил допросить Фаррелла своему помощнику, Марвину Эллиотту.

— Вы были когда-нибудь знакомы с миссис Нортон Калверт?

— Да, был.

— Ее имя было Роза?

— Верно.

— Она была замужем?

— Да, но жила отдельно от мужа.

— Вы знаете, где сейчас миссис Калверт?

— Она умерла.

— Вы видели ее труп?

— Да.

— Где?

— В морге. — Когда?

— Семнадцатого октября этого года.

— Вы знаете что-нибудь о том, что делала миссис Калверт перед своей смертью?

— Она работала на меня.

— Что она делала?

— Я нанял ее на время борьбы за «Техас Глоубал». Я сделал объявление в газетах, и миссис Калверт, выполняя обязанности моего личного секретаря, записывала тех, кто начал поддерживать меня.

Эллиотт повернулся к Перри Мейсону:

— Я покажу вам список, содержащий имена акционеров, номера их акций, а также ваши инициалы и инициалы обвиняемого на каждой странице. Вы, разумеется, укажете, что этот список принесли в офис окружного прокурора утром семнадцатого октября.

— Укажу. Более того, я укажу на то, что эту бумагу обвиняемый нашел под передним сиденьем своего автомобиля поздно вечером шестнадцатого октября. Далее я заявлю, что мы принесли этот список окружному прокурору утром семнадцатого октября, что это, наверное, имеет отношение к делу и что обвиняемый понятия не имеет, как и когда список подкинули под сиденье его машины.

— Очень хорошо, — сказал Эллиотт. — Мы подтверждаем тот факт, что обвиняемый сделал такое заявление.

Мы надеемся его опровергнуть. — Эллиотт повернулся к Фарреллу:- Мистер Фаррелл, я хотел бы спросить вас, знаете ли вы, что это за список?

— Да, сэр.

— Что он собой представляет?

— Этот список помечен четырнадцатым октября, там перечислены акционеры, которые к этому времени стали нас поддерживать.

— Кто владелец списка?

— Роза Калверт.

— Мы хотели бы, чтобы этот список был приобщен к делу, ваша честь, сказал Эллиотт.

— Одну минуту, — вмешался Мейсон. — Мне бы хотелось задать несколько вопросов, касающихся этого списка, прежде чем его приобщат к делу.

— Хорошо, — сказал судья Девитт.

— Мои инициалы и инициалы моего клиента в списке есть. Есть ли на нем какие-либо ваши личные знаки?

— Нет, сэр, никаких.

— Тогда откуда вы знаете, что это тот самый список, что был у Розы Калверт?

Улыбка Фаррелла свидетельствовала, что он предвидел этот вопрос.

— Это подложный список, — сказал он. — Он был специально подготовлен и дан Розе Калверт на тот случай, если кто-нибудь попытается отнять у нее настоящий.

— Значит, этот список не отражал настоящего положения дел?

— Нет.

— Кто готовил этот список?

— Его напечатали под мою диктовку.

— И вы отдали его Розе Калверт?

— Да.

Мейсон повернулся к судье Девитту:

— Думаю, заявление о том, что этот список специально дали Розе Калверт, чтобы она отдала его в случае, если кто-то попытается отобрать у нее настоящий, является абсолютно неправдоподобным, не относящимся к делу, несущественным и не имеющим никакого отношения к обвиняемому. Но так как мы все озабочены тем, чтобы узнать правду, то не будем требовать, чтобы этот документ не приобщали к делу.

— Прекрасно, — сказал судья Девитт. — Он будет приобщен к делу, и клерк проставит на нем определенный номер.

— А теперь, — сказал Марвин Эллиотт, — я спрашиваю вас, мистер Фаррелл: если вы дали Розе Калверт конкретные инструкции на шестнадцатое октября, что она делала в отеле «Рэдферн»?

— Минуточку, — сказал Мейсон, — я протестую на том основании, что это незаконно, не относится к делу и несущественно, а также никак не связано с обвинениями. Если не доказано, что обвиняемый знал о разговоре либо присутствовал при нем, то это к делу не относится.

— Это часть res gestae {Свершившиеся факты (лат.)},- сказал Эллиотт. Судья Девитт покачал головой:

— Протест принят.

— Больше вопросов нет, — сказал Эллиотт.

— Это все, — произнес Мейсон. — У меня больше нет вопросов.

— Я вызываю Роберта Макон Кинга, — сказал Эллиотт. Роберт Кинг быстро подошел к свидетельскому месту и принес присягу.

— Чем вы занимаетесь? — спросил Эллиотт.

— Я работаю клерком в отеле «Рэдферн».

— У вас была возможность увидеть труп в отеле вечером шестнадцатого октября?

— Да, я видел его.

— Кто показал вам тело?

— Сержант Голкомб.

— Где оно находилось?

— В номере 729.

— Вы смогли опознать тело?

— По имени — нет, но как гостя отеля — да.

— Вы видели эту девушку, когда она была жива?

— Да.

— Когда и где?

— Она вошла в отель и сказала, что ей нужен номер на шестом или седьмом этаже, лучше на седьмом. Она сказала, что…

— Неважно, что она сказала, — произнес Мейсон. — Я протестую на том основании, что это незаконно, не относится к делу и несущественно.

— А это уже определенно часть res gestae, — сказал Марвин Эллиотт. — Это значит, что если выплывут конкретные факты, это спутает все карты.

— Думаю, я поддержу протест, — сказал судья Девитт. — Вы можете спросить, что она делала как гость.

— Она забронировала номер?

— Да.

— На чье имя?

— На имя Джеральда Босвелла.

— Простите, — сказал Эллиотт, — что я не могу спросить вас, о чем вы беседовали. Я спрошу вас: она заплатила за номер вперед?

— Да, сэр.

— Теперь вы можете его допрашивать, — сказал Эллиотт.

— У этой молодой девушки был с собой багаж, когда она регистрировалась? — спросил Мейсон.

— Я не видел.

— Мог ли быть багаж, который вы не видели?

— Это обязанность коридорного — подносить багаж.

— Но она заплатила за номер вперед?

— Да, сэр.

— И сняла его на имя Джеральда Босвелла?

— Да, сэр. Она сказала, она его…

— Минуточку, — прервал судья Девитт.

— Ваша честь, я собираюсь взять назад мой протест, касающийся ее с ним беседы, — сказал Мейсон. — Пусть свидетель расскажет о ней.

— Прекрасно, — сказал судья Девитт.

— Она мне сказала, — продолжал Кинг, — что она секретарь Джеральда Босвелла, который хочет снять номер, и что она заплатит вперед.

— Она сказала, что делает это, потому что у нее нет багажа? — спросил Мейсон.

— Теперь, когда вы упомянули и про это, я уверен, что так оно и было.

— Во сколько это происходило?

— Где-то днем.

— Во сколько вы обычно заканчиваете работу?

— В восемь часов вечера. С минуту Мейсон подумал.

— Вы уверены, что это была именно та молодая девушка, которая сняла номер?

— Да.

— У вас плохая память на лица, не так ли?

— Напротив, очень хорошая.

— Больше у меня вопросов нет, — сказал Мейсон.

— Это все, — сказал Эллиотт. — Мне бы хотелось позже, ближе к концу заседания, еще раз вызвать этого свидетеля.

— Я протестую, — сказал Мейсон. — По-моему, свидетель должен быть допрошен сейчас по всем интересующим нас обстоятельствам дела.

— О, ваша честь, — сказал Эллиотт, — это означало бы нарушение всей процедуры. Мы должны представить заключение о вскрытии, фотографии.

— Ну, — сказал судья Девитт, — если представитель защиты хочет, чтобы все было представлено сейчас, думаю, это сэкономит время, во всяком случае, вопросы свидетелю надо задавать сейчас.

— Хорошо, — сказал Эллиотт. — Кто-нибудь вечером шестнадцатого октября спрашивал почту на имя Джеральда Босвелла? Вы вручили этот конверт?

— Да.

— Кому?

— Обвиняемому.

— Человеку, который сидит рядом с Перри Мейсоном?

— Да, сэр.

— Во сколько это было?

— Это было около половины седьмого. Я точно не могу сказать.

— После этого вы беседовали с обвиняемым?

— С обвиняемым — нет. Я разговаривал с адвокатом и человеком, который был с ним. Как я узнал, его зовут Пол Дрейк, он детектив.

— О чем вы говорили?

— Детектив, мистер Дрейк, спросил, есть ли письма на имя Джеральда Босвелла. Я спросил, если ли у него удостоверение, а он показал мне ключ от номера 729. Затем он пошел к лифту.

— Он унес ключ с собой?

— Да.

— Вы точно знаете, пошел ли он в номер 729?

— Я узнал об этом только после того, как он сам мне об этом сказал.

— В присутствии мистера Мейсона?

— Да, сэр.

— Если суд позволит, — сказал Мейсон, — я не возражаю, так как это очень затруднительно для адвоката быть еще и свидетелем. Я согласен с тем, что мистер Дрейк и я были в отеле «Рэдферн», что мистер Дрейк спрашивал почту на имя Джеральда Босвелла, на что ему ответили, что писем нет, что у него спросили удостоверение личности и он предъявил ключ от комнаты 729, что он пошел в комнату 729, что мы обнаружили тело той молодой девушки на кровати и что мы вызвали полицию.

— Прекрасно, это упростит дело, — сказал Эллиотт.

— Минуточку, — сказал Мейсон. — Я хочу задать пару вопросов. Мистер Кинг, когда мистер Дрейк первый раз спросил про письма на имя Джеральда Босвелла, вы сказали, что уже отдали ему письмо еще днем, не так ли?

— Да. У меня появились слабые подозрения. Я…

— Меня не интересует, появились ли у вас подозрения. Я вас спрашиваю, что вы ему сказали.

— Да, уверен, что сказал ему что-то в этом духе.

— А теперь вы утверждаете, что то был обвиняемый, которому вы отдали письмо?

— Ну, у меня появилась возможность потом немного подумать.

— И посмотреть на обвиняемого?

— Да.

-. Еще шестнадцатого октября, вскоре после случая с письмом, который вы хорошо помнили, вы сказали Полу Дрейку, детективу, что отдали ему письмо. Не так ли?

— Можно сказать и так.

— Но если вы могли допустить ошибку, спутав Пола Дрейка с обвиняемым, не могло ли случиться так, что вы допустили ошибку с Розой Калверт и что какая-то другая молодая девушка сняла номер 729?

— Нет, сэр. Я уверен, что не ошибся, и вы меня не собьете с толку.

— Спасибо, — сказал Мейсон. — Это все.

— Вызовите доктора К. К. Мэлоума, — сказал Эллиотт. Вперед вышел доктор Мэлоум, дал клятву, представился как доктор Клентон К. Мэлоум, хирург, который проводил вскрытие тела Розы Калверт. Он исследовал это единственное пулевое ранение, а также его расположение и природу ранения. Определил, что смерть наступила мгновенно, что было кровотечение, что стреляли в упор.

— Во сколько наступила сметь? — спросил Эллиотт.

— Я бы сказал, между половиной седьмого и семью часами вечера шестнадцатого октября.

— Вы извлекли пулю?

— Да.

— И что вы с ней сделали?

— Я отдал ее Александру Рэдфилду, эксперту по баллистике.

— Он присутствовал при вскрытии?

— Да.

— Прошу вас, — сказал Эллиотт Перри Мейсону.

— Когда вы проводили вскрытие? — спросил Мейсон.

— Утром семнадцатого числа.

— Во сколько?

— Около семи часов утра.

— Доктор, вы всегда приступаете к работе в это время?

— Нет, сэр. Меня вызвал окружной прокурор для проведения вскрытия.

— Во сколько он вам позвонил?

— Около десяти часов вечера.

— Почему вы не проводили вскрытие той же ночью?

— Это было не так уж срочно. Окружной прокурор хотел получить достоверную информацию к девяти часам утра. Я провел вскрытие и представил все нужные ему сведения.

— Наблюдалось ли трупное окоченение, когда было обнаружено тело?

— Да, насколько я понимаю.

— Когда оно началось?

— Трудно сказать, это зависит от многих факторов.

— Вы можете сказать приблизительно? — спросил Мейсон.

— Нет, — сказал свидетель. — Сейчас этот вопрос только изучается. У тех, кто умирает в условиях эмоционального возбуждения, окоченение может наступить немедленно. Это также может произойти, если смерть наступила в результате физического насилия. Я могу утверждать, что в данном случае были условия, которые вызвали быстрое трупное окоченение.

— Вы связываете проявление трупного окоченения со временем смерти?

— Нет. Я определил время смерти, исходя из содержания желудка и кишечника.

— Вы знаете, когда она принимала пищу в последний раз?

— Я могу сказать, что это время можно установить с большой точностью. Я знаю, что смерть наступила приблизительно через два часа после приема пищи.

— Вы говорили о том, когда она ела в последний раз?

— Да.

— Вы это узнали при вскрытии?

— Это наиболее точная информация, которой я располагаю.

— Вы это узнали при вскрытии?

— Естественно, мистер Мейсон. Меня не было с этой девушкой, когда она полдничала.

— Вы не связываете наступление трупного окоченения со временем смерти?

— Нет. Были признаки того, что трупное окоченение могло проявиться сразу.

— Как насчет проявления трупной бледности? — спросил Мейсон.

— Она только начала проявляться. Однако, мистер Мейсон, я не видел труп в то время, когда он был найден. Это наблюдение вел следователь.

— Вы допускаете, что характер раны может свидетельствовать и об убийстве, и о самоубийстве, не так ли, доктор?

Доктор Мэлоум заколебался, но в конце концов сказал:

— Нет, сэр. Нет.

— Почему?

— Местоположение раны и направление полета пули абсолютно исключают факт самоубийства: эта женщина не могла правильно держать оружие. А если бы она держала его в левой руке, ее руку свело бы судорогой или произошло бы еще что-то неестественное. Более того, мистер Мейсон, мы сняли химические пробы на руках покойной, чтобы узнать, держала ли она в руках оружие. Результаты отрицательные.

— Вы использовали тест на парафин?

— Да.

— Спасибо, — сказал Мейсон. — У меня все.

Эллиотт вызвал доктора Ривса Гиффилда, который сказал, что он из отдела следователя и что подключился к работе в течение часа, после того как было обнаружено тело. Он был ответствен за фотографии, которые сделал на месте преступления. И пришел к выводу, что смерть наступила где-то между четвертью седьмого и семью часами.

— Прошу вас, — сказал Эллиотт Мейсону.

— Когда вы увидели покойную, на ее теле была одежда?

— Да.

— Трупное окоченение наступило?

— Я бы сказал так: частично наступило.

— Что вы имеете в виду?

Трупное окоченение начинается с подбородка и мускулов глотки и медленно распространяется по всему телу. Затем оно начинает проходить.

— Оно протекает по-разному по времени?

— Да. Различия гораздо более существенные, чем обычно считается. Большую роль играют обстоятельства смерти. Я знаю случай, когда окоченение наступило немедленно.

— Почему так происходит?

— Это зависит от физического, эмоционального состояния в момент смерти. Я знаю случай, когда окоченение наступило в течение тридцати минут, — я имею в виду полное окоченение.

При обычных обстоятельствах оно происходит медленнее?

— Да. Гораздо медленнее.

— Вы сказали, что трупное окоченение охватило тело лишь частично. Вы присутствовали, когда тело выносили из отеля?

— Да.

— А что можно сказать о стадии трупного окоченения в это время?

— Оно прошло.

— Что вы имеете в виду?

— Когда человек умирает, — сказал доктор Гиффилд, — мускулы еще поддерживаются. Голова может довольно заметно двигаться из стороны в сторону. Все члены бывают перекошены. Затем через некоторое время, в зависимости от обстоятельств, одервенение останавливается, и когда это происходит, тело становится окостеневшим.

— Насколько окостеневшим?

— Очень сильно.

— А потом что?

— Затем, по прошествии некоторого времени, когда в мышцах образуется щелочь, одервенение проходит, и тело становится более податливым.

— Теперь скажите, что вы имели в виду, когда говорили, что одервенение может быть нарушено?

— Вы с трудом можете двигать конечности, после того как наступило одервенение, но когда оно уж преодолено, то больше не возвращается.

— Доктор, — сказал Мейсон, — является ли фактом то, что, когда вы видели тело, одервенение наблюдалось в правой руке, но не в левой?

— Я бы не сказал, — ответил доктор Гиффилд. — Я заметил, что левое плечо тоже одервенело.

— Но в правой руке точно было одервенение?

— Правая рука и плечо действительно одервенели. Женщина держала правую руку на расстоянии около дюйма от лица, и, поскольку рука одервенела, она осталась в таком положении.

— Спасибо, доктор, — сказал Мейсон. — Теперь я хочу задать вам еще один вопрос: может ли быть, что смерть наступила до полудня?

— Ну… — Доктор Гиффилд заколебался.

— Продолжайте, — попросил Мейсон.

— Были некоторые не совсем ясные моменты, такие, как развитие одервенелости, жизненная активность до смерти, а также обесцвечивание левой стороны тела.

— Что это за обесцвечивание?

— Я точно не знаю. Я бы предпочел не обсуждать этот вопрос, так как в конце концов мы пришли к заключению, что это не так уж важно.

— Но оно было?

— Ну, я бы не назвал это точно обесцвечиванием. Оно было почти невидимым и обнаруживалось только при сильном свете. Мы решили после обсуждения, что это не важно. Не важно еще и потому, что довольно точно определить время смерти можно по содержанию кишечника.

— Вы лично исследовали содержание желудка и кишечника?

— Да.

— Вы можете определить, спустя какое время после того как она ела в последний раз наступила смерть?

— Я бы сказал, в течение двух — двух с четвертью часов.

— Тогда, по-вашему, она полдничала около четырех тридцати?

— Да, очевидно, так.

— Как вы об этом узнали?

— Полдник приносят в номер как раз в четыре тридцать. Принесли картофельное пюре, и остатки были найдены в желудке. Было и жаркое из индюшатины, остатки также были найдены в желудке, как и остатки других элементов меню ленча.

— Вы это, конечно, все изучили?

— Разумеется.

— И сверили с блюдами меню, что подавали в отеле «Рэдферн»?

— Да.

— Доктор, и каково же было ваше заключение?

— Заключение о времени смерти?

— О содержании желудка.

— При сравнении с присланным ленчем?

— Да.

Свидетель заколебался.

— Ну? — спросил Мейсон.

— Все же трудно ответить на этот вопрос, — сказал доктор Гиффилд. Можно было проверить, что прислали из ресторана отеля, — индюшку с гарниром. Она также заказывала спаржу. Все это мы нашли в желудке.

— А еще что-нибудь нашли? — спросил Мейсон.

— Да. Что?

— Зеленый горошек.

— Но его не было в меню? — спросил Мейсон. — Этот горошек, должно быть, еще откуда-то?

— В ленч входил горошек, — уверенно сказал доктор Гиффилд. Действительно, в меню его не было, но его, должно быть, принесли. Служащие отеля считают, что, очень возможно, они ошиблись при составлении меню…

— Она подписала чек?

— Нет, она заплатила наличными.

— Мы надеемся доказать, — сказал Эллиотт, — что составитель меню просто забыл включить туда зеленый горошек. Нет никаких сомнений в том, что все было именно так.

— Если суд считает, что здесь действительно все ясно, — сказал Мейсон, я, с позволения суда, соглашусь с его официальным заявлением. Суд делает свои собственные выводы.

— Я пытался сократить допрос свидетеля исключительно для того, чтобы сохранить драгоценное время суда и не забивать головы присяжных заседателей, — сказал Эллиотт.

— Минуточку, — произнес судья Девитт. — Несмотря на то что вы пытались сохранить время присяжных заседателей, наступило время обеденного перерыва. Суд прерывает свою работу до десяти часов утра следующего дня. В это время присяжным заседателям запрещается обсуждать это дело с кем бы то ни было или допускать, чтобы оно обсуждалось в их присутствии, чтобы не навязывать им чужого мнения до того момента, когда они вынесут свое решение. Я уже предупреждал об этом присяжных заседателей, и, по-моему, они знают свои обязанности. Суд делает перерыв до десяти часов утра следующего дня. Обвиняемого под стражу.

Мейсон повернулся, чтобы ободряюще улыбнуться Конвэю.

— Я думаю, все будет в порядке, Джерри, — сказал он.

— Не вижу, как вам это удастся, — ответил Конвэй. — По-моему, нас разбили.

— Что вы имеете в виду?

— У нас была единственная надежда вывести Фаррелла на чистую воду перед присяжными. А он при оружии.

Мейсон усмехнулся:

— Вы имеете в виду, я не очень энергично его допрашивал?

— По-моему, вы торопитесь, Мейсон. И видите, к чему это привело? Его свидетельские показания были не лишены логики, он даже не волновался. Почему вы не спросили о его отношениях с женщиной, которая теперь мертва, об этих фотографиях?

— Потому что в дальнейшем я собираюсь заставить окружного прокурора поставить Гиффорда Фаррелла в положение защищающегося, а к этому времени я собираюсь выставить его порядочным негодяем. После этого он уже не будет выглядеть столь веселым, каким выглядел сегодня в качестве свидетеля.

— Надеюсь. Однако есть одно важное обстоятельство: я полностью потерял контроль над компанией «Техас Глоубал».

Мейсон потрепал его по плечу:

— Спокойно, Конвэй, помните, что на вас смотрят из зала суда. Действуйте как человек, уверенный в том, что правда на его стороне, и она восторжествует.

— Грешно смеяться надо мной, когда я в таком положении. Земля уходит из-под ног…

— Я не смеюсь, — сказал Мейсон, — просто пытаюсь казаться менее потрясенным.

Конвэй посмотрел на Мейсона и улыбнулся. Мейсон хлопнул его по спине и громко сказал:

— Ладно. До завтра. К завтрашнему вечеру вы будете свободны. Спите спокойно.

Адвокат подхватил свой портфель и покинул зал суда.

Aeaaa 13

Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит собрались в офисе адвоката.

— Есть что-нибудь новенькое о Фаррелле, Пол? — спросил Мейсон.

— Проклятие, абсолютно ничего. Он настолько чист — аж сияет.

Мейсон нахмурился.

— Послушай, Пол, любой, занимающийся подобным бизнесом, не может не иметь сообщницы. Она должна быть и у него — молодая, привлекательная, со стройной фигурой, не афиширующая себя. Вероятно, это как раз та женщина, которая ушла из отеля, та, которую Конвэй видел в номере 729, та, которая навела на него пушку. Наверняка в ее руках все нити. Фаррелл, вероятно, полностью попал под власть этой женщины, вскружившей ему голову, и Фаррелл вряд ли допустит, чтобы она как-то отдалилась от него, — ведь тогда она может охладеть к нему. Он никогда не допустит, чтобы ее мучила совесть, поэтому должен постоянно встречаться с ней.

— Но он не встречается, — сказал Дрейк. — Фаррелл осторожен на все сто. Вряд ли он будет делать что-то необычное, пока вся эта заваруха не закончится. Очевидно, он сильно подавлен смертью Розы Калверт и, должно быть, был очень к ней привязан.

— Чепуха! — сказал Мейсон. — Он наверняка где-то встречается с этой женщиной… Очевидно, это одна из девушек, работающих у него в офисе.

— Мы навели справки о каждой, — сказал Дрейк. — Я собрал папку материалов в два фута толщиной, Перри. Я много чего могу рассказать тебе об этих девочках. Одна из них замужняя и живет с мужем. Другая — помолвлена. Еще одна — такая милашка, что Фаррелл, наверное, бывал без ума от нее, но она создана для скорости, у нее узкие бедра и длинные ноги. Есть и еще одна. У той однажды что-то было с Фарреллом — у высокой, долговязой красотки. Конвэй говорит, что у женщины, которая вышла из спальни, а затем навела на него револьвер, была отличная фигура… Словом, не волнуйся, Перри. Если Фаррелл и в самом деле привлек соучастницу, мы скоро узнаем об этом.

— Он должен засветиться, когда станет горячее, — предположил Мейсон.

— Как продвигается дело, Перри?

— Моя цель — чтобы все развивалось исподволь, ненавязчиво, и сторона, предъявившая иск, ничего не заметила. Завтра я скажу об этом.

— По твоей теории, как считаешь, тело передвигали?

— Да. Тело лежало на левом боку, и уже началось обесцвечивание бока. Одервенение, вероятно, наступило позже. Правую руку согнули, а левую, возможно, выпрямили. Когда тело перенесли на кровать, необходимо было — кто бы это ни делал — снять одервенение в левом плече, чтобы рука свешивалась естественно. Если левую руку выпрямляли, значит, тело передвигали. Раз тело оказалось на кровати, необходимо было, чтобы левая рука свешивалась вниз, поэтому в левом плече и сняли одервенение.

— Этот Боб Кинг ужасный лжец. Он пытается поддержать сторону обвинения, но у него не очень получается.

— Как твои дела с той девушкой-лифтершей, Пол?

— Отлично! — усмехаясь, сказал Дрейк. — Это лучшее, что у меня когда-либо было. Она чертовски хороший парень, Перри, с ней весело, несмотря на то, что временами мне хотелось бы, чтобы она перестала жевать свою жвачку.

— Что ты от нее узнал?

— Узнал все, что знает она. Я могу рассказать такое об обслуживающем персонале отеля «Рэдферн», что у тебя волосы на голове встанут дыбом. Я могу рассказать о коридорных, клерках и еще вот что: у женщины, которая поднялась в комнату 729, определенно не было багажа. Лифтерша сказала, что коридорный даже ворчал по этому поводу. Он решил, что девчонка намеревается лишить его бизнеса, и администрация дала ему понять, что, если она будет в комнате развлекать мужчин, он должен будет ее выкинуть оттуда.

Мейсон прошелся по комнате.

— В этом есть что-то забавное, Пол. Положение тела на кровати было изменено… Зачем? Зачем кому-то понадобилось разрядить револьвер в матрац в номере 728? Выстрел заглушили матрацем. Звук, производимый выстрелом в упор или выстрелом в матрац, не такой уж громкий, чтобы привлечь внимание. Не громче, чем производит портфель с бумагами, который уронили.

Но зачем меняли положение тела? — спросил Дрейк. — Зачем этот фокус с револьвером?

— Это-то как раз и нужно выяснить, — сказал Мейсон. — Начиная с завтрашнего утра, я собираюсь дать присяжным кое-какие из этих сведений, а затем намерен подразнить обвиняющую сторону, задавая подобные вопросы. Я собираюсь проковырять дыры в обвинении.

— Этого будет достаточно, чтобы добиться оправдания Конвэя?

— Думаю, да. Меня больше беспокоит, что общественность может вынести свой вердикт: Конвэй виновен, но это не доказано. Этого Конвэй не переживет.

— Он не производит впечатления слабака, — сказал Дрейк.

— Есть обстоятельства, при которых он не боец и становится тряпкой. В бизнесе он борется, как дьявол, но в таком деле, когда затронута его честь, он почувствовал себя побежденным. Ты разговаривал со своей девчонкой-лифтершей — как там, черт возьми, ее зовут?

— Миртл Ламар, — сказал Дрейк.

— Она не воспринимает тебя всерьез, не правда ли? — спросила Делла Стрит. — Ты же не собираешься вскружить ей голову и разбить ее сердце, не так ли, Пол?

— Только не Миртл! — усмехнулся Дрейк. — У нее сердце сделано из каучука.

— Ты просто дурак, — не выдержала Делла Стрит. — Может быть, под внешней неприступной оболочкой скрывается чрезвычайная чувствительность и… Не пытайся разрушить ее мечты, Пол Дрейк!

— Да это невозможно! — ответил Дрейк. — Потому что у нее их нет. Да и вообще пора перестать с ней встречаться. Она знает, что я хочу узнать ее мысли, пытаясь обнаружить что-нибудь полезное нашему запутанному делу, и она делает все возможное, чтобы помочь. Она сообщает мне любую идею, которая приходит ей в голову об обслуге отеля, о том, что произошло той ночью, ну и так далее. Черт возьми! Я могу рассказать тебе слухи, которые циркулируют по всему отелю! И какое жалкое посмешище этот Боб Кинг! Он делает все, чтобы втереться в доверие к начальству.

Мейсон прошелся по комнате.

— Беда в том, что от нас все время ускользает одна женщина. Но не может же она раствориться в воздухе! Не может исчезнуть из жизни Гиффорда Фаррелла. Он бы этого не позволил. Завтра я начну задавать очень щекотливые вопросы. Обвинение не привыкло иметь дело с адвокатами, которые немного смыслят в судебной медицине. Средний адвокат считает, что это выходит за рамки его компетенции, и не утруждает себя изучением этого предмета. А в такого рода делах показания врачей являются чрезвычайно важными и имеют очень специфический оттенок. Но вот мы упустили ту женщину и…

Неожиданно Мейсон прекратил ходить по комнате, оборвав фразу не полуслове. Делла Стрит быстро взглянула на него:

— Что такое, шеф?

Одну-две секунды Мейсон помедлил с ответом, а затем задумчиво сказал:

— Знаешь, Пол, самое худшее при расследовании дела — это построить теорию, а затем подгонять под нее факты. Всегда нужно держать глаза открытыми и делать выводы только на основании фактов.

— Ну, — сказал Дрейк, — что же здесь неверно?

— В этом деле на ход моих размышлений постоянно оказывал давление Джерри Конвэй. Он сказал мне, что в данном случае его подставил Гиффорд Фаррелл, что телефон в его офисе прослушивался и что именно Фаррелл втянул его в это дело.

— Ну это логично, — сказал Дрейк. — Мы знаем, что кому-то удалось перекроить программу Евангелины Фаррелл, которую она подготовила для Конвэя. Миссис Фаррелл сделала вывод, что потому он и не последовал ее указаниям и не стал встречаться с ней там, где она могла бы передать ему эти бумаги. Она должна была позвонить ему в шесть пятнадцать, но кто-то опередил ее всего на пару минут, и…

— И мы перешли к заключению, что это была сообщница Гиффорда Фаррелла, — закончил его мысль Мейсон.

— А почему бы и нет? Все это дело — подмена револьвера, тот факт, что закопали пистолет убийцы, — все говорит о дьявольской изобретательности и…

— Пол, у меня идея, — сказал Мейсон. — Возьми свою подругу Миртл Ламар и доставь завтра ее в суд. Будь там и слушай ее. Я хочу, чтобы она сидела рядом с тобой.

— Но она должна работать, Перри.

— Я пошлю ей повестку в суд — вызов в качестве свидетеля защиты. В этом случае она будет обязана прийти. У меня начал складываться план вчерне. Ты говорил, у тебя проблемы с Инскипом?

— Я говорил, у нас есть проблемы, — сказал Дрейк. — У Инскипа такое ощущение, что мы утаиваем информацию, в которой нуждается полиция, а это его волнует. Когда в конце концов твой план заработает и его вызовут в качестве свидетеля, полиция захочет узнать, почему он до сих пор молчал, и…

— Пусть он им все расскажет, — сказал Мейсон.

— Что ты имеешь в виду?

— Скажи, чтоб он пошел в полицию. Пусть расскажет о том, как его мучает совесть и он больше не может тянуть, и что у меня есть козырь в этой игре. Пусть расскажет, что мы обнаружили дырку в матраце в номере 728. Пусть он отдаст им пулю, которую мы извлекли из матраца, и пусть Рэдфилд сравнит ее с пулями револьвера «смит-и-вессон» — того, что Конвэй передал полиции.

Дрейк сказал:

— Это было бы лучшим вариантом для Инскипа, но это раскроет твои карты, Перри. Они сразу догадаются, что ты пытаешься сделать.

— Ну и хорошо, — ответил Мейсон. — Меня это устраивает.

— А что будет потом?

— Завтра обвинение почувствует, куда я клоню, и им потребуется время, чтобы это переварить. Думаю, доктор Гиффилд — хороший человек, и в нем я зароню сомнение. Это будет только начало. Но Гамильтон запаникует. Он начнет тянуть время.

— Но именно ты хотел ускорить события, чтобы иметь возможно рассказать акционерам…

— Да, знаю, — прервал его Мейсон. — И еще есть время. Звони Инскипу. Скажи, чтобы он шел в полицию и все рассказал.

— Все? — переспросил Дрейк.

— Все! — ответил Мейсон. — Потом бери свою девчонку, Миртл Ламар, и будь с ней в суде завтра утром. Я начинаю приводить в исполнение свой план, будь он проклят, и, думаю, все получится.