Дело Кравченко

Десятый день процесса В. А. Кравченко был посвящен опросу свидетелей со стороны ответчиков: их ожидалось большое количество, но без четверти три выяснилось, что свидетельская комната пуста.

Председатель объявил перерыв на целый час, после чего появилось еще три человека, и в 5 ч. 45 м. заседание было закрыто.

Мэтр Нордманн и другие адвокаты не могли дать этому факту никакого объяснения, обещав, что на следующий день их свидетели непременно будут.

Мэтр Изар в начале заседания отсутствовал.

«Красный» генерал Пети

Французский генерал Пети начинает свои показания:

— Все мы были готовы биться, чтобы сбросить с себя советское ярмо, — говорит он.

Смех в зале.

Генерал оговорился! Он хотел сказать «фашистское ярмо». После такого блестящего начала, генерал переходит сразу к критике книги Кравченко:

— Советские писания все длинные и тягучие, — говорит он, — а эта книга написана так бойко, что она не может принадлежать перу бывшего советского подданного. В ней чувствуется перо американского журналиста. Память автора совершенно неправдоподобна. Однако, есть и ошибки: так, например, зима 1941 года была поздней, а не ранней, как утверждает Кравченко.

Я был три года в советской России, — продолжает далее генерал, — люди умирали не только за Родину, но и за режим. Режим обещал им счастливую жизнь в будущем. Сталин лично мне говорил: мы заботимся о массах. (Смех.) Солдаты бросались на вражеские танки потому, что у них был идеал.

После Лаваля, я был первый француз, принятый генералиссимусом. (Смех.) Сталин сказал мне: мне нечего скрывать от французов! Он позволил мне ходить всюду и смотреть на все, на что я захочу. Все, кого я встречал, были энтузиасты советского режима. Бывали исключения, но они незначительны.

Молотова я тоже встречал. На одном рауте он благосклонно беседовал со мною полчаса, а с остальными только поздоровался. Когда немцы пришли на Украину, они хотели «расколхозить» крестьян, но те не пожелали этого. Они были довольны своей жизнью.

Мэтр Гейцман: Я хочу задать свидетелю один вопрос: что меньшевики — русские?

Генерал Пети (чешет в затылке и в этот момент его снимают): Я не понимаю вопроса.

Мэтр Гейцман: Сим Томас написал «Лэттр Франсэз», что книгу Кравченко сочинили меньшевики. Свидетель говорит, что ее могли написать только американцы. Что же, меньшевики американцы, что ли?

Мэтр Нордманн: Меньшевики живут в Америке 20 лет.

Мэтр Гейцман: Второй вопрос: есть ли в России свобода слова?

Генерал Пети: Я не могу ответить. Там это соответствует режиму. Режим не похож на наш.

Мэтр Гейцман вынимает из портфеля номер «Фран-Тирер» от 11-го февраля. В этом номере было напечатано письмо свидетеля Цилиакуса, выступавшего на суде от «Л. Ф.», который подтверждает письмом в эту газету, что в России свободы слова не существует.

Движение в зале.

Симпатичный свидетель ответчиков

К барьеру выходит тугой на ухо, престарелый французский инженер, долго живший в России, Жюль Кот.

Мэтр Нордманн рекомендует его, как автора книги «Французский инженер в Советском Союзе», вышедшей в 1946 году в изд. Кальман-Леви. Кот, по словам адвоката «Л. Ф.», всю жизнь прожил в России.

Кот: Нет, не всю жизнь, но с 1911 года по 18-ый, затем с 1929 по 1932 и три месяца в 1936 году. Я получал долларами и очень много. Работал по контракту. Было очень приятно.

Старенький инженер настолько туг на ухо, что его подводят под самое кресло председателя.

Председатель: Что вы знаете о чистках?

Кот: Ничего не знаю. Но был процесс промпартии при мне. 7 000 инженеров было арестовано. Вообще же люди были довольны своей жизнью; некоторые, впрочем, выражали свое недовольство. Один директор завода очень был недоволен.

Председатель: Что же с ним сделали? Арестовали его?

Кот: Да, арестовали. (Смех).

Председатель: Судили?

Кот: Да. И приговорили к смертной казни. (Шум в публике).

Он говорит быстро, не слышит вопросов, ему хочется рассказать как можно больше о том, какие русские симпатичные и как, вообще, ему самому хорошо жилось в этой стране.

Мэтр Гейцман: Я хотел бы знать, кто лгал: депутат Гренье или Кравченко? Гренье нам сказал, что в России жалованья все более или менее одинаковы. Кравченко же говорит в своей книге, что между рабочим и инженером — огромное расстояние.

Кот: Разница жалований очень большая!

Мэтр Гейцман: Значит, лгал Гренье!

Молотов или не Молотов?

На часах — 2 часа 40 минут.

Выясняется, что никаких свидетелей больше нет, что ответчики не позаботились их вызвать. Мэтр Нордманн встает и просит слова.

Нордманн: Вся пресса говорила на прошлой неделе о том, что Молотов назначил Кравченко директором завода. Между тем в документе, который был нам представлен, наркомтяжпром назначил Кравченко на эту должность, а Молотов только говорил о значении самого предприятия.

Председатель: Мы так и поняли.

Нордманн: В стенограмме прошлого заседания я вижу неясность.

Вюрмсер: Пресса была введена в заблуждение!

Мэтр Гейцман: Обратитесь к документам. Мы их представили председателю.

Председатель (читает): Наркомтяжпром назначил молодого инженера Кравченко…

Нордманн: Это текст Молотова?

Председатель (читает): Молотов на 18-ом съезде… третья пятилетка… крупное предприятие…

Мэтр Гейцман: Мэтр Изар ответит вам на это. Вы вызываете этот инцидент, когда он отсутствует, для того, чтобы протянуть время: ваших свидетелей нет!

Председатель соглашается с Гейцманом и прерывает спор. Он принужден объявить перерыв, так как свидетели защиты не явились.

«Белый» генерал — советский патриот

Перерыв длится час.

Внезапно проходит слух, что явился генерал Говоров. Белый? Красный?.. Заседание возобновляется.

Генерал Говоров, эмигрант, с 1923 года — шофер такси, член центрального комитета Союза советских патриотов, появляется у барьера. Это желтолицый, лысый человек 63-х лет.

Говоров с места в карьер начинает ругать Кравченко: он предатель, дезертир, преступник перед родиной, грязная личность.

— Мы хотим, чтобы французы знали о наших эмигрантских разномыслиях, — говорит Говоров, — «настоящее высокое учреждение» (так называет Говоров суд) должно пригвоздить этого субъекта. Немцы использовали его интервью. Он в нем предал не только свою страну, но и всех союзников. Могли быть замедлены поставки. Измена — очевидна. Все свидетели это подтверждают. Какое может быть доверие к его инсинуациям?

Говоров не говорит по-французски, но и в русском языке он не слишком силен: бутылки с эссансом, к сожалению, не могут быть по достоинству оценены французами. Он говорит о том, что Россия была приговорена к войне.

Председатель: Он не был в России. Обо всем этом уже было сказано.

Мэтр Блюмель: Да, но важно, что он русский белый!

Мэтр Гейцман: Мы можем привести десять человек белых, которые будут говорить как раз обратное.

Говоров: Кравченко не внушает доверия. И вообще он не писал своей книги.

Гейцман: Вы говорите, что вы генерал? Как и где вы сражались в последнюю войну?

Говоров: Я предложил советскому правительству, когда началась война, отправить меня на родину.

Гейцман: Ну, и что же?

Говоров: Мне сказали, что это невозможно. (Смех).

Гейцман: Почему вы не возвращаетесь в СССР?

Говоров: Я уже назначен в очередь и скоро уеду.

Кравченко (по-русски) и Гейцман (по-французски) одновременно: Он зарабатывает себе на будущее!

Гейцман: На каком языке вы читали книгу Кравченко?

Говоров: По-французски. (Смех в публике).

Гейцман: Суд оценит знание французского языка свидетелем.

Говорова отпускают. Он проходит в публику и садится рядом с советским свидетелем Романовым.

Нам удалось узнать следующие подробности о генерале Говорове: во время гражданской войны он был начальником штаба Донского корпуса в Крыму. Затем у него была небольшая неприятность на о. Лемносе, после которой его в должности заменил ген. Есевич. С 1923 г. Говоров живет в Париже. Когда он узнал, что в финской войне отличился советский генерал Говоров, то он стал выдавать себя за его брата. Сейчас же после войны, в 1944-45 гг., он стал членом центрального комитета Союза советских патриотов, откуда был после первой же чистки вычищен за антисемитизм. Его сделали членом ревизионной комиссии. Сейчас он один из немногих членов этого Союза, оставленных во Франции, остальные почти все высланы в СССР. Он служит в советском учреждении на улице Фезандери № 49.

Неожиданная защита власовцев

Следующий свидетель «Лэттр Франсэз», комбатант Тома, рассказывает, как в лагерях в Германии, во время войны, русские себя вели геройски и как мечтали попасть обратно к себе домой.

Тома встречался с власовцами. Все это были смелые люди, многие перешли во французский резистанс, — говорит он, — а когда кончилась война, с радостью репатриировались. Власовцы, — говорит свидетель, — были силой мобилизованы немцами и это были все — настоящие патриоты.

Комитет, в котором работал Тома, занимался водворением пленных русских и власовцев, а также их семей на родину. Все они были верны своей стране, ни один не дезертировал, все вернулись назад! Работал г. Тома вместе с грузинским «патриотом» Гегелия.

Председатель: Мы здесь говорим о процессе Кравченко.

Тома: Мы благодарны русской армии. Она спасла мир. Те люди, которых я видел, все с энтузиастом ехали к себе домой. Из всех лагерей, и из Борегара, и вообще — все вернулись, никто не остался.

Мэтр Блюмель: Вы были в России. Расскажите нам об этом.

Тома: Я был в 1929 году. Коллективизация очень удалась. Строили большие дома. Все были очень довольны.

Свидетеля отпускают и вызывают следующего: это доктор Фишез, который был в лагере Матаузен и видел там русских пленных.

Он тоже подтверждает героизм, жертвенность, храбрость русских и так же, как и предыдущий свидетель, утверждает, что все до одного, пленные и депортированные, с радостью вернулись к себе домой.

Опять: Молотов или не Молотов?

Мэтр Изар, появившийся во время заседания, протестует против того, что свидетели «Лэттр Франсэз» не явились.

На часах — 5 час. 45 мин.

Мэтр Нордманн: Я хотел бы выяснить, Молотов или не Молотов назначил Кравченко директором завода?

Председатель: Мы сейчас говорим о неприбытии ваших свидетелей, а не о Молотове.

Мэтр Нордманн: Я хочу знать, кто назначал Кравченко директором в Кемерово? Молотов ничего не говорил про Кравченко. Это газета «Индустрия» писала о назначении его на завод.

Мэтр Изар: Свидетели ваши не пришли. У вас оказалось время и вы ищете инцидентов. Мною уже была сделана демонстрация и я могу ее повторить: Молотов говорил на 18-ом съезде партии о заводе в Кемерово. Наркомтяжпром назначил Кравченко директором этого завода. Завод был включен в третью пятилетку. Но вы говорили о все время о проблематическом строительстве, и свидетели ваши, как я уже сказал в прошлый раз, под присягой врали нам о несостоявшемся строительстве. Между тем, завод был выстроен.

Председатель: Мы все так и поняли в прошлый раз. Мэтр Нордманн ломится в открытые двери.

Мэтр Изар: Вам мешает то, что мы показали, что Кравченко был крупной величиной.

Но мэтр Нордманн старается парировать удары, наносимые адвокатами Кравченко.

В общем шуме председатель требует, чтобы на завтра были приведены обещанные свидетели. Адвокаты «Л. Ф.» сообщают, что от некоторых своих свидетелей они откажутся.

На скамьях прессы движение: будет ли показывать Руденко, приехавший из Москвы в субботу, 11 февраля?

Заседание закрывается в 5 часов 50 минут.