Дело о вещих снах

2.

Выйдя на улицу, сыщик озадаченно посмотрел по сторонам. Ни одной машины, которая подходила бы миллионерше Нурит Барроэс, поблизости не было. Не считать же ею старенький облезший «онагр-101», приткнувшийся к тротуару как раз напротив подъезда.

Но госпожа Барроэс уверенно направилась именно к «онагру», еще и нетерпеливо прикрикнув на стоявшего в некоторой растерянности сыщика. Ницан втиснулся в «онагр», едва не опрокинувшись вместе с креслом.

– Никак не закреплю, – пробормотала госпожа Барроэс. – Там винты разболтались…

«Онагр» взял с места с такой скоростью, что Ницан сначала похолодел, а потом, когда Нурит Барроэс бросила свой рыдван в промежуток между двумя большегрузами, – вспотел.

– Не волнуйтесь, – сказала Барроэс, не глядя на своего спутника. – В свое время я три года подряд брала «золотую пальму». У него двигатель от «онагра-супер», так что минут через двадцать мы будем за городом, а там уже и до нашего поместья рукой подать.

– Я и не волнуюсь, – ответил Ницан. Что интересно – ответил чистую правду. Потому что слово «волноваться» никак не передавало состояние того запредельного ужаса, который он испытывал, глядя как «онагр» лавирует между огромными механическими чудовищами (госпожа Барроэс зачем-то выбрала трассу, предназначенную для грузовиков).

И четверти часа не прошло, как «онагр» свернул с междугородней трассы на проселочную дорогу, и, наконец, оказался у трехэтажного дворца, стоявшего посреди густого леса.

Ницан короткое время посидел, постепенно приходя в себя. За это время госпожа Нурит Барроэс успела выйти из машины и вызвать двух големов, рост которых достигал трех метров, а руки вполне могли служить дверцами «онагра-101». Ницан окончательно пришел в себя, когда големы приступили к парковке автомобиля, то есть, попросту говоря, собрались отнести его в гараж.

Сыщик спешно выбрался наружу.

– Вы говорили, что в вашем доме никогда не было големов.

– Ничего подобного я не говорила, – бросила госпожа Барроэс, направляясь к ступеням парадной лестницы. – Я сказала, что муж не признавал слуг за обедом, ни людей, ни големов, и это чистая правда. Но в доме големы были всегда. Тем более сейчас, когда все хозяйство легло на мои плечи. Как же управляться без големов? Правда, их немного. Двенадцать. Приобрела оптом… Не будем терять времени, – сказала она. – Я вас сразу же проведу в ту комнату.

Стоимость двенадцати големов последней модели, пусть и с оптовой скидкой, составляла сумму, на которую Ницан вполне мог прожить лет десять, даже отказавшись от услуг Умника.

Они пересекли большую террасу, обогнули дом. Ницан успел обратить внимание на несколько барельефов, украшавших фасад. Судя по всему, они изображали подвиги его высочества князя Хаггая Барроэса. За домом была разбита лужайка с аккуратно подстриженной травой. В центре лужайки находилось еще одно здание – одноэтажное, но довольно высокое. Здесь вход не был закрыт дверью, две колонны по обе стороны покрывала причудливая роспись. На колоннах закреплены были горящие факелы, а под ними – магические печати, числом по тринадцать с каждой стороны. Ницан догадался, что перед ним – семейное святилище Барроэсов.

Госпожа Барроэс коснулась поочередно всех печатей. Ницан предусмотрительно отступил на шаг, когда вдова, набросив на голову платок, переступила порог святилища. Нурит Барроэс оглянулась, молча поманила его. Вздохнув, сыщик последовал за ней, хотя предпочитал, чтобы во всех храмах, даже семейных, перед ним шел голем, специально для этого предназначенный. Всякое бывало.

В храме царил прохладный полумрак. Справа находился алтарь Тринадцати небесных покровителей, слева – Тринадцати подземных судей. Ницан задумался, почему традиционалисты получили именно такое название. Оно, казалось, должно было бы говорить о древности культа. На самом деле основатель традиционализма, Лугаль бар-Баэль жил и проповедовал всего лишь полтораста лет назад. Правда, проповедовал он возвращение к утраченным ценностям предков, но – иди знай, что предки на самом деле считали истинными ценностями…

Пройдя зал алтарей, госпожа Барроэс прошла в наименее освещенную часть помещения. Ницан немного замешкался, и вдова недовольно оглянулась. Подойдя к ней, сыщик увидел в стене небольшую дверь, обитую медными полосами.

– Я случайно ее обнаружила, – негромко сказала вдова. – Она была прикрыта куском холста, раскрашенным под цвет стены. Пойдемте.

За дверью оказалось небольшое и неожиданно хорошо освещенное помещение. Свет проникал из двух окон под потолком.

– Как вы думаете, – спросила вдова, указывая на небольшое, в три локтя высотой, изваяние в простенке, – что это за статуя?

Ницан внимательно осмотрел скульптуру из розового мрамора, изображавшую мужчину в длинной просторной одежде. Голову покрывал остроконечный колпак, глаза были закрыты, а уголки губ сурово опущены. В обеих руках мужчина держал по одинаковому прямому мечу, острия которых соединялись над головой, образуя нечто вроде треугольной арки.

– Я бы подумал, что это небесный судья Баэль-Дин, – задумчиво сказал он. – Если бы не второй меч…

– Вот-вот, – вдова кивнула. – То же самое подумала я. В любом случае, похоже, мой муж бывал здесь регулярно, а в последний год – еще и часто.

– И здесь вы нашли те самые предметы?

– Да, вот в этом месте, – госпожа Нурит указала на мраморный круг, вмурованный в пол у ног статуи. – Свечи стояли точно посередине, а деревянный диск – чуть смещен к ногам изваяния. Вот так, – она показала.

Ницан присел на корточки. Круг был засыпан тонким слоем пепла. Там, где, по словам вдовы умершего, лежал деревянный диск, слой был тоньше.

– Интересно, – пробормотал сыщик. – Вы же сказали, что ваш муж тоже был традиционалистом?

– Стал традиционалистом, – поправила госпожа Барроэс. – Но какой культ исповедовала его семья, мне не известно. Он не рассказывал, я не спрашивала. Честно говоря, меня это мало интересовало. До недавних пор.

– А откуда родом был господин… мм… Шу-Суэн? – поинтересовался Ницан. Одновременно он осторожно положил щепотку пепла в носовой платок, увязал сложным узлом и мысленно произнес соответствующее заклинание. Спрятав платок с пеплом в карман, он выпрямился и выжидательно посмотрел на вдову.

– Что? Ах да, вы спросили о его родине… – госпожа Барроэс нахмурилась. – Он родился недалеко от Ниппура, в какой-то деревушке. Я и названия ее не помню. Кетар-Дин, Кефар-Дин… Что-то такое. Когда мы с ним познакомились, он уже не менее десяти лет жил в Тель-Рефаиме.

– Понятно. И ни с кем из его родных или земляков вы не были знакомы?

Она отрицательно качнула головой.

Ницан вздохнул, еще раз обвел взглядом тайное святилище господина Шу-Суэна.

– Ну, хорошо, – сказал он. – А теперь расскажите мне чуть подробнее о членах правления вашей компании.

– Но я бы не хотела оставаться здесь, – сказала вдова. – Мне все время кажется, что дух моего мужа витает под этим сводом… – она передернула плечами. – Пойдемте в столовую. Туда подадут напитки и сладости. Там я отвечу на все ваши вопросы.

Ницан с удовольствием принял ее предложение. Во-первых, он и сам чувствовал себя неуютно, стоя у статуи божества незнакомого, но грозного – судя по двум мечам. А во-вторых, от магического поля, явно ощущавшегося в святилище, у него пересохло горло. Центром поля была статуя неизвестного божества – из чего Ницан сделал логичный вывод, что это божество существовало в действительности.

В столовой, вполне способной вместить несколько тысяч гостей, уже был накрыт небольшой круглый стол, совершенно терявшийся в тени одной из колонн, подпиравших крышу. Сев на указанный стул с высокой спинкой, Ницан с опаской посмотрел на неподвижных големов.

Словно отвечая на не прозвучавший вопрос, госпожа Барроэс заметила:

– В отличие от мужа, меня не раздражают слуги за обеденным столом. Тем более – големы. Что вы предпочитаете выпить, господин Ницан? Есть ниппурское красное, есть пальмовое вино с Тростникового моря. И, конечно, ваша любимая лагашская горькая настойка. Но, может быть, вы предпочтете напитки послабее? В таком случае –пиво. Есть ячменное, есть просяное. И пшеничное, разумеется. Итак?

Ницан почувствовал, как на лбу проступает холодный пот.

– Нет ничего страшнее необходимости выбора… – пробормотал он.

– Что-что? – не расслышала вдова.

– Ничего, – Ницан зажмурил глаза и ткнул наугад в сторону бутылок и графинов, стоявших на столике. – Давайте вот это, – открыв глаза, он увидел, что палец его указывает на бутылку с пальмовым вином. Тотчас один из големов ожил, наполнил его бокал густой темно-красной, почти черной жидкостью. Другой голем в это же время наливал яблочный сок в высокий узкий стакан госпожи Барроэс.

Подождав, пока сыщик утолит жажду, вдова сказала:

– Теперь можете задавать вопросы. Вы хотели услышать какие-то подробности о членах руководства компании? Что именно вас интересует?

Ницан и сам толком не знал, что его интересует. Тем не менее, он сказал:

– Для начала – чем занимается каждый. Круг обязанностей. Как складывались отношения между ними – и вашим покойным мужем. Что изменилось с его смертью – опять-таки, для каждого из них… Ну, и для вас, разумеется, – добавил он, смягчая смысл своих слов широкой улыбкой.

Улыбка вдову не обманула. Госпожа Барроэс гневно нахмурилась, щеки ее порозовели.

– На что вы намекаете? – возмущенно вопросила она. – Уж не думаете ли вы, что я сама убила своего мужа – неизвестным способом, – а потом сама же обратилась к вам с тем, чтобы вы расследовали это дело? Зачем мне это нужно? Ведь официальное заключение никто не оспаривает!

– Кроме вас, – сказал Ницан, одаривая собеседницу еще одной улыбкой.

Вдова растерянно захлопала глазами. Ницан поспешил объяснить:

– Видите ли, в некоторых случаях убийца заинтересован в установлении истины даже больше, чем официальные инстанции. Лучше понести наказание здесь, в этом мире, чем испытать гнев неумолимой Эрешкигаль в мире потустороннем, – произнеся имя страшной повелительницы мертвых, сыщик вновь испытал сухость в горле. Повернувшись к голему, он указал на свой бокал. Но слуга, видимо, воспринимал только приказы своей госпожи, а та не обратила внимания на жесты гостя.

После непродолжительной паузы она сказала:

– Совет директоров состоит из пяти человек. Как я уже говорила, кроме моего мужа, в него входят еще четыре директора. Двое из них – мои родственники, двоюродные братья: вице-президент нашей компании Ишти Балу и Нуррикудурр Барроэс. Господин Апсу Баэль-Шуцэрр. Госпожа Сарит Нир-Баэль.

– Я бы хотел получить досье на каждого из них.

Вдова щелкнула пальцами. Тотчас голем, стоявший за спиной Ницана, положил перед ним объемистую папку. По второму щелчку хозяйки он все-таки наполнил бокал гостя.

Ницан рассеянно полистал папку, обратил внимание на наличие портретов всех четырех директоров.

– Да, – сказал он. – Действительно, полное досье. И наверняка содержит много любопытных фактов. С вашего позволения, я возьму это с собой и изучу дома тщательнейшим образом.

Госпожа Барроэс согласно кивнула.

– Но мне бы хотелось составить личное впечатление об этих господах, – продолжил Ницан. – Надеюсь, вы сможете устроить так, чтобы я мог с ними встретиться? Желательно, поскорее?

– Нет ничего проще, – ответила вдова после минутного раздумья. – Через три дня – одиннадцать месяцев со дня смерти Шу-Суэна. На поминальную трапезу сойдутся все родные и близкие. И, разумеется, директора компании. У вас будет прекрасная возможность пообщаться с ними со всеми. А представлю я вас… – она нахмурилась. – Например, другом детства.

Ницан чуть поморщился.

– Вы уверены, что среди приглашенных не будет никого из тех, кто помнит ваше детство и ваших детских друзей? – спросил он.

– Уверена, – ответила вдова.

– Хорошо, – Ницан кивнул с неохотой. – Наверное, это неплохая идея… Скажите, госпожа Барроэс, а были ли у вашего мужа враги? Я понимаю, что этот вопрос кажется банальным. Но все-таки…

Ницан был уверен, что услышит отрицательный ответ. Но вдова вдруг сказала:

– Был один человек… – и снова замолчала.

Ницан насторожился.

– Продолжайте, – произнес он. – Значит, по крайней мере, один враг у господина Шу-Суэна имелся?

– Не знаю.

Ницан удивленно взглянул на собеседницу.

– Ну, да! – раздраженно повторила она. – Не знаю! То есть, был один человек, говоря о котором мой покойный муж, как мне кажется, испытывал гнев и страх. Несколько раз он даже сказал: «Этот Ошеа желает моей смерти».

– Как вы сказали? Ошеа?

– Ошеа Бен-Апсу.

– Кто он такой?

– Понятия не имею.

– Ваш конкурент?

– Говорю же – не знаю! – воскликнула вдова. – Это имя я слышала два или три раза от мужа! И все.

– Так, – протянул Ницан. – Так. Но, хотя бы, при каких обстоятельствах он произносил это имя? В связи с чем? Ну не просто же так – мол, вот, дорогая, не положить ли тебе пирожного, а этот Ошеа желает моей смерти?

Вдова нахмурилась.

– В связи с чем? – повторила она. Взгляд ее прояснился. – Ах, да! В связи с пророческими снами. Да-да, именно так!

– Э-э… – промямлил Ницан, просящее поглядывая на голема. – Э-э… снами? Вот оно что… – он понял, что, все-таки, влип. Сновидения – прерогатива повелителей подземного царства. Никакого желания вмешиваться в их дела у Ницана не было. Но, похоже, придется. Удрученно покрутив в руках пустой бокал, сыщик вновь бросил молящий взгляд на голема.

Странно. На жесты великан не реагировал, а на взгляды – среагировал немедленно. И, что самое интересное, среагировал, с точки зрения Ницана, совершенно правильно, наполнив его бокал не сладким вином, а прозрачной и крепкой лагашской горькой настойкой. Вдова недоуменно посмотрела на сыщика, который, с выражением блаженства на лице, опустошил бокал, откинулся в кресле.

– Э-э… – снова повторил Ницан, с трудом удерживаясь от желания зевнуть. – Сны. Очень хорошо. И что же за сны видел ваш муж перед смертью?

– По-моему, с вас хватит, – заметила вдова. – Впрочем, как хотите. Что за сны? Вы спрашиваете, о каких снах идет речь?

– Именно, – Ницан энергично кивнул, едва не ударившись лбом о крышку стола. – Именно это я и спрашиваю.

Вдова пожала плечами.

– Разумеется, о вещих, – ответила она. – Полтора года назад, в канун Нового года мой муж впервые заговорил о вещем сне. Он был озабочен. Весьма озабочен. По его словам выходило, что боги предупреждают его о великой опасности.

Ницан собрал всю свою волю, чтобы не поддаться расслабляющему действию убойной смеси – ячменного пива, пальмового крепкого и лагашской горькой. Никому другому это бы нипочем не удалось, но наш сыщик обладал опытом потребления напитков, поставляемых из Изнанки Мира, а эффект, ими производимый, и сравнивать с земным эффектом нельзя. Словом, после нескольких мгновений мучительной борьбы с самим собой, сыщик сумел сосредоточиться.

– Значит, ваш муж в течение последних полутора лет видел вещие сны? – уточнил Ницан. Он старался говорить, не разжимая зубов. Это позволяло удерживаться от зевков. – Очень, очень интересно. Именно из сновидений он узнал о грозящей опасности.

– Представьте себе.

Ницан попытался. Не получилось. Он тяжело вздохнул.

– Пожалуй, я пойду, – сказал он. – Если вы не возражаете. Надобно мне подумать, – он поднялся из-за стола. – А вот эти игрушки, – сыщик указал на пакет со свечами и прочими загадочными предметами, – я прихвачу с собой.

– Я могу вас отвезти, – предложила вдова. Вспомнив предыдущую поездку, Ницан энергично замотал головой.

– Не беспокойтесь, – он вежливо улыбнулся. – Прогулка по свежему воздуху – именно то, в чем я сейчас нуждаюсь.

– Что ж, прекрасно, – вдова тоже поднялась со своего места. – Я провожу вас.

Они вернулись той же дорогой, но уже без захода в семейное святилище. У ворот госпожа Барроэс вдруг сказала:

– Вынуждена вас разочаровать, господин Бар-Аба. Я не боюсь гнева Эрешкигаль. Я вообще ничего не боюсь. Всего хорошего.

Прежде, чем Ницан успел сообразить, к чему она эта сказала, ворота захлопнулись, и он оказался на улице.

Едва захлопнулись ворота виллы, как он пожалел о том, что отказался от великодушного предложения госпожи Барроэс его подвезти. Подобно большинству богачей Тель-Рефаима, семейство Барроэс предпочитало жить столь далеко от центра города, что пешая прогулка могла занять никак не меньше четырех-пяти часов. При этом солнце с небосвода палило нещадно, а глаза Ницана слипались от сильнейшего желания спать. Желание, по всей видимости, стало побочным эффектом смешения пальмового крепкого и лагашской горькой, приправленных ячменным пивом.

Сыщик с трудом переставлял ватные ноги, чувствуя, что может и не дойти до дома. Винные пары, переполнявшие его, готовы были с минуты на минуту закипеть. А трасса, соединявшая квартал роскошных вилл с центром города, была пуста.

Преодолев что-то около пятисот локтей, Ницан обнаружил большой плоский камень, словно специально оставленный в тени под большой пальмой, одиноко росшей на обочине. Прежде, чем усесться, он осторожно потрогал гладкую, словно отполированную поверхность – камень мог изрядно накалиться от солнечных лучей, так что севший на него сыщик рисковал превратиться в не поданное к столу Нурит Барроэс экзотическое блюдо: сыщик, запеченный на камне, в винно-пивном соусе.

Но шероховатая поверхность камня оказалась восхитительно-прохладной – тень от пальмы укрывала камень от палящих лучей.

Ницан сел (вернее было бы сказать – упал) на камень, облегченно прислонился к столь же прохладному и шероховатому стволу и закрыл глаза.

– Вещие сны… – пробормотал он, погружаясь в полудрему. – Хорошо бы мне сейчас тоже увидеть вещий сон…

Но вместо того, чтобы увидеть вещий сон, он услышал пронзительный звук автомобильного сигнала. Он не сразу разлепил глаза и без особого любопытства уставился в притормозивший автомобиль. Только через несколько мгновений он узнал «онагр-101», принадлежавший его заказчице.

С трудом поднявшись на ноги, Ницан сделал несколько шагов к машине. И едва не упал. По счастью, госпожа Барроэс уже вышла из машины и успела его поддержать. С ее помощью Ницан приблизился к «онагру», взялся за ручку двери.

И с удивлением обнаружил, что сонное состояние прошло. Словно по мановению руки. Вдова тоже заметила это, нахмурилась было. Видимо, подумала, что Ницан устраивал какой-то розыгрыш – непонятный, но оскорбительный.

– Решила, что, все-таки, подвезу вас, – сухо сообщила она. – До города далеко, день сегодня жаркий, а вы в себя влили спиртного больше, чем разумный человек может вынести.

– Ерунда, – махнул рукой Ницан, вполне оправившийся от дремоты. – Вашими стараниями, я чувствую себя вполне обеспеченным человеком. Могу, в крайнем случае, на такси добраться, – для вящей убедительности, он полез во внутренний карман, чтобы продемонстрировать деньги госпоже Барроэс.

Рука схватила пустоту.

– Вот сволочи… – пробормотал сыщик, потерянно оглядываясь по сторонам. – Вот ведь гады какие…

– Садитесь, – усмехнувшись, сказала вдова. – Обойдемся на сегодня без такси. Тем более, я вспомнила кое-что еще.

Ницан сел, продолжая переживать исчезновение денег. Воришка воспользовался его коротким сном и выудил из кармана кругленькую сумму. Хорош сыщик, нечего сказать! Конечно, можно было бы, с помощью жезла, определить ментальный след преступника, но… Ницан тяжело вздохнул и тотчас вспомнил о заклятии, которое суровый Лугальбанда наложил на его полицейский жезл.

Вдова повернула ключ зажигания, двигатель зарычал.

– Стойте! – воскликнул Ницан. – А сумка? Моя сумка! Со свечами и досье!

К счастью, воришка на сумку не позарился. Сумка стояла у камня. Ницан облегченно вздохнул, в два шага преодолел расстояние. Наклонился к сумке.

И тут же глаза вновь начали слипаться, а ноги – подкашиваться. Еще мгновенье – и сыщик уткнулся бы носом в дорожную пыль и забылся странным глубоким сном.

У него хватило сил отступить на два шага от коварного места.

– Сны… – пробормотал он. – Вещие сны… Вот так-так… – он растерянно оглянулся на заказчицу, наблюдавшую за ним из машины. Заметив на ее запястьях многочисленные охранительные браслеты, он облегченно вздохнул и крикнул: – Госпожа Барроэс, мне нужна ваша помощь!

Вдова тотчас вышла из машины, приблизилась к нему.

– Если вас не затруднит, – сказал Ницан, – возьмите, пожалуйста, эту сумку и положите ее в багажник… А теперь, – он облегченно вздохнул, – уж коли вы настолько любезны, подвезите-ка меня к полицейскому управлению.

Машина рванула с места.

– Так что вы хотели мне рассказать? – спросил Ницан, стараясь не смотреть на дорогу.

– Мне кажется, вам стоило бы обратиться в храм Нергала – Повелителя снов, – сказала вдова. – Я вспомнила, что именно к ним мой муж обращался по поводу толкования своих сновидений. И после этого он впервые назвал имя своего врага – Ошеа Бен-Апсу.

– Да-да… – пробормотал Ницан, мрачнея. – Сны. Вещие сны. Очень интересно. Вы правы, я непременно обращусь в этот храм. Кстати, а почему – Нергала? Почему он не обратился в храм Мардука?

– Не знаю. Кто-то порекомендовал, наверное, – ответила вдова безразличным тоном. Ее внимание приковано было к дороге. Ницан подивился тому, с какой неожиданной быстротой пустая еще недавно трасса заполнилась вдруг летящими в обе стороны грузовиками. – Думаю, что храм Нергала числился у нас в иждивенцах, – добавила Нурит Барроэс.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Мой муж щедро жертвовал храмам. Если не ошибаюсь, в общей сложности – десять процентов дохода. А храм Нергала – Повелителя снов получал большую часть пожертвований.

– Понятно. А почему ваш муж счел сон вещим?

– Потому что увидел его первого Нисана, в канун Дня нисхождения Мардука. Как известно, сны, которые человек видит в этот день – и в три последующих – являются вещими, – вдова замолчала.

Оставшуюся часть пути они молчали. Ницан думал о странной сонливости, источником которой, вне всякого сомнения, стала сумка с магическими предметами; о чем думала вдова – он не догадывался. Может быть, о том, что у лучшего сыщика вряд ли на пустой дороге средь бела дня вытащили бы деньги.

– Вы не волнуйтесь, – сказала вдруг вдова сочувственно. – Даже у лучшего сыщика могут вытащить деньги. Среди бела дня. Бывает.

Ницан хмыкнул.

– Вспомнила! – воскликнула вдруг госпожа Барроэс и, очевидно, от радости заложила такой вираж, что Ницана едва не расплющило о дверцу. – Впервые о вещем сне он упомянул в черную декаду… – она выровняла руль.

Теперь машина неслась по широкому проспекту, и Ницан очень надеялся, что никаких поворотов больше не предвидится.

– Да, – повторила вдова. – Именно в черную декаду, в первый день.

– Черная декада? – переспросил сыщик, отрываясь от опасливого созерцания проносившихся навстречу грузовиков. – А что такое черная декада?

– Так мы назвали декаду, полтора года назад, когда резко упали акции нашей компании, – объяснила вдова. – Как-то он увязал тяжелую ситуацию в фирме, вещий сон и Ошеа Бен-Апсу.

– А как же День нисхождения Мардука? – осведомился сыщик.

– Так у нас черная декада началась как раз в канун этого праздника! Неужели вы не помните? Все экономические обозрения только и гудели об этом!

– Да-да, – подхватил Ницан, – конечно, помню. И долго продолжалось тяжелое положение?

– Я же говорю – ровно декаду, – повторила госпожа Барроэс. – Затем все выправилось, доходы очень быстро вернулись к прежнему уровню. Но муж продолжал жить в ожидании подвоха. Сами понимаете: убытки составили четыре миллиона новых шекелей, а тут три дня подряд снится один и тот же сон…

«Онагр» остановился у приземистой серой коробки полицейского управления примерно через полчаса.

– Вас подождать? – спросила госпожа Барроэс. И, услыхав отрицательный ответ, поинтересовалась: – А как насчет сумки? – она указала на багажник. – Вам она не нужна?

Ницан, уже ступивший было на первую ступеньку высокого крыльца, вернулся. Тяжело вздохнув, он поднял крышку багажника.

И вновь физически ощутил исходившую от спрятанных в сумку предметов волну дремоты. Правда, на этот раз он был готов к такому эффекту и заранее прочел несколько охранительных заклинаний на староаккадском. К счастью, память его не подвела, и заклинания, застрявшие в голове еще со студенческих времен, были прочитаны верно.

Ницан вытащил сумку, закрыл багажник. Тотчас обманчиво-дряхлый экипаж богатой клиентки, лихо развернувшись, рванул в обратном направлении, обдав его горячим нефтяным облаком.

Ницан, с сумкою в руках, легко взбежал по ступеням и оказался перед массивной дверью с зеркальными стеклами. Тут он немного помедлил, прежде чем толкнуть ее. К зданию – вернее, к учреждению, его занимавшему, у частного сыщика было особое отношение. Ни в каком другом месте Тель-Рефаима не собралось такое количество его врагов. Но и друзей Ницан находил здесь больше, чем где бы то ни было.

Дверь подалась не сразу, ему пришлось изрядно напрячься, прежде, чем массивная створка отошла в сторону.

Ницан ступил в прохладный полумрак коридора. Коридор был невероятно пуст – почти бесконечен, – и непривычно пуст. Впрочем, Ницан знал, что здешняя пустота обманчива – местные специалисты умели скрываться от глаз посторонних. Ницан всегда жалел, что одна дурацкая история помешала ему закончить курсы полицейской магии – в результате чего до практических занятий по созданию зон невидимости он не дошел.

Добравшись до двери с табличкой «Магическая экспертиза. Осторожно! Опасно для души!», Ницан решительно толкнул ее – и предстал пред грозные очи старого своего друга и коллеги Лугальбанды.

Главный маг-эксперт полицейского управления сидел за огромным и совершенно пустым письменным столом в кресле, больше походившем на царский трон. Собственно говоря, когда-то оно и было троном – его величества Набуккуднецарра XII. Трон хранился в центральном историческом музее и был украден во время знаменитого ограбления музея десять лет назад. Преступников обезвредили в большой мере благодаря мастерству Лугальбанды. А после возвращения коллекции трон торжественно вручили магу-эксперту вместо премии. Тем более что, как выяснилось, был он поддельным.

Синяя мантия мага, расшитая официальными серебряными звездами, скрадывала фигуру Лугальбанды. Пышная белоснежная брода закрывала грудь.

Ницан негромко кашлянул и понял, что «пред грозные очи» предстать не удалось. Ибо грозные очи мага-эксперта были крепко смежены, укрытая бородою грудь поднималась и опадала в покойном ритме.

Словом, Лугальбанда дрых на рабочем месте, в самый разгар рабочего дня. Живая радость наполнила душу Ницана, едва он узрел эту картину. Он открыл было рот, чтобы пошутить насчет полицейских бездельников. Но тут маг-эксперт, не открывая глаз, открыл рот и спросил:

– Ницан, что это за гадость ты с собой принес?

Сыщик поперхнулся, растерянно глянул на сумку.

– Э-э… – протянул он. – Собственно, вот… Хотел с тобой посоветоваться.

Лугальбанда приоткрыл один глаз – светло-серый – и подозрительно посмотрел на сыщика.

– С каких это пор ты стал нуждаться в моих советах?

Вместо ответа Ницан поднял сумку и двинулся к столу, держа сумку перед собой на вытянутых руках.

Лугальбанда открыл второй глаз – темно-зеленый.

Ницан поставил сумку перед ним и отошел на два шага.

– Вот, – сказал он. – Что ты на это скажешь?

Маг-эксперт пошевелил огромным носом. Не притрагиваясь к сумке, пренебрежительно сказал:

– Следы от сновидений. Кто-то их очень школярски толковал. Так, что они расползлись на лоскутки и застряли здесь, в нашем мире… – он поднял руку, чтобы небрежно смахнуть сумку, но рука вдруг замерла, а глаза раскрылись широко. – Стоп-стоп… – пробормотал он. – Не только это… Тут еще и некро… нет, что-то… Короче, откуда мусор? – грозно вопросил он, поднимаясь с трона-кресла.

Ницан вернулся к столу, неторопливо расстегнул замок и извлек на свет божий странные предметы, переданные ему вдовой. Маг-эксперт внимательно рассмотрел свечи, диск, пожал плечами.

– Я так понимаю, у тебя появился заказчик? – спросил он.

Ницан кивнул.

– Зная тебя, я с уверенностью могу сказать, что заказчик вполне кредитоспособный, – продолжил Лугальбанда язвительно. – Так какого черта я должен тебе помогать за просто так? Забирай все это и проваливай. Мне нужно подумать над серьезным делом, ты мне мешаешь.

– Видишь ли, – вкрадчиво ответил Ницан, – я бы, разумеется, никогда не пришел к тебе попрошайкой. Но какая-то сволочь… я хочу сказать, некий неизвестный злоумышленник… Так вот, некий злоумышленник заколдовал мой жезл! Не могу же я вести расследование, не имея элементарных средств, правда?

Лугальбанда сердито засопел, но ничего не сказал на это.

– Короче, Лугаль, сними заклятие, и я займусь своими делами, а ты – своими.

И вновь в ответ – молчание.

– Имей совесть! – взмолился Ницан. – Я не могу работать без жезла! А если ты думаешь, что с твоей помощью я стану трезвенником, так ты ошибаешься. Невозможно человека принудить силой к изменениям образа жизни.

– Еще как можно! – заорал в ответ Лугальбанда, грохнув кулаком по столу. От этого удара обе свечи и деревянный диск подпрыгнули. Свечи раскатились в разные стороны, а диск, некоторое время постояв на ребре, вновь лег плашмя, заняв самую середину стола. Лугальбанда внимательно осмотрел предметы. – Хм… – пробурчал он. – Любопытно, черт возьми. Похоже на ритуальные, но, хоть убей, не помню, в каком ритуале используется это сочетание…

– Есть такое божество, – осторожно заметил Ницан, – напоминающее Баэль-Дина, но с двумя мечами. Не с одним, а с двумя. Слыхал?

Лугальбанда отрицательно качнул головой.

– Я тоже, – вздохнул Ницан. Он коротко поведал другу о сегодняшнем визите госпоже Нурит Барроэс, загадочной смерти ее супруга и о странной сонливости, навалившейся на него по дороге из поместья Барроэс. Не преминул сказать и об исчезновении аванса.

– Ну, с сонливостью все понятно, – отмахнулся Лугальбанда. – Это остатки истолкованных сновидений, усиленные общим магическим полем, которое генерируется свечами.

– Понятно, понятно… – пробормотал Ницан. Машинально он пару раз хватанул рукой воздух – так, словно пытался взять невидимый стакан. Лугальбанда презрительно фыркнул. Ницан вспомнил, что оставил Умника дома и что виновником этого редкого случая был как раз маг-эксперт.

– Так вот, – сказал Ницан мрачно. – Без жезла невозможно провести сколько-нибудь серьезное расследование. Даже вернуть собственные, законно заработанные деньги! Все остается на твоей совести. Впрочем, можешь провести расследование самостоятельно – чтобы я оставил себе хотя бы аванс.

Лугальбанда шумно втянул носом воздух, закрыл глаза и ничего не ответил. Руки он сложил на животе под бородой. Его можно было бы принять за спящего, если бы не едва заметное подрагивание век. Ницан огляделся по сторонам, пододвинул себе стоящий в стороне стул, уселся напротив мага-эксперта.

Лугальбанда начал похрапывать. Ницан покачал головой, пробормотал: «Ну, ладно, сам виноват…» – после чего вытащил из внутреннего кармана прихваченную из дома бутылку лагашской горькой. Ту самую, которой вдова Барроэс соблазнила сыщика заняться запутанным делом со смертью ее мужа. Посмотрев на свет и убедившись, что бутылка еще на треть полна, Ницан удовлетворенно вздохнул и приложился к горлышку. Делал он это неторопливо, глотал громко, оторвавшись от горлышка громко выдохнул воздух и утер губы. После чего поставил бутылку перед собой.

Лугальбанда немедленно открыл оба глаза и грозно уставился на приятеля.

Ницан, как ни в чем не бывало, вновь приложился к напитку, после чего благодушно спросил:

– Так на чем мы остановились? Да, ты сказал, что чересчур скрупулезно толкуемые сны могут застрять в нашей реальности и оказывать негативное воздействие на окружающих. Но всякий ли толкователь способен истолковать вещий сон, не повредив его ткани?

– Что?.. – Лугальбанда перевел взгляд на бутылку. – Да как ты… – он гневно взмахнул руками, так что широкие рукава синей мантии пошли волнами, и уже готов был испепелить вдовий подарок.

Ницан, спешно спрятав бутылку, воскликнул:

– Не имеешь права! Это вопиющее нарушение закона!

– Что? – маг-эксперт изумленно округлил глаза. – Нарушение закона?

– Именно, именно, – спешно закивал сыщик, по-прежнему держа бутылку за спиной. – Ты, будучи государственным служащим, не можешь применять магию в личных целях! А уничтожение этой бутылки как раз и есть – применение в личных целях. И я буду вправе пожаловаться твоему начальству, после чего тебя лишат лицензии. И станешь ты, Лугаль, беспомощным, как велосипедист на междугородней трассе.

– Да как ты смеешь! – вскипел маг-эксперт. – Да я тебя…

– Конечно, но давай не ссориться! – воскликнул Ницан, быстро поднявшись со стула и отступив на шаг. – Предлагаю компромисс. Ты снимаешь заклятие с жезла, а кроме того, с Умника. Я же, со своей стороны, обещаю тебе, что до конца расследования буду пользоваться только его услугами, а гонорар, полученный от вдовы Барроэс, использую, во-первых, на выплату долгов, а, во-вторых, на новое платье для Нурсаг. Ну, за вычетом аванса, украденного сегодня. Идет?

Лугальбанда, скрепя сердце, согласился, после чего друзья еще с полчаса беседовали на сугубо профессиональные темы. Маг-эксперт ничего более сообщить о загадочных предметах не смог. Правда, поворчав немного, пообещал выяснить личность зловещего Ошеа Бен-Апсу.

– Как ты думаешь, – задумчиво спросил Ницан, – хранят ли толкователи копии расшифрованных сновидений?

Лугальбанда пожал плечами.

– Зависит от того, в каком храме дело происходило, – ответил он. – Некоторые хранят. Но редко. Ты ведь не забывай: сны приходят из Страны мертвых, а Эрешкигаль, – тут Лугальбанда на всякий случай очертил вокруг себя магический круг, – Эрешкигаль не любит, когда ее имущество долго хранится в чужих руках. Но даже если интересующее тебя толкование жрецы сохранили: что ты надеешься в нем узнать? Ты же не специалист. Да и специалисты зачастую больше надеются на собственную интуицию, нежели на профессиональные знания. Очень тонкая это штука – толкование чужих снов, – заключил маг-эксперт. Ницан с ним согласился.

В заключение, прочитав несколько заклинаний на староаккадском, с вкраплениями слов на непонятном Ницану языке, Лугальбанда выполнил свою часть обещания – расколдовал полицейский жезл, принадлежавший частному детективу, а затем снял заклятье, трансформировавшее напитки, которые Умник таскал с Изнанки Мира своему хозяину. Тогда Ницан торжественно вылил остатки лагашской в раковину, стоявшую в углу кабинета, а пустую бутылку аккуратно положил в корзину для мусора.

Теперь можно было возвращаться домой. Ницан попрощался с Лугальбандой.

Выйдя из кабинета, он стал свидетелем интересного зрелища. Два патрульных полицейских – один человек и один голем – бережно несли кого-то. Судя по видавшему виды платью – бродягу или даже нищего. Тот безмятежно спал, с блаженным выражением лица.

К груди бродяжка прижимал кошелек, показавшийся Ницану знакомым.

– Стоп! – воскликнул он, бросаясь к патрульным. Те остановились. – Ребята, – сказал Ницан, – а это мой кошелек.

Он протянул было руку, но тут же получил неслабый удар дубинкой по пальцам.

– Честное слово, – воскликнул Ницан, пряча обе руки за спину. – Минутку! Подождите минутку, у меня есть доказательства!

Патрульные тотчас сгрузили спящего воришку на пол. Голем просто замер, а вот патрульный-человек героически боролся с дремотой.

Пришедший по зову сыщика Лугальбанда проверил жезлом кошелек и подтвердил: это действительно собственность частного детектива Ницана Бар-Аба.

– А ведь на нем, по-моему, остались те же лохмотья снов, что и на прочих предметах, – заметил маг-эксперт, вручая Ницану кошелек.

– Разумеется, – откликнулся Ницан, пряча кошелек во внутренний карман куртки. – Он же лежал рядом со свертком… Но теперь-то мне это ничем не грозит. Спасибо, Лугаль!

Ницан вышел из полицейского управления в заметно улучшившемся состоянии духа. Оглядевшись по сторонам, он решил не испытывать более судьбу и неторопливо побрел в сторону Оранжевой улицы. Солнце уже клонилось к горизонту, от домов и деревьев потянулись тени, а легкий ветерок с моря как нельзя точно предупреждал о близившейся вечерней прохладе.

Дома Ницана ждал малоприятный сюрприз. Проходя мимо зеркала, он машинально бросил взгляд на свое отражение. И остолбенел.

Отражение выглядело совсем не так, как отражению полагалось. В зеркале Ницан-двойник стоял, вольготно прислонившись к стене. По небритому его лицу блуждала совершенно идиотская, по мнению оригинала, улыбка, а мутный взгляд никак не хотел встречаться с взглядом Ницана.

Пока Ницан стоял перед зеркалом, внимательно в него вглядываясь, отражение ухитрилось по меньшей мере дважды осесть на пол, а затем подняться по стеночке – все с той же глуповатой улыбкой.

Вновь обретя дар речи, Ницан рявкнул:

– Умник! Твоя работа?!

Мог бы и не спрашивать. Ясное дело, никто, кроме маленького рапаита, не накачал бы вот так зеркального демона. Собственно, никому бы и в голову не пришло.

Умник виновато развел лапами – дескать, ну, да, моя работа, чья же еще. Ницан понял, что коварство Лугальбанды вывело рапаита из душевного равновесия. Чтобы вновь его обрести, он, похоже, весь день поил Красавчика винами, настойками, пивом, брагой и тому подобным – что и привело, в конце концов, к увиденному Ницаном плачевному результату.

Ницан вновь подошел к зеркалу и, подбоченился и вперил грозный взгляд в собственное нашкодившее отражение. Отражение (то есть, девек Красавчик) попыталось собрать разбегающиеся глаза, чтобы смотрели они в одну точку – на Ницана. Это девеку удалось с трудом. Некоторое время Ницан и лже-Ницан бессмысленно таращились друг на друга, будто мерились силою глаза. Спустя какое-то время сторонний наблюдатель обнаружил бы, что взгляд оригинала несколько смягчился и как бы обрел слегка рассеянное выражение, в то время как взгляд отражения стал более концентрированным. Да и глуповатая улыбка с физиономии отражения исчезла.

Постояв еще какое-то время, Ницан почувствовал себя расслабленно-благодушным. Махнув рукой, он отошел от зеркала, чувствуя во всем теле пьяную мягкость. Покачиваясь, добрел до кровати, аккуратно расшнуровал ботинки. Кое-как стянул с головы шапочку. Это было последнее, на что у него хватило сил. Ницан опрокинулся на спину и тут же уснул.

Рано утром его разбудил разбойничий свист. Он вскочил, отупело уставившись на голубоватый призрак мага-эксперта, качавшийся в полуметре от пола. Ницан вскинул было руку, чтобы серией неприличных, но очень эффективных жестов (новомодная северная магия) изгнать непрошенного гостя. Но вовремя вспомнил, что Лугальбанда терпеть не может современных коммуникаторов и предпочитает общаться на расстоянии по старинке – в образе призрака.

Призрак щелкнул пальцами, и прямо на одеяло Ницану спланировал листок бумаги. Это оказался список всех Ошеа Бен-Апсу, какие обитали в Тель-Рефаиме и окрестностях.

– Вот тут, – замогильным голосом произнесло привидение, – живой. Видишь – один-единственный. Можно сказать, тебе повезло. Но учти: кроме него есть еще скончавшиеся за последние сто лет Ошеа Бен-Апсу. А их не так мало – сорок семь покойников.

Далее раздался пугающий вой, резкий свист, зловещий хохот, затем громкий хлопок – и призрак мага-эксперта исчез.

Ницан озадаченно присвистнул. Подозреваемых оказалось больше, чем он предполагал. Несмотря на то, что самому Ницану не доводилось сталкиваться с преступлениями, совершенными покойниками, он знал, что такое случается. Не очень часто. Но и не настолько редко, чтобы исключить возможность.

Все же он решил начать с живого Ошеа Бен Апсу – благо тот был всего лишь один. Ницан очень надеялся, что он-то и окажется искомым – ему не улыбалось обращаться к некромантии и вести посмертное дознание сорока семи покойников, носивших при жизни имя Ошеа Бен-Апсу. Живой Ошеа, согласно полученной сыщиком информации, обитал в Доме призрения для одиноких мужчин. Сам Дом Призрения опекался храмом Эрешкигаль Милосердной. Несмотря на вроде бы безопасную ипостась, в которой неумолимая повелительница Подземного мира обреталась в храме, Ницан побаивался отправляться туда. Он знал, что у Царицы Мертвых имелся изрядный счет к нему – как, впрочем, ко многим судейским и полицейским, по долгу службы вынужденным порою обращаться с ее подданными достаточно бесцеремонно. Впрочем, Лугальбанда утверждал, что все не так страшно, что Эрешкигаль – поборница справедливого воздаяния за грехи, а потому – милостива как раз к сыщикам, полицейским, судьям и экзекуторам. Разве они все не занимаются тем же самым – в этой, земной жизни? Ницан однажды спросил своего друга – откуда, мол, сведения? На что маг-эксперт уклончиво ответил, что он, мол, так думает. Из ответа Ницан сделал вывод, что Лугаль просто выдает желаемое за действительное.

Так или иначе, откладывать визит в храм и приют не имело никакого смысла. Ницан отправился туда с большой неохотой. Он не стал брать такси, предпочел пешую прогулку – потому лишь, что хотел немного оттянуть неприятный момент визита.

Храм находился в восточном Тель-Рефаиме – не самом спокойном районе. Это сразу дало себя знать, едва сыщик миновал мост Зиусидры. Этот арочный мост, одна из достопримечательностей Тель-Рефаима, соединял западную и восточную части города. Западный Тель-Рефаим был истинным жизненным центром, застроенным огромными зеркальными башнями и многоэтажными домами, торговыми центрами и центрами развлечений. Несмотря на обилие зданий, здесь легко дышалось, благодаря обилию парков и скверов, к разбивке которых власти подошли с особой тщательностью.

Восточный город был иным. Когда-то именно он и был Тель-Рефаимом, городом с древней и не очень веселой историей. Здесь еще можно было, гуляя по окраине, наткнуться на вросший в землю каменный блок с узорной резьбой древних письмен. Энергичные и уверенные в себе люди, рождаясь на этих старых улицах, стремились перебраться через мост Зиусидры. Так и сложилось, что здесь оставались лишь те, кто стремился жить в тени – или кого вынудили жить в тени. Часть населения этих районов составляли обычные неудачники, другую часть – те, кто был не в ладах с законом.

Поэтому или по какой другой причине, но служители ночных божеств облюбовали этот район. Именно здесь стояли Дома Иштар, именно здесь находилось подземное святилище Нергала.

Здесь же находился Дом призрения Эрешкигаль Милосердной – что немудрено, ведь обитали в домах призрения, как правило, выходцы из Восточного Тель-Рефаима.

А вот обитатели Запада редко приходили сюда с заходом солнца – разве что в поисках приключений.

Впрочем, днем здесь немало было туристов из других стран, посещавших этот старый район благодаря совершенно особой славе: целая улица Восточного города была занята магами, чародеями и гадателями.

Миновав мост Зиусидры, стараясь не смотреть на гигантские – в полтора человеческих роста – статуи шеду, пятиногих крылатых богов с человеческими лицами, Ницан ступил на землю Востока – и тотчас почувствовал, что попал в другой мир.

Куда-то пропали респектабельные машины, уступив место разбитым грязным рыдванам, носившимся по кривым улицам в клубах синего дыма. Сами улицы, сжатые покосившимися, с облупленной штукатуркой домами-трущобами, больше походили на канавы.

Вместо того, чтобы разыскивать храм Эрешкигаль, Ницан свернул на улочку, которую облюбовали себя знатоки магических искусств. Он быстрым шагом прошел мимо гадален, которыми начиналась улочка и остановился у облупленной двери с вывеской: «Маг и чародей Арам-Лугальта, служитель Нергала». Ниже значилась новая надпись, которой Ницан ранее не видел: «Покойникам просьба извещать о своем приходе заранее. Можно – с помощью сновидений».

– Я пока что не покойник, – пробормотал Ницан и толкнул дверь.

Вернее, собрался толкнуть. Рука прошла сквозь дверь, словно сквозь воздух. Не ожидавший этого сыщик, с трудом удержался на ногах.

– Черт знает что… – проворчал он. – Никогда не думал, что и ты дойдешь до сплошных иллюзий… – он зажмурился и ступил в несуществующую дверь. Его обдало легким ветерком. Сыщик открыл глаза.

Он стоял на той же улице, но, на этот раз – спиной к конторе мага и чародея Арама-Лугальты.

– Астаг! – рявкнул он разъяренно. – Ты что – шутки со мной шутишь? Немедленно впусти меня в контору! Иначе я не ручаюсь – ни за себя, ни за полицейское управление!

Тотчас какая-то сила мягко, но решительно взяла его за плечи и развернула сыщика лицом к входу.

– То-то… – удовлетворенно буркнул Ницан и вновь шагнул в иллюзорную дверь.

Мир вокруг раскололся. Это произошло с громким хлопком, чрезвычайно больно отозвавшимся в голове.

Так больно, что Ницан потерял сознание.

Придя в себя он обнаружил, что лежит посреди мостовой, у злосчастного входа в контору Арама-Лугальты, а над ним хлопочет с испуганным видом Астаг – помощница великого мага и чародея и давняя знакомая нашего героя.

– Астаг… – простонал Ницан. – Какого черта ты развлекаешься с иллюзиями…

– Ну, ты же сам… – пролепетала девушка.

– Сам… – Ницан, охая и кряхтя, поднялся на ноги. – Давай-ка зайдем внутрь, а то тут уже набежали…

Набежавших зевак было немного. Да и они особого интереса происшествием не выражали – ну, упал человек, мало ли. Бывает. Тем более – в этих краях. Хорошо, что поднялся. Мог бы так и остаться – навсегда, до приезда служителей Города Мертвых.

Астаг спешно распахнула закрытую дверь, помогла сыщику войти.

Обстановка внутри заведения была Ницану хорошо знакома. Он не раз и не два обращался за помощью к искусной молодой заклинательнице – «помощнице знаменитого мага Арам-Лугальты», как значилось на вывеске. Никакого Арам-Лугальты не существовало в природе. Просто Астаг, будучи несовершеннолетней, да к тому же – самоучкой – не могла получить лицензию на самостоятельную работу. После одного трудного расследования, в котором девушка помогла Ницану и в котором были заинтересованы высшие должностные лица Шенаарской республики, Ницан через Лугальбанду выправил ей требуемое разрешение. Он даже пытался пристроить Астаг на работу в полицейское управление. Но в полицию идти девушка категорически отказалась. Разрешением, правда, воспользовалась – но для того лишь, чтобы не прятаться от инспекторов, проверявших время от времени всех магов и гадателей, практиковавших в Восточном городе. Что же до вывески, то после недолгих раздумий Астаг сохранила прежнюю. Посетители привыкли к великому магу Арам-Лугальте, решила она. Пусть остается все, как было.

Едва сыщик уселся в роскошное кресло, как из темноты дальнего угла вышла невероятной красоты девица с пронзительным взглядом ярко-зеленых глаз. Одежда на красотке отсутствовала. Увидев Ницана, девица загадочно улыбнулась и потянулась к нему.

– Кис-кис, – добродушно позвал Ницан. – Поди сюда, Иннана.

– Мур!… – немедленно отозвалась Иннана, превращаясь в рыжую кошку. Она неслышно подбежала к гостю и потерлась о его ноги. Сыщик почесал ее за ухом, кошка замурлыкала громче и собралась было прыгнуть Ницану на колени. Но Астаг бесцеремонно отогнала ее от посетителя, и Иннана покорно ушла в свой угол, изредка поглядывая на Ницана горящими зелеными глазами.

Сыщик огляделся по сторонам. Лавка «Арам-Лугальты» ничуть не изменилась с прежних времен. Точно так же со стен взирали пугающие изображения древних демонов (большая их часть была плодом воображения Астаг), точно так же клубился по углам просторного мрачноватого помещения цветной туман. Точно так же (тут Ницан задрал голову) потолок скрывался клочьями тьмы, и казалось, что комната напрямую сообщается с Вселенной.

Удовлетворенно хмыкнув, сыщик воззрился на девушку, в глазах которой все еще прятался испуг.

– Ну что? – спросил Ницан. – Как здоровье почтенного мага Арам-Лугальты?

– Почтенный Арам-Лугальта все еще отдыхает на Тростниковом море, – с серьезным видом ответила Астаг. – Он хочет немного подлечить почки. Но если у высокого господина есть необходимость пообщаться напрямую с господином Арам-Лугальтой, это можно устроить. Правда, ментальная связь – недешевое удовольствие. Но, я не сомневаюсь, уважаемый господин обладает капиталом. Если же ваше дело не требует непосредственного вмешательства прославленного мага, то я, ничтожнейшая из его помощниц, любимая внучка великого мага, готова помочь господину всеми своими скромными силами… – тут девушка все-таки рассмеялась. Ей вторил Ницан.

Отсмеявшись, Астаг села в кресло с высокой спинкой, стоявшее за огромным письменным столом.

– Что случилось у знаменитого сыщика? – спросила она. – Какие-то трудности? Ты ведь без дела не приходишь, верно?

Ницан неопределенно пожал плечами.

– Дело… – он вздохнул. – Ну да, дело. Идиотское, должен тебе сказать. Скапутился один богач. Его жена, то есть, вдова, считает, что тут дело нечисто. При этом известные целители, весьма, так сказать, сведущие в своем деле, поставили подписи под свидетельством о естественности смерти. Сердце. Бывает. Прямо за обедом.

– Я так понимаю, что ты скорее веришь целителям, чем вдове? – спросила Астаг.

– В том-то и дело, что уже нет, – ответил сыщик расстроенно. – Да, поначалу я был уверен в том, что вдова ошибается.

– Но все-таки взялся за это дело? Почему? – спросила Астаг. – Значит, какие-то подозрения у тебя появились сразу же?

– Вот еще! – хмыкнул сыщик. – Я просто хотел выпить, а она принесла бутылку лагашской. Только и всего. А уж дальше…

И он рассказал девушке обо всех перипетиях последних дней. В заключение выложил на стол загадочные предметы из дома Барроэса.

– Ага… – протянула Астаг, внимательно рассматривая предметы. При этом она чуть ли не тыкалась в них носом.

– Осторожнее! – предупредил Ницан. – Запросто можешь уснуть. Тут на них какая-то гадость осталась, мне Лугальбанда объяснял.

Астаг фыркнула и выразительно побренчала каким-то амулетом причудливой формы, болтавшимся на ее тонкой руке.

– Как-нибудь, – объяснила она, – как-нибудь переживем… – Она выпрямилась. – Так, говоришь, маг-эксперт считает, что здесь просто лохмотья истолкованных снов?

– А что еще? – насторожился Ницан.

– Нет, я понимаю, что Лугальбанда не прибегал к детальной экспертизе, – дипломатично заметила Астаг, – но даже он мог бы заметить: дело не в том, что сны излохмачены. Дело в том, что они – наведенные.

– Наведенные? – недоверчиво переспросил Ницан. – Ты хочешь сказать, что эти сны – ложны?

Астаг пожала плечами.

– Я хочу сказать, что они – наведенные, – повторила она. – Ложны ли они – сказать трудно. Иногда сновидения именно наводят – то есть, только наводят. Не создают, но направляют. А иногда – подделывают. В первом случае наведенный сон может быть истинным, но, как бы это сказать, преждевременным. Человек еще не готов его воспринять. А вот во втором… – девушка задумалась, тряхнула головой. – Знаешь, а ведь и во втором случае сон может оказаться истинным. Представь себе, что человека хотят о чем-то предупредить, но знают, что он предупреждению, полученному обычным путем, не поверит. Тогда прибегают к помощи мага: создают сновидение, которое в присущем для вещих снов виде содержит предупреждение. Или известие. В общем, ты понял, да?

Ницан кивнул.

– Могут, конечно, и ложный сон создать и навести, – добавила Астаг. – Чтобы сообщить человеку ложную информацию. Будем считать это разновидностью второго варианта.

Ницан снова кивнул.

– Так что единственное, что я могу тебе сказать – эти сны, – Астаг постучала указательным пальцем по диску, – не имеют отношения к царству Эрешкигаль. Их создал кто-то из магов. Наших, здешних. Земных… – Астаг задумалась. – Вот что еще интересно… – пробормотала она. – Так, говоришь, уснул… – Она уставилась в потолок. – Уснул… Ну, да, понятно. Действие остатков наведенных снов, усиленное остатками же магического поля…

– Пару глотков вчерашнего пива, да полстакана скисшего вина – и все это на старые дрожжи… – вполголоса пояснил Ницан, переводя сказанное девушкой на язык более привычных ему понятий.

– Что? – Астаг перевела рассеянный взгляд на Ницана. – Ну да, что-то вроде… Скажи, – спросила вдруг она, – а тебе что-нибудь снилось? Ну, когда ты вдруг уснул там, у дороги?

Ницан наморщил лоб.

– Э-э… – растерянно промычал он. – Снилось? Как-то… – сыщик замолчал. Что-то шевельнулось в его памяти, словно какая-то рябь пробежала. Какой-то смутный образ возник перед внутренним взором и тут же исчез. – Похоже, что да… – удивленно признался он. – Странно. Вот ведь как. Даже не думал об этом. А сейчас вспоминаю… – он снова замолчал, уставившись в пол. – Слушай… – неуверенно сказал сыщик. – Не могу вспомнить. Но ведь это значит, что у меня есть шанс увидеть то, что видел покойный?

– Не уверена, – честно ответила Астаг. – Не уверена в том, что у тебя есть такой шанс. Я не знаю, как усилить твою память. Может быть, твой друг знает? Но ты поосторожней. Кто знает, из-за чего умер муж твоей клиентки! Может быть, в этих снах – смерть смотрящему. А?

Ницан невольно поежился. Астаг была права.

– Скажи, – спросил сыщик, – а можно ли выяснить, кто именно эти сны создал? И кто навел?

Астаг с сомнением покачала головой.

– Вот так – вряд ли, – ответила она. – Другое дело – если бы тебе удалось найти хотя бы вариант толкования. Или его копию. Тогда – да, возможно, я бы попробовала. Не уверена, что у меня получилось бы. Но ты ведь, кажется, даже не знаешь, кто именно толковал эти сновидения?

– Почему же, – Ницан важно улыбнулся. – Это мне как раз удалось установить. Их толковали жрецы храма Нергала.

– Нергала? – Астаг была удивлена. – А какого именно храма?

– Подземного святилища. По-моему, это тут, недалеко.

– Да, действительно. Ну, тогда понятно, – сказала девушка. – Эти ребята работают грубо. Да и не их специализация – толкование сновидений. Вот они и оставили от снов одни лохмотья. Хочешь, чтобы я прогулялась с тобой?

– Буду очень благодарен.

– Тогда пойдем. Я там знаю кое-кого.

Ницан обрадовался, но виду не подал. Напротив, он вежливо поблагодарил и заметил: «Не стоит, право, ты ведь, наверняка, занята», – на что Астаг махнула рукой с поистине царственной небрежностью.

Ницан не стал больше чиниться, поднялся из огромного кресла, в которое его усадила гостеприимная хозяйка и потянулся было собрать принесенное.

– Стоп-стоп! – воскликнула Астаг.

Сыщик тотчас отдернул руки от свечей и удивленно воззрился на юную колдунью.

– Я ведь только остатки снов успела рассмотреть, – пояснила Астаг. – Дай-ка мне остальное проверить, – пятясь, она приблизилась к шкафу с магическими принадлежностями, не глядя, протянула руку. Странный предмет, напоминавший одновременно полицейский жезл и портновские ножницы, сам прыгнул ей в руку. Астаг вернулась к столу и осторожно прикоснулась жезлом-ножницами к первой свечи.

Ницан тихонько встал со своего места и отошел в угол. Он хорошо знал, как иной раз заканчиваются эксперименты юной кудесницы. Увлекаясь, Астаг мгновенно забывала о присутствии посторонних, чьи магические способности не были настолько развиты, а значит, и защита от потусторонних сил оставляла желать лучшего.

– Очень интересно… – бормотала Астаг, манипулируя жезлом. – Очень… Значит, говоришь, этот богач загнулся?

– Скоропостижно, – подтвердил Ницан, вытягивая шею и пытаясь рассмотреть, что делает Астаг с принесенными предметами. При этом он старался не покидать своего угла – хотя ничего подозрительного не происходило.

Астаг отошла от стола, уселась в кресло и уставилась невидящими глазами в стену.

– Что-нибудь можешь сказать? – спросил сыщик.

– Если бы эти предметы каким-то образом связаны были со смертью… как его звали? – спросила Астаг.

– Барроэс, – ответил Ницан.

– Ты проверял – это подлинное имя?

– Подлинное. Правда, новое. Он сменил прежнее имя по условиям брачного контракта.

– Да? Ну, неважно. Если бы все это, – она кивком указала на свечи и диски, – было связано со смертью Барроэса, тут сохранились бы оттенки смертного заклятия. На имя. На прозвище. Словом, на нечто, связанное с ним. Но никаких намеков на смертное заклятье нет! Тут нет ничего, что можно было бы истолковать как намеренное причинение зла. Понимаешь?

– Представь себе, это я сразу понял, – разочарованно ответил Ницан. – Если кто-то и манипулировал со свечами, так сам покойный. А он вряд ли стремился к намеренному причинению зла самому себе.

– А самоубийство? – Астаг, прищурившись, взглянула на сыщика.

– Ну-у… – протянул Ницан. – Конечно, были случаи, но…

– Неважно, – сказала Астаг. – Все равно – это не тот случай. Здесь, прежде всего, присутствует обращение к небесным силам.

– То есть? – нахмурился сыщик.

– То и есть. Тут не было никакого магического обряда – в узком смысле этого слова. Была молитва. Обращение к божеству.

– К какому? – спросил Ницан.

– А вот этого я не знаю… – Астаг аккуратно собрала свечи, диски. – Пока все. Если хочешь, можешь оставить – я попробую еще поколдовать над этим.

Ницан отрицательно качнул головой.

– Не надо, – ответил он. – У меня есть кое-какие идеи, попробую сам.

– Тогда пойдем, – сказала Астаг. – Ты же хотел, чтобы я проводила тебя в храм Нергала.

По дороге в храм Нергала Ницан, против обыкновения, помалкивал; Астаг же, напротив, трещала, не переставая. Ей надоели обычные клиенты, в основном искавшие приворотные средства и магические секреты внезапного богатства.

– При этом они нисколько не понимают, что без всякой магии можно заработать куда больше, – говорила Астаг. – А от результатов приворотного зелья можно потом не избавиться вовек. Таких у меня тоже много: просят избавить их от страсти, ими же возбужденной, – Астаг махнула рукой. – Нет, с твоими загадками гораздо интереснее… А жрецы Нергала – народ грубый, потому и остались от снов лохмотья. Ну, да ничего. Кстати, деньги ты с собой прихватил? Вряд ли они с тобой станут разговаривать, ежели ты не опустишь пару монет в ящик у входа. Как поживает Нурсаг? Не надоело ей ждать, пока ее несравненный жених решится, наконец-то, сделать ей предложение? Впрочем, что я спрашиваю – конечно, надоело. Хочешь, – Астаг вдруг остановилась, – хочешь я сейчас избавлю тебя от робости в таких делах? Коротенькое заклинание, и ты…

– А вот и храм Нергала! – поспешно воскликнул Ницан, хватая девушку под руку. – Это же он, верно?

Астаг нахмурилась.

– С ума сошел? – спросила она, вырывая руку. – Это же дома Иштар. Храм Нергала – примерно в квартале.

– Разве? – Ницан озадаченно покачал головой. – А ведь похожи, не отличишь…

Он долго еще цокал языком и качал головой, словно никак не мог прийти в себя от удивления. И даже когда они миновали Дом Иштар – сооружение с множеством колонн, украшенное непристойными барельефами и фресками, – Ницан то и дело оборачивался и бормотал: «Надо же…» Жрицы Иштар – все как на подбор юные красавицы, одетые чрезвычайно легко, призывно улыбались сыщику. Ницан замедлил шаги, испытывая острое желание плюнуть на все и войти в Дом Иштар. При этом он прекрасно понимал, что неземная красота жриц – результат использования так называемой «Косметики Иштар», комплекса магических действий, создающего внешний эффект юности и красоты. Так что истинный возраст и внешность полуобнаженных красоток могли быть совсем иными. Да и желание войти родилось отнюдь не в душе сыщика. Его индуцировала тоненькая изящная служительница, стоявшая чуть в стороне от остальных и пугливо косившаяся по сторонам.

Ницан почувствовал, как холодок пробежал по загривку: девушка, в действительности, была не только не красавицей, но даже и не человеком вовсе, а чудовищным демоном лиллу. Лиллу частенько устраивали охоту на беспечных мужчин, маскируясь под жриц Иштар. Причем сами служительницы знали об этом и отнюдь не возражали. Откуда в жрицах Иштар бралась солидарность с чудовищами, высасывавшими жизненные силы из обманутых бедолаг и оставлявшими останки, которые с трудом можно было опознать, Ницан не понимал. Правда, он слышал, что среди пресыщенной золотой молодежи встречались извращенцы, которым доставляло удовольствие общение с демоницами – разумеется, не до смерти. Иные лиллу соглашались на это – и их, чуть ли не открыто, принимали в храмах Иштар.

Ницан направил жезл на лиллу, и та мгновенно превратилась в покрытое чешуей клыкастое чудовище. Лиллу возмущенно взвыла, распахнув огромные перепончатые крылья, взмыла вверх и скрылась с глаз.

Астаг сердито пожала плечами, дескать, чем ты занимаешься?

– Вот теперь дошли, – сказала она, указывая на массивное сооружение, вдруг преградившее им путь.

Разумеется, храм Нергала оказался абсолютно непохож на Дома Иштар. Мрачное здание, больше напоминавшее серый бункер, с входом, в который можно было войти только согнувшись. Ницан зябко передернул плечами, почувствовав неслабое магическое поле, окружавшее сооружение.

Внимательнее рассмотрев храм, он понял, что сравнение с бункером было кажущимся – на самом деле здание представляло собой имитацию собачьей будки – жилища верного слуги Нергала-убийцы – демонического пса по имени Убивающий-Взглядом-Калеб.

– Не бойся, – ободряюще улыбнулась Астаг. – На самом деле здешние служители – чудесные люди, мирные и безобидные.

– Ты же говорила – грубые, – напомнил Ницан.

– Я имела в виду их методы работы с тонкими материями, – пояснила Астаг. – Вот тут они грубоваты. А так – милейшие люди, сам увидишь. Я их хорошо знаю. Пойдем, – она решительно двинулась по ступеням, ведущим вниз (большая часть святилища, как и полагается святилищу подземного божества, находилась под землей). Поколебавшись, Ницан спустился за ней.

Ницану пришлось признать правоту Астаг. Действительно, несмотря на леденящие душу изображения страшного Нергала, супруга неумолимой Эрешкигаль, служители его храма оказались людьми мирными и даже милыми. И охотно согласились помочь сыщику и его спутнице, даже не спрашивая, что за дело их привело в подземное святилище.

Ницан объяснил, что их интересует толкование сновидений.

И это заявление впервые вызвало у беседовавшего с ними пожилого служителя Нергала некоторое замешательство.

– Странно… – пробормотал он. – Вы не первые, кто обращается к нам с просьбой о толковании снов. Не очень понимаю – почему? То есть, мы, разумеется, занимаемся толкованием подобного рода, но ведь люди предпочитают обращаться в другие храмы. Почему вы думаете, что грозный владыка Нергал, наш повелитель, вам поможет? – он, прищурившись, посмотрел на Ницан, затем на девушку. – Что заставляет вас просить нашей помощи?

Вместо ответа Астаг положила на алтарь сверток, принесенный Ницаном.

– Взгляните на это, – попросила она.

– Что это? – спросил служитель Нергала, не притрагиваясь к свертку.

– У нас есть основания полагать, что эти предметы имеют отношение к культу Подземного Владыки, – ответил вместо Астаг Ницан. – Поскольку найдены они были при необычных обстоятельствах, мы хотели бы получить от вас подтверждение…

Служитель пожал плечами, отвернулся от посетителей, что прошептал, кланяясь изваянию Убивающего-Взглядом-Калеба. По обе стороны от алтаря вдруг взметнулись и тотчас опали две огненные струи.

От неожиданности Ницан отступил на безопасное расстояние. Астаг осталась на месте: она была здесь не впервые, и ритуалы культа Нергала ее не пугали.

После этого служитель развернул сверток и долго рассматривал его содержимое. Вновь приблизившийся Ницан обратил внимание на то, что, склонившись над свечами и диском, служитель не прикасался ни к чему и даже спрятал руки за спину. Наконец, взглянул на вновь приблизившегося Ницана и отрицательно качнул головой.

– Нет, – сказал он. – Эти предметы не имеют отношения к Подземному Владыке. Похожи, да. Но ведь эти свечи сделаны из воска. А воск – это один из предметов, запрещенных служителям Нергала. Пчелы враждебны Подземному миру. Потому мы ничего не делаем из пчелиного воска и не употребляем в пищу пчелиный мед.

– Почему я не удивляюсь? – пробормотал Ницан. – Впрочем, это неважно. Спасибо. Скажите, известно ли вам божество, предстающее в образе… э-э… ну, некто, похожий на Баэль-Дина. Но с двумя мечами над головой.

Служитель задумался.

– С двумя мечами? – повторил он. – С двумя… – вдруг лицо его прояснилось. – Да, конечно, известно. Это одна из ипостасей Баэль-Дина, именуемая Высший Судья Праведный.

Ницан посмотрел на Астаг. Судя по удивленному лицу девушки, она тоже впервые слышала о таком божестве.

– Ага, – сказал сыщик. – Высший… Как вы сказали?

– Высший Судья Праведный, – повторил служитель Нергала. – Одна из ипостасей Баэль-Дина, одно из воплощений Небесного судьи.

– Интересно… – протянул Ницан. – А где находится его храм? Где служат Баэль-Дину в образе Высшего Судьи Праведного?

Служитель покачал головой и развел руками.

– Увы, – сказал он. – Я знаю об этом культе, но в Тель-Рефаиме он, по-моему, не имеет распространения. Знаете, в этом воплощении Баэль-Дин ближе тем преставлениям о богах, которые существуют в деревнях, в провинциальных городах. Там, где бог выглядит как бы ипостасью начальства: суровый каратель, в первую очередь. Представить себе, что боги милостивы – и это главное, а не…

– Даже повелители Подземного царства? – перебил его Ницан, смягчая бесцеремонность любезной улыбкой.

– Ну конечно! – служитель посмотрел на сыщика с живейшим изумлением. – Разве есть кто-либо, более милостивый к душам усопших, чем Его величество Нергал и Ее величество Эрешкигаль?

– Действительно… – Ницан покосился на три разинутые пасти Калеба. – Куда уж милосерднее… Значит, нет в Тель-Рефаиме. Спасибо.

Служитель поклонился и собрался было уйти, но сыщик поспешно напомнил:

– Еще одно. Сны.

– Ах да…

Собственно, это было главной причиной визита сыщика.

На этот раз им пришлось ждать достаточно долго. Ритуал распознания снов у разных школ различен. И ритуал школы храма Нергала изрядно отличался от того, с чем Ницан был знаком ранее. И сыщику, и его помощнице прежде пришлось пройти очищение – в специальном помещении, похожем на склеп. Их обдавало то жаром, то холодом, а мрачный голос в темноте читал заупокойную молитву. Впрочем, Ницан быстро уловил отличия очищающей молитвы от истинно заупокойной, и перестал тревожиться. Поначалу он испытывал не очень приятное чувство: чтение заупокойной молитвы над живым человеком запросто могло отправить их на тот свет. А в милосердие Эрешкигаль и Нергала сыщик, разумеется, верил (почему бы и нет?), но встречу с ними хотел оттянуть настолько, насколько это возможно.

Словом, процедуры подготовки к чтению снов имитировали те, которым подвергался свежий покойник при переходе в царство Эрешкигаль. Что, в общем-то, было вполне объяснимо: если сны приходят из Подземного мира, то приступать к ним следует, соприкоснувшись с границей миров.

Окружающая обстановка неуловимо менялась с каждым мгновеньем, так что Ницан спустя короткое время уже не мог с уверенностью сказать, где именно находится. Словно в Полях перехода – странном и страшном пространстве, отделяющем мир живых от царства мертвых.

Сыщик понимал, что все это – иллюзия, но держаться спокойно было трудновато.

Неожиданно все вокруг затянулось серой рябью, а затем рассыпалось, открыв прежнюю обстановку храма. Служитель покачал головой и огорченно пояснил:

– К сожалению, этих остатков очень мало, чтобы восстановить толкование. Кроме того, что-то в их природе сопротивляется восстановлению…

Ницан и Астаг переглянулись, потом девушка сказала служителю:

– Я думаю, что эти сновидения – искусственные.

Служитель обескуражено хмыкнул.

– Ты уверена? – спросил он.

– Уверена, – ответила Астаг. – Они очень искусно сделаны, но – фальшивы. Потому их остатки и не поддаются толкованию. Реальность разъедает их гораздо быстрее, чем подлинные сновидения.

– Да, действительно… – служитель был растерян. – Но ведь их толковали в нашем храме. Значит, мы не смогли отличить подделку от истинного дара Эрешкигаль… Это ужасно…

– Скажите, – сказал Ницан, – а копии истолкованных сновидений в вашем храме хранятся?

– Да, конечно! – спохватился служитель, тяжело переживавший неудачу собратьев. – Вы хотите их получить? Но…

– Прежде я хочу сделать пожертвование в храм, – заявил Ницан. – Надеюсь, это не запрещается?

– О, разумеется, не запрещается! – воскликнул служитель. – И даже напротив!

Спустя короткое время Ницан и Астаг вышли из храма Нергала.

Кошелек сыщика облегчился на три сотни старых шекелей, а Астаг несла перед собой нечто невидимое. Впрочем, присмотревшись, можно было рассмотреть магические нити, стягивавшие какое-то подобие прозрачного шара. Это и были копии истолкованных снов.

Ницану удалось убедить служителя в том, что хранение копий фальшивых снов унижают подземных богов. «Это же все равно, – сказал он веско, – что хранить в сейфе национального банка поддельные купюры». Сравнение очень впечатлило служителей храма Нергала, так что Ницан даже пожалел, что оно пришло ему в голову позже, чем он опустил деньги в храмовую копилку. Ведь теперь служители были уверены в том, что Ницан делает им большое одолжение, забирая подделки и тем самым отвращая от них гнев грозного владыки преисподней, верного супруга самой Царицы Эрешкигаль.

– Ну, что сделано, то сделано, – проворчал сыщик. – Я всегда страдаю от собственной щедрости.

Астаг непонимающе воззрилась на него. Ницан махнул рукой – мол, ничего, это я так, не обращай внимания.

Придя в контору юной волшебницы, сыщик еще раз испытал чувство сожаления. На этот раз причиной явилась не расточительная щедрость, а то, что он не прихватил с собой Умника. Все-таки, магическое поле в лавке Астаг было чрезвычайно сильным, и Ницан испытывал сильную сухость в горле, которую привык снимать обильным возлиянием. Либо пальмовой водкой, либо лагашской горькой. Ни того, ни другого у Астаг не оказалось. Даже пива девушка в конторе не держала.

Тяжело вздохнув, Ницан приступил к изучению копий истолкованных сновидений покойного Шу-Суэна. Вернее сказать, начал не он, а Астаг.

– Сядь в кресло и расслабься, – приказала она. – И не бойся, в случае чего… – она не договорила, и Ницан подумал, что девушка сама толком не знала, что сделать «в случае чего». Но делать было нечего. Он сел в затканное парчой огромное кресло с высокой спинкой. Кресло казалось теплым и очень уютным, и сыщику сразу же захотелось спать. Он закрыл глаза.

Через мгновение сонливость прошла, Ницан почувствовал себя посвежевшим, отдохнувшим. Открыв глаза, он с удивлением обнаружил, что стоит посередине большого поля, покрытого неестественно яркой травой.

По полю разбросаны были ярко-алые маки. Вся картина своей аляповатостью била по глазам. Ницан настороженно огляделся по сторонам. Отсутствие Астаг его не удивило – он понимал, что волею девушки оказался в иллюзорном мире снов Шу-Суэна.

Не сказать, что ему это понравилось. Во-первых, он не любил иметь дело со снами, тем более – истолкованными, то есть, уже препарированными, порой – весьма бесцеремонно и грубо. Во-вторых, Ницан не знал, чего ожидать от снов Шу-Суэна. Ведь сны каким-то образом связаны были со смертью хозяина «Хаггай Барроэс». Может быть, в них самих и таилась смертельная опасность.

Но делать было нечего, к тому же Ницан надеялся на гениальность Астаг.

Сыщик тяжело вздохнул и сделал шаг – просто чтобы почувствовать, насколько владеет собственным телом. Остановившись, он почувствовал еле заметную дрожь почвы. И тотчас увидел причину сотрясения – от горизонта к нему мчался всадник на белом коне. Всадник двигался не очень быстро, скорее – плыл над полем, конь почти не касался земли, даже красные маки оставались неподвижны.

И вот всадник словно повис в нескольких метрах от сыщика. Ницан четко видел белоснежного коня с горящими черным огнем глазами. Перевел взгляд на всадника. Всадник был совершенно безлик – его лицо представляло собой просто белый овал. Одежда его отличалась столь же ослепительной белизной, что и шерсть коня. Всадник натянул уздечку, поднял руку, в которой сжимал длинную пику.

Ницан, словно зачарованный, наблюдал за ним.

В то же мгновение уздечка стала черной, копье – красным, словно окунувшимся в кровь – а в лице всадника проступили черты пожилого человека с тяжелым взглядом глубоко запавших глаз, резкими складками, лежавшими по обе стороны тонкогубого рта, чуть выдающимся вперед подбородком. Губы разжались, в голове Ницана гулко прозвучал тяжелый замогильный голос: «Я – Ошеа Бен-Апсу, Ошеа Бен-Апсу! Берегись меня…»

Всадник отвел руку для удара.

Тут сыщик спохватился, шарахнулся назад…

…и больно ударился затылком о спинку деревянного кресла. Не было больше ни луга, ни маков, ни всадника в белой одежде на белом коне.

– П-проклятье… – прошипел он, ощупывая быстро вздувшуюся шишку. – Вот вечно я так…

– Ну что? – нетерпеливо спросила Астаг. Она не отличалась особой сердобольностью, и стоны сыщика нисколько ее не взволновали. – Что видел? Рассказывай. Или повторим?

– Нет-нет, – поспешно возразил Ницан. – Вполне достаточно…

Он описал девушке видение. Астаг пренебрежительно махнула рукой:

– Очень простой сон. Пика с красным острием – символ опасности. Поскольку держит ее в руке человек в белом – опасность смертельная. Да еще белый конь – очень близкая опасность.

– У всадника очень запоминающаяся внешность… – задумчиво пробормотал Ницан. – Совсем не символичная. Такая… Конкретная… Но она проявилась на очень короткое время. Как раз перед тем, как он попытался ударить меня копьем.

– В таком случае, сон указывает на конкретного человека как на источник опасности…

– Смертельной… – подсказал Ницан.

– Смертельной опасности. Вполне возможно, покойный… как его звали?

– Шу-Суэн.

– Покойный Шу-Суэн знал этого человека.

– Не только Шу-Суэн, – заметил Ницан. – Ты говорила, что сны – наведенные. Значит, и тот, кто навел это сновидение, тоже должен был знать его.

– Необязательно, – возразила Астаг. – Ты уверен, что незнаком с этим человеком?

– При чем тут я? – Ницан непонимающе воззрился на девушку.

– А при том. Может быть, этот сон всего лишь отсылает сновидца к собственной памяти. Ну, как бы подсказывает: «Опасность исходит от хорошо тебе знакомого человека. Знакомого, но забытого».

– А вот это я попробую проверить, – заявил Ницан самоуверенно. – Есть у меня одна идея. Я ведь говорил тебе о воришке, который обчистил меня по дороге от вдовы Барроэс? Но ведь он и сам уснул под действием все тех же остатков наведенного сна. И значит, ему тоже что-то снилось.

Астаг пожала плечами.

– Попробуй, – сказала она с сомнением. – Может, что и получится… – она внимательно поглядела на сыщика и вдруг улыбнулась. – А ты хорошо выглядишь. Глаза не красные, лицо не опухшее. Мне даже кажется – в щетине твоей меньше седины. На твоем месте я бы не терял времени и немедленно отправился к Нурсаг. Или, если хочешь, я могу вызвать ее сюда.

Ницан поспешно ретировался.