День расплаты

Глава четвертая

— Невесело, да?

Джеймс Мэлпас отложил в сторону черновик доклада и принялся изучать глянцевую обложку лежавшего у него на столе для совещаний годового отчета о деятельности компании «Мартиндейл». Аналитик боялся именно этого момента: человек, от власти которого зависела его карьера в банке «Броди Макклин», собирался вынести ему приговор. Робертс полночи сидел над этим отчетом, переделывая каждый параграф, чтобы, не прибегая к откровенной лжи, заставить результаты исследовательского отчета выглядеть более оптимистичными.

— Думаю, учитывая сложившиеся обстоятельства, вы чертовски хорошо поработали, — пососав зуб, продолжал Мэлпас.

Как всегда бывало в присутствии Мэлпаса, Пол не нашелся, что ответить. Он сидел напротив директора департамента финансирования промышленных корпораций, вертя в пальцах карандаш и гадая, что произойдет дальше.

— Я прикидываю, как бы немного поиграть с некоторыми цифрами, — проговорил Джеймс задумчиво и посмотрел на Робертса. Взгляд его был открытым и обезоруживающим. — Это понравится Певзу.

— Можно, конечно, раздуть прибыли от продажи радаров и проявить больше снисходительности в отношении размера налогов, — с готовность подхватил Пол. — Затем я покопаюсь в вопросах колебания курса акций, чтобы маклеры были довольны.

Молодой аналитик гордился, что ему удалось разобраться в концепции «верхних и нижних границ колебаний курса акций».

— Полагаю, что мы неплохо поработаем. Пол, — улыбнулся Джеймс. — Как насчет рюмочки сегодня вечером? Поедем в половине шестого в мой клуб и поболтаем. Вас это устраивает?

Говоря это, Мэлпас игриво приподнял брови. Пол подумал, что пристальный взгляд Мэлпаса был довольно странным, сбивающим с толку. Однако мысли аналитика занимало решение возникшей перед ним дилеммы. Он договорился встретиться с Шарлоттой в половине восьмого, но и приглашение Мэлпаса отклонить не мог. Куда бы ни вел его этот влиятельный человек, он последует за ним.

— В семь я встречаюсь с тем человеком, — добавил Мэлпас. — Я имею в виду Певза. Я пригласил его пообедать. Но мы с вами успеем выпить «по одной» и поговорить о вашем будущем в «Броди Макклин», — сказал он дружелюбно.

Когда Робертс ушел назад в департамент биржевых операций, Джеймс переключился на дела более личного характера. Он решил купить участок земли в сельской местности, своего рода деревенское убежище, где он смог бы принимать своих самых важных клиентов.

Нет, никакого размаха, учитывая стоимость закладной на его большой дом викторианской постройки в Ричмонде. Фиона, жена, составила для него краткий перечень возможных вариантов покупки, и Джеймс надеялся, что сумеет во время уик-энда взглянуть на лучшее из того, что она выбрала.

У Фионы были грандиозные планы: она собиралась заниматься огородом и прочими сельскохозяйственными делами, мало интересующими Джеймса. Он редко видел ее столь оживленной. Когда он спрашивав, откуда она почерпнула все эти знания, она призналась, что всегда мечтала жить в деревне. Это потрясло Джеймса: за десять лет их брачного союза она ни о чем подобном не говорила. Но потом он подумал, что, возможно, просто не помнит. Обычно ему приходилось столько всего держать в голове, а она никогда не навязывала ему своего мнения.

Им обоим было ясно, что в их союзе именно он являлся движущей силой, стержнем, ему принадлежали все решения, а в результате его успешной карьеры на банковском поприще жизнь у них шла в лихорадочном темпе, отнимая немало сил. Фиона просто следовала за ним — послушная, благодарная, безропотная. Возможно, она и была чем-то недовольна, а он просто не успел этого заметить, поскольку занимался только своей карьерой. Было бы весьма печально, если бы она его покинула. Человеку, собирающемуся занять место в верхушке банка, нужна рядом преданная жена, хорошая хозяйка. Джеймс Мэлпас прекрасно знал, какое плохое впечатление сложилось бы у его коллег, если бы Фиона исчезла из его жизни.

Вечером, ровно в половине шестого, Пол Робертс ждал в подземном гараже банка, а минуту спустя Джеймс, сидя в своем «БМВ», начал прицениваться. Как высоко Робертс метит? Не хотелось бы ему иметь такую же машину? Мэлпас даже погладил руль, поглядывая на своего подчиненного.

Пол на миг затаил дыхание, ошеломленный способностью этого человека читать его сокровенные мысли. Он решительно кивнул, что означало «да», и Джеймс продолжил. Хочет ли он спокойно покупать все, что душа пожелает, не тревожась, достаточно ли денег у него на счету? Пол рассмеялся и сказал, что, конечно, хочет, удивляясь в то же время, что такой человек способен сопереживать ему. Пол с трудом мог себе представить, чтобы высокопоставленному руководителю вроде Мэлпаса когда-нибудь не хватило денег на хороший билет на Уимблдон. Однако следующие слова Джеймса сбили его с толку.

— Знаете, Пол, у нас с вами много общего. — Мэлпас заговорщически улыбнулся аналитику, пока они стояли у светофора на Лондон-Уолл. — Я не имею никакого отношения к этому сброду в белых перчатках, которым окружил себя в нашем банке Чарльз Рейвенскрофт.

Пол кивнул, смутно припоминая, что, по слухам, Рейвенскрофт в будущем встанет во главе банка. В тот единственный раз, когда они встретились, Рейвенскрофт показался Полу приятным и доступным человеком. Но заметив, как Мэлпас поджал губы, аналитик догадался, что Джеймс не разделяет его мнения.

— Я зарабатываю сейчас столько потому, что я этого заслуживаю. Так же, как этого будете заслуживать и вы. Ценятся мозги, а не школьные связи или папочкины знакомства.

Пол наблюдал, как Джеймс долго обдумывает следующую фразу. Складывалось впечатление, что он пытается решить, стоит или нет откровенничать и дальше со своим пассажиром. Сворачивая в Мургейт. Джеймс вздохнул и покачал головой.

— Я из очень простой семьи, Пол. Мои родители вкалывали, чтобы у меня были возможности, каких другие дети из нашей округи никогда не имели. — Джеймс умолк и поджал губы, когда они проезжали перекресток возле «Банка Англии». — А для такого тупицы, как Рейвенскрофт, эти возможности кажутся само собой разумеющимися.

Пол понимающе кивнул, хотя не представлял, что имеет в вшу Мэлпас, поскольку самому Полу пока в жизни приходилось сражаться разве что за место у стойки бара.

— У Рейвенскрофта это врожденное: уметь одеваться, знать, что не следует носить полосатые галстуки, электронные часы или носки с узором… и тому подобное. А мне пришлось с нуля обучаться всем этим тонкостям. Стиль — вот что отличает элиту от всех прочих, а ведь именно элита руководит учреждениями вроде нашего банка. У них собственная система опознавательных знаков: они способны мгновенно вычислить чужака по запонкам. И если у вас нет соответствующих знаков принадлежности к их племени, вы навеки обречены, — заключил он мрачно.

Пол внимательно слушал, пока они ехали по Флит-стрит. Он задавался вопросом, какую низкую ступень в этой неофициальной иерархии он занимает, если манжеты его рубашки застегиваются просто на пуговицы.

— Вы должны знать, куда точно надо ехать, если хотите покататься на лыжах, и когда открывается охотничий сезон, — продолжал Джеймс язвительно. — Они всегда могут подловить вас, спросив, знакомы ли вы с таким-то, и, уж конечно же, ваши родители знают такого-то, и как это возможно, чтобы вы не встречались с теми-то? — Голос Мэлпаса звучал все громче. — Им неважно, умеете ли вы читать и писать, поскольку ваши личные способности — для них не главное. Самое большое их достижение в жизни — то, что они родились с надлежащим общественным положением.

К тому времени, когда они добрались до Стрэнда, Пол начал опасаться, что запутается во всех этих хитросплетениях, но, когда они объезжали с юга Трафальгарскую плошадь, настроение у его наставника немного поднялось и аналитик подумал, что теперь, возможно, Джеймс собирается открыть ему секрет успешного продвижения в Сити.

— Дело в том, что вам и мне надо научиться играть в эти игры, чтобы получить доступ в их святая святых. И как только мы его получим, мы их всех обставим, поскольку у нас есть мозги, а пока мы пробивались наверх, жизнь нас закалила. Когда я был в вашем возрасте, — сказал Джеймс, на миг повернувшись к своему пассажиру, — я пришел к выводу, что на свете существуют только два типа людей.

Пол сосредоточился, уповая на то, что способен сделать правильный выбор в примере, который обязательно последует. Его спутник опять решительно сжал губы, и Пол приготовился к худшему.

— Есть люди, которые на эскалаторе стоят справа и, разинув рты, тупо глазеют по сторонам. А есть другие, которые поднимаются вверх слева. Они предпочитают действовать, в отличие от тех, кто попусту теряет время, будто в своей бессмысленной ничтожной жизни они совершили нечто такое, что дает им право никуда не торопиться.

Пол даже слегка побледнел, поскольку прекрасно знал, что он-то как раз их тех, кто стоит и глазеет. Потому что реклама в подземке занятная, и к тому же ему нравилось высматривать симпатичных женщин. Ему доставляло удовольствие, встретившись взглядом с какой-нибудь девушкой, едущей в противоположном направлении, пожирать ее глазами, пока та смущенно не отворачивалась.

Пол с трудом верил своим ушам. Джеймс Мэлпас предлагает ему помочь пробиться в высшие сферы. Он разговаривал с ним, как с равным. Сердце аналитика взволнованно заколотилось. Машина затормозила на обочине у Сент-Джеймс.

— Так что все зависит от вас, Пол, — с улыбкой сказал Джеймс, отстегивая ремень безопасности. Рука его соскользнула вниз и легла на колено пассажира.

Пол подумал, что его погладили, точно собаку, и нервно усмехнулся. Он пытался заставить себя не отстраняться, но это получилось машинально. Джеймс пристально посмотрел на него, и в его взгляде было что-то странное, но когда Пол слегка дрыгнул ногой, Мэлпас убрал руку и опять улыбнулся.

— Самое время выпить! — произнес он бодро.

Они подошли к «Будлз». Это было одно из самых фешенебельных мест в столице, которые постоянно фигурируют в разделе светской хроники; одним словом, не то заведение, куда может свободно зайти какой-нибудь студент из Чидл-Хьюм. Следом за Джеймсом Робертс поднялся по ступеням и вошел в величественную дверь в стиле эпохи короля Георга, надеясь, что вид у него вполне нормальный, а не растерянный и неловкий, хотя именно так он себя и чувствовал на самом деле.

Джеймс провел его по тихим коридорам, устланным коврами, мимо стен, украшенных старинными гравюрами. В курительной комнате они устроились в кожаных креслах, и Джеймс небрежно-надменным тоном заказал шампанское. Этот человек, который совсем недавно признавался в своем низком происхождении, сейчас держался столь же непринужденно, как любой другой член этого аристократического клуба.

— Пол, скажите честно, — начал Мэлпас, поднимая бокал. — Вы хотите стать одним из тех, кто заправляет делами в Сити? — Не дожидаясь ответа, он развернулся и оказался лицом к Робертсу. Пол заметил, что выражение дружеского участия на лине Джеймса неожиданно сменилось издевательской ухмылкой. — Маклеры и аналитики — люди второстепенные. Они в панике суетятся, пытаясь разобраться в том, что устроено другими. — Джеймс криво улыбнулся и резко откинулся на спинку кресла, будто испытывая его на прочность. — Настоящие деньги зарабатываются на купле-продаже, консультации компаний, реорганизации, когда для них наступают плохие времена, потом — на развитии их деятельности, когда наступают времена хорошие. — В запале Мэлпас вцепился в подлокотники кресла.

Как глупый маленький щенок, Пол лишь молча кивал. Ему даже не приходило в голову, что во всем этом может быть что-то сомнительное. Именно банкиры соблазняют компании, с самого начала не имеющие достаточных средств, брать кредиты и развиваться. И те же самые консультанты вторично зарабатывают комиссионные, помогая промышленникам выбраться из ямы, в которую сами же их и загнали. Однако моральная сторона таких операций Мэлласа не волновала — только прибыльность.

Пол же был слишком загипнотизирован рассказом, чтобы критически отнестись к картинам роскошной жизни, которые Мэлпас, словно Мефистофель, развертывал перед ним: связи с нужными людьми, владение информацией, умение ловко заключать сделки, большой дом в Ричмонде (Джеймс рассказал, как дорого стоил его особняк и сколько знаменитостей среди его соседей) и — тут взыграла собственная фантазия Пола — свидания с Шарлоттой Картер.

— Вы не думали о том, чтобы перебраться в департамент финансирования промышленных корпораций? — спросил Джеймс, искоса взглянув на Робертса.

Пол постарался сохранить невозмутимый вид, но сердце его так забилось, будто Мэлпас вручил ему ключи от Форт-Нокса[4].

— Вы должны стать моим человеком, — произнес Мэлпас прямо, не моргнув глазом. — Докладывайте мне лично, рассказывайте обо всем, что услышите в банке.

Это замечание озадачило Пола, но он тут же выкинул из головы подобные мысли. Он так хотел работать в департаменте финансирования промышленных корпораций, что готов был продать душу, если бы точно знал, что она у него есть. Мэлпас обещал сделать все возможное, чтобы найти в своем отделе кабинет для Робертса, затем бросил взгляд на часы и скорчил гримасу.

— Прошу прощения, Пол, но через пятнадцать минут я встречаюсь с Певзом, — объявил он, осушив свой бокал, и подождал, пока Пол сделает то же самое. — Подумайте над тем, что я сказал, хорошо?

Они расстались на тротуаре возле «Будлз». Пол выразил свою благодарность целым потоком слов и зашагал по Пиккадилли, даже не соображая толком, куда направляется. Голова у него шла кругом, и он едва верил тому, что сказал ему Мэлпас.

Он очнулся от своих грез и оглянулся в поисках станции подземки. Было еще рано, но он хотел попасть на свидание с Шарлоттой вовремя. При мысли о ней он пришел в еще большее возбуждение. Если он добьется успеха у этой девушки, то может считать себя неотразимым.

— Мне кажется, я потерял группу.

Человек, который занимался в Эн-эн-эн организацией зарубежных командировок, говорил спокойно и, скорее, с грустью, чем с раздражением. Морис привык к таким неувязкам: он собирал группы репортеров, отправлял их в «горячие точки», за несколько часов доставал для них визы, находил переводчиков и обеспечивал телестудиями и спутниковой связью посреди пустынь и в гуще боев.

Шарлотта подняла глаза от компьютера и увидела, как Морис взлохматил свои кудрявые седые волосы. Затем он отхлебнул кофе из чашки и скорчил гримасу, когда понял, что кофе остыл. Шарлотта встала и направилась к холодильнику. Половина шестого — самое время выпить.

— Что случилось? — спросила она, подтолкнув в его сторону банку пива и потянув за колечко на своей банке. Морис снял тяжелые очки с бифокальными линзами, и уже не в первый раз Шарлотте пришло в голову, что ее приятель похож на старого задумчивого шимпанзе.

— Да у меня трое парней сейчас в одной африканской стране выясняют, действительно ли их правительство потворствует браконьерам, которые охотятся за слоновой костью, — пояснил он. — Как будто недостаточно того, что министры там положили на свои личные банковские счета деньги, собранные британскими школьниками в фонд помощи голодающим. Наш внештатный корреспондент рассказывает, что полиция заодно с браконьерами и убивает егерей, которые пытаются им помешать. Темное дело. Особенно, если учесть, что этот корреспондент исчез на прошлой неделе.

— Шарлотта! Можно тебя на пару слов?

Ее редактор стоял в дверном проеме своего кабинета со стеклянными стенами. Шарлотта обменялась с Морисом испуганными взглядами и заторопилась через зал службы новостей в клетушку, где сидел Боб, окруженный мониторами и пустыми коробками из-под пиццы.

— Прикрой дверь, дорогуша! — проговорил редактор, когда она просунула голову в его кабинет.

Сегодня комната пахла жареным цыпленком и застарелой вонью самого Боба. Шарлотта чуть не задохнулась, но села. Через пять минут она выскочила, глотнув свежий воздух в зале службы новостей, но к тому времени она уже забыла о своих эстетических разногласиях с боссом.

Морис удивленно приподнял брови, когда она вернулась и уселась напротив.

— Обещаешь никому не рассказывать? — спросила она; ее зеленые глаза сверкали, а щеки пылали от возбуждения.

Морис прижал руку к груди.

— Очевидно, «наверху», в правлении, понравилось то, что я откопала насчет банка «Эмпайр Нэшнл» — ну знаешь, утечка сведений из банка «Броди Макклин», — сказала она, подскакивая на месте. — И они хотят, чтобы я подготовила подробный материал о том, как военная промышленность Соединенных Штатов приспосабливается к условиям после окончания «холодной войны». Не имеет смысла объяснять Бобу, что другие компании уже отработали эту тему три года назад. Главное, что я поеду в Штаты!

— Ну-ка, — сказал Морис, хлопнув в ладоши, и живо вскочил. — Забирай вещи! Я приглашаю прекрасную женщину на обед. Это надо отметить!

— О, Морис! — воскликнула она расстроенно. — Сегодня я не могу. Как насчет того, чтобы просто выпить? Извини, у меня деловая встреча. — Она пыталась произнести это скучным голосом, чтобы не выдать свою радость по поводу свидания с Полом. Шарлотте не хотелось, чтобы Морис думал, будто она его отшила.

Морис философски пожал плечами и кивнул.

— Хорошо, принцесса! Просто выпьем!

Пока Шарлотта и Морис пили поддельное шампанское в баре на Праед-стрит, Джеймс Мэлпас попросил принести еще одну бутылку минеральной воды в ресторане отеля «Савой». Ему достаточно было чуть повернуть голову в сторону официанта, и сразу же появлялось несколько человек, страстно желающих заработать чаевые. Учитывая, какое у них жалованье, едва ли стоило удивляться такой угодливости.

Мэлпас гордился тем, что знал, какие развлечения больше всего по душе тому или иному из его клиентов. Для Терри Певза это были шикарные дорогие места, где человек может поверить, будто принадлежит к сильным мира сего. Певзу льстила постоянная предупредительность обслуги, хотя он даже не умел правильно обращаться с ножом.

Более чувствительной натуре, чем Джеймс Мэлпас, могло бы показаться преступлением впустую переводить продукты ресторана «Савой» на такого типа, как Певз, однако Мэлпас плохо разбирался в тонкостях кулинарии. Как бы то ни было, но вкусовые рецепторы исполнительного директора компании «Мартиндейл» вряд ли могли реагировать и на аскорбиновую кислоту, не говоря уж о гастрономических изысках, красиво разложенных на его тарелке. И поэтому бутылка довольно хорошего кларета была принесена в жертву варварскому вкусу владельца металлолома в Ридинге. Джеймс не слишком разбирался в алкогольных напитках, но он был достаточно хитер, чтобы позволить своему гостю увидеть собственными глазами, сколько стоит бутылка «Шато Тальбо». Размер счета польстит Певзу не меньше всего остального.

Когда вторая рюмка «Курвуазье» отправилась тем же маршрутом, что кларет и джин, Мэлпас предложил развлечься где-нибудь еще. Он собирался сделать так, чтобы клиент повеселился на славу, а потом продолжил свои дела с «Броди Макклин», и Джеймс знал, куда его надо отправить. Мэлпас вызвал такси и отвез пьяного Певза в публичный дом, услугами которого пользовался, чтобы ублажить своих «ценных» деловых партнеров. Передав его в объятия тучной рябой особы с вызывающе красными губами, Джеймс выразил сожаление по поводу того, что ему необходимо ехать домой. Он предпочел оставить Певзу шампанское по «накрученной» цене, музыку диско и диваны, покрытые искусственной леопардовой шкурой.

Джеймс тепло распрощался со своим гостем, оставив достаточно денег, чтобы хватило на все удовольствия, включая такси до Паддингтона. Сам же пешком отправился через Сохо. Мышцы лица болели от напряжения: весь вечер Джеймсу пришлось улыбаться, слушая россказни своего клиента, и смеяться его шуткам. Однако Мэлпас был доволен: он устранил проблему, которая могла бы возникнуть. Теперь он и послушный Пол Робертс должны немного поработать, чтобы раздуть стоимость акций «Мартиндейл», и надеяться на то, что этот негодяй уймется.

Джеймс на ходу снял галстук, аккуратно сложил его и сунул в карман пиджака. Достав бумажник, он вынул оттуда маленький пакетик из фольги и спустился вниз по узкой лестнице в один из самых известных в Центральном Лондоне «коттеджей» — общественный туалет, где собираются гомосексуалисты в поисках случайных встреч. Он заслужил это небольшое удовольствие.

В этот вечер «Кенсингтон Плейс» ходил ходуном. Там гуляла «золотая молодежь». Когда Шарлотта через вращающиеся двери вошла в ресторан, ее встретила толпа, в которой смешались черная кожа, раскачивающиеся серьги, ярко-красная помада и темные очки. Жизнерадостные девицы с черными, как вороново крыло, торчащими во все стороны волосами принимали какие-то спортивные позы, точно солдаты на плацу. Озираясь, Шарлотта с облегчением поняла, что она в своем невыразительном льняном костюме и шелковой блузке почти незаметна.

Шарлотта наконец увидела Пола, который болтался возле стойки бара из стекла и хромированной стали, похожего на алтарь в стиле «ар деко». Он потягивал какой-то красноватый напиток, напоминавший томатный сок. Заметив Шарлотту, Робертс показал на свой бокал, и она, кивнув, начала проталкиваться сквозь толпу, уворачиваясь от цепких лап назойливых гермафродитов, которые всячески демонстрировали свою сексуальность, но скрывали пол. К тому моменту, когда она оказалась рядом с Робертсом, тот успел поймать бармена за стойкой, и напиток уже ожидал ее. Она с жадностью глотнула и ощутила, как огонь потек по горлу, точно раскаленная лава по склону вулкана.

— Там, где я работаю, это называется «Серьезная Кровавая Мэри», — произнес одобрительно Пол, когда увидел, что у Шарлотты на глазах выступили слезы. — Здорово, правда?

Шарлотта задохнулась, словно на голодный желудок проглотила бутылку мексиканского соуса «Табаско».

— Отлично, — всхлипнула она. Шарлотта уже несколько лет избегала крепких напитков — с того печального вечера с двумя подружками и бутылкой джина. Она до сих пор корчилась при воспоминании о том, как ее рвало в вагоне подземки. В годы воздержания излюбленным времяпрепровождением вместо пьянства стало обжорство.

Когда Шарлотта пришла в себя после атаки на свой желудок, Пол показал ей на расписанную стену ресторана. Это была современная пастель, сюжет которой можно было определить приблизительно как «Dejeuner sur l’Еах» — «Завтрак на воде»[5]. Он был доволен, что выбрал именно «Кенсингтон Плейс». По залу сновали какие-то типы, чей самоуверенный вид сразу выдавал жителей Лондона. Робертсу они не нравились, но он надеялся, что все это произведет впечатление на Шарлотту.

— Я не была здесь сто лет, — попыталась перекричать Шарлотта голоса и смех. На их счастье не грохотала музыка, но голые стены и пол, соединяясь, образовывали пространство, в котором эхо, повторяя, усиливало восклицания посетителей.

— А-а… — Робертс постарался скрыть разочарование. — Значит, вам эти места знакомы?

— Я здесь рядом работаю — в Паддингтон-Бэйсн, за вокзалом. В одном из переоборудованных пакгаузов, которые подошли для телестудий, использующих спутниковую связь. А живу я на Глочестер-роуд. — Шарлотта взглянула на открытое лицо Пола, в его ясные глаза и не заметила никакой реакции. — Как вы попали в Сити? — спросила она. Шарлотта терпеть не могла такие тривиальные беседы и пыталась придумать, как заставить его поговорить о чем-нибудь более интересном. — Чем вы хотели заниматься? — Это прозвучало так, словно репортер собирает материал.

— Когда я поступил в колледж, я думал, что стану физиком. Я даже два года писал работу для получения степени. Но потом получил через одного знакомого предложение «Броди Макклин». Да и жалованье оказалось выше, чем я мог бы рассчитывать, работая в оборонной промышленности.

Шарлотта улыбнулась ему, думая, какие же красивые и ровные у него зубы, и любуясь его фигурой. Интересно, как он выглядит без одежды? Потолкавшись двадцать пять мннут возле бара и обменявшись банальными замечаниями о положении в Сити, они наконец получили столик. Он стоял у окна, выходящего на антикварные лавки Кенсингтон-Черч-стрит и кучу черных пластиковых мешков с мусором, сваленных возле автобусной останови!.

Карточку меню, похоже, писал тупым пером какой-то паук. Шарлотта, которой просто было скучно выбирать главное блюдо, заказала два вида закусок, паштет с гречишными и кукурузными блинами и дюжину устриц. Пол выбрал ассорти из копченой рыбы, а также цыпленка с эстрагоном. Он не знал никого, кто сразу заказал бы себе именно то, что ему хочется, не обращая внимания на заведенный порядок, как это сделала Шарлотта. Официанты даже ни о чем ее не спросили. Пол всегда считал, что существуют какие-то правила, которым надо обязательно следовать. Иначе зачем тогда в меню стоят вначале первые, а потом вторые блюда?

Юность Робертса прошла в Чешире, в почтенном кругу людей среднего класса; там обед вне дома был редкостью — только по каким-то особым случаям. Мать его все время пугалась официантов, а отец держался с ними слишком фамильярно. Полу до сих пор казалось странным, что жители Лондона с таким безразличием выскакивают, чтобы перекусить. У них, должно быть, есть некий тайный источник получения денег, о котором ему ничего не известно.

Шарлотта смотрела, как Пол изучает карту вин.

— Прямо не знаю. — Он вздохнул. — Для меня все они одинаковы. Как насчет… э-э… «Мускадэ»? — предложил он, выбрав то, о чем когда-то слышал. Он удивился, когда Шарлотта поморщилась.

— Не возражаете, если я взгляну? — спросила она и, прежде чем Пол успел ответить, выхватила карту у него из рук.

— Боюсь, что в винах я мало у то понимаю, — пробормотал Робертс упавшим голосом. У него было очень простодушное выражение лица.

— Я тоже, — сказала Шарлотта, посмотрев в карту вин. — Но я точно знаю, что это преступление — тратить деньги на французскую дрянь по сумасшедшей цене, когда можно заказать какое-нибудь хорошее вино из Нового Света.

Пол понятия не имел, о чем она говорит, но она произнесла это с такой убежденностью, что просто не могла быть неправа.

— Что вам больше нравится: «Шардоннэ», «Совиньон Блан», «Пино Блан», может, «Семийон»?

— Белое вино подойдет? — спросит Пол.

Шарлотта взглянула на его красивое лицо и подумала, как приятно общаться с тем, чьи слова не вызывают ощущения, что вляпываешься в дерьмо.

— Мне хотелось бы сделать материал о Великой Французской Обираловке, — проговорила она, наклоняясь вперед, чтобы Пол мог ее услышать. — Знаете, о том, как они нас надувают, заставляя верить, что они самая цивилизованная нация на свете, что у них великолепная еда и вино, что их живопись, музыка, литература и мода самые лучшие и что самые интеллектуальные кинофильмы снимаются во Франции.

Робертс выглядел озадаченным.

— Понимаете, что я имею в виду? — продолжала Шарлотта ободряюще, надеясь, что Пол рискнет высказать свое мнение. Он промолчал, и Шарлотта заявила еще резче: — Французы — те же арабы, только белые! — По-прежнему никаких проблесков понимания. — В Бельгии еда лучше, итальянцы завоевали мир в области дизайна, из Латинской Америки идет поток потрясающих книг, и мы тоже не так плохи. А эти вонючие лягушатники стригут купоны со своего имиджа, наживаясь на претенциозности.

— У меня такое впечатление, что вы не любите французов. Во Франции с вами случилось что-нибудь ужасное? — усмехнулся Пол.

— Нет. — Шарлотта выглядела удивленной.

— Похоже, вы на них за что-то здорово разозлились, — ухмыльнулся Робертс.

На миг Шарлотта смутилась, а потом пришла в ярость. Ей захотелось стукнуть кулаком по столу и сказать, что она вовсе не злится на французов. Но она призвала на помощь всю свою выдержку и объяснила, что у нее просто собственная точка зрения.

— Могу поспорить, что у вас тоже свой взгляд на веши, — произнесла она, но в ответ на это предположение Робертс только рассеянно посмотрел на нее. — Например, в отношении компаний, которыми вы занимаетесь, — добавила она с отчаянием, чувствуя, что теперь разозлилась по-настоящему. Как его расшевелить, чтобы втянуть в разговор?

Он добродушно пожал плечами.

— Да нет, я довольно ленив. Я из тех, кто позволяет миру существовать, и если он мне не мешает, я ему тоже не мешаю.

— Так чем же вы интересуетесь, Пол? Что для вас важнее всего? — спросила она. Шарлотта Картер завелась, она не понимала, как можно жить по принципу: дешево досталось — легко потерялось.

— Люблю крикет и регби, — ответил Пол, допивая «Кровавую Мэри». — Плюхнусь перед телевизором и с удовольствием смотрю почти все спортивные программы.

Шарлотта почувствовала, что совсем падает духом. Она не могла сказать ничего умного по поводу занятий, которые считала самыми бессмысленными на свете. Но наконец-то от ее расспросов появился толк. В конечном итоге Пол разговорился и рассказывал о своем увлечении разными видами спорта, пока не принесли заказанные блюла. Еда была красиво разложена на черных шестиугольных тарелках, и Шарлотта пришла в восторг, попробовав первый нежный кусочек паштета.

— Чертовски вкусно! — Она даже застонала от удовольствия. — А у вас как?

— Да, неплохо. И вино хорошее. Умело выбрано. — Он поднял бокал. — Теперь мне ясно, что я должен научиться искусству красиво жить. Я ведь типичный холостяк. Даже яйцо сварить не сумею.

— Да бросьте! Держу пари, что вы скромничаете, — протянула Шарлотта, отметив про себя, что он живет один. Шарлотту бесило, что ее собеседник, похоже, не интересуется ничем, кроме спорта и военного оборудования, но зато на него так приятно смотреть, особенно когда у тебя в желудке полбутылки отличного вина. К тому же благодаря своей наивности Пол выигрывал по сравнению с ее бывшими ухажерами.

В прошлом году у нее был парень, который соблазнил ее великолепной едой. Несколько недель они пировали вместе, деля феноменальные расходы пополам, в самых чудесных ресторанах, какие только мог предложить Лондон. Но стоило Шарлотте уступить его обаянию, как выяснилось, что его страсть к еде — просто показуха. Дома он пил оранжад и пожирал дешевые, полные хрящей гамбургеры, которые доставал из морозильника. За исключением тех случаев, когда приглашал на обед друзей, чтобы похвастать своими познаниями в кулинарии, он оказался совершенно равнодушен к любимому развлечению Шарлотты. «Открывая в очередной раз меню, — обычно говорила она, — я чувствую себя так, словно у меня начинается новый роман». Но тут она явно ошиблась. Он прекратил показуху, и она его бросила, усомнившись еще раз в своем благоразумии.

У Шарлотты было достаточно конфликтов в детстве и унизительных ситуаций в юности. Но то, каких мужчин она выбирала, сейчас сильно ее беспокоило. Ей надоедали репортер из конкурирующей телекомпании и зануда Джонатан Слоуп, а симпатичные мужчины из ее профессионального круга не обращали на нее внимания. Больше всего ее расстраивало то, что мужчины, столь же честолюбивые, как и она сама, которые могли бы стать хорошими друзьями и, возможно, мужьями, ее не переносили. Похоже, они искали женщин, способных восторгаться ими. Только этим можно объяснить, почему ей всегда так катастрофически не везло в личной жизни.

Они принялись уже за вторую бутылку калифорнийского вина, когда Шарлотта спросила у Пола, какое впечатление произвел на него Дэвид Стоун.

— Он отличный бизнесмен, — ответил Пол между двумя глотками вина. — И знаете, у него нет шофера. Он сам водит старую «вольво». Это довольно странно, если учесть, что он, должно быть, богат. И еще он носит джинсы. — Видимо, Пола озадачили подобные чудачества.

— Думаю, именно так и ведут себя настоящие богачи. — Шарлотта пожала плечами. — Им не нужно самоутверждаться, а потому не нужно выставлять напоказ свои деньги. Они считают, что новые машины и модные костюмы — это пошлость. — Шарлотта заметила недоумение на лице Пола. — И еще: по-настоящему богатые люди говорят на простом английском языке. Они не стараются слишком профессионально рассказывать о своей работе или укрепить свое положение в обществе тем, что употребляют чересчур сложные выражения, описывая, чем они занимаются. Я имею в виду, когда другие говорят «приобретаю» и «задаю вопрос», они говорят «покупаю» и «спрашиваю».

— Мне кажется, ему не нравятся люди, имеющие отношение к Сити, — задумчиво пробормотал Пол, вспомнив, с какой неохотой Стоун рассказывал о своей работе. Только когда Робертс пообещал хранить тайну, Дэвид показал ему свои лаборатории. Аналитик считал, что он действительно сдержал слово. Во всяком случае, в прессу это не попало.

Двадцать минут спустя они стояли на тротуаре, высматривая маленький желтый огонек свободного такси для Шарлотты. Пол заметил, что для него будет очень необычно первый раз в жизни увидеть себя на экране телевизора, и, поддавшись на миг вспыхнувшему желанию, наполовину объяснимому количеством выпитого вина, Шарлотта спросила, не хочет ли он вечером в воскресенье приехать к ней, чтобы вместе посмотреть программу новостей. Он охотно согласился и усадил ее в такси. Такси быстро затерялось в потоке машин, направлявшихся в сторону Южного Кенсингтона, а Робертс зашагал к Ноттингхилл-Гейт, чтобы на метро добраться домой. Он был чрезвычайно доволен проведенным вечером и самим собой.

Дэвид Стоун запирал на ночь дверь Уэсторп-Холла. Если не считать обычного потрескивания половиц и тиканья дедовских часов, в доме стояла тишина. Поднимаясь в спальню, он думал о том, как глупо одному жить в таком громадном особняке. Но только когда он погасил свет и в темноте вытянулся на кровати, он ощутил всю боль от удара, который нанесла ему своим решением Элен. Она ушла. Его сын ушел давно. Теперь он один. «По крайней мере, у меня осталось мое дело», — подумал он и чуть не поперхнулся: какая ирония судьбы! Он послал проклятия отцу и повернулся на бок.