Мальчик — философ

Из-за своих светских взглядов моему брату, Израилю Иошуа, было трудно найти общий язык с отцом, который постоянно твердил лишь одно: «Безбожник! Враг Торы!» Но с матерью брат вел долгие беседы. Часто в моем присутствии они обсуждали и меня.

— И что из него вырастет? — начинал брат. — Может, его женить, и пусть в лавке торгует или станет учителем в хедере? Хотя лавочников и так полным-полно, да и учителей тоже. Посмотрите в окно, мама, — на кого похожи эти евреи: живут в грязи, сгорбленные, вечно чем-то удрученные. Полюбуйтесь-ка, да они едва ноги волочат… А послушайте, как они разговаривают! Стоит ли удивляться, что все вокруг считают нас азиатами. И как долго, вы думаете, станет Европа терпеть этот рассадник азиатчины в своем сердце?

— Иноверцы всегда ненавидели евреев, — возражала мама. — Даже если евреи вырядятся в цилиндры, их все равно будут ненавидеть, потому что правда на их стороне.

— Какая правда? Кто знает, что такое правда? У каждой религии свои пророки и свои священные книги. Вы слышали о буддизме? Будда был такой же, как Моисей. Тоже совершал чудеса.

Мама морщилась, словно проглотила что-то невкусное.

— Как осмеливаешься ты сравнивать их: какого-то идолопоклонника и святого Моисея? Горе мне! И это говорит моя плоть и кровь!

— Послушайте, мама. Будда не был идолопоклонником, он был великим мыслителем. Он соглашался с нашими пророками. Что же до Конфуция…

— Ни слова больше! Не смей говорить об этих язычниках теми же словами, что и о наших святых. Будда родился в Индии… Я читала об этом в Путях мира. Они там сжигают вдов и убивают престарелых родителей, да при этом еще и пляшут.

— Это не в Индии.

— Какая разница? Они все идолопоклонники. Для них Бог — корова. А китайцы, те избавляются от лишних дочерей. Одни евреи верят в единого Бога, а все прочие поклоняются деревьям, змеям, крокодилам, чему угодно… Все они порочны. Даже когда говорят: «Подставь другую щеку», все равно убивают друг друга и грешат налево и направо. И ты сравниваешь их с нами?

— Будь у нас собственное государство, нам бы тоже пришлось воевать. Царь Давид не отличался сострадательностью…

— Думай, что говоришь! Да простит тебя Господь. Оставь в покое помазанников Божьих. Царь Давид и царь Соломон были пророками. В Талмуде написано, что нельзя считать Давида грешником…

— Да знаю я, что там написано. Но как же тогда Батшеба[5]?

Поскольку так звали и мою мать, всякий раз, когда мне приходилось слышать о Батшебе, я чувствовал себя уязвленным.

Мама вспыхнула:

— Ша! Начитался глупых книжек и повторяешь то, чего не понимаешь. Царь Давид будет жить вечно, а эти жалкие книжонки не стоят и той бумаги, на которой напечатаны. Кто их сочинял? Лгуны.

Их споры волновали меня. Уже не раз обсуждал я эти темы с братом. Я не собирался ни становиться лавочником или меламедом, ни обзаводиться «неряхой-женой и оравой чумазых ребятишек», как предрекал мой брат.

Однажды он сказал:

— А отчего ему не стать рабочим?

— С Божьей помощью он станет раввином, а никаким не рабочим. Мальчик весь в деда, — отвечала мама.

— Раввином? Да их и так везде полным-полно. Зачем нам столько раввинов?

— А зачем нам столько рабочих? Раввин, даже самый бедный, все же лучше, чем сапожник.

— Вот подождите, когда рабочие объединятся.

— Никогда они не объединятся. Каждый хочет отнять хлеб у другого. Почему вот солдаты не объединяются и не отказываются воевать?

— Придет черед, и это случится.

— Когда? Не много ли бессмысленных убийств? Вон каждый понедельник и четверг что-то страшное происходит в Турции. Мир полон зла и ни на что больше не годен. Никогда нам не обрести мира — лишь на том свете.

— Вы пессимистка, мама.

— Погоди, у меня суп убегает.

Сколько раз я слушал подобные споры, в которых каждая из сторон успешно разбивала доводы другой! Но когда дело доходило до доказательств, под рукой не оказывалось ничего, кроме весьма противоречивых цитат. Я не вмешивался, держал свое мнение при себе. Ясное дело: все неевреи — идолопоклонники, но и царь Давид не без греха. И когда у евреев было свое государство, они тоже воевали с соседями. У каждой религии свои пророки, и как узнать наверняка, кто из них действительно разговаривал с Богом? Похоже, на эти вопросы у мамы ответов не было.

— Какое занятие тебе по душе? — спрашивал брат. — Может, хочешь стать гравером и делать надписи на меди и олове?

— Пожалуй.

— Или часовщиком.

— Трудновато.

— Но ты можешь научиться. Или доктором?

— Оставь его в покое. Что врачи понимают? Только берут деньги ни за что. Евреи всегда останутся евреями, и им всегда будут нужны раввины.

— В Германии раввины учатся в университетах! — гордо заявляет мой брат.

— Знаю я этих реформированных раввинов, — отмахивается мама. — Пусть даже они докажут, что можно мешать мясное и молочное, но хотела бы я знать, как они оправдают бритье бороды, когда это противоречит законам Моисея[6]? Хороши раввины, которые сами бросают вызов Торе!

— Они же бреются порошком, а не бритвой.

— Они что, своих бород стесняются, потому что хотят походить на гоев? Если в твоей Германии такие раввины, представляю какова вся община.

Но тут из кабинета вышел отец.

— Прекратите эти споры раз и навсегда! — крикнул он. — Скажите, кто сотворил этот мир? Простаки видят лишь тело, и думают, что больше ничего нет. А тело — только инструмент. Тело без души все равно что деревянный чурбан. Души тех, кто думает лишь о том, как брюхо набить — порочны и обречены скитаться в пустыне, мучимые бесами и чертями. Тогда они поймут, что были неправы, но будет уже слишком поздно. Даже геенна для них будет закрыта. Мир полон неприкаянных душ… Душа, покинувшая нечистое тело, вновь возвращается на землю, чтобы вселиться в червя или змея. О как она тогда раскаивается…

— По твоему выходит, что Бог зол.

— О, враг Израиля! Бог любит людей, но если люди запятнали себя, они нуждаются в очищении.

— А откуда китайцу узнать про Тору?

— Зачем зря горевать о китайцах? Надо думать о Боге и его чудесах. Случается, я раскрываю священную книгу и замечаю жучка, меньше булавочной головки, но и он — Божье создание. Разве могут все профессора мира, собравшись вместе, создать даже одного жука?

— Ну и что с того?

Когда как отец вернулся к себе, а мать ушла за покупками, я спросил брата:

— А кто создал жука?

— Природа.

— А природу — кто?

— А Бога — кто? — парировал брат. — Что-то появилось само собой. А потом из этой первоосновы развилось все остальное. Из энергии солнца на берегу океана появилась первая бактерия. Когда сложились благоприятные условия. Новые существа боролись между собой и выжили сильнейшие. Бактерии образовали колонии, так началось распределение обязанностей.

— Но с чего все началось в самом начале?

— Так было всегда, иное никому неизвестно. Каждый народ создавал свои собственные обряды. Когда-то были, например, раввины, которые уверяли, что в Субботу надо мочиться на снег, потому что это напоминает пахоту.

Сколько философских книг прочел я с тех пор, но никогда не встречал доводов более убедительных, чем те, что звучали на нашей кухне. Дома я узнал даже о тех удивительных фактах, которые относились к области физики. После таких бесед я шел играть во двор, но, играя в салки или прятки, продолжал размышлять об услышанном. Что, если я отыщу воду, которая любого может сделать мудрецом и открыть ему все секреты? Или сам пророк Илия придет учить меня Семи Мудростям Мира? А что, если я найду телескоп, в который можно разглядеть рай? Мои мысли были непохожи на мысли обычных мальчишек, и от этого я испытывал гордость и одиночество. И всегда оставались предвечные вопросы: что есть правда? Что мне делать? Почему Господь на небе хранит молчание?

Как-то раз ко мне подошел человек и спросил:

— Что с тобой, мальчик? О чем ты так задумался? Или ты боишься, что небо свалится тебе на голову?

Загрузка...