Дети горчичного рая

12. На Парк-авеню

Теперь они снова шли все трое, непринужденно болтая и смеясь всякому пустяку. Пат была необыкновенно весела (Чарли давно не видел ее такой) и смешно передразнивала жесты и голос мисс Вендикс.

– Прошу вам, мисс Причард, пожаловать в зал и блеснуть своим искусством, – пропела она в нос и закатила глаза, как мисс Вендикс. – Дорогая, вы просто темпераментная крошка!..

Чарли и Мери расхохотались.

Пат величественно протянула руку:

– Нечестивые! Смеяться над хрупкой, нежной девой, которая ведет вас к Великой Красоте с большой буквы!..

– Ой, как похоже! Мисс Вендикс, как живая, честное слово!.. Пат, милочка, у тебя настоящий талант! – восторгалась Мери.

На перекрестке, у заправочной станции Мери простилась: дом родственницы, у которой она жила, стоял в нескольких шагах.

Дождь снова начал накрапывать и, словно разохотясь, все усиливался. Чарли заботливо оглядел слишком легко одетую Пат:

– Давай доедем на бусе, а то ты еще простудишься. Схватишь насморк, а потом… в живой картине вдруг чихнешь на весь зал, – нарочно добавил мальчик, чтобы Пат, чего доброго, не заподозрила его в нежности.

Они дошли до остановки автобуса.

– Ты видел мой театр? – спросила Пат. – Как, ты его еще не видел? Тогда ты обязательно должен сегодня же зайти к нам и посмотреть. Это такая прелесть!..

– А что это за театр? Игрушечный? Разве ты еще играешь в игрушки? – поддразнил Чарли.

Пат чуть смутилась.

– Ну, понимаешь, старый мистер Миллард все еще смотрит на меня как на маленькую, – начала она объяснять. – Был день моего рождения, и мама проговорилась об этом в доме. Вот он вызывает маму, передает ей большущий ящик и говорит: «Миссис Причард, передайте это вашей крошке». Кажется, он все еще думает, что мне лет пять-шесть.

Пат засмеялась. Однако из всего ее рассказа Чарли уловил только одно: был день ее рождения, а она ему не сказала об этом ни слова!

– Что же ты мне не сообщила о твоем рождении? – с упреком сказал он. – У меня тоже нашелся бы для тебя подарок.

– Ты можешь подарить мне его в любой день… – великодушно позволила Пат. – А как у тебя дела с «Серебряной свирелью»?

– Вожусь с колесами. Мы с Василем решили взять колеса с детской коляски… – с увлечением принялся рассказывать Чарли. – Да вот завтра можешь прийти и все сама посмотреть. Кажется, на этот раз получится действительно здорово… И как бы Мэрфи ни старался, все равно «Серебряная свирель» займет первое место!

– И королева праздника увенчает тебя цветами и клюшкой. – Пат торжественно протянула руку над курчавой головой мальчика, делая вид, что возлагает на нее венок.

– Смотри, а вдруг тебя действительно из-за меня не выберут королевой? – Чарли улыбнулся, но брови его были сдвинуты.

– Чепуха! Это они хотели запугать меня, да не удалось, – горделиво сказала Пат. – И потом, красивее меня им все равно никого не найти. Вряд ли они захотят украсить праздник длинноносой и неуклюжей королевой вроде Мери Смит. – И тщеславная девочка насмешливо захохотала.

– Не надо над ней смеяться, – добродушно остановил ее Чарли. – Она, конечно, не очень красивая, но зато славный товарищ.

Пат хлопнула его по руке:

– Ох ты, всеобщий защитник! Всегда во всех видишь только хорошее!

Подошел красно-белый автобус. Было тесновато, но Чарли быстро нашел местечко для Пат. На следующей остановке освободилось место и для него – рядом с тяжелой белокурой женщиной, одетой богато, но безвкусно. Едва мальчик опустился на сиденье, женщина шумно встала, отряхивая юбки, как будто к ней прикоснулось нечистое животное.

– Не понимаю, чего смотрит автобусная компания! – громко, на весь автобус, сказала она. – Сажают сюда всяких…

– И не говорите! – подхватил другой сосед Чарли, аккуратный и седенький, похожий на приказчика. – Скоро порядочному человеку от них деваться будет некуда…

И он сделал вид, что старается отодвинуться как можно дальше от черного мальчика.

Люди вытянули шеи – всем было интересно поглазеть на скандал.

– Ему что – сидит как ни в чем не бывало! – продолжала женщина: – Забыли они свое место!

Какой-то человек, в синем комбинезоне, пробормотал сквозь зубы:

– И чего пристали к парню – не понимаю!

Рядом с Чарли зияло свободное место, но никто не торопился его занять. Лицо мальчика приняло пепельно-серый оттенок. «Не встану, буду молчать. Пускай говорят что хотят, все равно не сдвинусь с места!» – мысленно повторял он себе. Он повернулся к Пат, взглядом ища у нее сочувствия, но девочка сидела, пристально глядя в окно, делая вид, что все происходящее ничуть ее не касается. Соседка Чарли успела перехватить его взгляд и язвительно засмеялась:

– Черный кавалер! И как только не стыдно девчонке! Непременно надо водиться с этими…

Она хотела прибавить какое-то грубое слово, может быть «ниггер», или «эфиоп», или еще какую-нибудь презрительную кличку, придуманную белыми для негров, но удержалась, остановленная сверкающими глазами Чарли.

– Зарежет, честное слово, зарежет! – притворно охнула она, выходя на остановке.

Место возле Чарли так и осталось незанятым до самого Парк-авеню. Мальчик молча сошел с автобуса и даже не попытался помочь Пат: так отчужденно держалась она. Пока автобус не отошел на достаточное расстояние, Пат шагала поодаль, как незнакомая. Щеки у нее горели, и она так торопилась, как будто за ней кто-то гнался. Чарли издали наблюдал за ней: и смешно ему было, и горько, и хотелось сказать что-нибудь злое себялюбивой девчонке.

– Можете не бежать так, мисс Причард, – произнес он наконец: – никто за вами не гонится – ни черные, ни белые!

– О-о, старая дура! – плачущим голосом сказала Пат. – Как она смела так говорить обо мне!.. Как смела!.. – Она топнула изящно обутой ножкой. – И зачем ты только выдумал садиться в автобус! – набросилась она вдруг на Чарли. – Захотелось неприятностей?..

Чарли насмешливо посмотрел на нее.

– Мне очень жаль… – сказал он, – мне очень жаль, что так вышло: целили в негра, а попало белой леди…

Пат слегка смутилась.

– Да, конечно… тебе было еще неприятнее, – пробормотала она. – Эта дура и на тебя набросилась, обидела…

Чарли пожал плечами.

– Я привык, – сказал он. – Я привык, что вы, белые, не считаете негров за людей. – Он гордо встряхнул головой. – Но я знаю, почему это так. Потому что все черные чересчур кротки и покорны. Они не были такими во времена Джона Брауна, и тогда белые поняли, чего мы стоим. Вот погоди, дай мне только стать взрослым, и я покажу всем, на что способны негры!..

Его руки дрожали. Он спрятал их в карманы.

Пат смотрела на него с удивлением.

– Вон ты какой, оказывается… – пробормотала она. – А я и не подозревала! – И сразу, чтобы переменить разговор, успокоиться самой и успокоить мальчика, сказала: – Сейчас мы и дома. Увидишь мой белый с золотом театр.

Чарли покачал головой:

– Нет, Патриция, не пойду я к тебе. Достаточно у тебя было неприятностей из-за меня. Подумай: вдруг меня увидит сам Босс или твоя мать. Тут уж не удастся сделать вид, будто ты со мной незнакома, – прибавил он насмешливо.

Пат слегка покраснела.

– Мне очень жаль… я… просто растерялась, – сказала она извиняющимся тоном. – И ты Не должен сердиться на меня, Чарли. Мне так хочется, так хочется показать тебе мой театр: ведь ты – мой друг.

И она так просительно и ласково заглядывала ему в лицо, так теребила его за рукав, что мальчик не выдержал и сдался. Но еще долго, как жгучая заноза, горела в нем только что пережитая обида.

Большого труда стоило мальчику отвлечься от горьких мыслей, прислушаться к пустой болтовне подруги.

– Посмотри, как здесь у нас шикарно. Какие кругом дворцы! Вон тот – желтый, в мавританском стиле – это вилла Сфикси, судьи. А там, дальше, видна решетка и башни – это наш замок…

В другое время Чарли, может быть, и оценил бы мраморно-железно-решетчатое великолепие Паркового района и разностильные старания «тринадцати семейств», но сейчас он видел только цепи, ограды и заключенные за решетки клумбы.

То ли дело островок на реке, куда он ездит купаться с Беннетом и другими ребятами! Вот где настоящее приволье! Лютики, как золотые звездочки, горят в шелковистой мураве, и никем не подстригаемые вязы опускают свои ветви прямо к воде. А какой там белый песок! И никаких цепей, никаких решеток – купайся, валяйся на траве, рви цветы сколько угодно!

– Ах, как бы я хотела побывать там! – со вздохом сказала Пат, выслушав его восторженные описания. – Возьми меня как-нибудь с собой, хорошо?

– Куда это ты собираешься, дочка? – раздался вдруг скрипучий голос. – И на что, без разрешения матери, подбивает тебя этот кавалер?

Перед мальчиком и девочкой, как из-под земли, выросла миссис Причард. На этот раз Образцовый Механизм был увенчан некоторым подобием женской шляпки, а на рычагах, то есть на плечах, у него находился железно-серый, как машинный чехол, плащ.

– Ты должна была явиться домой час тому назад, – продолжала миссис Причард тем же сухим, лишенным выражения тоном. – Но теперь я вижу, ты вовсе не торопишься.

– Я… мы… – забормотала Пат, – мы обсуждали, как отправиться на пикник.

– На пикник? – Образцовый Механизм, казалось, остановил со скрежетом все свои шестерни. – Ты знаешь, дочка, что я не одобряю пикников с неизвестными мне участниками.

Пат быстро взглянула на Чарли. В присутствии матери девочка утеряла часть своей уверенности, но все же старалась держаться маминой любимицей.

– Мамочка, это Чарльз Робинсон, ты о нем слышала, мы с ним вместе учимся… – затараторила она с деланным оживлением. – Он сын миссис Робинсон, которая у нас бывает, мамочка…

– Ты хочешь сказать – которую я иногда приглашаю помочь на кухне? – поправила миссис Причард. – Да, я знаю вдову Робинсон, это очень приличная женщина. Надеюсь, что и сын у нее такой же.

Чарли хмуро поклонился.

– Да, мамочка, Чарльз у нас первый ученик и наш староста. И мы вместе участвуем на майских праздниках в «Поклонении волхвов». Мисс Вендикс в восторге от Чарльза…

– Вместе участвуете в библейской картине? – повторила миссис Причард, поднимая в знак изумления свои рычаги. – Так, так, дочка…

– А сейчас я привела к нам Чарльза, чтобы показать ему мой театр, – продолжала Пат.

Казалось, миссис Причард сделает все возможное, чтобы помешать дочери ввести в замок Большого Босса молчаливого темнокожего паренька. Но избалованная девочка уже протащила Чарли сквозь кованые ворота (копию средневековых), мимо двух собачьих будок к левому крылу замка, где помещалась замковая прислуга и где было жилье миссис Причард и ее дочери.

Чарли хмуро разглядывал вычурное массивное здание, похожие на дверцы несгораемых шкафов двери. Так вот оно – жилище самого Босса, того Босса, которому принадлежал почти весь город, школа, земля, дома, где живут Чарли и все его друзья и знакомые, того Босса, на которого всю жизнь работали его отец и все, кого только знал мальчик!

Он невольно съежился. Никогда, никогда его отец не отважился переступить порог этого дома, ни один из негров-рабочих не смел и подумать о том, чтобы появиться во владениях Большого Босса.

И вот его, Чарли, негритянского мальчика, привел сюда каприз белой девочки. А вдруг выйдет из дверей сам Босс, увидит его, велит слугам выгнать его вон!

При этой мысли кровь прилила к щекам Чарли. Ему захотелось сейчас же, сию минуту повернуться и уйти отсюда, из этого враждебно настроенного, словно ощетинившегося всеми своими решетками дома.

Но сзади, почти наступая ему на пятки, двигалась миссис Причард, а впереди, щебеча, шла Пат.

– Сейчас ты увидишь! Сейчас ты увидишь мой театр! – повторяла она, вводя его в темный холл, украшенный оленьими рогами.

Чарли был все-таки мальчик, всего только мальчик, и потому он забыл обо всем, и его сердце дрогнуло, когда из картонной коробки появился весь бело-золотой, похожий на диковинный торт театр.

Вращающаяся сцена с миниатюрными фигурками кукол, набор декораций, крохотная рампа, которая освещалась настоящими электрическими лампочками, – все это восхитило его как конструктора.

– Здорово! Ах, как это здорово сделано, Пат! – сказал он, осторожно разглядывая все уголки и «кулисы» театра. – Но что же это за пьеса, Пат?.. Постой, да ведь это «Сон в летнюю ночь» Шекспира! – воскликнул он вдруг. – Вон Пек, а вон, с ослиной головой, стоит ткач Основа, а вон там, у задника, три феи с королевой во главе. А вот эта… – он взял в руки одну из кукол, – это Гермия, и она похожа на тебя, Пат…

Он задумчиво продекламировал:

– Какой ты умный, Чарли! – с уважением прошептала Пат. – Ты всегда все знаешь. А я даже не подозревала, что это Шекспир. Ведь Ричи читал нам эту пьесу, кажется?

– Он читал нам из нее отрывки, а я потом в читальне прочел ее всю. Она похожа на волшебную сказку, эта пьеса… Послушай, что говорит Титания:

– Патриция Причард, обедать!.. – проскрипел откуда-то сверху Образцовый Механизм. – Да и тебя, молодой человек, мать, наверно, заждалась.

Мысленно упрекая себя за глупое увлечение Шекспиром, Чарли простился с миссис Причард и ее дочерью и ушел из железно-мраморно-решетчатого великолепия белых хозяев…

– Патриция, поди сюда.

По холодной дрожи в материнском голосе Пат поняла: сейчас будет разговор не из приятных.

– Я здесь, мамочка.

Она встала перед матерью, нервно оправляя платье.

– Что ты все ощипываешься, как индюшка? Стой спокойно! – раздраженно приказала миссис Причард. – Я хочу с тобой поговорить серьезно. Ты сегодня привела сюда этого парня…

Пат сильно покраснела.

– Мне говорили, что он с тобой дружит, носит твои книжки, ходит с тобой. Ты должна, дочка, понять одну вещь: я неплохо отношусь к черным, есть среди них и вполне порядочные люди… Но больше, пожалуйста, не води сюда этого мальчишку. Он тебе не товарищ… Видишь ли, можно вежливо обращаться с цветными, но это не значит – вести себя с ними как с равными. Они к этому не приучены и не будут тебя уважать за это. И белые тоже станут над тобой смеяться… Ты поняла меня. Пат?

– Да, мамочка, – сказала Пат; она машинально разглядывала одетую в зеленый шелк куколку Гермию.

«Сколько неприятностей за один день! И всё из-за этого Чарли! Стоит ли он, чтобы столько переносить из-за него? Черный мальчишка!.. Черномазая обезьяна, как говорит этот щеголь Мэйсон… Ох, как я устала от всего этого!»

И Пат Причард широко зевнула.