Дети Революции

Глава 8

Переписка с Александром Вторым стала для попаданца аналогом экстремального спорта. Подсказать что-то для развития России, но при этом не продемонстрировать слишком много странных знаний. Задача непростая, время от времени прорывалось что-нибудь этакое, потому ответы приходилось читать и перечитывать по многу раз, выискивая возможные ляпы.

Вторым слоем шла опаска переусердствовать с прогрессом. Российская Империя чудовищно отстала в техническом плане. Великобритания да Франция демонстрируют более-менее серьёзное отношение к делу. Россия же, увы, в отстающих. Вкупе с малым количеством квалифицированных рабочих, стартовать страна может резко, но технически развитые державы быстро догонят её и перегонят.

Алекс, как и большинство мужчин, тем паче из провинции, ещё до попадания неплохо разбирался в технике. Провести электропроводку, починить мопед, помочь соседу раскидать движок старого Москвича. Если припомнить всю технику, коей интересовался в школе и ВУЗе, да присоединить полученное инженерное образование, получается не так уж и мало.

Придумать какую-нибудь вундевафлю[71] выходцу из двадцать первого века в общем-то несложно. Да хоть Катюшу! Ракетное оружие, пусть и очень несовершенное, известно давно[72], велосипед изобретать не придётся. А толку-то? Украдут идею если не на стадии проектирования, так сразу после испытаний!

Фокадан согласился бы даже на ограничение свободы, шарашка[73] с высоким уровнем комфорта не виделась чем-то страшным. Если впереди маячит великая Цель, можно пойти на какие-то жертвы.

Вот только ни сам император, ни свора Великих Князей, ни придворные… никто не готов идти на жертвы – на жертвы должен идти народ. Слова Не жалей, бабы новых нарожают, воспринимались верхушкой как нечто естественное и неоспоримое.

Сперва в разговоре с императором и высшими чновниками, а затем и с письмах мелькало, что низы воспринимаются верхами как шахматные фигурки. Ошибся игрок? Ничего страшного, зато какая интересная партия! Мнение фигурок в расчёт не принималось, они должны быть счастливы от того, что высшие соизволили ими поиграть.

Любое отступление от привычной верхам позиции патриотического угара и готовности умирать по слову благородий и сиятельств, воспринималось как покушение на устои общества. Рабочий хочет каких-то элементарных прав и повышения зарплаты? Бунтовщик, однозначно! Из-за таких хамов погибнет Россия!

Ревнителей устоев при этом не смущало, что если бы они, ревнители, поумерили слегка аппетиты, то все просьбы низов можно выполнить. Крестьяне, вымирающие весной от голода и эпидемия туберкулёза среди рабочих – это естественный порядок вещей.

Александр всей своей политикой доказал, что он сторонник самодержавной власти и аристократии во власти. Наверное, в его системе координат иначе и нельзя. Вот только результат… попаданец всё больше склонялся к мысли, что девизом царствования Александра будет Благими намерениями[74].

Реформы проводятся неоднозначные, но в целом движутся в нужном направлении. Вот только попытка Александра реформировать общество, не реформируя систему власти, вызывает желание покрутить пальцем у виска.

Рвать жилы ради процветания кучки сволочей, засевших у вершины, совсем не то же самое, что ради процветания народа. Поэтому разговоры о шарашках и тому подобных вещах Фокадан не поднимал.

Чем дольше живёт в России, тем больше понимает, что идея Революции Сверху воспринята императором явно криво. С гражданином Романовым России не по пути.

Письмо императора раскладывалось на составляющие – что написал прямым текстом, да что хотел сказать в подтексте. Затем Алекс долго сидел, обдумывая строки и то, каким образом можно ответить на них безопасно для себя и полезно для государства.

– Ресурсы, – пробормотал попаданец, – где бы их ещё взять!? Донбасс разрабатывается вовсю, а прочее… ну скажу я, что Дальний Восток настоящая кладовая, толку-то? Разрабатывать тамошние вкусности начала только советская власть, хотя кое-какие месторождения открыли чуть не полвека до Революции. Людей где взять? Разработка самих месторождений, прокладка дорог, железная дорога, кормить всех надо… как?!

Походив немного по комнате и грызя кончик грифельного карандаша, Алекс немного успокоился и снова сел за письменный стол.

– Или всё-таки написать? Парочку месторождений на Дальнем Востоке, годных к разработке с помощью кайла и тачки точно назову, спасибо дядь Мише из третьей квартиры. Надо же… кто бы мог подумать, что буду с благодарностью вспоминать назойливого алкоголика, который любил рассказывать в подробностях, как он в молодости на Северах работал!

– Появится там добывающая промышленность, а там и производство подтянется, земледельцы. Глядишь, задавят на всякий случай соседнюю Японию, не допустят конкурента поблизости. Или наоборот? Развивать станут помаленьку, потому как трудовые ресурсы поблизости имеются. Проще ведь из Японии на Дальний Восток трудовой десант перебросить, чем из глубинки России мужиков тянуть.

– Помня переселение крестьян из Средней Полосы на Кавказ и сопутствующие потери как кавказских горцев, так и русских мужиков, и не знаешь, что хуже. Сколько там переселенцев в Сибирь вернулись обратно в той истории? Кажется, больше половины[75]? А это ведь уже начало двадцатого века, железных дорог побольше, Сибирь более-менее обжитая. И всё равно не прижились.

– Казалось бы – земли море, охотиться можно, рыбачить, на шахты наниматься… простор! Ан нет, не всё так просто – климат тяжёлый, другие условия земледелия, да чиновники, как водится, постарались[76]. М-мать… что так хреново, что этак…

Снова вскочив, Алекс начал грызть карандаш, но тут же с отвращением выплюнул.

– Дурацкая привычка… Для блага государства и крестьян, нужно максимально развивать европейскую часть страны. Много крестьян, которых можно вербовать в рабочие без переездов через пол материка, меньше социального напряжения вследствие этого. Промышленность рядом есть какая-никакая – опять-таки проще становится, да и плечо снабжения[77] короче, всё не через Сибирь тащить.

Стимуляция памяти помогла, из глубин всплыло название Курская магнитная аномалия и ряд подробностей – не слишком точных, порой даже сомнительных.

– Ну хоть что-то, – пробормотал Фокадан, принимаясь сочинять ответ. Если память его не подводила, то обнаружили курскую магнитную аномалию примерно в это время, может чуть позже[78].

Остальные разделы многостраничного письма столь же непросты, так что времени на ответы ушло немало. Благо, писал император не каждый день и даже не каждую неделю.

– Потом ещё и просматривать, – с тоской пробурчал Алекс, глядя на писанину, – не пропустил ли чего, не написал чего лишнего? Эх… немного утешает мысль, что мои советы хоть немного помогают, хотя бы реальных училищ стало побольше, вместо этих грёбаных гимназий. Это ведь с ума сойти можно, до семидесяти процентов предметов – латынь, греческий, иностранные языки и всяческая риторика[79]! Гуманитарии чёртовы… выходят потом недоучки, знающие ямбическое стихосложение и родственные связи богов Олимпа, вплоть до мельчайших, и ведь считают себя вершиной эволюции! При том, что в математике разбираются слабо, а из химии только формулу водки помнят!

– Ладно, хватит на сегодня, время поджимает.

Отложив в сторонку бумаги, а потом для верности заперев их в сейфе, Алекс начал одеваться, готовясь к свиданию. Задача сложная – нужно показать товар лицом и в то же время не переусердствовать.

Кучер уже ждал у дома, подготовив экипаж.

– Ты б почаще к бабам выбирался, барин, – с простоватой бесцеремонностью посоветовал кучер, трогая вожжи, – а то совсем заработался, не дело так.

Российская действительность имела свои особенности. Здешняя прислуга на редкость фамильярна с господами, категорически отказываясь вести себя как низшие в западном мире. Знать своё место.

Фамильярность как-то сочетается с мордобитием. Получить по физиономии от пьяного барина, наутро невнятные извинения и рубль, неловко сунутый похмельным хозяином… привычный сценарий.

Попаданец с трудом, но мог понять тех, кто безропотно подставляет морды – наследие крепостного права и изыски местного законодательства, одобряющего физические наказания. Сунуть в морду мог не только барин слуге, но и мастер на фабрике – рабочему. Безответно. Иначе клеймо бунтовщика с соответствующими последствиями.

Но вот господам не противно ли? Избивать человека – зная, что он не может ответить? Проблески неловкости после избиения и денежная компенсация скорее правило, чем исключение. Мерзко.

Пока размышлял, время от времени делая пометки в блокноте, экипаж подкатил ко двору Дарьи Никаноровны.

– Прекрасно выглядите, – искренне сказал Фокадан своей даме. Та мило зарделась, ничуть не напоминая суровую надзирательницу.

Обсуждая по пути достопримечательности Москвы, в коих местная уроженка разбиралась немногим хуже профессионального экскурсовода из двадцать первого века, подкатили к немецкому ресторанчику.

Небольшой, семейного типа, на дюжину столиков. Похвастаться высокой кухней ресторанчик не мог, владельцы брали домашней атмосферой и уютом. Всё очень по семейному, будто пришёл в гости к друзьям.

– Забавно, – констатировал Алекс, когда официант отошёл, – только сейчас понял, что женщины в русских ресторанах почти и не бывают, тем паче в трактирах.

– Трактир для деловых встреч или извозчикам да мастеровым зайти наскоро перекусить, – пояснила Дарья, – женщины делами редко занимаются, а уж зайти в трактир – позорище великое. Значит, сама она настолько скверная хозяйка, что вынуждена по трактирам питаться. В русский ресторан тоже не совсем уместно, а вот немецкий или французский вполне. Чужеземную кухню даже хорошая хозяйка может не знать, допускается побаловать себя иностранщиной, особенно если кавалер приглашает.

– Сложно, но логика прослеживается, – кивнул Фокадан.

– У вас не так?

– Смотря где. У янки традиции зачастую ни на что ни опираются. Они ж по большей части отребье, потомки воров, сектантов, проституток и тому подобного скота.

– Разве это не пропаганда? – Округлила серые глаза женщина.

– Если бы, – хмыкнул Алекс, – почти все английские колонии с чего начинались? Прибыла кучка сектантов, которых даже в протестантской Англии видеть не хотели. Большая их часть обычно вымирала за несколько лет, хотя на тех благодатных землях нужно вовсе уж рукожопыми… простите, Дарья Никаноровна, вырвалось.

– Ничего, – милостиво простила женщина оговорку, – чай не девица, да и забавное словечко получилось. Продолжайте.

– Благодарю. Большая часть вымирала за несколько лет, что неплохо характеризует таких переселенцев. Закрепившиеся колонии получали статус у английской короны, после чего им начинали слать всякое отребье. Этакая каторга под присмотром сектантов. Затем белых рабов слали – обычно ирландцев, виновных только в том, что они ирландцы. Получалось кастовое общество, вроде как в Индии – брахманы из сектантов-первопоселенцев, воры и бродяги из числа англосаксов – кшатрии, шудры[80] из числа ирландцев и неприкасаемые негры и индейцы.

– Страсти какие, – искренне сказала женщина, – а если колония не английская изначально? Англичане голландские колонии захватывали, немецкие, шведские.

– Запутанней выходило и не так мерзко, но тоже ничего хорошего. Так же кастовость, белые рабы… подробностей приводить не буду, нам уже еду несут. Но поверьте, англичан есть за что ненавидеть.

За едой Дарья с юмором рассказывала о подопечных, и Алекс понял, что фактически надзирательница выполняет функции школьного психолога. Утешить, объяснить что-то, изредка сверкнуть глазами и сказать: Я вами недовольна. В вовсе уж редких случаях – запись о ненадлежащем поведении в журнал или записка родителям.

– Обычные дети: мелкие пакости, недопонимание, невнимательность на уроках, изредка лень. Коллектив у нас хороший, фрау Штайнмайер, несмотря на все свои чудачества, дама очень славная. Дисциплина не палочная, а всё больше на сознательность опирается. Самое страшное – провиниться перед директором. Та голоса не повышает, не стращает, но стыдобища! Фрау Штайнмайре подобные лекции переносит ещё хуже, чем провинившийся ученик, а когда такое неподдельное участие видишь, ещё горше становится.

– Сталкивался, – кивнул попаданец задумчиво, вспоминая свою первую учительницу. Татьяна Александровна Черноскутова, у которой он учился в младших классах, стала для него эталоном Учителя.

– О чём думаешь? – Поинтересовалась Дарья несколько часов спустя, когда они уже лежали в постели. Русые волосы разметались по подушке, округлая грудь стыдливо прикрыта одеялом.

– Хороша! – Искренне сказал Алекс, любовавшийся женщиной, – думаю? Сейчас о тебе, немного о нас.

– Никаких стратегических планов для нас нет, – мягко сказал женщина, – замужем была, больше не хочу.

Фокадан, который и не думал переводить отношения в такую плоскость, только кивнул молча, сильно удивив Дарью. По всем канонам, любовник в такие моменты обязан если и не предложить руку и сердце, то хотя бы сделать намёк, что думает об этом. Даже в случае, когда оба не горели желанием вступать в брак. Условности…

– Ты понимаешь, – удивлённо сказал женщина, вглядываясь ему в лицо, – действительно понимаешь!

– Чего не понимать-то? Ты взрослая, самостоятельная женщина, дети имеются… почему для себя не пожить?

– Верно, – с облегчением сказала она, – брак… ну его! У тебя ИРА, политика, войны – слишком много всего, не хочу. Два, может три года с тобой проживём хорошо, а потом снова куда-нибудь ускачешь, устранять несправедливости.

– Причинять добро и наносить справедливость, – пробормотал Алекс и любовница тихонечко засмеялась.

– Да, это тебе больше подходит! Мне твой образ жизни понятен, но принять его самой? Упаси Бог! За кого другого тоже не тянет, пусть даже и партия выгодная будет – подстраиваться под человека, жить его интересами… не хочу. Я тебе не противна?

– С чего бы? – Удивился попаданец, – немного здорового эгоизма не повредит.

– Теология переросла философское понятие, – тяжело роняла слова Тереза О'Рурк на собрании, – и вышла за рамки католицизма. Больше всего она напоминает христианство изначальное, не испорченное никейским собором[81] и последующими надстройками. Попытки папы использовать Теологию в своих целях, извращая логику и историю в угоду Ватикану, провалились.

– Угрожать будут анафемой[82] всем последователям, – встал Теренс Хилл, – это достоверно. Нам, людям думающим, мнение Ватикана до одного места, но рядовые последователи Теологии могут прийти в смущение.

Собрание представителей, собранных со всех концов Америк, загудело, обсуждая новости. Делегаты взяли перерыв.

– Религия – то, что удерживает бедных от убийства богатых[83], – сказал О'Хара, делегат от Луизианы, – все современные ветви христианства служат для того, чтобы бедные смирялись со своей судьбой. Мы же доказываем, что нужно не ждать Царствия Небесного, а строить его на Земле.

– Не дадут, – с тоской сказал Майкл Блечтли, – анафема папы отнимет у нас большинство, люди испугаются остаться вне Христианства. Скорее всего, помимо анафемы, последует критика кооперативного движения. Если уж разрушили государство иезуитов, то нас и подавно не пожалеют.

Воцарилось угрюмое молчание…

– Надо действовать на опережение, – встал Хилл, – если объявить Теологию не просто философским течением христианства, а отдельной ветвью, люди за нами пойдут. Большинству проще принять анафему Ватикана, если мы объявим, что ныне это царство Сатаны.

– И ведь не соврём, – звучно сказала Тереза, – только вот как обойти рукоположение священничества? Выборность епископа мирянами в этом случае логична, всё как у первых христиан. Только вот как обойти преемственность от апостолов[84]?

– Мы созданы по образу и подобию Божию, – нараспев сказал Хилл, – и частица Бога есть в каждом из нас. Собравшийся народ может выбрать себе епископа и это будет выбор не только народа, но и частиц Бога в нём. Благословлённый Богом епископ будет обладать не преемственностью от апостолов, а от самого Бога.

– Немного спорно, – с сомнением сказал Виллем, – но принимается. Оспорить это будет проблематично, мы ведь возвратимся к истокам.

– Другого выхода у нас всё равно нет, – подытожил Гриффин.