Ситуация становится критической

Как и следовало ожидать, после смерти Коумэ-сама ко мне стали относиться еще хуже. Ну какие у меня могли быть причины убивать Коумэ? Однако люди думали иначе. В этом деле вообще мотивы не играли никакой роли. Все убийства, начиная с деда Усимацу, были немотивированные, бессмысленные. Их мог совершить только идиот или безумец, и жители деревни подозревали в их совершении меня, потому что во мне текла кровь безжалостного, жестокого человека, на счету которого тридцать два убийства. И если не появится другой подозреваемый, меня арестуют и отправят в ссылку — сомневаться не приходится.

Труп Коумэ вытащили на вершину обрыва. Один из полицейских тут же послал за доктором Араи, второй приготовил фонарь, жестяную лампу и так далее, после чего оба ушли. «Бездна блуждающих огоньков» впервые с сотворения мира была так ярко освещена, ведь требовалось провести судебно-медицинскую экспертизу трупа и обследовать место, где было совершено убийство.

Я и сейчас помню все в деталях. «Бездна блуждающих огоньков» оказалась гораздо больше, чем я думал. Место, где мы находились, было дном каменного мешка. Слева уходила под самый потолок пещеры стена высотой метров в пятнадцать. Вдоль всей этой скалы-стены тянулся узкий выступ. Пройдя по нему, можно было достичь противоположного берега, расстояние до которого составляло метров тридцать.

Освещая себе дорогу карманным фонариком, Коскэ Киндаити направился вдоль кромки воды. Скоро он вернулся и сообщил, что справа пещера становится все ниже и ниже, а в трехстах метрах от нас потолок наклонно спускается к воде.

Экспертиза не потребовала от доктора Араи много времени. Коумэ-сама была задушена, а потом с кручи ее труп сбросили в бездну. Она была древняя, иссохшая, и, кто бы ни был преступник, придушить ее конечно же не составило особого труда.

Инспектор Исокава с двумя подчиненными пошли осматривать место, где была задушена старушка, и там один из полицейских обнаружил важную улику.

— Господин инспектор, вот что я нашел наверху, — сообщил он.

— Э-э? Это…

Коскэ Киндаити подошел, взял из рук инспектора охотничью шапку и, осмотрев ее, воскликнул:

— Да это ж шапка доктора Куно! Ведь так, Тацуя-сан?

— Похоже на то…

— Ну да. Конечно же. Доктор Араи, вы узнаете?

Доктор Араи пробормотал что-то невразумительное, но по выражению его лица было видно, что он согласен с Киндаити.

Мы переглянулись.

— Выходит, что доктор Куно скрывается где-то здесь, в пещере, — заключил полицейский.

— Ну да, конечно. Поэтому я и говорил, что сейчас главное — как следует осмотреть пещеру. О, вот еще что-то. — Коскэ Киндаити извлек из-под подкладки охотничьей шапки маленький клочок бумаги, поднес его к свету и присвистнул.

— Киндаити-сан, что там написано? — спросил инспектор.

— Вот, посмотрите, господин инспектор. Этот листочек — продолжение той записи, которую Тацуя-сан обнаружил около трупа монахини Байко. — И Киндаити протянул листочек инспектору.

Мне тоже потом показали его. Это действительно было продолжение той самой записи, которую я обнаружил в келье монахини Байко. На вырванном из блокнота листке кистью были начертаны иероглифы: «Близняшки Котакэ-сама и Коумэ-сама». Имя «Котакэ» было подчеркнуто сверху красными чернилами.

— Фууу… — тяжело вздохнул инспектор. — Киндаити-сан, это все-таки почерк доктора Куно.

— Да-да, правильно.

— А как тогда все это понимать? Тацуя-сан подтверждает, что убита Коумэ-сама, хотя тут подчеркнуто имя Котакэ.

— Мне тоже это кажется странным. Но две старушки так похожи, что, возможно, он принял Коумэ за Котакэ. А может, ошибки и нет, а просто ему было все равно, кого убивать. Не важно, кого из близняшек. Любую из них, — предположил Киндаити.

— Вот как… Так, Киндаити-сан, вы полагаете, что доктор Куно скрывается где-то в этой пещере? — спросил инспектор.

— Да. Поэтому, господин инспектор, следует тщательно обыскать ее.

— Да, пожалуй, хотя пещера огромная и нет стопроцентной уверенности, что Куно скрывается именно в ней.

— Конечно, он в пещере. Несомненно. Больше ему негде скрываться.

В словах Киндаити ощущалась такая уверенность, что мои мысли тут же устремились в новое русло.

Инспектор, разумеется, пожелал допросить меня, и Киндаити со смехом посоветовал:

— Тацуя-сан, расскажите наконец все честно, мы ведь все равно разоблачим вас.

Я прислушался к совету и поведал обо всем, что знал и предполагал. Только о двух вещах я умолчал. О том, что в ночь убийства «монахини с крепким чаем» я видел Синтаро, и о тайне трех золотых. О первом — ради Норико, и последнем — ради себя самого…

Но почувствовал это Киндаити или нет, больше он меня не мучил, и на этом допрос закончился. В полицию меня, к счастью, не пригласили. Сказали, что сейчас они должны на время покинуть деревню, и мы расстались. Кроме меня, полицейские допрашивали Харуё и доктора Араи, но допросы эти были краткими.

Я избежал позора быть взятым под арест, но трудно сказать, повезло мне или нет: происшедшее вызвало в деревне новую волну ненависти ко мне, а это грозило мне большими неприятностями.

Ну, об этом ниже. После отъезда инспектора с его командой на меня навалилась тоска. В огромной усадьбе нас осталось трое: бабушка Котакэ, сестра Харуё и я.

В романах иногда пишут, что когда умирает один из близнецов, в скором времени и второй следует за ним. Не знаю, произойдет ли это, но со смертью сестры жизнь бабушки превратилась в растительное существование, вместе с Коумэ ее покинула душа.

Что касается Харуё, состояние ее ухудшалось, нечего было и думать о том, чтобы поговорить с ней. Я в унынии сидел у останков Коумэ-сама. Помимо всего прочего, меня задевало, что никто не спешит выразить соболезнования. Известие о смерти Коумэ-сама не могло не разнестись по деревне. Почему же никто не появляется? Тревога и тоска сдавливали меня словно тиски. А отношение слуг еще усугубляло их.

Так же как и посторонние люди, слуги избегали меня. Конечно, они являлись на зов и выполняли мои распоряжения, но, выполнив, старались побыстрее удалиться.

Будь рядом Мияко, мне было бы менее тоскливо, но и она бросила меня в тяжкую минуту. В конце концов посетители все-таки появились, — это были Норико и Синтаро.

— Прости, что пришли так поздно! Тебе пришлось взять все хлопоты на себя? Ты, наверное, совсем вымотался.

Несмотря на ситуацию, Синтаро казался веселым, белозубая улыбка то и дело освещала его лицо. До сих пор во время наших встреч у него неизменно был какой-то отрешенный вид. Чему же он радуется сегодня?

Выразив соболезнования Харуё, Синтаро стал мягко успокаивать Котакэ-сама, снова извинялся за то, что не пришел сразу, объяснив это визитом полицейских.

Норико подтвердила слова брата, инспектор Исокава со своими людьми отправился к ним, как только расстался со мной.

— Меня долго расспрашивали.

— Что же ты им поведала?

— Ничего не поделаешь, пришлось рассказывать все, как есть.

— Значит, и брату все известно?

— Да.

— Он не сердился?

— Отчего?

Она недоуменно посмотрела на меня:

— У него нет причины сердиться. Совсем наоборот.

Наоборот? Что наоборот? Радоваться? Радоваться в тот момент, когда Коумэ отправили на тот свет? Это показалось мне подозрительным.

В том, что Норико любит меня всей своей бесхитростной и детски открытой душой, я не сомневался.

А вот в собственных чувствах я разобраться не мог. Может быть, и я ее люблю? Да, в последнее время я незаметно привязался к ней. К тому же я обратил внимание на то, что она очень похорошела.

И Харуё, и служанка Осима тоже заметили это.

— Норико-то прямо красавицей стала. Честно говоря, я никогда не думала, что она может вырасти такой хорошенькой, — сказала как-то Осима.

Может быть, это любовь превратила хилое, плохо развитое физически дитя в женственное, прелестное создание? Тем не менее я не могу пока сказать, что влюблен в Норико. Если бы это было так, Синтаро не следовало бы слишком радоваться.

— О чем ты думаешь, Тацуя?

— Ни о чем особенном…

— На сходке вся деревня обсуждала то, что ты ходишь в сталактитовую пещеру.

— Ну и пусть обсуждают.

— Нет, это плохо! Какое-то время мы не сможем видеться.

С каким же нетерпением она ждет наших встреч в подземелье! Это тронуло меня до глубины души.

— Тацуя, — после небольшой паузы окликнула меня Норико, — ты рассказывал полицейским о вчерашней ночи? Об Эйсэне?

— Да, говорил!

— Его сегодня в полицейский участок доставили. Люди в деревне из-за этого еще сильнее настроились против тебя.

— Почему?

— Они считают, что ты оговорил Эйсэна-сан. В деревне множество темных и тупых людей, будь осторожнее!

— Хорошо, буду осторожен.

При мысли о встрече с толпой местных жителей ледяная рука снова сжала мой желудок. Я не предполагал, что реакция жителей деревни окажется такой бурной…

В Деревне восьми могил постепенно назревал кризис.

Загрузка...