Самодержавие — наш крест, наша судьба. Загадочная русская душа требует самодержавия, как водки. И сегодня мы переживаем эпоху deja vu — царизм, нашедший в сталинские времена продолжение в симбиозе с классовой борьбой и советским строем, ныне всплыл под личиной демократического феодализма. Та же иконная персонификация власти, та же жёсткая иерархия с попыткой воссоздать культ личности. Круглосуточная телепропаганда убеждает в необходимости выстроенной вертикали, административный ресурс обеспечивает не только высокую явку избирателей, но и их «правильное» решение. Подобное уже было в сверхдержаве — стоило ли её ломать, чтобы повторить всё в карикатурных, убогих масштабах? Имперский дух давно вышел, а национального, как оказалось, нет. На нефтяной трубе разрастается конформистская плесень, а инакомыслящих вместо Сибири сослали в Интернет. Впрочем, это победа не демократии, а технического прогресса. Наш особый путь сузился до тропинки, но мы, не сворачивая, упорно следуем ему!
Вторым китом российской управленческой конструкции выступает Православие, воскресшее сегодня, как Христос. Церковь, с её вечным «Любая власть — от Бога!», претендует остаться единственной духовной опорой государству, неистово истребляя другие. Средневековый реликт, ассоциирующийся с «тёмными» столетиями, приватизирует сегодня не только религиозное сознание, но и всякое духовное начало. На архиерейском Соборе центральным вопросом было введение Закона Божьего, не ограничиваясь воскресными школами, в учебных заведениях — практика, давно отменённая в цивилизованном мире. В светской стране, где церковь отделена от государства, православные батюшки вновь собираются прибирать к рукам души детей — методы, против которых выступали ещё Вольтер и Шопенгауэр! Чтобы окончательно вытравить здоровое начало, прививая шизофрению, на уроках физики будут рассказывать о Большом Взрыве, а уроке богословия — о семи днях Сотворения! А едва заикнувшийся о недопустимости лобызания с антинародной властью епископ Чукотский был на том же Соборе лишён сана. И с этой внутренней грызнёй, с исключением из рядов всякого, кто осмелиться выступить против линии патриарха, служители культа надеются оставаться авторитетом в глазах нации? Виноваты ли в агрессивной политике нынешние иерархи или их толкает присущий нашей религии воинственный прозелитизм? «Земная церковь — воинствующая! — всё громче заявляют клерикалы. — Вне церкви нет спасения!» Но как бы не пришлось, как в гражданскую войну, списывать массовые разрушения храмов и сбрасывание колоколов на жидомасонский заговор. Церковные пастыри за полтора десятилетия добились того, чего не смогла сделать советская антиклерикальная пропаганда за семьдесят лет. В восьмидесятых годах гонимое Православие пользовалось скрытой симпатией среди атеистического населения СССР, оно воспринималось как антитеза действующему режиму, как единственное духовное пристанище, и многие интеллигенты обращались в веру, становясь горячими её ревнителями. Бескорыстные романтики, искренние энтузиасты, они напоминали первых коммунистов, мучеников за идею, закрывавших амбразуру, голыми ногами месивших бетон, говоривших перед боем: «Считайте коммунистом!» А массовое пополнение монашества вдруг «прозревшими» батьками, девятый вал которых смёл идеалистов, готовый опрокинуть духовную лодку Православия, сродни карьеристской партноменклатуре, рассматривавшей членский билет как путёвку в сытую жизнь. Сегодня деятели РПЦ на саммите в Чехии, стране, размещающей ПРО, призывают осудить коммунизм наряду с фашизмом, предав память отцов и дедов. Церковники сводят счёты? Но они забыли, как Алексий I, Патриарх Московский и всея Руси, произнёс на смерть Сталина проникновенную речь, в которой обещал денно и нощно молиться за дорогого, всеведующего вождя, сделавшего так много для русской Церкви. Где гарантия, что в надежде на общественную амнезию церковники не отрекутся от нынешнего режима ради нового хозяина? Так остаются безгрешными. Но только в собственных глазах. Фарисейское лицемерие во все века вызывает раздражение, которое трудно списать на происки зла и «невидимую» брань, которую ведёт церковь. Вывеска может быть любой — важна начинка. На словах, держа курс на примирение, осуществляя стратегию общественной консолидации, церковные лидеры, проявляя странную нетерпимость, на деле решают узкокелейные тактические задачи, руководствуясь принципом: «После нас — хоть потоп!» А в самом деле — чем их мораль отличается от обывательской с её главной заповедью: «Обмани ближнего своего!»? Вместо приютов в бездомной стране возводят роскошные храмы, вместо смирения и покаяния, к которому призывают с амвонов, демонстрируют ненависть и осуждение, найдя врага не в коррупции, бедности, беспризорности и тотальной бездуховности общества ширпотреба, а в призраке коммунизма! Всё тонет в гомоне современной рекламы, и Церковь возвышает голос! Её призывы к дегероизации декабристов и народовольцев говорят о запоздалой реставрации монархического способа мышления — превратившись из сверхдержавы в страну третьего мира, Россия не случайно переживает рецидив Средневековья. В постхристианском мире религия возрождается в уродливых формах обрядового мракобесия, и теперь, предлагая искоренить советскую символику, переименовать улицы, названные в честь героев-коммунистов, церковники, верно, метят увековечить собственные имена. К примеру, московский метрополитен Ленина можно заменить на подземку Алексия II, а площадь Революции — на станцию великомученика Николая, прозванного при жизни «Кровавым».
«Народность» в известной русской триаде сегодня сменили на «населённость». Вернее, на борьбу с демографическим коллапсом. Стоило на рождение ребёнка выделить из бюджета крохи, и кривая вымирания замедлила свой бег. Это как же надо сдерживать репродуктивный потенциал этноса, если даже крохотная подачка пробудила жизнь! Но почему бы не развить успех, увеличив молодым матерям безвозмездную ссуду? Есть же пресловутый стабилизационный фонд, поддерживаем же мы американскую экономику, вкладывая миллиарды в убыточные ипотечные компании. Но власти, похоже, решают другую задачу: по рецепту вечной реанимации, они поддерживают едва тлеющий огонёк — нация и не умирает, и не живёт. Если атомная держава быстро обезлюдеет — это будет проблема для Запада, встанет на ноги — лишняя головная боль. В сырьевом придатке, таком как наша страна, выгоднее поддерживать баланс, учитывая территориальные ресурсы, кормящие туземную популяцию. Сбываются пророчества Тэтчер — экономическая рентабельность диктует России ограничивать своё население.
Демократии, скрытно присутствовавшей и в обществе развитого социализма, не нашлось места в современной российской «треноге». Так что «единороссы», провозгласившие главной целью общественную стабильность и осуществление социально ориентированных программ, активно борются за демократию без России.
Когда колченогий стул российской «демократии», это ноу-хау путинской администрации, рухнет вместе с ценами на нефть, то сидящие на нём соскочат, предоставив остальным разгребать обломки. Этот сценарий бросается в глаза. Россиянам остаётся надеяться на чудо, на то, что глубинные социальные процессы внесут коррективы, что подлинная история протекает вдали от поля зрения, как жизнь насекомых, которые обитают под землёй, а на поверхность являются для размножения и смерти.