Дело о полянах Калевалы

Глава 4

Было чуть за полночь. Погода резко изменилась — небо провалилось в серое ватное марево, моросил мелкий, назойливый дождик, в низинах клубился сырой туман. Красивые виды быстро потеряли свою привлекательность и производили мрачное, угрюмое впечатление. С возвышенности, откуда спускалась машина Ярослава и Марины, открывался вид на Мокрояров. Окруженный плотной стеной леса, он лежал на покатой прогалине, заваливавшейся в сторону извилистой речки — вот видны несколько прямоугольников, образованных низкими, пяти-четырехэтажными домами, маленькое красное здание администрации, пригород из деревенских домов с огородами и палисадниками, пастуший выгон и чуть в стороне, обнесенная уродливым бетонным забором, виднелась звероферма. На расстоянии, откуда просматривалась вся долина, небольшой городок казался чем-то чужеродным, посторонним на фоне подавляющего величия природы, будто поселок был перенесен в эти места какой-то великаньей рукой. На какой-то момент Краснову вспомнилась легенда о деревнях, поглощенных лесами, погруженных на дно прозрачных озер. Именно здесь представлялось возможным, на мгновенье закрыв глаза, стереть творения человеческих рук из созданного более могущественными силами пейзажа.

В самом подавленном настроении Ярослав и Марина добрались до гостиницы и заселились в два маленьких номера, чистых, но давно не видавших ремонта. Краснов, частенько бывавший в походных условиях, был не очень удивлен, но вот Лещинская, привыкшая к уютным гостиничным номерам за границей и жившая в обстановке максимального комфорта, была шокирована словно вышедшей из прошлого века деревянной нескладной кроватью с лакированным изголовьем, эмалированной, подтекающей раковиной, вытертым цветастым половиком на полу. В душе, шипя под струями воды, которая текла как придется, становясь то невыносимо-холодной, то обжигающей, она с неприязнью думала, сколько придется потратить времени, прежде, чем она вернется в свою любовно обставленную квартирку.

Утро было пасмурным и ничуть не поднимало настроения. Дождь уже перестал, но воздух был промозглым, временами налетавший ветер неприятно пробирался под одежду. Ярослав и Марина облегченно вздохнули, войдя в полицейский участок, где было тепло и сухо, даже немного душно и пахло клеем и пылью. Майор Роман Алексеевич Виноградов, о встрече с которым они условились еще вчера, встретил их в своем небольшом кабинете. Все в нем отдавало казенщиной и скукой — на подоконнике торчал чахлый фикус, на полках стеллажей и корешках папок скопилась пыль, в приоткрытом ящике стола виднелся какой-то сельскохозяйственный журнал, а в оконном отражении отсвечивал монитор с открытой карточной игрой. Виноградов, плотный, коренастый, с круглым мясистым лицом, меньше всего напоминал служителя правопорядка. Усадив вошедших на пару видавших виды стульев, он расположился за своим столом, весь подавшись вперед, на сложенные перед собой руки и с любознательной улыбкой обвел мужчину и женщину светлыми серыми глазами.

— Значит, это вы будете экстрасенсы? — сразу начал он.

— Мы предпочитаем называться сотрудниками специального отдела СК РФ, — уклончиво ответил Ярослав, глядя на свои руки. — Экстрасенсы — слишком громкое слово, к тому же, носящее, как нам кажется, довольно негативный оттенок.

— Определенно мешающий нормальной оперативной работе, — подхватила в том же тоне Марина. — В любом деле важен серьезный подход, чего не так-то просто добиться, когда на тебя показывают пальцем.

— Ну, в любом случае внимание вам будет обеспечено, — равнодушно бросил Виноградов. — К нам нечасто заскакивают гости из столицы.

— Мы бы хотели пока узнать больше о деле, — переменила тему Марина, которой явно не хотелось развлекать скучающего майора россказнями о фокусах самозваных магов и волшебников.

— Ну что тут особенно расскажешь, — пожал плечами Виноградов. Ему, как и недавно Горячеву, дело виделось простым, как скатерть, а его раскрытие представлялось моментальным при помощи столичного чародейства. — Жила здесь эта Оленева, училась, потом работала в институте. Все ее здесь знали, приятная девчонка была, веселая, общительная, всегда с друзьями или учениками.

— Вы говорите, ее многие знали, — уцепился за фразу Краснов. — Но нам в нашем отчете никакой характеристики на нее не дали. Вы могли бы назвать, с кем можно было бы о ней поговорить? С кем-нибудь из ее друзей?

— Ну, это вы поздновато приехали, — Роман Алексеевич покатал пальцем по столу карандаш, лениво глянул в окно. — Сейчас почти все разъехались по домам. У студентов, знаете, сессия почти закончилась. Остались только те, кому еще экзамены назначены или пересдачи там… Вообще, вам надо с профессором Устиновым поговорить, ее научным руководителем.

— А ее друзья? — не выдержав отвлеченного разглагольствования Виноградова, перебила Марина. — Те, кто с ней учился?

— Так те давно уехали, — невозмутимо уставился на нее майор, будто разъяснял, что на дворе лето, а не зима. — Обучаться закончили и уехали. На ферме из них никто работать не остался, и в аспирантуру никто не подавал.

— Понятно, — коротко выдохнул Краснов. Внутреннее чутье говорило, что Виноградов ему ничем не поможет. — Тогда другой вопрос. Пропавшая Оленева снимала комнату в общежитии. Нам сказали, мы можем осмотреть вещи, которые ей принадлежат, — он нарочно демонстративно сделал акцент на настоящем времени. Виноградов и бровью не повел.

— Ну это вам в любом случае надо в институт идти, — ему не терпелось переложить ответственность на чужие плечи. — Я вам человека дам, он проводит.

Он прошел к дверям и, наполовину высунувшись в коридор, кого-то попросил:

— Пригласите ко мне Котю, пожалуйста.

Краснов и Лещинская переглянулись — повсеместная мокрояровская вальяжность начинала раздражать. Виноградов явно старался выглядеть осведомленным меньше, чем должен был быть. Ситуация нисколько не прояснялась. Мало того, Краснов видел, что от них ждут какого-то чудодейственного финта. Разумеется, талант Лещинской в поиске вещественных следов был сильным козырем, но он прекрасно знал, каких трудов и душевных затрат стоят подобные действия его подчиненным. Пользоваться иным знанием — не то же, что прочитать книгу. Он и сам, порой выкладываясь в работе, знал, какая душевная опустошенность накатывает после неразумного или частого применения своих способностей. Поэтому умения Марины он приберегал только для того момента, когда это будет крайне необходимым. А пока стоило полагаться на логику и свое чутье.

Котя? Что за «котя» в отделении полиции? С раздражением скрипнув зубами, он глянул в коридор, откуда вышла девушка в форме. Ей было не больше двадцати пяти лет, довольно высокого роста, хорошо сложенная, с приятным овальным лицом и копной светлых волос, заплетенных в толстую косу.

— Сержант Киссанен Каарина Йоханновна, — представил ее широким жестом Виноградов, а Краснов, не удержавшись, хмыкнул и тут же постарался принять серьезный вид. Щеки молоденькой сержанта начали наливаться сердитым румянцем.

— Сержант вам тут все покажет и проводит, куда захотите, — разъяснил Виноградов и решительно направился к столу, ясно дав понять, что разговор окончен. Краснов и Лещинская попрощались и вышли вслед за светловолосой девушкой.

Оказавшись на улице, Краснов поинтересовался у сержанта:

— Роман Алексеевич нам сказал, что пропавшую многие знали?

— Возможно, — пожала та плечами. — Городок у нас небольшой, все всех знают. Тем более, учащиеся.

— А вы с ней случайно не были знакомы? — спросила Марина.

— Я — нет, — ответила та. Я училась в другом городе, и сюда приезжала ненадолго. Поэтому ничего такого сказать вам не могу. Знаю только по документам, что она была такая… обычная…

Они шли по широкой улице, обсаженной с двух сторон лиственницей. Недавно покрашенные белой и бежевой красками пятиэтажки с разбитыми под окнами цветниками радовали глаз. Небо начало постепенно проясняться, в просвете между облаками радостно заиграло солнце. Краснов, невольно скользнув взглядом по ладной фигурке шедшей впереди Киссанен, заметил, что на кончике ее косы совершенно неформальным образом болтается нарядная треугольная фенька с бисеринками.

— Простите, — не сдержался он, — а вы сами сплели это украшение? У вас на косе.

Сержант обернулась и удивленно взглянула на него:

— Нет, что вы… Я не такая уж мастерица. Это одна женщина в деревне плетет. Тут многие девчонки так носят. А почему вы спрашиваете?

— Давно не видел ничего подобного, — доверительно ответил ей Ярослав. — Ведь это косник, один из ключевых элементов костюма русской девушки. Я таких даже в глухих деревнях далеко на севере не встречал, а здесь все-таки…

— К цивилизации ближе, — пошутила с теплой улыбкой девушка. — Так, мы пришли.

Они стояли возле низенькой деревянной ограды, за которой плескалось море всевозможных цветов, а в глубине, за пышными купами только начинающей зацветать сирени виднелось двухэтажное белое здание.

— Наш институт, — пояснила Каарина и махнула рукой дальше, где виднелся бетонный забор. — А там звероферма. У многих там бывает практика, поэтому так близко. А вот и Гну, — выпалила она, увидев, что по дорожке от института идут трое людей.

— Простите, кто? — удивилась Марина. Девушка покраснела и поправилась:

— Устинов Григорий Николаевич, преподаватель зоологии. Мы его между собой зовем Гну… Он очень интересный человек. Хоть и немолодой, — Краснов почувствовал себя уязвленным, поскольку шедший в центре преподаватель был едва ли старше его самого, — но он многое делает для нашей молодежи, организует мероприятия разные, конкурсы. Его даже первокурсники за своего держат, — улыбнулась она. — Я вас здесь подожду, вы с ним поговорите. Он был научным руководителем пропавшей и хорошо ее знал.

Краснов и Лещинская двинулись навстречу группе. Устинов уже заканчивал разговор с мужчиной и женщиной, которые шли рядом с ним. На первый взгляд, они ничем не выделялись, но наметанный взгляд провидца сразу отметил вышитую повязку на голове женщины и ее определенно сшитое вручную и расшитое стилизованными традиционными узорами платье. Оно ей весьма шло, и Ярослав мысленно отметил тот факт, что какие-то элементы народной культуры, не вытесненной техническим прогрессом, еще живы в этом уголке мира. У мужчины же была хорошая пышная борода, будто у священника, и это тоже было необычно после гладко выбритых сизоватых щек столичного люда. Профессор же, казавшийся моложе из-за своего тонкокостного телосложения, отнюдь не исключавшего физической крепости, был мужчиной среднего роста, русоволосым и светлоглазым. Лицо у него было приветливое, а сидевшие на носу очки придавали ему интеллигентный вид. Увидев форму оставшейся у оградки Каарины и идущим ему навстречу следователей, Устинов что-то сказал сопровождающим и кивнул в сторону Краснова и Марины. Пара, казавшаяся взволнованной и настороженной, тревожно оглядела приближающихся, попрощалась с профессором и торопливо удалилась по дорожке.

— Добрый день, сотрудник Следственного комитета Ярослав Краснов, — представился Краснов. — А это Марина Лещинская, моя коллега.

— Устинов Григорий Николаевич, — в свою очередь назвался преподаватель, чуть наклонив голову в знак уважения. Речь у него была плавная, певучая, с едва заметным «оканьем», добавлявшим какого-то шарма.

— Мы хотели бы поговорить с вами насчет Анны Оленевой, пропавшей два года назад. Вы были ее научным руководителем? — уточнил Краснов.

— Да-да, — будто спохватился Устинов, кивая. — Я хорошо ее помню. У нее курсе на втором умерла мать, и мы тогда очень сблизились. Не подумайте ничего дурного, я к ней относился как к дочери. У меня ведь тоже нет семьи, детей, да и она всегда тянулась к людям старше нее. Друзья, конечно, у нее были, много знакомых, все ее любили, но она, как бы это сказать… Она искала серьезных, сформировавшихся личностей, а таковых в этой возрастной категории еще встречается мало. Поэтому, пожалуй, я могу твердо сказать, что она чаще доверяла и открывалась нам, преподавателям.

— А были ли у нее конфликты, недоброжелатели? — спросила Марина. — Ведь бывает, что старшие, опытные коллеги могут невзлюбить или учащиеся, которым не давался ее предмет…

— Нет, что вы, — печально отозвался Устинов, поправляя очки. — Мы все здесь к ней хорошо относились. Да и со студентами она умела найти общий язык. Должников у нее не было, как мне кажется. На «трудных» она не жаловалась. Тем страннее, что всё вот так, — он осекся и зябко повел плечами. Говорить ему было тяжело, чувствовал Краснов, он был действительно крепко привязан к пропавшей девушке.

— А были ли похожие случаи здесь? — спросил Ярослав.

— Я лично не помню, — задумчиво ответил Устинов. — Конечно, бывают моменты… Здесь всюду леса, есть и дикие звери. Лисы часто встречаются, зимой и волки на окраине бывают, собаки одичавшие. Знаю, что нападают иногда, но чтоб насмерть — не было ни разу.

— Нам сказали, что все бывшие сокурсники Анны уехали? — снова уточнил Краснов.

— Да, когда она пропала, как-то весь кружок ее обычных знакомых распался, а затем они все разъехались.

— А вообще как все произошло? — вклинилась Марина. — Мы уже столько раз пытались понять картину, но…

— Такое ощущение, что никто не заинтересован в том, чтобы это дело раскрыть, — поддержал ее Ярослав. — Будто девушка уже мертва.

— Вы считаете, это не так? — удрученно спросил преподаватель, стараясь подавить болезненные воспоминания.

— У нас есть основания считать, что девушка жива, — лаконично заключил Краснов. Лицо Устинова словно осветилось изнутри, и губы дрогнули в улыбке:

— Жива? Да разве так может быть?

— Всякое может быть, — воздержался углубляться в детали Краснов. — Мы и приехали сюда, чтобы ее найти.

— Господи, ну если есть хотя бы шанс, — залепетал Устинов, и вокруг глаз у него собрались морщинки, сразу сделавшие его значительно старше. — Вы спрашивайте, вам кто угодно будет рад помочь.

— Так как она пропала? — повторила вопрос Марина. — Что происходило в ближайшие дни перед ее исчезновением?

— Вы знаете, — Устинов коснулся пальцами подбородка, — когда в прошлый раз велось следствие, меня часто спрашивали, не могла ли Анечка совершить самоубийство. Я вам могу ответить, что она была необыкновенно целеустремленной и сильной натурой, хорошо знала свои внутренние ресурсы и толкнуть ее на подобное действие могло только очень жестокое и травмирующее событие. Так вот, в тот период ее жизни с ней ничего подобного не происходило. Как я уже сказал, она прекрасно прижилась в нашем коллективе, даже предполагали, что после защиты кандидатской Аня останется работать с нами. С учащимися конфликтов у нее не было, она всегда была в хорошем настроении. Мы с ней в тот последний день виделись, она забежала на минутку ко мне в аудиторию и вернула книгу, которую я ей одолжил. Она была в отличном расположении духа. А наутро она не пришла на свой предмет, ее хватились. Вахтерша из общежития сообщила, что она не вернулась вечером.

— Ну а парень у нее был? — наконец-то Краснов решился задать этот вопрос.

— И да, и нет, — покачал головой Устинов. — Я говорил, что в своем окружении она хотела видеть лишь серьезных людей. У нее долгое время была связь с одним парнем, но примерно за полгода до ее исчезновения они решили расстаться. Все это было без ссор, тихо-спокойно, они остались приятелями и все. Его, кстати, допросили тогда, — заметил Устинов по ходу воспоминаний.

«Почему половины этого нет в документах? — сердился про себя Краснов. — Это могло бы значительно всё упростить. Не разыскивать же теперь всех, кто два года назад здесь находился. Нужно вернуться к Виноградову и потребовать поднять архив».

— Где сейчас этот молодой человек? — словно прочитав его мысли, спросила Марина.

— Вернулся к себе домой, — пожал плечами Устинов. — Я больше о нем ничего не слышал.

— Что ж, — вздохнул Ярослав, задумчиво разглядывая песок на дорожке, — пожалуй, больше вопросов у нас пока нет. Можно будет к вам обратиться, если понадобится ваша помощь?

— Разумеется, — заверил, кивая, преподаватель. — Вот, возьмите, — он вытащил из нагрудного кармана пиджака блокнот и написал на нем цифры. — Пусть у вас останется мой номер телефона.

— Спасибо, — поблагодарила Лещинская, убирая его в карман. — Мы бы еще хотели осмотреть ее вещи и комнату. Вчера по телефону нам сообщили, что мы можем это сделать.

— Вещи? — растерялся на мгновенье Устинов. — В ее комнате сейчас уже живут другие люди, но Людмила Ивановна вас проводит. Вещи, я думаю, она вам покажет. Те, что не взяли друзья Анечки, убрали на склад, где старые учебники хранятся и прочее… Общежитие вон там, но, я смотрю, вас Котя сопровождает.

— И почему вы все ее зовете Котей? — понизив голос, не сдержалась Лещинская.

— Потому что, — ответил за профессора Краснов, — полагаю, родители у сержанта Киссанен финны. А «кисса» по-фински «кошка».

— Приросло как-то, — с улыбкой развел руками Устинов. — Мы между собой зовем ее Катенькой, конечно.

Попрощавшись с профессором, они отправились вслед за Котей к общежитию — невзрачному четырехэтажному зданию.

— А вы хорошо знаете здешние леса? — спросил Краснов наобум.

— Приходится, — отозвалась девушка. — С этой зверофермой одна головная боль. Территория уходит глубоко в лес, и там ее трудно контролировать. Вот и выходит, что кто шкурки ворует, кто — зверей, а кто силки ставит.

— А местные жители часто туда забредают? — снова закинул удочку Ярослав.

— Ну, бывают такие, кому дома не сидится, — кивнула она. — Но если охотники и рыбаки хотя бы знают, как себя вести в лесу и с местами хорошо знакомы, то всякие грибники по осени — те еще ходоки. Раз пришел дед, говорит — бабка пропала. Бабке уж за сотню перевалило, небось, ушла километров за десять, а сил топать обратно нет! Три дня на ягодах сидела, насилу нашли.

— А Устинов уверял, место спокойное, — хмыкнула Марина.

— Ну, не ошибся, — пожала плечами Котя. — Народ здесь тихий. Если сам себе приключений не ищет. А то есть у нас всякие любители исторической реконструкции, — пренебрежительно фыркнула она. — В шутку в лес ходят, цветки папоротников искать или курганы с сокровищами. А недавно снова потянулись к Ведьминой поляне. И все студенты ходят, хоть им Гну постоянно мозги полощет, что опасное это место. Он же за них отвечает — у них постоянно какие-то походы, спортивное ориентирование, никогда не знаешь, что пригодится. Мы хоть вроде в городе живем, да лес-то вот, рядом…

— Что это за Ведьмина поляна? Культовое место? — поинтересовался Краснов.

— Да уж, местная легенда, — заговорила девушка. — Когда лет пять назад вырубили вон там, — она махнула в сторону ближайших холмов рукой, — часть леса под хозяйственные нужды, то оказалось, что в самой чаще на краю оврага стоит почти нетронутый временем дом. А местные старики про этот дом слыхали, что жила там некогда старушка-ведунья или что-то в этом роде. Говорили еще тогда, что люди старались без надобности туда не ходить. Это дикая часть леса, нет троп, все поросло малиной и шиповником. Мост через овраг каменный, но насколько он прочен — никто сказать не может. И все это на краю глубокого оврага. Склоны у него каменистые, а на дне река. Упадешь — шансов выбраться не будет.

— Я знаю, — продолжила Котя. — Я там как-то сидела, ждала одного жулика. Он пришел — и как сквозь землю провалился, ни слуха, ни духа. А утром нашли его, миленького, — так о камни избило, что не узнать. Но шкурки при нем были, и на том спасибо… Вся беда в студентах, они любопытные, ходят туда нервы себе пощекотать, привидений ищут, атмосферы загадочной. Скорее бы просека заросла, там действительно неприспособленные для прогулок места. Да и зверь там бывает часто.

У проходной они расстались. Котя передала экстрасенсов коменданту общежития, энергичной женщине лет пятидесяти, которая сразу же повела их в хозяйственные помещения. По дороге Краснов еще раз решил попытать удачи:

— А вы помните эту девушку? Оленеву Анну.

— Как не помнить? — ответила Людмила Ивановна, кивая головой. — Хорошая была девушка, не то, что некоторые. Всегда у нее было чисто, опрятно, соседи на нее не жаловались. Никаких выходок, сами знаете, себе не позволяла. А уж рукодельница была, — и женщина вздохнула.

— Я смотрю, у вас здесь вообще мастериц хватает, — Ярослав вспомнил об изукрашенном коснике Киссанен.

— Не то чтобы очень много, — снисходительно заметила комендант. — Но среди деревенских попадаются умелицы. Иногда у кого-нибудь видишь такие вещи, что закачаешься.

— А чем увлекалась Оленева? — спросила Марина.

— Вышивала по-всякому, вообще одежду украшала — могла и сшить что-то, — ответила женщина, открывая ключом тяжелую дверь.

Они вошли в небольшое подсобное помещение. Было довольно затхло, пахло бумажной пылью и рассохшимся деревом. Тускловатая лампочка в потолочном светильнике холодным голубым светом осветила несколько бумажных коробок, стоявших друг на друге в углу.

— Ну вот, — Людмила Ивановна обвела рукой эту композицию, — все ее вещи. Смотрите, что вам нужно. У вас это надолго?

— Пожалуй, понадобится время, — ответил Краснов, пропуская вперед Марину. — Моя коллега специализируется на поиске пропавших людей, — пояснил он коменданту. — Она очень внимательно относится к вещам, принадлежавшим им.

— Хорошо, тогда ключ я вам оставлю, — она протянула Ярославу снятый со связки ключ. — Мне нужно еще кое-что сделать. Ключи потом оставьте вахтерше.

И она ушла, оставив экстрасенсов вдвоем.

— Что ж, пожалуй, начнем, — вздохнул Краснов и снял верхнюю коробку. Они принялись разбирать вещи. Некоторые предметы, которые ее интересовали, Марина откладывала на небольшой стол, стоявший тут же. Она аккуратно перебрала часть одежды, недолго держа вещи в руках. Глаза ее были прикрыты, она словно погрузилась в транс, только иногда ее лицо менялось под влиянием каких-то эмоций.

— Ничего, — ответила Марина, отодвигая от себя стопку вещей. — Много счастливых воспоминаний, радостных моментов, но ничего тревожащего. Никакой угрозы.

— Я считаю, что ее похитили, — твердо заявил Краснов. — Я знаю — она здесь, в Мокроярове. Ведь, если она жива и скрывается где-то поблизости, что ей могло бы помешать дать знак тем, кто был с ней близок? Пожалуй, только надежные запоры… Должен быть знак, который связывал бы ее с похитителем.

— Не исключено, что она не знала того, кто ее похитил.

— Не может быть, — засомневался Ярослав. — Не знаю почему, но где-то есть подсказка.

Он принес вторую коробку. Она была плотно набита маленькими коробочками, шкатулками и свертками. Здесь хранилось все рукоделие Анны: нитки, бисер, ленты, неоконченные поделки. Чья-то ношеная, отданная на переделку одежда, выкройки и рисунки, схемы и выписки из журналов.

— Да, действительно, есть, на что взглянуть, — изумилась Лещинская, разворачивая недошитое платье, сплошь украшенное искусной вышивкой.

— Между прочим, есть кое-что, что мне кажется стоящим внимания, — Краснов чуть склонился к коллеге и провел пальцами по рисунку. — Заметь, этот орнамент в виде цветков повторяется неоднократно. И вот этот тоже.

— И что? — остановила его Лещинская. — Он мог ей нравиться или просто хорошо получаться. Что это доказывает?

— Что наша скромная преподавательница животноводства увлекалась большим, чем просто рукоделием, — с нажимом повторил Краснов. — Она неплохо разбирается в символике. Эти рисунки — не просто украшение, а обереги и заговоры на удачу, здоровье, везение. Посмотри, очень много ее собственной одежды расшито повторяющимися знаками. Видишь вот эту птицу? А теперь собаку? И вот это крылатое существо — это семаргл, или симург, вещая птица, символ знания и мудрости. Устинов говорил, она любила учиться и тянулась к тем, кто был ее старше — вот и подтверждение! Что-то мне подсказывает, что мы еще встретим эти знаки.

— Не нужно далеко ходить, — Марина открыла третью коробку. — Вот и знаки…

Третья коробка была набита книгами. Здесь было много учебников по животноводству и смежным специальностям, собственные работы и конспекты Анны, и отдельной группой — книги по истории русской культуры, сборники мифологических преданий и верований, в том числе, и труды по семиотике и письменности народов севера. Краснов с уважением пробежал глазами по заголовкам — они все были ему хорошо знакомы. Лещинская печально улыбнулась:

— Я ее уже хорошо представляю. Для своего окружения и места жительства она вполне неординарная личность. А в общечеловеческих масштабах — все та же история. Внешнее благополучие, дружелюбие и открытость — и внутренняя неудовлетворенность, одиночество и разочарование…

— Опять человеческое лицемерие? — Ярослав присел рядом с Мариной и перелистал одну из книг. — Почему люди не могут просто быть теми, кто они есть?

— Я бы не назвала ее лицемеркой, — ответила Марина, не поднимая головы. — Скорее, она желала больше, чем ей могли дать. Ошибалась в людях… как все мы. А потом наступает момент, когда даже радостная улыбка уже не может скрывать внутренних страданий.

— А что с тобой сделали люди? — неожиданно для себя самого спросил Ярослав. Марина внимательно посмотрела ему в лицо.

— Давай не будем об этом, — попросила она после непродолжительного молчания. — Я слишком долго старалась забыть прошлое.

— Его нельзя забыть, — покачал головой Ярослав. — Его можно только принять и переосмыслить. Хотя сказать — еще не значит, сделать, — он попытался ей улыбнуться, но лицо Лещинской было бледным и серьезным. Вдруг он представил картину со стороны — тесная, заставленная хламом комната, пронзительный резкий свет, голый пол, щербатый стол, коробки — все заставлено кипами книг и разложенных вещей. Посредине он — немолодой и не слишком, пожалуй, обаятельный, с еще не до конца отсеченными провинциальными комплексами и раздражающими привычками разведенного мужчины. Рядом она — красивая и недоумевающая, почему этот стареющий агент Малдер пытается ее так нелепо «клеить».

Марина отодвинула от себя коробку с книгами и взялась за небольшой пакет. «Что ему от меня нужно? — думала она с досадой. — Зачем эти разговоры? Неужели Аля ему что-то сболтнула из того, о чем мы говорили в прошлый раз? И теперь он хочет развести меня на псевдооткровенный разговор, заболтать банальными истинами, что каждому из нас, экстрасенсов, ведунов, целителей, провидцев пришлось в большей или меньшей степени измениться, чтобы сосуществовать со своим даром? Ему легко говорить такие вещи — он мужчина, он сам порвал связи со своим миром. Его не выкинуло из жизни, как беспомощного котенка половодьем. Не было у него ночных истерик, когда, казалось, нож сам бы скользнул по венам, лишь бы не слышать этих голосов, упреков, сожалений и воспоминаний. И тех знаков, что остались на теле, на вещах вокруг, на твоей репутации, твоем образе жизни. Нет, ему не понять. Для него, как и для большинства я — скатившаяся с катушек полоумная истеричка. И зачем бередить это? Есть только одна истина — забыться в работе».

Она раскрыла пакет и взяла в руки стопку печатных листков. Вдруг правой ладонью она ощутила легкое покалывание, а, прислушавшись внутренним чувством — и неясное волнение. Она притянула бумаги к себе и, сосредоточившись и закрыв глаза, стала брать по одной в руки и откладывать в сторону. Волнение, исходившее от бумаг, продолжало усиливаться. Что могло так впечатлить Оленеву? Марина вся горела, трепетала от предвкушения чего-то долгожданного. Собрав все свои силы, она словно нырнула глубоко в воду. Все звуки вокруг стали глуше, ощущения собственного тела, мысли, разум — все осталось наверху, она погружалась все глубже в зеленоватый мерцающий искрами полумрак. Где-то в нем были ответы на все вопросы. Когда-то она уже плыла здесь, опускаясь все глубже, усталая от мучительной боли и радостная в преддверии ожидаемого чуда. Чуда не случилось, и ее ребенок…

Марина открыла глаза. Возвращение было таким головокружительным и сильным, будто на нее вылили ведро холодной воды и одновременно ударили под дых. Она наклонилась вперед и часто задышала, жадно глотая воздух.

— Марина, что с тобой? — это Ярослав дотронулся до нее и зачем-то принялся гладить ее плечи. Прикосновение не было неприятным. Она невольно вспомнила, с каким трепетом ждала прикосновений Пети — и как давно она была лишена даже физического тепла. От внезапно вспыхнувших ассоциаций сдавило горло. Марина с усилием взяла себя в руки.

— Все хорошо, Ярослав Олегович, — по привычке, забыв, что они условились быть на «ты», ответила она. — Эта бумажка была для нее очень важна.

Они вместе вытащили страницы из файла. Это был доклад одной из старшекурсниц, посвященный весьма скучным рассуждениям о кормовых смесях. Но вдруг Краснов напрягся и ткнул пальцем в следующие строчки:

— Снова эта поляна? — подняла глаза Лещинская. — Похоже, без визита туда не обойдется.

— Пожалуй, что так, — хмыкнул Краснов. — Не исключено, что наша любительница старины наведалась туда. Впрочем, я на ее месте так бы и поступил.

И он прикусил язык, заметив недовольную гримасу Лещинской. «Снова болтаю», — одернул он себя.

— Давайте вернемся и попросим сержанта Киссанен проводить нас, — предложила, поднимаясь с пола, Лещинская. — Не представляю, что мы там можем найти, но лучше осмотреть это место.