— XIV —
Створка сорвалась с петель и вылетела с треском. Если бы в этот момент стоявший за ней рейдер Рамона не махнул рукой и не отошел отдохнуть в сторонку, то его однозначно смело бы с пути и размазало по дальней стене тонким слоем.
— А… кх…о, — только и выдавил из себя он.
То ли внезапность моего появления, то ли сам факт, что из схватки живым вышел я, а не стригой, поразили его до глубины души. Что именно, я не знал, да и не хотел знать. Но заметил, что глаза у парня были круглые и блестящие, как две серебряные монеты. Ни дать ни взять олень, застигнутый врасплох на водопое. Вскоре к нему присоединились остальные. Торопливый шепот раздался за спиной.
— Живой, смотри-ка!
— Рехнуться можно!
— А не гонево ли это? Я слышал, что вроде как некоторые стрыги и людьми притворяться способны, мороки наводить.
— Некоторые дураки тоже умными неплохо притворяются, у тебя даже получалось пока что.
— Где сама стрыга-то, не видать? Сдохла?
— Если так тянет убедиться, сходи и погляди. А я туда ни ногой.
Губы поневоле разошлись в усталой ухмылке. Как ни крути, а люди не меняются. По своей природе они склонны любить всевозможные зрелища, даже если они опасны. Особенно — если эту опасность переживает кто-то другой.
— А я совсем позабыл это чувство! — шепнул бесенок в ухо, — помнишь, сколько людей собиралось, когда приходилось в черте города работать? Оцепление не справлялось. В задних рядах даже ставки делали. Только ты был не слишком популярный — много денег не заработаешь, потому что исход почти всегда предрешен.
Его бубнеж сливался с говорком рейдеров в один гул, и я не обращал на него никакого внимания. А только молча шел вперед. Шаг, еще шаг. Под подошвами хрустела пыль, хрустальное крошево, оставшееся от упавшей люстры, мелкие щепки. Ветер, задувавший сквозь выбитые окна, старался забраться мне за шиворот костюма. «Ты знаешь, что должен сделать» — будто бы говорил он.
Я действительно знал.
Выбравшись обратно во двор, я прищурился и осмотрелся. Не может же такой огромный дом обойтись без… так и есть. Взгляд выхватил из густого мрака очертания флигеля. Я кивнул сам себе. Отлично, то, что нужно. Туда я обязательно загляну, но чуть попозже. Сейчас в стихийно нарисовавшемся маршруте возникла еще одна точка.
— Чего это ты удумал, Каммерер? — поинтересовался бесенок.
— Похороню его, — коротко и вполголоса отозвался я.
Он поднялся в воздух и облетел вокруг моей головы, после чего постучал по макушке кулачком.
— Сдурел? Или просто на сентиментальность пробило? Ты же даже местных обрядов не знаешь, вдруг накосячишь, и потом он за тобой явится. В самый неподходящий момент! Так оно обычно и бывает!
— Вот если явится, тогда и будем разговаривать, — спокойно пояснил я, — а если еще раз такой финт проделаешь, я тебя Аиде отдам при следующей встрече. Для опытов или просто так, для забавы. Очень уж ты ей приглянулся в роли антистресс-игрушки. И потом, опыт подсказывает, что больше мы с этим не встретимся.
Бесенок надулся, забрался за пазуху и замолчал там. Я обогнул угол здания, прошел вперед по зарослям некошеной травы и увидел перед собой панораму заднего двора.
Даже мглистая ночь не могла скрыть запустения. Дорожки почти полностью заросли сорняками и бурьяном, остов покосившегося забора увивал дикий плющ. Справа мелькнул отблеск — лунный свет отражался в застоявшейся воде пруда. Да уж, положение, прямо скажем, шаткое. О возвращении в лучшие дни пока говорить невозможно в принципе — даже привести эту дыру в пригодное для жизни состояние будет задачкой не для слабаков.
Я отогнал комара, назойливо зудевшего возле уха и перевел глаза на громаду, чья тень заслоняла всю северную сторону двора.
Аккурат посередине свободного участка рос раскидистый вяз. Крючковатые ветви тянулись в стороны. Вот. Кажется, я пришел по адресу. Здесь Александр Иванович свой последний ночлег и найдет.
Осторожно ступая, я подобрался к дереву и аккуратно положил тело на траву. Выпрямился, размял руки. Придется немало потрудиться для того, чтобы привести это тело на тот же уровень физической подготовки, что был прежде. Пока что я сильно ограничен. Но это временное явление.
Рейдеры во главе с Рамоном двинулись за мной чудным почетным караулом. Они все еще озирались по сторонам, исходящую от них тревогу можно было почувствовать кожей. Никому из них явно не хотелось оказаться на месте их побратима, чье тело они заботливо оттянули и прикрыли полотнищем у подвала.
— Я тебе говорю, кое-кто из этих сорвиголов наверняка подпустил в штаны, когда стригой показался, запашок тут хоть стой хоть падай, — веселился бесенок.
Сложно сохранить самообладание, когда твоему товарищу одним махом срезают голову, так что и это тоже понять можно. Сейчас разлом уже закрыт, и эманации начинают рассеиваться, так что больше людям ничего здесь не угрожает… разве что столбняк от ржавого гвоздя. Но они пока что об этом не знают.
— Надеюсь, никто из вас не торопится к ужину, — сказал я, уже совершенно не таясь, — потому что здесь нам придется задержаться.
За спиной зашевелились — я понял это по движению воздуха. Тихо зашуршала одежда. Но никаких возражений не последовало; то, как я разделался со стригоем, наверняка произвело впечатление. Правильное впечатление. Верное.
Лопата нашлась в углу, чуть ржавая, но все еще крепкая. Для работы вполне сгодится. Правда, от этой работы меня настойчиво пытались отговорить.
— И что тебе взбрело в голову — чужого мужика земле предавать? — с укором пропищал бесенок, — если так с каждым поступать, то тогда придется из демонологов в гробовщики переквалифицироваться, а это профессия куда менее уважаемая… и низкооплачиваемая. Не тем ты занят, Марк, ох не тем…
— Он — не чужой, — коротко сказал я.
Дальнейшие расспросы бесенок прекратил. Умный черт все-таки, иногда знает, когда нужно остановиться.
— Что это ты собрался делать? — поинтересовался Рамон, когда мы вернулись под тень дерева, — защитный обряд проводить, чтоб новые стрыги не завелись? И кто это вообще?
Я покачал головой.
— В такой ерунде нет необходимости. Я закрыл брешь, поэтому отныне этот пространственный узел внимания с той стороны не привлечет. Остаточные эманации еще есть, поэтому вас так от тревоги передергивает.
А еще, конечно, потому, что одного из ваших стригой жизни лишил. Если соотношение прикинуть, будет примерно семьдесят на тридцать. Но воздействие эманаций недооценивать тоже нельзя — это частая ошибка начинающих демонологов.
— Но до наступления зари они должны полностью рассеяться, и все придет в норму, — закончил я. — Так что вам об этом переживать ни к чему.
Тут и поставил в объяснениях точку — жирную, как земля, в которой предстояло упокоиться Александру Ивановичу. Перехватив черенок поудобнее, я принялся рыть могилу. Рейдеры стояли рядом полукружком в почти полной тишине и изредка смолили самокрутки. Воздух наполнился запахом дешевого табака. Но было в нем и кое-что еще.
Невысказанные вопросы. Однако пока я снимал первый слой земли, никто так и не решился. Наверняка ждали Рамона как главного.
Я остановился, чтоб перевести дух, и оперся на заступ, воткнутый в землю.
— Это Александр Иванович из рода Митасовых, — сказал я и указал на тело, — владелец этого поместья, потомственный дворянин. И мой отец.
— Точно, — шепнул один из жителей пустоши своему другу и толкнул его локтем. — То-то я думаю лицо знакомое!
Рамон поскреб щеку. Легкое недоверие так и сочилось из его движений.
— Он был обращен в стригоя. Стрыгу, как вы его назвали. Ни человек. Ни демон. Промежуточное состояние, как наказание. Мне еще предстоит разобраться, что с ним случилось, но на сейчас он мертв и безвреден.
— То есть твой папаша и был стрыгой?
— Да.
— Но я же слышал, что он в паломничество ударился! — выдал тот, что с ирокезом.
Я пожал плечами, повернулся и принялся рыть дальше.
— Я не знаю, чем он занимался долгие годы и куда его вынесла дорога. Но, очевидно, не к самому лучшему исходу.
Земля была влажной и тяжелой. Такую копать — сплошные муки; вогнал лопату, а обратно она выходит тяжелее, чем внутрь.
— Пошли, — тихо шикнули за спиной.
Я не обращал внимания, погрузился в процесс и выключил голову. Лишь отдал себе отчет, что через несколько минут возле меня стали рыть пара других лопат и мотыги. Так процесс пошел намного быстрее. Где они их взяли — ума не приложу, но это сейчас и неважно.
Небо светлело. Медленно начинало светать. Где-то вдали заорали первые петухи, когда тело Александра Ивановича Митасова погрузили в глубокую яму. Я стоял у его ног и смотрел вниз. Справа кто-то начал едва слышно тянуть какую-то непонятную мне мелодию на неизвестном языке. Тягучая, но наполненная мотивами борьбы. Так мне казалось, потому что я не понимал ни слова.
А голоса подключались один за другим. И вот они уже стали тянуть эту песню вместе.
— Что они делают? — спросил меня бесенок.
— Прощаются, — высказал я свое предположение.
— Совсем кукухой поехали? Он мертв! Я только что звонил в ад, он уже стоит по шею в дерьмовом озере на перекуре! Да они его даже не знают! Какой в этом смысл?
— Никакого. Это традиция, — мысленно ответил демону.
Через десять минут на месте глубокой ямы остался небольшой неприметный холм.
Тело погибшего рейдера было уложено в заднюю часть мотокареты. Я сидел на парапете у высохшего фонтана и наблюдал за жителями пустоши. Что-то между нами случилось. Поменялось. Они не смотрели на меня, как на шпану. Даже Рамон. В его глазах читалось уважение и… опасение. Они не видела драку со стригоем. Не видели, на что я способен в полной мере. Но вышибленная дверь явно дала понять, что я не шучу.
Пока парни Рамона закрывали двери, складывали оружие и проверяли остатки снаряжения, сам Рамон присел рядом.
— Грустишь, пацан?
— Устал.
Он хлопнул меня как-то по-приятельски по спине.
— Я отца потерял в девять лет, — сказал он мне. — Он был инженером высокой марки, его гоняли по всей империи на разные проекты крупные по строительству важных предприятий и мануфактур. Но в один из дней его хватил инсульт и уже утром на станции нашли мертвым в купе.
Я понимающе и сочувствующе покивал головой.
— Что делать собираешься?
Я осмотрел двор. Засоренный. Бесхозный.
— Останусь тут. Буду наводить порядок.
Рамон как-то недоверчиво посмотрел на меня, затем критично оглядел территорию.
— Здесь?
— Здесь. Это мой дом.
— Он под залогом.
Я не удержался и впервые за долгое время хохотнул.
— Кому нужны эти руины? А даже если они под залогом, то я их выкуплю. И восстановлю. Митасовы вернулись. Пускай я сейчас один… — я осекся и перевел взгляд на Рамона. — Вам не надоело жить в пустоши? Спать на земле? Жрать тараканов и прочую мелкую живность? Или на кого вы там охотитесь.
Он отмахнулся.
— Дело нехитрое, Андрей. Люди быстро привыкают ко всяким трудностям. Тебе ли не знать.
— Вы можете жить здесь, — сказал я ему прямо. — С вас рабочая сила. С меня — жилье на территории моего поместья. Сам посмотри, когда-то давно здесь прислуги было — валом. Домиков пруд пруди.
— Э-э-э не, парень. У нас своя жизнь и свои задачи. Мы хотим вернуть свой дом.
— Вы его не вернете просто так. Ваши набеги и налеты будут его только злить, но дом так не вернуть. А если попробуете спалить его имущество — однажды ночью рискуете не проснуться.
— Лучше умереть за правое дело, чем жить в страхе, — отрезал Рамон и поднялся с места.
— Разве я сказал, что тебе надо прятаться? — сказал я, чуть склонив голову и едко ухмыльнулся. Я увидел, что у него мурашки побежали по коже от этого. — Я предлагаю сотрудничество на выгодной основе. Вы становитесь под знаменем моего рода, помогаете мне восстановить дом, а я — помогу вернуть ваш и разобраться с Донованом. Тебе и без меня известно, что у нас есть личные счеты.
Рамон снова почесал щетинистую щеку. Он делал это неосознанно каждый раз, когда принимал непростое решение или усердно думал.
— Конкретнее, — сказал он строго и тут же смягчился. — Пожалуйста.
— Вы живете здесь, помогаете привести мне имение в порядок, а я пока найду способ как вернуть вам дом. Если не передумаете до того момента отсюда съезжать, Рамон. Подумай: теплая постель, крепкие стены, горячая сытная еда.
Где эту еду взять я еще не придумал, но иметь союзников в диком пустом мире куда лучше, чем быть одному против всех.
— Никакого песка в заднице. Никакого бронхита или цистита. А если заболеваешь — будут лекарства. Рамон, я не думаю, что все твои люди довольны такой жизнью и горят также идеей мести, как ты. Они давно идут по течению и живут, как придется. Посмотри на них под другим углом.
Он воспринял мои слова буквально и перевел взгляд на парней. На Иля, на Макса и других. Рамон снова думал и скреб щеку.
— Как ты собираешься воплотить то, что обещаешь? — спросил он вполголоса.
— Я найду способ. У меня есть некоторые способы заинтересовать личностей, которые стоят у штурвала власти. И ты уже мог заметить, что пустословием я не страдаю. Как и отсутствием силы.
Он молча кивнул.
— Так что, по рукам?
Рамон повернулся ко мне. Могучий мужчина, одолеваемый идеей вернуть свое. Идеей мести. В нем кипит жизнь и переполняет рвение. Это хороший союз.
Он протянул свою огромную руку и сжал мою. Я поднял левую и указательным пальцем провел по его большому пальцу, оставляя родовой герб при помощи мыслеобраза и доли магии. Рамон опустил взгляд. Его глаза широко раскрылись.
— Это не контракт, — сказал я мягко. — Просто значит, что мы с тобой договорились, а ты и твои люди — под моей опекой. Когда и если надумаете уйти после того, как мы все сделаем, знак исчезнет.
Он кивнул и отпустил мою руку, после чего развернулся и пошел в сторону мотокарет.
Я не слышал, о чем они конкретно говорили, но по глазам и выражениям лиц у людей Рамона виднелось непонимание. Опасение. Недоверие. В конце концов они сели по мобилям, завели моторы и двинулись в лагерь. Сам же Рамон вернулся ко ме.
— Раз уж так, то позволишь мне пройтись и пересчитать количество домов и свободных коек? Андрей Александрович.
Я встал и лишь развел руками.
— К твоему распоряжению.
Рамон кивнул, развернулся и пошел в сторону небольших домишек с покосившимися стенами, осевшими крышами и выбитыми дверями. Работы тут предстояло — непочатый край. Я шмыгнул носом, после чего и сам двинулся внутрь большого замка, из которого не так давно вернулся.
Лучи солнечного света пробивались со всех щелей и отверстий в стенах дома Митасовых. Я шатался по коридорам и комнатам, мысленно отмечая, где и что находится. А если конкретнее — в этом мне помогал бесенок, обладавший великолепной памятью.
— Комната для прислуги, — сухо сказал он.
Мы прошли несколько метров по коридору. Я толкнул старую дверь, от чего она скрипнули и обвалилась с грохотом на землю. Я глянул на пустой короб и осмотрел ржавые петли, которые не выдержали нагрузки. Просто сгнили.
— Раздевалка. Тут прислуга меняет домашнюю одежду на рабочую. Чуть глубже комната для личной гигиены.
Обошли так по всему этажу, отметили, где кухня, столовая, клозет. Где инвентарь для уборки, полноценная ванная комната в плитке и медными трубами подачи воды. Видимо у Митасовых в лучшие годы даже была горячая вода, что многого стоит.
Затем поднялись на второй этаж. Сквозняк гулял тут, как у себя дома. Меня интересовала лишь одна комната, в которой мог пригодиться ключ. Тот самый ключ, который я подобрал с тела покойного Александра Ивановича.
Я сжимал в кулаке этот кусочек металла в кармане и жадно выискивал заветную створку. И она не заставила себя долго ждать. Закрытая дверь, которая не отворилась при первом толчке. Крепкая. Дубовая. С резными разными знакам и символами.
Я вытащил ключ из кармана и подал его в замочную скважину. С мягким щелчком ключ вошел. Поворот. Раз. Два. Три. Я аккуратно повернул круглую ручку и толкнул дверь внутрь.
Внутри было темно. Запах пыли уже был не таким ощутимым, но здесь почему-то дышалось легче. Словно комната была зачарована от старения и грязи. Я вошел внутрь и притворил за собой дверь.
Просторное помещение. Бардовые плотные гардины закрывали огромное окно, сквозь которое сочился мягкий утренний свет. Тихими шагами, словно боясь кого-то разбудить, я прошел по деревяному полу и отдернул гардины, впуская солнце внутрь.
— Палочка Коха тебе спасибо за это не скажет, — прокомментировал бесенок.
— Назначь ей встречу со мной на послезавтра после обе обеда. Я сейчас слишком занят.
Открыл створку, впуская свежий утренний воздух, после чего развернулся и осмотрелся еще раз. Передо мной стоял широкий стол со множеством ящиков. Каждый из них был заперт на ключ.
По правую руку от меня стояли множество шкафов и сервантов. Шкафы с книгами. По левую невысокий столик с хрустальной посудой: графи и ваза с давно высохшими фруктами. Чуть дальше огромный ларь с амбарным замком.
Я подошел к столу. Кипа бумаг, растерзанных чьим-то воспаленным разумом, лежали разметанные по поверхности. Они были исписаны рваным почерком и скорее напоминали множество заметок. Среди некоторых из них приметил неаккуратные подобия пентаграмм, которые мы изучали в Академии.
Под кучей листков я нащупал дневник. Вытащил его и взял в руки. Обычный дневник в черной кожаном обложке.
Из интереса я развернул его на первой странице.
27 Октября. 17:45.
Разруха постигла наш дом…